Текст книги "Укротить ловеласа"

– Но… Я думала, это шаг вперед… – Надя ожидала чего угодно, только не разноса.

– Надо было готовить почву. Наращивать популярность, нарабатывать имя. А это, – Воскобойников ткнул пальцем в афишу венского концерта, непонятно откуда взявшуюся на стене, – позор. Еще и с ошибкой… Я бы уволил вас, если бы он вами так не дорожил. Словом, я даю вам полгода. И если через полгода имя Платон Барабаш по-прежнему будет пустым звуком для европейского слушателя, я выполню вашу просьбу: передам его другому агенту. А вас, Надежда, уволю.

Надя моргнула. Впервые Олег Натанович назвал ее полным именем, вот только особой радости это почему-то не принесло.

Глава 5

– И что ты теперь будешь делать?

Надя съежилась. На нее смотрели четыре пары глаз: Машкины, Ромины, Димины и Юлины. У Юли на груди еще висел Андрюха, но ему в свои два месяца до теткиных рабочих перипетий не было никакого дела.

Весь цвет семейства Павленко собрался на родительской кухне. Стоило Маше написать в общий чат под названием «Семейники» с кучей аляповатых эмодзи, что Надю вот-вот уволят и вообще у нее, по ходу, депрессия, как Юля подхватила младшего, а Дима отпросился у жены. Маше с Ромой ехать ниоткуда не требовалось: они вместе с Надей все еще обретались в четырехкомнатном семейном гнезде.

Такова уж была традиция Павленко: на чьи-то проблемы реагировали всем кланом. Тут же собиралась опергруппа, и хотел ли того виновник торжества, нет ли, – сообща разрабатывали план действий.

Надя была бы не против сейчас побыть одна, но сама допустила роковую ошибку: проболталась Машке. А та и рада была поднять тревогу и объявить чрезвычайное положение. Куда деваться? Пришлось выкладывать братьям и сестрам, к чему привела карьера музыкального агента.

– Не знаю… Может, написать по собственному? – Надя уныло потянулась за сушкой.

– Еще чего! – Машка звонко шлепнула сестру по руке. – Никакого заедания углеводами.

– Сейчас кризис, – Дима задумчиво потер отросшую щетину. Как только решил поддаться моде и отрастить бороду, так и трогал ее, не переставая, а то вдруг бы кто не заметил главный признак маскулинности. – Самой увольняться – самоубийство.

– А как я его тебе за полгода раскручу до уровня Мацуева? – возмутилась Надя. Легко всем советовать, когда они в этой сфере ничегошеньки не понимают!

– А Мацуев – кто у нас? – нахмурился Рома и тут же полез гуглить.

Что и требовалось доказать! Роме-то повезло: он выбрал такую профессию, что остаться без работы ему не светило вовсе. Будучи гейм-дизайнером, он от компьютера отрывался в двух случаях: когда хотел спать или в туалет. Даже еду ему мама, смирившись, приносила в комнату.

Забавно, но за него родители переживали сильнее, чем за остальных отпрысков, ведь Рома лет с семи почти не выпускал из рук джойстик. Даже ставили ему в пример Надю. Вот, мол, посмотри, сама решила музыкой заниматься, на скрипочке играет… И что в итоге? Рома заколачивает больше ста в месяц, и уже давно мог бы накопить на квартиру или ее снять, если бы ему не было настолько лень. А Надя впахивает, как проклятая, и ее же еще грозят уволить. И пойми после этого, где в этом мире справедливость!

– Дирижер, что ли, – пробормотала Юля, поморщившись от боли: третий из ее детей оказался самым прожорливым.

– А можно это как-то свернуть? – Рома брезгливо хмыкнул. – Мы тут, вообще-то, чай пьем…

– Это – твой родной племянник, – отрезала Юля. На правах старшей она из всех споров выходила победителем. – А будешь продолжать в том же духе, кроме него тебе некому будет подать стакан воды в старости.

– А, пианист, значит, – Рома отложил телефон на стол. – Ну да, у него в инсте несколько лямов подписоты. Поди, целая команда пиарщиков.

– Ну, вообще-то я тоже веду «Инстаграм» Платона, – Надя гордо приосанилась.

