Текст книги "А завтра – конец…"

Он бродил по заводу несколько часов. Собирал разбросанное и складывал к стене забора. Обошёл парник и оценил разрушения. Приподнял согнутую палку и повертел в руках.

«В принципе, ничего серьёзного, только плёнку подновить»

И сразу же оборвал себя: нельзя так думать, больше он сюда никогда не вернётся. Он должен помочь заражённым, он встретится с Никой и попросится к ней в помощники. Она не откажется, просто не сможет отказать. Они построят деревню, разведут курятник, разобьют огороды, будут обучать заражённых. Восстановят часть мира и дадут ему возможность развиваться. Потому что это – единственное, что они могут сделать.

Он зашёл в комнату, где раньше жил и задумчиво осмотрелся: ничего необычного. Побродил по ставшей пустой ванной, заглянул в кладовку: нападавшие вынесли всё подчистую. Наконец, спустился в цех и заставил себя посмотреть на то, что осталось от мечты о тихом выживании.

Пол был вымазан кровью. Именно вымазан: кто-то даже заботливо натёр стены и прилепил сверху перья. В углу лежали ошмётки кур, а сверху – как будто сидел петух, специально проткнутый палкой, чтобы не упал. В углу клетки валялась куча какого-то тряпья. Это явно сделали для него, потому что знали – он обязательно вернётся.

Он опустился на колени и завыл от тоски. Что-то внутри вибрировало от боли так сильно, будто весь мир снова рухнул. И, будто в ответ, кто-то тихо заскулил в куриной клетке…

Куча в холодном углу зашевелилась и сразу же «ожили» два самых агрессивных петуха, до этого претворявшиеся спящими. Они бодро подскочили и заставили сидящего там заражённого замолчать и испуганно застыть. Бубен сделал два шага и приник к клетке.

– Кто ты?

Заражённый вздрогнул, но не ответил.

– Кто посадил тебя сюда? Зачем?

Тишина.

– Ты хочешь выйти?

– Да, – неожиданно тихо прошептал заражённый, – Пожалуйста, выпусти меня отсюда. Мне страшно. Мне ещё никогда не было так страшно.

Бубен вздрогнул, когда заражённый поднял глаза: они были абсолютно осмысленными. Человеческими…

– Кто ты? – спросил мальчишку Бубен, уже когда смог запихнуть петухов в специальные клетки, и они шли по направлению к лесу, – И как тут оказался?

– Я вёл заражённых.

– Подожди-ка, но ведь их не ты вёл, я видел. Или вы вели их вместе?

– Нет, я вёл их, пока В… пока он их не накормил. Дальше они ушли без меня, потому что я стал уже не нужен: заражённые были настолько голодны, что подчинились тому, кто накормил. А я был против того, чтобы убивать кур. Я хотел остаться здесь и обустроить убежище. Отказался идти дальше грабить и убивать. И меня бросили.

– Ну, они бросили, я – подобрал. В конце концов, всё в этом мире взаимосвязано. Не брось они тебя, я бы не смог тебя подобрать.

– А зачем ты взял птиц?

– А у меня как раз две курицы есть. Кавалеров им несу.

– Куда ты меня ведёшь?

– Я иду к своей подруге, она тут недалеко обустраивается.

– Если она живёт недалеко, то они могли уже добраться и до неё.

– Вот это вряд ли. Не хочу тебя пугать, но – самая умная женщина, что я знаю.

– Она – твоя мать.

– Знаешь, если бы у меня была такая мать, я бы не сидел один на заводе без средств обороны полгода и не ждал бы непонятно чего.

– А что бы ты делал?

– А не знаю. Но на заводе бы точно не сидел. А твоя мама где?

– Она… ушла с ними.

– Заражённая?

– Да.

– Всё равно не понимаю, как она могла тебя бросить.

– Он ей приказал.

– Знаешь, тут совсем рядом есть источник. Предлагаю напиться и умыться. А то ты с петухами провёл целую ночь в клетке. Не по-человечески как-то.

– Да.

– Я готов взять тебя к себе. Но есть три условия.

– Условия?

– Да. Если ты их выполнишь, я буду защищать тебя до самого конца жизни.

– И что за условия?

