Текст книги "Эпилог к концу света"

Дарья Кузнецова
Эпилог к концу света

© Дарья Кузнецова, 2023

Глава 1

«Если утро начинается со ржания пары молодых ослов, страшно предположить, чем закончится день», – думая так или почти так, я, на ходу затягивая шнурком косу, беззвучно покинула шатёр, чтобы оценить обстановку снаружи. Я даже представить не могла, что с утра пораньше могло вызвать подобный приглушённо-глумливый хохот этих молодчиков, но понимала: ничего хорошего.

Тонкое полотнище палатки защищало от дождя и ветра, а вот звуки как будто даже усиливало, так что привлекшие моё внимание весельчаки вполне могли находиться достаточно далеко. Это, прямо скажем, было в их интересах, потому что дурачиться рядом с моим шатром могут только смертники. Особенно если веселье связано со мной или моими вещами: вся команда знает, что Стеваль Жгущая шуток в свой адрес не понимает и быстро напоминает незадачливым весельчакам, почему она гораздо шире известна как Стерва Злющая. Да и вообще, ссориться с единственным целителем в команде – идиотов нет.

Как оказалось, желание жить пара матросов утратила не до конца. За моим «домом» они только прятались, и то лишь потому, что располагался он на краю лагеря, а объект наблюдения находился за пределами последнего. Глянув поверх голов парней, я увидела на поляне аборигена, который пытался собирать не то ягоды, не то какие-то травы.

Местные мужчины вообще не отличаются крепким телосложением, особенно в сравнении со своими крупными женщинами, полногрудыми и широкобёдрыми; они, высокие и тонкие, похожие на вешалки, кажутся забавными и нелепыми. Но что поделать, у аборигенов явный матриархат, женщины крупнее и сильнее, выполняют всю тяжёлую работу – обрабатывают землю, выделывают кожу, – а мужчин довольно мало, и они на подхвате. На наш взгляд, конечно, выглядит дико, но они-то так привыкли.

Объектом веселья матросов был совсем ещё мальчишка, худенький и невысокий, с всклокоченными, коротко остриженными чёрными волосами – видимо, длинные гривы полагались только взрослым. И вот этот долговязый сверчок, состоящий из одних конечностей, двигался как пьяный: то и дело падал, спотыкаясь на ровном месте, тыкался носом в траву, и каждое такое движение сопровождалось взрывом хохота притаившейся парочки.

Приглядевшись, я обнаружила и причину неуклюжести мальчишки: травинки будто сами собой сплетались, ставя ему подножки или дёргая за длинную бахрому штанов, а потом распрямлялись и невинно покачивались под налетающим с моря ветерком.

Сами собой, ну да.

Я отошла на шаг, оценив композицию. Весельчаки выглядывали на разных уровнях: один согнулся ниже, придерживаясь за край шатра, второй – стоял позади и вытягивал шею, тоже инстинктивно наклонившись и оттопырив зад для равновесия; выглядело заманчиво. Уши обоих возбуждённо подрагивали.

Конечно, проигнорировать предложенную мишень я не сумела, и тяжёлая кованая подмётка сапога впечаталась в филей со смачным шлепком, придав ускорения. Вскрикнув от неожиданности, один осёл повалился вперёд, погребая под собой сообщника.

– Да я тебе клинок сейчас в за… – Взбешённая жертва моего сапога, перекатившись по земле, подскочила, красноречиво придерживая место удара, и осеклась на полуслове. Лицо его вытянулось и слегка побледнело.

– Ордиэль и Абсерваль, кто бы сомневался, – нараспев проговорила я, хотя личности весельчаков не вызывали сомнений изначально: в команде полсотни голов, а таких обиженных умом всего двое. – Значит, развлекаемся?

– Стеваль, ну мы же ничего такого… – виновато заблеял мелко трясущийся Абель.

Зелёна мать, ну какой всё же трус!

