Электронная библиотека » Дарья Сойфер » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Укротить ловеласа"


  • Текст добавлен: 28 декабря 2020, 09:10


Автор книги: Дарья Сойфер


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дарья Сойфер
Укротить ловеласа

© Кулыгина Д., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Пролог

Пятнадцать лет назад

– Народ, а что это у него там? – мальчишка спрыгнул со спинки парковой скамейки, выпрямился во все свои полтора метра и прицельно сплюнул.

– Маманю свою тащит, – сострил второй, и чумазая стайка шпаны радостно загигикала.

Платон поправил лямки виолончельного чехла, ускорил шаг. «Делай вид, что тебе все равно, и обидчики сами отстанут», – так говорила ему мама. А мама никогда не ошибается.

– Эй, ты глухой, что ли? – камешек звонко ударился о пластиковый чехол и отскочил.

«Мне все равно», – как мантру повторял Платон, беззвучно шевеля губами. – «Они просто завидуют».

– Ты че, не видишь, у него ж полный рот! Хавает чего-то! Хомячина! – и снова гогот.

По правде говоря, Платон уже с утра не ел, и от этого было вдвойне обидно. В школе отобрали мамины пирожки с рисом. Такие круглые, аккуратные, чуть припорошенные мукой, будто заиндевевшие. И нежные: ешь их, и даже во рту сухо не становится, запивать не надо. Четыре штучки – и все отобрали. А на обед из-за музыкалки Платон по вторникам ну никак не успевал.

– Слышь, толстый! Да стой ты, когда с тобой говорят! – меткий плевала догнал Платона и дернул за рукав. Так резко, что из-за тяжелого инструмента Платон качнулся, как маятник метронома. Но устоял и даже вовремя успел приподнять голову, чтобы очки не слетели: дужки совсем разболтались.

– Я спешу.

– На гитару свою опоздать боишься? – плевала явно изнывал от скуки, и теперь ни в какую не хотел упустить единственное за день развлечение.

Платону подумалось, что эти мальчишки похожи на городских голубей. Мотаются, неприкаянные, высматривают, чем поживиться, возмущенно курлыкают и вот точно по-птичьи вытягивают шеи.

Платон слегка подпрыгнул, приноравливаясь к весу инструмента. И почему не пошел на скрипку, как Надя?

– Это виолончель.

– Да врет он! – влез остряк. – Жратва у него там.

– Покежь, – плевала ткнул пальцем в чехол.

– Не могу, я спешу, – упрямо повторил Платон, и уже собрался развернуться, как его снова схватили за рукав. – Пусти!

Он дернулся изо всех сил, но мальчишка, хоть был и ниже на голову, и минимум вдвое легче, вцепился как клещ.

– Пусти!

– А то что? Маманю позовешь?

– Да я… Тебе так врежу… Что у тебя будет перелом! Открытый! Со смещением! – Платон очень старался говорить с ними на их языке, но сам понимал, как жалки его потуги. Ну не умел он драться, и с языками у него всегда были проблемы. Математика – пожалуйста, чтение – одни пятерки. А языки – ни в какую. До кровавых слез репетиторов.

– Чего-чего у меня будет?! Народ, вы слышали? – плевала зашелся хохотом и неожиданно для Платона ослабил хватку.

Физику в третьем классе еще не проходили, и об инерции Платон не подозревал. Это его и подкосило: он так отчаянно пытался вырваться, что не устоял и полетел на асфальт. К счастью, удар пришелся на локоть, не на виолончель.

– А ну, отошли от него! – звонкий Надин голос прозвучал как эльфийский горн, разгоняющий орков.

Платон нашарил в пыли очки, кое-как водрузил на нос, – сломанная левая дужка печально болталась, – и посмотрел на свою спасительницу.

Она, казалось, вообще ничего не боялась. Даже скрипку держала, как автомат Калашникова, и любой, кто попадался ей на пути, инстинктивно чувствовал: смычком тоже можно поколотить.

– А ты еще кто? – плевала еще хорохорился, но смешки на скамейке стихли.