– Во-первых, ты расскажешь мне всё о себе. Когда, где, кто, кого и зачем. Я хочу понять, что вообще происходит в округе. А то сидел один, забившись в свою норку, даже ни разу к людям не выходил.

– Так там и нет людей.

– Как это «нет»?

– Там только заражённые. Нормальных не осталось. Ты – первый человек, которого я увидел с самого начала эпидемии.

– Подожди, а тот, что группу увёл?

– А он тоже заражённый, только сильнее остальных. Вот они его и слушаются.

– Ладно, разберёмся. Во-вторых, я прошу тебя забыть всё, что случилось до этого. В дальнейшем будем жить так, словно и ты на меня не нападал, и я не пытался тебя пристрелить. Ладно?

– А что третье?

– Третье… Оно самое интересное. Понимаешь ли, я в последнее время столько нового узнал, что оно просто в голове не укладывается. А ты, как я понимаю, уже знаешь, как управлять заражёнными. Научи и меня.

– А ты потом меня не выкинешь?

– Нет, я хочу просто жить. Не воевать и не бродить. Найти тихое место и окопаться там настолько глубоко, чтобы никакие громилы со своими тупыми бандами не могли уже ничего изменить.

– Хорошо, я согласен. Как тебя называть?

– Меня?

– Ну не меня же.

– А мне тебя как,

– Зови меня «Бубен».

– А почему именно так. Это больше похоже на собачью кличку, чем на человеческое имя.

– Так звали одного знакомого моей знакомой.

– Он умер?

– Я не знаю. Но, согласись, мы сейчас живём в мире, в котором отсутствие новостей – уже хорошая новость.

– Согласен.

– Так как мне тебя называть?

– Я не знаю. Раньше меня звали Никитой. А потом только «мелкий» или «пацан».

– Я могу звать тебя «мелкий»?

– Если хочешь.

– Это ненадолго. В новом мире каждому из нас нужно новое имя. Потому что все мы изменились.

– Но потом я ведь смогу выбрать себе другое имя?

– Конечно. У тебя будет много времени, чтобы подумать…

– Значит, тебе всего тринадцать лет? Но ты даже на них не выглядишь.

– Я очень мало ел в последнее время.

– И этот… как его… А, не важно! В общем, этот бандит, он твой отчим?

– Да, мама вышла за него, когда мне было десять.

– И что она в нём нашла?

– Деньги?

– У вас были проблемы с деньгами?

– У меня оба родителя – учителя. Конечно у нас были проблемы с деньгами. Мама очень любила отца, но постоянные задержки зарплаты сгубили всю нежность. Она начала брать ребят на частные занятия, а отец считал, что знания нужно давать бесплатно. Они часто ссорились, но никогда не дрались. Они закрывали меня в комнате и долго кричали друг на друга, думая, что я сплю. А когда мне было восемь, они стало спать в разных комнатах. Точнее, отец поставил себе раскладушку на кухне и вообще не заходил в спальню к матери. Потом началась переаттестация педагогов и мама потеряла работу. Так что, когда этот подкатил, выбора особого уже не было. Я не знаю, что случилось, но однажды отец собрал вещи и ушёл пораньше на работу. Больше я его не видел. Но вечером явился этот и они с матерью всю ночь пили на кухне, а меня заперли в спальне. У них на столе было много еды, но мне даже утром не удалось поесть: мать выгнала быстро, потому что боялась его упустить.

– А как вы оказались в одном отряде?

– Когда всё только началось, мама не заразилась, только он. Мы заперлись в квартире и никого не пускали. Потом, когда еда кончилась, мама вышла на улицу и вернулись они уже вместе. Мне было страшно, я боялся, что он будет меня бить.

– Он тебя бил?

– Один раз. Спьяну. Зато потом подарил сахарного петушка.

– А что было дальше?

– Мы путешествовали по окрестностям, пока там было, что брать. Потом решили уйти подальше.

– И наткнулись на меня.

– Да.

– Почему тебя запихнули в клетку?

