Текст книги "Бремя неспящих"

ГЛАВА 4

Великобритания, пригород Лондона. 1999 г.

Небольшой коттедж был обставлен антикварной французской мебелью. Проходя по узкому коридору, Аристокл не чувствовал присутствия Аннабель. Её здесь не было.

Она, обнажённая, лежала на ковре в центре гостиной. Худое мальчишеское тело, тонкие руки с длинными пальцами. Родинка чуть выше и правее густого смоляного треугольника волос. Маленькие конические груди с крохотными бардовыми сосками; в левую по самую рукоять воткнут кинжал. И хотя головы не было, сомнений быть не могло – это тело Аннабель.

Плотные горизонтальные жалюзи не пропускали в комнату прямых солнечных лучей; Аристокл, стоя в полумраке, смотрел на то, что когда-то являлось Аннабель. Со временем у неспящих атрофируется способность переживать человеческие эмоции; но фиванец испытывал к Аннабель почти человеческую привязанность. И теперь ему было больно.

Опоздал. Она ждала от тебя помощи, а ты опоздал.

Медленно сняв тёмные очки, он тяжёлым взглядом обвёл гостиную. Ни малейших признаков беспорядка, следов борьбы. Чёрный кожаный диван, вольтеровское кресло, также обтянутое чёрной кожей, высокий круглый столик на трёх изогнутых на концах ножках, на нём – массивная малахитовая пепельница с настольной зажигалкой и початая пачка «Вог». На стене портрет Аннабель – кисти Моне.

Аристокл прошёл в спальню. Здесь не было окон, и он включил свет. Тусклая лампочка в незамысловатом темно-зелёном абажуре осветила комнату. Очень широкая двуспальная кровать – безупречно застеленная. Прикроватная тумбочка, на которой стояли ночник, пепельница и зажигалка (точно такие же, как и в гостиной); том «Илиады» во французском переводе. У стены напротив кровати – музыкальный центр с громадными деревянными колонками, стоящий на тумбе; по бокам – по две высоких подставки с дисками. Над центром висело большое полотно Куинджи – пейзаж, изображающий закат в берёзовой роще – подарок самого художника. Всё остальное место у стен занимали застеклённые книжные шкафы.

Аристокл открыл тумбочку. Стопка писчей бумаги – на такой было написано письмо к нему, пять нераспечатанных пачек «Вог», губная помада, пудра, тушь для ресниц, несколько упаковок дешёвых презервативов. Последнее озадачило Аристокла: зачем могли понадобиться вампирше презервативы? К тому же такие дрянные и в таком количестве? С этой мыслью он закрыл тумбочку.

На кухне также царил идеальный порядок. В холодильнике Аристокл обнаружил лишь полупустую бутылку водки «Smirnoff» и две литровых банки с кровью. Он едва приоткрыл одну, как мозг затуманил дурманящий запах.

Молодой бычок. Забили вчера вечером, около девяти часов. Убили грамотно – телёнок не успел ничего понять.

Не отрываясь, в несколько больших глотков Аристокл опустошил банку. По телу сразу же разлилось блаженное тепло.

Забили вчера вечером. Значит, опоздал совсем немного. Но опоздал.

Аристокл потянулся за второй банкой, и в этот момент опьянённый мозг забил тревогу. Через секунду острый вампирский слух уловил вой приближающихся полицейских сирен. Резко захлопнув дверцу холодильника, Аристокл ринулся в гостиную. Полицейские не должны обнаружить Аннабель в таком виде. Вытащив кинжал из груди обезглавленной подруги и сунув его в карман пальто, он распахнул жалюзи. Едва солнечный свет коснулся вдвойне мёртвой плоти, тело Аннабель вспыхнуло, словно магний, и почти сразу же превратилось в бесформенную груду пепла – ткани, существовавшие много столетий, разлагались мгновенно; Аристокл видел подобное лишь единожды. Но медлить не следовало – так и не осмотрев главное, кабинет, он побежал к чёрному входу. Дверь – как и входная – оказалась открыта. Аристокл миновал небольшой садик, перескочил через забор, за которым начиналось голое поле.

