Текст книги "Оттолкнуться от паузы"

Последний шажочек

Таня тянет бегунок на тугой молнии и разглядывает ширму молочного цвета. За полотном врач перемещает свое большое тело, стараясь не шуметь. Стены кабинета розовые, как брусничная пастила. Таня осматривается, чтобы проверить, все ли она надела, и замечает белые рулетики носков на оливковом стуле. Таня зачем-то сняла их, хотя можно было оставить. Надевая носки, она смотрит на мягкое кресло – тоже розовое, но скорее жвачное – с пухлыми подставками для ног. После этого выходит из-за ширмы.

– Ваше кресло похоже на трон принцессы Зефирки, – шутит Таня, усаживаясь на стул рядом с врачом.

– А как же, вы все мои принцессы, – улыбается врач.

Сережа называет Таниного гинеколога «доброй докторицей», потому что не может запомнить сложную фамилию. Посреди ее кабинета на пастилочной стене висит большая репродукция климтовского «Поцелуя». Тане скучно: пока врач печатает в тонком ноутбуке, она считает черные прямоугольники на мужской фигуре.

– Ну что, моя хорошая, все у вас в порядке, – добрая докторица смотрит прямо в Таню и улыбается. – Маточка красивая, я вам показывала на УЗИ. Трубы чистые. Овуляция была.

– То есть все хорошо?

– Все хорошо. Важен регулярный контакт с любимым мужем, и тогда все получится.

– А если мы не предохраняемся четыре месяца, но беременность пока не наступила…

– Ой, ну что вы, моя дорогая, дается год. Просто раза два-три в неделю пробуйте, и обязательно в удовольствие, удовольствие важно для зачатия.

– Но лучше в овуляцию?

– Да, солнышко, лучше в овуляцию. Вы ведете календарь?

– Веду, в приложении.

– Вот и умница! По календарю можно. А если совсем переживаете, есть тест на овуляцию.

– То есть сделать тест и, если овуляция, пытаться?

– Да, но до этого желательно дня три полового покоя, у мужчин свои особенности, сперма тоже должна созреть.

– То есть лучше высчитать по графику?

– По графику и с тестом на овуляцию больше шансов действительно.

– Правильно ли я поняла, что нужно вести календарь менструации, высчитать, когда овуляция, выдерживать половой покой три дня, сделать тест на овуляцию и, если две полоски, тогда пытаться?

– Еще есть данные, что при малюсеньком повышении температуры шансов забеременеть больше.

– Ага, и замерить температуру.

– Можно и так!

– Боже.

– Но самое главное, моя дорогая, не переживайте, пожалуйста. Расслабьтесь и получайте удовольствие. Ничего не выходит у тех, кто много нервничает.

– Хорошо.

– Стресс убивает чудо зачатия, понимаете?

– Понимаю.

* * *

За ужином Таня пересказывает Сереже, как прошел разговор с доброй докторицей, и немного преувеличивает, чтобы получилось еще смешнее. Сережа хохочет, и на реплике про стресс, который убивает чудо зачатия, из его рта вылетает кусочек картошки и липнет к Таниной щеке. Они хохочут вместе, Сережа аккуратно снимает ошметок еды с Тани и целует ее в нос, потом отстраняется, смотрит на Таню внимательно и целует ее в подбородок. После ужина Таня наполняет посудомойку их с Сережей красивой керамикой, а Сережа заваривает чай.

– Котик, а зачем ты вообще к ней ходила? Вроде полгода назад была.

– Да на всякий. Вроде так принято у людей, которые собираются заводить ребенка.

– Как?

– Ну, проверять, что все идет нормально.

– Но ты же не тревожишься, все окей?

– Конечно, окей.

Таня подходит к Сереже сзади, обнимает и прижимается щекой к его спине: думает, как ей хорошо все-таки живется. Они пьют чай и смотрят что-то на ютубе.

