Текст книги "Золотой век предательства. Тени заезжего балагана"

Однако Тэцудзи всё равно не мог найти себе места от тревоги. Раз грабитель сумел пробраться во дворец никем не замеченный, означает ли это, что заговор против императора и его семьи зрел настолько давно, что даже часть стражи и слуг переметнулись на сторону врага, кем бы он ни был?

Невозможность разобраться в происходящем раздражала и даже злила Тэцудзи: он терпеть не мог сталкиваться с любого рода недомолвками или тайнами. Но пока что поделать с этим ничего не мог. Ему только и оставалось, что смириться со своей участью и выжидать момента, когда можно будет сойти на берег и разузнать новости из столицы.

«Гордость империи» тем временем медленно продвигалась вперёд, вверх по течению реки Ито. Первые несколько дней плавания погода стояла ясная и тёплая, и принц, ставший теперь невероятно ловким и лёгким, взбирался на самую верхушку мачты и сидел там, оглядывая окрестности.

Конечно, он не всю жизнь провёл в Дайсине. Вместе с отцом и его свитой принц Тэцудзи время от времени выезжал за пределы столицы. Да и с матерью они не раз ездили в Хокуген – только после смерти старшего сына императрица перестала покидать стены дворца.

Но вот путешествовать по реке Ито принцу ещё ни разу не доводилось.

Поросшие лесом горы сменялись зелёными пологими долинами, в которых стояли города. Каждый раз, завидев впереди такой небольшой портовый городок, принц надеялся, что «Гордость» возьмёт на него курс и свернёт к причалам, но пока его надежды не оправдывались. Лодчонка деловито плыла дальше, не удостоив вниманием ни один из портов. По всей видимости, капитан Ясуда заготовил достаточно провианта, чтобы не тратить зря времени на пополнение запасов в дороге.

Первая возможность высадиться на берег представилась лишь на третий день плавания «Гордости». Старик Кудо говорил, что лодка следует на восток, в провинцию Тосан. И вскоре принцу стало известно, что первой остановкой на пути «Гордости» должен был стать город с поэтичным названием Хико́си[12]12
  Это не ирония принца. Название буквально означает «Город озёрного эха» ().


[Закрыть].

Город раскинулся на берегу озера Би́ва – там, где в него впадала Ито. Озеро это считалось самым большим во всей империи: чтобы переплыть его из конца в конец, даже при попутном ветре могло понадобиться два, а то и все три дня.

У принца сжималось сердце, когда он думал о том, что это огромное озеро окончательно отрежет его от западных земель империи. Но, с другой стороны, без помощи ведьмы, живущей в горах на востоке, принц не сможет вернуть себе человеческое обличье, поэтому выбор у него невелик. Нужно взять себя в руки и выдержать ещё несколько дней пути на этой лохани – только так он сумеет добраться до Ямамбы.

* * *

Хикоси оказался живописным портовым городком, который тянулся вдоль берега озера Бива. В ясную погоду вдалеке можно было увидеть далёкие хребты гор, подёрнутые дымкой.

«Гордость империи» причалила в порту Хикоси уже после того, как храмовые колокола в окрестностях города и за его пределами отбили час Лошади[13]13
  То есть примерно полдень.


[Закрыть]. Кораблей и лодок, пришвартованных у причалов, было столько, что за их покачивающимися на волнах силуэтами разглядеть то, что творилось в порту, было практически невозможно.

Часть груза «Гордость» должна была выгрузить здесь, поэтому немногочисленная команда лодки ещё полчаса кряду таскала на пирс тюки с сушёными водорослями и ящики, доверху набитые разной мелочью – гребнями и зеркальцами, лентами, отрезами тканей и прочей женской белибердой.

Ясуда, лично следивший за отгрузкой товара, дождался, пока за ним приедет обоз от купца, с которым он вёл дела в Хикоси, и с ним же и уехал в город, предварительно бросив матросам:

– В час Петуха чтобы все были здесь, а до того делайте что хотите. Только сильно не упивайтесь – вы мне нужны в здравом уме.

Не успел обоз, на котором уехал Ясуда, скрыться в облаке пыли, как матросы сгрудились в кучку возле Гэнты. Он с заговорщическим видом достал из кармана несколько прутьев соломы, поломал их и сунул в кулак.