– Я повис у него на руке, когда он в тебя стрелял. Так что он схватил меня и запер в комнате. Он уже тогда решил меня оставить. Но не поглумиться на прощанье не мог. Они выбрали самых буйных петухов и запихнули меня к ним в клетку. Птицы меня клевали. Сейчас я понимаю, что они просто загоняли меня в угол, но тогда очень испугался. Я кричал и бился о прутья, а он стоял, смотрел и ржал. И эти глаза… Ненавижу их… Я вырву их и заставлю его искать себе пищу самому.

– Не будь так жесток. Люди становятся злыми не от хорошей жизни.

– Это – не человек. Заражённые – не люди.

– А вот это ты зря. Среди них попадаются очень умные ребята. Например, они умеют чувствовать изменение погоды. И могу предупредить о грозе. И ещё они очень быстро учатся и многие даже уже частично освоили человеческую речь. Хотя вот в изобретении практичных вещей им нет равных. Они – гениальны.

– Ты говоришь как старик.

– Будешь считать это комплиментом.

– Ты – глупый. И считаешь мёртвых людьми.

– Я прожил один больше тебя и пока что именно заражённые проявили ко мне больше радушия, нежели живые нормальные люди. Они не рвались убить меня, не совершали набегов, не убивали друг друга. Они просто живут.

– Но чем-то же они занимаются?

– Да. Один вон недавно стал на моих глазах человеком и строит из себя самого умного…

Когда они закончили говорить, лес вокруг уже начал погружаться во тьму. Но проводник, казалось, этого не замечал: он спокойно двигался в только ему одному знакомом направлении и задумчиво осматривал деревья.

– Как ты думаешь, долго нам ещё идти? – обратился мелкий к Бубну, который не обращал на попутчика никакого внимания с того момента, как узнал всё, что хотел, – Он ведь не может завести нас в ловушку?

– Нет, Ника не дала бы ему такой возможности.

– Ника? Кто это?

– Моя знакомая. Сейчас она занимается… даже не знаю, как сказать. В общем, вокруг неё много заражённых, которых она учит понимать человеческую речь. Хотя я в этом совсем не уверен, потому что не видел её с самого конца осени.

– Мы проходили здесь в конце осени и не нашли в лесу ничего интересного.

– Я бы удивился, если бы вы хоть что-то нашли. И тем более – интересное.

– Ты просто околдован ею.

– Знаешь, для тринадцатилетнего ребёнка ты говоришь слишком много умных слов. Тебе точно тринадцать?

– Да. Мне точно тринадцать.

– Значит, ты очень умный для своего возраста мальчик. СЛИШКОМ умный. Хотя мне, в принципе, всё равно. Разбираться с тобой будет Ника. Она лучше меня умеет разговаривать с людьми. Не исключено, что вы на неё наткнулись, но ничего не поняли и просто прошли мимо.

– Такого не может быть. Отчим бы точно не упустил такую возможность.

– О чём ты? Какая ещё возможность?

– Среди всех, с кем мы дрались, ни разу не было женщин. А заражённых он и пальцем не трогает – брезгует, видимо. Хотя они вроде вполне нормально выглядят.

– Не нам его судить, – демократично пожал плечами Бубен, – Мы ещё маленькие.

И они снова замолчали. Бубен покосился на Мелкого сквозь отросшую за зиму чёлку и в первый раз заметил, что давно пора стричься. И почему он раньше об этом не вспомнил, да хотя бы на заводе, где всегда под рукой были острые предметы? Он поднял руку и накрутил волосы на палец, про себя удивившись: вроде и не росли никогда такие густые, как у Ники. И тут же вспомнил, как Ника каждый вечер сосредоточенно расчёсывала волосы, распуская косу. Всего на десять минут блестящая золотистая волна накрывала её плечи, делая дьявольски красивой. И она каждый раз смеялась, когда ловила его взгляд, снова заплетая волосы в косу и пряча такую красоту. У неё была расчёска, которую она взяла ещё из дома. Белая, с розовым цветком на ручке… Интересно, чем она сейчас расчёсывает волосы? Расчёска ведь осталась у него, когда она ушла, и он часто крутил её в руках и думал о ней. А теперь её уже не найти: нападавшие переверну всё и вынесли что плохо лежит. Кто-то из заражённых мог и на расчёску позариться.

Неожиданно он чуть не сбил с ног проводника, который резко остановился.