Впрочем, оба хороши. Корабль нагрузили ими, кажется, с единственной целью: хоть на короткое время избавить родные леса от этого позора, сопроводив сие действо благородной формулировкой «чтобы возмужали и набрались мудрости в полном опасностей странствии». Вопрос, чем провинились все остальные члены экипажа, конечно, остался без ответа.

Как, впрочем, и в случае со мной, но я хоть пользу приношу.

– Скучаем, значит? – продолжила я прежним сладким голосом и потянула из ножен клинок. – Ну так я сейчас развеселю. Оружие к бою, помёт Бездны!

– Стеваль, но мы безоружны! – поддержал приятеля Одэль.

– Это ваши проблемы! С ребёнком справились? Молодцы! – похвалила я, доставая одного из балбесов клинком плашмя. Теперь за задницу держались оба. – Самое время подобрать противника посложнее и показать свою мощь женщине. Ну же, дохлятина, вы же сильные маги, травой повелеваете!

Гоняла я их долго. Нет, взмолились о пощаде шутники сразу, следом попытались сопротивляться пассивно, то есть сжавшись на траве. Но благословлённая Алой Девой сталь и сдобренные моей руганью пинки неизменно оказывали бодрящее действие.

Прекратил потеху, как ему и положено, капитан. Видимо, он с утра пораньше зачем-то поднимался на корабль, поэтому начало веселья пропустил. А вот потом, привлечённый хохотом и подначками (эта парочка утомила своей дуростью всю команду), обнаружил добрую треть подчинённых на той самой поляне, где местный мальчишка, утёкший в самом начале воспитательной акции, занимался собирательством. Оставшаяся часть команды, очевидно, занималась чем-то полезным в других местах.

– Сталь, можно отвлечь тебя на минуту? – окликнул капитан. Явно нехотя: Лераль, конечно, мужик что надо, чистого металла, но даже он бы с большим удовольствием понаблюдал за показательной поркой. Однако он потому и капитан, что умеет наступать на горло собственным желаниям.

– Мази не дам, – предупредила я охающую парочку, которая, потирая синяки, предсказуемо поспешила удрать. Вложив клинок в ножны, я подошла к капитану. – Ты по делу или порядка для?

– И то и другое, – он улыбнулся уголками губ и жестом предложил пройтись.

И внешностью, и характером Лераль – буквально эталон иналя, сына лесного народа. С красивым породистым лицом и зелёными глазами, высокий – аж на ладонь выше меня, – жилистый, очень сильный и быстрый, в поединке он делает меня минуты за две, иногда за пять. Но такому не стыдно проигрывать, Леля я уважаю вполне искренне: он твёрд, благороден, смел, умён и обладает потрясающей выдержкой. Да ещё холостой. В него влюблено почти всё женское население столицы за редким исключением вроде меня. Собственно, именно поэтому мы с ним давние, но эпизодические любовники: он знает, что я не потащу его к жрецам и горяча не только на расправу, а я знаю, что он умеет сделать женщине приятно и держать язык за зубами.

– Для начала скажи, что они опять натворили? – уточнил капитан.

– Ничего такого, над мальчишкой-дикарём издевались. Нет, не подумай, без особой жестокости, просто из травы подножки ставили. Но они так заразительно ржали у моего шатра, что я решила поддержать веселье, – вкратце пояснила я. – Что там произошло помимо этого?

– Собственно, речь всё о тех же дикарях, – посерьёзнел мужчина и нервно дёрнул ухом. – Меня настораживает их поведение. Вчера всё было спокойно, а сегодня – они явно собираются сняться с места, и собираются, мне кажется, весьма поспешно.

– Ну не так уж поспешно, – возразила я. – Они ведь вчера закончили сбор урожая.

– Если бы они бросили своё хозяйство, мы бы с тобой разговаривали не здесь, а на корабле, – парировал Лель. – А сейчас они не бегут, они организованно отступают.

– Погоди, и правда! Они же вроде какой-то праздник готовили, – сообразила я. – Передумали?