– Вопрос, кто ты, – Надя угрожающе двинулась на мальчишку. – Чтоб ты знал, у меня папа – мент. Одно слово – и тебя в детскую комнату заберут, чепушила! Понял? Понял, я тебя спрашиваю?!

И поскольку плевала ничего не ответил, Надя вдохнула глубоко-глубоко, словно собралась надуть огромный воздушный шар, и над парком разнеслось ее зычное:

– Па-а-па-а!

Истерично хлопая крыльями, вспорхнули с деревьев птицы, а стайки шпаны на скамейке как не бывало.

– Ты цел? – Надя помогла Платону встать, и оба побрели к музыкалке.

– Локоть немного… – он потер ушибленное место. – Ну точно, синяк будет. И очки… Зачем ты им про папу-мента сорвала?

– А как они проверят?

– Ничего, – Платон привычно подпрыгнул, поправляя виолончель за спиной. – Я вот накачаюсь и так им наваляю… Когда-нибудь…

– Ну да, ну да, – Надя ответила без сарказма, скорее, задумчиво. Уже витала где-то далеко в своих мыслях.

– А у тебя как?

Он чувствовал: она не в духе. Слишком хорошо ее знал. И эти вмятины от зубов на нижней губе, и ритм шагов… Маршевый такой, как в «Прощании славянки». На четыре четверти.

– Она опять сказала, что у меня руки-крюки. И на отчетный концерт не допустит… – Надя поморщилась.

– Ирина Федоровна?

– Ну! Я эту сонатину два часа выдрючивала, а ей хоть бы хны!

– Не волнуйся, на следующий концерт точно возьмут.

– Ну да, ну да… Есть хочешь? – Надя вытащила из кармана бутерброд в пакете.

– А ты точно не?… – Платон с такой тоской сглотнул слюну, что Надя просто протянула ему свой обед. Весь.

– Я не голодная.

– Знаешь, – Платон остановился перед входом в музыкалку: не любил есть перед кучей народа. – Ты мой лучший друг.

– Да брось ты…

– Нет, правда, – он проглотил кусок и посмотрел на Надю очень серьезно. – Я даже думаю, что женюсь на тебе, когда вырасту. И будем дуэтом выступать.

– Ну да, ну да… – она загадочно улыбнулась и толкнула дверь в музыкальную школу.

– Нет, правда. Ты что думаешь?

– Балда ты, Платон, – и, качнув косичкой, шагнула внутрь.

Глава 1

Наши дни

Она поднималась по лестнице решительно и неотвратимо. Как папа всегда говорил, забивала ногами гвозди. Всю жизнь боролась с тяжелой походкой. Как только научилась ходить, так маме стало прилетать от соседей:

– У вас там строевая подготовка?

– А вы в курсе, что в квартире нельзя держать копытных?

– У нас люстра качается!

– Сколько у вас народу вообще бегает?

Или просто по батарее: «Бом! Бом! Бом!».

Забавно, что детей в семье Павленко было много, – пятеро. Но звонкими пятками природа одарила только среднюю, Наденьку. Хворостинка в чугунных ботинках, – так ее еще папа называл. Уж и старалась с собой бороться, наступала сначала на носок, ходила медленнее. Временами даже получалось, но сегодня выдался прекрасный повод крошить ступени каблуками.

Семь часов. Самолет – в одиннадцать. Билеты месяц назад заказаны. Репетиция – уже сегодня вечером, то есть позже лететь – не вариант. И что Платон? Ни-че-го. Тотальная непрошибаемая тишина. Тринадцать звонков на мобильный, столько же – на домашний, двадцать голосовых и несколько имейлов. Ну так, на всякий.

Надя поднялась на третий этаж, остановилась у знакомой двери. Уже занесла руку, чтобы атаковать кнопку звонка, но в последнюю секунду замерла. Принюхалась как ищейка, ноздри хищно затрепетали: женские духи. Прислонилась ухом к двери. Человек без абсолютного музыкального слуха мог и не уловить мелодичное хихиканье по ту сторону. Но Надя не так просто провела детство со скрипкой в обнимку.

– Ну да, кто б сомневался, – вытащила из сумки свою связку ключей, отперла и прямо так, не разуваясь, бесцеремонно двинулась вглубь квартиры.