– Туда, – сказал заражённый и ткнул пальцем в сторону кустов.

– А ты не пойдёшь?

– Нельзя.

– Ника?

– Ника.

– Мне кажется, он просто устал, – сказал Мелкий, едва проводник скрылся из виду, – Или всё, что говорит твоя знакомая, действует на них как заклинание.

– Я не знаю. Да и важно ли это?…

Ника встретила его на берегу речки. Точнее, она была там не одна, но Бубен заметил сначала только её. Она сидела на корточках на мокром песке и что-то держала в руках, демонстрируя это так же присевшим на корточки на другом берегу заражённым. На ней были старые джинсы и тёмно-синяя потёртая футболка. Мелкий замер, не зная, что сделать, а Бубен уже бежал вперёд.

Он успел схватить обернувшуюся Нику и прижать к себе до того, как она выронила то, что держала в руках. Это оказалась примитивная удочка.

– Ты ничего не поймаешь при таком сильном течении, – сказал он девушке прямо в ухо, немного приподнимая её в воздух, – Ты такая тяжёлая! – и опустил на землю, – Ты всегда была такой маленькой?

– Нет, это ты вырос, – и она улыбнулась, – А я совсем не тяжёлая, – она обернулась к заражённым, которые застыли на своём берегу, наблюдая невиданное раньше зрелище, – Нельзя так подкрадываться ко мне. Никогда. А теперь идите в деревню, я скоро тоже приду.

Они одновременно кивнули и скрылись в кустах. Тем временем Ника вопросительно посмотрела на Бубна и показала глазами на Мелкого.

– А… – ему пришлось раскрыть руки, чтобы обернуться, – Ника, это Никита, но я зову его «Мелкий».

– Очень приятно, – она кивнула и неожиданно радостно улыбнулась, – Я слышала, что ты раньше был в группе в местных бандитов. Это так?

– Ну…

– Не переживай, в этом нет ничего страшного. Очень скоро нам нужно будет менять место для деревни и твои знания нам понадобятся. Хочешь есть?…

Они расположились в единственной комнате деревянного дома за массивным столом. Перед каждым стояла миска с тушёным мясом, а в середине стола – блюда с варёными яйцами. Но украшал ужин настоящий по этим временам деликатес – шоколад. Он был мелко поломан и сложен в миску, и оттого казалось, что его мало. Однако, когда Мелкий, насытившись, решительно придвинул миску с шоколадом к себе, то заметил:

– Да тут шоколадки четыре, не меньше.

– Пять, если быть точными, – улыбнулась ему Ника и встала собирать тарелки.

– Сиди, – остановил её Бубен и встал сам, – Ну, как дела? Судя по всему, у тебя тут полный пансион.

– Ага. Они меня обожают. Носятся как с писаной торбой. Сначала вообще пытались кормить восемь раз в день. Ну, ты и сам видишь, – он развела руки, будто извиняясь, – Я теперь стала чуть больше. Зато мы окончательно подружились. А ты как?

– На меня напали, убежища больше нет. Из всего имущества остались только эти два товарища.

И он повёл подбородком в сторону стоящей в углу коробки, из которой уже минут десять не раздавалось на звука. Накормленные птицы, уставшие от долгого укачивания, довольно быстро уснули.

– Ничего, имущество – это дело наживное. К тому же, у нас тут полно кур, а петух всего один. Добавим к нему твоих, глядишь – к осени больше сотни голов к курятнике будет.

– У тебя куры как несутся? По одному в день?

– Ага. А у тебя по-другому было?

– По три, иногда по четыре.

– Ух ты. И как это ты ухитрился?

– Так я их водой напоил из гематитового озера.

– Хитро… Кстати, куда бы мы не шли, убежище бросать нельзя. Там и корм, и энергия, и вода чистая. Да и сил мы на него потратили много. Жалко оставлять такое богатство. Гематит, опять же.

– Заражённые прошли через него.

– Да, это проблема.

– Больше не пройдут, – поднял голову перемазанный в шоколаде Мелкий, – Некому теперь им скомандовать. Отчим не сможет.

– Отчим? – удивлённо приподняла бровь Ника.

– Я тебе позже всё расскажу, – успокоил её Бубен, – Ты лучше расскажи, что дальше собираешься делать?