Перед сном Сережа доделывает работу за компьютером, а Таня решает почитать, но ей звонит Ася. Все давно перешли в войсы и кружочки, но только не они с Асей: в школьные годы они могли часами висеть на телефоне, пока родители работали. Теперь в почти тридцать они все еще болтают про всякое и не замечают, что идет второй час звонка. Таня начинает пересказывать Асе тот же диалог с доброй докторицей и признается, что да, решились, будем все-таки беременеть и рожать себе малыша.

– Подожди, а тебе разве, ну… показано? – Ася звучит испуганно.

– Эм, что? Почему нет?

– Ну, после твоей болезни. Разве там нет проблем с яйцеклетками? Типа после химии все умирают.

– С чего бы? Зачем ты вообще мне такое говоришь?

– Блин, прости, это некорректно, я дура полная… забей, пожалуйста.

– Погоди, мне теперь надо, чтобы ты договорила.

– Блин, ну, просто я была уверена, что вы с Сережей отказались от этой идеи, потому что, ну… из-за рака. У меня же самой долго не получалось забеременеть, хотя никакого рака не было, и я сходила с ума, потому что не знала почему, это было очень-очень тяжело, мы же тогда чуть не развелись…

– А при чем здесь мы с Сережей?

– Да, я точно дура, прости. Короче, не знаю, мне кажется, лучше сразу узнать, получится или нет, тем более что после рака… Может, как-то проверить, что точно нет бесплодия?

* * *

Задержка всего три дня, а Таня не говорит Сереже, боится спугнуть – вдруг случилось чудо. Таня и сама не знает, почему начала думать о возможной беременности как о чуде. Она не верит в приметы, но на всякий случай отменяет визит к мастеру по волосам.

После разговора с Асей в голове Тани прыгает слово бесплодие, отскакивает от черепа, как сухая абрикосовая косточка. Таня пытается выбросить ее за пределы головы. Иногда получается.

На четвертый день Таня делает тест: макает дрожащую полоску в банку, держит 10 секунд, вынимает ее и медленно переносит на обрывок туалетной бумаги, а тот кладет на раковину.

Таня выставляет телефонный таймер на 10 минут и выходит из ванной. Сережа спит, Таня ложится рядом и начинает считать корешки книг в застекленном шкафу. Таня сбивается на сорок шестом, считает заново. Вибрирует телефон.

На тесте одна – жирная, как бордовый дождевой червь, – полоска. Таня подносит тест к лампе над зеркалом, светит фонариком. Иногда полоски бывают настолько блеклые, что беременные не замечают их и выбрасывают положительный тест.

Таня решает повторить тест завтра. Чуть ниже ребер нехорошо дребезжит. Четыре дня – это почти ничего, может, еще недостаточно гормона, чтобы показалась полоска.

Следующей ночью Таня открывает глаза, потому что в низ ее живота будто давят кулаком. Спросонья Таня думает, что захотелось по-большому. Она идет в туалет и видит, что у нее начались месячные.

Типа после химии все яйцеклетки умирают?

Таня ложится в кровать и гонит из головы Асин голос. Решает, что это она такая чувствительная из-за месячных. Ничего, пройдет. Точно пройдет, и будем, как сказала добрая докторица, просто получать удовольствие.

Сухая косточка, прыгающая в голове Тани, никуда не девается, Асин голос не уходит.

Бесплодие.

Нет плода.

Сухая косточка.

Танина чувствительность не проходит через неделю, две и три, а когда начинаются новые месячные, она чувствует панику.

Может, как-то проверить, что точно нет бесплодия?

Таня начинает гуглить доказательные статьи по медицине и искать врачей.

* * *

На работе Таня целый день сидит за серым тонким ноутбуком в краснокирпичном московском офисе. Сегодня экран для Тани какой-то невнятный, она не может понять ни строчки. Неделю назад Таня подумала, что про бесплодие, конечно, бред, эта фраза просто поселилась в голове, как червяк в яблоке. Но на всякий случай назначила себе анализы на гормоны.