Абсолютным слухом обладала не только Надя. К тому же она относилась к тем редким девушкам, которых по походке можно узнать издалека без особых специальных навыков. Поэтому еще до того, как вломиться в спальню, Надя услышала шумную возню и удивленно-вопросительное девичье бормотание.

Мизансцена, представшая перед Надей, впечатляла. Девица, похожая на молочного теленка. Не фигурой, нет. Взглядом. И белый, как кожа британской аристократки, зад Платона. Он, очевидно, думал, что если активно пихать своему теленочку джинсы, она быстрее оденется. Со стороны это выглядело, как будто Платон просто втирал одежду девушке в живот.

– Отлично, – Надя прошествовала через всю комнату, раздвинула шторы, впуская слепящий солнечный свет, и распахнула окно. – Ты на часы смотрел?

Уж слишком густ был застойный комнатный воздух. Так всегда бывает, если кто-то налегал на физическую активность.

– Надюш, вот честное слово! Я бы через полчаса уже вышел! – Платон, подпрыгивая на одной ноге, влез в трусы, и Надя позволила себе к нему повернуться.

Не то чтобы очень сильно хотелось созерцать этого похотливого засранца, но орать на человека проще, когда смотришь в его бессовестные глаза.

Взгляд, конечно, предательски скользнул ниже его глаз и вообще ниже физиономии. Надя не могла осуждать девочку-теленка: Платону было чем похвастаться. Мышцы, заработанные годами адских тренировок и диет, действовали на женщин гипнотически. И Платон ни разу не упускал случая этим воспользоваться: он будто задался целью всему миру продемонстрировать плоды своих усилий. Из-за этого находиться с ним в одном помещении порой было невыносимо. Уж точно тяжелее, чем с пухляшом, которого Надя любила в детстве.

Заготовленная тирада рассыпалась, еще даже не попав на язык: до того умильно и виновато взлетели вверх брови Платона.

– Значит так, ты – в душ, а ты, – Надя повернулась к девице. – Собирайся и сделай так, чтобы через пять минут я забыла, как ты выглядишь.

– А ты кто такая?! – девушка предприняла невинную попытку атаковать. Не знала, бедная, с кем связалась.

– Его жена, – отрезала Надя. – Вопросы есть?

Вопросов не оказалось. Нет, девушка попыталась, невразумительно хватая ртом воздух, что-то предъявить Платону, но Надя опытной и твердой рукой выпихнула его в ванную и заперла дверь снаружи. Оставшись с Надей один на один, девочка-теленок приняла единственное верное решение и, одевшись, испарилась.

Надя бы с удовольствием присела сейчас, перевела дух. Выветрила этот пошлый парфюм. Или ушла сама, чтобы на какое-то время развидеть Платона. Но устроить концерт в Вене с симфоническим оркестром… Ради этого ей пришлось вывернуться наизнанку. Любой другой виолончелист обнял бы ее ноги и целовал коленки из благодарности. Нет, она не ждала этого от Платона, но банально вовремя собраться он ведь мог бы из уважения… Или нет?

Надя нагнулась, вытащила из-под кровати чемодан. Так и есть: пустой, как в день покупки. И пыльный, как из дома с привидениями. Неисправимый субъект. Не чемодан, конечно. Платон.

Надя распахнула двери гардероба: концертный костюм – обязательно. Черный, что с атласными отворотами, более торжественный. Для Вены – хорошо. Зато тот, что выглядит попроще, сшит на заказ. В нем у Платона фигура такая… Женская половина публики оценит. И женская половина оркестра, как водится. Опять стаскивать его с какой-нибудь флейтистки… Так, костюм. Во втором играть удобнее, не врезается в подмышки. Да, его. Рубашки белых минимум три, а то мало ли. Для репетиций черной водолазки будет достаточно, в Европе так половина музыкантов ходит. Футболки в номере ходить… А, туфли концертные! Чуть не забыла. Если костюм простой, то туфли можно лакированные.

Чемодан был почти собран, когда Платон напомнил о себе барабанной дробью в дверь ванной. Надя так старательно укладывала вещи, что чуть не забыла взять самое главное. Самого главного, если точнее.

