Текст книги "Листва. Журнал-студия «Вологда»"

– Ой, извини! – чирикнула Сара.

– Смотри куда идешь! – огрызнулась девушка, и, оттолкнув ошеломленную Сару, пошла дальше

Сара с открытым ртом смотрела ей вслед и уже подумывала вернуться в магазин и пожаловаться Саманте, но странная девушка обернулась и одарила ее насмешливой улыбкой. Сара развернулась и пошла прочь от магазина, расправив плечи и гордо подняв голову. Девушка в кепке дошла до угла, и, перейдя на другую сторону, встала на остановке.

Саманта, оставшись одна, тут же позвонила в Континентал Экспресс, чтобы забронировать билеты. К счастью билеты до Нового Орлеана и обратно до Кливленда были. И тут Саманте в голову пришла сумасшедшая мысль: позвать с собой в Новый Орлеан Чака. Тети там все равно никогда не было. Это уловка, чтобы отвязаться от Сары. И поддавшись этой мысли, она забронировала два билета туда и обратно. Закончив разговор с диспетчером, Саманта вернулась к работе с хорошим настроением. Дело за малым, зайти вечером к Чаку и предложить ему ехать в Новый Орлеан с ней, погулять по улицам, покататься на пароме по Миссисипи, послушать местную музыку. И, конечно же, проведать брошенные дома

Солнце прощалось с Кливлендом, играя бликами в окнах офисных зданий, а до этого осветило окна книжного магазина. Саманте нравился ранний вечер. До ночи еще далеко, а день закончился. Скоро примчится Пейдж на ярко желтом Fiat и Саманта сможет уйти домой. Пейдж Коултер любила проводить вечер в магазине на Вэлли-Вью. Она приезжала вечером, примерно в пять тридцать или в шесть и работала до восьми. Одно время у нее была идея сделать книжный круглосуточным, но, поразмыслив, Пейдж пришла к выводу, что дневной Кливленд и ночной совершенно разные города. Ночью читают книги дома или в кафе, там же планируют поход на утро в книжный

Ожидая Пейдж, Саманта задумалась о значении улиц. Жизнь каждого человека маршрут, проходящий по определенным улицам. Даже если он приезжает к друзьям или родственникам в другой город, там тоже две-три определенные улицы. Наша жизнь это улицы. На одной мы живем, на другой работаем, на третьей любимое кафе, на четвертой живут друзья, на пятой мы любим гулять. На некоторых улицах своего города мы так и не появимся, потому что они вне маршрута нашей жизни. Туда нас может привести либо любопытство, либо переезд. Переезд нечто обыденное, до любопытства же нужно дорасти. Именно дорасти, как до чтения определенного автора, как до способности любить и переживать. – Привет! – вошла в магазин Пейдж. – Как прошел день? – Привет! День прошел отлично, – улыбнулась Саманта. – Покупатели в основном студенты и были три любителя фантастики 90-х. Нашли, что искали и я даже рада – Значит, не зря создан этот магазин множества книг, – улыбнулась она. – Теперь заступаю я, – Пейдж поставила сумку на прилавок и поправила волосы. – Можешь идти – Хорошего вечера, Пейдж – И тебе! – улыбнулась миссис Коултер

Саманта вышла через черный ход и пошла дворами к кафе. Только бы Чак согласился. Она немного нервничала, во все свои поездки она никого никогда не брала и вот решила позвать Чака. В самый загадочный город – Новый Орлеан. Она уже слышала ритм этого города, видела зеленые огни, чувствовала запах воды, цветов и тлена, исходящего от брошенных домов

Бар «Рок энд роуз» был еще тих. Шум, громкая музыка и веселье начнется позже. Сейчас там тихо и уютно как в обычном кафе. Только что тихо играет рок и со стен на тебя смотрят идолы рок-музыки

Саманта толкнула дверь и вошла внутрь. Она прошла до барной стойки и спросила про Чака у барменши Мариссы, девушки с густой гривой вьющихся волос и орехового цвета глазами, и смуглой кожей. Саманта любовалась ее красотой и грацией, как некоторые любуются картинами или скульптурами. Марисса готовит замечательный кофе, и ее глаза всегда улыбаются. С Самантой они не подруги, они не разговаривают часами как с Чаком. Марисса знает Саманту, потому что та друг Чака. Они могут перекинуться парой слов, весело поговорить о чем-нибудь обыденном. И не более.

