Текст книги "Увидеть Париж – и жить"

Глава 9
Беда, и опасность, и риск

Волнение Сергея невольно передалось мне.

– Но это же незаконно, – прошептала я.

– Дорогая, да что ты знаешь о том, что законно, а что нет? Кто устанавливал эти зверские законы? Звери! Группа тех, кому удалось выгрызть зубами кусок пирога и остаться там, у кормушки, где мигалки, яхты, дома с бассейнами и мраморными лестницами, дорогие девочки, актрисы и модели. Но это так, декорации. А главное – продолжение борьбы, все время держаться клыками за место под солнцем. Мне плевать на их законы, я тоже хочу хотя бы маленький глоток счастья после того кошмара, что мне довелось пережить. Я имею на это право, милая, давай продадим иконы и уедем, в гребаный Хельсинки, например, купим небольшой домик.

Сергей сорвал с себя галстук, расстегнул пиджак и верхнюю пуговицу рубашки. Он сел на широкий матрас, прожженный сигаретами, открыл маленькую бутылку «Столичной» и хотел сделать глоток. Но потом опомнился:

– Я за рулем, мне сегодня надо быть в форме.

– А я всегда хотела туда, где море и солнце. Мне часто становится грустно, и питерский климат не прибавляет радости. Иногда мне кажется, что на залитом жарким солнцем побережье мои грустные мысли уходили бы куда-то бесконечно далеко.

Я нахмурилась и посмотрела на себя. Да, я выгляжу непрезентабельно: в футболке и старых джинсах, в которых я сбежала из больницы. Иллюстрация к современному варианту пьесы «На дне». Опустившиеся мужчина и женщина замышляют преступное деяние в старой хрущёвке под Москвой. Странно, как такое могло со мной произойти? Это акт не из моей драмы. Я опять чувствую себя неуверенно и потерянно, у меня нет почвы под ногами. На кого и на что я могу надеяться в этом мире? Я никому по-настоящему не нужна, моя жизнь ничего не стоит, как комок осенней грязи в подмосковных дебрях. Что же можно сделать со всем этим?

– Девочка моя, что с тобой? Ты иногда начинаешь смотреть в пустоту и будто отключаешься от происходящего, мне страшно за тебя, – с тревогой сказал Сергей, обняв меня за плечи.

– Где ты взял эти иконы? Их, наверно, ищут.

– Разве тебе так важны детали? Скоро мы будем далеко отсюда. Мы продадим их на черном рынке, Червонцу, получим деньги и купим коттеджик, и поедем туда, где солнце, раз ты хочешь. На всю жизнь нам, конечно, не хватит этих средств, но на какое-то время, а потом что-нибудь придумаю. Я ведь образованный человек, знаю английский язык, я активный парень, милая, ты со мной не пропадешь. Помнишь, я просил у тебя паспорт в нашу первую ночь? Я уже купил нам с тобой билеты в Париж. У нас шесть часов, чтобы все успеть. Шесть часов отделяют нас от другой жизни, только представь себе.

Я удивленно посмотрела на него:

– Сергей, что ты такое говоришь? Ведь мы едва знакомы. Это что? Любовь с первого взгляда?

– Я не знаю, просто с тобой я почувствовал что-то особенное, чего никогда не было в моей жизни. Ты отличаешься от всех баб, которые были у меня после освобождения. Ты не такая, как моя жена, ей нужна была только красивая жизнь. В тебе что-то такое есть, позитивное, хорошее, сложно объяснить словами. Понимаешь, я прошел через ад, мне не нужно долго общаться с людьми, чтобы понять их.

– Не знаю, я сломанный человек.

– Любимая моя, это дело – наш шанс на нормальную жизнь. Я не знаю, что будет дальше. Но пока я ничего не хочу так сильно, как остаться с тобой.

Сергей притянул меня к себе. И сжал мое лицо в своих ладонях.

– Детка, в нашем гребаном государстве честным людям нечего делать, они вынуждены влачить жалкое существование. Это дикая страна и здесь кто сильнее, тот перегрызает другому горло, естественный, мать его, отбор. Деньги должны достаться нам, плохого в этом ничего нет, если они достанутся не нам, то каким-нибудь гребаным уродам. Я не хочу быть один, Ларисочка, не бросай меня, я так долго был одинок, – он поцеловал меня в лоб, и мне показалось, что у него по щекам текли слезы.

