Текст книги "Друг мой, враг мой"

Но шутки кончились. Уже левее прозвучал следующий взрыв, потом еще один… и еще… Ребята, сжавшись в комок, застыли на месте, а под ними то и дело вздрагивала земля, сверху сыпалось и летело, ухало так громко, что оба оглохли.

Лис изо всех сил вжимался левым боком в стенку окопа, как будто она могла раздвинуться и спрятать парня в тайной расщелине. В ушах гудело и стонало. Он не мог открыть глаза: земля с бруствера падала волнами, словно кто-то швырял ее в лицо целыми ведрами. Мучительно хотелось стать крошечным и незаметным, превратиться в песчинку или вообще исчезнуть. Но страшнее всего была дрожь земли. Эти волны пронизывали все существо, доставая до самой мелкой клеточки тела, ввергая в ужас.

Смерть приближалась к Сане гигантским древним ящером, как из «Парка юрского периода». Монстр шел к нему, и каждый его шаг заставлял землю вздрагивать. Когтистые чешуйчатые лапы скребли грязь, и комья летели со всех сторон. Желтый глаз с вертикальным зрачком высматривал его, Лиса, и видел даже сквозь землю. Из чудовищной пасти торчали огромные клыки, с них капала кровавая пена.

С каждым шагом монстр был ближе, ближе, заставляя замирать сердце…

Вдруг все стихло. Но парни еще пару минут сидели, опасаясь поднять голову, и прислушивались.

– Эй, молодежь, хрен тебе на спину! – вынырнул неизвестно откуда Солёный. – Живы?

– Да вроде… – неуверенно пробормотал Лис, очищая лицо от осыпавшейся земли.

– Блин, я чуть не обо**ался, – признался Джексон, рассеянно улыбаясь.

– Не надо было задом в лужу садиться, – хохотнул Солёный и махнул рукой, призывая подниматься и трогаться с места. – Пошли, герои. Не факт, что немцы на этом успокоятся. Их «птички» все время висят над нами, и все видят.

Саня следом за товарищами распрямился, с удивлением осознавая, что цел, совершенно цел, и пошел, пригнувшись, в укрытие. Из глубины тела, откуда-то из солнечного сплетения, появилась и росла с каждой секундой волна радости. Он жив! Жив!.. Чудовищный монстр Смерть не нашел его, промахнулся. Колени еще подрагивали от слабости, а в груди клокотала радость. Хотелось заорать громко – так, чтобы все слышали, даже враги, – или запеть. И ни пропитанная насквозь грязью форма, ни забитые землей рот и глаза не могли омрачить эту радость живого существа, избежавшего смерти.

В блиндаже их встретили так, будто они вернулись с опасного задания.

– С крещением вас, пацаны! – поздравил Дым Дымыч.

– Как впечатления от первого обстрела? – поинтересовался Зорро, старший группы, – смуглый, кареглазый парень, смахивающий на цыгана.

– Жесть вообще… – честно признался Лис. – Я думал, нам кранты.

– Вот это адреналин, блин! – бледный от пережитого Джексон рухнул на деревянный ящик возле стола, служивший скамейкой, и схватил алюминиевую кружку с чаем. Руки его мелко дрожали.

– Потому что приказ командира надо выполнять сразу, не мешкая! – уточнил Зорро.

Он был молодым, но опытным бойцом, воевал с первых дней СВО и старался выглядеть строгим. Но облегчение, которое испытал, увидев живых и невредимых новобранцев, скрыть не пытался.

– Ладно, отдышитесь, придите в себя, – разрешил он, – и за работу.

– Окопы рыть? – поднял на него глаза Джексон, и блиндаж взорвался от хохота.

* * *

Водитель-санитар медицинского взвода возился со своей «буханкой», ковыряясь в моторе, и прислушивался к голосам, доносящимся из-за угла. Разговаривали двое, причем на повышенных тонах. Михаил вытер вымазанные машинным маслом руки тряпкой и хмыкнул:

– Во дает девчонка!

Начальник медвзвода доктор Березняк с трудом сдерживал себя, а собеседница его, юная медсестра Катерина Галка, бросала ему в лицо обвинения:

– Это несправедливо, Иван Ильич! Почему вы меня не пускаете на передовую? Почему только Марат может эвакуировать раненых? Я, между прочим, лучше него капельницы ставлю!