– Кто вытянет самую короткую, останется сторожить корабль, – ухмыльнулся он и протянул кулак старику Кудо, который стоял к нему ближе всех.

Когда все вытянули по прутику, Гэнта разжал кулак, и матросы снова сгрудились возле него – на сей раз чтобы сравнить, у кого соломинка оказалась короче.

Удача обошла стороной самого молодого матроса, Нацуо. Товарищи искренне посочувствовали ему и пообещали в скором времени отправить на «Гордость» разносчика с обедом из ближайшей харчевни. Заметно сникший парнишка лишь кивнул в ответ, а потом понуро побрёл обратно на лодку.

Тэцудзи же отправился в город вместе с остальными. Старик Кудо усадил принца себе на плечо, и тот деловито покачивался в такт его ходьбе.

Принц внимательно вслушивался в разговоры людей, идущих навстречу, пытался разглядеть, что же нацарапано на многочисленных объявлениях, которыми были увешаны заборы и стены домов в портовом квартале. Но ни слова о пропаже наследного принца там не было.

С виду городок казался совсем обычным, и в поведении населявших его людей не чувствовалось никакого беспокойства. Городская стража была ленива и нерасторопна, полиции вообще нигде не было видно. Привратник, в чьи обязанности вменялось на ночь запирать ворота, отделявшие один квартал города от другого, мирно дремал в тени своей сторожки.

«Возможно, новости из столицы ещё не добрались до этого сонного места, – подумал Тэцудзи, так и не найдя вокруг ни одного подтверждения тому, что его поиски уже ведутся. – Или отец пока держит всё в тайне, чтобы среди народа не поднялась паника».

Такое развитие событий казалось принцу наиболее вероятным, и он продолжал утешать себя мыслью, что его всё-таки ищут, – ничего другого ему не оставалось.

Матросы тем временем завернули в лапшичную, откуда соблазнительно пахло наваристым мясным бульоном и свежим зелёным луком.

– Эй, с животными сюда нельзя! – тут же гневно окликнул их повар – тощий краснощёкий мужик в застиранном фартуке. От зала, где сидели посетители, его отделяла лишь стойка ему по пояс, куда повар выставлял пиалы и тарелки с уже готовыми блюдами.

– Да какое же это животное! – воскликнул Кудо. – Это же товарищ наш – почти что человек…

– Он никому мешать не будет, честное слово, – добавил другой матрос и принялся подталкивать Кудо в сторону свободного стола, стоявшего у окна. Остальные гуськом двинулись следом: проходы между столами были такими узкими, что даже одному человеку тесновато.

– Смотрите мне! – погрозил им лопаткой повар и снова опустил голову к шкворчащей сковороде, где жарились грибы и овощи.

– Слышал, мохнатый? – ухмыльнулся кучерявый Цуёси, усаживаясь на грубо вытесанную лавку. – Веди себя прилично, не позорь наши седины!

Тэцудзи громко фыркнул в ответ, и матросы дружно заржали.

Цуёси собрал с каждого по паре медяков и принялся продвигаться в сторону повара, чтобы сделать заказ на всех. Другой матрос отправился следом за ним, чтобы подсобить в случае чего. Не позабыли они и про оставшегося на лодке Нацуо: подозвали к себе мальчишку-разносчика, околачивавшегося неподалёку от лапшичной, и вскоре тот побежал в сторону порта с узелком, в котором была миска с лапшой.

Вскоре матросы вернулись с небольшими подносами, на которых стояло по кувшину с рисовым вином и маленькие рюмки. Цуёси раздал каждому по одной. Даже Тэцудзи плеснули немного вина, и он, на радость остальным, лихо опрокинул содержимое рюмки себе в рот.

– Ну твоя мартышка и хват! – восхитился Гэнта, кивая старику Кудо. – Всех нас перепьёт, зуб даю!

Но напиваться в планы принца не входило, поэтому все зубы коренастого матроса остались там, где им и надлежало быть.