– У него выходной, – ответила Марисса.

– Я совсем забыла – Бывает! – улыбнулась Марисса. – Кофе?

– Да, с собой.

– Как дела? – спросила она, колдуя над кофе.

– Нормально. Собираюсь на выходные в Новый Орлеан.

– Моя бабка была оттуда родом, а потом они переехали сюда. Город красивый, но жить я бы там не стала.

– Из-за ураганов?

– Нет, просто он слишком мрачный, на мой взгляд. Там много всего непонятного, загадочного. Музыка, вгоняющая в транс, люди, приверженцы кандомбле, Папы Легбы, порой кажется, что в тех местах живут какой-то своей обособленной жизнью. К тому же там жара, влажность и чувство, будто за тобой следят призраки.

Марисса поежилась, будто почувствовала холод.

– Чудесно! – выдохнула Саманта. – Но, по-моему, ты утрируешь.

– Как по мне, так там вовсе не чудесно. Вернешься оттуда зайди и покажись, а то я уже беспокоюсь за тебя, – Марисса подала ей кофе.

– Привезу тебе сувенир, – улыбнулась Саманта – Обойдусь, – засмеялась Марисса.

Расплатившись за кофе, Саманта вышла на улицу и остановилась. Она достала телефон и набрала номер Чака. Он не отвечал. Саманта набрала еще раз и пошла в сторону Шеппард-роудс. Ответ ей нужен сегодня, немедленно. Она и сама не понимала, откуда у нее вдруг взялось такое нетерпение и маниакальное желание сию минуту поговорить с ним.

Она шла по улицам, набирая его номер, и улыбалась своему отражению в витринах. Саманта чувствовала себя счастливой, как будто у нее за спиной выросли крылья и несли ее над землей. Двери дома она открыла свободно – домофон сломан. Саманта поднялась на третий этаж и нажала на звонок квартиры Чака. Саманта знала, где он живет, но никогда раньше не заходила к нему. Она подпрыгивала от нетерпения и улыбалась от счастья. Поездка в Новый Орлеан в компании друга, который тебя понимает – что может быть лучше?

Только бы он согласился!

– Чак! Это Сэмми! – крикнула она, когда услышала, как поворачивается ключ в замке. Дверь открылась, на пороге стояла высокая темноволосая девушка, закутанная в мужской халат.

– Вы кто? – строго спросила она.

– Саманта. Друг Чака, – неуверенно ответила та. – Извините, что помешала.

– Трейси, кто-то пришел? – донесся из глубины квартиры голос Чака.

– Никто! – крикнула в ответ Трейси. – Ошиблись квартирой. Она выразительно посмотрела на Саманту.

– Думаю, ты все поняла, друг Саманта. Тебя здесь не хотят видеть. И мой тебе совет – найди себе другого друга, – она скривила губы в презрительно ухмылке, и собиралась уже захлопнуть двери.

Саманта взглянула на вышедшего в коридор Чака.

– Прости, забыла о святом правиле не вторгаться в жизнь друзьям из бара, – сказала она и пошла прочь.