– Ну, не знаю, – вздохнула я, – ты рассуждаешь слишком упрощенно.

– Есть, конечно, отдельные неплохие люди, которым повезло, но, любимая, нам с тобой надо подумать о себе. Это мой последний шанс вырваться из этой гребаной страны. Я присутствовал при разборке, когда несколько уродов замочили друг друга. Эти иконы достались мне чудом, их послал сам Господь Бог, мы продадим их на черном рынке больше, чем за миллион долларов.

– А это, наверно, грех? Ты веришь в Бога?

– Не знаю, родная, мне кажется, если Он есть, то забыл про наши страдания. Сложный вопрос. Или Он считает, что нам лучше мучиться, мучиться и страдать без конца до самой смерти. Ты когда-нибудь думала о том, что жизнь надо понимать сердцем, а не головой? Что-то скрывается за этими равнодушными и холодными домами, асфальтом.

– «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века – все будет так. Исхода нет», – ответила я.

– В чем суть? Что должно произойти, чтобы этот холодный, пронизывающий, гребаный ветер перестал давить на мозг и расстраивать? Чтобы на душе стало, наконец, хорошо и спокойно? Ты не знаешь, Ларисочка? – Сергей бросил окурок в форточку, но не попал, и бычок упал на грязный пол.

– Не знаю, милый, наверно, надо любить.

– Что значит любовь? Это чувство, которое окрыляет, или животная потребность? Они связаны воедино, неразрывно. Мне иногда кажется, что это так гадко, Лариса, после того, что я пережил, я чувствую омерзение к человеческой плоти, – он поморщился и его лицо стало страшным.

– Да, и Блок писал об этом: «Вхожу я в темные храмы, совершаю бедный обряд. Там жду я Прекрасной Дамы в мерцаньи красных лампад». Прекрасная Дама! Идеал, не разрушенный телесными, пошлыми действиями.

– Ты хорошо сказала. Животная похоть правит миром, она уничтожает все на своем пути, это страшно. Если бы мы могли открыть глаза и увидеть огромную сеть плотского вожделения, в которой гребаное человечество беспомощно барахтается, как огромное уродливое насекомое, – он сжал кулаки. – Неужели это важнее всего: заключить в объятия и сделать другого частью себя, частью твоего больного, ненасытного тела?

– Но ведь ты тоже такой? – робко спросила я, поглаживая его по плечу.

– Да, я тоже такой, но я люблю тебя, девочка моя. Я увидел твою душу, у тебя детская душа. Она, как беспомощный, робкий, обиженный котенок, спряталась в углу. Тебе пора выйти из этого угла и выпрямить спину, смело посмотреть вокруг. Ты не можешь справиться с этой гребаной жизнью. Стань свободной, поверь в себя, в то, что ты сильнее жестоких зверей, которые правят миром, это сложно, невероятно сложно, но у тебя получится, я уверен. У нас получится.

Он подошел к иконам и снял с них покрывало. Мы увидели потемневший от времени лик Богоматери, удлиненное лицо, большие страдальческие глаза и похожего на нее младенца в длинной тунике. На второй иконе печальный и строгий лик Спасителя на полотенце.

– Милая, эти иконы дышат историей. Трагическое и героическое прошлое. У нашей страны невероятно жестокая история, опричнина, крепостное право и так далее, чудовищные, нечеловеческие издевательства. Люди ненавидят друг друга, Лариса, им хочется растоптать всех своими ногами. Но есть островки любви и добра, хрупкие островки, которые разрушает ветер и дождь. Они похожи на карточные домики, их можно раздавить мизинцем левой руки.

– Дорогой, я совсем запуталась в прошлом, настоящем и будущем. «Мое грядущее – горстка пепла, мое прошлое – пьяный вертеп».

– Милая, хватит цитат, поехали, собирайся, дело срочное.

