Текст книги "На краю света. Записки иммигранта"

Бег

Проснувшись в шесть утра, всего через четыре часа после описанных мною в предыдущей главе событий, я молилась, чтобы все это оказалось сном. Осознав, что это не так, я со вздохом принялась собирать в чемодан оставленные в ванной вещи, умылась, разбудила Кирилла, и мы стали собираться в дорогу. Проглотив свои холодные сэндвичи и запив их водой, одевшись как можно теплее и прихватив с собой два громоздких чемодана, в которых были все наши пожитки, мы спустились вниз, поскольку рассчитывали воспользоваться Интернетом в гостинице, за ночевку в которой отдали столько денег. Внизу за барной стойкой хлопотала какая-то женщина (мы решили, что это работница отеля) и сидел, попивая что-то горячее, потрепанного вида мужчина средних лет. Мы стали расспрашивать женщину об Интернете или хотя бы смартфоне, которым мы могли бы воспользоваться за отдельную плату. Как ни странно, не только внешний вид этой гостиницы был устаревшим, в ней, как оказалось, все еще использовали телефонные справочники вместо компьютеров. Телефона у женщины также не нашлось. Услышав нашу историю, сидящий за стойкой мужчина вызвался подвезти нас до даунтауна, где, как он слышал, есть кафе с Интернетом. Мы, естественно, сразу же благодарно согласились, и, попросив женщину присмотреть за нашими чемоданами, так как были не уверены, что вернемся к двенадцати часам, а отдавать деньги еще за одни сутки категорически не хотели, поспешили за мужчиной наружу. Мы выскочили на заснеженную пустынную улицу и запрыгнули в старую иномарку серого цвета вслед за водителем, которого, к слову, звали Джон. На улице, как и в машине, было очень холодно, ветер дул нещадно, и я была рада оказаться в отапливаемом помещении и хотя бы чуток согреться, так как в гостинице сделать это так и не удалось. Машина со скрипом тронулась, и мы поехали по снежному бездорожью в поисках хоть какой-нибудь цивилизации, где можно было бы воспользоваться услугами связи. Смартфонов тогда у нас не было – я все эти годы пользовалась только трубочным «Самсунгом», так же, как и Кирилл. Приехав в «даунтаун», как назвал его Джон, мы не увидели ровным счетом ничего, кроме маленьких цветных домиков с темными окнами и заснеженных улиц, на которых невозможно было разобрать, где дорогая, а где – тротуар. Были выходные, и все, абсолютно все вокруг было закрыто. Оптимистично настроенный Джон, улыбаясь, предложил съездить в университет и попытать счастья там, а пока, раз уж мы в даунтауне, он мог бы отвезти нас на Сигнал-Хилл, с которого видно весь город. Произнося «Сигнал-Хилл» и «весь город», он не скрывал гордости. Не успели мы дать своего согласия, как он погнал своего железного коня куда-то в гору, рассказывая, какая красивая здесь природа, и как нам тут понравится. С трудом забравшись по снегу в гору, мы увидели какое-то каменное строение с реющим флагом на крыше. Размером оно было с небольшой двухэтажный домик в виде башни.

Джон выскочил из машины без шапки и стал махать нам, чтобы мы тоже вылезли и посмотрели вокруг. Мне не хотелось выходить из теплой, уютной машины на улицу, но делать было нечего. Выйдя наружу, первое, что я почувствовала, это холод. Пронизывающий, порывистый ветер начал трепать мою одежду и волосы. Я натянула шапку поплотнее, и, щурясь, осмотрелась по сторонам. Небо было покрыто белой молочной пеленой. С левого бока от башнеобразного строения, у подножия 130-метровых скал, находился суровый океан, настолько темный и синий, что от одного взгляда на него становилось холодно на душе. Именно с этой стороны дул коварный резкий холодный ветер, который, казалось, норовил скинуть нас с этой верхотуры, если только мы немного расслабимся.