Смяв в кулаке шляпу, он бежал с нечеловеческой скоростью – как ему доводилось не один десяток раз. Удалившись на порядочное расстояние от дома Аннабель, он вышел на шоссе, надел тёмные очки и несколько помятую шляпу и проголосовал. Ему повезло: попутку он поймал почти сразу же.

Водителем старенькой «Тойоты» оказался мужчина средних лет, интеллигентной наружности.

– Вам в Лондон? – приветливо осведомился он.

– Да.

– Мне по пути.

Сев на заднее сиденье, Аристокл задумался.

Итак, Аннабель больше не существует. Разумеется, её убил знающий её тайну – человек или неспящий. Она знала убийцу, иначе он не смог бы проникнуть в её дом. И, конечно, она совсем не ожидала нападения. Аннабель не уничтожили до конца – окно было закрыто. Это явно было сделано с каким-то умыслом. Хотели, чтобы в таком виде её нашёл он, Аристокл, или полиция? В первом случае вполне вероятно, что и он сам знаком с убийцей. Что ещё? Полиция появилась, когда он находился в доме. Это случайность, или его подставили? Скорее второе…

Аристокл вспомнил про кинжал и, не снимая перчаток, достал его из внутреннего кармана пальто. Клинок сантиметров в двадцать пять, серебряный. У основания клинка выгравирована буква «К». Гарда и ручка стальные. На конце рукояти небольшой ограненный рубин.

– Интересная вещица, – проговорил водитель, глядя в зеркало заднего вида.

– Нож для резки бумаги, – неохотно отозвался Аристокл, не отрывая взгляда от кинжала. – Ничего особенного, поделка. А ля антиквариат. Купил по случаю.

– Ясно.

Аристокл убрал кинжал.

– Странный у вас акцент. Вы американец? – спросил шофёр.

– Упаси боже, мой друг. Я швед.

– То-то я думаю, внешность у вас… необычная.

– Мне часто об этом говорят, – сказал Аристокл и про себя добавил: «Последние две тысячи лет».

– Меня зовут Пол Брэдли. Я изучаю фольклор. Специализируюсь по оборотням, вампирам и прочей нежити.

Аристокл не сдержал лёгкой улыбки – чувство юмора не оставляло его даже в самые тяжёлые минуты.

– Вы считаете это несерьёзным занятием? – немного обиженным тоном произнёс водитель, от которого улыбка не укрылась.

– Отчего же, – Аристокл посмотрел в окно – они уже ехали по городу. – Я сам в некотором роде изучаю фольклор. Правда, в несколько ином ракурсе, нежели вы.

– Да что вы говорите? – оживился специалист по нежити. – А поподробнее?

– К сожалению, я очень спешу. Остановите где-нибудь здесь, если вас не затруднит.

– Сколько с меня? – спросил Аристокл, когда водитель затормозил.

– Обижаете, коллега. Почему бы просто так не подвезти хорошего человека?

Человека. Специалист по нежити подвозит вампира и считает его хорошим человеком. Вот уж действительно забавно.

– Большое спасибо, мой друг. Прощайте.

– Удачи!

«Похоже, она мне понадобится», – подумал Аристокл, смешиваясь с толпой.

В свете последних событий не мешало слегка изменить внешность; Аристокл зашёл в первый попавшийся магазинчик и купил джинсовый костюм, свитер с высоким воротом, кроссовки и чёрную бейсболку без рисунка. Затем наведался в парикмахерскую на ***-стрит, где ему сбрили небольшую белёсую бороду и подкоротили причёску.

Аристокл остановился в маленькой однозвёздочной гостинице в центре города, в которой всё было пристойно, кроме препротивной консьержки на ресепшене. Вернувшись в свой номер для некурящих, он, скинув пальто и шляпу, закрылся в ванной комнате с выключенным светом – так лучше думалось; лёг в ванну, вытянув вверх ноги.

