Текст книги "Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды"

Хотя Пикеринг номинировал миссис Флеминг на медаль Кэтрин Брюс 1900 года Тихоокеанского астрономического общества, она ее не получила. Однако в январе 1901 года он узнал, что сам получит медаль – свою вторую золотую медаль Королевского астрономического общества. Первую, в 1886 году, ему присудили за фундаментальный труд «Гарвардская фотометрия», или «О сравнительном блеске звезд», как называли его английские поклонники. Медаль 1901 года отмечала заслуги Пикеринга в исследовании переменных звезд, а также вклад в развитие астрофотографии. На церемонии награждения в Лондоне 8 февраля посол США в Великобритании Джозеф Ходжес Чоут согласился передать медаль Пикерингу.

«Впервые слышу столько восторгов по поводу вручения медали, – посмеивалась миссис Дрейпер. – Все, с кем я общаюсь и кто хоть сколько-нибудь разбирается в предмете, восхищены оказанной вам честью, и, что весьма забавляет меня, мне тоже перепадает толика поздравлений, которых я не заслуживаю; и все же я немного отбрасываю отраженный свет вашей славы». Как оказалось, председатель Королевского астрономического общества Эдвард Нобл назвал миссис Дрейпер по имени в своей речи по случаю вручения награды. Он считал, что исследование, за которое Пикеринг получил медаль, стало возможным в первую очередь благодаря ей, и выразил признательность за «прекрасную идею» почтить память мужа продолжением развития науки, которой занимался доктор Дрейпер.

Председатель Нобл также воспользовался случаем похвалить миссис Флеминг, «самую внимательную наблюдательницу» в «женском штате» Пикеринга, отличившуюся многочисленными открытиями в том, что касалось переменных и звезд с необычными спектрами. Ее имя в этой же речи было упомянуто не единожды, а трижды.

Миссис Дрейпер как раз находилась в Лондоне, когда в конце марта 1901 года вышла в свет классификация мисс Кэннон. Пикеринг тут же переслал ей экземпляр, приложив машинописное сообщение о том, что он доволен работой.

Классификация мисс Кэннон не просто объединяла предыдущие системы миссис Флеминг и мисс Мори, но и проясняла взаимосвязи между несколькими категориями звезд. Все звездное население теперь представлялось распределенным вдоль некоего континуума по спектрам. Многие звезды безошибочно вписывались в тот или иной класс, но не меньше было и таких, которые размывали границы, обладая общими характеристиками двух соседних классов. Для отображения этих пересечений мисс Кэннон ввела новые подразделы нумерации. Например, она ввела обозначение B2A для спектров, в которых наблюдались яркие орионовы линии B-типа одновременно с заметными водородными линиями, типичными для класса A. У звезд, обозначенных как B3A, эта особенность выражалась чуть явственнее, еще больше – у B5A и намного больше – у B8A. Ее система допускала до десяти промежуточных ступеней между буквами.

Мисс Кэннон считала, что ее порядок категорий классификации отражает стадии звездной эволюции. Каждая звезда в течение своей жизни эволюционирует от класса O к классу M. Или наоборот, от M к O. Трудно было сказать.

Рассматривая ширину и границы отдельных фраунгоферовых линий, мисс Мори в итоге ввела подклассы, обозначенные ею как a, b, c и ac и накладывающиеся на ее 22 класса. Ни одного из этих различий мисс Кэннон не упустила, но описания волнистости или размытости тех или иных спектральных линий вынесла в «Примечания».

Публикация объемистого труда мисс Кэннон не освободила миссис Флеминг от утомительной редактуры рукописей. Архива неопубликованных материалов обсерватории, по оценкам директора, хватало на 28 выпусков «Анналов». Он поручил миссис Флеминг заняться этим изобилием данных и «подготовить его к публикации или по крайней мере привести в такой вид, чтобы публикация не составляла большой трудности». В результате количество ее собственных открытий сократилось. Пикеринг отмечал этот факт в своем годовом отчете за 1901 год: «Число объектов с необычными спектрами, обнаруженных миссис Флеминг по фотоснимкам, в этом году необычайно снизилось, так как редактура "Анналов" отнимает у нее немало времени».

В октябре Пикеринг повторно выдвинул миссис Флеминг на медаль Кэтрин Брюс. Но его хлопоты снова не принесли результата.

В ноябре миссис Флеминг слегла с крайне тяжелой формой гриппа, и ей пришлось пропустить несколько рабочих недель. В тот зимний сезон болели и другие сотрудники, включая и самого Пикеринга – он заразился в декабре.

