Текст книги "Тринадцатый свиток. Том 2"

Глава VI

Я осталась одна. Время тянулось медленно. Я не сводила глаз с ходиков, стучащих на стене. Потом ходила из мастерской в жилую каморку Щуки и обратно, прислушивалась к шуму, так некстати начавшегося дождя. Я знала, что он вернется не раньше полуночи. Хоть бы его патруль не задержал!

На улице было темным-темно, и керосинка, стоявшая на столе, пришлась как нельзя кстати. Тусклый свет придал мастерской какое-то сказочное очарование. Я разожгла примус, чтобы выпить чаю, который нашёлся в старой деревянной тумбочке, в облезлой коробке. Заварив чай прямо в большой жестяной кружке, я стала пить обжигающую, терпкую жидкость. Сахарина у Щуки не нашлось. Выпив чай, я погрузилась в размышления о жизни.

Я жила так спокойно и размеренно, не жалуясь на лишения, и внезапно в мою жизнь вторглись Комиссарша с Крысообразным и перевернули её, сделав меня скиталицей. Как будто какой-то писатель, заметив, что его книга становится монотонной, решил вдруг поставить всё с ног на голову и добавить в историю перца. Почему именно сейчас я попала в такую авантюрную ситуацию? У меня появился могущественный враг и тут же появились друзья. В меня стреляли, посадили в клетку, но я бежала. А ещё я нашла древний свиток, который скоро принесёт Щука.

Внезапно мне вспомнился Крысообразный. Интересно, где он сейчас? Может быть, его даже расстреляли, потому что он много знал. Не успела я подумать о Крысообразном, как вдруг что-то зашуршало, и из угла на свет выбралась крыса. Она стала столбиком и повернула мордочку ко мне. На момент мне показалось, что это та самая крыса, которая жила у меня в квартире. Но это не могло быть правдой, потому что от моего дома до щукиного полдня пешком. А все крысы похожи друг на друга, как две капли воды. Я вспомнила, какую власть имел Крысообразный над серыми разбойниками, и как он поразил меня тогда, заставив крысу прийти к нему и влезть на руку. Я повернула ладонь вверх и поставила её точно так же, как это делал тогда Крысообразный. Крыса так быстро подбежала ко мне, что я даже испугалась и отдернула руку, но она не остановилась и стала карабкаться по моему платью. Несмотря на то, что я никогда не боялась крыс, тут мною овладел какой-то священный ужас, и я завизжала, запрыгнув на табуретку. Крыса соскочила с моего платья, но от табуретки не отходила.

– Брысь отсюда! – сказала я, – ты меня напугала до смерти. Иди, вон на столе хлеб остался, пожуй!

Крыса продолжала сидеть рядом и смотреть на меня бусинками глаз.

– Брысь, говорю тебе! А то позову Крысообразного, он из тебя крысиного волка сделает!

После этих слов, крыса внезапно повернулась и медленно пошла в угол. Мистика какая-то…

Дверь открылась, и вошёл насквозь мокрый Щука.

– Ты чего это на табуретку влезла? Повеситься решила, что ли? Так у меня тут и зацепиться не за что. – Он принялся снимать и развешивать мокрую куртку.

Никакого саквояжа при нём не было.

– Что? Не смог передать письмо? – взволнованно спросила его я. – Там была охрана? За тобой гнались?

– Письмо не передал – это верно. Некому было. Здание под Наркомат отдали. Там никто не живёт. Контора теперь.

– Боже мой! Боже!!! Их убили! Из-за меня убили! – я буквально стала рвать на себе волосы, слёзы брызнули из глаз.

– Погоди ты! Не ори. Не убили никого. Хозяева сбежали. Я кое-кого знаю в том районе, так мне сказали под большим секретом, что буча была немалая. Пришли кого-то арестовывать, а тот возьми и сбеги. Так за хозяев и взялись. Видимо те врагов нешуточных завели. А так как хозяин шишкой какой-то был, то так просто его взять нельзя было. Пока там бумажки готовили, печати собирали, чтобы всё значит по закону, а они и утекли, вместе с жинкой. Ох, и шуму было! Теперь я понял, отчего на вокзалы патрулей понаслали, прям один за одним! Видно их разыскивают. – Он сел. – Ой-й, разбередил я-рану-то, дай водочку допью и спать. А завтра покумекаем, что делать дальше.

