Текст книги "Чувства на салфетке"

Чувства на салфетке
Дарья Александровна Мунш

© Дарья Александровна Мунш, 2023

ISBN 978-5-0059-3434-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Лживые чувства

Сочное сентябрьское солнце достигло верхушек слегка желтоватых деревьев. Сегодня светило было несколько прохладнее, чем вчера. Ничего удивительного, ведь пришла осень. А это значит, что совсем скоро Лондон покроет пелена холода, дождя и невзрачных туч. В лесу было на удивление спокойно. Птицы и звери медленно пробуждались ото сна, заполняя пространство темного леса шорохами и стрекотаниями. Ночь не так давно подошла к концу, поэтому воздух был ещё влажным и свежим, отчего медленно превращался в прозрачные капли на зелёной, отчасти выжженной солнцем, траве.

Тринадцать человек в тёмных балахонах столпились вокруг изувеченного тела неизвестной девушки. Они глядели в глубину потухших мёртвых глаз, пытаясь понять, что же в себе содержит взгляд умершей. Им до безумия хотелось разузнать, что видит эта бездыханная туша по ту сторону роговицы. Быть может, Бога? Или же Дьявола? А что, если пустую вечную тьму? Мужчины не знали, поэтому просто продолжали разглядывать погибшую, изредка перешёптываясь между собой.

Ветер упрямо раздувал светлые волосы убитой, словно не понимая, что эта несчастная девочка больше не поднимется с сырой земли, покрытой первыми жёлтыми листьями. Юбка была наполовину задрана, блузка расстёгнута, а белый бюстгальтер оказался залитым ещё свежей, местами даже тёплой, кровью. Волосы спутались, образовав на голове что-то больше похожее на необработанный дикий куст; тонкие бледные губы были широко раскрыты, словно до сих пор производили на свет последний вскрик; а лицо застыло в жуткой отчаянной гримасе. Другими словами, не самая приятная картина, которую только можно было запечатлеть в чаще прекрасного утреннего леса.

Среди мрачных личностей, окруживших мёртвую юную особу, можно было выделить одного лидера – величественного незнакомца в кроваво-красном балахоне. Он явно не только цветом одеяния отличался от всех этих бедолаг в чёрном, которые будто по нелепой случайности оказались в холодном лесу в такую рань. Неизвестный стоял в самом центре, склонившись над не дышавшей блондинкой. Господин всё никак не мог отвести от погибшей глаз – больно прекрасным ему казалось это израненное девичье тело. Аноним медленно поглаживал девочку по щеке ладонью, спрятанной в алую перчатку, и неустанно шептал на каком-то древнем языке что-то больше похожее на молитву, словно отчитывал недавно почившую. Но явно не человеческая жалость и чистая набожность руководствовались им в момент такой слабости. Ведь очевидным было то, что эта безымянная кучка мужчин и расправилась с несчастной.

– Повелитель, нужно уходить! – Скомандовал кто-то из толпы, обращаясь к мужчине в красном. – Скоро приедут дети. Нас не должны увидеть. – Голос говорящего был несколько встревожен.

Он, безусловно, приходил в ужас от мысли о том, что кто-то мог их заметить за преступлением.

– Верно. – Согласился неизвестный, плавно поднявшись с колен, чтобы выудить что-то небольшое из глубокого кармана мантии. – Покойся с миром, дитя. И да хранит тебя матерь всего сущего – наша верная Владычица Амараллис. – Едва слышно вымолвил он, вложив в ладонь погибшей небольшой кулон, с мерцающим на солнце, камнем гранатового цвета.

Мужчина с невероятной силой сжал пальцы почившей так, что они неприятно захрустели, и вновь шепнул на неизвестном языке несколько коротких, но очень красивых слов.

Украшение стало медленно превращаться в песок, разъедая бархатную девичью кожу, подобно серной кислоте. Казалось, будто этот господин какой-то умелый фокусник, исполняющий коронный номер с исчезновением предмета. Вот только вряд ли у простого фокусника в номере приняла бы участие мёртвая девушка, да ещё и посреди нелюдимого гремучего леса.