Но зрелище, надо заметить, было потрясающее. С одной стороны простирался Атлантический океан – холодный, суровый, совершенно нам чуждый. С другой открывался вид на преимущественно одноэтажный городок с бухточкой и несколькими судами, пришвартованными у берега. Джон искренне радовался и улыбался – казалось, холод совсем не мешал ему. Мы же с Кириллом начали просить его поскорее вернуться в машину, условившись на том, что мы обязательно вернемся сюда в теплую погоду и рассмотрим все как следует. Зная, что больше не можем злоупотреблять добротой нашего нового знакомого, мы договорились, что Джон высадит нас в центре.

Снова выйдя на холодную улицу, мы стали ждать автобуса. К счастью, уже было около восьми часов утра, и солнце стало пробиваться сквозь молочные облака, что сделало пребывание на улице чуть легче. Первое отличие от зимнего времени года во Владивостоке, которое я отметила про себя, выйдя на улицу Сент-Джонса, это отсутствие хрустящего от мороза сухого снега под ногами. Вместо него на всех улицах была слякоть. Вообще, для меня Сент-Джонс навсегда ассоциируется с тремя буквами «С»: слякоть, соль (потому как везде в Канаде со снегом борются именно при помощи огромного количества соли) и снег. Мои глаза, все еще ослепленные ярким снегом, пытались уловить хоть одно движущееся существо или какой-то признак жизни вокруг. Не было ничего – ничего, кроме цветных домиков, глядящих на нас пустыми глазницами окон. Мы шли вперед, чувствуя себя потерянными и одинокими, иногда нервно посмеиваясь над сложившейся ситуацией: мол, именно так бы выглядели улицы при зомби-апокалипсисе.

Вскоре мы заметили отблеск света и горящую вывеску в одном из домов. Это и было кафе, о котором нам рассказывал Джон – «Чаттерс». Это место было и своего рода интернет-кафе с ноутбуками, и обычной кофейней с напитками и выпечкой. Там подавали кофе и можно было воспользоваться Интернетом. Место было весьма уютное в типично канадском «слегка потрепанном» стиле. Первый этаж был весь забит сонными утренними гуляками, похожими на нас, поэтому мы поспешили забраться на второй этаж и занять столик в углу. Кирилл заказал две чашки ужасного разбавленного кофе и какой-то чрезмерно сладкий черничный пирог, и мы засели за ноутбук. В срочном порядке мы стали искать место для ночлега, и, найдя пару-тройку мест, решили быстро всех обзвонить. Я спустилась вниз и, подойдя к барной стойке, попросила воспользоваться телефоном кофейни, чтобы сделать пару звонков. Парень-официант, немного помявшись, все-таки разрешил нам воспользоваться их телефоном. Но, к сожалению, все было безрезультатно: трубку либо не брали, переключая нас на автоответчик, либо говорили, что места уже сданы. Тем временем я проверила свою почту и обнаружила там письмо от своего декана Дженнифер, которая, узнав о моем прибытии в город, предлагала по возможности встретиться со мной сегодня. Я согласилась, подумав, что в университете смогу найти хороший доступ в Интернет, и там уже займусь поисками жилья более тщательно. Я также понадеялась, что, возможно, она сможет подсказать мне, где и как устроиться первое время, или хотя бы дать какой-либо совет по этому поводу. Спросив у доброго парня-официанта, как нам добраться до единственного на всем острове университета, мы поспешили на остановку, чтобы поймать автобус.

Полупустой автобус резво повез нас какими-то немыслимыми кругами и петлями по пустынным улицам Сент-Джонса. Мы рассматривали наше новое пристанище во все глаза и молчали – каждый думал о своем. О чем думала я, спросите вы? О том, как отсюда сбежать незаметно для себя, других и нашего материального положения. Вслух я об этом старалась не заговаривать, так как понимала, что ничего, кроме волны негативных эмоций, как Кирилла, так и своих, я такими разговорами не вызову. Ехали мы примерно тридцать минут, останавливаясь, казалось, каждую минуту на остановках, расположенных слишком близко друг от друга. Это всегда меня удивляло в Ньюфаундленде – зачем столько остановок на каждом из маршрутов? Из-за этого поездки в любые места становятся в два, а то и в три раза длиннее.

Наконец мы вышли где-то посреди покрытой мокрым снегом дороги. Холодное зимнее солнце освещало заснеженные дворы, дороги, дома. Тротуаров совсем не было видно – мы встали в сугроб, стараясь отойти от дороги на безопасное расстояние и не заходить на чью-либо территорию. Вокруг не было ни души. Изредка по слякотной, покрытой солью дороге проезжали один-два автомобиля и снова становилось тихо. Мы увидели заправку и решили спросить там, куда нам идти, в какой стороне находится университет. Упитанный мужчина с усами неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. Немного отогревшись и выйдя на улицу, мы увидели таксиста, который заправлял свою машину. От него нам стало известно, что мы сели не на тот автобус, и до университета еще нужно дойти, чему мы очень удивились, так как водитель автобуса уверял, что мы приедем к месту назначения. Делать было нечего: узнав, что университет находится в пяти-десяти минутах езды, мы решили воспользоваться услугами такси.

Мемориальный Университет Ньюфаундленда

Итак, после долгих мытарств по городу и его окрестностям, мы наконец-то прибыли в университет Ньюфаундленда, где мне предстояло провести два года жизни и написать немыслимое для меня количество страниц философских размышлений. Но на тот момент я об этом еще не думала. Все мои мысли были заняты жильем и работой для Кирилла, поисками которой мы даже еще не начали заниматься, а наши сбережения тем временем таяли на глазах.

Университет Ньюфаундленда представлял собой комплекс, состоящий из нескольких зданий – образовательных, административных, спортивных и развлекательных. Все они находились в шаговой доступности друг от друга. Также существовали подземные переходы, соединяющие все эти строения между собой, что очень помогало в условиях ньюфаундлендской погоды, которая иногда просто не позволяла передвигаться по верху. Большинство студентов ездили на учебу на машинах, таким образом проводя на улице как можно меньше времени. Нам такая привилегия была не по карману, поэтому все два года моего обучения я ходила пешком, что занимало более часа, если считать время пути в обоих направлениях.

Итак, после некоторого блуждания по пустым зданиям университета (так как все студенты и преподаватели все еще были на зимних каникулах, за исключением одного-двух таких же блуждающих субъектов, как мы с Кириллом), мы наконец-то нашли нужную аудиторию на третьем этаже с табличкой на двери, гласящей: «Дженнифер Дайер, декан факультета». Кирилл остался ждать меня возле двери, а я, постучав, зашла к женщине, в переписке с которой состояла уже не одну неделю. Это была крупная женщина лет тридцати пяти-сорока со светло-русыми кудрявыми волосами, неизменно улыбающаяся и чрезвычайно быстро передвигающаяся, несмотря на свои размеры. Она была одета в светло-серый вязаный свитер и синие джинсы, на ее крупном носу, выдающем, видимо, еврейские корни, сидели темного цвета очки в роговой оправе. Глаза у нее были голубые – живые и быстрые, искрящиеся смехом. Она улыбнулась и пригласила меня войти. Первое, что я тогда подумала, что она очень отличается от наших российских серьезных деканов, к которым ты идешь как на собеседование, стараясь понравится и выглядеть строже. Здесь же во всем царила свободная обстановка, начиная от самой Дженнифер, и заканчивая ее цветными постерами на стенах и сувенирами в виде зверюшек на столе. Да и сама она внушала какое-то спокойствие и радость. Кроме того, она была громогласной, очень громогласной – на все мои вопросы отвечала резво, звонко, прерывая свои возгласы смешками и заливистым гоготом. Я немного расслабилась, и мы начали разговор, после которого, честно говоря, я не понимала, в чем заключалась суть моего визита. Практически на все мои вопросы и сомнения она отвечала:

– Не переживай! Все будет хорошо!

Но я переживала, и даже очень, потому как мне казалось, что она вообще меня не слышала или не придавала никакого значения ни одному моему слову. Когда я рассказала ей о своих проблемах с поиском жилья, она быстро ответила:

– Я спрошу. Я знаю, что сейчас не самое подходящее время для поиска жилья, но я поспрашиваю.

«Неподходящее время для поиска жилья!» – гневно подумала я, еле-еле удержавшись от крика: «Но ты же назначила именно эти даты для встречи!». При этом я четко понимала, что ждать от нее какой-либо помощи не приходится, что все эти ее «я поспрашиваю» не значат ровным счетом ничего. Что еще я могла поделать? Она посоветовала искать жилье онлайн (как будто я этого сама не знала) и попросила пройти к своему секретарю для заполнения необходимых форм и документов на обучение. Затем, вскользь объявив о том, что занятия начнутся десятого января, она стала прощаться. Это известие просто повергло меня в шок. Десятого января? Десятого?! Почему же она позвала меня так рано? Почему не предложила встретиться где-то в январе, дав мне возможность провести праздники в кругу своей семьи и иметь шанс без спешки найти себе жилье и хоть как-то обустроиться?

Разумеется, в университете мы тоже не смогли найти доступ в Интернет. Там был закрытый Wi-Fi, и для того, чтобы воспользоваться им, необходимо было зарегистрироваться, а для этого нужен был студенческий номер, которого у меня еще не было. Когда я вышла, Кирилл встретил меня вопросами о том, что мне удалось узнать, и вообще, в чем был смысл встречи. Когда я ему дала ему понять, что вся эта встреча, по сути, не имела смысла, и мы могли бы приехать гораздо позже – сказать, что он был зол, это ничего не сказать. Но здесь мы злились не только на нее, но и на себя и свою глупость, свою полную неподготовленность и спешку, с которой мы покидали свою страну. Мы вели себя как дети, но поделать уже ничего было нельзя. Пытаясь успокоиться и прийти в себя, мы уныло поплелись к секретарю Дженнифер – Джоан, которая встретила нас такой же деланой натянутой улыбкой, какую мы видели здесь повсеместно, и которая, как мы потом выяснили, абсолютно ничего не означала. Она сняла ксерокопии с моих документов, дала мне несколько форм для заполнения и вернулась за свой стол. Я попыталась задать ей пару важных для меня вопросов, но, получив сухой ответ и ту же самую вежливую улыбку, поспешила удалиться. Мы печально плелись по пустынным коридорам университета и не знали, что делать дальше. Время шло, а жилье так и не было найдено.

Выйдя на заснеженную улицу, которая не преминула обдать нас холодным промозглым ветром, мы бодро зашагали на выход к дороге. И тут я увидела какое-то движение на углу университетского здания. Это были охранники – они стояли возле своей машины и пританцовывали от холода. Машина была припаркована у здания, принадлежащего охране университета. Мы подошли к охранникам и, объяснив свою плачевную ситуацию, спросили, есть ли у них Интернет, которым мы могли бы воспользоваться. После некоторого колебания они ответили утвердительно и провели нас в служебное помещение, где стояла пара стульев, стол и такой вожделенный для нас в тот момент компьютер. Тем временем на часах было уже около десяти утра – оставалось всего два часа до чек-аута из той ужасной замшелой гостиницы, а мы все еще искали место для сегодняшнего ночлега. Я нашла несколько объявлений и, воспользовавшись служебным телефоном, сделала несколько звонков. Но никто не брал трубку. Затем по одному из номеров ответила женщина и, буркнув, что комната уже сдана, отсоединилась. Оставался последний вариант – комната за пятьсот долларов «в шаговой доступности от университета» и хозяин по имени Эдди. Трубку взяли очень быстро, и я услышала практически мальчиковый голос на другом конце провода:

– Комната на двоих? Есть, конечно. Когда? Сейчас? Да нет проблем – заезжайте! – с этими словами он положил трубку, а я подумала, что все-таки удача нам улыбнулась! Мы наконец-то обрели жилье – место, где можно будет кинуть наши вещи, переодеться, нормально принять душ и просто пару дней выспаться после тяжелейшего перелета и мытарств наших первых дней в Ньюфаундленде. Я несколько раз поблагодарила охранников за помощь, и мы двинулись в путь за нашими чемоданами.

В отель мы добрались на том же самом холодном синем автобусе, опоздав ко времени чек-аута примерно на полчаса. К счастью, нам повезло, и с нас не взяли за эту просрочку дополнительных денег. Мы забрали вещи и вызвали такси. Дорога до места назначения была недолгой, и мы все время смотрели в окно на засыпанные снегом безлюдные улицы, одинаковые, покрытые разноцветным сайдингом дома, и проезжающие мимо нас старые проржавевшие траки.

Я смотрела и не могла поверить своим глазам: неужели это и есть та самая Канада, о которой я столько слышала? О которой читала в книгах и в Интернете, как об одной из самых развитых и благополучных стран в мире? Это – та самая страна, где хотят жить тысячи людей, приезжающих со всего света? Вот эта слякотная, мрачная, нелюдимая, встретившая нас так прохладно страна – и есть Канада? В этот момент я четко осознала, как работают средства массовой информации, забивающие наши головы изо дня в день. Как работает реклама. Их деятельность действительно очень результативна, нечего сказать.

Через двадцать минут мы наконец-то добрались до места назначения и подъехали к довольно большому двухэтажному дому, покрытому, как и все другие дома в Сент-Джонсе, сайдингом – на этот раз бордово-красного цвета. Водитель помог выгрузить чемоданы и оставил нас у дверей нашего нового дома.

Эдди

Эдди был высоким, худым молодым человеком, на вид – лет двадцати с хвостиком. По всей видимости, он имел латинские корни и склонность к рэп-культуре. Одет он был во все красное: красная майка-балахон и красные штаны с белыми лампасами. Толстая цепь под золото (не думаю, что оно было настоящим) с болтающимся на ней кулоном неизвестного происхождения довершала его гангста-образ. Волосы были коротко подстрижены и уложены гелем, из-за чего они торчали на макушке, напоминая иголки на большом кактусе. Эдди был суетливый и шустрый, едва выскочив из дома и схватив своими тонкими жилистыми руками одну из наших огромных сумок, он быстро затараторил:

– А, это вы – ребята по объявлению? Заходите, комната как раз готова!

Он быстро пожал руку Кириллу и мне, и, продолжая что-то тараторить, вошел в дом вместе с одной из наших сумок. Кирилл подхватил другую сумку и последовал за ним, пошатываясь на скрипучем крыльце, покрытом льдом и снегом. Я проворно забежала в дом, желая поскорее согреться, но в прихожей оказалось практически так же холодно, как и на улице, за исключением отсутствия снега и ветра.

Первое, что поразило меня в доме – какой-то резкий травяной запах, по-видимому, слегка замаскированный освежителем воздуха. Подумав, что это, возможно, запах плесени, я осмотрелась. Внутри дом был темный и как будто нежилой. Прихожей практически не было – сразу с улицы мы попали в маленькое помещение с лестницей, ведущей наверх. Слева от нас стоял заваленный обувью деревянный ящик. Справа была потертая дверь с круглой ручкой, а впереди был темный коридор, ведущий на кухню, откуда нещадно дуло. Эдди с огромным энтузиазмом принялся бегать по дому, показывая нам все его закоулки, включая ванную комнату, совмещенную с туалетом (единственное место, где было тепло), дверь в свою комнату на втором этаже, комнату его друга, проживающего здесь же, ледяную кухню, припорошенную легким снежком благодаря двери, открытой из нее на задний двор («Вот откуда дует!» – подумала я, поежившись), и наконец нашу комнату – ту самую, с потертой дверью, прямо у входа в дом. Наша комната была выкрашена в темно-красный свет. На окнах были черные плотные шторы, препятствующие проникновению солнечного света – и без того редкого явления в здешних краях. В комнате практически не было мебели, за исключением старого потрепанного дивана, стоявшего у дальней стены и накрытого коричневым покрывалом. Мы уверили нашего нового арендодателя, что комната нам подходит (будто бы у нас был какой-то выбор), объяснив при этом, что, скорее всего, мы здесь не останемся надолго, так как мы хотели бы поселиться поближе к университету, а этот дом все-таки достаточно далеко от него. Эдди быстро согласился, но попросил дать ему эти пятьсот долларов в месяц плюс залог в двести долларов в качестве депозита на случай повреждения немногочисленной мебели или любых других вещей в доме. Мы согласились на это, при условии, что он даст нам расписку о том, что он принял деньги, и вернет депозит в случае нашего преждевременного отъезда. Радостно закивав, Эдди стал крутиться вокруг нас, приговаривая:

– Конечно! Я все прекрасно понимаю! – он притащил в комнату игрушечный велосипед и уселся на него, скрестив перед собой длинные худые ноги. – Вы, наверное, думаете, чей это велосипед и все эти игрушки, разбросанные по дому? – радостно спросил он, указывая на велосипед.

Естественно, мы даже не обратили внимания ни на какие игрушки, но с деланным интересом отозвались:

– О да! Так чьи же они?

– Моего сына! – гордо отозвался малолетний отец и заулыбался. – Ему сейчас три года! И он живет со своей матерью – мы с ней разошлись.

Конечно, сказать, что я удивилась, значит ничего не сказать: это дергающееся существо лет двадцати уже несет ответственность за другое живое существо. Подумать только! Он быстро достал откуда-то из-за пазухи небольшую цветную фотографию, на которой был изображен темноволосый карапуз. Мы поохали и поахали, втайне надеясь, что после этого Эдди скорее оставит нас одних, и мы сможем наконец расслабиться. Но он почему-то все не уходил, и тут до нас дошло, что он ждал своих денег. Ну, конечно же, так оно и оказалось, потому как он радостно закивал, как только Кирилл упомянул вопрос оплаты, и побежал искать бумажку с ручкой, чтобы написать для нас расписку.

Размашисто написав две строчки на клочке бумаги, он с довольным видом обменял ее на наши семьсот долларов. Потом рассказал нам, как ему живется в Канаде на пособие, так как очень сложно найти постоянную работу. Тогда я подумала, что живется ему не так уж и плохо, учитывая количество денег, которое он получает за сдачу своей жалкой комнатушки приезжим студентам-иностранцам.

Я помню ту самую ночь в красной комнате с черными шторами. Я даже решила снять коротенькое видео на свою старую камеру «Фуджи», которую привезла из России. Просматривая эту запись сейчас, спустя почти пять лет, я вижу по своим глазам, как подавлена я была в ту ночь. Мой голос на записи дрожал, а руки, попадая в объектив камеры, нервно подергивались. И видела, в каком состоянии находился Кирилл, его глаза выражали полнейший шок и странное оцепенение. Мы оба были подавлены, но никто из нас не мог в этом признаться, не мог произнести вслух то, о чем думал. Мы боялись еще больше расстроить друг друга, и вместо этого смеялись и шутили, думая, что только это сможет уберечь нас от надвигающейся реальности.

На следующий день мы встали пораньше (а по моим ощущениям – не спали вовсе) и решили пойти на разведку. Предыдущим вечером Эдди вовсю расхваливал свой мобильный телефон, который купил по контракту всего за двести долларов. Конечно же, пройдя половину Сент-Джонса без карт и какой-либо навигации, мы понимали, что телефон с картой и Интернетом нам просто необходим. К тому же, у Эдди не было компьютера, которым мы могли бы воспользоваться для поиска другого жилья.

На дворе стояла лютая зима с большим количеством снега. Было уже двадцать восьмое декабря, поэтому мы подумали, что праздники должны благополучно закончиться и все магазины наконец откроют. Завтракать было нечем, поэтому, надев на себя побольше теплой одежды, пуховики и сапоги, мы вышли на холодную, пустынную улицу. Сент-Джонс встретил нас серым небом с едва виднеющимся на нем солнцем: оно здесь толком не светило и не грело, ветер дул нещадно и, несмотря на холод, дорожки отзывались хлюпающим звуком, который изредка сменяло легкое похрустывание соли и реагента, которыми здесь посыпают дороги. Решив направиться прямиком в торговый центр, где Эдди купил свой хваленый телефон с Интернетом, мы побрели на автобусную остановку в указанном им направлении. По дороге нам попался продовольственный магазин с горящей красным цветом вывеской «Открыто».

– Возможно, мы сможем купить что-нибудь поесть, – пробормотала я, направляясь к входу в магазин и нагнув пониже голову в капюшоне, защищаясь таким образом от ветра.

– Я попробую купить телефонную карту и позвонить родителям, – ответил Кирилл, которого еда никогда особо не беспокоила. – Они, наверное, с ума сходят от волнения.

Магазин был маленький, темный и практически безлюдный. Я увидела всклокоченного продавца с усами и трехдневной щетиной, который заспешил нам навстречу, едва мы вошли.

– Нам нужна телефонная карточка на десять минут – сказал Кирилл по-английски и, как всегда, принялся ждать вопроса «Штаа?», который здесь задавали абсолютно все, так как никто сразу не понимал наш акцент. Кирилл с готовностью повторил свой запрос еще раз, пока я стояла рядом и рассматривала бульварную прессу. Наконец мы получили то, что хотели, и поспешили к таксофону, чтобы после долгих трех дней сообщить родителям, что с нами все в порядке, хотя это было и не совсем правдой. О, какое облегчение было услышать голоса родных и близких, доносящиеся как будто из другого мира. Конечно же, они были обеспокоены, а труднее всего для нас в тот момент было врать, да, именно обманывать наших родных, говоря, что все прекрасно, что все оказалось так, как мы предполагали.

Поговорив с родителями, мы решили узнать у продавца, открыты ли супермаркеты, так как не хотели тащиться через весь город и тратить попусту время и деньги. И мы были правы: продавец сказал, что все торговые центры еще закрыты – из-за погодных условий либо из-за рождественских каникул – точно неизвестно. Естественно, возвращаться обратно нам не захотелось, поэтому мы снова поехали в то интернет-кафе в центре города, чтобы поискать что-нибудь получше нашего нынешнего пристанища. Мы провели весь день в поисках жилья, но не смогли отыскать ничего подходящего. Новое место должно было находиться близко к университету, что автоматически означало повышение цены. Также сложно было найти арендодателя, который согласился бы разместить двух человек в одной комнате. Для многих это была целая проблема, они требовали доплату за второго проживающего человека: в одном месте это составляло пятьдесят долларов, в другом – целых сто… Но мы были настроены на то, чтобы выехать из «красной комнаты» и «пахучего дома». Кстати, тот самый запах, который удивил нас в день приезда к Эдди, оказался запахом «травки», которую здесь курят все и повсеместно: подростки и пожилые люди, на работе и дома. Из каждой проезжающей машины, от практически любой компании на улице чувствуется этот мерзкий запах, напоминающий жженую полынь или пахучую струю скунса. Самое интересное, несмотря на то, что наша страна в мире считается «развивающейся» и не такой благополучной, мы с Кириллом, дожив до двадцати пяти лет, понятия не имели о том, как пахнет марихуана.

Просидев в кафе не меньше трех часов и выпив около четырех чашек отвратительного разбавленного кофе, мы на одном из форумов о Канаде наткнулись на русского парня, ранее также проживавшего в Сент-Джонсе, и он рассказал нам о недорогом отеле, в котором всегда останавливаются студенты – Extended Stay Hotel. Недорогим он является из-за предоставляемых студентам скидок, применение которых опускает стоимость отеля до семидесяти долларов в сутки. Мы зашли на сайт отеля и отметили, что он не только недорогой, но и очень хороший, качественный – практически в каждом номере есть кухня, а наличие в холле компьютеров и бесплатного Интернета определило наше общее намерение переехать туда как можно скорее. По дороге домой мы обсудили это решение.

– Я не думаю, что возникнут какие-то трудности, – сказал Кирилл, пока мы шагали по направлению к дому Эдди. – Мы провели у него в доме два дня и одну ночь, предложим ему двести-двести пятьдесят долларов за эти два дня и за неудобства в связи со скорым переездом – и все будет хорошо!

Зайдя в дом, я сразу же стала паковать наши вещи, а Кирилл тем временем поднялся на второй этаж в поисках Эдди, чтобы сообщить ему эту новость. Он отсутствовал минут десять, из чего я поняла, что наверняка что-то пошло не так. Я успела собрать практически все наши пожитки, когда Кирилл залетел в комнату, сверкая глазами от ярости:

– Этот чертов сукин сын сказал, что не отдаст нам денег за месяц! Он попросту закрылся в своей комнате и не выходит оттуда! Представляешь?!

Такого поворота я никак не ожидала. Решив пойти и попробовать разобраться с ним самой, я, быстро взбежав вверх по лестнице, стала стучаться в его комнату. Никто мне не ответил. К слову сказать, поскольку я бывала за границей раньше – в 2004 году я путешествовала с сестрой по Соединенным Штатам Америки – то прекрасно знала, какие права здесь имею. Когда у меня там возникла небольшая проблема, которая заставила обратиться в иммиграционную службу, мне популярно объяснили, что как студент или путешественник из другой страны, я имею полное право обращаться в полицию в какой-либо несправедливой, по моему мнению, ситуации. Я тут же сказала об этом Кириллу, и мы решили, что сразу после заезда в отель пойдем в полицию и попросим о помощи. Пообещав себе вернуть эти деньги во что бы то ни стало, мы стали перетаскивать наши чемоданы на улицу. Все еще в тяжелых раздумьях и в подавленном настроении, мы вызвали такси, которое должно было довезти нас до отеля.

Отель оказался чистым, уютным и теплым – и спокойно принимал наличные у студентов, здесь понимали, что далеко не у всех приезжих могут иметься кредитные карты. Мы не могли поверить, что тот таксист не мог отвезти нас сюда в вечер приезда, избавив таким образом от кучи нервотрепки, лишних трат и проблем.

Оставив наши потрепанные частыми переездами сумки в отеле, мы поспешили в ближайшее управление полиции. На улице шел мелкий мокрый снег, и дороги покрывала полупрозрачная, перемешанная с солью подмерзшая жидкость. Несмотря на то, что часы показывали четыре, казалось, уже был поздний вечер. Сумерки наступали стремительно, подгоняя нас и заставляя почти бежать до нужного места. А бежать нам пришлось примерно минут двадцать, так как то, что казалось на карте расположенным близко, на самом деле было в такой дали, что мы уже начали сожалеть о попытках сэкономить на автобусном проезде. Я была в светлом пуховике, который снискал море комплиментов со стороны местных жителей, похоже, никогда ранее не видывавших пуховиков такого качества и красоты. Так вот, этот прекрасный светло-серый пуховик сейчас был мокрым от снега, а по моим щекам текла тушь, оставляя две черные полоски, которые я старалась вытирать хотя бы каждые пять минут. Было уже темно, когда мы наконец добрались до здания полиции, которое было серого цвета и со стороны больше походило на что-то среднее между замком и церковью. Скрываясь от промозглой погоды, мы быстро забежали в эту чудную конструкцию и подошли к окошку, за которым стоял человек, по виду напоминавший морского льва в форме. На его красном одутловатом лице красовались большие пушистые усы, а глаза были настолько прижаты щеками, что напоминали две щелки. Он сразу спросил нас о цели визита, и я стала рассказывать ему о наших злоключениях.