Что делать?.. Самым благоразумным в сложившейся ситуации было уехать из России, вообще из Европы, и затаиться на несколько лет. Дело явно пахло жареным. Убийство неспящего само по себе являлось событием экстраординарным. А тут ещё это письмо от Аннабель, приезд полиции… всё это звенья одной цепи. И тот, кто выковал первое звено, наверняка ожидает, что он начнёт искать убийцу. А что будет дальше – остаётся только гадать.

И всё-таки он станет искать убийцу – несмотря ни на что. Это его долг перед Аннабель – пусть это и звучит слишком мелодраматично и слишком по-человечески. У него нет выбора.

Так с чего же начать… Первым делом необходимо выяснить, с кем последние несколько дней встречалась Аннабель. Как? Самому сделать это будет сложно. И долго. О полиции, разумеется, не может быть и речи. Остаётся частный детектив. Ещё надо разыскать Каллона – по сведениям Аристокла, он тоже обосновался в Москве. Каллон может что-то знать. Он знается со многими – людьми и неспящими, и, наверное, сможет помочь. Если, конечно, захочет.

Если найти детектива просто, то Каллона… Нынешнего его имени и рода занятий Аристокл не знал. Впрочем, может быть не проблема найти в большом городе импозантного громилу с громовым голосом?.. Пожалуй, это будет по силам Вовану Мерзляку.

Аристокл вышел из ванной и уселся в жёсткое кресло с низкой спинкой, у зашторенного окна. Снял трубку телефона, стоящего перед ним на круглом журнальном столике, и набрал номер мобильного Вована.

Бандит Вован Мерзляк был любопытной личностью. Умный человек, закончивший два института, начитанный и всесторонне образованный, одновременно он являлся одним из влиятельнейших московских уголовных авторитетов.

Не так давно, волею случая Аристокл оказал ему неоценимую услугу, и теперь Мерзляк был у него в неоплатном долгу.

– Алё, – грубо и резко раздалось в трубке.

– Владимир? Это Николай Чудов.

– А, Николай Петрович, здравствуйте, – голос Мерзляка сразу же помягчел. – С документами проблем не возникло?

– Да, спасибо, – сказал Аристокл. – Я хотел бы попросить вас ещё об одном одолжении, если вас не затруднит.

– Буду рад помочь, Николай Петрович.

– Мне крайне необходимо найти одного субъекта…

– Найдём. Его фамилия?..

– Затруднение заключается в том, что я не знаю ни его имени, ни фамилии, ни рода занятий. Я даже полностью не уверен, что он в Москве. Подозреваю, что он либо ваш… коллега, либо занимается бизнесом. Правда, его вряд ли можно спутать с кем-то другим. Он очень высокого роста, более двух метров, и с поразительно развитой мускулатурой. Он обладатель чрезвычайно громкого, почти оглушительного басовитого голоса…

– А этот ваш знакомый, случайно, не очень весёлого нрава и не отличается крайней говорливостью?

– Попали в точку, Владимир, – Аристокл был несколько удивлён.

– Вы правы, Николай Петрович, – Мерзляк усмехнулся, – его невозможно спутать с кем-либо. Его зовут Егор Иванович Брасов, он в мясном бизнесе – содержит небольшую сеть скотобоен.

Да, это точно Каллон.

– Неординарный тип, по всем статьям. Я с ним немного знаком, – Вован опять усмехнулся. – Признаюсь, наша первая встреча для меня оказалась не очень-то приятной.

Не сомневаюсь.

– Офис его компании находится… – Мерзляк назвал адрес.

– Вы мне очень помогли, Владимир. Спасибо, – сказал Аристокл.

– Рад помочь, Николай Петрович. Если что, обращайтесь.

– Всенепременно.

Аристокл никак не думал, что обнаружить Каллона получится так легко. Что ж, теперь остаётся надеяться, что давнишний друг и учитель не откажет в помощи. Фиванец открыл лежащий рядом телефонный справочник и наугад (интуиция редко подводила его) выбрал частное детективное агентство; позвонил и договорился о встрече, через час.