Когда кулон окончательно канул в небытие, оставив после себя лишь лёгкий белый пепел, лидер толпы решил немедля уходить, кинув прощальный опечаленный взгляд в сторону жертвы. С щеки упала скупая одинокая слеза, приземлившаяся в неопрятные светлые волосы убитой. И все те же тринадцать анонимов скрылись в тени полуголых ветвей.

Тем временем, далеко от этого безликого осеннего леса, свой обычный день начинала Каролина Джефферсон – ученица выпускного класса английской частной школы-пансиона «Клейсмор». Юная особа встала на заре, чтобы собрать оставшиеся вещи в чемодан и отправиться в путь до кампуса, расположенного далеко за проспектами и закоулками Лондона. Приход осени вовсе не радовал её. Напротив, вынуждал грустить, чувствовать себя слегка подавленной, скорее даже несчастной и одинокой, да думать не о самых добрых и приятных вещах. Ведь ей приходится возвращаться в школу, а она, мягко говоря, не желает этого. Лето закончилось, забрав вместе с собой все мечты и грезы, весь энтузиазм и надежду на светлое будущее. Тепло сменилось вечной мерзлотой и мокрыми ночами в тишине. А она только было отвыкла от этого, сумев хотя бы чуточку больше себя полюбить. Ах, как же всё-таки редко с нами случаются хорошие вещи.

Нет, эта брюнетка вовсе не была какой-то особенной. За душой у Кары не скрывалось никаких загадок и тайн, способных выделить её миловидное личико из толпы. Ничего примечательного и удивительного. Или… Разве что, только на первый взгляд, эта юная неопытная школьница не обладала никакими скелетами в шкафах. Был у этой юной леди один маленький секрет, о котором бедняжка сама не могла догадываться. Даже не то, чтобы догадываться. Она знала о нём, конечно знала, но сумела убедить себя в том, что это ложь. Что такого с ней никогда не было, а если и было, то только в состоянии сонного паралича. Этот, своего рода секрет, хранился далеко в глубинах подсознания мисс Джефферсон, затаившись там подобно дремлющему вулкану. И он так и был бы окутан вечным сном, если бы не череда страшных событий, которые случились с Каролиной осенью две тысячи десятого года.

Кара родилась в Лондоне и воспитывалась в семье детского психолога – Ховарда Джефферсона и, в прошлом, помощницы судьи Апелляционного суда Англии и Уэльса – Эйприл Джефферсон, превратившейся из умелого юриста в алкозависимую продавщицу придорожного маркета. Девочка, так же как и её, далеко не самые лучшие, родители, не имела никаких выдающихся талантов, но была чертовски красива, хоть и не признавала данного факта вовсе. Серая, но прекрасная мышка, незаметная богатеньким и избалованным ровесникам, что окружали её повсюду. В особенности, в школе. И хоть Кароль была всегда робкой и неуверенной в себе девушкой, обладавшей при этом противоречивой раскрепощенностью и острым языком; её никак нельзя было назвать обыкновенной и списать со счетов. Окрестить невидимкой, коих в английском обществе бесконечное бессчетное множество. Существование этой темноволосой особы было бы глупо счесть бесполезной тратой времени. И поэтому Каролина ещё заслужит Вашего удивления, уж поверьте мне.

Высоко подняв руки к потолку, юная леди потянулась и сладко зевнула. Так не хотелось отпускать приятные сны, но сварливая мать, давно ожидающая девочку внизу, не давала вернуться в царство Морфея и в сотый раз во сне встретить Его.

Дерик. Рик. Ублюдок Бломфилд. Таракан. Дерс. Напыщенный засранец. Лучший парень на свете. Наглый урод. Мажор на бэхе – как только она не называла его в голове. Это короткое имя въелось под корку, мешая девочке вспоминать о том, что она уже сложила в сумку, и о том, что ещё предстоит туда поместить. Дерик Бломфилд затуманивал здравый рассудок школьницы. Был тем самым предметом обожания, про которого пишут в каждой глупой и сопливой книжке. Этот парень превращал все волнующие и умные мысли в гремучую смесь и не давал бедной девочке даже размеренно дышать. Несчастная всё лето думала лишь о нём одном, с наивной улыбкой представляя, как они вместе тешутся в лучах заката и рассвета; как морские волны ласкают их загорелые тела и как шумит у их ног, необъятный даже разумом, высокий водопад. Этот юноша был миром, в котором наша, холодная на первый взгляд, особа тонула с головой, не имея надежды выплыть. И на то была весомая причина.