Какое-то время меня мучили сомнения, но я чувствовала себя настолько одинокой, что просто не могла остаться одна в неубранной, старой, неизвестно кому принадлежащей квартире. Мне стало страшно. Если я останусь одна неизвестно где, без работы, при том, что меня разыскивают бандиты и полиция, это закончится каким-то ужасным кошмаром. Я вдруг увидела себя мертвой, с простреленной головой, на прокуренном матрасе. Нет, я не могу остаться здесь. Мне нужен выход, хоть какая-нибудь перспектива впереди. Встать на путь преступлений и уехать за границу… Никогда не думала, что у меня не останется другого выбора. Хотя, говорят, что альтернатива есть всегда. Но я ее не вижу или не хочу видеть. Но что я могу сделать? Жаль, что я не принадлежу к людям, меняющим пространство вокруг себя. Жизнь изменила меня, привела на самое дно. Или я сама не боролась? Но с чем нужно было бороться? С мировым злом, с ветряными мельницами, с конкурентами по карьерной лестнице, с демонами в собственной душе? Теперь уже поздно об этом думать. Надо идти, бежать, пока еще светит солнце и не прогремел последний выстрел.

– Итак, девочка моя, вот что нам предстоит. Нам надо передать иконы Червонцу, есть одно местечко под Москвой. Только это необходимо сделать незаметно, за иконами настоящая охота. Он должен заплатить наличными. А нам нужно успеть скрыться, пока нас не вычислят.

Дрожа и волнуясь, я села в старый форд. На душе было муторно. Окраины Москвы, высокие дома, новостройки, грязь, мокрый снег. «Куда мы едем и зачем? Куда бежит дорога жизни? Только вчера мы сидели в грязной прокуренной квартире, а сегодня мы уже едем бог весть куда. Вчера я убегала от Василия Петровича, сегодня я уже практически вне закона. Почему и когда это случилось? Где находится точка невозврата? Когда я ее прошла? Неужели в тот несчастный вечер, когда пила алкоголь с ребятами в кафе? “Нет, – как сказала психотерапевт, – такого не может быть. Из-за самых страшных ошибок нельзя ставить крест на своей жизни. Мы можем переломить свою судьбу”. Вот такие банальные мысли. Никто не спорит с этим. Но какие титанические усилия нужно предпринять, чтобы изменить свою жизнь? И сделать ее ясной, светлой, интересной, ездить на форумы и конгрессы или посещать приемы, ловить фотовспышки. Как добиться признания? Почему у одних получилось, а у других нет? Такие вопросы нужно задавать себе в семнадцать лет, а в тридцать уже знать ответы. Кто-то прошел через огонь, воду и медные трубы, через кровь и грязь, а кто-то просто старался изо всех сил, а кому-то просто повезло, но результат один и тот же. Или не один? Или все-таки качественно разный? Разный результат в сердцах людей, разное состояние совести и души, и это для кого-то более значимо, чем внешний блеск. Но ведь невозможно всегда поступать правильно. Может быть, наша сила как раз в том, чтобы каким-то образом преодолеть свои ошибки? На камне из пепла, боли и крови построить прекрасный замок успеха. И охранять его с камнем за пазухой, вооружившись ослепительной улыбкой. Но как заработать радость и покой?». Я сидела на заднем сиденье, прижав к себе иконы, как младенцев. Сергей явно нервничал, резко тормозил и срывался с места.

Мы долго мчались по кольцевой дороге. Это было похоже на сражение, нас подрезали со всех сторон, дождь заливал стекло.