Она спешно открыла, впустив Платона вместе с облаком пара.

– Ты еще дуешься? – спросил он, окатив ее запахом шампуня и зубной пасты.

Трудно было говорить с ним, когда он стоял вот так, в полуметре от нее, совершенно мокрый и в одном полотенце на талии, как древний египтянин. Была бы на месте Нади любая другая девушка, Платон бы непременно приосанился, поиграл мускулами, позволяя каплям воды медленно стекать вниз, обрисовывая рельеф. Но поскольку Надя была всего лишь Надей, Платон просто тряхнул мокрыми волосами, забрызгав ее блузку, чем моментально развеял всю неловкость.

– Обсудим это в самолете. Да, ты летишь без наушников, – Надя отвернулась, силясь вспомнить, зачем она вообще подвизалась на эту неблагодарную работу.

Ответ был прост и состоял из двух слов: Римма Ильинична. Мама Платона.

Вряд ли на этом свете нашлась бы женщина, любившая сына больше, чем Римма Ильинична Барабаш. Надя иногда даже завидовала Платону: ей самой такой лошадиной дозы родительского внимания не доставалось никогда. Когда ты третий по счету ребенок из пяти, зажатый между первенцами и младшенькими, то если тебе не забыли выдать порцию сладкого и карманных денег, да еще и вспомнили про день рождения – это уже счастье.

То ли дело Платон: он был для мамы центром мироздания. Ему покупали новую одежду, нанимали репетиторов, нагружали кружками и секциями. Он жаловался, конечно, что мама не дает ему продохнуть и влезает во все уголки его жизни от уроков до первого прыща или первого волоса на груди. Но Надя, лежа вечерами на нижнем ярусе кровати и пиная верхний, чтобы старшая сестра не так громко шепталась по телефону с кавалером, мечтала поменяться с Платоном местами. Потому что когда она выстригла себе в шестом классе челку канцелярскими ножницами, смену прически родители заметили только через неделю. И то потому, что на нее нажаловалась Юлька, старшая сестра: Надя взяла ее лак для волос, чтобы эту челку уложить.

Временами Надя думала, что родись она у Риммы Ильиничны, могла бы тоже стать звездой музыкальной школы и поступить в консерваторию. Но не сложилось: никто не следил за ее правильной постановкой рук, не велел представлять под пальцами невидимую подушечку. И когда Надя пошла на консультацию к педагогу из музыкального училища, ей, не стесняясь в выражениях, дали понять, что вот такими клешнями играть – это насилие над инструментом, переучиваться поздно, и вообще: «Вы, деточка, профнепригодны, идите лучше на бухгалтера».

На бухгалтера Надя, само собой, не пошла, а вместе с братом Димой, который как раз на год после школы отлучился в армию, поступила на отделение по связям с общественностью в один из московских вузов с замысловатой аббревиатурой на входной табличке.

Платона она не видела порядка шести лет, пока однажды не столкнулась в продуктовом с Риммой Ильиничной. Та разохалась-разахалась, куда, мол, Наденька, пропала, затащила в гости на чай и принялась хвастать Платошиными успехами.

Надя тогда только-только устроилась на работу в концертное агентство, и, узнав об этом, Римма Ильинична закусила удила. Мол, Надя просто свято обязана в память о старой дружбе заняться продвижением Платона. Он – ее счастливый билет в светлое будущее, потому что талантливее виолончелиста еще не хаживало по землям нашей бескрайней родины.

Тогда Надя отнеслась к уговорам Риммы Ильиничны скептически. Да, в музыкалке Платон Барабаш подавал надежды, но то ведь была простая районная школа, не Гнесинка какая-нибудь и не ЦМШ. И если бы Наде платили всякий раз, когда она слышала родительские восторги в адрес обычных, ничем не выдающихся музыкантов, она бы давно скопила на собственное шале в Альпах. Но, во-первых, с Платоном Надя в детстве и вправду дружила крепко, а во-вторых, не родился еще человек, способный отказать Римме Ильиничне.

