Текст книги "Уездный город С***"

Слушая поручика, полицмейстер недовольно кривился, но не перебивал. Он, конечно, мог бы просто отмахнуться от подчинённого, ещё и выговором пригрозить, и наверняка бы в других обстоятельствах поступил бы именно так. Однако Чирков молчал и столь откровенно демонстрировал раскаяние и чувство вины, что Натан не удержался, решил проявить наглость и воспользоваться моментом: вдруг да и получится выяснить, что здесь за загадка?

Когда Титов договорил, хозяин кабинета тяжело поднялся с места, подошёл к окну, на котором стоял графин. Шумно, отдуваясь, выпил стакан воды, ещё раз тяжело вздохнул и, пробормотав что-то вроде «ох уж мне эти бабы!», вернулся на своё место. Поручик за действиями начальства наблюдал со всё возрастающей озабоченностью и раздражением.

– Да Людмила это всё, – вздохнул наконец Чирков. – Кузина моя, матушка Аэлиты.

– Что – всё?

– Поймите меня правильно, Натан Ильич, она женщина серьёзная и ответственная, родственница опять же. Ну да вы видели Алечку, и батюшка у неё, Лев Селиванович, тоже не от мира сего, а живём-то мы тут, на этой самой земле, вот Людушка и пытается, по своему разумению, так сказать…

– Пытается что?

– О семье заботиться, – пояснил он. – Повода отказать Аэлите в месте у меня не было, да и пошла бы она назло в Охранное отделение, там бы не миндальничали. Вот и взял. Но Людмила просила девочку беречь, мол, перебесится и плюнет на это всё, заскучает – обратно в науку свою нырнёт.

– И что переменилось теперь?

– Так вы вот приехали, – развёл руками Чирков с написанным на лице смущением.

– И? – вновь уточнил Натан, у которого никак не получалось ухватить суть.

– Ну вот Людмила и решила – вдруг у вас с Алечкой что и сладится. Совместная работа, она, знаете ли… Поймите меня правильно, я был против, но что с ними, бабами, сделаешь?! И Татьяна Павловна моя тоже вот её поддержала. Что теперь, домой не возвращаться, что ли? Поймите меня правильно, любезный Натан Ильич, и не серчайте, – виновато развёл руками полицмейстер. – И будьте всё же как-то… помягче с Алечкой, берегите её всё-таки вот от такого.

– Благодарю за пояснения, – ровно проговорил Натан, поднимаясь с места. – Разрешите идти?

– Идите, поручик, – вздохнул Чирков, махнув ладонью.

Понять у Титова получилось, а вот «не серчать» – не очень. Он покинул кабинет, аккуратно прикрыл за собой дверь, миновал приёмную, вышел в коридор. Сделал несколько шагов в нужном направлении и замер на месте, заложив большие пальцы за ремень.

С полицмейстером всё было ясно и даже не особенно удивительно: вся его наружность как бы говорила о мягкости и покладистости, и если ожидать подобного от полицмейстера на службе было бы странно, то вот это потакание ближайшим родственницами прекрасно укладывалось в картину. Домашние в полном смысле слова сидели на его крепкой шее, жена и дочери – если таковые имелись – вили верёвки и были балованны сверх всякой меры. Собственно, Титов и не на него злился: с чего бы тому идти на какой-то конфликт с родными людьми из-за подобной мелочи? Действительно, все довольны и спокойны, а афера могла бы и не вскрыться.

Сердился поручик на незнакомых ему женщин, то есть заведомо бессмысленно и бестолково, поскольку поделать с ними ничего не мог, и от этого злился ещё больше. Он на дух не выносил бабских интриг, подобной лицемерной изворотливости и настырных попыток лезть в жизнь взрослых уже и вполне разумных людей. Его собственный отец был человеком твёрдым, с характером, супругу свою любил и берёг, но никогда не позволял излишне опекать ни дочерей, ни тем более сына, и Натан был ему за это весьма благодарен.