Щука постелил мне какой-то вонючий тулуп на лавку у окна, а сам завалился на диван. Он спал неспокойно, стонал, кряхтел, а под конец оглушительно захрапел так, что я не знала куда деваться.

Крыса продолжала скрестись в углу, и в какую-то минутку, пока сапожник сделал в храпе передышку, я умудрилась уснуть.

Утро встретило занудным дождём и заметно похолодало. А я-то радовалась наступившей весне!

Я засобиралась. Мой путь лежал в лавку китайца. Мне необходимы были документы. Иначе каждый встречный патруль мог остановить меня и даже расстрелять. В зависимости от настроения. Мне с трудом верилось в ту счастливую жизнь, которой я жила когда-то и даже не ценила этого. Что может быть дальше друг от друга, чем война и балет? Я могла бы сейчас заниматься творчеством в своё удовольствие. Но война так и лезет изо всех щелей, и будь я хоть сто раз мирным человеком, всё равно не вырваться из этого проклятого времени, в котором меня угораздило появиться на свет!

Надев парик с платком и пальто, я приготовилась уходить, как вдруг Щука окликнул меня.

– Ты возвращайся сюда, больше никуда не ходи. И возьми вот другую шаль, что от моей жены осталась, а то тебя патруль запомнил, мало ли…

– Спасибо! – сказала я ему от всего сердца, и вышла. У меня было немного денег, и я наняла извозчика на ободранной худой кобыле. Бедное животное едва волочилось по улицам, но всё равно это было быстрее, чем пешком.

Расплатившись с меланхоличным извозчиком, я пошла по знакомому мне адресу. Почти все лавки и магазины Апраксина двора были закрыты. Синий дракон на вывеске здорово облез за то время, что я здесь не бывала. Дверь была заперта. Я стала стучать в деревянную раму, потому что колокольчик, который раньше висел здесь, исчез. Никто не подходил. Я стала бродить мимо окон, чтобы тот, кто был в лавке, не боялся, что это патруль и открыл. После чего снова стала стучать. Наконец за дверью раздались быстрые лёгкие шаги, и в двери приоткрылась щель. Это был мой старый знакомый китаец. Он постарел и его и так жидкие усы стали вообще прозрачными. Конечно, он не мог меня узнать, потому что не видел меня много лет, да и в парике я сама себя с трудом узнавала.

– Цево изволите?

– Я от… от… – я забыла, – штукатура! – Дверь стала закрываться, я сказала что-то не то, – от штамповщика!

Дверь открылась. Китаец высунул из двери голову, стрельнул узкими глазами туда-сюда и закрыл за мной дверь. В лавке всё изменилось, не было того богатства золота и ярких красок, как прежде. Как будто старые выцветшие декорации, что-то скрывающие за собою. Старик провёл меня во внутреннюю комнату, полностью покрашенную в синий цвет. Даже потолок, на котором были нарисованы золотые звёзды и луна.

– Рассказывай! – приказал мне китаец, сурово сдвинув брови.

– Мне нужен паспорт, заграничный паспорт, продовольственная карточка и специальное удостоверение, заверенное в комиссариате, чтобы выехать заграницу, – сказала я. Китаец даже крякнул. – Мне нужно через три дня, добавила я.

– Невозмозна! – ответил китаец. – Две недели, не меньсе!

– Три дня! И ни дня больше! Сколько это будет стоить?

– Оцень многа стоить будет! Вот сколька! – и китаец написал цифру на бумажке.

– Хорошо, – ответила я, – начинай, а я достану деньги.

Мы стали обсуждать какое имя и фамилию писать, какой возраст. Когда китаец узнал, какой возраст я собираюсь указать в паспорте, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

– Ты оцень старая! Нельзя такая цифра писать!

Пришлось мне снять парик и платок, чтобы показать своё истинное лицо. Внезапно китаец узнал меня. У него была хорошая память на лица. Он заулыбался и закивал головой, потом начал кланяться. Раньше я была частым гостем у него в лавке и покупала много дорогих безделушек. Видимо припомнив и это, он вдруг взял бумажку, на которой писал цену за работу, зачеркнул её и написал другую.