Мужчина и женщина, затерянные на этой огромной планете, мы ехали в опасную неизвестность. Мы были вдвоем, но почему-то я чувствовала себя бесконечно одинокой. Моя душа как всегда была полна страхом, беспокойством и тоской. Как избавиться от этого? Я никогда не была уравновешенной, у меня сломанная психика, истерзанная душа. Мое сердце давно разбилось на маленькие кусочки ужаса, сожалений и обид. Как мне склеить его, как обрести счастье? Что это такое? Счастье давно казалось мне чем-то невозможным и запредельным, из области сказок и фантазий. Мне было грустно, этот мир, с его обилием информации, пугал меня, будто ухабистая дорога в темном лесу. Когда я смогу избавиться от страданий и понять, как мне нужно жить и куда идти? Иногда боль и тоска уходили, но потом они возвращались снова, и душу охватывал невыносимый мрак. Как мне изменить себя? Как справиться со всем, что мучает и терзает сердце, как перестать чувствовать себя на самом дне, на обочине жизни? Пока что мне это не удавалось. Иногда мне казалось единственным выходом начать употреблять наркотики или алкоголь. Я вдруг увидела себя сидящей на лестничной клетке с невидящими глазами и блаженной улыбкой. Может быть, лучше умереть за гранью того, что кто-то почему-то называет нормальной жизнью? Умереть в мире сладких грез и фантазий, забыв о социальном расслоении, о жестокости и зле, о насилии и унижении, обо всем. И, может быть, перед смертью я увижу капли дождя на асфальте, яркий свет солнца и счастливых, улыбающихся детей, идущих навстречу жизни. Они еще не потеряли какое-то первобытное животное или ангельское чувство радости и любви ко всему миру. Дети идут, и зло, находящееся пока в другом измерении, не может коснуться их чистых душ.

Потом мы свернули с КАДа по ухабам в какой-то поселок. Проехали по грязной, неасфальтированной дороге и, наконец, подъехали к покосившейся избушке. Это был старый бревенчатый домик в три окошка, обитый досками и покрытый облупившейся зеленой краской, такие строили еще до второй мировой войны. Все рассуждения моего нового возлюбленного на мгновенье показались мне глупостью. Мы элементарно нарушили закон. Но через минуту я вдруг почувствовала какую-то долю правды во всех словах Сергея.

Мы вышли и увидели потемневший от времени низкий забор. За ним тот самый домик. Мы прошли по заснеженной дорожке, поднялись по ступенькам и долго стучали в дверь. Наконец нам открыл человек в старой фуфайке времен культа личности, его лицо бороздили глубокие морщины, он казался древним стариком. Мне стало не по себе. Дизайн помещения оставлял желать лучшего. Старая русская печь, паутина по углам, древние грязные обои на стенах, железная кровать, больше напоминавшая тюремные нары, пара колченогих стульев, облупившийся деревянный стол.

Мы стояли у открытой двери, а старик чуть отступил и пристально смотрел на нас. Его глаза скрывали большие очки с мутными стеклами.

– Детки, – наконец произнес он скрипучим голосом, – скоро Николая Второго расстреляют.

И знаком пригласил нас сесть за стол в центре комнаты.

В углу на полу стояли иконы, потемневшие от времени, покрытые слоем пыли, и несколько статуй в довольно хорошем состоянии.

– Ты нам должен три миллиона евро, – быстро сказал Сергей.

Старик неожиданно скинул фуфайку, под ней был современный костюм. Я поняла, что у него на лице специальная театральная маска. Мне вдруг стало страшно.

– Пусть девчонка покажет товар, – приказал таинственный незнакомец.

Я сообразила, что до сих пор прижимаю к себе иконы. Сергей отдернул занавеску возле печи, за ней никого не было.

– Лариса, покажи, но не давай ему в руки, – быстро произнес мой друг.

Я поставила образа на пол.

– Бумагу сними, – буркнул ряженый старик.

Я повиновалась. Покупатель долго цокал и ходил вокруг икон, трогал и смотрел под лупой.

– Только два лимона и ни копейкой больше.

Антиквар подошел к скрипучему комоду в углу, долго рылся там и, наконец, достал около пятидесяти сложенных пачек банкнот и бросил их Сергею. Тот их долго пересчитывал, затем сказал:

– Пошли, Лариса.

Мы вышли, оглядываясь, сели в наш форд и понеслись по тихой проселочной дороге. Вдруг я увидела, что прямо за нами на огромной скорости следует джип-внедорожник, явно намного мощнее нашей машины по техническим характеристикам.

– Все, мы погибли! – закричала я в панике.

– Нет! Детка, мы оторвемся. Возьми рядом с сиденьем бутылку, зажги фитиль и передай ее мне, если хочешь остаться в живых! – заорал Сергей не своим голосом.

Дрожащими руками я взяла стеклянную бутылку с жидкостью, в которую была воткнута пробка, поднесла зажигалку к матерчатому фитилю и передала ее своему подельнику. Я проделала все это на автопилоте, видимо, под действием огромных доз адреналина, которые выделял мой измученный организм.