Причём бог с ним самим, ему все эти интриганки – чужие люди, а вот Аэлиту было по-человечески очень жалко. Титов не сомневался, что девушка понятия не имеет о том, кто и как пытается устроить её жизнь, и наверняка очень огорчится, если узнает, что два года её таким вот подлым образом исподволь контролировали.

А ещё было совершенно неясно, за что он удостоился подобной чести и доверия. Мать, конечно, повела себя далеко не лучшим образом, но вряд ли она попыталась бы свести дочь с человеком, о котором совершенно ничего не знала. Брамс не настолько уж обременительная особа, чтобы пытаться сплавить её замуж за первого встречного и любой ценой. Выходило, заочно она с Титовым знакома. Откуда? Да к гадалке не ходи, это Чирков разболтал. Может, и личное дело тоже показывал, с него сталось бы…

Натан бросил взгляд на дверь в кабинет полицмейстера и, поморщившись, отказался от идеи вернуться и задать ещё несколько вопросов. Довольно уже поговорили, а на новые неприятности нарываться не стоит. Почти наверняка Чирков уже взял себя в руки и в лучшем случае просто откажется отвечать на вопросы поручика.

Подмывало так же прямо сейчас рассказать всё Аэлите, но Натан сдержался и в этом. Мать её, конечно, дура, и «благими намерениями выложена дорога в Ад» сказано в изрядной степени про неё, но это не повод намеренно вносить разлад в чужую семью.

Ещё некоторое время постояв на месте, Титов стряхнул оцепенение и направился в двадцать третью комнату, чтобы отдать портреты и некоторые распоряжения, на которые, между ворчливыми монологами, было получено разрешение Чиркова. Например, стоило предупредить городовых, чтобы обращали внимание на старьёвщиков, ломбарды и просто людей на улицах. Если одежда обеих убитых ничем особенно не отличалась от вещей прочих горожанок, то саквояж швеи был вещью приметной – сделан на заказ, имел необычный цвет и размер.

Натан понял, как правильно поступить в сложившихся обстоятельствах, и от этого на душе вмиг стало спокойнее и легче.

Он не станет ни рассказывать что-то Брамс, ни намеренно портить с ней отношения, чтобы только насолить какой-то малознакомой женщине. Пусть всё идёт дальше ровно так, как шло, и бог над всеми судья. Одно только Титов намеревался сделать: нарушить напутствие Чиркова «беречь Алечку вот от такого», а напротив, в полной мере привлечь Брамс к расследованию, переступив через собственное нежелание это делать, и постараться по возможности обучить её служебным премудростям. Да, с пониманием людей и их мотивов у Аэлиты проблемы, а это для следователя первое дело, но не единственное же!

Она ведь не беспомощная, не слабоумная, а наоборот, весьма рассудительная молодая особа. Да, необычная и чудаковатая, но точно знающая, чего хочет, способная отвечать за свои поступки и решительно, твёрдо идущая к цели. Если она вдруг поймёт, что сыск не для неё, так пусть это будет осознанный выбор, а не обман «из лучших побуждений и заботы о благе бедной девочки».

В таком вот боевито-встопорщенном настроении Натан дошёл до двадцать третьей комнаты и с удивлением обнаружил, что у уголовного сыска гости. На одном из стульев сидела просто, но элегантно одетая молодая женщина в шляпке с поднятой сейчас вуалью. Лицо её было красным и припухшим от недавно пролитых слёз, но общество Элеоноры и остальных действовало ободряюще: Михельсон сидела рядом и что-то оживлённо обсуждала с незнакомкой, над ними на краю стола притулился Валентинов, а с противоположной стороны стола сидел Адам.

На приветствия ушло полминуты. Женщина была представлена как Анна Сергеевна Хрищева, Титов коснулся губами затянутой в перчатку руки, и, когда формальности были соблюдены, Михельсон пояснила:

– Анну Сергеевну направил к нам городовой. У неё беда случилась, пропала сестра.