– Вот спасибо! – обрадовалась я, потому что ломала голову, как заплатить китайцу и ещё выкроить на билет. О том, что у меня совсем не было денег, чтобы жить в чужой стране, я даже не думала, положившись на Бога, который устами Иисуса сказал, «Бога дал день, Бог даст пищу».

Но теперь надо было подумать, где найти деньги. У меня оставался перстень, который я носила на шее, зашитый в тряпочку. Предстояло найти скупщика и узнать цену. Но я не знала ни одного из них, к тому же боялась, что меня обманут. Я спросила китайца, где найти такого человека? Он дал мне несколько адресов. В приподнятом состоянии я вышла от китайца.

Обойдя всех, я обнаружила, что хитрые скупщики не хотят давать хорошую цену за моё кольцо, жалуются на плохие времена и на то, что ни золото, ни бриллианты сейчас не в цене – хлеб стоит дороже. Расстроенная, я вернулась к Щуке. Увидев моё грустное лицо, он стал расспрашивать, в чём дело? Немного поколебавшись, я всё же решила открыть ему мои планы.

– Дай мне кольцо, – сказал он, – и жди.

Не без опасений отдала я кольцо. Всё-таки это единственная ценная вещь, которая у меня осталась, а Щуку я почти не знала. Но, что оставалось делать? Щука, хромая, ушёл в ночную слякотную мглу, а я осталась его ждать. Примерно через пару часов он вернулся с пачкой денег.

– На! И помни мою доброту! – он сверкнул зубами в улыбке.

Я не знала, как его и благодарить.

– Как тебе удалось?!

– Места знать надо, – коротко ответил он, и мы больше об этом не разговаривали.

На следующий день я отнесла деньги китайцу. Оставалось ждать ещё два дня. Подсчитав деньги, я купила для моего нового друга еду, водку и табак. Щука был счастлив. Он открыл свою мастерскую и сидел теперь, ссутулившись, над чьими-то сапогами. Бедные люди латали и перелатывали обувь, так что ни один сапожник не сидел без работы. Я же, устроившись в его каморке, предавалась мечтам о том, как я приеду в Германию и встречу своих родителей, как какая-нибудь блудная дочь. Я готова теперь броситься перед ними на колени и целовать руки. Жаль, что понимать, как ты любишь своих родителей и как они были правы, ты начинаешь слишком поздно!

Дверь скрипнула, и вошёл новый посетитель. Из каморки мне было слышно всё, что происходило в мастерской.

– Вот ботиночки посмотри, подошва оторвалась! – сказал посетитель, и я даже подпрыгнула на месте. Тощий!

Выглянув из двери, я убедилась, что это точно он.

– Тощий! – позвала я его.

Он повернулся ко мне.

– Вы! Барышня! Ну и дела! – его голос звучал удивлённо и радостно.

Щука смотрел то на него, то на меня, пытаясь понять, в чём дело.

– Расскажи мне все новости! – потребовала я.

Он рассказал, что его возлюбленная Комиссарша живёт одна в квартире. Она получила повышение, и власти у неё прибавилось. То, что я осталась жива, она узнала от второго матроса, который помогал Тощему перенести меня в дом мадам Безе. После этого Комиссарша начала подсовывать компромат на Антиквара, пытаясь уличить его в хищении бриллиантов. Это ей удалось, и она спокойно смогла послать патруль в его дом, чтобы захватить меня и семью Антиквара. Но мне удалось сбежать, а Антиквару удалось уйти позже, потому что в момент, когда его пришли арестовывать, у него в гостях был важный человек из руководства. У того были свои счёты с Комиссаршей, и он затребовал подтверждения бумаг на арест. На следующий день, когда бумаги были подтверждены, оказалось, что в доме никого нет. Хозяева умудрились выйти, минуя охрану, оцепившую дом. Несколько человек из охраны потом расстреляли, за потерю бдительности. Вот такие дела…

Но поиски мадам Безе, Антиквара и мои продолжаются. На всех вокзалах и дорогах есть наши приметы и очень тщательно проверяются все документы.

– По мне даже лучше, если Антиквара поймают, он слишком много знает о нас, и у него тоже есть компромат на Комиссаршу. А если попадется она, там и мне несдобровать, – закончил свою речь Тощий.