– Сэмми, постой! – крикнул вдогонку Чак, но Саманта лишь быстрее побежала вниз. Счастье и крылья исчезли

Она еле плелась по городу, ощущая тяжесть в ногах. Чувство будто на голову вылили помои. Глаза щипали слезы, но она сдерживала их. Сама виновата, думала она. Нечего было приходить туда, куда ее никто не звал. Никто не виноват, что она чувствует себя паршиво. Ни Чак, ни Трейси. Она сама во всем виновата. Не нужно было нарушать правило – друзья из бара, они должны оставаться в баре. Шальная мысль превратилась в шальную пулю, убившую в ней радость и легкость. До Роксайд-роудс далеко, но она пройдет этот путь пешком. Дорога успокаивает и пока она дойдет до дома – передумает все мысли и успокоится, насколько это возможно. Все было прекрасно. Друг, с которым можно быть собой, говорить, шутить, смеяться, грустить. Она стерла два года одним звонком в дверь. Достав из кармана телефон, она написала смс-ку Чаку

«Прости!». Через минуту раздался звонок.«Чак»

Саманта не взяла трубку. Она шла, держа телефон в руках, и слушала музыку звонка – Stairway to Heaven

Не сейчас. Она не готова сейчас адекватно воспринимать, то, что он скажет. И все же, чего она хотела? Чего она ждала? По-сути они знали друг друга по рок-кафе. Она не знала, есть ли у него девушка. Про его семью тоже знала немного, только то, что у него есть брат, который уехал в прошлом году на Аляску

Телефон замолчал. Самое время съездить на заброшенную дорогу и глядя в небо понять, что все, что говорила она Чаку всего лишь разговор с барменом по душам. Обычный разговор с обычным барменом.

Она вернулась домой поздно ночью, оставив машину на парковке перед домом. Завтра она поедет на работу на общественном транспорте или пойдет пешком. Саманта редко водила машину, ей нравилось ездить на автобусе или идти пешком, наблюдая за людьми и городом. Правда,, сегодняшняя прогулка от дома Чака заставила ее пожалеть о том, что она не на машине. Добиралась она долго и даже не хотела ехать на свою заброшенную дорогу. И, тем не менее, поехала. Чтобы почувствовать себя лучше. Смотреть на небо, уходящую вдаль ленту дороги и понять, что не так уж все плохо, пока ты можешь быть собой, сидеть под небом на дороге, прислонившись спиной к машине.

Альбина Сберегаева. Короткая проза. Вторая позиция

Пришёл ОН и сформировал из моего тела стул. Задние ноги вывернул в передние, руки вытянул спинкой. Стала клониться назад, приставил к стене и отошёл.

Первое время быть стулом комфортно. Ничего не делаешь, поглядываешь по сторонам на коллег. Вон длинная скамейка с дерматиновой спиной на кривых алюминиевых ножках. Посылаю ей мысленно: «Привет». Она молчит. Да, ущемлённое сознание. Что с неё взять. И вообще, вид у неё убогий. Будь человеком, ни за что бы на неё не села.

Начинаю чувствовать, как затекают мои передние ножки. Интересно, завалиться на правый бок или левый. ОН ещё не ушёл, и было стыдно показывать свою профнепригодность. Представляю, как от грохота моего стульного тела оглянется и скажет: «Да она с браком!» И разнесётся эхом по залу: «… аком, …аком, …аком». И кривоногая уродина сморщит от смеха дерматин на спинке. Не дождётесь!

Силы хватило на долю секунды. Спина впивается в стену и я от напряжения сливаюсь с ней по цвету. Подошёл Человек. Мой первый. Нужно его обязательно запомнить. Вглядываюсь в лицо. А что мрачный такой? Не, буду рассказывать всем, что был симпатичный и весёлый. Хорошо, хоть худощавый. Приготовилась принять вес, надула щёки. Он положил на меня блокнот и ушёл разговаривать по телефону. Правое колено начинало неметь. Ничего, я стул, стою.

В мою сторону направился качок. Ну всё, раздавит, как медведь горшок. Он, что, шикарной скамейки рядом не видит? Дерматин, что натуральная кожа. Прикрываю от страха глаза. Увидел, место на моих коленях занято блокнотом, отошёл.

Уф, пронесло.

Мой первый Человек закончил разговор, забрал свои вещи и ушёл в глубину зала. Я смотрела ему вслед с благодарностью. В пояснице застреляло. Только не думать ни о чём. Дышать. Дышать. Я стул. Голубая футболка покрылась синими полосками пота. Подлетела с тренажера вечно худеющая дамочка. Его, что, чем-то облили? И брезгливо посмотрела на стул. Вали, вали отсюда. Видишь, справа урод дерматиновый стоит, тебе туда!