– Когда пропала? – поинтересовался Натан, присаживаясь к столу сбоку. Чогошвили, опомнившись, попытался уступить место начальству, но поручик только махнул на него рукой. Он внимательно разглядывал Хрищеву и всё яснее понимал, что знает, где именно находится пропавшая сестра. Вот только как об этом сказать помягче?

Мужчина положил планшет на колени, отщёлкнул застёжку, чтобы достать бумаги.

– Вчера, – дрогнувшим голосом проговорила посетительница. – Мы с сестрой шьём. Мне хорошо удаётся придумывать наряды, у неё – золотые руки, поэтому недостатка в деньгах не испытываем: много обеспеченных клиенток, в основном, из зажиточных горожанок, есть несколько дворянок. Я работаю дома, раскраиваю, собираю всё, Лена занимается отделкой, и она же обычно подгоняет по фигуре, поэтому чаще ездит к клиенткам. Мой муж служит шофёром на «Взлёте», ему удаётся порой выкроить время, чтобы помочь нам отвозить наряды, когда их много, встречает вечером, если приходится возвращаться поздно…

Всё небольшое семейство жило в доме на Троицкой, почти на берегу притока, оставшемся Хрищеву от покойных родителей – он, жена и её одинокая сестра. Со слов Анны Сергеевны, отношения были вполне мирными, дом – просторным, и три человека совсем не мешали друг другу. Вчера вечером Елена отправилась к постоянной клиентке, которая заметно потеряла в весе и просила ушить несколько совершенно новых нарядов. От той швея вышла около восьми вечера, отказавшись от сопровождения – время ещё не позднее, светло, а идти недалеко. К тому же Елена была очень решительной и бойкой девушкой, в отличие от тихой сестры, и ничего не боялась.

Когда к полуночи Хрищев вернулся домой со службы, он застал белую от страха и совершенно потерянную жену, которая уверяла, что с сестрой случилась беда: прежде сестра никогда так не задерживалась, и уж тем более не сбежала бы никуда без предупреждения. Ночью они вместе с городовым обошли все улицы, по которым сестра могла бы направиться домой, обзвонили больницы и опросили подруг – бедняжку никто не видел.

Титов аккуратно записал всё – кто, когда, где. Имена клиентки, подруг, адреса, место службы супруга Хрищевой, фамилию сестры… Наконец, когда неизбежное стало уже нельзя оттягивать, спросил:

– Скажите, Анна Сергеевна, вы случайно не знакомы вот с этой особой?

– Это же Лена! Откуда у вас эта картинка? – растерялась та.

– Боюсь, у меня для вас дурные вести, – стараясь говорить как можно мягче, осторожно начал Натан, коря себя за неумение подобрать другие, новые слова, а не те, которые были сказаны сотню раз в таких же случаях…

…Отбыл из Департамента Титов только через час, едва не забыв напоследок озадачить Михельсон поисками извозчика Короба с пегой лошадью. Поручик как раз успевал добраться до Федорки к оговорённому с Аэлитой сроку, однако из-за раннего подъёма чувство было такое, словно день должен уже клониться к вечеру.

Разговор с сестрой убитой девушки вымотал Натана до крайности, причём не столько он сам, сколько его неожиданные последствия: мужчине пришлось обратиться к своему дару жiвника и неплохо потрудиться. Анна Сергеевна оказалась беременна, и тяжёлые вести произвели на впечатлительную особу воистину сокрушительное воздействие. Помощь Титов оказал, потом совместно с Чогошвили сопроводил несчастную до больницы, благо располагалась та неподалёку, и оставил на попечении врачей, после чего и направился в институт, пребывая в исключительно поганом настроении.

Убийцы на следовательском пути Натана попадались разные: иные из них стоили жалости куда больше, чем жертвы, другие вовсе вызывали внутреннее одобрение. Закон есть закон, Титов это прекрасно сознавал, как сознавал и то, что оный закон – есть некая усреднённая величина и ни одно из правил не способно принести справедливость во всех без исключения случаях.