– Попробуй выяснить, – попросил мужчина. – Может, они хоть тебе объяснят, потому что больше никто ничего не понял. Вестников с приказом возвращаться я в любом случае разослал всем группам, лучше перестраховаться, но и уточнить масштабы проблем нелишне. Сделаешь? Ты этих дикарей лучше всех понимаешь.

– Я не назвала бы это пониманием, но – попробую, – нехотя согласилась я. Тащиться по солнцепёку к дикарям, да ещё до завтрака, не хотелось совершенно, но… не могу отказать, когда вежливо просят. Воспитание, будь оно неладно.

– Спасибо, – улыбнулся Лель, сжав моё плечо. – Я понимаю, что это вообще не относится к твоим обязанностям, только…

– Не умеешь ты подлизываться, – хмыкнула я. – С тебя массаж вечером.

– Уже готовлю мирровое масло, – заверил капитан вкрадчивым, многозначительным тоном, а я, окинув его взглядом, выразительно облизнулась.

На том и разошлись, довольные друг другом: я к дикарям, он обратно в лагерь.

В небольшой компании, плывущей на одном корабле, а потом обитающей в одном лагере, сложно соблюсти тайну встреч, болтовня же не нужна ни мне, ни капитану. И ситуация получилась буквально басенная: вожделенная цель рядом, манит, дразнится, даже потрогать можно, а вот получить – ни-ни. Конечно, по-быстрому где-нибудь в укромном углу успеть всегда можно, но зачем? Не так уж сильно допекает отсутствие интима, чай не подростки.

Не знаю, как Лераль собирался устраивать приятный вечер на двоих, но слово он держит всегда, а с мыслями о приятном определённо легче идти. И я уверенно шагала прочь от побережья.

Злые воды – океан, раскинувшийся к югу от Семилесья, давно будоражил мятущиеся души. Ходили легенды о том, что за пеленой жестоких штормов и силовых бурь лежат неизведанные земли. Не очередной из множества островов, разбросанных вокруг принадлежащих нам земель, не ненасытные льды Севера, от чьего наступления нас оберегают Скрепы, а ещё одна настоящая суша. Большинство легенд сходились на том, что земля эта мёртвая, проклятая, что когда-то мы жили именно там, но потом случилась беда и те, кто не успел спастись бегством, погибли. И силовые бури, дескать, тоже отголоски той катастрофы. Но когда подобные сказки останавливали любопытных?

К сожалению, лебедями летать над облаками дети леса пока не научились, поэтому путь пытались преодолеть по морю. То отдельные романтики, то авантюристы всех мастей, то снаряжённые богатыми энтузиастами экспедиции. Если кто и достигал дальних земель, то не возвращался. А тем, кто уверял, что бывал, гулял или вообще каждый год туда отдыхать выбирается, обычно рекомендовали завязывать с вытяжками и настойками. Конечно, нет такого растения в лесу, которое могло бы убить иналя, но надо же знать меру и беречь данные природой мозги!

Возвращаясь же к экспедиции, я, честно говоря, не знаю, почему этот вопрос встал именно сейчас, да ещё на совете Верховных, да ещё с таким результатом. Не интересовалась. Политика – это вообще последнее, что волнует меня в жизни. Наверное, это не самая умная тактика, ибо великим умам наплевать, помнишь ты об их существовании или нет, главное, они о тебе не забывают. И вот я, неожиданно для себя самой, получила лестное предложение, отказ от которого сулил неприятности.

Если бы я следила за общественной жизнью, эта новость не стала бы сюрпризом или вообще могла меня не найти – уж спрятаться с моими талантами нетрудно. Но застали меня врасплох, дома, и отпираться было бессмысленно. Как результат – две луны безобразной болтанки между небом и водой, а потом мы нашли её. Землю.

Измученные дорогой, живописный зелёный бережок мы готовы были обнять и расцеловать, всей командой высыпавшись через остоледевший корабельный борт и воссоединившись с сушей после короткого заплыва. Но этот разврат, конечно же, пресёк в самом зародыше Лераль. Капитан построил всех по ранжиру, раздал оплеухи и указания, и высадка прошла аккуратно, чётко и не сразу. Сначала разведка и оценка полученных сведений, потом ещё разведка, потом ещё немного разведки и напряжённой мыслительной деятельности, и только на пятый день на рейде осторожный Лель разрешил перебраться на берег. И что-то мне подсказывало, сделал он это не из уверенности в безопасности места, а из понимания, что вопрос скоро встанет ребром: или мы разобьём лагерь, или лицо капитану.