Вскоре Цуёси и его подручный совершили ещё одну вылазку к повару и вернулись с дымящимися плошками лапши в бульоне, который пах просто восхитительно. Рот у Тэцудзи сразу наполнился слюной, и он едва смог дождаться, пока перед ним поставят маленькую мисочку с той же лапшой, какую если остальные.

– Интересно, управится он с палочками или нет? – с любопытством произнёс Гэнта, кивнув в сторону Тэцудзи.

Матрос передал старику Кудо две пары деревянных палочек. Тэцудзи взял свои и повертел их в руках. Для тонких мартышечьих пальцев палочки оказались чересчур большими, но вскоре Тэцудзи приноровился к ним и принялся уминать лапшу за обе щёки. Он был так голоден, что не заметил, как все матросы уставились на него, разинув рты.

– Ну ничего себе, – с уважением протянул Цуёси, озвучив всеобщую мысль. – Где ж ты такое чудо добыл, а, Кудо?

Старик лишь пожал плечами.

– Да оно само нашлось, – ответил он и шумно хлебнул бульон через край миски. – Я тут совершенно ни при чём.

Остальные посетители лапшичной тоже с изумлением косились на «удивительно умную дрессированную обезьяну», которая ловко управлялась с палочками и вела себя почти как человек – только что говорить не умела. Повар то и дело с неодобрением поглядывал на тот угол, где обосновались матросы, но придраться пока было не к чему.

Тэцудзи давно так вкусно и сытно не ел. Прошло всего несколько дней с тех пор, как он покинул дворец, но принцу казалось, что его прошлая жизнь осталась позади так давно, будто случилась и не с ним вовсе.

Насытившись, Тэцудзи принялся глазеть в окно. Чтобы впустить в лапшичную побольше свежего воздуха, из оконного проёма вытащили раму с рисовой бумагой, так что с улицы принцу прямо в лицо задувал ветерок. Это приятное чувство окончательно разнежило Тэцудзи, и он прикрыл глаза от удовольствия.

Но радости этого мира удивительно скоротечны. Когда принц учуял смутно знакомый тошнотворный запах, отдалённо напоминавший переперчённые забродившие овощи, он открыл глаза.

Немой крик застрял у Тэцудзи в горле, как острая рыбная кость.

За стенами лапшичной бурлила оживлённая толпа: Хикоси в этот час был полон народу. Моряки, ждавшие разгрузки или, наоборот, загрузки товаров в трюмы лодок, на которых они сюда прибыли, лоточники, продающие всякую всячину: от дешёвых гребней до поношенной, но стираной одежды, женщины с корзинами, полными овощей и рыбы, пытались удержать за руку своих детей в коротеньких кимоно, которым интересно было посмотреть всё и сразу…

И в этой разношёрстной толпе, словно гнилая виноградина на густой и спелой лозе, возвышалась худощавая и уже знакомая Тэцудзи фигура, закутанная во всё чёрное. Широкополая соломенная шляпа полностью прикрывала лицо, но принц знал: глаза, что скрывались под ней, прекрасно всё видели.

Обычно, если кто-нибудь вставал столбом посреди дороги, лица спешивших по своим делам людей начинали кривиться от недовольства. Особо нетерпеливые могли грубо окликнуть такого копушу или даже толкнуть его.

Но к фигуре в чёрном никто не приближался ближе, чем на замах руки. Толпа огибала пришельца по широкой дуге, не отвлекаясь от своих повседневных дел: казалось, люди вообще его не видели. Лишь одна маленькая девочка со смешными хвостиками на макушке скривила носик, будто учуяла дурной запах, исходивший от фигуры в чёрном, да какая-то кошка, дремавшая до того в тени бочек с солёной рыбой, вдруг вскочила и зашипела, стоило только соломенной шляпе покоситься в её сторону.

Тэцудзи не стал дожидаться, пока фигура повернётся к лапшичной. Он отбросил палочки в сторону и соскользнул со стола под удивлённые возгласы матросов. В три прыжка принц добрался до ближайшей сваи, взобрался по ней наверх и уселся на потолочную балку, выбрав уголок потемнее, чтобы его не было видно.

– Куда это направился наш хвостатый друг? – лениво спросил кто-то из матросов, кивнув в сторону затаившегося Тэцудзи.