– Тебе надо уйти от неё! – сказала я ему. – Ты из-за неё погибнешь. Забери свои накопления и уезжай за границу. Там будешь жить хорошо и без проблем.

– Нет, вы же знаете, барышня, что я жить не могу без неё. Поэтому, если она погибнет, то я пойду вслед за ней.

Я только подивилась таким патетическим чувствам, нашедшим пристанище в этом тощем теле.

– Вы поаккуратнее теперь, барышня! И не волнуйтесь, я вас не выдам, – и, повернувшись, к задумавшемуся над его ботинком Щуке, сказал, – а вот подмёточку прошей, как следует. Очень я люблю эти ботинки!

Когда Тощий ушёл, Щука вдруг сказал.

– Вижу, что тебя запросто на вокзале могут схватить. Ты не можешь ехать в таком виде. А ну-ка, пойдём! – и он, заперев двери в мастерскую, потащил меня по грязной, как болото улице в какой-то крошечный тупик, где на таком же подвальном помещении висела обшарпанная вывеска «Куафер Пьер».

Толкнув дверь, Щука крикнул куда-то во мрак подвала:

– Петруха! Ты там?

– Да! – рявкнул густой бас, – проходи Щука!

Мы вошли внутрь. Там было абсолютно темно. Кто-то завозился в этой темноте, большой, как медведь, потом заскрипели ставни, и подвал тускло осветился, падающим с улицы серым светом. И в этом свете возник огромный бородатый мужчина, в пол-куаферни размером. Он заспанно протирал глаза и потягивался. На стене обнаружилось внушительного размера зеркало, и такой же массивный стол, с различными баночками и коробочками и мисочками. В помещении стоял полузабытый уже мной специфический запах краски для волос и лосьонов. На фоне зеркала и стола, кресло для клиентов смотрелось, как игрушечное.

– Как дела Щука! Как тебе удалось сбежать? Ребята рассказывали что-то фантазийное, про побег. Будто какая-то старуха открыла двери отмычкой. Правда, кое-кого успели схватить, но только не наших. Ну, зачем пожаловали с подружкой?

Я увидела, как Щука пристально посмотрел на меня при словах о старухе, открывшей двери.

– Нам надо замаскироваться, чтобы никто не узнал. Петруха, покумекай, ты же мастер!

– А тебе чего маскироваться? Не ты ли скупщика вчера бомбанул? – Петруха смачно захохотал.

– Тише ты! – зашипел Щука, увидев, что теперь я пристально смотрю на него, – давай не отвлекайся! Делом займись лучше!

Пьер любезно указал мне на кресло, предварительно набрав полные лёгкие воздуха и мощно сдув с него добрый слой пыли. Я уселась, с трудом различая своё лицо в грязном зеркале.

Неожиданно легко и ласково Петруха стал колдовать с моими волосами. Я даже зажмурилась от удовольствия, от позабытых ощущений. Когда я была последний раз у парикмахера? Даже и не припомню…

– Я вас по последней моде сейчас подстригу, и цвет поменяем. – Он показал мне вырезанную из журнала картинку с коротко стриженой дамой.

– Ну что ж, неплохо… Действуйте Пьер.

Через два часа он повернул меня с креслом к зеркалу, и даже зажёг пару керосиновых ламп, потому что на улице значительно потемнело, а электричества не было.

– Вуаля, барышня!

Я остолбенело уставилась на своё отражение. Из зеркала на меня смотрела молодая рыжеволосая девушка с изящной, уложенной кольцами прической и тонкой детской шеей. Мастер даже мои брови выкрасил в рыжий цвет. Щука, широко открыв рот и глаза, уставился на меня. Довольный собой Пьер, с видом художника, только что написавшего шедевр, сложив руки на груди и отставив ногу, стоял в стороне.

– Я потрясена! Пьер вы волшебник! Лучший парикмахер Петербурга!!!

– Ну, теперь уже тебя точно не узнают!

Щука был доволен и своим другом, и результатом. Он, как ребёнок включился в эту историю и хотел увидеть счастливый финал.