Переоделся в купленный джинсовый костюм. Сменил ботинки на кроссовки. Надел бейсболку и подошёл к зеркалу. Аристокл ухмыльнулся своему отражению: зрелище было, на его взгляд, весьма несуразное – пусть он и стал неприметнее в таком одеянии, но выглядел вдвойне подозрительно, нежели в пальто и шляпе. Фиванец ещё раз усмехнулся и вышел из номера.

– Решили измениться? – спросила консьержка, тошнотворно-благообразная, склонная к полноте дама, будто только что сошедшая со страниц пародии на викторианский роман.

Подобная формулировка вопроса показалась Аристоклу странной и бесцеремонной, более того – даже наглой.

– Жизнь без разнообразия становится пресной, вы согласны? – резко ответил он.

– Целиком и полностью, сэр, – поспешно проговорила дама.

«Засосать её, что ли», – подумал Аристокл, спускаясь по ступенькам низкого крыльца гостиницы.

Джон Смит, частный детектив, оказался полной противоположностью расхожим телевизионным штампам, изображающим красавца-ловеласа. Чрезвычайно толстый, с огромным синюшным носом алкоголика и маленькими заплывшими глазками, изрезанными красными прожилками, катастрофически лысеющий, он, тем не менее, сразу же завоевал доверие Аристокла.

Дела, судя по всему, у Смита шли плохо, у него даже не было секретарши – он сам открыл дверь и провёл посетителя в маленький затхлый кабинетик. Он усадил Аристокла на шатающийся деревянный стул, грозящий вот-вот развалиться, а сам погрузился в коричневое дерматиновое кресло с прорехами на подлокотниках.

– Итак, – сказал детектив, опершись локтями о стол, – я внимательно вас слушаю, мистер…

– Алекс. Просто Алекс. – Аристокл положил кепку на краешек стола, но очки снимать не стал.

– Как скажете, Алекс. Итак?..

– Прежде всего, хочу попросить вас, чтобы всё сказанное мною осталось между нами, так же как и результаты вашего расследования. Я могу твёрдо на это рассчитывать?

– Безусловно, мистер… то есть Алекс.

– Не знаю, как лучше, начать, мистер См…

– Джон.

– Джон. Запомните, я доверяю вам, и не спрашивайте, почему. Я разбираюсь в людях и редко ошибаюсь, – медленно проговорил Аристокл и выдержал паузу. – Сегодня, в предместье города убили очень дорогого мне… человека. Эта женщина была последним, что держало меня на плаву. Я не прошу вас найти убийцу, я лишь хочу, чтобы выяснили подробности последних дней её жизни. Чем она занималась, с кем встречалась – всё, что сможете узнать. В полицию по ряду причин я обратиться не могу. У меня самого мало времени. Поэтому я рассчитываю на вас, Джон. Это вкратце.

Они помолчали. Частный детектив теребил мясистой ладонью взопревшую плешь, обрамлённую редкими серо-седыми космами.

– Почему вы выбрали меня? – наконец спросил Смит, возя по грязной, залитой кофе и виски, поверхности стола коническую керамическую чашку с отбитой ручкой.

– По интуиции. Просто нашёл ваш номер в телефонном справочнике.

– Понимаете, Алекс, я старый и больной человек… – начал детектив, продолжая двигать по столу чашку.

– Хотите выпить? – вставил Аристокл. – Не стесняйтесь, прошу вас.

– Как вы догадались?..

– Интуиция, мой друг. И потом, уж простите, но от вас разит виски за милю.

Джон Смит достал из нижнего ящика стола бутылку «White stag» и щедро плеснул виски в чашку.

– Будете?

Аристокл покачал головой, и детектив убрал бутылку.

– Я старый алкоголик, Алекс, – устало сказал он, выпив, – и давно уже не занимаюсь серьёзными делами. Так, по мелочёвке, последить за кем-нибудь, неверный муж, жена…

– Послушайте, Джон, будьте благоразумны. Я не предлагаю вам ничего сверхъестественного – походите, порасспрашиваете соседей. На сто процентов я не могу утверждать, что вам не будет угрожать какая-либо опасность, но думаю, это маловероятно. Впрочем, за этот небольшой риск вы получите хорошее вознаграждение. – Аристокл кинул на стол пачку денег. – Это аванс. Он останется у вас в любом случае. И, разумеется, за любую информацию я щедро заплачу сверх этого. Если вы не согласны, наш разговор окончен, я обращусь к другому детективу.