Сергей приоткрыл дверцу и бросил зажигательную смесь в преследователей. Раздался взрыв, джип объял пламень. Наш автомобиль чуть не выехал на встречную полосу, Сергей с трудом справился с управлением.

– Они погибли! – в ужасе крикнула я.

– Это коктейль Молотова, детка, масло и бензин, «весь мир насилья мы разрушим»! Они хотели нас убить. Возьми себя в руки, нас ждет гребаный Париж!

– Мне страшно!

– Ты молодец, не бойся. Мы на пути к свободе. Лариса, мы их сделали, мать их! – заорал Сергей.

Я никогда не видела его таким взволнованным и счастливым. Он был похож на охотника, убившего самого крупного зверя.

Мне стало плохо, от ужаса мои руки тряслись, как при тридцатиградусном морозе. Минут через пятнадцать я увидела в зеркало новых преследователей.

– Похоже, теперь за нами едет BMW. Приготовить новый коктейль?

– Вот черт!

Действительно, теперь за нами следовал синий BMW представительского класса, быстрый и маневренный.

– Нам повезло, впереди железнодорожный переезд, – крикнул Сергей, изо всех сил нажимая педаль газа.

Мы сбили шлагбаум и пронеслись на красный свет, изрядно поцарапав машину. Преследователи за нами не успели. Поезд промчался через тридцать секунд после нас. Я с ужасом подумала, что мы запросто могли превратиться в мясной фарш. Но фортуна явно была на нашей стороне.

– Итак, куда мы теперь поедем, Сергей? – испуганно прошептала я.

– В Париж, любимая, в Париж, разве ты забыла? У нас есть время подумать, можем потом поехать путешествовать, купить домик в Хельсинки или в Рио-де-Жанейро. Черт, бензин скоро кончится.

Нам пришлось заехать на заправку.

– На всякий случай пересядь за руль и положи билеты в карман, – сказал Сергей, передавая мне конверт.

– Зачем?

– Объясню тебе потом, на гребаной Эйфелевой башне.

Я послушалась, мне было очень страшно, и только присутствие моего любовника немного успокаивало.

Когда мой друг возвращался к машине, непонятно откуда послышались выстрелы. Сергей упал на асфальт. Я видела, как вокруг его головы растекалась лужа крови. Моя психика не могла сразу осознать происходящее, и я наблюдала за всем, как в замедленном кино. Вдруг раздался вой полицейской сирены. Из автомобиля ДПС выскочили люди в форме. Один из них подбежал к Сергею.

Боль пронзила мою душу как кинжалом. Голова закружилась. Стало понятно, что наступил конец. Впервые на моих глазах умер человек, это было похоже на атомный взрыв, мир раскололся на мелкие, острые, режущие кусочки, которые уже никогда нельзя будет склеить. Мой друг, моя любовь, он еще вчера обнимал меня и говорил нежные слова, от которых сладко замирало сердце. А теперь его больше нет, нет, нет! Мои руки тряслись, и душу разрывало на части, но я не могла это воспринять. Сейчас меня арестуют, и я понесу заслуженное наказание, за один час я оказалась в большой и недружной социальной группе уголовников, бандитов и воров. Мое сердце колотилось как у загнанного зайца. Неужели это все, и уже ничего нельзя сделать? Не хочу так жить, просто не могу, я обязана использовать свой последний шанс! Все эти мысли промелькнули в моем воспалившемся мозгу за несколько мгновений. Непонятно почему, мне удалось собраться с силами. Конечно, Сергея безумно жаль. Но мне нужно спасаться, со мной сумка с деньгами. А ему уже не поможешь. Я рванула с места и выехала на полной скорости на шоссе.