Нет, я конечно утрирую. Лераль хороший командир, его слушаются, и никто бы без его разрешения ничего не сделал. Да и сами мы (во всяком случае, большинство) понимали, что осторожность оправданна. Но эти четверо суток в виду берега были самой тяжёлой частью дороги.

На аборигенов мы наткнулись совершенно случайно, а если точнее, то они на нас. Морской берег – скалы, поросшие невысокими кривыми деревцами, пахучим низким кустарником и незнакомым разнотравьем – их не интересовал, жили они в глубине суши, у одной из множества мелких местных речушек. Нашёл нас кто-то из детишек, причём дозорные их засекли, но что-то предпринять не успели – мелюзга быстро сбежала за подмогой.

А потом разбираться, что случилось, пришли женщины, причём безоружные. И замечательно, что именно они: на появление вооружённых аборигенов мы могли отреагировать совсем не так дружелюбно. Не со зла, а просто от страха и напряжения. Для нас живописный берег и пасторальные холмы уже были откровением и большим сюрпризом, ожидали-то пустыню, а уж явление разумных обитателей – тем более неожиданность.

Что особенно поразило, местные жители, при кардинальных внешних отличиях, очень похожи на нас энергетически. Словно кто-то из богов решил подурачиться, взял и создал иналей наоборот – больших и тёмных.

Тёмные волосы, тёмные глаза, кожа – смуглая с лёгким зеленоватым оттенком. Непривычные лица – широкие, грубоватые. Уши ощутимо меньше наших. Но самое главное отличие – это, конечно, телосложение местных женщин. Они такие… очень выраженные женщины, вызвавшие у всей команды сильную растерянность эстетического свойства. То есть вроде бы мужчины изголодались по изящному обществу и с удовольствием бы познакомились поближе, но только в теории и не с этими «красотками».

Инали такими не бывают. Наши женщины гибкие, изящные, с небольшой грудью, так что девушке в свободной одежде легко выдать себя за юношу. А эти – мало того, что весьма рослые, так что я со своими внушительными габаритами среди них выделялась разве что тщедушностью, так ещё не обхватишь в некоторых местах: талия узкая, а вот выше и ниже – уже как две меня. Так что даже попыток излишне близкого знакомства не случилось, и это прекрасно: неизвестно, как бы они отреагировали на притязания.

За прошедшие с высадки и знакомства пол-луны мы друг к другу привыкли. Общаться с нами местные не рвались: единожды убедившись в мирных намерениях и с интересом рассмотрев, они ушли и стали относиться к нам как к бесполезному предмету мебели, который жалко выбросить. То есть игнорировали. Не прогоняли, на попытки заговорить – пытались ответить, но более активного интереса не проявляли.

Наибольшую симпатию у них вызывала я. Меня привечали, мне улыбались, угощали ароматным взваром из каких-то местных трав и ягод. И единственная видимая причина такого особенного отношения заключалась в том, что я женщина. То ли разговаривать с мужчинами местным казалось ниже их достоинства, то ли не рекомендовалось по каким-то другим причинам. Во всяком случае, собеседницы уверяли, что я особенная в сравнении со всеми остальными, а вот насколько и в чём и, главное, хорошо это или плохо – я не понимала.

И в этом была главная проблема: речь местных тоже казалась вывернутой наизнанку. Мы говорим певуче, мягко, они – гортанно, с подрыкиванием. Некоторые слова казались смутно знакомыми, но скорее именно казались. В остальном же преимущество перед остальными сородичами мне давала собственная сила.