Таня заходит во вкладку с личной почтой и нажимает колесико обновления. Вот бы можно было так же обновлять цикл и не ждать овуляции двадцать пять дней, думает Таня. В списке писем появляется новая жирная строчка, и Таня открывает PDF-файл. Все анализы, что сама себе назначила Таня, в пределах нормы, норма указана в графе справа. Таня открывает мессенджер.

Таня: пришли анализы, все в норме, кажется

Сережа: Ну это же хорошо) Поздравляю!

Таня: а можешь пож отправить мне те свои анализы? что-то не могу найти, хотела мб сравнить

Сережа: Котик, не паникуй, не надо этого тебе

Таня: ок, да, прости

Сережа: Записать тебя к доброй докторице?

Через неделю Таня выкладывает распечатанные анализы перед доброй докторицей, и ей почему-то стыдно. Таня не любит тупить и чтобы это замечали. Сейчас Таня чувствует, что всетаки как будто затупила.

– Солнышко, вы были у меня месяц с небольшим назад. Скажу честно, меня тревожит, что вы так на этом концентрируетесь.

– Это на всякий случай, я не концентрируюсь.

– Скажу аккуратно, что в нашей клинике есть отделение, где оказывают эмоциональную поддержку… Нужно ли вам кого-то порекомендовать?

– Послушайте, я просто сделала, эм, на всякий случай. И принесла вам, потому что доверяю. Или вы хотите, чтобы я сама себе ставила диагноз?

– Конечно нет. Я прошу у вас прощения за свои домыслы. Продолжайте пытаться и, самое главное, не нервничайте.

Вечером Таня начинает гуглить нетрадиционные методы лечения бесплодия. Поняв, что такое она читает, Таня захлопывает ноутбук и швыряет его на диван. Господи, почему меня так сильно растревожили слова Аси-дурочки, думает Таня. И как интересно, что они продолжают созваниваться и болтать о том о сем, а Асины слова живут отдельно и прожигают в мозгу дыры. Может, я чего-то о себе не понимаю?

Таня решает, что нужно посмотреть страху в лицо. Точнее, позвонить его официальному представителю и обсудить проблему. Укутавшись в покрывало, Таня выходит на балкон и набирает Андрея Владимировича. После пары минут туманного разговора он останавливает Таню и просит «заканчивать треп». Таня выдыхает и рассказывает.

– Ну, Таня, ну что ты переживаешь? Ну, как бы сорок процентов вообще не могут родить после такой химиотерапии.

– Как сорок?..

– А что, муж давит?

– Нет, вообще не давит, сама хочу.

– Ну, если что, будешь без детей, самое главное, что жива, Тань.

– Блин…

– Ты говорила своему гинекологу о раке?

– Нет…

– Ну, Тань, ну ты меня сейчас удивила!

– Вы же знаете, что я здорова абсолютно, уже девять лет как.

– М-да, Таня, давай-ка вы с мужем запишетесь к репродуктологу, а там ему все расскажешь, как есть. Окей-хоккей?

* * *

Таня записывается заранее и одиннадцать дней ждет приема. Эти почти-две-недели, полмесяца, одна шестая лета тянутся в муторной повседневности, похожей на серую овсянку на воде. Таня признается Сереже, что живет от приема до приема, Сережа ее обнимает. Таня не говорит Сереже, что после звонка Андрею Владимировичу она будто больше не жива.

В назначенный день Таня садится за руль: Сережа понимает, что ей хочется контролировать хоть что-нибудь, и уступает.