– Жить, – пожала плечами девушка, – Мне больше ничего не осталось. Я тут перезимовала, и не скажу, что мне было плохо. Одиноко, – она покосилась на парня, – Да, согласна, было. Но ни скучно, ни холодно, ни голодно не было. А это на сегодняшний день – уже достижение. К тому же, пора ставить хорошие дома. Эти могут прогнить или размокнуть во время наводнения. Значит, нам нужен кирпич, бетон, камни. А для этого придётся идти в город.

– Почему, – неожиданно подал голос Мелкий, – Вы двое делите жизнь на то, что было до эпидемии, и сейчас? Разве сейчас другая жизнь? Другой мир?

– Да, – улыбнулась Ника, – Тебе может это показаться странным, но весь прошедший год мы с ним каждый день в этом убеждались. Мир слишком изменился, чтобы руководствоваться давно устаревшими правилами. Сейчас твой брат и друг не задумываясь выстрелит тебе в спину и никто его не осудит за это. Выживших слишком мало, чтобы они могли жить по-старому, но слишком много для того, чтобы они могли прожить всю жизнь и не встретиться. К тому же, таких банда, как банда твоего отчима, становится всё больше. Заражённые в этих компаниях всё больше напоминают зверей. За зиму на нас нападали четыре раз. Четыре разные команды хотели забрать всё, что у нас есть. Но мы оказались сильнее, и именно поэтому до сих пор живы. Ты сейчас сидишь и думаешь, что я стала злой и жестокой. Но это неправда. Я, наконец, стала честной. И я хочу жить. Настолько, что готова убить всех вокруг. И мы с тобой отличаемся только тем, что я – выживу.

– Какая-то странная у тебя правда. И честность тоже.

– Это ты так думаешь, а он, – и она указала пальцем на Бубна, – Так не думает. И знаешь почему? – стол скрипнул, когда она склонилась на мальчиком, упершись руками в дерево, – Потому что он до сих пор жив…

– Он привыкнет к здешним порядкам, – сказала Ника, едва они с Бубном оказались одни на крыльце, – Я уверена, что ему у нас тут понравится. Сегодня печка ваша, а я займу лавку. Завтра на завтрак будет картошка, нам удалось выменять её в ближайшей деревне на яйца. Там сидит вменяемый староста, он сразу не стал с нами ссориться. Так что теперь у нас раз в неделю есть немного овощей. Я думаю, что в ближайшее время вам понадобится отдельный дом. Вы же мальчики, в конце концов. Так что вы могли бы занять пустой дом на окраине. Его надо привести в порядок, там давно никто не жил…

Она говорила и говорила. А Бубен сидел и понимал, что беспокойство, которое сжимало грудь тисками с того самого момента, как он впервые покинул дом, стало понемногу отпускать. У него на глазах убили маленькую сестрёнку, а мать надрывалась криком где-то в глубине супермаркета. Он никогда не сможет рассказать это Нике. На самом деле он пошёл за ними, потому что надеялся спасти. Но не смог, потому что был слаб. Он потерял всё, встретил её и попытался снова начать жить. Он столько создал и столько сделал, но в итоге снова всё потерял. Потому что главное было – не создать, а защитить. Всё-таки, судьба существует – случайная знакомая оказалась ему роднее и ближе кровных родственников, потому поняла без слов, что он устал, и привела в себя, не оставив чувства вины, раньше следовавшего за ним по пятам.

Ника что-то рассказывала, шутила, размахивала руками в воздухе. А он просто смотрел на неё и понимал, что она совершенно не похожа на всех, кого он до этого знал. Она была рядом, настолько близко, что ему было физически тепло от её присутствия. И это ощущения наполнило его такой радостью, что он на секунду потерял контроль. И этой секунды хватило, чтобы выдохнуть «Спасибо».

– Да не за что.

– Я не об этом.