– Катя, Катенька, дорогая моя, мы же уже говорили об этом тысячу раз!

Доктору хотелось зарычать на упрямую подчиненную, а лучше посадить под замок, чтобы не донимала просьбами.

– А я и в тысяча первый раз скажу: пустите меня с группой эвакуации на передовую!

– Нет, Катя, не пущу! Ну что тебя так под пули тянет, глупая? Ты ж девчонка, а там опасно.

– А мы, Иван Ильич, на фронт отправились не для того, чтобы опасности избегать. Нам раненых спасать надо.

– С этим Марат прекрасно справляется и без тебя. А твоя помощь мне здесь нужна. Вот привезут раненых с передка, ты ж мне помогать раны обрабатывать будешь. Тут-то и пригодится твое умение капельницы ставить.

Но Катерина не сдавалась.

– Вы ущемляете мои права, Иван Ильич! У нас, между прочим, по конституции равенство полов. А вы просто сексуальный шовинист какой-то!

– Что-о-о?! – не выдержал доктор Березняк и сорвался. – Я тебе дам шовиниста! Я ж тебя, дурочку малолетнюю, жалею, берегу от опасности.

– Не надо меня беречь, я взрослый человек и профессионал! А вы препятствуете выполнению мною профессионального долга. Я на вас пожалуюсь начальству!

Березняк сжал губы и пыхтел, как паровоз, справляясь с бурлящими внутри эмоциями. Через минуту уже совершенно спокойным, даже мягким голосом заметил:

– Катюша, милая ты моя, ну пойми: не сможешь ты, просто физически не сможешь вытащить с поля боя восьмидесятикилограммового мужика, да еще в броне и с оружием. Силенок не хватит.

– Хватит. Я сильная!

– Нет, Катя, ты маленькая и хрупкая, и с этим ничего не поделаешь. А вот Марат большой и сильный, эта работа как раз для него. А ты здесь будешь капельницы ставить и перевязки делать. Поверь, так будет лучше всем, в первую очередь раненым.

Девушка не нашлась что ответить, только сжимала кулачки и глядела из-под нахмуренных бровей острыми черными глазами.

– И вообще, ефрейтор Галка, – вспомнил о своем начальственном положении Иван Ильич, – кто спорит с командиром? Ну-ка марш готовить перевязочную!

Катя фыркнула возмущенно, но промолчала. Резко повернулась спиной к начальнику медвзвода и пошла через двор к единственному уцелевшему в селе небольшому домику, превращенному в медицинский пункт. А Иван Ильич только сокрушенно покачал головой. Военная форма была великовата ефрейтору, и девичья фигурка в ней казалась еще более тонкой и уязвимой. А по «камуфляжной» спине при каждом шаге ритмично покачивалась толстая черная коса.

Служили они вместе уже третий месяц. Едва закончив медицинское училище, донецкая медсестра Катя Галка сразу пошла в военкомат, немного поработала в тыловом госпитале и стала рваться на фронт. И это ей, на беду доктора Березняка, удалось. Вот и мотала девчонка нервы начальнику третий месяц. А он видел в ней дочку, упрямую, дерзкую, но дочку. Такую же, как его Наташка, которую он силой отправил в эвакуацию вместе с женой перед самым началом СВО.

Иван Ильич с удовольствием бы написал на девушку рапорт с просьбой перевода в тыл, но точно знал, что она ему этого не простит. В черных глазах Галки сидела какая-то глубоко спрятанная боль. Впрочем, за последние девять лет эту боль можно было увидеть в глазах любого дончанина, так и не уехавшего с родной земли от нескончаемых обстрелов.

Девушка проходила мимо машины, когда из-за распахнутой дверцы выглянул водитель Миша и тихо сказал:

– Кать, ты не обижайся, но начальник прав.

– И ты туда же?! – зыркнула на него Галка, упрямо тряхнула головой и отвернулась.

«Ну и характер у девчонки!» – подумал Миша, с сочувствием посмотрев на доктора.

Тучный сорокапятилетний мужчина в неловко сидящей на нем военной форме на гражданке был детским травматологом. Вот только теперь его специализация не имела значения. Все медики быстро переквалифицировались в военных хирургов.

* * *

Вернувшись с ротации, Лис и Джексон прилипли к печке, пытаясь отогреться после промерзшего окопа.

– Я в жизни так не замерзал! – стуча зубами, признался Джексон.