Панельные плиты клиники, лица хорошеньких детей с плакатов и серьезно-серый кабинет врача запрыгивают в Танину голову обрывками, складываются в безумный пазл из несочетающихся кусков. С ними говорят вместе, потом говорят с Таней, говорят с Сережей. Потом Таня слышит: «Вам надо хорошенько обследоваться». Таня чувствует, как погружается в серую кашу, и до нее долетает: «А чего вы так удивляетесь? Это же рак, а не ветрянка!»

Таня приходит в себя уже в машине, теперь она в пассажирском кресле, ее голова на Сережином твердом плече. Он гладит Танины волосы, Таня плачет без звука, только Сережина светло-голубая толстовка во влажных пятнах.

– Котик, да даже если не получится, ну и что? Ничего страшного, мы же с тобой есть друг у друга.

Таня молчит и не шевелится.

– Танюш, это же такое везение – мы уже нашлись, так сильно друг друга любим. Разве этого мало?

Слезы продолжают вытекать из Таниных глаз, как вода из переполненной ванны.

– У большинства людей и этого нет.

Таня встает, утирается рукавом.

– Спасибо, Сереж… просто…

Таня по привычке выдыхает перед тем, как сказать важное.

– Мне кажется, я всю жизнь подсознательно боялась, что не смогу… и на самом деле, даже когда мы начали пытаться, я никогда не представляла себя беременной. – Таня снова начинает плакать. – Ну, просто не могу представить… и когда Ася как будто вытащила из меня это все и положила, знаешь, как будто на блюдо, типа, вот, ешь теперь, я реально слетела с катушек…

– Тань, мне кажется, никто не может себя представить беременным, пока не забеременеет…

Таня плачет теперь в голос, Сережа прижимает ее к себе и гладит по волосам. Он целует ее в макушку, и Таня чувствует, что все-таки не одна.

* * *

Таня читает научные статьи про беременность после неходжкинской лимфомы, в которых сложные слова слипаются друг с другом, и их приходится подолгу перебирать. Еще она читает форумы, где самые обычные женщины и мужчины бросаются восклицательными знаками, грустными скобками и рыдающими эмодзи. Таня не верит, что все эти слова и символы относятся к ее будущему.

Таня ненавидит медицинские термины, отшлифованные до бессмыслия конструкции, когда для чего-то страшного подбирается самое безразличное, певучее слово. Человек не пытался покончить с собой, у него наступили «психосоциальные осложнения». Человек не умирает, он в «паллиативном состоянии». Даже рак называют изящным словом «онкология», хотя это не болезнь, а раздел науки. Таня злится, что красивые безразличные слова догнали ее спустя столько лет, что вместо чуда зачатия у нее – «сохранение репродуктивной функции».

Таня ищет, где лучше делают анализы, записывается на консультации в телемедицинские сервисы и отменяет их за ненадобностью, читает на форумах советы никогда не беременеть после рака, там же находит истории успеха. Таня каждый день силой воли останавливает поиски в интернете и возвращается к протоколу, который наметили в репродуктивном центре.

Таня берет отпуск и ездит на приемы к разным специалистам, обследуется, получает справки. Ее вены в синих точках и пятнышках. Иногда Таня забывает снять бинт, и синяк расплывается до размера сливы.

По ночам Тане начинает сниться она сама, только девятнадцатилетняя. С белой лысой головой, в прозрачных проводках, сама прозрачная, в хрусткой белой постели. Тане снится мама, бодрая, никогда при ней не плачущая, спорящая с Андреем Владимировичем. Еще Тане снятся другие мамы, переставшие быть мамами. Та женщина, выходящая из отделения одна с грубой сумкой, из которой торчит что-то нежное и розовое.

Потом Таня просыпается и едет. По мокрым дорогам, по сухим дорогам. Рано утром, в обед, ближе к вечеру. На выезде из квартала Таня каждый раз видит билборд с младенцем. На долгом светофоре Таня всегда рассматривает другой рекламный щит: огромное детское лицо, улыбающееся дороге. Потом – еще несколько билбордов со счастливыми семьями, их всегда трое или четверо.