Именно поэтому Джефферсон так боялась возвращаться в пансион. Она вовсе не хотела видеть объект своих чувств с давней пассией; не собиралась молча глотать ревность и закатывать глаза, пытаясь не позволить слезам пробиться наружу. Кароль ненавидела себя за эти чувства, но всё равно не в силах была подавить их.

И кто бы сомневался, что этот молодой человек был первым красавцем школы. Подтянутое тело, притягательный взгляд, зияющая улыбка, бездонные золотисто-карие глаза, ухоженные светлые волосы, дорогая модная одежда, вот-вот сошедшая с подиумов Милана – всё это сводило, живущих в пансионате, воспитанниц с ума. И Каролина оказалась далеко не исключением. Дерик раздражал её до нервозной трясучки пальцев, до боли в животе и чёртиков в глазах – но всё вышеперечисленное порождала в ней лишь высокая и истинная любовь.

Во всяком случае, Кароль так наивно думалось до встречи с тем мужчиной, что в корне изменил её спокойную, бедную, лишенную надежд на взаимность, жизнь.

Каролина не была похожа ни на одну девушку, обучающуюся в стенах «Клейсмора». Эта сумасшедшая особа с тёмными каштановыми, практически чёрными, волосами, изумрудно-зелёными глазами, тонкой изящной талией и неординарным личным стилем, каждым движением отличалась от пассий Бломфилда. И, разумеется, никогда не смогла бы стать одной из них.

Кароль попросту ненавидела себя за то, что столь слепо велась на пустую красоту одноклассника, да и за то, что действовала подобно этим разукрашенным пустышкам, что толпами бегали за Дериком. Но в одном Джефферсон всё же была умнее соперниц – она никогда не показывала блондину своих чувств. Как минимум, в истинном их воплощении. А он, в свою очередь, никогда и не догадывался что она чертовски в него влюблена. Так, чтобы прям по-настоящему. Так, чтобы рисковать жизнью ради другого человека. И так, чтобы прощать даже самые страшные и непростительные согрешения объекту своих чувств. Но это не меняло сути происходящего – Кароль страдала от безответной, на первый взгляд, любви и всюду искала лекарство от неё. Но пока безуспешно.

А за окном едва гуляла осень. Первые жёлтые листья спешили встретиться с землёй, чтобы произвести на свет последние вздохи. Этот путь окончен и так от сердца отлегло. Они прощаются с нами теперь, увы, навсегда. До новой весны. Их лёгкие измученные тельца больше не увидят солнца, не изопьют утренней росы, да не станут любоваться своими сочно-зелёными «нарядами». Да и будет ли вообще новая весна?

У Кары это дождливое и красно-желтое время года всегда ассоциировалось с глубокой старостью. Осень – наши преклонные года, время, когда мы незащищённее всего, слабее, чем были вообще когда-либо в жизни. Но скоро зима – милая маленькая смерть, покой, пустота. И тогда всё закончится. Нужно только чуть-чуть подождать.

Смешно и глупо говорить о том, что никто из воспитанников пансиона «Клейсмор» даже не знал о ранимости Каролины, но это так. От правды не убежишь. Ни один из них и представить себе не мог, как это темноволосое создание упивается слезами в пустой комнате и терзает тонкие запястья лезвием, потому что также как и они питает любовь к главному сердцееду окружения.