Это своеобразный побочный эффект у чрезвычайно опытного мага крови, знающего своё ремесло на уровне рефлекса. Я могу чувствовать кровь собеседника, его настрой, его желания и стремления. Это не чтение мыслей, а скорее дополнение к мимике. Чутьё не абсолютно, его легко обмануть, оно бесполезно в нормальной жизни, но вот именно сейчас оказалось кстати, позволяло интуитивно понимать аборигенов. Потому Лераль и попросил меня попытать счастья теперь. Хотя, надо думать, и сам не верил в успех.

Путь к жилищам аборигенов лежал сначала по скалистому берегу, в рябой тени деревьев с мелкими жёсткими листочками, а потом под палящим солнцем через пологие холмы, заросшие злющей колючкой – серебристой, с иголками в полпальца длиной. Именно эта часть дороги объясняла сильное нежелание прямо сейчас исполнять просьбу Лераля. Солнце жгло уже сейчас, утром, а обратный путь меня ждал в самую жару! Но что уж там, обещала.

До чего же паршивый климат. Если бы не было прибрежной полосы с деревьями и буйной зелени в поймах рек, я бы легко согласилась, что легенды не врут и это действительно проклятая мёртвая земля.

Пока шла, прислушивалась к окружающему миру, пытаясь угадать, что спугнуло аборигенов и подвигло их покинуть обжитые места. Скорее от безделья, чем всерьёз надеясь что-то учуять: своеобразная сущность моей магии накладывает отпечаток, природу я слышу с трудом, гораздо хуже, чем прочие инали. Причём даже дома, где каждый кустик давно знаком, а уж здесь… Если ничего не заметил Лель и остальные, то мне тем более не светит. Но надо же хоть чем-то скоротать дорогу!

Отмахав половину пути, я начала понимать, что здорово поторопилась: было плохой идеей отправиться в путь налегке, стоило прихватить как минимум флягу воды и бутерброды. Но поворачивать назад уже не хотелось. Оставалось надеяться, что местные ещё не уехали, и тосковать о лошадях: верхом эта прогулка стала бы куда занимательней.

В конце концов холмы сменились квадратиками убранных полей, разделённых узкими полосами оросительных каналов, или, скорее, канав. Нам сразу показалось странным, что при таком основательном подходе к земледелию местные не строят постоянных прочных домов, живут в шатрах. И именно эта странность до сих пор не давала расслабиться и заставляла Лераля внимательно наблюдать за поведением аборигенов: просто так никто обжитые места не оставляет, должна быть веская причина. С которой мы, надо думать, скоро встретимся. Хорошо, если просто испортится погода; а если нет?

Идти по полю было ещё противнее. Это, конечно, не свежая пашня, в которой вязнешь, как в болоте, но сухая пыль, поднятая сапогами, забивалась всюду, особенно в нос, что не добавляло хорошего настроения.

К деревне я вышла уже ближе к полудню в самом скверном расположении духа. Точнее, к тому месту, где ещё недавно располагалась деревня: сейчас на плотно утоптанном пятачке стояла пара десятков огромных телег под пёстрыми парусами полотнищ, натянутых на высокие дуги и создающих этакие шатры на колёсах. Аборигены помоложе заканчивали погрузку – сноровисто и деловито, явно выполняя привычную работу, – и запрягали своих странных тягловых зверей, флегматичных и тяжёлых, похожих на помесь быка и ящерицы. Чуть в стороне несколько всадников сгоняли стадо; под седло у местных шли зверушки, отдалённо похожие на гужевых, только заметно меньше и изящней, ближе к лошадям. В этом деле им помогала стая чешуекотов, как метко окрестил этих зверей один из наших: крупных, с жеребёнка, молчаливых и умных хищников, заменявших аборигенам собак.

Здесь вообще вся одомашненная живность, оставаясь при этом теплокровными, имела странные шкуры – частью чешуйчатые вроде змеиных, а частью привычно меховые. Притом на свободе водилось совершенно обычное зверьё, почти не отличающееся от привычного. И это была ещё одна большая странность в общую копилку, которая порождала очередной вопрос без ответа: откуда пришли эти аборигены со своей живностью, если её родня тут определённо не водится?

