Текст книги "Книга главных воспоминаний"

Алексей ничего не ел с самого утра и от того быстро опьянел. Новый патефон кричал на всю квартиру; очередной веселый мотив, народ поднялся на заводной танец. Ленка вытащила Осипова в пару к своей невзрачной подружке; да уж и все равно с кем танцевать, весело и хмельно. Смешная девчонка боялась поднять на него глаза, так застеснялась; двигалась скованно, то и дело пыталась наступить на ногу партнеру. Алексей незлобно подшучивал и даже проявил галантность, повторив танец еще раз – если учить, так чтобы запомнилось. Арина старалась изо всех сил, но полное отсутствие слуха и чувства ритма не давали возможности освоить танцевальное дело. Алексей мысленно пожалел несчастную девчушку; в конце второго танца похвалил ее за быстрые успехи, галантно поклонился и усадил партнершу в старое кресло рядом с патефоном. Она сказала что-то, первый раз набравшись храбрости и посмотрев ему в глаза, но он не услышал, так громко играла музыка; развернулся и скрылся в глубине прихожей. Пару минут назад он увидел, как в дверь вошла Галка Смирнова, красивая и веселая дочка заведующего кафедрой сопротивления материалов. Безо всяких сомнений, она волновала Алексея гораздо больше, и список причин тому был довольно объемный. Как-никак, самый сложный предмет на курсе.

Посиделки закончились к часу ночи, Коля начал разгонять народ. Леша присел в кухонное кресло и ненароком заснул. Через полчаса его растолкали; в квартире не было никого, кроме Коли, Лены и ее смешной подружки, они открыли последнюю бутылку вина и расслабленно сидели за столом. Коля и Лена уже запланировали свадьбу в августе этого года, потому моральных норм не придерживались и буквально через полчаса ушли в спальню матери.

Алексей из вежливости решил налить себе и девушке чаю, а потом предложил проводить бесцветное создание домой. Он чувствовал неловкость момента и злился на себя, крепкое вино все еще будоражило воображение; одновременно хотелось как можно скорее оказаться дома, а еще больше – на месте Коли за тяжелой коричневой дверью. Арина сидела напротив, смотрела на него восхищенно и боязливо. Все решилось само собой – девушка не высказала сопротивления ни словом, ни жестом; утром он проводил ее до общежития и пообещал навестить, как только сможет. Скорее всего, на выходных. На дворе второй послевоенный год, молодежь слишком занята восстановлением страны и не может уделять личной жизни слишком много внимания.

Однако в субботу Алексей вместе с сестрой отправились к матери на обед, а потом в Эрмитаж на открытие какой-то выставки. Потом всей семьей долго гуляли по Невскому, зашли в кафе; женщины ели мороженое, мужчины выпили по сто пятьдесят коньяка, закусив колбасой. Домой вернулись поздно, а в воскресение Алексей по графику отправился дежурить в лабораторию. Дни пробегали похожие один на другой, и вот уже снова пятница; смешная девушка Арина как-то совершено выпала из памяти. О ней напомнил Коля; после занятий девушки пригласили их в Екатерининский сад на прогулку. Сценарий прошлых выходных повторился почти в точности, только без шумных посиделок – прогулка, бутылка вина, патефон в квартире Столыпина, торопливый секс в кресле в гостиной. Арина не посмела даже намекнуть – неплохо было бы проявить внимание и появиться в ее общежитии еще несколько дней назад, как он обещал. Но она молчала, и Алексей сделал очевидный вывод: простушка, что говорить. Таких теперь немало приезжает в северную столицу.

Пятничные встречи сохранялись с завидной регулярностью еще целый месяц, до приезда Колиной матери; Ольга Петровна Столыпина вернулась из мурманской командировки почти на три недели позже, чем планировала. Все к лучшему, подумал тогда Алексей; где же теперь им встречаться? У него малолетняя сестра, практически на полном попечении, у Арины – комната в общаге и три соседки. Обстоятельства превышают возможности, ничего не попишешь. Но события повернулись совершенно неожиданным образом.