– О, дай глянуть! – оживился Рома и снова вцепился в телефон, как будто за пару секунд без гаджета у него начинали нестерпимо зудеть пальцы.

Надя, конечно, всеми силами стремилась осваивать просторы соцсетей. Понимала, что в двадцать первом веке без этого никуда. Но к особым успехам ее потуги не привели, хотя она исправно выкладывала фото и видео с концертов. Вообще-то Олег Натанович даже ставил ее в пример другим агентам: вот, мол, все по-современному, и оформление красивое.

– Тысяча подписчиков?! – Рома звонко хлопнул себя по лбу, а Дима, Юля и Маша синхронно покачали головами.

– Эпикфейл, систер, – осуждающе протянула Маша. – Даже у меня больше.

– У моей тоже около того, – поддакнул Дима. – Но она и не продвигается особо, так, селфится и беременное пузо выкладывает.

– Так это же классическая музыка! Ее сейчас почти никто не слушает!

Наде стало обидно: она-то рассчитывала, что братья и сестры ее поддержат и дружно ополчатся на Воскобойникова или хотя бы скажут, что ты, мол, сделала все, что могла, а твой труд никто не оценил, а они – вон что! Предательски ножом в спину…

– И откуда тогда у Мацуева несколько миллионов? – Дима аж подался вперед: ага, попалась!

– Так его по телику вечно крутят… – Надина уверенность в себе таяла с каждой секундой.

– Да кто его смотрит! – отмахнулся Рома. – Просто ты не можешь генерить нормальный контент.

– А знаешь, малой дело говорит, – Юля забила последний гвоздь в гроб Надиной самооценки. – Тебе просто нужен план.

– И где я его возьму?

– А мы на что? – Дима ловко выхватил сушку и закинул в рот: с детства был чемпионом по пищевому баскетболу. Как-то даже с пары метров попал спящему отцу в открытый рот кукурузной палочкой. Правда, в углу потом стоял до вечера, зато очень собой гордился.

– Да, тебе просто нужен портрет целевой аудитории. – Странно было слышать подобные слова от кормящей женщины, но Юля всегда хваталась за любую возможность отвлечься от детей и хоть ненадолго почувствовать себя деловой. – Опиши мне Платона. Кому он больше всего зайдет?

– Тут и думать не надо, – усмехнулась Надя. – Женщинам.

– Нет, ты опиши, – не унималась Юля. – Может, сейчас найдем его фишку.

– Ну… – Надя прикрыла глаза, вызывая в памяти образ Платона на последнем концерте. – Он классический такой красавчик. Высокий, мускулистый… На виолончели так играет… Как будто это прелюдия. Не в смысле музыкальная, а в смысле…

– Мы поняли, – подала голос Машка. – В смысле секса.

Теперь всеобщее внимание переключилось на младшенькую.

– Так-так-так… – по-отцовски начал Дима. – А тебе откуда знать?!

– Мне вообще-то восемнадцать! – Машка с вызовом выпятила подбородок. – У меня тоже может быть личная жизнь!

– Да нет у нее никого, – успокоила старших Надя. – Просто мелодрамы с утра до ночи по телику гоняет.

– Ах, так!.. – Маша задохнулась от обиды. – А она… она… Ее парень бросил!

– Еще одного спугнула?! – все снова повернулись к Наде.

– Саше-то ты чем не угодила? – Юля сочувственно вздохнула. – Такой хороший был…

– Это вас не… – начала было Надя, но Маша влезла вперед нее.

– Потому что она у Платона вечно торчит! Влюбилась, точно вам говорю!

– Я?! – пискнула Надя, потеряв свой нормальный тембр от возмущения.

– Ну точно, – констатировала Рома. – Втрескалась. Она всегда переходит на ультразвук, когда ее палят.

– Да не влюбилась я! – Надя аж вскочила. – Он… Он бабник, каких свет не видывал! Мне оно надо?

– Я когда свою встретил, тоже думал, что не по мне такая цаца, – Дима в очередной раз поскреб щетину и мечтательно уставился куда-то вдаль. – Думал, она меньше, чем за «лексус» не того… А она приличная девушка оказалась.