– А, да кто ж его разберёт, – отмахнулся от него старик Кудо. Сейчас его куда больше интересовало содержимое рюмки, которую он держал в руках.

Вскоре матросы окончательно забыли про Тэцудзи, что было ему только на руку. Если это чучело в шляпе сунется в лапшичную, матросы не выдадут убежище Тэцудзи ни словом, ни взглядом.

«А что, если он не один? – крутилось в голове у принца под бешеный стук испуганного обезьяньего сердечка. – И как он нашёл меня?»

В одном Тэцудзи был уверен наверняка – кем бы ни было это существо, оно явно не желало ему добра. От фигуры в чёрном исходила столь явная угроза, что принц чуял, как у него на загривке шерсть встала дыбом.

Запах чужака в соломенной шляпе становился всё слабее, пока в конце концов не истаял вовсе. Но Тэцудзи всё равно не покидал своего убежища до тех пор, пока матросы не собрались покинуть лапшичную. Только тогда принц резво скользнул вниз и запрыгнул на плечо к уже заметно окосевшему от выпивки старику Кудо.

До самого возвращения на «Гордость» принц то и дело затравленно озирался вокруг и принюхивался, но, к своему облегчению, фигуры в чёрном так больше и не увидел.

* * *

Следующие два дня «Гордость империи» мерно бороздила спокойные воды озера Бива. Недаром во все времена поэты империи воспевали величие этого места: даже самый чёрствый и закостенелый человек не сумел бы остаться равнодушным, когда его глазам предстало бы отражение горных склонов в прозрачной воде или гладкие спины сомов, водившихся в озере в изобилии.

Так и принц, которому впервые в жизни довелось увидеть легендарное озеро, сразу же взобрался на мачту, стоило только «Гордости» поднять якорь и отчалить от берега. Он не мог оторвать взгляда от огромной глади воды, что тянулась вперёд и терялась где-то далеко за линией горизонта. В самой широкой части берега́ отступали друг от друга так далеко, что горы, обнимавшие озеро со всех сторон, казались не выше самых обычных холмов. Над головой носились назойливые чайки, которые, похоже, надеялись чем-нибудь поживиться рядом с кораблём. Но Тэцудзи не обращал на их крики ни малейшего внимания. Он впитывал окружавшую красоту всем своим существом – будет потом что рассказать матушке, когда он вернётся во дворец.

Но на второй день плавания восторги принца от озера заметно поугасли. Стояла невыносимая жара, и принц нашёл укрытие в отбрасываемой парусом тени на одной из бочек с водой, которые команда запасла ещё в Хикоси.

За его спиной двое матросов драили палубу.

– На кой нам тащить с собой столько воды, если мы не по морю плывём, а по пресному озеру? – проворчал один из них, недовольно покосившись на бочки.

Тэцудзи и самого посещали подобные мысли, и потому, услышав слова матроса, он навострил уши.

– Сразу видно, что ты впервые заплываешь куда-то восточнее Хикоси, – усмехнулся в ответ его товарищ. – Воду из этого озера нельзя пить, иначе Оонама́дзу[14]14
  Дословно его имя переводится как «Гигантский сом, колеблющий землю». Считается, что землетрясения происходят, когда Оонамадзу машет своим хвостом.


[Закрыть] разгневается и призовёт на наши головы страшное землетрясение!

Матрос, спросивший про бочки, с пониманием оглядел безмолвные гряды гор, тянувшиеся по обе стороны озера.

Вскоре разговор матросов перешёл на другую тему, и Тэцудзи потерял к их болтовне всякий интерес. Он бросил мимолётный взгляд на воды озера, и на какое-то мгновение ему почудилось, как на глубине зашевелилось что-то тёмное и громадное.

Принц тяжело сглотнул и быстро отвёл взгляд. Ох уж эти матросы со своими суевериями и байками! Кого угодно с ума сведут.

Мысли Тэцудзи то и дело возвращались к тёмной фигуре в шляпе. Всякий раз, когда он видел на ком-то из матросов похожий головной убор, принц невольно вздрагивал и старался держаться от этого человека подальше, хотя умом понимал, что на лодке, плывущей по озеру, врагу взяться просто неоткуда.