Ну всё, не могу больше стоять, пора ломаться. Подвернуть ножку? Всё затекло, онемело. Как же выйти из этого положения?

Гром среди ясного неба: – Пять минут прошло. Выходи из позы. Теперь двадцать приседаний с гирями. И я повалилась на бок. … В нейролингвистическом программировании есть такое понятие, как быть во второй позиции, то есть на месте кого-то. Сегодня пять минут была стулом. Присоединяйтесь.

Я люблю слушать звуки города

Я люблю слушать звуки города. Не знаю, может, у меня со временем развилась зрительная слепота, но я не вижу гармонии в ритмических блоках зданий, нестройной геометрии убегающих на окраины улиц. Я люблю голос города. Его тональность, ритм.

Самые тяжёлые звуки на проспектах, магистралях. Единый звуковой шум. Очень плотный, густой. Редко какой гудок-выскочка порвёт густое марево и снова в нём потонет. Любой теряет индивидуальность. Закричите «Помогите» или «Деньги кому нужны» и сами себя не услышите.

Я люблю звук магистралей, в нём теряешь себя.

Зайдите во двор дома-колодца и прокричите: «Э-ге-гей. Вот Я!» И понесётся снизу вверх «Я, я, я, я». Моя личность множится, утончается и исчезает. Можно играть с собой до бесконечности. Кричать в мир, что я лучшая, красивейшая, наиумнейшая. Невидимая рука подхватит и понесёт дальше, из каждого окна выкрикивая. Я люблю, как город звуками меня поддерживает.

Находясь в утренней полудрёме, слышу, как дворник скребёт лопатой. Мне так и не удалось его увидеть, чтобы спросить, а почему лопатой, ведь сегодня листопад

Звук противный, разъедающий нежные нервные окончания. Хочется от боли дёрнуть ногой, но ты лежишь и терпишь. Звуком выскребаешь все старое, отжившее, чтобы свободным и чистым встретить новый день. Я люблю, как город звуками меня чистит.

Помню, гуляла в исторической части Иерусалима – в Старом городе – где пролегает граница мусульманского и христианского районов. Древние улочки, что ведут к Стене Плача, с раннего утра и до самых сумерек превращаются в настоящий восточный базар. Но не древние артефакты, восточные сладости, шёлковые платки меня привлекли.

Какое пиршество звуков. Пестрое смешение разных языков, эмоций, интонаций. На них накладывалось позвякивание посуды, поскрипывание колеса, шелест платьев женщин. Я бы ещё стояла, но подошёл полицейский и спросил: «Дама, вам плохо?» Мне было хорошо. Глупо объяснять, что я наслаждаюсь ярким базаров звуков. Я люблю, как город звуками меня насыщает.

Самые чистые голоса – детские. И всё, что от них идёт, наполнено созидательной силы. Люблю сидеть на скамейке детской площадки. Это матери слышат только своего, а я всех. Вот чьи-то ножки быстро-быстро стучат по железным ступенькам, забираясь вверх. Шуршание съехавшего тела. Легкое повизгивание от удовольствия и снова стук ботинок. Слышу, как лопатка врезается в сухую плоскость песка, поддевает и опрокидывает в железное дно ведёрка.

А совсем рядом детский голосок взахлёб что-то рассказывает. Мне не нужно знать содержания, я его не понимаю. Но как несдержанно весел, как эмоционален голос счастья. Вдалеке нудно плачет девочка. Её почему-то не жаль, есть в этом звуке манипуляционные тональности. Я люблю, как город звуками меня наполняет.

Я шла по набережной, поглощенная суетливыми мыслями, как услышала странный звук, легкие перекаты маленьких горошин. Остановилась и пыталась его идентифицировать.