– Ну да, ну да, – саркастично скривилась Надя: Димина жена ей никогда особо не нравилась, лихо развела его на ипотеку и адскую работу с бешеными командировками. Но блажен, кто верует.

– Если хочешь знать мое мнение… – авторитетно затянул Дима.

– Не хочу, – быстро пробормотала Надя, но было уже поздно.

– Мужики гуляют от скуки. Или от недостатка уверенности в себе. А если ему мозги вправить… Я, кстати, и поговорить с ним могу…

– Глупости! – Юля спрятала грудь и подняла Андрюху вертикально, подложив на плечо сложенную пеленку. – Горбатого могила исправит. Тут дело в другом: если он тебе правда нравится, то это кончится плохо. Лучше тогда уволься сразу и не встречайся с ним больше. Потом сама спасибо скажешь.

– Да не влюблена я ни в кого! – крикнула Надя, и Андрей обиженно заканючил на плече у матери.

– Ч-ч-ч-ч… – зашипела Юля, стрельнув в среднюю сестру неодобрительным взглядом. – Могла бы просто сказать.

– А просто вы не понимаете, – уже тише добавила Надя.

– Сядь уже, все мы поняли, – Рома кивнул на свободную табуретку. – Если тебе надо его раскрутить – раскрутим. Я тебе кину ссыль на бесплатный курс по SMM. Там прям по делу, и много крутых лайфхаков. Зазырь – и будет ясно. А я тебе потом одного чувачка дам. По таргету. Я его по блату в фокус-группу игрухи моей включил, он за бесплатно во все новинки рубится. Вот пущай и отрабатывает.

Надю не часто радовало обилие родственников, которые готовы были сунуть не только нос, но и все остальные части тела в ее жизнь, однако сегодня был не тот случай. Вооружившись наушниками, блокнотом и здоровенной кружкой кофе, она плотно засела за изучение секретов продвижения.

К утру голова гудела от переизбытка информации, а в глаза будто засыпали песку, но Надя чувствовала прилив вдохновения. Теперь она знала, что самый последний тренд – это короткие ролики, которые пользователи захотят расшарить по Сети. Идея созрела сама собой: Платон должен играть не на сцене, а специально для своих подписчиков. Подписчиц, точнее. И делать это так, чтобы они неизбежно к нему прикипали. Всего-то и надо было, что объединить два главных таланта Платона: игру на виолончели и гипнотическое влияние на женщин. И во все это добавить щепотку эротизма для хайпа.

Надя чувствовала себя Менделеевым, который только-только очнулся после своего знаменитого сна про таблицу. Разница заключалась только в том, что Надя еще не ложилась, а потому ей срочно требовалась пара часов отдыха – и в бой.

Распластавшись на кровати и завернувшись в одеяло, она готова была уже забыться сном победителя, но не успела она отдаться в сладкие объятия Морфея, как противная телефонная трель выдернула ее из дремы.

– Да! Павленко! – пробормотала она в трубку, старательно разлепляя отяжелевшие веки.

– Да! Барабаш! – передразнили ее на том конце.

Надя застонала и откинулась на подушку.

– Я сплю!.. – жалобно протянула она.

– Ты что, опять?… – Платон явно напрягся. – Слушай, если у тебя проблемы с алкоголем, у моей мамы на лестничной клетке живет один нарколог…

– Да не пила я! Просто всю ночь не спала…

– Это что-то новенькое! Не иначе с Шуриком помирилась? Какой он у тебя, однако, выносливый… – Платон хихикнул, как подросток, прочитавший в лифте неприличное слово. – Я хочу знать подробности!

– Я отключаюсь.

– Ну погоди, погоди! – взмолился он. – Я ж любя… У меня тут билеты есть на «Золотую маску», может…

– Никаких билетов, никаких масок, – отрезала Надя. – Я – спать, а после обеда буду у тебя. И разгреби бардак, – и она сбросила звонок, поставила телефон на беззвучный и до кучи запихнула под подушку. Чтобы уж наверняка.

Проснулась она под бодрое громыхание посуды на кухне. Попробовала спрятаться от этого звука, но какое там! Если мама бралась за готовку, то заглушить могла даже воздушную тревогу.

– Ма-а-ам! Можно потише! – крикнула Надя, прорываясь сквозь звон кастрюль.