Концерт был по всем меркам скромный. Центральный дом работников искусств, что на Кузнецком мосту, – место не самое престижное, – и тот был заполнен едва ли на треть. И Надя, устраиваясь во втором ряду, уже репетировала про себя тактичные способы вывернуться. Мол, Платон – гений, конечно, но я пока всего лишь ассистент, и ничего не решаю. И руководство у нас строгое, берет только лауреатов международных конкурсов. И условия там драконовские: штрафы, неустойки, а уж проценты и вовсе такие, будто оброк с барщиной еще никто не отменил. Так что мой вам добрый совет: обходите наше агентство стороной, ищите частного импресарио, и будут вам мировые гастроли и толпы поклонников.

Однако когда на сцене появился мужчина с виолончелью, Надя даже не сразу признала в нем Платона. От пухлого очкарика не осталось и следа, и только по каштановой чуть вьющейся шевелюре и придыханию Риммы Ильиничны Надя поняла, что там, в нескольких метрах от нее, сжимает гриф ее бывший однокашник. Высокий, подтянутый и безбожно привлекательный однокашник.

И где все семь лет музыкалки прятались под округлыми щеками эти резко очерченные скулы? Откуда взялась эта крепкая шея с острым кадыком? Неужто Римма Ильинична перестала печь знаменитые рисовые пирожки и румяные шанежки, из-за которых Надя мечтала поселиться у Барабашей? Куда делись затравленный взгляд и сутулая, чуть подпрыгивающая походка?

А потом, когда отгремели жидкие аплодисменты и откашлялась старушка в последнем ряду, Платон заиграл. Точнее, играл не он один, но Надя не слышала ничего, кроме густого плача виолончели. В руках Платона инструмент пел. Окутывал сочными тембрами все существо, добирался до самого нутра и доверительно изливал душу.

Сколько раз Надя бывала на концертах? Пора бы уже привыкнуть, следить за техникой и не впечатляться так, будто перед ней только что распахнули врата в мир классической музыки. Но в тот вечер Надя забыла и о работе, и вообще обо всем. Сердце болезненно сжалось, словно виолончель пела только для нее, словно знала все Надины обиды и горести и утешала ласково: «Поплачь, милая. Я с тобой».

Наде казалось, что чья-то теплая рука гладит ее по макушке, что она снова стала маленькой девочкой, а любимая бабушка ее жива. И можно посидеть рядом, поджав ноги и уткнувшись носом в цветастый фартук, который пахнет мукой и еще немножко – хозяйственным мылом, и послушать старинную колыбельную.

Платон не играл ноты: он жил мелодией, слился с ней, будто прямо здесь и сейчас рождался под его смычком этот ре-минорный ноктюрн. Надя смотрела, как Платон покачивается, охваченный музыкой, как поблескивает от пота его лицо, вздуваются на шее вены, а волосы падают на лоб. Так выглядит человек, усмиряющий стихию.

Когда отзвучали последние аккорды, Надя судорожно втянула воздух и поняла, что ее щеки мокры от слез. Такого с ней еще не случалось. И еще до того, как первый благодарный слушатель хлопнул в ладоши, Надя знала: она костьми ляжет, но перехватит Платона до того, как его откопают другие агенты.

Он был со всех сторон идеальный клиент. Мало того, что играл, как Ростропович, так еще и понимал: без помощи импресарио ему не пробиться.

В стране, где агентский бизнес трудно назвать процветающим, музыканты средней руки предпочитают сами заниматься организацией концертов и гастролей. Как минимум, чтобы не терять процент от и без того мизерного гонорара. Ну и традиционная русская недоверчивость: того и гляди облапошат! Наш человек на все горазд: деньги в трусы зашьет от воров и кризиса, от эпидемии бусы из чеснока повесит. Подумаешь, устроить себе концерт-другой!

Именно поэтому Надя и наблюдала, как пропадают в безденежье и безвестности талантливые музыканты. Не сел в Большой театр на хорошую зарплату – все, пристраивайся в крематорий на похоронах играть. Потому что трудно творческому человеку вертеться, как носок в стиральной машине, влезать в каждую щель и заговаривать зубы нужным людям.