Он напоминал посох дождя, рейнстик. С помощью этого инструмента древние ацтеки вызывали дождь в засушливую погоду. Он изготовлялся из ствола длинного кактуса, предварительно высушенного на солнце. Иглы втыкались в ствол по спирали, а семена засыпались во внутрь. Пересыпающийся наполнитель издавал шуршащее звучание, напоминающее шум дождя, поэтому инструмент в давние времена использовали индейцы в шаманских ритуалах. Я начала оглядываться по сторонам, желая увидеть сам инструмент и его обладателя. Подошла ближе к деревьям, так как звук шёл именно оттуда.

Под ясенем никого не было, но сам звук не исчезал. Подняла лицо вверх и увидела, как на ветру бьются друг об друга коричневые крылатки, что собраны в соцветия – метёлочки. За зиму они стали плоскими, широкими, с небольшой зауженностью снизу. Были похожи на тонкие ладошки, что пережили холода и теперь аплодируют новому лету. Никакого дождя, погода будет тёплой. Я люблю, как город звуками удивляет.

Самые приятные для человеческого уха – это журчание воды, мурлыканье кошки, стук дождя по крыше, хруст свежего снега. Звуки, даже непродолжительные, могут создать настроение на целый день. Не нужно за ними ездит на Гималаи. Город их дарит. Берите.

Сеть в туалете

В глубине дачного участка за малиной стоял грубо сколоченный соседом—плотником архитектурный шедевр под названием туалет. Пусть вас не смущает столь низменный объект моего рассказа. Даже на легендарном холме Палатин, близ Рима, экскурсовод подводит усталых туристов к скамейке с дыркой и просит угадать её назначение. Просто посидеть и сфотографироваться на ней – большая честь.

У нас всё проще. Практически задаром достался поросший травой участок. Вместо терема стоял вагончик. Деревянное сооружение было первым нашим рукотворным строением, а поэтому вызывало огромное уважение. Мать в благодарность неловко совала строителю мятые бумажки. Он с достоинством отказывался, но не уходил. Бутылка водки, что мы берегли для компрессов, решила все проблемы.

Пришло время знакомства с новеньким. Доски широкие, ещё девственно белые, с картами жизни. Непонятно, почему их называют кольцами. Скорее реки, что начинают свой путь, пробиваясь из-под земли. По мере движения наполняются другими ниточками жизни.

Веду по ним пальцем. Вот сезон засухи. Ничего нет. А тут сразу широкая полоса. Цвет ярко-коричневый, сочный.

Мизинцем попала в смолу. Какая вязкая. Луч солнца застрял в ней, искрился. Ковырнула, поднесла к носу. Пахнет горьким, терпким. Говорят, что это древесная слеза. О чем дерево может плакать? Что потеряло?

О радостных трелях лесных птиц, неустанно поющих гимны Лету. О солнечном луче, что врезается внутрь еще дремлющего Леса. О том, как эхо разливается волнами и исчезает в чаще.

О мягких шагах ног в резиновых сапогах, что беззаботно носком попинывают пепельно-рыжие клочья прошлогодних листьев. Как же люблю лес. С его звуками, запахами.

Положила ладонь на доску. Шершавая, грубо обструганная, теплая от солнца. В стене был небольшой зазор и я в него заглянула. Сначала ничего не видела, но вскоре глаза привыкли к сумраку. В ужасе отскочила.

Как так, только построили, а он уже кем-то занят! Какая-то мерзкая тварь посмела в нём поселиться! Теперь четко видела, как от одного угла до другого пошли стрелы – канаты под фундамент будущей паутины. Просунула палец и попыталась порвать нить. Облепило тонким, липким. Хотелось быстрей сдёрнуть с себя, избавиться от странного плена. В душе ликовала. Ага, удалось сорвать планы. Пусть ищет себе другое место.

Полчаса возбужденно меряла шагами участок, радовалась маленькой победе. Странно, на пальце ощущение плена не пропало. Такое чувство, что я реально попала в сети.

Нет, нужно вернуться и увидеть точно, что я одержала полную победу.

Смело распахнула дверь и заглянула. Сквозь доски пробивались лучи солнца, наполняя помещение весёлым светом.