– Я знаю…

Над лесом медленно поднималось солнце. Завозились в своей коробке выспавшиеся петухи. Мелкий на печке перевернулся на другой бок и закутался в одеяло. Ему снился такой хороший сон, что не хотелось возвращаться в реальность. Где-то тоскливо и голодно завыл молодой волк, отставший от стаи. Из одного из домов вышел заражённый с ведром в руках. Проходя их крыльца, он чуть плутовато улыбнулся и Бубен с удивлением узнал в нём того самого заражённого, что принёс им первого петуха. Он хотел подняться и пойти следом, но Ника завозилась на плече, и ему пришлось прижать её к себе, чтобы она не упала. Они так и просидели всю ночь на крыльце. Молча смотрели на небо, и каждый думал о своём. Но потом уставшая от долгого дня девушка всё-таки уснула, положив ему голову на плечо, а он так и продолжил сидеть и тихо млеть от ощущения небывалой нежности, разлившей внутри от вида её улыбки.

Над лесом медленно поднималось солнце. Начинался новый день…

Глава 3

Над лесом медленно поднималось солнце. Начинался новый день. Из курятника выскочил на порог самый ранний петух и запел. Из крайнего дома вышел заражённый и направился за водой. Спящий под лавкой пёс потянулся и направился вслед за ним. По дорожке мимо дома медленно провёл свою часть курятника один из молодых петухов. Выплеснула грязную воду уже немолодая женщина, чья очередь пришла мыть полы в столовой. Из окна на втором этаже высунулось сонное опухшее лицо и хмуро осмотрело прудик, в котором мирно плескались утки. Где-то в отдалении хлопнула дверь и раздался звук упавшего таза. На балкон выскочила Ника и стала быстро собирать вывешенное вчера бельё. Зашевелился крайний слева стог сена: начал просыпаться Мелкий, который вчера решил «подышать воздухом», да так и заночевал на улице.

В общем, всё указывало на то, что пора вставать. Так что Бубен потянулся и ловко соскочил с печки. Когда Ника пришла его будить, он уже умылся и теперь доедал выделенную ему на завтра Мелким кашу.

– О, ты уже встал. Хорошо, мне как раз надо с тобой поговорить. Это по поводу генератора, – тут она подняла голову, – Мелкий, ну что ты делаешь?! Мы же вчера договаривались, что ты больше не будешь подобным заниматься!

– А я что? – отозвался Мелкий и опустил доску, которой собирался сзади двинуть направляющегося по своим делам петуха, – Он первый начал.

– Он начал, а я закончу! А ну-ка, пошёл на кухню! Там опять что-то стряслось: то ли продукты исчезли неизвестно куда, то ли ключ от кладовой за ночь ноги сделал. Короче, иди разберись, а петуха не трожь, он и ответить может.

– Да как ответит?

– А то ты сам не знаешь? – ехидно выдала Ника в спину мальчику, который уже направлялся в сторону кухни, – Ума не приложу, что с ним делать. Ну, клюнул тебя петух в пятую точку, ну сбежал, ну не бить же его за это! И чего обозлился, со всеми такое было. Петух молодой, противника ищет.

– Ну, можно сказать, он его уже нашёл. Мелкий ему подобного не спустит. У него, знаешь ли, гормоны играют. Возраст такой. И не остановишь ведь.

Ника неожиданно звонко рассмеялась. Бубен замер, наслаждаясь столь редким зрелищем и непонятно отчего вдруг заулыбался сам. В их жизни было слишком мало поводов для радости, чтобы упустить хоть один.

– Ты сам-то себя слышишь, взрослый? Он тебя всего на год младше. И когда ты у нас таким умным стал?

– А у тебя научился, ты же ведь у нас уже такая взрослая, – засмеялся в ответ парень, – Старушка.

– Вот вечно тебе бы посмеяться. А я, между прочим, по делу. Мы смогли вывезти генератор и Макс замкнул на него весь свет в доме. Но, то ли что-то пошло не по плану, то ли план был не очень, но она пару раз двинуло его током и больше не работает. Посмотришь?

– Так я же в этом ничего не понимаю.

– Ну, ты с ним жил, в конце концов, и всё в порядке было.

– С тем, что я жил, работали квалифицированные специалисты. А тут пользователи местного разлива. Зачем он вам вообще был нужен?