Больнее всего быть влюблённой в человека и осознавать, что его сердце отдано другой. Каролина Джефферсон медленно умирает, глядя на тебя, глупец. Она воет и ноет, тихо лишает себя жизни. Почему ты не видишь её любви? Почему выбираешь этих пустышек? Чем они лучше её? Вот чем? Грудь у них, ясное дело, побольше (что спорно), ноги длиннее и худее, а одежда и обувь дороже; но это, отнюдь, не повод для того, чтобы не замечать нормальных девушек и быть с этими жалкими подделками. Такие «куклы» не умеют любить. Грязная постель – все их увлечения и навыки. Мне жаль подобных особ всем сердцем. Без капли лжи, именно жаль. Но даже эти прекрасные зомби живут гораздо счастливее девушек вроде нашей героини. У них есть всё – парень мечты, дорогие машины, туфли на шпильках, кружевное бельё, выбор с кем переспать и огромный гардероб. А вот простушки вроде Каролины лишены этих прелестей жизни. Они только и могут, как курить и надеяться, что однажды их полюбят.

Но это всё эмоции, жалкое обличие, которое нужно откинуть на задний план. Отныне и навсегда, Кароль для себя усвоила – стоит научиться безразличию и всё станет гораздо проще. Но как этого добиться, она ещё не придумала.

Гулко хлопнув дверцей, Кара покинула старенький автомобиль матери и аккуратно водрузила сумки на плечи. Взору предстал давно знакомый школьный пейзаж. Девочка глубоко вздохнула и, сама не зная зачем, робко помахала Эйприл, что была готова уже тронуться с места в обратный путь. Мать никак не отреагировала на её сухое прощание и накрыла девчонку клубами выхлопных газов своей полуржавой посудины. Джефферсон вновь с грустью вздохнула, после чего двинулась в сторону кампуса, марая дорожной пылью потертые ботинки, мало напоминающие удобную и практичную обувь.

У матери вновь не нашлось средств, чтобы снабдить дочь всем необходимым для нового учебного года. Поэтому Кара довольствовалась поношенными вещами, купленными в комиссионке, на которых хватило заработанных ею денег, что в последний день лета вручил ей мистер Харрис – директор автозаправки на Баттерси, где Кароль трудилась все три жарких летних месяца, чтобы приобрести хоть какие-то вещи и оставить хотя бы сотню-две на карманные расходы до следующего лета. Транжирой брюнетка никогда не была. А с такими родителями статью ею не могла, подавно. Но деньги все равно требовались, как минимум на лекарства, редкие поездки на общественном транспорте и, на ещё более редкие, походы в кино, с целью хоть как-то развеяться и отвлечься от тяжелой бессмысленной жизни.

Расстояние от главных ворот до дома, в котором жила Кара и её одноклассники, было немаленьким. В собственности у школы находился поистине исполинский участок лондонской земли. Площадь земельных владений «Клейсмора» была разбита на большое количество зданий: помещение, где проводились занятия; закрытый стадион; бассейн; футбольное поле; бесконечное количество маленьких домиков, где жил отдельно каждый класс пансиона; летняя эстрада и даже, внушающих размеров, лес. Однако, последний природный объект практически с первого деревца был ограждён забором, чтобы дети, обучающиеся в пансионе, не подвергались опасности, блуждая по его окрестностям. Недаром родители каждого ученика платили такие большие суммы за то, что их отпрыски учатся в этом месте. Да и школа, прежде всего, отвечала за безопасность своих учеников. Во всяком случае, так было прописано в договоре на обучение…

А брюнетка, тем временем, медленно брела, проклиная каждый последующий шаг. Ноша была тяжкой в прямом и переносном смысле. Негативные мысли придавали ещё более мрачный окрас сегодняшнему дню и вынуждали студентку с неудержимой силой грезить о теплых объятиях смерти.

Удивительно, как ещё мать была в состоянии довезти Кару до школы. К большому своему сожалению, девочка уже и не помнила, когда родительница последний раз не вставала по утрам с похмелья, матеря и проклиная её за то, что она просто есть. Кара спала и видела тот счастливый для неё день, когда Эйприл расстанется с выпивкой и научится проявлять хоть какую-то заботу к единственной живой дочери, да вернётся к былым судебным делам. Но, к большому разочарованию подростка, Эйприл скорее бы сдохла в грязной заблёванной подворотне, нежели бросила пить.