Выложенные на стол аргументы возымели своё действие.

Джон Смит достал из-за уха сигарету без фильтра.

– Вы умеете убеждать, Алекс, – он нервно хихикнул. – У вас не найдётся огоньку?

Аристокл подал ему спички.

– В «Минехауз» остановились? – сказал толстяк, взглянув на коробок. – Уютное местечко.

Детектив прикурил, сделал несколько маленьких затяжек подряд и одну глубокую. Стряхнул пепел в чашку.

– Бросаю курить, поэтому выкинул все пепельницы, – как бы оправдываясь, произнёс он. – Впрочем, безуспешно… бросаю курить, я имею в виду.

– Джон, у меня мало времени.

– Согласен, – выдохнул вместе с дымом Смит.

– Я не сомневался в этом.

Толстяк затушил сигарету в чашке, убрал аванс в ящик стола и раскрыл блокнот.

– Итак, кто жертва?

– Николь МакГреди. Проживала… – Аристокл назвал адрес Аннабель. – Это всё, что я знаю.

– И всё?.. Очень странно…

– Это может оказаться не самым странным в вашем расследовании, – сказал Аристокл холодно. – Сегодня я уезжаю из Англии и вернусь через пару дней. Надеюсь, к этому времени вы будете располагать какой-нибудь информацией. Не теряйте ни минуты. Кстати, у вас есть помощники, Джон?

– Двое. Правда, я им уже давно не платил.

– Вы их задействуете?

– Наверное.

– Это надёжные люди?

– Держать язык за зубами умеют.

– Знаете что… Не привлекайте к этому расследованию никого.

– Но…

– Никаких «но», мистер Смит, – с нажимом сказал фиванец. – Вы будете действовать один. Мы договорились?

– Хорошо…

– И ещё, – Аристокл достал из кармана куртки кинжал. – Вот этим была убита… (он едва не сказал Аннабель) МакГреди. – Он положил кинжал на стол. – Было бы неплохо, если эту вещь осмотрел специалист.

– Сделаем, Алекс, – детектив, взяв кинжал, мельком взглянул на него и убрал в стол.

Аристокл поднялся со стула и взял бейсболку.

– Я рассчитываю на вас, Джон.

– Сделаю, что смогу, сэр.

Уже в дверях частный детектив неуверенно спросил:

– Может, я покажусь бестактным… но кто вы, Алекс?.. по национальности, я имею в виду. Внешность у вас больно…

– Необычная?

– Да.

Аристокл спустил очки на кончик носа и пронзительно-голубыми глазами уставился в красные глаза сыщика.

– Я грек. Древний, – после паузы сказал Аристокл серьёзно, а затем скривил бледные губы в подобии улыбки.

Смит растерянно засмеялся.

– Я немец, Джон. Честь имею.

Детектив закрыл за странным посетителем дверь. Вернулся в кабинет, плюхнулся в кресло. Высыпал из чашки прямо на пол пепел с окурком, налил виски на два пальца. Придётся побегать в ближайшие дни. Залпом выпил.

А Аристоклу предстояло как можно скорее вылететь в Москву…

* * *

США, Нью-Йорк. То же время

Предпоследний этаж небоскрёба «Всеамериканского центра гематологии и трансфузиологии». Просторный кабинет главы центра Дэвида Айсберга выдержан в тёмных тонах и производит на посетителя самое неприятное и тягостное впечатление. За исключением букового письменного стола хозяина кабинета и перпендикулярно приставленного к нему длинного и узкого орехового стола для совещаний, вся немногочисленная мебель – чёрного дерева.