Расплатившись с Пьером-куафером, мы потащились по омерзительно промозглой улице, перепрыгивая лужи и проваливаясь в предательски размокшие куски грязного снега, до очередного подвального помещения. Такое впечатление, что в подвальных помещениях шла какая-то параллельная жизнь, и там можно было найти всё, что тебе нужно.

С видом завсегдатая Щука толкнул покосившуюся дверь, за которой скрывался сгорбленный старик, в плюшевой кацавейке неожиданно весёлого изумрудного цвета. Он исподлобья посмотрел на нас, потому что иначе не мог, его тело было сложено пополам, как перочинный нож. Тот отлично знал сапожника Щуку. У меня было подозрение, что сапожное дело для Щуки лишь прикрытие, а на самом деле он ночной разбойник. Или дневной. Но меня это не касалось. Мы пошли за стариком, несущим свечу в какие-то немыслимые глубины, возвышавшегося, как утёс дома. Наконец, после десятиминутного шествия мы пришли в каморку, сплошь забитую одеждой.

– Выбирай! – Щука широким жестом показал на длинные ряды, плотно висящей одежды.

– Да-а, выбор тут богатый… – я с восхищением разглядывала огромное количество мужского и женского платья, верхнего, повседневного и праздничного.

Набрав ворох одежды, я начала примерку перед высоким зеркалом, прислоненным к стене, при свете свечи. Я нашла ярко-синее пальто с пелериной, очень подходившее под мой новый цвет волос. Потом выудила черное с красными полосками платье-костюм, жемчужно-серый жакет, с большими перламутровыми пуговицами, шелковую блузку с кружевами и плиссированную юбку.

– Вот возьми ещё, – сказал Щука, подавая мне маленькую, кокетливую чёрную шляпку с короткими полями, с синей ленточкой и синим же цветком, похожим на анютины глазки.

У него был неплохой вкус!

Наконец, нагруженная покупками и чувствуя себя, как после похода по лучшим французским магазинам, я пошла вслед Щуке и напоминающим сказочного гнома стариком.

На выходе Щука обернулся к старику:

– Рассчитаемся позже…

– Не вопрос, – отвечал старик, закрывая за нами дверь.

– А обувку я тебе сам придумаю. В Европу, чай поедешь. Должна соответствовать.

Я не знала, как и благодарить Щуку за его участие.

Вечером я опять пила чай, а Щука – водку с неизменным луком и огурцом.

Вот настал последний день ожидания…

Я молча сидела в каморке. Ещё раньше я уложила вещи, и теперь бесцельно ходила туда-сюда, смотрела в окно, и желая и нет, чтобы день отъезда пришёл скорее. Я предполагала, сколько нервов мне это будет стоить. Как же я всё это преодолею? Моя голова была полна страхами. Как будто почувствовав моё волнение, Щука отложил ботинки Тощего и сказал.

– Не волнуйся, я тебя сопровожу до самого вагона и ребят своих возьму. Думаешь, я не понял, кто нас всех выпустил? Вот только, как ты это сделала? Ну, расскажи. А я никому не скажу, – стал по-детски просить он меня.

Я задумалась, стоит ли Щуке говорить про чёртов ключ? Ведь он может мне пригодиться и в дальнейшем путешествии. Конечно, ключ очень здорово выручал меня…

Поколебавшись ещё немного, я достала из кармана чёртов ключ и подала Щуке. Он уважительно взял его, затем его лицо покраснело, и он поднял на меня блестящий взгляд.

– Это… этот?

– Наверно, – мне стало смешно от его остолбенения.

– А я думал, брешут всё! Неужто, Сам тебе его дал?!

– Кто? – теперь настала очередь удивляться мне.

– Чёрт! – отчего-то шепотом, сказал Щука.

– Ну, можно сказать и так. Это определённо чёртов ключ. Я так его и называю. А что такое?

– Много легенд про этот ключ ходит, – отвечал Щука, чуть не с поклоном отдавая мне ключ и вытирая руки о фартук.

– А ну, расскажи мне хоть одну.

Мне стало любопытно. Конечно, я ни на минуту не могла заподозрить в кочегаре – чёрта. Он был похож, но и не более того. Да и не верила я во всякую мистику.