Школьница так и думала бы о своих бессчетных бедах, но внезапно позади послышался знакомый голос:

– Джефферсон! – На этот звонкий оклик особа резко обернулась. Испуганный взгляд пал на излюбленные карие глаза и задержался на них. – Как лето, если не считать то, что..? – Начал было беседу парень, запинаясь практически с первой фразы.

На мгновение Каролине показалось, будто она спит. Девушка не припоминала, чтобы они с Дериком были приятелями и он смел спрашивать у неё что-либо, не касающееся школы. А потом, вмиг вернула себя в одну июльскую ночь и опомнилась. Лучше бы это всё забыть. Только больнее от тех воспоминаний.

– Эй, Кароль! Вспомнила мой член и дар речи потеряла? – Дерик громко рассмеялся над собственной похабной шуткой и начал дёргать собеседницу за руку, добиваясь ответа.

– Бломфилд! – Словно очнувшись ото сна, также звонко вымолвила ненавистную фамилию Кара. – Чего тебе? – Моментально прибавила она металла в голосе, выдернув руку из захвата. – С нашей последней встречи разве было не ясно, что ты и твой член мне противны? – Весёлый настрой будто смыло морским прибоем. Не захлебнитесь, мистер Бломфилд.

– С нашей последней встречи было ясно, что ты от меня без ума, крошка. Также как и от моего члена. – Прикусив губу, паренёк скользнул взглядом по телу одноклассницы, оценивая её внешний вид.

Потёртые ботинки; некогда белая, потемневшая блузка и, заштопанная по шву, юбка – не восхищали, а только принуждали пожалеть их хозяйку. Но Дерс не стал. Понимал, что жалостью только оскорбит.

– Тебе показалось. – Спустила его с небес на землю брюнетка и повернулась к однокласснику спиной, не желая продолжать диалог.

– Чёрт, Кароль. Ну, я же извинился. – Блондин нагнал девушку и перегородил путь, не позволив оставить ей последнее слово за собой, и вперился в блестящие изумруды медовым взглядом восхищения.

– Не нужны мне твои извинения. Вали к своей Даррелл. – Рявкнула на него юная леди и опять попыталась пройти, но крепкая фигура не позволяла.

Нефрит и янтарь принялись сражаться друг с другом, разбрасывая искры сопротивления в осенний воздух. И пока что нефрит был сильнее.

– Опять начинаешь? – Блондин сгрёб брови в кучу недовольства и поставил чемоданы на землю.

Неглубокая морщина пролегла между бровями, вынудив Кароль слегка хихикнуть. Настолько слегка, что Дерс даже не услышал, после чего они поменялись местами – Рик попытался робко улыбнуться, но сердитое лицо Каролины скинуло ухмылку с губ, впустив в кожу отравляющий яд. Девочке ещё больно, мистер Бломфилд. Не надо.

– Нечего начинать. Как ты там сказал? «Было хорошо, но повторять не стоит». Тут я с тобой только соглашусь. Хотя, нет. Мне хорошо не было. – Процитировала его летнее смс-сообщение девушка, вспоминая, как рыдала навзрыд, когда его получила, и едва сдерживалась от желания запустить старенький телефон в стену.

– Я ошибся, малыш. – С раскаянием признался Рик и скользнул пальцем по обветренным девчоночьим губам, растирая кровь, проступившую на потрескавшейся коже. – Весь август о тебе думал. Не будь такой, карамелька. Я помню как ты стонала и просила ещё. Не пытайся меня обмануть. – А потом потянулся к ней, чтобы поцеловать в эти самые губы.

Но Каролина сделала несколько шагов назад, не позволив. Хватило этих поцелуев одним летним вечером. Она знала, что бывает потом. Больно бывает. И ничего кроме боли.

– Завали, Бломфилд! Нихуя я тебе не карамелька! Ищи себе других сосалок! От боли я стонала. Ты мерзкий. Не трогай меня! Не разговаривай со мной! – Драла глотку истеричка, пока студент всё ещё силился войти в её личное пространство и увлечь в неравнодушный захват.

Боль от поступка Дерика ещё была жива в юной мисс Джефферсон. Сидела глубоко в сердце. Подобно гремучей змее, обвивала тонкую девичью шейку, удушая приступами ревности и обиды.

– Вот и найду! Сука импульсивная! Потом сама приползёшь и просить ещё будешь. А я не дам. – Добил оскорблением красавчик и прошёл вперёд, задев особу при этом крепким плечом.

Внутри блондина что-то предательски сжалось от непередаваемого холода собеседницы, но молодой человек не подал абсолютно никакого вида. Ни один мускул на его ухоженном лице не дрогнул. Напоследок Дерик только бросил недовольный взгляд в сторону одноклассницы, крепче вцепившись в ручки чемодана, и прибавил шагу.

– Вали нахрен, идиот! К тебе я не приползу, даже если твой член будет последним на земле! – Не уступила студентка, всё-таки оставляя последнее слово за собой, и показала удаляющейся фигуре средний палец.

Ну, вот! Он уходит! Каролина лишь глядела крепкой мускулистой спине вслед и ненавидела, до мозга костей ненавидела саму себя. Он ведь хотел наладить их отношения, а эта дура взяла и нахамила. В сотый раз сама себя опозорила. Вечно лающая маленькая шавка. Вот кто она!

Но Джефферсон не умела по-другому. Бедняжка не могла даже на секунду показаться этому нарциссу слабой или уязвимой, нуждающейся в нём. Именно поэтому старалась быть грубой на столько, на сколько хватило бы сил и актёрского мастерства. За умелой ложью правду трудно увидать. Особенно тем, кто и не пытается её найти. К тому же, Дерик сам виноват в морозном холоде её слов, брошенных в его адрес. Парню давно стоило научиться контролировать себя и свои мужские потребности.

А вот и «Океан Мудрости». Каролина замерла у подножья дома, вздохнув полной грудью. Больше всего на свете не хотела сейчас видеть этих самовлюблённых деточек, с которыми училась в одних стенах последние три года. Но выбора у несчастной не было. Именно поэтому она вновь подняла сумку и ступила на деревянную лестницу, ведущую к двери. Створки противно скрипнули и погрузили девочку глубоко в недра дома. Из гостиной на неё уже ненавистно глядело лицо Дерика и остальных обитателей общежития. Но девчонку беспокоили лишь эти, блестящие от злобы, золотисто-карие глаза, которые просто пылали яростью и воображаемо бросали колючие искры неприязни в разные стороны. На самом же деле, всё что мог делать парень – крепко сжимать кружку с чаем в руке и прожигать одноклассницу яростным взглядом.

Кароль зажмурилась и отвела глаза в сторону. Это больно, но она не подаст виду. Ей плевать на него и этих лжецов, верно? Сейчас главная проблема – сумка, которая была слишком тяжелой, чтобы просто вот так стоять и ощущать на коже неприязнь, исходящую от окружающих.

Сию же секунду особа поставила багаж на пол и попыталась отдышаться. Из вежливости она хотела вымолвить слова приветствия другим обитателям дома, но их недовольные лица в тот же миг отбили это странное желание.

– О, вот и убогая пожаловала! – Послышалось откуда-то сверху.

Кто бы сомневался. Это была Лесли Даррелл – главная красавица «Клейсмора», девочка с большими запросами и маленьким коэффициентом интеллекта. По классике жанра, она являлась среднестатистической блондинкой, одевалась лишь по последней моде и приходилась дамой сердца Бломфилду. Лесли тратила целые состояния на косметику и одежду. Практически жила в бутиках Лондона, покидая их только для того, чтобы продемонстрировать миру шмотки, приобретённые там. Почему бы и нет? Денег у её отца вполне хватало, чтобы обеспечить любимую и единственную дочку всем этим добром. Да этих счетов в мировых банках хватило бы ещё на десяток таких избалованных и требовательных дочек и даже осталось бы пару-тройку миллионов.