После прекращения ночных посиделок в квартире приятеля прошло три-четыре недели; за это время Алексей всего один-единственный раз сходил с Ариной в парк после учебы и пропал, обещая обязательно «что-нибудь» придумать. Он возвращался домой после воскресного дежурства в лаборатории; неожиданно вместо сестры дверь открыла мать. Анастасия поздоровалась с ним довольно взволнованным голосом, в глазах – знакомый возбужденный блеск. В ту секунду в голове Алексея пронеслась мысль: его мама, она слишком хороша для матери взрослых детей, слишком молода для почти сорокалетней женщины. Он прошел через коридор на кухню и увидел Арину. Она сидела за столом; услышав звуки его голоса, стала нервно дергать и без того плохо сидевшее шерстяное платье. Спутанные рыжеватые волосы собраны в пучок на затылке, лицо бледное и несчастное; только подойдя поближе, Алексей понял – она плакала. Арина тихо поздоровалась с ним и понуро опустила голову. Он понял все, не начиная разговор; холодная волна прокатилась по спине. Сестра и мать сели за стол рядом с пострадавшей, и Анастасия начала без длинных вступлений.

– Алеша, в нашем доме подлецов не должно быть. Ребенку нужен отец.

В тот момент одна-единственная мысль пронеслась у него в голове: после всего, что они прошли вместе, после страшной войны; и вот теперь, когда его жизнь только начала налаживаться и появились неплохие перспективы? Он стоял и молча смотрел то на мать, то на Арину. Все притихли, понимая – все будет так, как решит Анастасия Сергеевна. Уже много лет подряд все они обязаны ей не только рождением, но и жизнью после блокады, и всем, что у них теперь есть.

– Не переживай, Алеша, мы поможем. Институт закончишь, Ариночка пока может прервать образование, училище всегда подождет, тут без сомнений. Так что решайте, молодые, что да когда. Грех на душу не возьмем, правда, Алеша?

Несколько дней после очной ставки Алексей не мог уснуть, он вспоминал жизнь своей семьи; его отца и тайну, окутавшую его появление в доме матери. Эх, была бы Софья жива, теперь-то он точно выудил бы из нее все, что она знала; потом блокада и гибель Вячеслава Николаевича, потом смерть сестры и Софьи Игнатьевны. Старый еврей и его большая квартира, ночной лед Ладожского озера, а потом красивый черный автомобиль и полковничья рука, крепко обнимавшая мать за талию.

Через месяц с небольшим Арина переехала из общежития в дом на Петроградской. Свадьба была скромной; только Осиповы, Чернышев и пара школьных коллег Анастасии; родителям Арины отправили телеграмму. Молодая жена ушла в академический отпуск и с первого дня своего пребывания в квартире принялась за хозяйство. Больше всех ее появлению обрадовалась Леночка; тут все ясно – вопросы уборки и еды теперь были решены сами собой. Алексей старался сохранять бодрость духа и чтобы как-то отвлечься от сложившейся ситуации, с головой погрузился в учебу и работу. По утрам будущий отец торопливо спускался по ступенькам к парадной двери и ровно через пять минут как будто совершенно забывал о произошедшем; до самого вечера он не вспоминал о том, что жизнь его круто переменилась буквально за один месяц. Однако за ужином он ощущал, как над ним нависает тоскливое душное облако – как Алексей ни пытался быть веселым, он впадал в печальное и раздраженное оцепенение. Арина чувствовала его недовольство и старалась найти себе ка кое-нибудь важное занятие в другой комнате.