Про нынешнего убийцу, этого вѣщевика, Натан уже точно знал две вещи: что он сволочь, которую необходимо предать суду как можно скорее, и что он опасный психопат, до которого, однако, нельзя допускать врачей – дабы не освободили эту нелюдь от самого строгого приговора. И в этом случае Титов готов был лично ратовать за виселицу.

Глава 9. Штрихи к портрету

Аэлита на поручика была сердита, но немного и не всерьёз. Он действительно сумел подобрать верные, нужные слова, чтобы девушка как можно серьёзней отнеслась к поставленной задаче, однако не расстраиваться из-за того, что самая главная часть расследования проходит мимо, она не могла в любом случае. В основном вѣщевичка сетовала на мировую несправедливость и мечтала изобрести такую машину, которая могла бы выполнять все самые сложные вычисления без постоянного внимания человека. Вот как арифмометр, только больше и сложнее. Чтобы вносишь данные примера, а она тебе – оп! – и ответ. И никаких таблиц и пачек листов писчей бумаги…

Впрочем, мечты эти и досада Брамс не сказывались на деле, работа кипела и бурлила, обрастая новыми деталями и исполнителями. Проблемой неожиданно заинтересовался руководитель кафедры: он предположил, что подобная постановка задачи, то есть восстановление умбры по её стёртому следу, может приблизить к пониманию природы вѣщей. Так что предприимчивый профессор быстро организовал для Аэлиты помощников – вѣщевика-теоретика и шустрого магистра-математика, с обоими девушка была неплохо знакома и имела уже удовольствие работать.

Дело спорилось, посторонние мысли удалось вытравить размышлениями полезными, и Брамс в конечном итоге так увлеклась, что попросту не заметила вошедшего в лабораторию поручика.

А тот замер на пороге в неуверенности, не решаясь нарушить ход работы: Аэлита сейчас была настолько на своём месте, что отвлекать её казалось кощунственным. Когда она читала студентам лекцию, она тоже выглядела уверенной и собранной, но сейчас девушка явственно горела энтузиазмом. И Титов всерьёз засомневался в собственном недавнем решении более плотно привлечь Брамс к расследованию. Может, ей и вправду не стоит распыляться?

Вѣщевик, невыразительной наружности мужчина средних лет, вдумчиво расчерчивал какую-то схему на большом листе бумаги, а магистр увлечённо спорил с Аэлитой, его светлая и её рыжая макушки склонились над бумагами, которые исследователи азартно отнимали друг у друга. Математик был молод и – неожиданно – совсем не походил на книжного червя: крепкого сложения, с хорошей осанкой.

И без того дурное, настроение Титова почему-то испортилось ещё больше. Он уже махнул рукой и собрался молча развернуться и уйти, но Аэлита вдруг словно почувствовала взгляд и подняла глаза от бумаг. А при виде поручика столь светло и искренне ему улыбнулась, что мужчина не сумел не ответить тем же. И на душе столь же неожиданно полегчало.

– Натан Ильич, здравствуйте! А вы какими судьбами? – удивлённо, но радостно проговорила она.

Титов неопределённо пожал плечами и неуверенно ответил:

– Заглянул проведать, узнать, как продвигаются ваши исследования, я же обещал зайти.

– А что, уже середина дня? – растерялась Брамс. – Ну ничего себе…

– Думаю, от Али ждать этого бесполезно, поэтому назовусь сам, – обаятельно улыбнулся младший из мужчин. – Шорин Владимир, математик. А это Савушкин Николай Викторович, он теоретик-вѣщевик, из лучших в городе.

Рукопожатие у математика оказалось под стать наружности – крепкое, уверенное, и Шорин разонравился поручику окончательно.

– Да, кстати, вы же обещали рассказать, как продвигается следствие, – встрепенулась Аэлита.

– А ещё, помнится, я обещал вашей матушке проследить за тем, чтобы вы нормально поели, – не удержался от улыбки Натан. – Пойдёмте, самое время отобедать.

– Ну что, господа, прервёмся? – не стала спорить Брамс. Привычная работа ей, конечно, была всё так же интересна, но отказываться от возможности быть в курсе расследования девушка не собиралась. Да и мысль об обеде вдруг показалась исключительно своевременной.