– О, Надек, ты уже проснулась! – зашаркали по коридору тапочки, и мама заглянула в комнату. – Заболела, что ли? Темно, как в бункере.

И, невзирая на Надины слабые протесты, раздвинула шторы и взяла со стола кружку из-под кофе.

– Маша говорит, тебя уволить хотят, – мама потрогала Надин лоб, словно той снова исполнилось пять. – Ты не переживай, у отца в автосервисе как раз приемщица в декрет ушла…

– Мам, у меня есть работа. Все нормально.

– Ну вот и ладненько. Я там харчо варю, приходи, как умоешься.

Надя дождалась, пока мама скроется в коридоре, и заставила себя сползти с кровати. Бойтесь своих желаний, так ведь люди говорят? Вот и Надя, всю жизнь сетовавшая на нехватку родительского внимания, теперь внезапно огребла его сполна. Аккурат к двадцати пяти годам, когда положено уже вылетать из гнезда. А куда лететь, если зарплаты хватит либо только на съемную квартиру, либо только на еду?

Впрочем, все, что ни делается – к лучшему. Теперь-то Надя это видела отчетливо, словно кто-то вставил ей в глаза линзы. Ей и правда не хватало навыков грамотного продвиженца, и, оказавшись на грани увольнения, Надя это осознала. Платон и его «Инстаграм» – вот ее пропуск к новому уровню жизни. Раскрутив аккаунт и одарив подопечного армией восторженных фанатов, Надя наконец обретет свободу. И тогда-то ей будет плевать, оставит ее Воскобойников в конторе или нет: она сможет стать частным концертным директором. Узнав об истории успеха Барабаша, к Наде выстроится очередь из музыкантов, и она будет зарабатывать даже больше, чем Рома. Но в отличие от него просиживать треники дома не станет, а найдет себе отдельное жилье.

Поднявшись на этаж Платона с блокнотом в сумочке и идеями в голове, Надя нажала кнопку звонка. Не хотела больше выпроваживать незнакомых девиц без особой надобности: на рейс ведь они сегодня не опаздывали. Дверь распахнулась через пару секунд, Платон явно был наготове. И Надя от неожиданности сначала обернулась: не стоит ли у нее за спиной какая-нибудь красотка? Ведь не мог же он так расстараться именно к ее, Надиному приходу?

Мало того, что на сей раз Платон был полностью одет, так поверх спортивных штанов был еще и повязан фартук, а с плеча свисало клетчатое кухонное полотенце. Кому-то, видимо, пришло в голову поиграть в образцовую хозяюшку.

– Ты кого-то ждешь? – озадаченно нахмурилась Надя, и тут ее осенило. Ну конечно! На свете была только одна женщина, ради которой Платон бы пошел на подвиг домоводства. – Римма Ильинична приехала?

– Мама? Нет, чур тебя, – Платон поморщился и отмахнулся. – Я сказал ей, что у меня репетиции с утра до ночи всю неделю. Она, правда, хочет теперь послушать, что мы там репетируем, но я что-нибудь придумаю… Да проходи уже, что ты стоишь!

Надя осторожно шагнула через порог. Так аккуратно, словно пол под ее ногами мог разверзнуться в любой момент, и тогда бы выяснилось, что все вокруг – всего лишь иллюзия, а сама Надя до сих пор мирно спит в своей комнате.

– Я приготовил белковую запеканку с куриными грудками и цветной капустой, – Платон нагнулся, чтобы поставить перед Надей тапочки. – Калорий мало, а вкусно так, что пальчики оближешь.

– Давай начистоту, – Надя закрыла за собой дверь и оперлась о косяк, чтобы скинуть туфли. – Ты все-таки был с той родинкой у дерматолога? Тебе брали биопсию? Все плохо?

– Чего? – хлопнул глазами Платон.

– Тебе осталось жить несколько месяцев? – продолжала гадать Надя. – Иначе с чего бы ты вдруг решил меня покормить? Грехи замаливаешь?

– Вот уникальный ты человек! – Платон обиженно цокнул. – Простого «спасибо» было бы достаточно. Я что, не могу сделать обед своей лучшей подруге?

Надя чуть рот не разинула от изумления. Либо Платона подменили на границе с Россией, либо этой ночью над ним ставили опыты инопланетяне. Лучшая подруга? С каких пор? Да, в детстве они дружили, но за последние месяцы… Даже нет, за последние годы он ни разу не спросил, как у нее вообще дела. И тут вдруг такое? Подозрительно. Очень и очень подозрительно.

В чудеса Надя не верила, в благие намерения Платона – тем более. Либо он успел где-то накосячить по-крупному и теперь готовил почву, чтобы об этом сообщить, либо собирался попросить о чем-то существенном и ужасно неприятном. И, намыливая руки в ванной, Надя гадала, чем для нее обернется запеканка с куриными грудками. Запахи, конечно, в квартире витали дразнящие, но аппетит пропал начисто. Надя могла только осматриваться по сторонам, включив дедукцию на максимум, и перебирать в голове самые ужасающие варианты событий. Заложил виолончель? В карты ее проиграл? Решил бросить музыку? Хочет сделать ремонт и временно поселиться в квартире Павленко? Или, не дай бог, подселить к ним Римму Ильиничну?

Надя вяло ковыряла вилкой запеканку и вполуха слушала беспредметную болтовню Платона. И вдруг ее словно молнией прошибло. Догадка была простой, но от этого не менее страшной. И, забыв про еду, Надя судорожно втянула в себя воздух, отчего кусочек курицы влетел не в то горло.

Надя распахнула рот, захрипела, как Дарт Вейдер, вцепилась в стол, отчаянно пытаясь вдохнуть. Глаза наполнились слезами, грудь сдавило от нехватки кислорода. Платон сориентировался моментально: бросил вилку, ломанулся к Наде и, сдернув ее со стула, обхватил сзади, чтобы сделать прием Геймлиха.

Такое Надя раньше видела только в кино и всегда думала, что подавившегося человека достаточно просто похлопать по спине. Ей казалось неправдоподобным, что в фильмах застрявшая еда всегда выскакивает изо рта, как снаряд из рогатки. Но сейчас курица, пусть и частично, совершила первый в своей жизни полет. На удивление, дальний. Недожеванный кусочек мяса пересек кухню и впечатался в окно, будто убиенная птица всю жизнь мечтала о свободе.

– Дышать можешь? – Платон развернул Надю лицом к себе: вид у него был перепуганный.

– Где ты… – она жадно глотнула воздуха. – Где ты этому научился?

– Нигде. В кино видел…

Вот и отрицай после этого великую силу искусства!

– Слушай, – Надя рухнула на стул и отодвинула тарелку от греха подальше. – Признайся честно, а? Ты решил сменить агента? Или агентство?

Платон посмотрел на нее очень печально и внимательно. Потом приложил ладонь к ее лбу точь-в-точь, как недавно сделала Надина мама. А потом склонился над ней, заглянул в глаза и медленно, тщательно выговаривая каждое слово, спросил:

– Тебе вообще сегодня поспать не удалось?

Надя раздраженно закатила глаза и откинулась на спинку стула.

– Давай вот без этого цирка! – простонала она. – Просто ответь: да или нет?

– Нет. Ноу. Найн, – он обошел вокруг стола и сел на свое место. – А теперь, будь добра, поясни мне, дураку, откуда у тебя вообще такие мысли?

– Просто… – от облегчения Надю аж бросило в холодный пот. – На работе проблемы, а тут еще ты со своей запеканкой…

– Напомни мне больше тебя никогда не кормить! – Платон снова вскочил и бросил полотенце на стол. – Я тут стараюсь…

– Ну, извини. Перенервничала, – теперь Наде уже стало стыдно за свое поведение.

Она поняла, почему преступники становятся рецидивистами: когда от человека ждешь плохого, он невольно продолжает вести себя соответствующе. Может, и Платон по какой-то неясной Наде причине вдруг решил стать другим и сделать ей приятное, а она тут сидит, обвиняет его во всех смертных грехах и плюется курицей.

– Знаешь что? – Платон вдруг подошел к Наде и опустился на одно колено. – У меня к тебе предложение.

Паника, отступившая было ненадолго, накатила с новой силой.

– Не-е-ет… – машинально прошептала Надя. – Только не это!