Но Тэцудзи в дрожь бросало от того, с какой пугающей точностью его преследователь появился в Хикоси в тот же самый день, когда принц сошёл на берег. В том, что появление шляпы в портовом городке не было случайным, Тэцудзи даже не сомневался. Как он узнал, где искать беглеца? Неужели учуял? Может ли принц теперь хоть где-то чувствовать себя в безопасности?

Перед внутренним взором Тэцудзи снова возникла высокая и худощавая фигура человека в чёрном, как он озирался вокруг и как легонько покачивалась соломенная шляпа в такт его движениям, словно он принюхивался…

И вдруг Тэцудзи почувствовал, что прямо позади него кто-то стоит. Принц резко обернулся, но никого не увидел.

Борт лодки, за который ухватился Тэцудзи, оказался неожиданно скользким. Лапы принца заскользили по нему, и последним, что Тэцудзи увидел перед тем, как наглотаться воды, стала деревянная, потемневшая от времени обшивка лодки…

* * *

– КТО РАЗРЕШИЛ ТЕБЕ ПИТЬ ВОДУ ИЗ МОЕГО ОЗЕРА?

От звуков нечеловечески низкого голоса Тэцудзи вздрогнул и открыл глаза.

Он покачивался на поверхности озера, весь взмокший и клацающий зубами – вода в озере Бива оказалась ледяной. Принц принялся озираться: «Гордости империи» нигде не было видно. Сколько же времени он провёл здесь, что лодка успела скрыться из виду?

Держаться на плаву становилось всё труднее: принц мог грести лишь здоровой лапой, и потому он всё чаще погружался в воду по самые ноздри.

Поначалу Тэцудзи не понял, откуда раздался голос, который вырвал его из забытья. Но стоило ему опустить глаза, как он увидел огромную чёрную тень, вильнувшую хвостом. Принц начал дрожать ещё сильнее.

– Я п-прошу п-прощ-щения, – Тэцудзи с трудом удавалось говорить внятно.

Он не был уверен, поймёт ли его Оонамадзу – кто ещё мог быть таким громадным, если не хозяин этих вод, о котором говорили матросы? Молчание могло ещё сильнее разозлить исполинского сома, а накликать на жителей империи очередное землетрясение Тэцудзи собирался в последнюю очередь.

– В-вышло неб-большое недор-разумение, – продолжал клацать зубами Тэцудзи, пока Оонамадзу медленно кружил на глубине. – Я уп-пал с л-лодки и ч-чуть не ут-тонул… У м-меня и в м-мыслях н-не было…

Из воды показался кончик лоснящегося чёрного хвоста Оонамадзу. Крупные капли блестели на его чешуе, словно звёздная россыпь на небе в безлунную ночь.

– ТЫ ХРАБРАЯ ОБЕЗЬЯНА, ХОТЬ И БЕЗРАССУДНАЯ, – снова заговорил сом. – ПОЭТОМУ Я НЕ СТАНУ НАКАЗЫВАТЬ ТЕБЯ.

– И н-на том с-спасибо, – ответил Тэцудзи. А что ещё он мог сказать в подобных обстоятельствах? – Т-только я н-не об-безьяна. М-меня п-прокляли…

От раскатистого гула, последовавшего за этими словами, Тэцудзи почуял, как вздыбилась шерсть у него на загривке. Принц не сразу понял, что то был смех Оонамадзу.

– ДЕРЖИСЬ ЗА МОЙ ХВОСТ, Я ПОМОГУ ТЕБЕ ДОБРАТЬСЯ ДО БЕРЕГА.

Принц сделал, как было велено, и чёрный кончик хвоста быстро тронулся с места, рассекая безмятежные воды озера.

– Почему вы смеялись над моими словами? – от быстрого движения в воде Тэцудзи начал отогреваться, и потому снова мог говорить, не выбивая дробь зубами.

– ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, ПОЧЕМУ Я ЗАПРЕТИЛ ЛЮДЯМ ПИТЬ ВОДУ ИЗ МОЕГО ОЗЕРА? – вопросом на вопрос ответил Оонамадзу.