Стена напротив стола – целиком стеклянная. По обеим боковым стенам стоят высокие, под потолок, застеклённые стеллажи с книгами: здесь преобладает литература, посвящённая изучению крови: раритетные монографии, диссертации, медицинские справочники и словари. Доктор Айсберг гордится собранной им за долгие годы библиотекой – не меньше, чем своей уникальной коллекцией курительных трубок. За спиной профессора, сидящего в кожаном кресле, располагается приземистый бар со встроенным миниморозильником. Бар украшен крупной рельефной резьбой; на нём стоит застеклённый шкафчик с трубками.

Доктор медицины, профессор гематологии, почётный член нескольких академий Дэвид Айсберг раскладывает простенький пасьянс на 21дюймовом мониторе компьютера. В его неровных, насквозь прокуренных зубах зажат сильно изогнутый, удобный мундштук трубки его любимой фирмы – «Peterson».

Профессору шестьдесят шесть лет. Он маленького роста, излишне полноват. Непропорционально большая круглая голова с остатками редких, но толстых волос по бокам – неподатливые желтовато-седые космы вечно комически торчат в разные стороны. Выпученные глаза с серыми белками всегда смотрят будто бы со снисходительной издёвкой. Массивный крючковатый нос с горбиной. Толстые бескровные губы. Плохо выбритые щёки; неопрятная козлиная бородка без усов, которую он носит уже лет сорок пять, придаёт его и без того нелепой внешности совсем уж карикатурный вид.

Но доктор Айсберг уже не переживает по поводу своей наружности. Это в молодости он, с детства склонный к полноте, люто, до темноты в глазах ненавидел высоких подтянутых однокашников, пользующихся успехом у взбалмошных пигалиц, чьи длинные стройные ноги Дэвид представлял, озлобленно и безысходно онанируя в тёмном туалете. Ему никак не удавалось подцепить девчонку. В редких случаях, когда он, переборов робость, решался подойти познакомиться, очередная мокрощёлка откровенно и глумливо хохотала над ним.

Пасьянс никак не выходит. Трубка погасла. Айсберг двигает к себе вместительную чёрную пепельницу с пробковой вставкой посередине и выбивает пепел. Он придирчиво разглядывает нагар. Сверху откололся маленький кусочек. Он озабоченно покачивает плешивой головой. Откладывает трубку и начинает новый расклад.

Но это было давно – очень давно. Сейчас у него есть дела и поважнее. А гнусно хихикающим вертихвосткам он потом мстил. Когда у него завелись деньги, он стал заказывать проституток. Дэвид выбирал самых дорогих, самых молодых, самых красивых и непременно длинноногих – хоть на это каждый раз и уходило маленькое состояние, которое можно было потратить на трубки; но удовольствие того стоило. Скромный доктор заставлял девицу вылизывать его с пальцев ног до шеи, и в заключение, с неимоверным наслаждением, обильно эякулировал ей в лицо, неизменно вспоминая в этот момент, как такая же сучка хохотала ему в лицо. Что ж, ведь и низкорослый пузатый книжный червь тоже имеет право на маленькие плотские радости, не так ли?..

Пасьянс так и не сошёлся. Айсберг выходит из программы и выключает компьютер. Его взгляд останавливается на резной, ручной работы подставке с десятью трубками, стоящей от него по левую руку, на уголке стола. Надо бы почистить трубки. Он достаёт из верхнего ящика стола вчерашнюю «New-York Times», серебряный тройник-приборник и несколько гибких ёршиков. Он берёт с подставки ближайшую к нему трубку, отсоединяет акриловый мундштук от кубка. Аккуратно всовывает ёршик со стороны загубника и вытаскивает с другой стороны мундштука. Ёршик остаётся практически чистым – трубка почти не мокрится. Несмотря на это, профессор отрывает квадратный кусочек от «New-York Times» и вытирает об него ёршик. Сворачивает использованный клочок газеты трубочкой и прочищает шейку мундштука – углубление, предназначенное для вставных фильтров; он никогда не пользовался этими фильтрами – изобретением последнего времени. Ещё раз протягивает ёршик через мундштук. Прочищает дымоходное отверстие в кубке – сначала иглой приборника, потом ёршиком. Собирает трубку и ставит её обратно на подставку.