А Надя… Она как будто для этого специально росла в большой семье. Мама, сама того не подозревая, давала средней дочери мастер-классы по выживанию в этом большом и суровом мире. Выбить очередную субсидию? Льготную путевку в приличный лагерь? Продвинуться в очереди на квартиру? С мясом выдрать у властей бесплатный земельный участок? Да после этого Надя могла, не моргнув глазом, уделать самую матерую паспортистку. Что уж говорить о рядовых директорах концертных залов?

За пару минут, пока Римма Ильинична вела Надю в гримерку, еще до того, как Платон широко улыбнулся и выдал: «Ого! А ты совсем не изменилась!», Надя успела мысленно узреть грандиозный триумф, который ждал ее с Платоном. Команда мечты – вот как их следовало назвать. Его богоподобная игра, помноженная на ее деловую хватку, – и мир, дрогнув, упадет к их ногам.

Надя не учла одного: вместе с лишними килограммами Платон потерял всякую совесть. Временами он вел себя мило и душевно, снова становился ее трогательным другом, почти родным человеком. А временами, когда кровь отливала от его мозга вниз, заставляя последний иссыхать от феерического идиотизма, Платон устремлялся на поиски приключений за стрелкой своего природного компаса. Кобелировал, если коротко. И тогда, – даже не со зла, а просто в тестостероновом тумане, – Платон забывал обо всем. О концертах, репетициях, встречах. О том, что если ты-таки явился на репетицию, то хорошо бы захватить ноты. И без смычка играть на виолончели довольно затруднительно.

Из агента, из уважающего себя концертного директора Надя постепенно превратилась в няньку. И как Римма Ильинична, столько сил отдавшая образованию сына, забыла втемяшить в его талантливую башку, что чужих теть трогать не надо, потому что от этого бывают болячки?

– Зря ты сказала ей, что ты моя жена, – Платон выдернул Надю из печального прошлого, чтобы погрузить в не менее безрадостное настоящее. – Это выставляет меня в дурном свете.

Надя чуть не поперхнулась – было бы чем. Из-за того, что пришлось нестись к Платону через весь город, не успела даже позавтракать.

– А ты собирался ей перезвонить?

– Ну… – Платон задумчиво наморщил лоб: Надя так и видела, как у него перед глазами высвечивается шкала женской привлекательности. – Вряд ли.

– Тогда скажи спасибо, не придется оправдываться, – она швырнула в чемодан несколько пар носков и с облегчением застегнула молнию: одним делом меньше.

– Как думаешь, это злокачественное? – вдруг донеслось ей в спину.

Надя обернулась: Платон сидел на кровати, натянув джинсы по колено, и задумчиво разглядывал родинку на левом плече.

– Ты долго будешь одеваться? Серьезно, у меня племянник быстрее в садик собирается.

– Не помню, она раньше у меня была или нет… Не знаешь хорошего дерматолога?

У Нади во рту бурлили всякие разные слова в адрес «злокачественной» родинки Платона и хождения по дерматологам. Но слова эти пришлось проглотить: хоть что-то. Такими темпами дожить до полноценного завтрака Наде удастся уже ближе к ужину. Опыт подсказывал ей, что проще успокоить Платона, чем спорить с ним, да и на споры у Нади не было ни сил, ни времени.

Поэтому она подошла к мужчине, в чьих глазах читалась тревога о неминуемой близкой кончине. Ох, как же хотелось отхлестать его, отлупить от души, чтобы привести в чувство! С какой старательностью и методичностью он испытывал ее терпение!

Надя глубоко вздохнула, подождала, пока кислород пробежит по организму и соберет излишки ярости, а потом склонилась над плечом Платона. Родинка была самая обыкновенная. Ничем не выдающаяся. Посредственная донельзя. А кроме того, она была у Платона еще с детства.

Но Надя почему-то замерла, пытаясь это сформулировать. Она знала, что должна что-то сказать Платону, но не могла вспомнить, что именно. Взгляд упрямо пополз от родинки дальше по плечу к крепкой шее и ключичной впадинке, где застыла последняя капля воды, которую почему-то очень хотелось подцепить кончиком пальца.

И Надя бы так и сделала, к вящему своему стыду, если бы в эту самую секунду телефон в ее заднем кармане не грянул трелью.