– Господи, как хорошо-то, тепло! – Лис с наслаждением прижал ледяные ладони к жаркому боку буржуйки. Дрова догорели, но угольки еще вспыхивали красным, распространяя по комнате животворное тепло.

– Эх, молодежь, – усмехнулся по-доброму Дым Дымыч. – Вы всего-то чуть более суток просидели в холодном окопе. А вот у нас был такой боец с позывным Сапёр, так он при штурме Мариуполя двадцать дней со своей штурмовой группой в полном окружении просидел в промерзшей насквозь девятиэтажке. Двадцать дней без тепла!

– А как же они выжили? – вскинул на Дымыча удивленные глаза Женька.

– А им наши с помощью коптера веревку закидывали ночью и передавали по ней воду, сухпаек и боеприпасы. Так и продержались. А когда их разблокировали, Сапёр еще две недели отогреться не мог. Ему везде, даже в тепле, все холодно казалось.

– Круто! А где теперь этот Сапёр? – спросил Лис, потирая теплые ладони.

Дым Дымыч помолчал, опустив глаза и возясь с консервной банкой, орудовал ножом, пытаясь ее открыть.

– Погиб Сапёр перед самым Новым годом. Его снайпер застрелил. – Заметив, как вытянулись лица ребят, добавил: – Это фронт, парни. Тут всяко бывает. Привыкайте.

А вечером привезли гуманитарную помощь. Лис, чистивший на крыльце оружие, заметил притормозившую у ворот заляпанную дорожной грязью легковушку. Он удивился и положил автомат на колени, когда из машины вышла женщина и направилась прямо к нему.

– Привет! – поздоровалась гостья – симпатичная, лет тридцати, в военных брюках и гражданской куртке серого цвета. – Зови-ка своих, надо коробки с гуманитаркой в дом перетаскать.

Саня позвал товарищей. В три пары рук стали носить коробки с таинственным содержимым, пухлые свертки. Женщина только командовала, указывая, куда складывать.

– Это к столу, – указала рукой на импровизированную кухню Дымыча.

Лис опустил тяжелый ящик на пол перед столом.

– Дым Дымыч, я привезла тебе приправы, как и просил. Только самые простые: лаврушку, черный и красный перец. Экзотики нет, ты уж извини, – виновато улыбнулась и развела руки в стороны гостья, – военное время. Не до экзотики.

– Что ты, Аннушка, какая уж экзотика?! – воскликнул Дымыч, роясь в картонной коробочке и выкладывая из нее на стол пакетики с приправами. – Огромное спасибо и за это. Любой суп с лавровым листом вкуснее становится. Я завтра борщ ребятам сварю такой, что языки проглотят!

– Ну дерзай, Дымыч, – улыбнулась Анна.

Вдруг дверь распахнулась и вошел Горыныч. Смерил суровым взглядом сваленные в центре комнаты коробки и тюки, посмотрел на женщину, недовольно поджав губы и, не здороваясь, скомандовал:

– Пошли, поговорим!

Командир и волонтерша вышли, скрипнув на прощанье дверью. Дымыч раскладывал подарки по местам. Лис с Джексоном с любопытством, достойным воспитанников детского сада, пытались заглянуть в коробки и рассмотреть их содержимое, словно это были подарки от Деда Мороза.

Горыныч вышел на улицу и твердым шагом направился за сарай, чтобы поговорить с приехавшей глазу на глаз.

– Ань, ну почему ты такая упрямая?! – Он без особой деликатности пихнул спутницу за угол ветхого строения и навис над нею. – Я же просил тебя больше не приезжать сюда. Опасно! До линии фронта совсем недалеко. Сюда достает вражеская дальнобойная артиллерия, «Хаймарсы» запросто долетают. А дорога постоянно простреливается. Почему не слушаешься?!

– Я ужасно соскучилась, Миша!

Женщина неожиданно обняла его, прижалась к груди щекой, блаженно прикрыв глаза. По ее лицу разливалось выражение абсолютного счастья. Горыныч, все еще хмурясь, неловко обнял ее и уткнулся носом в русоволосую макушку.

– Я тоже соскучился, но это не повод рисковать жизнью, – уже тише и мягче произнес он.