Странное дело, но поперек всей житейской логике деревенская девочка оказалась не очень хорошей хозяйкой. Ее уборка оставляла желать лучшего, постиранные вещи почему-то тут же становились серыми, включая белые рубашки мужа, да и стряпня была сварганена на скорую руку; заправка в супе порезана большими невкусными кусками, а пюре, какой картофель ни попадись, всегда было комочками. Каждую ночь Алексей исправно выполнял супружеский долг; он старался закрыть глаза и представить себе страстную докторшу – с ней они вытворяли такие штуки, о существовании которых он даже не подозревал.

По прошествии нескольких месяцев Алексей в отчаянии написал матери письмо, суть которого свелась к одной-единственной фразе: «Не могу любить ее, мама, не могу…» Но письмо осталось без ответа; чем больше рос живот, тем яснее становилось, что ничего уже не поменяешь, не стоит и пытаться, а что дальше – лучше не думать. За пару месяцев до родов всей семьей отмечали день рождения Чернышева; Анастасия накрыла стол в военной квартире; из гостей только пара сослуживцев мужа, Алексей, Елена и Арина. Будучи уже сильно под хмельком, Степан Иванович обнял Алексея за шею, наклонился и негромко сказал:

– Ты смотри, Леха, не дури. Тебе сейчас карьеру делать надо. Разведенных в партию не берут, а ты ведь не хочешь за Урал по распределению… Так что раскинь мозгами.

В январе сорок восьмого года у Арины родилась девочка, всего два с половиной килограмма весом, но в целом вполне здоровая. Назвали Натальей. Вместо оживления и счастливой неразберихи, какая обычно случается в доме после появления ребенка, квартира на Петроградской совсем опустела. Елена досрочно заканчивала вечернюю школу, параллельно пошла работать в столовую при институте, где учился Алексей; вечерами сидела в библиотеке, активно готовясь поступать на вечернее отделение в институт пищевой промышленности. Решение не быть учителем английского языка пришлось не по вкусу матери и отчиму, но девчонка настояла на своем. Кто жил при социализме, тот знает: работник общественного питания в любом виде – заведомо богатый человек. Что касается Алексея, то помимо работы и учебы он вступил в коммунистическую партию и уже имел прочное положение в парткоме института. Теперь он был занят еще больше и приходил домой не раньше девяти вечера. К тому же как раз в апреле сорок восьмого года в его институт из Ташкента перевелась прекрасная девушка Тамара; под чутким руководством Алексея она получила хорошую комнату в общежитии, где проживала совершенно одна. Также Тамара познакомилась с самыми придирчивыми педагогами, которые согласились помочь ей догнать остальных студентов и успешно сдать сессию.

Все эти обстоятельства привели к тому, что Арина практически все время находилась дома одна. Пару раз в месяц забегала Анастасия Сергеевна; обычно она опаздывала к договоренному времени на час или два и оттого делала свой приход бесполезным – после семи вечера не работает ни женская консультация, ни молочная кухня. Арина не жаловалась и даже воспринимала все происходящее как должное; иногда по вечерам она бродила по опустевшей квартире из комнаты в комнату и думала о том, как же ей повезло. Спроси еще год назад, где она будет жить, никогда бы не подумала – огромная четырехкомнатная квартира на Петроградской стороне. Ее приятельницы из училища встречались с рабочими Путиловского завода или железнодорожниками с Московского вокзала; пределом мечтаний был непьющий мастер с комнатой в общежитии. Судьба сделала Арине невероятный подарок, такой подарок, о котором она даже не мечтала; и теперь надо приложить все силы, чтобы не упустить свалившееся на голову счастье.

Майские праздники прошли тревожно – Алеша почти все дни отсутствовал; он организовывал демонстрацию по случаю Дня Победы. Третьего числа пришел домой совсем поздно, изрядно подвыпивший; от рубашки сильно пахло каким-то необычным ароматом. После той ночи Арина решила – как бы ни хотелось спать, надо всегда ждать его, потому что ночная кукушка дневную запросто перекукует. Она мало что понимала в ночном куковании и свято верила, что сам процесс, какой был он ни был, в любом случае делает мужчину довольным. В часы размышлений о семейной жизни она вспоминала, как мать гоняла по двору пьяного отца, пришедшего домой гораздо позже дозволенного:

– Господи упаси, да что ж это?! У нее что – поперек, а у всех вдоль? Так нет, у всех вдоль, дурень эдакий! У всех!

Вспомнила, да так и не смогла до конца жизни сделать правильный вывод из этих воспоминаний.

Девятого мая Алексей с самого утра был на параде, он шел в головной колонне своего института и нес самый большой транспарант; в три часа дети были приглашены на обед к Анастасии Сергеевне. Праздновали шумно и весело, с большим количеством спиртного; параллельно хозяйка дома показывала Арине, как правильно накрывать на стол, а потом вынесла томик детских стихов и сказок, а потом еще несколько книг – стихи Есенина, Тютчева и, конечно, Пушкин.

– Молодые должны воспитывать новое поколение в культуре! Вот что важно! Ребенок с рождения должен уметь держаться за столом и знать наизусть чем больше, тем лучше! Как только подрастет, надо устраивать вечерние чтения после ужина, это для всей семьи полезно. Ариночка, вам необходимо заняться гардеробом, посоветую одну даму, шилась у нее еще до войны. Девочке надо давать хороший пример.

Арина ловила каждое слово, неустанно вспоминая о той странно пахнущей рубашке, и каждое слово Анастасии Сергеевны успокаивало ее. Между строк она читала безусловную поддержку и принятие невестки такой, какая она есть. Предмет воспитания тем временем тихо посапывал в коляске; ее оставили в прихожей, подальше от громких разговоров. Одна из важнейших тем для беседы – карьера Алексея, в которой приняли живое участие все присутствующие. Чернышев предложил свою помощь в будущем распределении, но оказалось, место старшего лаборанта на кафедре ядерной физики уже забронировано для Осипова Алексея Вячеславовича; и все по той же партийной линии. Многие более талантливые однокурсники имели все шансы уехать если не на Камчатку, то уж в Екатеринбург во всяком случае.

Жизнь двигалась дальше, и как бы Анастасия ни высказывала своего расположения к невестке, Алексей продолжал жить так, как ему хотелось; со временем у Арины сформировалась привычка рассматривать и обнюхивать любую вещь, оставленную мужем в стирку. Особым успехом она считала осмотр мужских трусов; характерный вид остатков мужского семени и запах, который невозможно спутать ни с чем – вот что она обнаружила после очередного партийного заседания.

С сентября сорок восьмого года Алексею прибавили зарплату в лаборатории, и если учесть его повышенную стипендию, то получался немалый доход. Алексей завел привычку приглашать гостей; народ приходил разный – парочка кандидатов наук из его лаборатории вместе с женами, товарищ по парткому из института, знакомый ассистент с кафедры. После таких посиделок он частенько закрывался в кабинете отца до позднего вечера, что-то торопливо писал, а потом выходил из дому и отсутствовал в течение полутора часов. В это время Арина на скорую руку мыла посуду; после деревенского мытья на вилках и ножах часто оставались кусочки пищи, а в сушилке стояли тарелки, пахнущие мылом. Во время бурных возлияний, когда бутылки с водкой уже наполовину пустели, Арина присаживалась за стол рядом с Алексеем; в подпитом состоянии муж всегда был весел, он прилюдно хватал ее за бока и громко смеялся.

– Эх, Аринка!

Каждую ночь Алексей за пять-десять минут получал быстрое удовольствие; еще меньше времени уходило, если он был пьян. От этой регулярности Арина получала важное послание – ее семейная жизнь продолжается, и все сложилось более чем удачно, особенно если взять в расчет утреннюю тошноту последние несколько дней. Бог даст, будет мальчик.