Теперь женщины его уже не интересуют. Впрочем, изредка он до сих пор вызывает себе пару шлюшек – по старой памяти. Он спускается с ними в подвал своего загородного особнячка, и там, на ворсистом ковре, желторотые поблядушки ……… Доктор Айсберг, как и они, абсолютно голый, широко раздвинув ноги, сидит подле них в старом глубоком кресле и неторопливо, вальяжно курит большую трубку – затягиваясь лишь тогда, когда табак почти перестаёт тлеть. Маленький дряблый кусок плоти не шевелится – даже когда свежие розовые язычки принимаются за него; профессор почти ничего не чувствует, но удовольствие определённого рода безусловно получает.

Почищено больше дюжины трубок, когда на столе начинает тревожно тренькать один из двух стационарных телефонов. Айсберг вздрагивает от неожиданности. Смотрит на золотые наручные часы – половина третьего пополучночи. Как бы с недоумением он упирается взглядом в чёрную матовую поверхность телефона. Наконец откладывает ещё не почищенную курительную трубку и медленно снимает телефонную, уже предчувствуя плохие новости.

– Айсберг у аппарата, – негромко, напряжённо произносит он.

– Здравствуйте, патрон. Это Гернц, – раздаётся в трубке ровный голос главного помощника профессора. – Убита Николь МакГреди. Аннабель.

Айсберг молчит.

– Алло? Алло, патрон?.. Вы меня слышите?

Доктор шумно, с присвистом, выдыхает:

– Да, Гернц. Вы установили, кто это сделал?

– Нет, патрон. Но разделались с ней грамотно. Убийцы знали, кто она, знали что и как надо делать.

– У вас есть какие-нибудь предположения, Гернц?

– Весьма смутные, патрон. Разве что…

Айсберг вздрагивает.

– Но мы же их уничтожили… – неуверенно говорит он.

– Это противостояние длилось многие тысячелетия. Не мне вам рассказывать, патрон. Вряд ли мы уничтожили всех. Вполне мог остаться какой-нибудь одиночка… скорее всего, так и есть.

– Одиночка не справился бы. Аннабель была хоть и молодым, но опытным гемофагом…

– Значит, – поспешно вставляет Гернц, – осталась группа… – он усмехается, – одиночек.

– Быть может, быть может, – задумчиво произносит Айсберг. – А может быть и другое: убийца…

– …тоже гемофаг? – на лету подхватывает его помощник. Несмотря на относительно молодой возраст, Гернц был талантливым специалистом, хорошим учеником и вдобавок, просто умным человеком.

– Именно, Фридрих, именно.

– Но зачем гемофагу убивать себе подобного?

– Хороший вопрос, Гернц. Но не будем гадать на кофейной гуще, – говорит профессор и делает паузу.

– Какие будут распоряжения, патрон? – выждав некоторое время, спрашивает Гернц.

– Знаете что… установите-ка за Аристоклом плотную слежку, но, разумеется, соблюдая все меры предосторожности. Выделите на это лучших людей.

– Слушаю, патрон. Но за ним и так наблюдают опытные специалисты.

– Знаю. Но всё-таки пошлите в Россию ещё пару человек. Я должен знать где и когда он находится.

– Вы думаете, это мог сделать он?

– Что вы, Гернц! Они давние друзья, и… любовники. Нет, Гернц, в виду сложившейся ситуации у меня есть определённые виды на Аристокла. Расскажу при встрече. А пока мне необходимо собраться с мыслями… Оповестите всех, кого нужно. И будьте на связи. Ваш сотовый заряжен?

– Да, патрон, полная батарея.

– Тогда до связи. Я буду думать.

– До свидания, патрон.

Дэвид Айсберг с полминуты отрешённо слушает длинные гудки, потом медленно опускает трубку. В горле пересохло. Доктор тяжело, с неохотой поднимается из кресла. Открывает крышку бара. После недолгих колебаний наливает в широкий хрустальный стакан 43-хградусного джина. Добавляет крупный кусок вручную наколотого льда. Вернувшись в кресло, делает несколько маленьких глотков, глядя на трубочную подставку. Он останавливает свой выбор на почищенной гнутой трубке «Савинелли» с вместительным кубком и дымчатым акриловым мундштуком, стилизованным под янтарь. Тщательно, слой за слоем приминая табак, набивает трубку. Закуривает.