– Все равно гуманитарку надо развозить, – ответила Анна, не открывая глаз, все сильнее вжимаясь в широкую грудь любимого. – Ты даже не представляешь, сколько ее к нам в центр поступает каждый день со всех концов страны. Хранить скоро будет негде, надо развозить по всему фронту.

– Мужиков у вас мало? – буркнул Горыныч, с наслаждением вдыхая пряный запах ее волос. – Перепоручила бы кому-нибудь.

– Да какие мужики, Миш? Все ж воюют. Одни бабы остались, больные да старики. Некому перепоручать.

– А дочь с кем оставила?

– С бабушкой.

– Все время с бабушкой. А надо, чтобы ребёнок с мамой был.

Анна подняла голову, распахнула сияющие глаза и улыбнулась.

– Не ворчи, как старый дед, а лучше поцелуй!

Горыныч хмыкнул, чувствуя, как в груди отпускает тревога за самого близкого человека. Вот всегда она так уходит от важных разговоров, хитрюга. И прижал к себе посильнее, поцеловал.

Мимо сарая проходил Горец. Заметив целующуюся парочку, замедлил шаг, ошарашенно округлил глаза, но не остановился, быстро миновал двор и скрылся за дверью.

– Слышь, парни, чё я сейчас видел! – заявил с порога. – Там за сараем наш Горыныч обжимается с этой дивчиной-волонтеркой. Прям конкретно обжимается и целуется! Это что, дополнительная гумпомощь командиру взвода?

– Да эта Аня – его жена! – ответил Дымыч, не отрываясь от своих кухонных дел.

– Жена-а?..

Присутствующие в комнате синхронно повернули головы и уставились на повара.

– Ну да. Они же местные, донецкие. Муж воюет на фронте, жена волонтёрит, помогая чем может. Здесь у всех так. У них и дочка имеется пятилетняя, Сонечка. Только Горыныч не любит, когда Аня сама привозит гуманитарку, волнуется за нее.

– О как… – пробормотал Джексон.

– Видели картинки на стене? – Дымыч кивнул в сторону угла, где обычно спал командир. Там были приклеены скотчем к обоям трогательные детские рисунки, сделанные цветными карандашами. – Так это Сонечка папе подарила. Он очень дорожит ими.

Заботливый Дым Дымыч вытащил из огромной коробки и первым вручил новичкам по паре вязаных шерстяных носков от пенсионерки из Кировской области. В носки были вложены пачка сигарет и короткое письмо солдату. Такое душевное, что Саня как-то сразу согрелся.

Натягивая обновку, он с грустью вспоминал свою бабушку. Та тоже умела вязать и в детстве мастерила ему всякие разноцветные, с узорами, свитера и жилетки, а еще варежки, шарфы и шапки. Только теперь Лис понял, что зимой его грела не только овечья шерсть, а бабушкина любовь и забота.

Возившийся с подарком Джексон неожиданно сообщил, словно поймал Санину мысль на лету:

– А у меня мама такие же носки вяжет, только разноцветные, с полосочками. И рукавички у нее смешные получаются.

Лис посмотрел на бывшего одноклассника с подозрением: он что, мысли умеет читать?.. Но это вряд ли! Просто они из одного детства, из одной песочницы, можно сказать. Вот и вспоминается одинаковое.

И все же в душе жило еле заметное недоверие, особенно когда Джексон разговаривал с кем-то по телефону, отходя подальше от любопытных ушей. Не Алинке ли звонит? Позвонит ведь, гад, и ничего ему, Саньке, не скажет. Скрытный очень Женька Дрёмов. Соврет, что матери звонил.

А вот самому Сане звонить было некому. Алинка на звонки не отвечала. Абонент был вечно недоступен. Оставалось только просматривать ленту новостей в интернете, играть в дурацкие электронные игрушки да слушать музыку, сгорая от ревности: вдруг Климова занесла его номер телефона в черный список, а с Женькой болтает с удовольствием?

Почему Солёный невзлюбил Артёма Летунского, никто не знал. Но он не упускал возможности если не подцепить парня язвительным словом, так бросить в его сторону презрительный взгляд. Тот дулся, злился, но молчал, разумно рассудив, что с этим бывшим уголовником связываться – себе дороже.

Однажды, когда вернулись после ротации с передовой и Горец расселся на лавке, вытянув длинные ноги и уставившись в свой мобильник, дверь распахнулась и вошел Солёный. В жилистых руках он держал ведро с водой и половую тряпку.

– Горец, твоя очередь мыть полы! – поставил ведро в центр комнаты и шлепнул рядом мокрую тряпку.

– А чё это моя? – не отрывая взгляда от гаджета, спросил Горец. – Я в прошлый раз мыл. Теперь Джексона очередь.

– Не ври! – рявкнул Солёный. – Прошлый раз Лис полы надраивал, значит, теперь ты.

Видно, что-то интересное смотрел Летунский в телефоне, потому что раздраженно пробубнил:

– Да иди ты!..

Все, кто находился в этот момент в комнате, вздрогнули от неожиданности, когда Солёный, больше не сказав ни слова, подхватил ведро и одним движением опрокинул его на ноги парня. Тот взвился под потолок.

– Совсем с ума сошел, Солёный?! Ты мне чуть телефон не угробил!

Горец растерянно прыгал по комнате в мокрых насквозь штанах, пытаясь стряхнуть с себя воду и одновременно повыше поднимая в руке телефон.

– В следующий раз угроблю, б…, даже не сомневайся! – Повернулся и пошел вон из помещения. В дверях, не поворачиваясь, обронил: – Через полчаса проверю, как вымыл.

На улице его догнал Дым Дымыч и попенял:

– Зря ты так с ним, Солёный. Чего к парню цепляешься? А пол лучше я сам вымою. Он толком-то и мыть не умеет, только грязь по углам гоняет.

Солёный повернулся к товарищу и смерил того строгим, холодным взглядом.

– Вот ты, Дымыч, вроде педагог, а ведешь себя неправильно. Эдак Горец никогда полы мыть не научится, если ты за него все делать станешь. Пусть работает, хрен ему на спину! А то взял манеру на других сваливать… Терпеть не могу таких хитрожопых.

Полы мыть и наводить порядок в располаге Горец не любил, зато любил фотографироваться. Однажды солнечным погожим днем, когда повсеместная грязь уже начала подсыхать, Лис застал такую сценку. Джексон, как заправский фотокорреспондент, бегал вокруг Горца и щелкал фотокамерой его телефона, а тот принимал героические позы то на фоне БТРа, то с автоматом в обнимку, то поставив ногу на штабель ящиков с патронами. Выражение лица при этом у парня было такое, что Лис не сдержал смешок:

– Тебя только на обложку глянцевого журнала. Девчонки были б в восторге.

– А они и так в восторге, – самоуверенно заявил Горец. – Знаешь, сколько подписчиков у моего телеграм-канала? Десять тысяч! И большинство из них девчонки. И всех интересует, как идет моя служба. Вот выложу фотки, пусть любуются.

– Только военную тайну не выдавай, – предупредил Лис.

– Не выдаст! – заверил Джексон. – Я снимаю так, что локации не видно. Главное, чтоб в центре был наш герой!

По голосу Дрёмова Лис понял, что тот подшучивает над Горцем, но продолжает подыгрывать.

– А что! – Горец повесил на шею автомат и задрал нос. – Страна должна знать в лицо своих героев. Или вы не согласны со мной?

– Совершенно согласны! – хором ответили парни.

Чтобы не терять время зря, Горыныч вернувшимся с ротации бойцам давал выспаться, помыться, а потом гонял на занятия по стрельбе, по инженерному делу, по тактической медицине, чтобы полученные знания не залеживались, покрываясь плесенью.

Но больше всего Лису нравились занятия по авиаразведке.

К ним приходил парень из спецгруппы и учил обращаться с дронами. Мало ли, вдруг пригодится? Парня звали Винни, и прозвище очень к нему подходило, напоминая об известном сказочном персонаже. Невысокий, толстенький, с круглой румяной физиономией, в больших круглых очках с мощными линзами, из-за которых глаза казались совсем маленькими, с первого взгляда Винни производил впечатление избалованного маменькиного сынка. Но это только с первого. Немного пообщавшись с ним, Саня понял, что внешность очень обманчива. Винни оказался открытым, веселым, компанейским парнем, с которым было легко и хорошо. Да и обучал новеньких своему делу толково.

А история его появления на фронте вообще была необычной. Студент-программист не попадал под мобилизацию, но в военкомат пришел сам и попросился на СВО, взяв в институте «академку». Мать в обморок упала, когда единственный сын объявил о своем решении, но это не остановило Винни. И вот уже шестой месяц с помощью своих крылатых машинок он исправно помогал нашим бойцам вести разведку и наводить на цели артиллерию.

– Винни, а тебе не страшно было, когда первый раз под обстрел попал? – спросил Лис, с помощью пульта управления коптером пытаясь удержать беспилотник в воздухе.

– Конечно, страшно! И до сих пор страшно, хотя уже попривык. Не боятся только идиоты. Страх, Саша, – естественная защитная реакция организма. Он помогает нам выжить в сложных условиях. Бороться с ним бесполезно, надо просто научиться держать себя в руках, когда очень страшно… Ровнее держи, ровнее!

Крылатая машинка, жужжа моторами, зависла над головами, но не ровно, а покачиваясь из стороны в сторону, будто исполняла странный танец.

Лис и Горец дежурили на передовой в опорнике[4]4
  Опорный пункт – предназначенный для обороны участок местности, оборудованный различными видами укреплений.


[Закрыть]. Прижав окуляры бинокля к глазам, Горец всматривался в позиции врага, расположенные совсем рядом, метрах в семистах.

– Суки поганые! – ругнулся Горец. – Вот скажи, Лис, чего мы сидим и ждем? Спецоперация идет уже год, народ устал. А мы вместо того, чтобы наступать и бить врага, торчим здесь, по уши вкопавшись в землю, изредка пощипывая противника беспокоящим огнем. Разве это дело?

– А тебе саблей помахать хочется? – хмыкнул Лис.

– Да, мне в реальный бой хочется! Добить эту сволочь фашистскую раз и навсегда! Я вообще-то штурмовик, а не землекоп. Мобилизацию провели, кучу контрактников набрали, а в бой не пускают.

– Значит, в генштабе пока другие планы.

– В генштабе сидят старики, которые тормозят, не дают команды наступать, потому что больше всего на свете хотят сохранить свои теплые и сытные места. Я бы давно уже этих укропов[5]5
  Ироническое наименование бойцов ВСУ и жителей Украины на стороне нацистов. Существует националистическая партия «УКРОП» («Украинское объединение патриотов»).


[Закрыть] в клочки разорвал, с землей смешал и отправил к Бандере! И таких, как я, много. Только прикажи, как рванем вперед, поливая свинцом врага.

– Подожди немного, – попытался остудить пыл товарища Лис, – будет тебе наступление.

– А я не хочу ждать! Я сейчас хочу показать, на что способен, чему меня научили! А копая окопы, славы не снискать.

– Так ты славы ищешь?

– Почему бы нет?! Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Плох тот солдат, что не ищет славы. Разве не так?

Саня пожал плечами и задумался. Он потянул торчащий из земли белый корень, похожий на нитку, и оборвал его. Как ни ровняли стенки траншей, корни растений свисали со всех сторон неопрятными волокнами, и траншея из-за них казалась мохнатой.

– Не знаю. Я к военной службе отношусь как к работе, тяжелой, грязной, но обычной работе. И рисковать зазря как-то не хочется.

– Шкуру свою бережешь? – кривоватая усмешка исказила красивое лицо парня, и Лис прочитал в ней насмешку.

– Берегу, – кивнул он, слегка обидевшись, – она ж у меня одна, другой не выдадут.

– Эх, Санька, Санька, – хлопнул его по плечу мощной ручищей Горец, – нет в тебе романтики. Рисковать не хочешь, славы не хочешь, к службе относишься как к обычной работе. Скучный ты человек. Нет в тебе размаха.

– А в тебе есть? – совсем обиделся Лис.

– Во мне есть. Но ты не переживай, – решил успокоить товарища Горец, – не всем же быть героями.

Саня бы ответил что-нибудь едкое этому самовлюбленному фазану, но голос Зорро отвлек:

– Лис, командир вызывает!

Пришлось идти, жалея, что последнее слово осталось за Летунским.

* * *

Артём спал в новеньком, только что устроенном блиндаже. Возводили его своими руками, копая, таская и накатывая бревна в три ряда, утрамбовывая землю. Потом отделывали внутри досками, сооружали двухъярусные нары. Даже ковер на стену откуда-то приволок и повесил добытчик Дым Дымыч! С помощью нехитрых подручных средств создали некое подобие домашнего уюта, чтобы бойцам после боевой работы было приятно отдохнуть.