Что лучше, друг мой? Три тысячи лет назад Ты возвысил женщину, родившую ребенка без любви к живому мужчине, и тем самым перечеркнул самое важное. Что еще имеет значение на земле, кроме любви? Чем еще может быть счастлив человек, кроме любви?

Превратить самое прекрасное чувство в стыд, это ли не самый страшный грех, Отец наш? Много тысяч лет рождаются детеныши человека разумного, рождаются от обязанности, от стремления разбогатеть или утвердить свое положение в обществе, от страха умереть беспомощным и одиноким. Я представляю себе – а если бы люди занимались любовью только с любимыми, только по любви, какие дети рождались бы тогда?

Глава 3

Летом сорок девятого года у Алексея родился сын Сашенька, крупный здоровый малыш. В отличие от дочери, голос его был зычный и требовательный; звуки первых детских желаний и неприятностей разлетались по большой квартире гулким эхом и днем, и ночью. Часов в семь вечера Арина старалась хорошо накормить сына грудью и уложить спать; муж приходил в девять-десять часов, в тишине он мог поесть и выпить рюмочку, а там уже к одиннадцати вечера ложился спать. Хуже, если он приходил домой ближе в двенадцати, частенько подвыпивший и громкий; младенец просыпался и начинал кричать, Алексей раздражался. Приходилось ставить штофик водки с закуской или вчерашним супом, бежать укачивать, а потом в спальню – лечь на спину и выполнить долг перед мужем, самая необременительная из всех ее домашних обязанностей. Но даже этот сценарий позднего прихода был вполне приемлем, просто несколько более хлопотный. Ничего, завтра будет возможность поспать вместе с детьми в обеденное время.

Свекровь с полковником подарили детскую кроватку на изогнутых полозьях, так что теперь можно было укладывать дочь, ложиться рядом с ней на кровать и свободной рукой покачивать сына. Только через месяц после родов Анастасия Сергеевна и Чернышев приехали увидеть внука; Арина наспех накрыла стол. Посидели хорошо, каждый подержал Сашеньку на руках и выказал восхищение, до чего же мальчик похож на отца. Часам к шести убежала Лена, подруги ждали ее – в военной академии на Политехнической намечались танцы; Алексей раскланялся через час: дежурство в лаборатории; еще минут через двадцать мальчик начал плакать; Анастасия вместе с мужем засобирались, и полдевятого вечера наступила тишина. Каждый в этой семье был доволен; все имели собственную полочку жизненных удобств, которые в принципе давали возможность не обращать внимания на мелкие неприятности. С самого начала важным правилом существования было одно – никто не высказывал друг другу свои настоящие мысли и истинные переживания, ведь любое, даже самое шаткое равновесие гораздо лучше военных переворотов. Образ Софьи и маленькой беззащитной девочки, молчанием и натужной улыбкой выцарапавших себе место под солнцем, навсегда поселился между этими людьми.

Анастасия на самом деле не замечала всего происходящего в квартире на Петроградской; она много работала с новым коллективом девочек, пропадала на репетициях шесть дней в неделю. Благодаря ее усилиям труппа снова делала успехи быстрее, чем другие коллективы города. При этом Настя наравне с ученицами прорабатывала все элементы танца. В репетиционном зале очень быстро наступала духота; только устроив сквозняк можно было довести занятие до конца, не задохнувшись. Через узкую форточку прорывался холодный поток воздуха, снежинки падали на влажную блузу и тут же исчезали. В результате таких физических нагрузок в конце ноября сорок девятого Анастасия Сергеевна подхватила пневмонию. Чернышев организовал консультацию известного профессора прямо на дому, а также достал все нужные лекарства в самый короткий срок, так что больная поправлялась на глазах и через месяц уже выходила из дома, хотя все еще ощущала выраженную слабость и упадок сил. Такое состояние сильно тяготило ее. Доктора все еще не разрешали возобновить работу, а в начале марта в Москве намечался грандиозный фестиваль танцевальных коллективов со всей страны. Вот уже январь, времени оставалось совсем немного; Анастасия попробовала сделать несколько замысловатых выпадов из новой постановки и тут же свалилась в кресло – голова кружилась, сердце выпрыгивало из груди. Тут же в памяти всплыл образ матери; изнуряющая болезнь, тяжкое свистящее дыхание. Анастасия почти физически ощущала приторный запах старых склянок, напоминавший о том, как хрупка и конечна наша жизнь.