А ещё интересно, где они берут весьма недурственную сталь и другие кованые изделия попроще, если у них даже своего кузнеца нет.

Я направилась к группе самых старших женщин: от всех прочих их отличали пепельно-серые волосы и жутковато жёлтые глаза. Впрочем, отличие это могло объясняться множеством иных причин, но тут я полагалась на чутьё, утверждавшее, что дело именно в возрасте.

Пятеро матриархов сидели на расстеленном ковре в тени повозки, кружком, рядом несли караул три чешуекота, развалившиеся в обманчиво расслабленных позах. Одна из женщин, которая была в деревне за главную и которую вроде бы звали Траган (если это было имя, а не должность или что-то ещё), курила длинную, причудливо изогнутую трубку, остальные пили что-то из небольших глиняных мисок. Аборигенам такая посуда заменяла и тарелки, и кружки.

Моё появление встретили улыбками и приветствиями – для этого надо было сложить руки на груди, ладонь на ладонь, и склонить голову. Я ответила тем же, и женщина с трубкой жестом предложила мне сесть рядом. Разумеется, я тут же плюхнулась на ковёр и жестами изобразила, что пью, вопросительно глядя на Траган.

Они обменялись взглядами и репликами, и вскоре мне вручили не только миску с душистым травяным отваром, но и – чудесные женщины! – дежурный перекус: лепёшку, в которую было завёрнуто мясо, сыр и какая-то зелень.

Жизнь сразу показалась куда более приятной штукой, чем представлялось минуту назад. Осушив разом половину чашки, я торопливо зажевала это лепёшкой и только потом принялась за исполнение поручения: попыталась выяснить, что сгоняло с места собеседниц.

Большего, чем Лель и остальные, я в итоге не добилась. Единственное, что сумела уяснить, относились женщины к явлению, сгонявшему их сейчас с насиженного места, с лёгкой досадой и недовольством. Словно отплытие корабля из-за грядущего шторма перенесли на другое время: жизнь продолжается, ничего по-настоящему страшного не происходит, но приходится менять планы, и в общем очень неприятное чувство.

Я ещё продолжала говорить, жестикулировать и пытаться по лицам женщин прочитать ответ, но уже настроена была встать и распрощаться, пожелав хорошей дороги, с тем чтобы вернуться к капитану и успокоить его. Оставалось только заставить себя действительно подняться, выбравшись под палящее солнце.

И вот в тот момент, когда я уже начала подниматься, Траган жутко и резко, чужим низким голосом, на вдохе рявкнула что-то вроде «кай!» и выдохнула густой сизый дым мне в лицо. Щупальца его вытянулись, за какое-то мгновение спеленали меня, не давая шевельнуться, закрыли лицо. Некоторое время я, упав навзничь, боролась, не понимая толком с чем именно. А потом, уже теряя сознание от недостатка воздуха, сделала глубокий судорожный вдох – и растворилась в темноте.

Последним, что я видела, была удовлетворённая, ласковая улыбка Траган на фоне блёкло-голубого неба.

* * *

«Убью Найва. Опять влил в вино какую-то свою экспериментальную микстуру», – это была первая связная мысль, которую породило моё сознание. Ничем иным, кроме опытов приятеля-алхимика, объяснить собственное состояние не получалось: только после них мне было так паршиво.

Во рту сухо и явно кто-то сдох, давно. В голове – сборище безумных барабанщиков, которые стучат все сразу, но в разном ритме, порой промахиваются и попадают по моему черепу. Тело ломит так, словно его спустили с лестницы, причём в Доме Совета и с самого верха, пересчитав моими рёбрами ступеньки. И всё меньше хочется вспоминать, что вчера было после этой леданутой вытяжки. Ясно же, ничего хорошего!

В этот момент мою голову кто-то заботливо приподнял и приложил к губам ёмкость с прохладной водой. Неужели сама светлоликая Небесная Дева, милосердная и благо несущая, снизошла до непутёвой лесной дочери?