– Сейчас было обидно вообще-то, – скривился Платон. – Но я о другом. Надежда Викторовна Павленко, будете ли вы моим агентом в болезни и здравии, в горе и в радости, отныне и во веки веков?

Надя физически не смогла не улыбнуться. Иногда Платон становился таким трогательным, что мог уделать по умилительности целую стайку щенков лабрадора. И Надя тут же забыла, что всю свою гениальную стратегию затеяла только для того, чтобы от него отделаться.

– Да, – выдохнула она. – Конечно, да!

Платон поднялся, потянул Надю на себя и стиснул в объятиях.

– Погоди, – она смущенно вывернулась. – Не так быстро. Сначала я должна тебе кое-что сказать.

– То есть это тебе осталось жить несколько месяцев? – Платон отстранился.

– Нет. У меня есть шикарный план, как сделать тебя суперзвездой.

– Как Ростроповича?

– Бери выше, – Надя таинственно улыбнулась. – Но для этого мне нужны ты, твоя виолончель и красивый фон. Кстати, ты можешь сыграть что-нибудь из Синатры?

Глава 6

– Дорогие гости, прошу вашего внимания! – для пущей убедительности ведущий постучал по микрофону, отчего тот противно запищал.

Зал, под завязку набитый цветами, едой и, конечно, разряженной до неприличия публикой, стих. Убедившись, что дорогие гости таки оторвались от смакования крабов и утиной печенки, а тех, кто больше налегал на выпивку, уже осадили близсидящие, ведущий выдержал театральную паузу и возвестил:

– Первый танец молодых!

Свет тут же пригасили, оставив лишь яркий луч, выхватывающий сердцевину банкетного зала, не обремененную яствами. Зазвучала музыка, заструилась мягкая и сочная мелодия, бесстыже лаская уши, будто опытная любовница. И наконец всеобщему взору явилась пара молодоженов. Он – высокий и статный, она – тоненькая, как балерина с музыкальной шкатулки. Что и говорить: красивая пара. Мужчины в зале невольно втянули животы, женщины отодвинули от себя тарелки, чтобы вот с этой самой секунды уже точно начать худеть, не дожидаясь даже горячего.

Надя наблюдала за торжеством любви, стоя чуть поодаль, у дверей в служебное помещение. Потягивала шипучий напиток, – содовую, конечно, не шампанское, с ним она предпочла расстаться навеки, – и тоже ощущала колкое прикосновение зависти. Надю, правда, смущали не фигура невесты и не широкие плечи жениха, которого отхватила счастливица. Нет, Надю заставляла вздыхать та грация, с которой невеста кружила себя и свое пышное белоснежное платье по танцевальной площадке. Сама бы Надя уже минимум трижды наступила на ногу жениху или на собственный подол, а стуком пяток давно заглушила бы музыку.

Что же касается музыки… Платон Надю тоже беспокоил. Сначала сама идея со свадьбой вызвала у него бурный протест. Платон кочевряжился, как ребенок, которому впихивают лекарство. Да-да, именно как то самое капризное чадо, которое родители дружно пытаются оседлать с пипеткой в зубах, пока на заднем фоне бабушка пританцовывает с бубнами.

Едва аккаунт стараниями Нади и Роминого кудесника расцвел пышным цветом, как Надя осознала, для чего нужны все эти гигабайты электронного почтового ящика. Получай она письма по старинке на бумаге, дома давно закончились бы свободные емкости. Писали все: новообретенные фанатки Платона, рекламодатели, блогеры, музыканты, люди, которые вдруг вспомнили, что когда-то ели с Платоном в одной школьной столовой, а потому считают себя его друзьями. Кстати, не одолжит ли Платон пару билетиков на очередной концерт?

За пару месяцев Надя научилась печатать со скоростью стенографистки и забила целую кучу шаблонных писем на самые разные темы. Однако предложение выступить на свадьбе выбивалось из них всех. И прежде всего – суммой гонорара. Надя знала, что ее агентство не поощряет таких мероприятий, но ведь никто и не предлагал проводить платеж официально. Супруга нефтяного магната подписалась на Платона одной из первых и воспылала к нему столь трепетными чувствами, что выбила из мужа пугающе щедрую награду за голову и виолончель Барабаша. По крайней мере, за их присутствие на свадьбе дочери.