Очень надеюсь, что убийц моего любимого повязали менты. Было понятно, что находиться в форде небезопасно. Я бросила машину на обочине и поймала попутку. Она неслась в аэропорт, у меня опять затряслись руки. Я судорожно прижимала к себе сумку с ценными бумагами. Сейчас некогда жалеть себя, надо спасать свою жалкую, бездарно прожитую жизнь. Огромное количество адреналина в моей крови почти уничтожило страх, тоску и прочие неконструктивные эмоции. Мне казалось, что я, как первобытная женщина в меховой шкуре, убегаю от огромного мамонта. Я в поту и в грязи, запинаюсь за ветки и кочки, но вот впереди я вижу огромное ущелье. Я перелезу через него по тонкому бревнышку и окажусь на другой стороне, там, где шалаши и огромный огонь, разведенный моими соплеменниками. Мамонт не пойдет к огню, его удержит глупый, безотчетный, животный страх. Но, может быть, я сорвусь с бревна и упаду на дно ущелья, где по острым камням бежит быстрый горный ручеек. Мое сердце не выдержит невыносимой боли, и я умру, увидев в последний раз клочок синего неба среди горных вершин. Но все-таки в моей жизни была надежда на спасенье, мое сердце колотилось, как птица в весеннем небе, и я верила в головокружительное, ускользающее счастье, которое ждало меня в конце пути.

Тут неожиданно меня осенило. Я же не смогу провезти через границу мешок с кучей валюты. Что же делать? Сдать клад государству? Потом не оберешься проблем с полицией. Или ждать, пока меня вычислят бандиты? Будут пытать и требовать указать местонахождение финансовых средств, употребляя нецензурные выражения. Кошмарные сцены из фильмов девяностых пронеслись в моей голове. Неужели все кончено? Нет. У меня же в кармане паспорт и карта одного коммерческого банка, попробую положить деньги на нее. Пластиковая карта не является ценной бумагой, в аэропорту у меня не будут проверять баланс.

– Остановите около ближайшего отделения банка «Евразия», – попросила я водителя чуть дрожащим голосом.

– Я не знаю, где тут ближайшее отделение.

Видимо, на моем лице отразилась такая гамма чувств, что водитель спросил:

– У вас все в порядке?

– Да, все хорошо.

Я набрала номер контактного центра, указанный на карте. И долго ждала, пока мне ответит первый освободившийся оператор. Мое сердце готово было выскочить из груди. Кто сказал, что любовь вызывает самые сильные эмоции? Нет, это зеленые хрустящие бумажки дарят радость, тоску, ненависть, восторг, упоение «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы…», и все остальное. Наконец, мне сказали адрес. Мы подъехали к отделению банка. Я быстренько причесалась и поправила макияж, надеясь, что похожа на обычную московскую девушку с сумкой валюты. Пока я стояла в очереди в кабинку, где обслуживали вкладчиков, у меня перед глазами пронеслось все, что случилось со мной. Волга, вот мы загораем с сестрой на пляже, выпускной бал, свадьба, развод, роковая неудача на мировом финансовом рынке, в общем, самые судьбоносные события. Скоро вся моя жизнь уместится в одно короткое тире между годом рожденья и годом смерти на каком-нибудь заброшенном московском кладбище. Над моей могилой весной птички будут петь райские песни и алкаши сидеть на покосившейся скамеечке и пить, не чокаясь, паленую водку за упокой моей измученной души. Печальная картина, ведь я действительно в смертельной опасности. Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что положить деньги на карту и спокойно улететь в столицу моды и любви не удастся. Видимо, много людей охотится за иконами. Мое состояние можно было назвать волнением на грани отчаяния, как у Робинзона, упустившего проплывавший мимо английский военный корабль, но все еще машущего ему вслед, орущего и кидающего пальмовые ветви.

– Вы идете или нет? – нетерпеливо спросила молодая, прекрасно одетая особа студенческого возраста, стоявшая за мной в очереди, бросив на меня грозный взгляд.

– Да-да, конечно, – нервно ответила я.

Я зашла в кабинет.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал молодой парень в костюме с чуть брезгливым и недовольным выражением лица, на которое он пытался нацепить дежурную улыбку.

– Я хотела бы положить все деньги на карту банка «Евразия», здесь около двух миллионов, – я решила пока не уточнять, в какой валюте.

Парень нахмурился.

– У вас есть документы, подтверждающие происхождение финансовых средств, акт о продаже квартиры, например?

– Нет, а что, без этого нельзя положить деньги? – спросила я сдавленным голосом, глотая слова.

– Не имею права, такова политика банка и законодательство Российской Федерации, – произнес парень с каменным выражением лица.