Горец так уработался, так натаскался тяжестей, натер мозоли на руках, что вырубился, едва прилег на нары. Ему снился очень приятный сон: он стоит на сцене в лучах софитов, а забитый до отказа поклонницами зал рукоплещет ему. На сцену прямо под ноги кумиру летят охапки цветов и витают воздушные поцелуи. А он сам точно парит над сценой в восходящих потоках зрительского восторга и обожания.

Артём улыбнулся во сне и повернулся на спину, положив руку на грудь.

Вдруг по тыльной стороне ладони что-то проскочило, коснувшись кожи крошечными коготками. Ладонь невольно вздрогнула и сжалась в кулак. Солдат все еще плыл в ярком, слепящем свете собственной славы, но благость сновидения уже нарушилась, свет стал быстро тускнеть.

Когда нечто тонкое и шершавое коснулось шеи, он проснулся и распахнул глаза… На его груди в нескольких сантиметрах от лица сидела мышь, уставившись на него черными бусинками глаз и тревожно шевеля длинными усиками. Артём резко сел, стряхнув грызуна на пол, и заорал:

– Б…, опять эти крысы!.. Черт бы их побрал! Никакого покоя!

– Ты чего орешь? – поинтересовался Зорро, заваривавший чай на импровизированном столе из снарядных ящиков. – Полёвки испугался?

Лис и Джексон, расположившиеся вокруг стола в ожидании чаепития, хором хмыкнули. Забавно было смотреть на товарища, все еще брезгливо отряхивающего одежду.

– Не испугался! Просто мерзко до отвращения. Ненавижу мышей.

– Что делать, друг мой, – философски заметил Зорро, разливая чай по кружкам, – мышки тоже хотят есть и жить в тепле, вот и приходят к нам.

– Где этот дармоед Дымовский, Васька?! – возмущенно вопрошал Летунский, застегивая форму на все пуговицы, будто готовился к параду. – Где шляется, когда тут мышей полно? Нажрался небось тушенки и дрыхнет на мягком.

– Ты несправедлив к нашему котику! – возразил Зорро, старательно пряча ехидную улыбку. – Василий – кот красивый, пушистый, представительный. Все кошки от него в восторге. И вкусно покушать он, как все, любит, и сладко поспать. Когда ж ему еще мышей гонять?

– Чего возмущаешься, Артём? – влез в разговор Джексон, грея руки о теплые бока кружки. – Васька весь в тебя. Его надо было не Васькой, а Горцем назвать. Просто один в один!

– Да пошли вы все! – выпалил Летунский, вскочил на ноги и бросился из блиндажа, столкнувшись на пороге с Солёным.

Солёный уселся за стол, пристроив свой автомат рядышком, и потянулся за овсяным печеньем.

– Чего это наш бессмертный нервничает? – поинтересовался он.

– Мышей испугался, – ответил Зорро.

– Серьезно?.. Ни фига себе, какой герой! В следующий раз, когда он волынить от работы будет, я ему мышь за шиворот кину, – пообещал бывший зэк и сделал большой глоток чая из кружки.

– Зря ты так, Солёный, – покачал головой Зорро. – Действительно неприятно, когда по тебе мыши бегают. Помню, пацаны мои уговорили меня взять домой котика…

Лис и Джексон настроились на рассказ. Командир группы был хорошим рассказчиком, а истории из жизни двух его сыновей, трех и пяти лет, изобиловали юмором.

– А у нас и так аквариум с рыбками и толстый рыжий хомяк в клетке. Но на меня так насели, что долго сопротивляться было невозможно. Я, естественно, согласился. И вот появился в нашем доме кот-подросток, симпатяга такой пушистый, ласковый. Но однажды ночью он устроил охоту, инстинкт сработал. Бог знает, как он умудрился открыть дверцу клетки, где сидел хомяк, но этот грызун, убегая от кота, так носился по квартире, что чуть на потолок не залез. По мне, спящему, раз пять пробежал, пока не спрятался у моей жены под боком. Шума было, визгу!..

Зорро улыбнулся воспоминаниям.

В блиндаж вошел Горец, неся за шкирку в вытянутой руке взводного кота Василия. Черный, с белой грудкой и «носочками» на лапах, пушистый красавец безвольно висел, поджав хвост.

– Я же говорил, что этот дармоед спит где-то. Устроился на солнышке и дрыхнет! – Летунский швырнул кота на пол. Тот возмущенно мявкнул и забился под нары. – Пусть работает, мышей ловит! Закормили его тушенкой, зоозащитники, вот он и обленился.