Так вот, всё что Даррелл умела – подбирать платье к туфлям и сумочкам, резвиться с Дериком в постели и издеваться над теми созданиями, которых она считала ниже себя по рангу. А такими были по её соображениям… Все. Разве что, кроме кучки её подруг и Бломфилда, ясное дело. И Каролина была далеко не исключением из числа тех, над которыми блондинка вечно потешалась. Напротив, Джефферсон приходилась ей самой любимой жертвой, издёвки над которой приносили моднице непередаваемое удовольствие и происходили изо дня в день, а не только «по праздникам», как в случае других одноклассников. Но Джефферсон терпела каждое оскорбление, каждое жестокое слово, каждый пинок и смешок – всё молча выносила, не смея даже подавать голоса. Она выше этого школьного жалкого стёба. Да и кто станет её защищать от этого блондинистого монстра? Ведь единственный мужчина, которому она могла бы довериться, всегда был у Лесли на подачках и изредка кидал те же ядовитые смешки в её сторону. А иному человеку она бы никогда даже и не подумала доверить свою жизнь и репутацию.

– И тебе привет, Лес! – С некой ухмылкой ответила леди, чтобы не нарываться, на абсолютно ненужные ей, проблемы.

– Я так понимаю, все нормальные вещи в Англии закончились, поэтому тебе пришлось надеть на себя «это»? – Даррелл опустила длинные ноги на верхние ступени лестницы и начала медленно подбираться к «жертве».

– Как точно ты это подметила. – Продолжала отбиваться Кара, опасаясь любого неверного слова, невольного вздоха и лишнего шага.

– Ты что, тварь, совсем охренела? – В глазах красотки появилась та же ненависть, что и у Дерика пару минут назад. И вот она уже схватила Джефферсон за ворот рубашки, чуть ли не задушив бедолажку неслабой хваткой. – Кто тебе позволял так говорить со мной? – Блонди мерзко прищурила глаза и приблизилась к испуганному личику оппонентки. – Забыла за лето, как уродкам вроде тебя можно вякать в адрес королевы школы? – Бедная Кара даже не знала что ответить на все эти угрозы и оскорбления, поскольку дыхания уже не хватало из-за удушливого захвата мисс Даррелл.

Неизвестно чем закончилась бы эта перепалка, если бы не подоспевший вовремя спаситель.

– Лесли, прекрати сейчас же! – Скомандовал громкий тон Дерика с первого этажа. – Не начинай учебный год с драк. – Парень был настроен серьёзно.

Теперь ненавистный блеск его глаз был обращён в сторону худощавой подружки. Кара не поверила собственным ушам. Он, пару минут назад чуть ли не готовый разорвать её, теперь встал на защиту. И от кого! От самой Лесли Даррелл! Просто чудо какое-то!

– Дерри! – Блондинка пулей сбежала по оставшимся ступенькам и набросилась на возлюбленного, крепко и по-собственнически прижавшись к рельефной груди. – Я так скучала по тебе! – Нежно прощебетала Лес, уже приблизившись к щетинистой щеке, словно всей этой разборки с Каролиной и не было.

Тем временем, Кароль воспользовалась моментом и поспешно удалилась с места нелепой схватки с блондинистым монстром. Благодаря Бога за спасение, брюнетка тихонько шагала по деревянному полу общежития. Несмотря на быстрое освобождение из плена оскорблений и смешков, отнюдь, не самые приятные мысли заполняли голову. Не успела приехать в кампус, как уже сцепилась с этой безмозглой сучкой.

И теперь Джефферсон стала задаваться уже совсем иными вопросами: почему Лесли так ненавидит её? Отчего именно ей достаётся больше всех от этой разрисованной куклы? Быть может, она чувствует столь сильную любовь со стороны Каролины по отношению к Дерику и боится, что наша героиня сможет увести его? Ведь зачастую у самых высокомерных персон не хватает уверенности в себе.

Не в силах больше размышлять о прискорбности своего положения, Кара повернула ручку двери и оказалась в небольшой спальне, где её давно ожидала соседка. Переступила порог и одновременно ослабила хватку, отчего вещи с гулом приземлились на пол.

– Каролина! – Радостно воскликнула Сюзанна Батлер, через секунду бросившаяся на шею приятельницы.