Настя испугалась. Буквально в начале февраля Алексей устроил ей путевку в санаторий «Кисловодск»; там поправляли свое здоровье самые известные физики со всей страны. Анастасия Сергеевна собрала вещи и села в поезд «Ленинград-Кисловодск». Целых двое суток она читала «Идиота», погрузившись в мир, такой близкий ее детским воспоминаниям. Она думала о судьбе несчастной Настасьи Филипповны; какая такая демоническая сила не давала красивой и умной женщине определить свою судьбу наилучшим образом? Образ мыслей главной героини казался непонятным и даже каким-то психиатрическим.

Бесконечные страдания мечущегося человека… и тут я жалею, что Ты не читаешь написанного людьми. Может быть, пришел час, и Ты наконец поймешь бесконечную неоднозначность человеческой жизни. Какой невероятной чуткостью к чужим страданиям надо обладать, чтобы писать такое? Но каждый выносит из прочитанного только то, что может осознать. К Твоим книгам, друг мой, это правило имеет самое непосредственное отношение.

Кисловодск оказался чудесным местом, с первого же дня Настя почувствовала себя гораздо лучше. Санаторские доктора выписали ей ингаляции с минеральной водой и грязевые ванны; сама себе Анастасия Сергеевна назначила ежедневные прогулки по парку, не менее двух часов. Она шагала вдоль быстрой горной речушки и размышляла о том, как же хорошо сложилась ее судьба, вопреки внешним обстоятельствам. Вокруг красота, на горизонте – Кавказский хребет; сосновый парк, а сосны совсем не такие как в Питере – здесь они высокие и стройные. Настя прижалась щекой к стволу – даже запах совсем другой; меньше хвои, больше солнца и тепла. Одного просить у Господа – пусть все будет так, как теперь, и пусть в ее жизни ничего не меняется. Наконец-то настало то самое равновесие – ее семья существовала спокойно и ровно, не мешая Насте жить так, как ей хочется.

Три или четыре дня Анастасия Сергеевна почти сознательно избегала компаний, стараясь проводить время в тишине; она расширила географию прогулок и изучала город пешком. Она подолгу разглядывала прекрасные здания, выстроенные еще до революции; любовалась ими, проходя мимо. Больше всего восхитила дача балерины Кшесинской; прекрасный маленький дворец на высоком холме. Настя остановилась и подумала – что, если бы все пошло не так? Если бы не случился этот ужасный переворот, если бы император Николай не отказался от престола? Тогда отец непременно стал бы еще более богат и купил бы любимой дочери вот такой особняк.

В один из дней Настя отправилась на выставку картин; ее устроили на бывшей даче какого-то русского художника, в самом центре Кисловодского парка. Выставка не сильно впечатлила, но зато Анастасия столкнулась с компанией физиков из ее санатория. Несколько мужчин уже в довольно зрелом возрасте, веселых и умных; в итоге знакомства она была приглашена тем же вечером в ресторан. Кавалеры оказались при деньгах; причины очевидны – физики в стране, всецело работающей на вооружение. Столько гениев за одним столом, и никто про них ничего не знает. Хотя нет, про одного Настя слышала – Зацепин Валентин Павлович, доктор наук, профессор, директор московского НИИ ядерной физики, основанного буквально несколько лет назад. Валентину Павловичу было шестьдесят лет. В отличие от своих сослуживцев он был высок и строен, остальные уже страдали возрастной сутулостью и поплывшей талией. К тому же, Валентин Павлович оказался большим шутником, он вспоминал интересные истории из жизни народов севера и очень смешно изображал их речь. Вечер прошел невероятно душевно и весело; доцент из того же московского НИИ, Александр Шульский, увлекательно рассказывал про встречу со шведскими учеными; потом про недавнюю поездку в Зальцбург, а потом про Кубу. Спохватились ближе к полуночи; санаторий – не гостиница, могли и наказать за нарушение режима. Но дежурный на проходной, увидев Валентина Павловича, сию минуту открыл запертую дверь и пустил всю компанию внутрь безо всяких замечаний.