«Господа» возражать не стали, но Шорин проводил Аэлиту непонятным, пристальным взглядом.

– В буфет? – бодро осведомилась Брамс.

– Если вы не против, я бы предложил немного пройтись и перекусить где-нибудь ещё. Без лишних ушей.

Аэлита опять же не возражала, и даже поддержала мысль о небольшой прогулке, которая поможет развеяться и проветриться. Пока шли, Натан обстоятельно пересказывал не только сегодняшние события, но, как и планировал, начал излагать всю систему имеющихся у него предположений и выводов, так что рассказ получился долгим. Брамс слушала внимательно, с пониманием: логические связи без привязки к отдельным личностям были ей хорошо понятны.

Спускаясь по лестнице, поручик машинально предложил даме локоть, а та, куда больше сосредоточенная на словах мужчины, чем на иных проявлениях окружающего мира, столь же бездумно приняла помощь. Они так и шли дальше рука об руку – из Федорки на улицу, под хмурое небо, прекратившее пока сеять на землю мелкую морось. Было не слишком холодно, но Аэлита в своей тонкой блузке всё равно оценила тёплое плечо мужчины рядом и прижалась к нему по возможности крепче.

Увлечённые разговором, они достаточно долго шли по улице, прежде чем Титов вспомнил о цели пути. Завернули в ресторацию, расположились за столиком, и беседа потекла дальше. Единственно о чём Натан умолчал, как и планировал, это недавняя встреча с Чирковым и вскрывшиеся интриги родственниц – очень не хотелось ему расстраивать девушку подобными известиями.

На откровение о том, что Титов умудрился без неё побывать на острове и познакомиться с язычниками, Аэлита предсказуемо обиделась, но смягчилась от обещания «больше так не делать».

После этого разговора, когда все мысли по теме были аккуратно собраны и высказаны вслух, мужчине стало заметно легче. Не зря сыскари работают парами: верно в народе говорят, что одна голова хорошо, а две – лучше. Хотя бы даже вот так обсудить всё с посвящённым в тонкости человеком уже дорогого стоило, а Брамс ко всему прочему исключительно умела слушать. С одной стороны, довольно неожиданное качество человека, с большим трудом находящего общий язык с окружающими, а с другой – вполне закономерное. Ведь поручик говорил с ней не о поэзии, а о вещах логичных, материальных и при этом совершенно новых! Учиться же вѣщевичка всегда любила и умела.

– То есть вы полагаете, что это какой-то безумец? – задумчиво подытожила его рассказ Аэлита.

– Такие выводы может делать только специалист, – развёл руками Натан. – А к нему я ещё не добрался. Просто иной связи между этими бедняжками я пока не вижу, а совершил оба преступления явно один человек, слишком уж точное повторение всех обстоятельств. Конечно, нужно поговорить и с последней клиенткой швеи, и с мужем её сестры, и опросить соседей, насколько в этом семействе всё было ладно, и у подруг узнать, не появлялся ли в последнее время в окружении девушки кто-то совсем новый или не обижала ли она какого-нибудь сильного вѣщевика. Хотя чутьё и утверждает, что всё это – пустое и заниматься надо другим. Но рассказывайте теперь вы. Какие успехи?

– Мы всё-таки определили способ, которым стёрли умбру. Павел Трифонович взял паузу на размышления и уточнение некоторых тонкостей, обещал указать, где именно в нашем городе подобный метод применяется. А теперь мы пытаемся восстановить исходные, стёртые величины умбры и у нас есть неплохие шансы. Конечно, получится весьма примерно, но, думаю, и это нелишне, да?

– Совершенно точно. А что с сегодняшним телом? Вы не думали о той записи, которую получили? Ну, вам показалось, что там есть нечто знакомое, – напомнил Титов в ответ на озадаченный взгляд девушки.

– А-а, нет, ничего такого я не вспомнила. Может быть, просто почудилось, – легкомысленно пожала она плечами. – Натан Ильич, а вы теперь отсюда к психиатру, да?