Несколько захлёбывающихся, жадных глотков смыли привкус мусорной кучи во рту, прокатились по горлу. Мою голову столь же аккуратно положили обратно, и в ней начало потихоньку светлеть.

Для начала я вспомнила, что разгульные и бесшабашные годы ученичества миновали уже очень, очень давно, Найваля с его микстурами я с тех пор не видела, и вообще-то давно уже взрослая умная женщина, которая такой ледью не мается. Правда, на этом мысль на некоторое время остановилась, потому что других версий, объяснявших столь удручающее состояние, не было.

Может, я заболела какой-нибудь специфической уникальной дрянью, которая поражает магов крови, и лежу в лазарете? Ну просто потому, что другая дрянь нас не трогает, а если мне кто-то помогает – скорее всего, я не дома, потому что живу одна.

За последнюю мысль я уцепилась и через несколько секунд вытащила из памяти по цепочке события – плаванье, аборигенов, задание Леля. И ту переваренную Бездной дрянь, которая со мной что-то сделала.

Щурясь на яркий свет, я попыталась сесть, заодно обнаружив, что лежу на каком-то ковре. Вокруг стояло несколько пар ног, и, похоже, именно речь их обладателей отдавалась в моей голове барабанным боем: я по-прежнему не понимала слов, а голоса были низкие, рокочущие, вот и сливались в одно.

Поднималась я не просто для осмотра местности. Сквозь мутную пелену тяжёлого похмелья пока пробилось единственное чувство, жгучая ярость. И мне нужен был нож, который неизменно находился в засапожных ножнах, чтобы показать этим Бездной траченным дикарям ледяную бурю в летний полдень и сотворение мира в лицах. Ту часть, где боги лили свою кровь в океанские воды и из неё рождалась суша.

Порыв остановила сила тяжести и нарушенная неизвестным зельем координация, я рухнула на бок и душевно приложилась головой, отчего в ней опять потемнело.

На этот раз ненадолго. Повторно я очнулась в прежней позе и месте, лёжа на спине. Рокот барабанов стал сильнее и громче, но и сознание прояснилось достаточно, чтобы сообразить: перед совершением правосудия и мести нужно привести себя в порядок и разобраться в происходящем. Так что в этот раз я не стала куда-то рваться и пороть горячку, а первым делом потянулась к собственной силе. К счастью, мага крови сложно отравить и почти невозможно – насмерть. Сила пробудилась от пинка, кровь стала очищаться, и вскоре я пришла в себя до такой степени, чтобы суметь сесть и осмотреться.

– Зелёна мать! – хрипло каркнула я, разглядывая… нечто, за которое сразу зацепился взгляд. Да там и остался, перескакивая с детали на деталь и пытаясь как-то собрать всё это в единый образ.

Несколько секунд в моей посвежевшей голове толпились только междометия пополам с ругательствами.

Нечто определённо было мужчиной примерно в той же степени, в какой местные женщины были женщинами. То есть этого мужчины было много, по-настоящему много. Навскидку он был на голову выше меня и по меньшей мере раза в три массивнее.

Руки – как мои ноги, широченные плечи, сплошь покрытые затейливым чёрным рисунком. Узор спускался на мощные плиты грудных мышц, сходился к висящим на груди незатейливым бусам, составленным из клыков внушающего трепет размера. Безоговорочно верилось, что добыл трофеи этот тип самолично, причём голыми руками и самым зверским способом, выдирая наживую у бедных безобидных зверушек.

Одет мужчина был в одни только дикарские штаны с бахромой, которые удерживал на сравнительно узкой талии широкий кожаный пояс. На плечах и запястьях – кожаные же браслеты, сплетённые из шнурков, которые дополнительно подчёркивали и рельеф мышц, и узор выступающих вен, и чёрный рисунок на зеленовато-бронзовой коже. Чёрные длинные волосы свободно спадали на спину, только от висков на грудь сбегали две тонкие косицы, перемотанные шнурками и украшенные перьями. Лоб пересекала широкая полоса, не то расписанная, не то вышитая геометрическими узорами. А лицо…

На лицо, пожалуй, лучше было и не смотреть: грубое, словно высеченное из камня, жутковатое, особенно выражением. Вот это огромное… мужчина явно был зол. Очень зол. И взгляд светлых, по-звериному жёлтых глаз не сулил ничего хорошего.