– Говорят, что давным-давно, один опытный вор, который мог открыть любой замок, поспорил с королём, что сможет украсть большой королевский бриллиант. Они поспорили, и король поставил условие, что если через месяц вор не откроет замок, то его казнят, а если откроет – бриллиант будет его. Вор согласился, он любил рисковать. Король заказал очень сложный замок, который не мог открыть ни один вор. Поэтому, даже не ставил охрану возле своего сокровища. Много раз вор проникал в потайную комнату и по-всякому пытался открыть замок, но бесполезно! Когда оставался последний день, вор призвал чёрта, чтобы продать ему душу, за отмычку. И тот дал ему простую железяку, которой он и открыл замок и забрал себе бриллиант. А король не сдержал своего слова и велел поймать и казнить вора. Но чёрт не успел забрать душу вора, а забрал взамен душу короля, за то, что слова не сдержал. Вор перед смертью отдал ключ сокамернику, и тот потом убежал. Так вот рассказывают, что украсть его нельзя, потому что чёрт за своим ключом следит зорко. А можно только обменять на другой ключ, на тот, который исчезает от огня. Что это за ключ такой, никто не знает. Но любой вор десять лет жизни отдал бы за него… – сказал Щука и грустно покачал головой.

– Очень интересная история, – ответила я ему, – но я за него ничего такого взамен не давала, только…

И тут я вспомнила, что дала кочегару восковой слепок ключа. А ведь воск исчезает от огня!!! Я с некоторым страхом теперь посмотрела на ключ.

– Только, что? – спросил меня Щука, весь горя от нетерпения.

– Только бутылку водки, – ответила я.

– А можешь мой замок открыть? – попросил сапожник.

– Ну, давай, попробуем. – Я подошла к двери и легко открыла её.

Потом подала ключ Щуке, но он стал отмахиваться. И сколько бы я не уговаривала его попробовать самому и не бояться, сапожник отнекивался, говоря, что ему срочно надо вернуться к работе. Он сидел, прошивая ботинок Тощего, но всё время отвлекался. То переставлял керосиновую лампу ближе, то смотрел в окно, то глубоко вздыхал. Наконец он решительно встал и, сняв фартук, куда – то устремился.

– Никуда не выходи и никому не открывай, пока я не вернусь, – наказал он мне. И исчез.

Я и не собиралась никому открывать. Поэтому продолжала сидеть на Щукином диванчике, поджав ноги, и прокручивая в уме все мыслимые ситуации, который могли бы случиться со мной на вокзале. Незаметно мои мысли замедлились, и я задремала.

Пробудила меня возня в дверном замке. Керосин в лампе закончился, и в мастерской воцарился мрак. Я затаилась на своем месте, напряженно вглядываясь в темноту. Но это оказался Щука со своим другом Пьером-куафером. Он стал чертыхаться, заправляя в темноте керосинку, а его медведеподобный друг застыл в дверях. Наконец, вспыхнул огонёк, и тусклый свет озарил мастерскую.

– Не спите? – умильным голосом спросил Щука.

– Нет, уже проснулась, – отвечала я, – а с каких пор мы на Вы?

Он подошёл ближе, помолчал, переминаясь с ноги на ногу.

– Что случилось, Щука?

– Мы хотим попросить, чтобы ты пошла с нами и открыла один замок. Ты ничего не будешь делать, только откроешь замок и всё, а остальное мы сами сделаем.

Я так и знала!

– Давай, я тебе отдам ключ, и ты сам откроешь, что тебе нужно, а потом вернёшь мне его назад?

– Нельзя! Чёртов ключ, может использовать только хозяин! А так и беду накликать недолго! – это ответил Пьер-куафер.

Что мне оставалось делать? Отказать я просто не могла, помня, что на вокзале мне ещё понадобится Щукина помощь.

– Ладно… только там не опасно?

– Нет, что ты? Разве мы бы стали подставлять тебя? – радостно отвечали хором друзья. – Только надо будет переодеться сначала. А то мало ли?

– Что значит «мало ли?», мне уезжать послезавтра, зачем мне ещё проблемы?

– Вот те крест! – отвечал Петруха, – даже волоска не упадёт с твоей головы.

После этого мне возражать было нечего.

– А можно посмотреть? – попросил он робко.