Не дождавшись ответа от принца, сом продолжил:

– ЭТИ ВОДЫ НАДЕЛЕНЫ ОГРОМНОЙ СИЛОЙ. ТОТ, КТО ВЫПЬЕТ ХОТЬ КАПЛЮ, ЛИШИТСЯ ПОКОЯ: ОН ПЕРЕСТАНЕТ ВИДЕТЬ СНЫ И РАЗУЧИТСЯ РАЗМЫШЛЯТЬ. ТЕ ЖЕ, КТО ЗАЧЕРПНЁТ И ВЫПЬЕТ ЦЕЛУЮ ГОРСТЬ, МОГУТ СОЙТИ С УМА. ЛИШЬ ДЛЯ ТЕХ, НА КОГО НАЛОЖЕНЫ ЧАРЫ, ВОДЫ ОЗЕРА БИВА ОКАЖУТСЯ ПОЛЕЗНЫМИ: ОНИ РАЗРУШАТ КОЛДОВСТВО, И ЧЕЛОВЕК ОСВОБОДИТСЯ.

За разговором дорога пролетела быстро. Не успел Тэцудзи толком обдумать слова Оонамадзу, как сом легонько взмахнул хвостом, и поднятая им волна вынесла принца прямо на берег.

– Почему же наложенные на меня чары не развеялись? – воскликнул принц. – Неужели воды озера потеряли свою волшебную силу?

Оонамадзу снова засмеялся.

– ЭТОГО НИКОГДА НЕ СЛУЧИТСЯ.

Чёрный силуэт сома начал постепенно отдаляться от берега, и чем дальше он уплывал, тем тише становился его голос.

– ЕСЛИ ТЫ ЕЩЁ ХОТЬ РАЗ ПОПАДЁШЬ В МОЁ ОЗЕРО, ОБЕЗЬЯНА, ТО Я УТОПЛЮ ТЕБЯ И ВСЕХ, КТО БУДЕТ РЯДОМ. ЗАПОМНИ МОИ СЛОВА…

Голос Оонамадзу затих вдалеке, и вскоре принц снова остался один.

– Ну вот, – Тэцудзи озадаченно почесал макушку. – Не успел сойти с корабля, как нажил себе ещё одного врага… Как бы то ни было, спасибо, что спас меня!

На это Оонамадзу уже ничего не ответил, и принц не был уверен, что он вообще его услышал.

* * *

Пока солнце не скрылось за склонами гор, Тэцудзи постарался как следует прогреться и обсохнуть – не хватало ещё простыть после непредвиденного купания в озере! Принц не знал, насколько прохладными могут оказаться ночи в предгорьях, и обольщаться на этот счёт не хотел. Справиться с ещё одним разочарованием он уже вряд ли сможет.

Возвращаться в Хикоси не было смысла: на обратную дорогу, как и на поиски нового корабля, плывущего в Ганрю, могло понадобиться много времени, а вот его-то как раз у принца не было. Каждый день, проведённый в теле макаки, вытеснял из сердца Тэцудзи надежду на то, что он снова сумеет стать человеком. Жизнь во дворце начинала казаться ему далёким сном, о котором он слышал от кого-то другого…

Утолив голод незрелыми яблоками и горсткой орехов, которые удалось раздобыть неподалёку от места, где его оставил Оонамадзу, принц отправился на юго-восток – благо, что наставник в своё время хорошенько потрудился над тем, чтобы будущий правитель империи научился определять стороны света.

Тэцудзи двигался вдоль берега, стараясь не терять из виду положение солнца. Рана от клинка соломенной шляпы снова начала гореть: принцу пришлось сделать длительный привал, чтобы промыть рану в небольшом ключе, бьющем из-под земли, и неуклюже приладить повязку обратно – сделать это одной лапой оказалось трудной задачей.

Потом он снова пустился в путь, и уже до самых сумерек старался нигде не задерживаться. Тэцудзи не рассчитывал, что ему придётся идти до Ганрю пешком, но деваться было некуда. Он должен во что бы то ни стало добраться до горы Такаминэ и найти Ямамбу.

Пока окончательно не стемнело, принц как следует напился воды из речушки, впадавшей в озеро, и обустроился на широкой и крепкой ветке сосны. Он не знал, какие звери водились в этих лесах, поэтому стоило обезопасить себя от любых незваных гостей.