Каково было моё удивление, что на месте порванной нити висели новые, а паук бессовестно продолжал строительство. Из бородавок на брюшке выделялась паутинная жидкость. Она быстро застывала на воздухе, превращаясь в прочные нити.

Не знаю почему, но я стояла и смотрела на это чудо природы. Рука не поднималась на разрушение. Дальше волшебство продолжалось. Паук сплетает одну свободно висящую нить за другой, перебирается на середину и, свисая вертикально вниз, прядет еще одну паутинку, пока не достигнет какой-нибудь опоры. Я не поверила своим глаза, но отчетливо стала видеть букву Y. Что это значит? Могла бы понять, если бы увидела SOS или что-то в виде сердечка.

А сейчас Yes? Yesterday?

Ноги устали стоять, спина затекла, но уходить не хотелось. Пулей слетала в дом и принесла стул. Со стороны смотрелось смешно. На пороге туалета на стуле сидит женщина и напряженно в него смотрит, телом наклонившись вперёд.

Но мне было не до смеха. Природа позволила быть свидетелем маленького чуда другого мира. Более древнего, чем человечество. И в моих руках была власть – разрушить или сохранить. Всего одно движение.

Паук двигался с внешнего круга, постепенно продвигаясь к центру, создавая «ловчие спирали» из липкой паутины. Не имея специальных измерительных приборов, безошибочно распределил паутину так, что между кругами исключительно одинаковое расстояние. Перелез на край и застыл. Сидим, смотрим друг на друга.

– Эй, ты не уснул?

На него подула. Он зажался в комочек и замер.

Стало скучно, и я ушла.

Лето было наполнено разными событиями.

Самое главное, что с пауком нашли язык общения. Я ему говорила: «Давай так, если ты с чем-то в наших отношениях не согласен, то подаешь знак покачиваем тела или дрыганьем лапок».

Он всегда молчал, видимо, все мои предложения были достойными. Так согласился на имя Архимед за умение плести спиральные узоры. Со временем я активней вмешивалась в его личную жизнь. Мне казалось, что он худенький и бледный. Ловила сама мух и подкидывала в сеть. Паук был гордый, от подарков избавлялся и сутками сидел голодным. Позже рассмотрела, что у него есть тайные уголки, где под листочками можно найти целый продуктовый склад из опутанных паутиной мух, заготовленных на черный день.

Я его сфотографировала. Увеличила. Какой красавец! Тело украшали два небольших горбика, расположенных на брюшке, а весь он покрыт множеством светлых волосков. Длина около 1 сантиметра. В движениях была пластика и уверенность. Мне хотелось с кем-то поделиться, и я открыла страничку в Instagram. Так и назвала, «Паук Архимед».

Сначала подписчиков было мало, но потом стали писать комментарии люди неадекватные. Их вытеснили любители пауков. Оказалось, что я не одна в этом мире. Они называли себе арахнологами. Каждый день я знакомилась с сотнями портретов их любимчиков. У каждого не только свой окрас и форма, но и характер.

Арахнологи рассказали, что мой паук назывался Угловатый крестовик, редкий вид, занесённый в Красную книгу как исчезающий. Была счастлива. Требовала особых условий для уникального существа: законопатить все щели, провести отопление, свет, мыть пол с хлоркой и никакого посещения посторонними людьми.

Семья вздыхала, но терпела.

А осенью он пропал. Осмотрела все щели, углы. Побежала домой. Кто был последний? Закрывали двери? Случайно не махнули? Горю моему не было предела.

Быстро бежали пальцы по клавиатуре, взахлёб оповещая всех, что Архимед пропал. Сеть равнодушно ответила, что самец ушёл выполнять свой гражданский долг. И скорее всего на данный момент съеден.

«Но ты не расстраивайся, – успокаивали они меня. – Каждая его частичка пойдёт на зарождение и развитие новой жизни. Смерти нет. Есть перерождение».

Теперь я не переживала. Есть стены, в нём висит паутина. Придёт время и в нём поселится новый гость, чтобы в дальнейшем дать силы для новой жизни.