– Наверное, да. А после – опрашивать знакомых Дёминой Елены Сергеевны, – не видя смысла что-то скрывать, ответил Титов.

– А можно мне с вами? – чуть смущённо попросила девушка.

– Куда именно?

– К психиатру, – пояснила она охотно. – Любопытно взглянуть, как всё там устроено. Потом-то всё равно в институт, у меня там и лекции, и расчёты надо продолжать… – тяжело вздохнула Брамс.

Поручик хотел было уверить девушку, что ничего интересного там нет, психиатры – обыкновенные люди, нимало не интереснее профессоров той же Федорки, но тут же рассердился на себя и припомнил принятое недавно решение.

– Буду рад вашей компании, – уверил он, и только после этого сам понял, насколько искренними были эти слова.

Общество чудаковатой вѣщевички действовало на него благотворно – и в части улучшения настроения, и в части прояснения рассудка. А психиатрический диспансер – это вполне приличное заведение, почти обыкновенная больница, и Титов не видел причин отказываться от компании Брамс. Да и в остальном, после совместного посещения борделя трудно придумать место, куда было бы тревожно вести эту боевитую особу. Разве что в какой-нибудь опиумный притон или кабак самого низкого пошиба, где имелся бы действительный повод для беспокойства за жизнь девушки, но нынешнее дело, к счастью, пока подобных мест не касалось.

– Аэлита Львовна, а можно немного личный вопрос, который давно меня занимает? Почему – Аэлита? Как так получилось? И что значит это имя в вашем случае? Тоже – «свет звезды» и что-то там про видения, как же оно было…

– Какие видения, господь с вами! – рассмеялась девушка. – Это от «аэролит», батюшка очень астрономией увлекался.

– А как же книга? – растерянно спросил Натан, с иронией признавая, что имя такое собеседнице очень подходит. Буквально в соответствии с присказкой «как вы лодку назовёте, так она и поплывёт».

– Алексей Николаевич жил по соседству, в юности они были довольно дружны с отцом. Он, наверное, и имя придумал, всё же отец совсем не литератор, – пожала плечами девушка, после чего обиженно нахмурилась: – Хотя мне теперь не верят, что меня вправду так зовут. Книга-то много шума наделала, особенно у нас в городе, автор же почти местный. Вот и думают все, что я намеренно себе такое имя взяла, из-за истории этой, и допытываются, как же меня на самом деле зовут. А я её даже не читала!

– И что, крестили так же?

Брамс выразительно махнула рукой.

– Ну как крестили, этого я не помню, а в книгу точно записали. Только отчего-то записали тридцать первым июня, – вздохнула она. – Вот и ничего смешного! – укорила поручика, хотя тот так заразительно расхохотался, что девушка не сумела удержаться от ответной улыбки.

– Простите, но это действительно замечательно. И очень вам подходит, – покачал головой Титов, разглядывая собеседницу и продолжая улыбаться.

– Что именно? – растерялась та.

– Всё. И имя ваше марсианское, то есть космическое, и тридцать первое июня, и характер ваш, и флейта – тоже. Вы исключительно не похожи на всех прочих людей, но при этом изумительно гармоничны. – Натан вновь покачал головой, рассматривая девушку невиданным ею прежде тёплым, бархатно-мягким взглядом всё ещё смеющихся и оттого словно бы лучистых глаз, под которым Брамс до крайности смутилась.

На несколько секунд повисла тишина, показавшаяся Аэлите ужасно неловкой и неправильной. Девушка поёрзала, словно стул под ней разогрелся и начал припекать. Она лихорадочно пыталась отыскать новую тему для беседы, но ничего путного не придумала и предложила:

– Может, уже пойдём? Чтобы время не тратить.

– Действительно, пора, что-то мы заговорились, – согласился поручик, расплачиваясь по счёту.