На утро новые знакомые пригласили Анастасию Сергеевну позавтракать, а потом предложили бессовестно пропустить лечебные процедуры и поехать в Архызское ущелье. Валентин Павлович заказал маленький автобус с водителем.

– Поедемте, Настя. Грех приехать в Кисловодск и не побывать в горах!

– Вам невозможно отказать, Валентин Павлович!

– Вот и хорошо, встречаемся тайком около задней калитки.

В дороге пели песни и прихлебывали из трофейной немецкой фляги; питье было не меньше пятидесяти градусов, кто-то из местных жителей тайком от государства готовил невероятную водку на лимонах; после нескольких глотков Настя выбралась из машины в совершенно воздушном состоянии.

Маленький горный поселок, смешные домики теснились у берега стремительной реки; через дорогу прямо на улице женщина жарила хычины. Народ побежал на запах; после выпитого в машине не мешало аппетитно закусить. Горячая лепешка с сыром таяла во рту; казалось, ничего вкуснее Анастасия Сергеевна не ела никогда в жизни. Тронулись в путь по горной тропе, пешком; впереди гряда вершин, уходящая в бесконечность. Как будто и не на Земле все это, а где-то на другой планете, живущей совсем другим временем, которое тянется намного медленнее и с гораздо большим смыслом. Они шли по направлению к леднику; Валентин Павлович рассказывал про новые космические проекты, Настя завороженно слушала. Все мужчины в ее жизни отличались крепостью духа и выполняли свои мужские обязанности без лишних сожалений; теперь она столкнулась с неведомым доселе явлением – оказывается, мужчина просто обязан быть гением.

Мимо прошла отара овец, двое пастухов неспешно ехали на лошадях по обе стороны от стада; тот, что ехал ближе к дороге, то и дело поглядывал на Анастасию и улыбался, напевая какой-то непонятный мотив. Настя шла рядом с Зацепиным и представляла себе его, выступающего с большой трибуны, в белой рубашке и черном пиджаке на широких плечах. Мужественный, седой, похожий на величественную скалу. В голове сразу нарисовалась картина – вокруг холмы да пригорки, а на горизонте высокий утес, выше всех и такой недоступный; только птицы кружат вокруг и кричат на разные голоса победную песню.

Насладившись неимоверной красотой Кавказских гор, компания вернулась в Кисловодск около десяти вечера и снова отправилась в ресторан. Водитель автобуса подсказал веселое место с прекрасной бараниной и живой музыкой. Пришло время танца – барабан отбивал ритм, и Настя кружилась в стремительном движении, в один миг превратившись в молодого, полного страсти джигита. Местный народ застыл в удивлении – впервые женщина танцевала мужскую партию лезгинки; танцевала так, словно родилась на этой земле и дышала этим воздухом всю свою жизнь. В конце танца Валентин Павлович куда-то исчез; народ спохватился, но прошло полчаса и Зацепин вернулся в ресторан с огромным букетом цветов.

– Настенька, вы просто божество! Как же нам повезло, что вы скрасили этот отдых своим присутствием! Браво! Браво!