– Не удивлюсь, – склонившись к уху Джексона, заявил Солёный, – если Васька теперь нассыт ему в берцы. Вот умора будет!

* * *

Перелом с зимы на весну был пасмурным и хмарным. Низкие облака закрывали небо, в воздухе висели мельчайшие капли влаги, так и не превращаясь в дождь. Артиллерия не стреляла, авиация отдыхала на своих базах, даже коптеры не висели в небе над окопами, да и обычные птицы попрятались кто где мог.

Во время очередного дежурства Лис и Горец сидели в блиндаже и грели руки о кружки с горячим чаем, слушая разговоры старших.

– Слыхали, немцев все-таки прогнули, и они будут поставлять украм свои танки «Леопарды», – заявил Зорро, отхлебнув из кружки.

– И что? – презрительно фыркнул Солёный. – Были уже «Джавелины», на которые все молились, потом «Хаймерсы». О, супероружие! Панцервафля![6]6
  Искаженное «Панцерваффе» (нем.) – название танковых войск нацистской Германии, входящих в состав сухопутных войск вермахта и войск СС.


[Закрыть] – Солёный театрально закатил глаза и скривил рот. – А на деле что? Обычные РСЗО[7]7
  РСЗО – реактивная система залпового огня, комплекс ракетного вооружения.


[Закрыть]. У нас не хуже, а то и лучше.

– Думаешь, опять будет холостой выстрел? – Зорро поставил пустую кружку на стол и потянулся за сухариком.

– Естественно!

– А я думаю, что «Леопарды» смогут повлиять на ход военных действий, – неожиданно влез в разговор Горец, хотя обычно в присутствии Солёного предпочитал помалкивать. – «Леопард 2А» – самый современный танк в Европе. Он под завязку напичкан электроникой.

– Электро-о-оникой… – передразнил Солёный. – Смотрю я на вас, молодых, и понимаю, как же вам всякие там интернеты мозг промыли! Американцы знали, что делали еще в девяностые со своей тотальной информацией, хрен им на спину. Из каждого утюга кричали, что у них там все самое лучшее, самое крутое, и вообще там рай на земле! А у нас, мол, сплошное говно: правительство – говно, депутаты – говно, государство – говно, вся жизнь наша – говно. А если отключить их матюгальники или уши заткнуть да посмотреть вокруг… Что увидим? – Солёный стал загибать пальцы с черной полоской под ногтями от постоянной грязной работы. – Дорог до хрена строится, города разрастаются, как грибы после дождя, в каждой семье есть машина, а то и две. А если машины нет, значит, ее покупать не хотят, лень напрягаться. Уровень жизни за последние двадцать лет вырос так, что ого-го! А вы, молодежь, всё на Запад смотрите и восхищаетесь.

Украсив свою речь цветистой матерной фразой, Солёный продолжал распаляться.

– А у них это называется пиар-кампания. Пиарить они умеют! Этого не отнять. Им ведь что самое важное? Продать свой товар! Вот и выворачиваются наизнанку, стараются, потому как торгаши. Наша военная техника ездит на чем придется, на коленке собрать можно! А у них? Ах, «Леопард»! Ах, «Абрамс»! Б…! – Солёный зло сплюнул себе под ноги. – Херня все это. Вот попомните мое слово: гореть эти «Леопарды» будут так же, как все остальные, потому что пиара в них больше, чем толку! Зуб даю.

Зорро протянул над столом руку и пожал пятерню Солёного.

– Здорово сказал, молодец! Полностью с тобой согласен. Мне кажется, что они уже заигрались в свой пиар. Вот чего орут со всех сторон, как они готовят контрнаступление? Чего орать-то? Готовь себе потихоньку и молчи. А то ведь и сглазить можно. Но они орут.

– Это они нас так пугают, – объяснил Солёный. – Тактика такая. Видал у африканцев ритуальные танцы перед битвой? Рычат что-то, ногами топают, кулаками бьют себя в грудь, страшные рожи корчат. Вот и эти так же. Мы ведь тоже не пальцем деланы. Птурщики[8]8
  Специалисты по истреблению ПТУР – противотанковых управляемых ракет.


[Закрыть] наши уже готовятся встретить этот зоопарк.