Новость была неожиданной и крайне неприятной – но не смертельной. Айсберг почти довёл до конца дело всей своей жизни, и гибель Аннабель не помешает ему закончить начатое. Он проделал огромную работу. Если бы одно из его самых незначительных открытий было опубликовано, он уже давно получил бы Нобелевскую премию. Но Айсберга ожидает награда несоизмеримо большая. То, чего человечество вожделело всё своё существование. Он станет бессмертным. Физически бессмертным. И более того – вечно молодым. А там и до владычества миром рукой подать – с его-то знаниями и вечностью впереди.

Древний орден «Кровавой орхидеи» испокон веков занимался тем, что защищал вампиров (или неспящих, как гемофаги сами себя именовали), наблюдал за ними и по возможности облегчал им существование. И противостоял другому ордену, столь же древнему, – Ордену Меча Упырей. Если адепты Ордена Кровавой Орхидеи почитали вампиров как богов (или, по крайней мере, как подобных богам), то меченосцы считали неспящих порождением тьмы (потом, гораздо, гораздо позже – детищами сатаны) и стремились к их полному уничтожению.

Молодому доктору, начинающему учёному, рациональному и практичному человеку (научному атеисту, разумеется), посвящённому в древнейшую тайну, всё это показалось дичайшей нелепицей – Айсберг скорее поверил бы в заговор сионских мудрецов. Однако, убедившись в истинности существования удивительных созданий, называющих себя неспящими, и став членом ордена «Кровавой орхидеи» Дэвид открыл для себя, как исследователя, благодатнейший материал. Феноменальная скорость регенерации клеток, отсутствие старения, исключительные экстрасенсорные возможности, сверхчеловеческая физическая сила; да что там, от одного взгляда в микроскоп на эритроциты гемофага можно было упасть в обморок. Будучи личностью в крайней степени прагматичной, Дэвид всерьёз занялся гематологией, заодно подвизавшись и на геронтологической ниве.

Двенадцатью годами спустя возглавив Орден, Айсберг получил полный карт-бланш. Он собрал вокруг себя когорту профессионалов высшей пробы. Как раз подоспел научно-технический скачок, появление компьютерных технологий, и группа учёных под руководством Айсберга в скором времени достигла удивительных результатов, не имеющих аналогов за всю историю существования науки. Айсберг организовал процесс так, что каждый член команды (кое-то из неё принадлежал Ордену, большинство же – нет) занимался узкопрофильным участком работ и не имел мало-мальски серьёзного представления о главной цели исследований. Даже правая рука профессора – и в Ордене, и в Центре – Фридрих Гернц не располагал и половиной той информации, которой единолично владел глава Центра.

Кстати заметить, доктор Гернц был особенным человеком в судьбе Дэвида Айсберга. Этнический немец, сын нацистского преступника, высокий, атлетически сложенный блондин – казалось бы, закомплексованному профессору должно было претить в этом человеке всё. Но они сошлись, причём довольно быстро. Что ещё более удивительно, Фридрих стал первым и единственным другом Айсберга.

Попыхивая трубкой, Дэвид Айсберг ходит взад-вперёд по кабинету и теребит бородёнку. Он размышляет. Что-то ему очень не нравится в этом убийстве гемофага. Что-то здесь не так – интуитивно профессор это чувствует, что его сильно беспокоит. У него неприятное предчувствие, что гибель Аннабель – только начало.

Айсберг останавливается у прозрачной стены. Его взору открывается ночной Нью-Йорк. Океан огней огромного города напоминает ему клубок гигантских, безобразных светляков. Грязный, убогий город. Больная, уродливая страна. «Савинелли» потухла. Однако предчувствия предчувствиями, а трубки надо дочистить. И Айсберг возвращается за рабочий стол.