Я будто бы от страха подтянула к животу ноги, обхватив колени.

Громила пророкотал ещё что-то, причём я готова была поклясться, что поняла слово «женщина» и говорил он обо мне, только не ко мне обращался. В ответ прозвучал явно виноватый голос Траган, сидевшей на коленях рядом со мной – именно она, кажется, придерживала меня за плечо. Но в сторону этой дряни я не смотрела: если выживу, я ей всё припомню. Выжить бы.

Незнакомец наклонился, сгрёб меня за шиворот и потянул, поднимая на ноги. Пальцем подцепил подбородок, вынуждая запрокинуть голову, приблизил лицо к моему. Острый треугольный коготь впился в нежную кожу, заставив судорожно сглотнуть. Да что ж это за зверюга-то такая? У женщин подобных «украшений» на пальцах нет!

Вблизи мужчина производил ещё более угрожающее впечатление. Густые тёмные брови сурово хмурились, а взгляд норовил прожечь дырку в моём черепе. Ноздри хищно раздувались, словно он принюхивался.

Зараза. Я бы посмотрела, чем от него пахло бы сначала после прогулки под палящим солнцем, а потом ещё неизвестно какой дороги в непонятных условиях.

Он опять что-то пророкотал, а я, гневно прижимая уши, процедила сквозь зубы:

– Руки убрал, урод.

Кончик ножа, незаметно вынутого из сапога, уткнулся ему в живот, слегка царапая кожу.

В остроте лезвия и собственной решимости я не сомневалась, а вот в здравомыслии здоровяка – очень даже, потому что отреагировал он странно. Слегка качнулся вперёд, едва не накалываясь на нож и одновременно вынуждая меня уцепиться за первую попавшуюся опору, которой оказался мужской пояс. Оружие я отдёрнула рефлекторно, от неожиданности, но всё равно всей своей сутью почувствовала пролитую кровь.

На короткое мгновение стало по-настоящему страшно. Подумалось, что этот гигант легко, без колебаний может свернуть мне шею, я же со своим ножом вряд ли сумею причинить ему какой-то вред. Для моей магии требуется время, это же не пламя боевиков, а в остальном – слишком неравны силы. Да и оружие остальное у меня забрали, оставив только вот этот нож. И с тем же успехом можно тыкать эту тушу столовой вилкой, он разве что почешется в ответ.

– Шайса, – проговорил дикарь, вдруг оскалившись в улыбке.

Именно оскалившись – уж очень острые у него оказались клыки. И я нутром ощутила: этим словом назвали меня.

– Сам ты помёт Бездны, – ответила зло.

Страх никогда не добавлял мне терпения и дружелюбия. Я обычно, наоборот, начинаю лезть на рожон.

И в следующее мгновение, когда я уже собралась воткнуть нож ему в живот, а дальше – катись всё в Бездну, гигант разжал руки и отстранился, вновь обращаясь к Траган. Только теперь он не ругался, а отдавал какие-то указания.

Когда опора в лице здоровяка исчезла, я пошатнулась от слабости, но устояла. Страх и ярость немного отступили, давая возможность оглядеться внимательней и всё тщательно взвесить.

Местность вокруг изменилась настолько, что, судя по ней, без сознания я пролежала по меньшей мере пол-луны непрерывной дороги. Стало заметно прохладней, скалы под ногами изменились до неузнаваемости, а редкий лес, росший на них, состоял из куда более высоких деревьев совсем другой породы, нежели на берегу. В прогалинах между деревьями, вдали, виднелись достаточно близкие треугольные зубцы гор. Да и народу вокруг оказалось гораздо больше, чем обитало в деревне. И глядя на этот народ, я отчётливо понимала, что выводы об устройстве местного общества были… преждевременными.