К счастью для обоих сыскарей, конфликта из этого не случилось. Аэлита к денежным вопросам относилась настолько легко, насколько подобное вообще возможно. В этом смысле её можно было назвать совершенно счастливой: Брамс принадлежала к числу людей, запросы которых значительно уступали размерам жалования, и потому могла позволить себе не задумываться о деньгах вовсе. С той же лёгкостью она, замешкайся Титов, заплатила бы и сама, и ещё удивилась бы, начни он протестовать.

Диспансер оказался очень чистеньким и аккуратным зданием о двух этажах, выкрашенным в нарядный розовый цвет и отделанным белой лепниной, да и внутри всё соответствовало: чисто, уютно. В воздухе витал специфический больничный дух, который слегка оттенялся ещё не до конца выветрившимся запахом нового, свежепостроенного дома – дерево, паркетный лак, краска.

И кабинет, в котором гостей из полиции принял профессор психиатрии с неожиданной фамилией Лопух (Титову начало уже казаться, что город С*** буквально наводнён профессорами всех мастей, составляющими добрую половину местного населения), тоже был весьма опрятным и уютным: светло-жёлтые стены, высокий потолок, большие окна и широкий письменный стол; стулья, обитые аляповатой, жёлтой же тканью в крупных алых маках, именно здесь почему-то смотрелись не вульгарно, а исключительно трогательно. У одной из стен стояла кушетка, угол рядом с ней отгораживала ширма, а в кадке у окна росла пальма или какое-то другое развесистое южное растение – ни Брамс, ни Титов в них не разбирались.

Этот профессор, будто в насмешку над мыслями поручика, не походил на всех предыдущих и являл собой совершенно иной тип: был Иннокентий Илларионович Лопух низеньким, плотным и очень круглым. Круглыми были его туловище, и лицо, и лысина на макушке, похожая на тонзуру, и сильные очки с толстыми стёклами. Он даже говорил «кругло», отчётливо окая.

– Здравствуйте-здравствуйте, – поднялся психиатр навстречу посетителям. – Добро пожаловать, проходите! С чем пожаловали, драгоценные мои друзья?

Брамс на всякий случай отступила чуть назад, пропуская вперёд поручика: очень её настораживал этот доктор своей кипучей энергией.

– Нам необходима консультация, – осторожно начал Титов, приближаясь к стульям для посетителей.

– Простите, но семейные проблемы – это не ко мне, – разом поскучнев, развёл руками Лопух. – И вообще у меня сейчас неприёмное время, только по острым вопросам!

– Мы из полиции, – нахмурился поручик.

– Тем более! – махнул обеими круглыми, пухлыми ладонями профессор. – Идите, молодые люди, идите. Вы ещё достаточно молодые, чтобы разобраться без врачебной помощи. Тут главное…

– Так, довольно, – резко оборвал его Титов. Вроде и голоса не повышал, но профессор осёкся и пару раз растерянно хлопнул глазами. – Следователи Титов и Брамс, уголовный сыск города С***. Мы расследуем преступление и хотели бы узнать ваше профессиональное мнение о личности злодея.

– Не новобрачные? – подозрительно уточнил профессор.

За плечом поручика булькнула от возмущения Брамс, только теперь сообразившая наконец, почему их пытались столь странным образом выставить из кабинета. Однако от высказываний, к счастью, удержалась, ограничившись только вот этим захлёбывающимся вздохом.

– Нет, – отрубил Натан, гадая, чем так не угодили Лопуху супружеские пары.

– Жалко, – противореча собственному недавнему поведению, с совершенно искренней печалью вздохнул профессор. – Ну, садитесь, рассказывайте, что там у вас за преступник.

Повествование много времени не заняло, хотя поручик и старался учесть мельчайшие подробности. Лопух не задавал уточняющих вопросов и вообще никак не выказывал собственного отношения к словам посетителя, лишь молча слушал, хлопая глазами за толстыми стёклами очков. Под конец такой «разговор» начал раздражать Титова, однако мужчина сдержался и постарался не выказать недовольства. В конце концов, это они сюда явились за советом, да ещё в неурочный час, а подобные частные консультации в обязанности психиатра не входят. Но странно, как профессор с такой манерой ведения беседы умудряется общаться с душевнобольными?