Я подала ключ. Огромный парикмахер подошёл ближе к лампе и пристально посмотрел на ключ, затем переглянулся с Щукой и кивнул:

– Точно он!

– Надень свой парик и косынку, – посоветовал Щука, так будет лучше.

Мы вышли, заперев мастерскую. Ночь была поистине бесовская. С неба лил холодный и мелкий дождь, порывы ветра чуть не валили с ног. Ни единого огня на улице. Ни одной живой души. Мы прошли по улице, потом свернули, причём Пьер держал меня под руку, приподнимая и перенося над лужами. Мы дошли до конца улицы. Там обнаружился грузовик, в котором сидели несколько человек, ожидавших нас. Мы влезли в кузов и куда-то поехали, Щука и Петруха по пути переоделись в морскую форму. Наконец, грузовик остановился между деревьями, и все выскочили из машины. На открытом месте было виднее лучше, и я обнаружила, что все тоже были одеты матросами и имели оружие. На рукавах повязки патрулей. Хорошо подготовились! Одна я была в виде старой бабки. Все быстрым шагом подошли к зданию с колоннами, в темноте я не могла разобрать, где мы.

Возле дверей стоял караул с оружием.

– Стой! Кто идёт? – спросил один, выставив винтовку вперёд.

– Свои! Кто же ещё? – ответил один из нашей компании, выступая вперёд и дав разглядеть себя и повязку на рукаве.

– Свои все спят! Проваливай! – сказал караульный.

– Стрелять будем! – пригрозил второй и защелкал затвором.

В этот момент с двух сторон из темноты на них накинулись. У одного выбили оружие, у другого вырвали и утащили обоих куда-то в кусты.

Я, конечно, предполагала, что мы идём что-то украсть, но чтобы так! Но я не смела даже пискнуть. Петруха придерживал меня своими огромными руками, наверно готовый каждую секунду зажать мне рот. Но я промолчала. Мир жесток…

Кто-то легко подтолкнул меня к двери. Я достала чёртов ключ и открыла. Мы тихо вошли внутрь. В большом холле никого не было. Щука повёл всех налево по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой. Здесь было темно, как и везде, только вдали из какой-то ниши или двери падал неяркий свет. Ковёр глушил шаги, и все двигались быстро и бесшумно. У меня буквально подгибались колени от страха. Я ожидала, что оттуда сейчас выбежит целый отряд солдат и поубивает всех. Но деваться было некуда. «Назвался груздем – полезай в кузов!». Чем ближе мы подходили к освещенной части, тем осторожнее становились мои спутники. Первый к проёму приблизился Щука и, выглянув из-за угла, вдруг зажал рот рукой и махнул всем быстро проходить дальше. Когда мы шли мимо я, повернув голову, сразу и увидела, и услышала нечто. Там, в проёме стояли четверо караульных и вытянув шеи, забыв обо всём, наблюдали, по-видимому, очень интересное зрелище, происходящее за бархатными занавесями. Оттуда раздавался женский стон. Очень знакомый, между прочим. И как бы в подтверждение моих мыслей, один из караульных сказал: – «Ну, Комиссарша даёт!». И они все тихонько засмеялись. Пока они смотрели возбуждающее кино, мы были уже довольно далеко и, завернув за угол, оказались перед высокими двустворчатыми дверями, возле которых, по идее, сейчас должны были стоять караульные. Вот, оказывается, где она работала!

Я открыла дверь, и все вошли, тихо закрыв её за собой. Кто-то зажёг керосиновую лампу. Мы прошли дальше, сквозь длинную проходную, с множеством стульев, стоящих вдоль стен, потом я открыла ещё одну дверь, и мы вошли в роскошный кабинет. Щука подошёл к стене, завешенной тяжелыми портьерами. Я думала, что там было окно, но это была ещё одна дверь, потайная. Я легко открыла и её, при этом сзади раздался всеобщий вздох. А в этой маленькой комнате стоял сейф и большой сундук.

– Попробуй открыть сейф, – попросил Щука.

– Ну что ты! Видишь, тут ещё и код набирать нужно, – указала я ему на три круглые ручки на двери.

– Чёртов ключ, открывает ВСЕ замки, – отвечал мне сапожник. – Давай, не тяни!