– Потому что я хочу, чтобы у меня вся техника в доме работала. И не на батарейках. А от сети…

– … потому что свечи – это прошлый век, – закончил за неё Бубен, – Ну что ты, конечно же я приду. Вот закончу с курами и приду…

Курятник был его вотчиной. Куры его просто обожали. Как ни странно, так же его обожали и все остальные представители животного мира. Например, утка всегда старалась утроиться как можно ближе к нему. А куры не пытались сбежать. Так что курятник был скорее их маленьким мирком, где он любил побродить, а они – заночевать. Даже дверь оказалась не нужна: на случай нападения под дверями спал пёс, да и сами петухи, которых уже насчитывалось восемь штук, и человека могли вполне заклевать. Он открыл калитку и вошёл во двор курятника. На порожек заинтересованно выскочил глава курятника – рыжий толстяк по кличке «Луи». Его первенство пришлось признать даже Бубну.

– Ну, Луи, что у нас сегодня?

И спокойно вошёл внутрь. В последнее время куры неслись не очень бойко, но тут скорее были виноваты люди: лето выдалось засушливым, а поставки воды были нерегулярны. Так что, все куры, которых было уже больше ста голов, в день давали только около восьмидесяти яиц. Половина из этого шла на обмен в соседнюю деревеньку. Но они не бедствовали, ведь их хозяйство ограничивалось не только курами. Были ещё и утки, и несколько гусей, и даже три перепёлки, которые перезимовали в старом доме на отшибе, да так там и остались жить, исправно принимая еду из человеческих рук. А скоро (и он блаженно зажмурился от этой мысли) они смогут завести свиней, что сразу же очистит задний двор поместья от грязи. И обеспечит их тёплым мясом. Конечно, лучше бы завести коровок, но, кто же продаёт коров в самый разгар лета?..

Они нашли это место не совсем обычным способом. Просто сосед, который поставлял Нике шоколад, однажды обмолвился, что ещё до эпидемии тут один из новых русских устроил себе настоящий дворец и поместье вокруг. С забором, через который, даже с помощью качественных лестниц, не перелезть. На следующий день они решили проверить. И действительно: забор оказался приличным, ломать его было попросту жалко. И Ника решила: копать. Почти неделю одна половина заражённых усиленно собиралась дома, а вторая – под покровом ночи с противоположной от деревни стороны подрывала забор. План не удался: под слоем земли к концу работ начал проглядываться бетонный фундамент. Староста, прекрасно знавший об их планах, даже явился полюбоваться на расстроенные лица. Но никого не обнаружил: один из работников ночью упал в реку, и его течением занесло внутрь через большую трубу. Так что путь был найден довольно быстро и уже на следующее утро поместье распахнуло ворота, чтобы принять первых поселенцев…

Обустройство особенно запомнилось бесконечным потоком ругани, льющимся сразу с разных сторон. Ника ругала работников за медлительность и нерасторопность, потому что «уронили, опять, а это нужно, и кто теперь ремонтировать будет?» или «ну, сделал, что, от этого меньше уронил?». Мелкий, первое время со смехом на наблюдавших за попытками заражённых казаться нормальными, начал отчаянно орать, когда один из работников кухни сунул грязную голову прямо в чан с супом. Что он собирался сделать с помощью массивного половника, он не смог объяснить бы даже сейчас, но все работники покинули кухню в течение двух минут, прихватив с собой не только сам чан, но и рыболовную сетку. Сам Бубен какое-то время тоже улыбался, пока однажды не увидел, как заражённый вошёл в курятник, наивно полагая, что курочки добрые, они не обидят. Курочки-то были добрые, а вот петухи – не очень, и незадачливого птицевода из курятника спасали силой пятерых здоровенных мужчин.

Когда они, наконец, закончили, и парню показалось, что всё немного налаживается, выяснилась новая проблема: Ника привыкла всё решать сама, а Мелкий, взяв в свои руки управление кухней, перестал пускать её на порог. Поговорить без ругани и перехода на личности больше двух минут они были не способны, так что Бубну один раз даже пришлось их разнимать: аргументы кончились, а запал требовал выхода, поэтому противники вооружились и решили выяснить всё боем. Кто победил – неизвестно, потому что бинтовать после этого пришлось обоих. Вообще, применение физической силы у них было не в чести: незачем заражённым учиться плохому. Тем более, когда можно договориться. Но договорить не получалось, постоянно то тут, то там вспыхивали очаги конфликта.