Платон, конечно, тут же сказал, что его талант цвел не для чужих свадеб. И плевать ему на то, за сколько сребреников Надя хочет продать его игру. Наде же на сребреники было не совсем плевать, потому что даже на свой куцый процент – особенно если в обход конторы – она бы оплатила аренду квартиры. Месяца на три – это уж как пить дать. Но больше прельщало Надю даже не это, а те связи, которые сулило одноединственное мероприятие. Платону предстояло выступать с двумя оперными дивами, австрийским скрипачом и главным тенором Мариинки. И все это – перед заместителем министра культуры.

Как это часто бывает, нефтяники, насытившись земными благами, озаботились духовными. Заказали себе генеалогическое древо и обнаружили где-то в его ветвях мелкого дворянина. Возомнив себя тут же потомственными аристократами, они бросились спонсировать симфоническую музыку, а свадьбу решили провести под живое исполнение мировых классиков. И на всем этом торжестве Платону отводилась особая роль: он играл вальс для первого танца молодых.

Уговаривать его пришлось долго. Надя уже боялась, что придется силком вытаскивать его из квартиры, пока он будет руками и ногами цепляться за дверной косяк, привлекла даже на помощь Римму Ильиничну. У той деньги в жизни стояли на втором месте сразу после любимого сына. Вырастив в одиночку не в меру прожорливого мальчика, она как никто знала, как трудно бывает заработать на пропитание, и всю себя посвятила раскладыванию запасов по кубышкам. Лучше любого финансового аналитика она знала, в какую валюту и в какие акции надо инвестировать. И была, пожалуй, единственным знакомым Наде пенсионером, которая смотрела лишь два канала по телевизору: «Культуру» и «РБК».

Именно благодаря своей бережливости и экономической прозорливости Римма Ильинична купила Платону ту самую дорогущую виолончель, которую с легкостью можно было бы променять на квартиру в Подмосковье. И потому, узнав от Нади, от какого гонорара собирается отказаться Платон, стремглав примчалась к сыну, картинно схватилась за сердце и завела традиционную кантату на тему «Сколько стоят похороны безвременно ушедшей матери».

Мамин визит, однако, возымел на Платона прямо противоположное действие. Выставив убитую горем Римму Ильиничну, он отчитал Надю за предательство и длинный язык и сказал еще, что лучше пойдет играть с протянутой рукой на городскую площадь, но не станет исполнять какие-то свадебные хитульки перед чавкающими нуворишами. Правда, на вопрос Нади, чем именно он станет играть, если протянет руку, Платон ответить затруднился.

Убедить Платона смог, как ни странно, все тот же гонорар. Но уже та его часть, что полагалась Наде. Когда она разозлилась и ушла от Платона, хлопнув дверью, и заявила, что найдет себе клиента посговорчивее, он впервые за долгие годы приехал за ней в резиденцию Павленко. Там в тот день отмечали Машино поступление в институт. Собрались все: Дима с женой, которая из-за огромного живота по-пингвиньи переваливалась с ноги на ногу, Юля с мужем и всеми отпрысками, Рома с девушкой, которую он каким-то чудом подцепил на форуме гейм-дизайнеров, и, конечно, Машины школьные подружки. И это еще не считая старших Павленко и тети Нины, которая по такому случаю выбралась из Лобни и зачем-то подарила Маше две трехлитровые банки меда.

Ни перед одним концертом, ни в одном театральном буфете еще не бывало так людно. Платон, привыкший жить в собственной – спасибо любимой бабуле – однушке, потерял дар речи. Молчал, словно все вокруг разговаривали на английском.

– И вы все вместе живете?! – полушепотом выдохнул он, когда Надя протащила его сквозь тернии любопытных родственников в комнату и разгребла на диване чужие сумки, чтобы Платон мог присесть.

– Почти все, – Надя вздохнула, услышав очередной взрыв смеха из большой комнаты: у Юлиного старшего выпали передние молочные зубы, и стихи он теперь читал очень потешно.

– А почему ты квартиру-то себе не снимешь?

И вот тут рассмеялась уже сама Надя. Даже не так: она дьявольски расхохоталась прямо Платону в лицо.