Не представляя, как возможно открыть сейф ключом, пусть даже и чёртовым, я всунула его в замочную скважину и повернула. И в этот момент все увидели, как все три ручки повернулись сами собой. Дверца открылась. Волосы встали у меня на голове дыбом! И у всех присутствующих, наверно тоже. Несколько секунд все стояли, как поражённые громом, затем Петруха кинулся к сейфу и стал выгребать оттуда всё содержимое в мешок, который вытащил из-за пазухи. Переложив всё, он предложил мне закрыть дверцу и отпереть сундук. Но я, как будто одеревенела. Не знаю что на меня нашло, – я просто не могла поднять руку. В этот момент в соседней комнате послышался топот, видимо были обнаружены убитые караульные. Все бросились к двери, ведущей из кабинета в другую комнату.

Негнущимися пальцами я всё же открыла и её, затем закрыла. В комнате было зарешеченное окно. Таиться было уже поздно, и с сильнейшим грохотом рама вместе с решёткой была выбита Петрухой. Затем грабители стали слаженно и быстро выпрыгивать один за одним, не мешая друг другу. Щука, у которого ещё болела ягодица, чуть замешкался, но его подсадил один из друзей. Это было странно, потому что я думала, разбойникам плевать на своих товарищей. Теперь надо было выпрыгивать мне, я стала на подоконник и увидела внизу смутные очертания Петрухи, показывающего, что он ловит меня. Ну что ж, мне не привыкать прыгать, и вот я уже в руках парикмахера. Последний бандит разбил керосиновую лампу перед окном и выпрыгнул. Внутри взвился огонь. Буквально через несколько секунд нам вслед затрещали выстрелы.

– Вон они, стреляйте! – раздался истошный женский крик. Но было уже поздно. Мы были далеко. Из темноты вывернул грузовик, в который все быстро забрались и поехали прочь, по тёмным улицам Петрограда. Грузовик петлял, как мог, водитель знал город, как свои пять пальцев. Наконец нас высадили возле знакомого подвала. Там, где мы подбирали одежду. Дверь распахнулась и появилась согнутая фигура старика. Он без разговоров впустил всех внутрь. Грузовик уехал.

Мы опять шли какими-то лабиринтами. Щука любовно придерживал меня под локоток. Наконец, все остановились в каком-то помещении.

Старик поставил четыре керосиновых лампы на большой старый стол, похожий на бильярдный, который имел почему-то восьмиугольную форму. Зелёное сукно было всё порвано, покрыто пятнами и изъедено молью. Старик подошёл ближе, но ничего не говорил, и ни о чём не спрашивал. Петруха достал мешок и стал выкладывать на стол его содержимое. Несколько пачек бланков. Продовольственные карточки! Множество каких-то бумаг, с печатями, увесистая коробка, которую мне опять пришлось открыть своим ключом. При этом действе старик весь подался вперёд, впившись горящими глазами в ключ.

В коробке были золотые монеты. И как Петруха вообще смог их дотащить?! Ещё было несколько шкатулок, в которых оказались чистейшей воды бриллианты, сапфиры и изумруды. В бархатной коробке лежал золотой револьвер, украшенный драгоценными камнями. Сомневаюсь, что из него можно было стрелять. И ещё оставался сверток в парчовой ткани, в котором оказался рассыпанные крупные жемчужные бусины, несколько колье, одно запомнилось мне, оно было с бриллиантами и аметистами в виде цветов. Настолько красивое, что у меня захватило дух. Улов был, что надо!

Я отошла и села в стороне на плюшевый стул. И через некоторое время, пригревшись, уснула, под негромкий звук голосов.

– Просыпайся, пора домой, – Щука осторожно тряс меня за плечо, он уже переоделся и был в своей обычной одежде. Никого из тех, кто пришёл с нами, уже не было. Я даже не слышала, когда все разошлись.

Мы опять пошли по длинным подвальным коридорам и снова очутились на сырой, промозглой улице. Всю дорогу мы молча шлёпали по лужам, и я была рада каморке Щуки, как родному дому. Сегодняшний вечер меня просто измотал. Совершенно неожиданно я стала участницей вооруженного налёта. Одно меня радовало, что Комиссаршу за это не погладят по голове. Я буквально засыпала на ходу, но всё же спросила.