«Как видите, – писал директор миссис Флеминг 10 января 1902 года, – я наконец-то добрался до своей пишущей машинки и с этого утра впервые установил сообщение с окружающим миром. С каждым днем сил у меня становится все больше, так что я уже могу выполнять бо́льшую часть своей повседневной работы, кроме наблюдений. И все же я до сих пор завидую тем, кому удается без труда подняться по лестнице».

Страдая одышкой, Пикеринг взбирался по ступенькам на второй этаж Кирпичного корпуса, в свой кабинет. Фотопластинки и записки он спускал оттуда вниз через кухонный подъемник. Все нужное в кабинете располагалось вокруг огромного круглого вращающегося стола, занимавшего почти все помещение. Он был изготовлен на заказ, имел диаметр 2,4 м и соответствовал по площади прямоугольному столу размером 7,6 × 0,6 м. Из кресла за столом Пикеринг без труда мог дотянуться до 12-секционного вращающегося книжного шкафа в его центре или открыть любой из 12 ящиков, равномерно расположенных по его внешнему краю. Бумаги Пикеринга, разложенные на столе стопками, следовали орбите книжного шкафа. Сделав поворот, он мог достать черновик журнальной статьи, или пачку писем на подпись, или свежие отчеты из Арекипы.

Утром 1 февраля 1902 года Пикеринг, придя на работу, обнаружил, что его дожидается подарок от миссис Дрейпер. Это были новомодные настенные часы для его кабинета, к которым прилагалась открытка, поздравлявшая его с 25-й годовщиной на посту директора обсерватории. Затем последовал праздник, устроенный миссис Флеминг. В 11:00 она и миссис Пикеринг позвали директора в фотоархив, где собрались все сотрудники с подарками и добрыми пожеланиями. Занятые в проекте «Мемориал Генри Дрейпера» скинулись на удобное рабочее кресло, а другие сотрудники преподнесли ему серебряную круговую чашу высотой в 30 см. Пикеринг произнес краткую речь, а затем все принялись за праздничный обед.

«Мне было очень приятно, – писал он вечером того же дня миссис Дрейпер, – к моему немалому удивлению, ведь, как вам известно, я не люблю подобные мероприятия. Но как можно было устоять перед всеобщим выражением теплых чувств и не в последнюю очередь – перед теми, что были высказаны в вашем письме? В общем, мне показалось, что праздник весьма удался, и у меня на всю жизнь останутся о нем самые чудесные воспоминания. Мне бы хотелось, чтобы празднование моей 50-й годовщины через 25 лет было более официальным. Вы поможете нам тогда принимать гостей? Только не говорите, что вы заняты!»

В марте, когда Пикеринг обнаружил, что ежеквартальные расходы на Мемориал Генри Дрейпера превышают сумму, выделенную миссис Дрейпер, он сообщил ей, что сведет баланс, воспользовавшись резервным фондом. Но миссис Дрейпер отвергла его предложение. Она питала собственнические чувства в отношении проекта и не позволяла оплачивать его кому-то еще.

«У меня есть личные причины платить самой, – написала она ему 30 марта 1902 года, – но вряд ли я могу увеличить сумму, выделенную на эту работу». Она скорее предпочла бы сократить объем работ, чем ослабить свой финансовый контроль. Пикеринг поспешил заверить ее как письменно, так и лично, что распорядится Мемориалом точно в соответствии с ее пожеланиями.

Тем временем ветшающие, тесные, трухлявые деревянные постройки старых корпусов все меньше соответствовали новообретенному статусу обсерватории как одного из самых крупных и продуктивных учреждений подобного рода. Пикеринг уподобил это несоответствие «человеку, который при изобилии пищи умирает от жажды или не имеет пристанища зимой». Получив от анонимного благотворителя $20 000 на улучшение материально-технической базы, Пикеринг пристроил к Кирпичному корпусу простенькое кирпичное крыло в три этажа высотой, способное вместить архив стеклянных фотопластинок еще за 10–15 лет. Кроме того, он поставил во дворе обсерватории пожарный гидрант в дополнение к уже имевшимся химическим огнетушителям и электрической сигнализации. По-прежнему испытывая обоснованный страх перед пожаром, Пикеринг ввел обязательные пожарные учения – они проводились каждые два месяца, и в них участвовали все сотрудники и служащие обсерватории.