Эта особа с рыжими волосами, скромной улыбкой и светлым, слегка конопатым, лицом – едва ли не единственный человек в школе, ценящий и уважающий Каролину по-настоящему. Сьюзан на редкость добрый и отзывчивый ребёнок. Она никогда не бросит Джефферсон в беде, хоть та и не всегда бывает ласкова с нею. Ведь эту, Сюзанну, столь миролюбивую и воспитанную особу растила одна мать, похоронившая отца девочки, когда той едва исполнилось пять лет. Сьюзан давно привыкла к лишениям, нищете и издёвкам, именно поэтому выбрала в подруги Кароль – такую же загнанную и одинокую особу, как и она сама. Девочки, не имея каких-то особых понятий о дружбе, попросту держались друг за друга как могли, из последних сил обороняясь от этих избалованных детишек бизнесменов, нефтяных магнатов и светских дам. Ибо в жестоком мире моды, неоднозначных мнений и манящего разврата нельзя бродить в одиночку.

– Как твоё лето? – Батлер ослабила хватку и через секунду уже сидела на кровати, ожидая рассказа одноклассницы.

– Ужасно. – Коротко отрезала Кара и присела рядом. – Скука смертная. – Девочка закинула ноги на постель и обхватила их руками. – За лето не случилось абсолютно ничего, что можно было бы назвать запоминающимся событием. – На мгновение студентка задумалась, приложив холодную ладонь к потному лбу.

Неужели и вправду не произошло никакого интересного случая, о котором можно было бы с улыбкой рассказать однокласснице по приезде в школу?

– Разве что, соседка своего пса похоронила. Хороший был пёсик. Часто прибегал ко мне за лаской. Жалко беднягу. Под фуру попал. Прям как Кёрт. – Поведала Кара и призадумалась, пытаясь восстановить в памяти ещё что-нибудь занимательное. – А, ещё один придурок не затушил вовремя бычок и чуть ли не устроил в мою смену на заправке пожар. – Подытожила Каролина и замолкла.

Обе девочки погрустнели. То ли оттого, что пожалели старого лабрадора миссис Гаррисон, то ли оттого, что с прискорбием осознали, что их летние каникулы были катастрофой, а может и вовсе оттого, что устали от долгой дороги в пансион.

– Не знаю что хуже – девять учебных месяцев в этих стенах или, так называемый, отдых дома с вечно пьяной матерью, в который мне, наоборот, пришлось пахать как проклятой, чтоб купить хоть какие-то тряпки. А то с голой жопой бы по школе ходила. Эйприл срать. Её только волновало, заплатили ли мне. Поэтому приходилось прятать деньги в рабочем шкафчике. Она бы всё пропила. – Продолжала размышлять школьница.

На лице отпечаталась ещё большая грусть, но брюнетка попыталась прогнать её прочь. Ничего не изменится.

– Последний год, когда эти богатенькие детишки будут издеваться над нами. Осталось совсем немного, Кароль. Мы справимся. – Подруга обняла мисс Джефферсон за плечи и прислонилась щекой к бледному лицу.

– Ты думаешь в универе до нас никто не будет докапываться? – Каролина глубоко вздохнула, поёжившись при этом от чужих прикосновений, и слегка приподняла уголки пухлых губ.

– Там все разные. К тому же, туда люди едут учиться, а не демонстрировать мускулы, шмотки, макияж и умение унижать окружающих. – Сюзи мечтательно заулыбалась, подобно пятилетней девочке, представляя этот идеальный мир, где никто не смеет даже единого грубого слова сказать в её адрес.

Особа больше всего на свете хотела, чтобы эти унижения наконец-то закончились. Желала этого даже больше, чем дорогой телефон последней модели и собственный автомобиль. Больше, чем шопинг в Милане и смазливого парня. Больше, чем поездки за границу и изысканные блюда. Сюзи попросту хотелось спокойной жизни, в которой не нужно бояться, что в любой момент твою блузку могут испачкать чем-то липким, а юбку задрать до самых трусиков. Сьюзан хотела быть человеком, который заслуживает к себе такого же гуманного отношения, которое получают все остальные.