Последующие три дня Анастасия Сергеевна и Валентин Павлович провели вместе; они переехали в небольшую гостиницу недалеко от санатория. Теперь Настя поняла наверняка – она может принадлежать только такому мужчине. Теперь, через близость с ним, она наконец осознала масштабы своей собственной личности; реальность того, где и с кем ей суждено быть, на какой ступени жизни находиться. В последний день ее отпуска Валентин Павлович полдня отсутствовал – в санаторий прибыла делегация из Югославии; в час пополудни состоялся торжественный обед в честь иностранных ученых. Настя гуляла по парку одна; она думала об отце, муже и полковнике Чернышеве; наконец, все стало на свои места и оказалось совершенно понятным – рядом с неординарной женщиной должен быть такой же мужчина, пришло время, и она встретила его. Люди из прошлого – все они оказались просто попутчиками, и не более того. Так случается, когда вся жизнь человеческая сводится к одному единственному важному решению, на которое дается всего несколько дней.

События неслись с огромной скоростью; Зацепин проводил Анастасию Сергеевну на поезд и на перроне перед самым отправлением сделал серьезное признание:

– Настя, я год как вдовец, у меня взрослый сын, уже внуки, старость не за горами… но в эти три дня ты подарила мне вторую молодость, Настенька. Годы дают право быть эгоистом, потому я предлагаю: выходи за меня замуж и переезжай в Москву. Квартира у нас вполне достойная, я живу в доме физиков на Ленинском, может, слышала от сына? Жду решения. Не тяни, прошу тебя, не испытывай влюбленного мужчину зрелых лет.

Настя ехала в тряском вагоне. Пыталась читать, но все напрасно; последняя неделя пошатнула ее душевное равновесие и внесла восхищенную сумятицу в ход мыслей. После всех несчастий и потерь, после тягот военного времени так уж было суждено – только теперь, в сорок один год, она встретила того мужчину, который был ей предназначен, был ей ровня; только он мог оценить Анастасию во всех ее проявлениях и поддержать все начинания и мечты. Ее отец был столь же широк душой и столь же щедр, велик в своих замыслах и имел таланты их осуществить. Она снова вспоминала первого мужа, его таинственное появление в их доме; потом войну, Чернышева и большую черную машину, спасшую жизнь Алексею. Она боролась за жизнь своего ребенка и сделала для этого все, что посчитала возможным; любая мать поддержит такое решение. Теперь многое в ее жизни уйдет назад, определенно.

До Ленинграда оставался час езды. Все решено – дети давно уже живут самостоятельно; конечно, она будет продолжать помогать с финансовой точки зрения, но это можно делать и на расстоянии. Тем более Алексей зарабатывает очень прилично, а Леночка, скорее всего, вот-вот выйдет замуж. Ее дети умны, красивы и напористы. Как только она переедет в Москву, создаст новую танцевальную труппу, это будет лучшая труппа в стране, без сомнений. Второй раз жизнь не повторится, начать все заново удавалось лишь немногим. Настал тот самый час, Настя чувствовала это. Вот к чему вела ее судьба, через столько лет страданий, опасностей и потерь.

Анастасия Сергеевна вернулась домой, на перроне ее встречал Алексей; откладывать не имело смысла – первым делом Настя отправилась в гости к внукам. Дети приняли решение Анастасии без дополнительных вопросов; и дочь, и сын давно жили своей жизнью. Лена немного грустила, но у нее уже был опыт – она провела без мамы почти три года эвакуации. Алексей поначалу впал в обвинительное настроение, вспоминая, сколько сделал полковник Чернышев для него и матери; но в конце концов даже обрадовался ее отъезду. Тень Анастасии Сергеевны постоянно присутствовала в квартире на Петроградской; она отражалась в большой детской коляске, перегородившей весь коридор, в ежеутренней недосоленной яичнице (на другое у Арины не хватало ни фантазии, ни навыков), в рыжих тусклых волосах жены, в ее деревенском говоре, который уже почти исчез; но мысли и привычки оставались теми же.