Или как раз с ними проблем не возникает?

– И что же я должен вам сообщить по этому поводу? – с рассеянной улыбкой поинтересовался Лопух, когда Титов кончил рассказ.

– Маньяк это или нет, – неопределённо пожал плечами следователь.

– Дорогой вы мой человек, психиатрия не знает термина «маньяк», это лексикон исключительно бульварных газетёнок!

– Серийный убийца, психопат, какая разница? – поморщился Натан. – Вы же поняли, что я имею в виду.

– Понял, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Видите ли, психиатрия главным образом изучает личность человека. Да, в совокупности с результатами его деятельности, но никак не результаты без личности. Психопат он или нет, шизофреник или просто эмоционально тупой индивид – всё это я могу сказать, лишь взглянув на него и поговорив с ним. Вы, дорогой друг, пользуетесь в своей служебной деятельности индукционными методами – познавая элементы, разрозненные детали, собираете их воедино, в образ ситуации, в конкретные её предпосылки. Мы же в работе осуществляем обратное, дедуктируем: наблюдая личность во всей её полноте, зная законы формирования и образования этой личности, фигурально выражаясь, разбираем её на составляющие, выделяя сломанные или просто отличные от известного образца части, устанавливаем причины подобного дефекта. Может быть, когда-нибудь психиатрия накопит столько знаний, чтобы индуктивно, по поступкам и неким свойствам личности, в достаточной степени точно воссоздавать её портрет, но увы, наша наука пока настолько юна, что многие даже выдающиеся умы считают её шаманством, – развёл руками профессор. – Вот когда поймаете злодея, тогда обращайтесь, выясним, в своём ли он был уме, творя все эти мерзости, или ему приказали некие голоса свыше.

– Спасибо за разъяснение, – коротко ответил на это Титов, поднимаясь с места. – Простите, что потратили ваше время.

Брамс, сидевшая всё это время надувшись словно мышь на крупу, с готовностью подскочила со стула, своим видом демонстрируя желание поскорее отсюда уйти.

– Ничего, ничего. А вы точно не новобрачные, нет?

– Нет. А почему должны? – не выдержал всё-таки Титов.

– Ну как же? Живая вода, мёртвая вода, прекрасное сочетание! – охотно отозвался Лопух.

Прощался с ним поручик в твёрдой уверенности, что профессор ещё более безумен, чем его пациенты. Или это вовсе какой-нибудь особо шустрый больной, который раздобыл где-то халат?

Последняя мысль показалась настолько здравой и правдоподобной, что Титов даже уточнил у сидевшей при входе регистраторши:

– Скажите, а профессор Лопух – это такой невысокий, круглый, в очках?

– Ну да. Так вы же из его кабинета только что вышли! – опешила та.

Поручик на всякий случай не стал отвечать на это замечание, пожелал женщине всего доброго и вышел вслед за спешно выскочившей на улицу Брамс. На ходу запоздало озадачившись: а как вообще этот странный профессор опознал их природу?

Положим, вѣщевичку можно было предположить по флейте в чехле, и то – с изрядной натяжкой. Но ведь о том, что сам Титов – жiвник, не говорило ничего! А определить, есть ли в человеке дар, вот так с ходу невозможно! Вряд ли психиатру заранее понадобилось наводить справки о служащих полицейского Департамента, тогда что? Может, по газетам вспомнил? Припомнить, указывали ли в статье об утопленнице его талант, поручик доподлинно не сумел, но странность объяснил именно этим и выбросил из головы, больше занятый поисками Брамс.

К счастью, девушка далеко не ушла, стояла на крыльце, недовольно хмурясь.

– Всё в порядке? – спросил Титов, чувствуя себя отчасти виноватым в дурном настроении вѣщевички. Даже не из-за самого визита к странному психиатру, а потому, что не оборвал болтовню того сразу, пока Аэлита ещё не сообразила, о чём речь. Бог знает, почему Брамс так возмутили эти намёки, но теперь Натану оставалось лишь попытаться сгладить последствия.