– Почему?! – надсадно спросила она. – Ты правда не понимаешь?! Ты хоть знаешь, какая у меня зарплата?…

Выслушав тираду риторических вопросов, Платон печально сник, виновато вскинул брови и наконец произнес то, что изменило Надину жизнь:

– Ладно, бог с ним. Давай я сыграю на этой свадьбе.

И вот не прошло и трех недель, как Надя стояла на чужом пиру и вглядывалась в именитых гостей, прикидывая, кого из них обработать первым. Чувствовала себя погано, эдаким музыкальным сутенером, и побаивалась, что Платон не выдержит и, прикрываясь виолончелью, как щитом, сбежит.

Местная публика хоть и очень косила под дворянских отпрысков, к высокому искусству приспособилась пока не вполне. Кто-то под шумок, пользуясь полумраком, тихонько обсасывал косточку, кто-то изгибался, чтобы сделать селфи на фоне молодых. Единственным, кого Платон захватил целиком, была хозяйка банкета и по совместительству заказчица музыки. Правда, в ее случае интерес сводился не столько к таланту Платона, сколько к нему самому.

Солидная дама, забыв о возрасте и лишних килограммах, всем телом сместилась к краю стула, вытянулась вперед, норовя вот-вот кувыркнуться носом вперед. Она замерла, наблюдая за стройным красавчиком и его смычком, как кобра перед броском, и Надя всерьез переживала, что, едва отзвучит последняя нота, как любвеобильная матушка невесты таки настигнет Платона. На сцене ли, в гримерке ли – не суть. Главное было держать руку на пульсе и в случае чего броситься даме наперерез.

Увлеченная своими наблюдениями, Надя не сразу заметила фотографа, что неотвратимо пятился на нее. Очнулась, лишь когда тот ощутимо отдавил ей ногу.

– Простите! – Он оторвался от видоискателя и обернулся.

– Тише! – Надя приложила палец к губам и взглядом указала на танцующую пару.

– И все равно извините, – прошептал фотограф и, предоставив камере болтаться на шее, протянул Наде руку. – Вадим.

– Надя.

Она была не слишком довольна, что ее оторвали от слежки, но фотограф, судя по всему, жаждал общаться. Встал рядом, будто бы невзначай, принялся перелистывать снимки на небольшом экране.

– На танец хватит, – изрек Вадим вполголоса. – Вот этот отличный, да?

– Ага, – Надя не планировала изучать свадебный фотоальбом, но тот кадр, что Вадим бесцеремонно пихнул ей под нос, вышел и правда живым.

– Ты тоже здесь работаешь? – Фотограф решил не утруждать себя церемониями и с ходу перешел на «ты».

Надя опешила: все, с кем она сталкивалась в мире музыки, выкали до упора, а подобное обращение было для них сродни хамству. И тут человек, которого она впервые видит, вдруг вываливает ей свое неприкрытое дружелюбие.

– С чего вы взяли? – От возмущения она даже забыла про Платона.

– Да так, глаз наметанный, – Вадим заговорщически подмигнул. – Жена моего друга – в модельном бизнесе, я брендовые шмотки на раз узнаю.

Надя невольно опустила взгляд на свое платье. Вообще-то оно ей нравилось, до этого самого момента, по крайней мере. Да, купленное на распродаже, да, не самой известной марки, но все же черное и элегантное. И сшито добротно.

– Да ты не обижайся, я даже рад, что ты не из этих мажоров, – Вадим по-свойски ткнул ее локтем в бок, отчего содовая выплеснулась через край и попала на платье.

– Послушайте!.. – Надя развела руки, оценивая масштабы трагедии. – Я…

– Упс! – спохватился Вадим, молнией метнулся к ближайшему столику и схватил с него льняную салфетку, сложенную в форме лебедя.

Тряхнул ее, расправил и, ничтоже сумняшеся, принялся ожесточенно втирать мокрое пятно в Надину ляжку. Надя даже опомниться не успела, шок парализовал ее, слова повылетали из головы. Такой наглости она со школьных времен еще не встречала. А тут взрослый вроде мужчина, фотограф, что тоже означает какую-никакую причастность к искусству, а ведет себя, как беспризорник.