Лежать на твёрдой ветке поначалу было неудобно, но принц был так измучен тяготами, которые принёс с собой минувший день, что вскоре погрузился в сон.

Ему снилось, что они с матерью и братом снова приехали в Хокуген. Северная провинция империи всегда радушно встречала их: в честь императрицы, которая была родом из этих краёв, и её сыновей устраивали грандиозный праздник.

Тэцудзи никогда не имел ничего против шумных сборищ: ему нравилось быть в центре внимания. Но в этот раз почему-то хотелось побыть одному – шум празднества раздражал его. И потому, улучив минутку, принц выкрал из прихожей свои сандалии и отправился гулять по саду.

Тэцудзи совсем не думал о том, что скоро его будут искать, а матушка опять начнёт причитать, что он совсем её не любит и не бережёт. Принц вообще ни о чём не думал: он просто шагал по дикому саду и с наслаждением вдыхал густой и сладкий воздух, какой бывает только после дождя.

Чужой взгляд на себе он почувствовал сразу. Кто-то наблюдал за ним из густых зарослей жасмина. Приглядевшись получше, принц увидел, как легонько затрепетали ветки куста: словно тот, кто следил за ним, только что ускользнул прочь. Тэцудзи направился в ту сторону и вскоре вышел на небольшую прогалину, поросшую деревьями гинкго.

На каждой ветви рядком сидели горные макаки и не отрываясь смотрели на него. Принц никогда не видел столько зверей в одном месте. Да и вели они себя странно: обычно шумные и подвижные, на этот раз макаки сидели тихо, словно высеченные из камня изваяния. Только по тому, как они то и дело склоняли головы вбок, можно было понять, что звери были живыми.

Обезьяны молча взирали на Тэцудзи, словно чего-то от него ждали. Принц хотел было попятиться, но уткнулся спиной в нечто большое и мягкое.

Обернувшись, принц вздрогнул: позади него стоял высокий мужчина, чьё лицо было скрыто за обезьяньей маской.

– Добро пожаловать домой, – проговорил он и преклонил перед принцем колени.

Тэцудзи бросил взгляд на обезьян. Все они тоже согнулись в поклоне…

* * *

Впоследствии Тэцудзи не мог объяснить себе, что заставило его резко подскочить на месте и забиться подальше, к самому стволу дерева. По-видимому, звериное чутьё и впрямь оказалось не в пример лучше человеческого и потому предупредило о надвигавшейся беде даже раньше, чем принц сумел понять, что происходит.

Наваждение, навеянное странным сном, слетело с него так же быстро, как утренняя роса испаряется под набирающими силу лучами солнца. Сон оставил после себя лёгкое сожаление: если бы он протянулся чуточку дольше, быть может, Тэцудзи удалось бы понять его смысл…

Луна уже стояла высоко: Тэцудзи видел её яркий, пускай и пока ущербный диск, который внимательно смотрел на него с усыпанного звёздами неба.

Когда принц только устраивался на ночлег, он слышал, как где-то над его головой копошилось совиное семейство. Теперь же всё было тихо: смолк даже стрёкот цикад в высокой траве. Слышен был лишь плеск речушки в ночной тиши. Тэцудзи поёжился и обхватил себя лапами. Всё его нутро было напряжено до предела, предупреждая о том, что где-то неподалёку затаился враг.

Когда его задней лапы что-то легонько коснулось, принц вскрикнул и чуть было не потерял равновесие. Он вцепился когтями в ветвь сосны, и принялся озираться вокруг.

Перед глазами замельтешил ночной мотылёк. Принц с досадой отмахнулся от него – откуда насекомое вообще тут взялось? Обычно они летели на свет, но у принца при себе не было ничего, что могло бы привлечь мотылька…

Но поразмыслить над этой странностью дольше Тэцудзи попросту не успел: глубокие тени, лежавшие на ветке сосны, вдруг содрогнулись, и прямо напротив принца появился тот, кого он больше всего боялся увидеть.

– Вот вы и попались, ваше высочество, – с насмешкой проговорил соломенная шляпа, и на глаза испуганного принца опустилась тьма.