Ника решительно взяла на себя добычу еды и обустройство. Также она в их группе заправляла торговлей. И это немало способствовало росту поселения. Теперь они все жили в хорошо выкрашенных домах, всегда были сыты и одеты. И даже курятник сиял подновлённой крышей. Правда, заборчик вокруг курятника не мешало бы подновить, и Бубен неоднократно ей об этом намекал. На что всегда получал вполне правдивый ответ: «Куры мне пока не жаловались»…

Когда он вошёл в главное здание поселения, на секунду даже задохнулся: когда были здесь в прошлый раз, вокруг царили запустение и хаос. А сейчас всё преобразилось. На берегах речки, которая текла через всё поселение оказалась глина, так что Ника, не задумываясь, использовала приобретение себе во благо. Она вообще хорошо устроилась: всё здание принадлежало ей. И не то чтобы Бубен имел на него какие-то виды, даже наоборот, ночевать рядом с курами, ему было намного приятнее, но сам факт… Да ещё и Мелкий каждый день акцентировал внимание на то, что «самое высокое начальство во все века жило в лучшем тереме».

Из коридора слева выскочила Ника с пластиковой пластиной в руках. Она первой приловчилась не тратить бумагу, а карябать углём на абсолютно гладкой глянцевой поверхности. Вообще, по мнению Бубна, она всё старалась пустить в дело, и что-то, что тратилось безвозвратно, воспринимала как невосполнимую потерю. Хотя (и это признавали все) именно поэтому они сейчас могли себе позволить есть дважды в день и обустраивать огородик. Потому что именно её запасы бумаги пошли на оплату саженцев.

– Пришёл?

– Как видишь.

– Не язви, тебе не идёт.

– А ты не спрашивай очевидные вещи…

Когда, через три часа, загорелась первая лампочка, Бубен посчитал это триумфом. Они втроём с помощниками вслепую тыкали в провода, пытаясь найти нужный, пока Ника не выскочила на лестницу с восторженным «у вас получилось». Что именно у них получилось, выясняли долго и упорно, пока не поняли: заражённые всё равно ничего не поняли, а сам Бубен в этом беле был на уровне аборигена. Однако лампочка горела, восторженная девушка повисла у него на шее, и говорить что-либо было уже поздно. Да и зачем? Он ковырялся? Ковырялся. Целью была лампочка? Лампочка. Она горит? Горит. Цель достигнута, можно расходиться по домам. Овации, занавес, свет…

Вечером они утроили торжественный ужин в самом большом зале самого большого здания. Ника облачилась в своё самое нарядное платья, а Бубну с Мелким выдали по новой хорошо отстиранной рубашке. Это был момент триумфа. Собрались только самые умные: заражённый Макс (с постоянной понимающей улыбкой на губах), заражённая прачка по кличке «Зоза», в своё время обнаружившая глину на берегу и паренёк по кличке «Эй», до сих пор выполнявший мелкие поручения всех троих. Остальные сейчас спали.

Первым встал Мелкий. Он был страшно горд своей возможностью идти впереди всех, хотя в этом не было особой его заслуги. Просто остальные уже знали, что маленьким надо уступать.

– Друзья мои, – пафосно начал мальчик, поднимая вверх кружку с водой, – В этот чудесный вечер каждому из нас надо высказаться. Потому что у всех нас есть старые обиды и претензии. Например, я до сих пор не простил Нику за ту головомойку, что она мне устроила из-за озера. Казалось бы, только трёх рыбок выпустил ради эксперимента, а она меня за это веником. И что с того, что одна из щук вцепилась в ногу утки, оставив птицу инвалидом? И ты тоже, – он повернулся в Бубну, – Вот всю жизнь, с самого знакомства ведёшь себя так, как будто бы всё знаешь. А я, между прочим, знаю больше, – и на секунду замер, – Я пережил больше вас, я знаю больше, у меня больше опыта, однако я каждый раз при виде вас хочу поклониться. Что это вообще такое? Вы двое – боги, что ли? С чего вдруг подобные желания? Я… В этот момент я хочу душить вас и смотреть, как вы корчитесь и умоляете пощадить. И это тоже совершенно непонятное желание…