– Да! Это меня! – судорожно пробормотала она, хватаясь за гаджет.

– Я в курсе, – Платон бросил на нее озадаченный взгляд: мол, может, это не меня стоит показать специалисту? – Телефон же твой.

– Ага!

Надя хотела мазнуть пальцем по экрану, чтобы ответить, но телефон выскользнул из отчего-то вспотевшей ладони и с глухим стуком упал на ковер.

– Я… Я сейчас…

– Давай я…

Они пробормотали это одновременно, но Надя так спешила нагнуться первой, что не рассчитала и коснулась рукой того, что трогать никогда в своей жизни не планировала. Не в смысле вообще, а в смысле у Платона.

– Извини, я… – Наде показалось, что она вот-вот задохнется. – Я отвечу… – Телефон все же удалось подцепить дрожащими пальцами, и Надя ответила на звонок, прочитав имя Саши, но не сразу заметив, что набрал он ее по видеосвязи. – Привет, милый.

Она резко выпрямилась, одернула блузку, но помогло это слабо. Вид у нее был, как у человека, застуканного на месте преступления. Щеки горели, волосы растрепались, а глаза норовили выскочить из орбит.

– А ты где? – Саша обеспокоенно щурился в телефонную камеру, и Надя повернулась так, чтобы он не мог разглядеть за ее спиной сексодром Платона. – Ты в порядке вообще?

– Я?! Конечно, в порядке! – Надя попыталась придать голосу убедительности. – Собираюсь в Вену, предупреждала же. Забыл?

– Не я один, – шепнул Платон, довольный своим чувством юмора, и Надя показала ему кулак.

– Ты так и не сказала, где ты! – Саша вытянул шею, как будто это помогло бы ему увидеть всю комнату. – Я приехал, а твоя сестра говорит, что тебя со вчерашнего вечера не видела.

Ну Машка! Зараза мелкая! Восемнадцать лет, а ведет себя… Все потому, что Надя отказалась прикрыть ее перед родителями, когда Маша намылилась на Казантип с друзьями. И надо было Саше именно сегодня сыграть роль ревнивого жениха! Только ведь в субботу вместе ужинали, мало ему, что ли?

– А зачем ты вообще при… – и тут Надю осенило.

Воспоминание ослепило вспышкой: вот Надя проверяет документы в визовый центр, а в наушнике у нее что-то болтает Саша. Мол, опять ты куда-то улетаешь… Опять с ним… Давай я хотя бы отвезу тебя в аэропорт… Конечно, милый. Твою ж! Все из головы вылетело, когда Платон не взял трубку, и пришлось мчаться к нему…

– Малы-ы-ыш, – полувопросительно-полувиновато протянула она.

И как Платон делает это невинное выражение лица, даже когда его поймаешь без штанов? Этот честный-пречестный взгляд, – вот как у него получается?

– Ты забыла, – отрезал Саша. – Ты опять про меня забыла. Я вообще тебе нужен? Хоть немного? – он сделал паузу, давая Наде возможность оправдаться, но не успела она сформулировать правильные извинения, как он нанес следующий удар. – Ты опять у него.

Это был даже не вопрос, и Надя неопределенно склонила голову набок. При желании этот жест можно было принять и за «да», и за «нет», – по желанию вопрошающего. Но Саша уже все для себя решил.

Надя набрала в легкие воздуха, чтобы наплести Саше, почему Платон ну никак не мог обойтись без ее помощи, – что-то про форс-мажор, это всегда звучит солидно. Но Платон в кои-то веки решил повести себя по-дружески. Прийти на выручку товарищу.

– Малыш! – бодро воскликнул он, как Карлсон, подскочил к Наде и весело помахал на камеру. – Честное слово, все невинно! Мы просто собираем мой чемодан. А то я ночью не успел… Не до того было, сам понимаешь. Так что ты Надюшу не ругай, я тебе ее верну в целости и сохранности.

Надя обреченно провела по лицу пятерней. Да, в дружеской помощи лучше тренироваться заранее. Не умеешь – не суйся. И если уж тебе приспичило убедить парня своей подруги, что у тебя с ней ничего нет, попробуй для начала одеться.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации