Текст книги "Большой куш нищей герцогини"

Глава 9

– Сейчас буду вешать, – сказал Жаба, входя в столовую, – временно посидите в другом месте.

– Почему? – удивилась Краузе.

– Боитесь, что сопру что-нибудь? – хихикнул мастер. – Стул, например? Ну, и зачем он мне? Как мимо хозяйки его пропру незаметно? Дрель издает противный звук. Только поэтому предложил выйти.

– Мне никакой скрежет не мешает, – отрезала Краузе, – и вообще мы хотим чаю попить.

Жаба пожал плечами и включил электроприбор. Через секунду я зажала уши, но отвратительный свист по-прежнему ввинчивался в мозг.

– Роза Леопольдовна, – закричала я, глядя на невозмутимую Краузе, – как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, а что? – завопила в ответ няня.

– Позовите меня, когда мастер завершит работу, – попросила я и убежала.

Слава богу, в спальне царила восхитительная тишина. Я помылась, надела халат, села в кресло, собралась читать новый роман любимой Татьяны Устиновой, и тут дверь открылась и появилась Краузе.

– Готово.

Я встала.

– Хорошо получилось?

Но няня уже убежала. Я пошла за ней в столовую.

– Ваще супер, – завопил мастер, увидев меня, – оригинально! Оплату можно оформить наличкой или картой, чаевые на ваше усмотрение.

– Рулонка свернута, опустите ее, пожалуйста, – попросила я.

– Вы оплачивайте, – потребовал юноша, – я ее специально закатал, чтобы видели, что она прекрасно поднимается.

Я вытащила из кошелька деньги.

– Теперь можно и посмотреть на Африку во всей ее красе.

– Вы любуйтесь, а я пока инструмент в холл отнесу, – засуетился парень, – у меня есть еще заказ сегодня. На щедрые чаевые пожадились, но лучше так, чем ничего.

Дав нелицеприятную оценку моей щедрости, мастер убежал со словами:

– Незачем нам его ждать, – Краузе дернула за шнурок.

Рулонка скатилась вниз, закрыв полностью окно.

Я икнула, Роза Леопольдовна попятилась, мы обе лишились дара речи. А вы бы как отреагировали, увидев на шторе изображение здоровенной, страшной, как атомная война, обезьяны, стоявшей к нам спиной, неприлично сверкая голой красной попой. Голова ее была повернута, она через плечо с ухмылкой глядела на нас. Одну руку представитель рода павианов поднял и демонстрировал отвратительный жест, свидетельствующий о его отношении к окружающим.

Краузе отмерла первой и с воплем:

– Жаба, стой, – кинулась в коридор.

Я тоже обрела способность двигаться, схватилась за шнурок, дернула за него раз, другой, третий… Но ничего не изменилось, рулонка не собиралась подниматься.

Радуясь тому, что Киса уже легла спать, я молча рассматривала «картину».

– Он успел уехать! – воскликнула Краузе, входя в столовую.

Я взяла телефон и набрала номер мастера.

– Ваши пожелания закон для нас, – провозгласил парень. – Слушаю. Что вы хотите?

– Жаба! Что это у меня на окне? – изо всех сил удерживаясь от крика, спросила я.

– Это кто? – прикинулся дурачком собеседник.

– Люстра, – ответила я.

– А! Добрый вечер.

– Что у меня на окне? – повторила я.

– На каком?

– В кухне.

– Так вы сами заказали. Африка!

Я потеряла самообладание.

– Там омерзительная обезьяна! С голым задом и неприличным жестом! Вы показывали другую картинку в каталоге.

– Жалюзи продаются на метры, – зачастил Жаба, – в одном рулоне их двадцать. Он режется как режется. Я отмерил нужное количество и отчикал его.

– Я заказала другой рисунок! – заорала я.

– Интересное кино! – возмутился парень. – Я что, должен развернуть всю упаковку, найти понравившееся вам и вырезать? А остатки куда дену? Если хотели с подбором, надо было об этом сказать и купить весь ролик. Делайте тогда с ним что вам вздумается. Он ваш.

– Обманщик, – закричала Краузе, – мы напишем жалобу.

– Пожалуйста, – не испугался парень, – хозяйка договор подписала. Там указано, что рисунок варьируется. Претензии направляйте по адресу, который указан на двадцать пятой странице.

– Мало тебе не покажется, – пригрозила Роза Леопольдовна.

Я отсоединилась и опять уставилась на павиана. Краузе схватила договор, перелистала его и взвизгнула.

– Острова Красного архипелага!

Я потрясла головой.

– Роза Леопольдовна! Успокойтесь.

Краузе сунула мне под нос страницу.

– Адрес, по которому надо отправлять жалобу!

Я взяла страницу. «Если у вас возникнут претензии, то адресуйте их в головной офис фирмы по почте. Острова Красного архипелага, дом один. Или на адрес: „Ostrova Kracnogo arhipelaga.com“. Ваше мнение очень важно для нас. Вам непременно ответят. Мы заботимся о комфорте наших клиентов. Срок рассмотрения жалобы пятьсот шестьдесят девять дней с момента ее получения головным офисом. Если вы по истечении данного срока не получите официального ответа, направьте нам жалобу на неполучение официального ответа. Срок ответа на жалобу неполученного официального ответа составляет семьсот дней с момента ее получения головным офисом. Виновные в неответе вам сотрудники будут строго наказаны. Мы работаем для вас. Мы любим вас».

Я положила договор на стол. Слов, чтобы отреагировать на этот текст, не нашлось. Таких выражений еще не придумали.

– И что теперь делать? – растерялась Краузе. – Где находятся острова Красного архипелага?

– У меня географический кретинизм, – призналась я, – не знаю. Но думаю, что где-то очень далеко. За Кондибрасом.

– А где Кондибрас? – жалобно осведомилась няня.

– Понятия не имею, – отмахнулась я, – просто вспомнила сейчас, как моя классная говорила: «Романова, перестань болтать на уроках. Ты не на краю света учишься, не в Кондибрасе живешь, а в Москве».

Няня сдвинула брови.

– Для начала надо скатать сие чудовище! Не дай бог, Киса утром эту «красоту» увидит.

– Я пыталась это сделать, – призналась я, – но не получилось!

– Надо посильней дернуть, – решила Краузе, схватилась за веревку и сделала резкое движение рукой.

Рулонка вместе с креплением с грохотом упала на подоконник.

– Вот здорово, – обрадовалась я, – вопрос решен, скажем Кисе, что мастер не справился с работой. Она расстроится, но быстро забудет.

– Окно все равно нужно прикрыть, – протянула няня.

– Надо поискать приличную фирму, а не звонить в первую попавшуюся, – вздохнула я, – завтра я рано уезжаю, не знаю, когда вернусь.

– Сама этим займусь, – решила Роза Леопольдовна, – не верю интернету. Воспользуюсь старым методом.

– Каким? – заинтересовалась я.

Краузе показала на телефон.

– «Алло, Таня, это я. Нет ли у тебя хорошего мастера, чтобы рулонки повесил?» Сарафанное радио. Не беспокойтесь, вернетесь домой, и все будет в порядке. Я применила этот метод для поиска специалиста по кофемашинам. Он завтра вечером приедет. Мне его рекомендовала Мария Вильямовна. Уж будьте уверены, Трубина у него все анализы потребовала, родню мастера до всемирного потопа проверила. Если она чей-то телефон дает, можно расслабиться.

Глава 10

Село Муркино находилось недалеко от Москвы, но когда я вышла из машины, мне показалось, что я нахожусь на краю света.

Автомобиль стоял у руин церкви, асфальт закончился. Далее шла колея в размокшей глине. Я увидела табличку на первом доме: «Пионерская, дом 2». Именно в этой избе прописана Питирима.

Надо было надеть резиновые сапоги, но я отправилась на прогулку по сельской местности в тонких кожаных сапожках. Ну и как дойти до избы Питиримы? Почему я не натянула в промозглом марте угги? Так я за рулем сижу, в меховой обуви мне трудно управлять автомобилем. Я хотела взять с собой обувь из овчины, а потом решила, что деревня невелика, я не замерзну, пройдя небольшое расстояние.

– Краса ненаглядная, – сказал за моей спиной тихий голос, – что, соображаешь, как вперед пройти и не утонуть?

Я обернулась и увидела симпатичную пожилую тетушку с доброй улыбкой.

– Ты неправильно нарядилась, – продолжала она, – постой-ка тут смирно, я тебя выручу.

Шлепая по грязи резиновыми сапогами, которые явно были велики ей, старушка, несмотря на возраст, резво дошла до первого дома, исчезла за калиткой и скоро вернулась. В руках она держала боты странного вида, более всего они походили на высокие, до щиколотки, калоши.

– Во, вездеходы всепогодные, – весело сказала незнакомка, – засовывайся в них прямо в своих фу-ты ну-ты сапожках.

– Испачкаю подкладку, – предостерегла я.

Бабуля поставила передо мной непромокаемые башмаки.

– А она там есть? Нету. Зато подошва – микропорка. Знаешь такое слово?

– Слышала его от мамы, – сказала я, – ботинки на микропорке.

– Отличная вещь микропорка, – цокнула языком бабуля, – вечная. Я их купила… дай бог памяти, в шестьдесят восьмом, сносу им нет. Ты к нам зачем? Уж не дачу ли снять?

– Да, – обрадовалась я подсказке.

– Рано озаботилась, – удивилась старуха, – март на дворе.

– Сейчас, наверное, можно договориться дешевле, – предположила я.

Старушка окинула меня взглядом.

– Наоборот. Я сама не сдаю. Не люблю чужих под боком, и не надо мне денег. Наша инвалидская команда, которая дачников пускает, состоит из двух человек. Зотова сейчас такую сумму заломит, что у тебя глаза на лоб полезут. Она до тридцатого мая ни рубля не уступит. Потом до сквалыги дойдет, что она, как всегда, пережадничала, без жильцов осталась, тут-то враз цену снизит. Вторая любительница деньги за свой сарай состричь – Ларка Фролова. Она с дачницей хоть сейчас за смешную плату сторгуется, аванс возьмет. Но приедешь первого июня с хабаром-табаром-детьми-кошкой… Опаньки! А в халабуде уже живут, Ларка руками разведет.

– Вас не помню.

Ты на нее налетишь.

– Я аванс тебе вручила!

Она в ответ:

– Расписку покажите!

И нечем крыть. Вообще не советую с нашими связываться. Зотова, если к себе пустит, до кондратия доведет, на половину, которую жильцам предоставит, ходить будет, замечаниями сыпать: «не наступай на половики, затопчешь», «не лежи на диване, он новый». А если Ларка не обманет, то ты в ее сарае окочуришься. Там крыша течет, печка дымит, плита-развалина, включить страшно. Сортир впритык к твоей, прости господи, даче стоит. Вонища! Езжай в Захаровку, но не раньше апреля. К весне все нервные вроде тебя уже договорятся с хозяевами. Наши колхознички-огороднички, те, кто без жильцов остался, задергаются, испугаются, что нет у них дачников. И цены скинут.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Холодно-то как! Прямо мороз.

– Ноль на дворе, – пояснила бабуля, – сыро. А когда сыро, всегда зябко.

– Как к вам обращаться? – спросила я.

– А зачем тебе со мной обращаться? – рассмеялась пенсионерка. – Хочешь спросить, как звать бабу-ягу? Так и скажи. Татьяна Владимировна.

– Вы, наверное, родственница Питиримы? – предположила я.

– Ишь ты! – хмыкнула собеседница. – Откуда знаешь про Питириму?

– Тут недавно проходила женщина, я поинтересовалась у нее, где лучше дачу снять, – соврала я, – она сказала, что в доме, куда вы за калошами ходили…

– Ботиками, – поправила старуха.

– Ну да, простите, ботиками, – исправилась я, – там живет Питирима Владимировна, она одинокая. Я подумала, что спрошу у хозяйки насчет съема дачи. Изба красивая, похоже, ее недавно отремонтировали, значит, владелица аккуратная. А потом вы во двор вышли, ботики вынесли. Но вы не Питирима, имя-то другое.

– А-а-а, – протянула собеседница, – ясно. Тетка, та, что про владелицу дома болтала, толстая, в зеленой куртке? Шапка синяя? Пошла в конец дороги?

– Да, да, да, – закивала я, – она самая.

– Ох, здорова ты врать, – улыбнулась Татьяна, – нет у нас такой, в зеленой куртке. Выдумала я ее, чтобы проверить, солжешь ты или нет.

Я смутилась.

– И чего тебе от Питиримы надо? – спросила бабушка.

– Хотела поговорить с ней и другими жителями села, – на сей раз честно ответила я.

Старушка поправила платок.

– Звать тебя как?

– Евлампия, – вздохнула я, – отзываюсь на Лампу.

Бабка засмеялась.

– Кто ж тебя так наградил? Дед?

– Долгая история, сначала я была Ефросиньей, потом взяла другое имя [3]3
  Как Ефросинья стала Евлампией рассказано в книге Дарьи Донцовой «Маникюр для покойника».


[Закрыть], – объяснила я.

– Махнуться Ефросиньей на Евлампию все равно что колбасу на сосиску выменять, – развеселилась собеседница, – ладно, бедолага, шагай за мной. Я Питирима. Только кто ж это имечко выговорит? Да и объяснять каждому, что меня крестили по Святцам, при коммунистах было опасно. Вот и говорю всем: Таня я. Со школьных лет так себя именую. В паспорт редко кто смотрит. Чего ты от меня хочешь? Только не лги. Не люблю врунов.

– Не буду, – пообещала я.

– Двигай за мной, – скомандовала Молоканова, – чаем угощу с конфетами.

Усадив меня за круглый стол, накрытый кружевной скатертью, хозяйка достала из буфета дорогой шоколадный набор, печенье, домашнее варенье, сыр, колбасу, масло. Потом из шкафчика на свет явилась коробка с настоящим английским чаем. Судя по тому, как Молоканова принимала меня, она жила не только на пенсию, которую ей платит государство. Да и убранство дома свидетельствовало об отсутствии материальных проблем.

– Ну, говори, – велела хозяйка, которую я решила, как и все, называть Татьяной. – Зачем прирулила?

– Сама не знаю, – призналась я, – работаю в детективном агентстве.

– Сыщица! – восхитилась хозяйка. – Ну, я прямо как в кино попала.

– К нам обратился один мужчина, – продолжала я. – Его отец, узнав, что смертельно болен, решил рассказать сыну, где хранятся деньги, которые он скопил за всю жизнь. Похоже, папаша не доверял банкам.

– И правильно, – одобрила хозяйка, – вот я в советские годы все хранила на сберкнижке. Большая сумма образовалась. И что? Когда к нам капитализм нагрянул, в один миг все пропало! А в сороковые-пятидесятые прошлого века мою маму с государственным займом обманули. Приказали всем облигации покупать, обещали потом деньги с процентами вернуть. Ага! Отдали должок спустя лет тридцать, а то и поболее. Но, понимаешь, сто рублей в сороковые – это ну очень серьезные денежки были, сто рублей в начале восьмидесятых тоже приятно получить, но это сумма средней зарплаты. Были оклады ниже, но и выше были.

– Отец отдал сыну коробку, – продолжала я, – в ней была картина, сделанная по фото. Теперь так практикуют: берут снимок и с помощью…

– Компьютера, – перебила Татьяна, – превращают его в красивый пейзаж или натюрморт. Вон на стене вроде акварель, а на самом деле снимочек.

Молоканова все больше и больше удивляла меня. Лично я только вчера услышала о такой технике, а моя собеседница со знанием дела говорит о новых технологиях.

– Чего затормозила? Дальше излагай, – поторопила меня Татьяна.

Я сообщила хозяйке о том, что Алексей рассказал Федору, но скорректировала информацию, ни словом не упомянула о деньгах, документах и слегка приврала:

– Федору Петров объяснил: «Настя привыкла жить за спиной мужа. Боюсь, после моей кончины ей придется плохо. О сыне и дочке не беспокоюсь, они молодые, справятся. А супруга уже не юная. У меня был друг, жизнь нас развела, но он единственный, кому я могу доверить Настю. Тебе надо поехать в Муркино…» И беседа оборвалась, потому что Алексея вызвали на работу. Он обещал Федору дать на следующий день контакт друга, но не успел, умер. Мы подумали: вдруг с церковью связана некая история, а в деревне живет человек, который может рассказать нам нечто, назовет фамилию друга Петрова. Мы узнаем, кого Алексей имел в виду, поможем Анастасии.

– Ой, а чаек-то, – спохватилась хозяйка. – Какой ты любишь?

– Любой, – ответила я.

Татьяна подошла к буферу, вынула еще несколько банок с чаем и начала колдовать. Она насыпала в чайник по чуть-чуть из одной жестянки, потом из другой, затем из третьей. Поколдовав, хозяйка залила смесь кипятком, через несколько минут налила мне в чашку чай и велела:

– Попробуй, может, чего не так?

Я сделала глоток и чуть не выплюнула чай. В нем был анис, который я терпеть не могу.

– Ну как? Нравится? – осведомилась Татьяна.

– Восторг, – вдохновенно соврала я.

– Лимон, – спохватилась собеседница, – совсем забыла, сейчас принесу.

Хозяйка убежала. Я огляделась по сторонам, увидела, что окно приоткрыто, быстро выплеснула во двор чаек и села на место.

Татьяна вернулась с блюдечком, на котором лежали кружки лимона.

– Дай поглядеть поближе фото.

Я протянула ей картинку. Бабка стала ее рассматривать, говоря вслух:

– Ну, чего про церковь сказать? Помню, что очень она красивая была. Меня в ней крестили, родители еще до моего рождения там венчались. Эхе-хе. Потом большевики ее порушили, до сих пор не восстановят. А почему ты подумала, что с храмом какая-то связь есть?

– Он на снимке занимает центральное место, – объяснила я, – кроме него тут мало что видно. Деревья, небо, сарай какой-то.

– Если что-то спрятать хотят, по-хитрому поступают, – засмеялась Татьяна. – Дедушка мой в храме этом служил алтарником. Когда Божий дом разгромили, он унес Евангелие и семисвечник из алтаря. Священное Писание поставил в шкаф, не прятал, подсвечник на комод водрузил, типа лампа это. Мама после смерти отца ничего не убрала. В начале пятидесятых на нее сосед донос наклепал, дескать, Серафима ведет пропаганду, людям головы церковными байками туманит. К нам пришли с обыском. Книжный шкаф мельком осмотрели, на Евангелие внимания не обратили, по семисвечнику взглядом пробежали и ушли к маме в спальню. А там на одной стене картинки в рамках старые, там люди всякие. На другой портрет Ленина здоровенный. Главный, который дом обшаривал, рот разинул.

– Где иконы?

Мама спокойно ответила:

– Отец завещал его со всеми досками похоронить. Я так и сделала. Небось на меня кляузу Быков сочинил? Он давно хочет наш участок получить, вот и придумывает всякую чушь. Вы спросите в сельсовете-то обо мне. Я доярка-передовик, медалью награждена.

Ну и ушли проверяющие. Они в храм никогда не ходили, небось считали, что икона – обязательно изображение одного святого или женщины с младенцем. То, что на одной доске могут написать много святых, что образа бывают яркие, на них изображены стол, океан, лодка… Им это было неизвестно. Дед свои иконы вставил в рамы, получились картины. Главное, не прятать то, что скрыть хочешь. Имеешь драгоценность? Просто в шкаф на полку ее положи, все подумают: раз на виду блестит, ерундовая вещь, дорогую заныкают в укромном месте. И надо что-то отвлекающее неподалеку разместить. У мамоньки портрет Ленина висел. Если кто в ее спальню входил, тока на него и глазел! А на фото, которое ты показала, церковь на себя весь интерес перетягивает. Но, думаю, не храм главный. А он!

Татьяна показала пальцем на картинку.

– Сарайчик? – удивилась я. – Что в нем интересного?

Глава 11

Татьяна расстегнула воротник блузки.

– Все, кто про Ивана-ключника знал, давно покойные. Это мрачная история. В моем детстве им маленьких детей пугали. Если они безобразничать начинали, бабушки говорили: остановись, а то Ванька тебя заберет, в подвал засунет, голодом заморит.

Мы его боялись до обморока. Выглядел Иван не по-нашему, выделялся на фоне крестьян. В те годы мужики особо не заморачивались, что надеть. Зимой телогрейка, штаны ватные, ушанка, валенки. Летом сапоги, брюки из какой-нибудь тряпки, тельняшка или майка, которую сейчас «алкоголичкой» называют, трусы семейные. В последних в речке купались, загорали, в огороде работали, они типа современных плавок-шорт были. А Иван зимой ходил в пальто с меховым воротником, в ботинках с калошами, с тростью, на голове «пирожок» из каракуля. Летом он носил парусиновый светлый костюм, шляпу соломенную. Огорода не имел, скотину не держал, дрова не колол. Все, что надо, покупал у селян втридорога. Сколько хозяева заламывали, столько и отдавал. Жены не завел, детей тоже. Ездил работать в Москву. Чем занимался? Никто не знал. Чудо-юдо в куриных перьях. Разговаривал не по-людски. «Сделайте одолжение, продайте мне два кило картошки. Благодарствую. Еще бы хотелось капусты кочан. Буду очень рад, коли найдете». Водку никогда не пил. Дом ему убирала Марфа Епифанова. Она славилась своей мрачностью. Скажешь ей: «Здрассти!», ответа не дождешься. Все дачники думали, что женщина немая, потом понимали: она говорить умеет, но не хочет. От всех вопросов Епифанова отделывалась словами «да», «нет», «не знаю». Но один раз она вдруг ни с того ни с сего разболталась. Моя мать с подругами сидела на скамейке у забора, вечер был тихий, летний, теплый. Часов семь. Бабы дела переделали, отдохнуть устроились. Раиса Королева где-то разузнала рецепт цукатов из тыквы, принесла большую тарелку, угостила подруг. Едят они, нахваливают, мне дали. Я тогда была совсем молодая, но уже работала в колхозе. И тут Марфа идет, Раиса шепотом сказала:

– Предложу немтыке нашей тыквеннички для смеха. Поглядим, как она морду скосорылит и уйдет.

И крикнула:

– Марфуша, иди попробуй, я сама конфеты сделала!

Тетушки захихикали, они предполагали, что Епифанова молча мимо прошмыгнет. А та остановилась и сказала:

– Коли не шутите, угощусь!

Ну, тут все чуть со скамейки не попадали. Марфа заговорила! А она взяла один цукат, съела, похвалила:

– Вкусно очень. Я похожие из моркови делаю. Только не в сахарном сиропе, а в меду варю. Могу рецепт дать.

У баб ступор, не знают, как реагировать. Вдали Иван показался, Марфа вздохнула.

– Пойду! Ключнику ужин погреть надо.

– Почему ты его ключником зовешь? – удивилась Раиса.

– Он на шее здоровенный ключ носит, – ухмыльнулась Епифанова и ушла.

И что интересно. Больше она с бабами не беседовала, один раз только разговорилась. Ну и конечно, деревня стала истории выдумывать. Про погреб с сундуками, где золотые монеты хранятся. Про шкаф в доме Ивана, который деньгами набит. Фантазировали со смаком. Ну и дотрепались. В шестидесятых кто-то ключника убил. Тело его Марфа нашла, пришла убирать, а в доме труп. Милиция приехала, участковый наш прикатил. Давай всех опрашивать. Наши ему про несметные богатства сообщили.

Андрей Никифорович про сундуки с червонцами слушал, слушал… Потом собрал народ в клубе и речь толкнул:

– Иван был ученый, работал с документами. В деревне жил, потому что все его предки купцы богатые были. Их раскулачили, расстреляли. Остался один маленький Ваня. Его взял на воспитание профессор. Иван боялся, что его тоже за непролетарское происхождение убьют, поэтому и сидел тихо в селе. Даже после того, как партия и правительство реабилитировали всех жертв репрессий, он все равно боялся. Не было у мужика золота, денег, богатства. Скромно жил. Одни книги в комнатах.

– Марфа говорила про ключи на шее Ивана, – крикнул кто-то из зала, – я сама слышала. Зачем их беречь, если схроны пустые?

– Медальон у него был, – пояснил участковый, – пустяковый, такими в табачных киосках торгуют. Железная цепочка, на ней цветок вроде ромашки. Марфе надо сказки писать, напридумывала кренделей.

Епифанова встала.

– Я видела у него именно ключ, брелока не было.

Наш Андрей Никифорович аж позеленел.

– Уймись, отрава!

Татьяна всплеснула руками.

– И не нашли убийцу ключника. Во как!

Последние слова я слышала как сквозь вату. Хозяйка впилась в меня взглядом.

– Эй! Тебе плохо?

– Голова кружится, – с трудом произнесла я.

– Ну-ка пошли, – засуетилась хозяйка, – давай помогу тебе.

На мягких ногах, которые гнулись в коленях так, словно их слепили из пластилина, я кое-как добралась до маленькой комнаты и упала на кровать лицом в подушку. В носу запахло незнакомой травой.

– Поспи чуток, давление, наверное, упало, – донеслось до меня издалека.

Я закрыла глаза, через секунду открыла их и увидела в полумраке небольшую спальню с трехстворчатым гардеробом и старым потертым креслом. За окном царила темнота. Стало ясно: я проспала почти целый день, уже вечер.

– Совсем с ума сошла? Замутила историю! – спросил чей-то хриплый голос. – Что теперь с бабой делать? Когда она очнется?

Еле шевеля пальцами, я нащупала в кармане мобильный и включила диктофон.

– Трудно сказать, – ответила Татьяна, – в зависимости от роста, веса.

– Ну ты прямо… ну слов нет!

– Неча ругаться! Все я правильно рассчитала. Глупостей ей наболтала.

– Ну просто слов нет, – прохрипел неизвестно кто. – Как тебе в голову пришло отраву свою бабе налить?

– Давай поучи меня, – рассердилась Татьяна, – сначала в избе тут посидит, потом шасть по округе. Нам это надо?

– Шасть и шасть, – просипел гость, – ладно, потом с тобой разберусь. Болтаем тут, а вдруг она очнулась?

– Никогда, – отрезала старуха, – здоровенные мужики от него сутками спят. А бабенка мелкая, типа мыши.

– Иди посмотри, – велел гость.

Послышался скрип. Я закрыла глаза и начала ровно дышать. Треск половиц усилился, крепкая рука потрогала меня за плечо.

– Лампа, – позвала Татьяна, – эй! Ты как?

Я продолжала сопеть. Спустя какое-то время до меня опять донесся голос хозяйки:

– Дрыхнет. Я скажу, что ей плохо стало, когда мы беседовали. Пожалела я ее, уложила отдохнуть.

– Дозу правильно рассчитала? – забеспокоился хриплый. – Вдруг слишком ядрено заварила?

– Кто из нас целитель? – рассердилась Татьяна. – К кому народ со всех краев едет? К тебе?

– Ну, нет, – буркнули в ответ.

– Кабы мои травы не помогали, не видать бы мне денег, – продолжала хозяйка, – не есть мне вкусно, не жить в достатке. Если не доверяешь чаям Молокановой, то не приезжай ко мне. Конец истории. До свиданья!

– Зело зол однако человечище, ладно, не кипи, – пошел на попятную гость. – Чего ты ей сообщила?

– Историю про Ваню-ключника, как его убили. Правда это. На самом деле было, – отрезала Татьяна.

– Ну ё мое! Кто тебя просил это рассказывать? Совсем без ума, да?

– Мне холодильник нужен, стиральная машина. Ты мне денег наконец дашь? – прошипела Молоканова.

– Да, – буркнул посетитель, – держи, я привез.

– Вот и славно, – отрезала хозяйка. – Значит, тебе можно зарабатывать, комедию ломать, а мне нет? Специально про ключника сообщила. Просто отличная мысль в голову пришла! Эк ты хрипишь. Как из бочки гудишь!

– Тебе не нравится?

Я пребывала в недоумении, понять, кто беседует с хозяйкой, не могла. Гость сипит, хрипит, кашляет. В комнате мужчина или женщина?

– Капельки сейчас намешаю, – пообещала хозяйка, – мигом легче станет.

– Я на твою отраву даже смотреть не стану.

– Да ты чего?

– Того! Сама пей.

– Ой, как неприятно это слышать.

– Переживешь!

– Разве я тебя когда-нибудь обижала?

– Не начинай!

– Хоть раз оскорбила?

– Раз завела свой нудеж, до свидания.

– Ладно, ладно, молчу. Послушай меня, – сказала Татьяна. – Когда сыщица очнется, спою ей про низкое давление на улице, плохую, совсем не мартовскую погоду. Ночевать ей тут нельзя. Растолкаю сразу после твоего отъезда, дам вонючку понюхать.

– Ну и пусть катится, – пожелал мне гость. – Ты прямо ненормальная, звонить начала, гонорар требовать.

– Провожу тебя, – воскликнула Татьяна. – Не надо нам лаяться. Понервничали и успокоились. Деньги мне были нужны. Теперь я их получила.

Разговор стих. Я встала с кровати, подошла к окну, спряталась за занавеской и осторожно отодвинула ее край. В небольшую щель увидела темный двор. Ну вот! Зря надеялась рассмотреть посетителя. И вдруг вспыхнули фонари. Перед моими глазами появились две темные фигуры. В одной, на которой была лишь короткая душегрейка, сразу узнала Татьяну. Половая принадлежность второй осталась загадкой: вроде черный или темно-синий пуховик с капюшоном, брюки, угги. Не понятно кто стоял спиной к окну. Неопознанная личность открыла дверь джипа, который был запаркован во дворе. Через пару минут машина уехала. И лишь тогда я сообразила, что могла сделать фото.