К концу сентября 1901 года, когда очередной квартальный отчет показал, что стоимость осуществления гарвардского проекта по-прежнему не укладывается в выделяемые миссис Дрейпер $10 000 в год, она вновь заговорила о том, что ее смущало. «Несомненно, вам кажется, что нелепо с моей стороны иметь что-то против помощи из фондов обсерватории, но я должна признаться, что у меня есть весьма сильные личные мотивы оплачивать эту работу самой. Посему надеюсь, что вы простите мне возвращение к этому предмету и что вас не заденет мое решение». В конце концов, проект был ее личным памятником любви к Генри. Хотя она давно смирилась с невозможностью его осуществления самостоятельно, ее не покидала твердая решимость продолжать финансирование из своего наследства. Ей хотелось бы распоряжаться им более свободно, но один из племянников миссис Дрейпер продавал долю в фамильном имении Палмеров, и она считала своим долгом выкупить ее, чтобы не уступать посторонним людям.

Миссис Дрейпер знала о своем праве настаивать, чтобы бюджет Мемориала Дрейпера управлялся так, как угодно ей, но в то же время не хотела казаться нерациональной. По размышлении она позволила Пикерингу в качестве временной меры использовать дополнительные средства. «Сколько ни наберется задолженности, потом я все верну», – обещала она, не только сообщая ему о своих планах, но и успокаивая себя. Зимой миссис Дрейпер предстояло, по ее выражению, «пройти по острию ножа», но она надеялась после того, как удастся уладить семейные дела, «снова вздохнуть свободно».

Глава седьмая
«Гарем» Пикеринга

Спрос на должности расчетчиц в Гарвардской обсерватории вырос настолько, что некоторые молодые дамы, окончившие колледж, были готовы работать бесплатно, по крайней мере в течение испытательного срока. Миссис Флеминг обычно заворачивала столь излишне ретивых соискательниц. Даже если у нее и возникал соблазн воспользоваться краткосрочной помощью волонтерок, она не одобряла такую политику – оставлять обсерваторию перед кем-то в долгу за бесплатные услуги.

Реальные вакансии открывались редко в силу строгой экономии в обсерватории и многолетнего постоянства ее штата. Так, Анна Уинлок проработала даже дольше, чем сам директор, а у ее младшей сестры Луизы к 1902 году стаж расчетчицы приближался к двум десятилетиям. Ни одна не вышла замуж и не уволилась с тех времен, когда это сделала Нетти Фаррар в самом начале дрейперовского проекта. Как могла подтвердить миссис Флеминг, теперешние сотрудницы были замужем за своей работой. В новеньких не нуждались. И вдруг в начале 1903 года директор велел ей нанять десять новых расчетчиц.

Средства на это внезапное расширение штата появились благодаря гранту в размере $2500, поступившему от недавно учрежденного Института Карнеги в Вашингтоне. Обращался Пикеринг за грантом по официальным каналам, но благодарности передал непосредственно Эндрю Карнеги. Зная, что миллионер увлекается строительством публичных библиотек, Пикеринг говорил о собрании фотопластинок, словно о книгах. «У нас огромная библиотека фотонегативов на стеклянных пластинках, – писал он 3 февраля 1903 года. – Каждый из них уникален, хрупок и содержит огромное количество данных, относящихся к небесной сфере, иные области которой до сих пор никем не прочитаны. Грант поможет привлечь читателей и извлечь из этого хранилища истории миров доселе неизвестные факты, которые навсегда остались бы неизвестными, если бы не это единственное собрание свидетельств о них на Земле».

«Мистер Карнеги просил меня передать, что очень рад получению вашей записки, – отвечал личный секретарь сталепромышленника. – Он надеется, что Институт Карнеги поможет еще сотне подобных проектов и отныне будет находить для сотрудничества таких людей, как вы».

Новые «читательницы» в Гарварде приступили к изучению картирующих снимков (они же «обзорные снимки»), где был зафиксирован каждый участок неба. Они отслеживали историю известных объектов и новооткрытых объектов с момента их обнаружения. Они отсматривали туманные области в поисках слабых огоньков, прежде незамеченных. Они просеивали звездные поля в поисках «потерянных» астероидов, которые не находились годами.

В марте Пикеринг опять написал своему новому покровителю и сообщил две новости. «Несколько дней назад Потсдамская обсерватория объявила о новой переменной звезде, самой короткопериодической из ныне известных. Там за ней внимательно наблюдали на протяжении последних девяти месяцев – а наши фотопластинки позволяют исследовать ретроспективу до 1887 года. Прошлой ночью из Московской обсерватории пришло уведомление о еще одной любопытной переменной. У них 13 снимков ее – а у нас свыше 200, и мы не смогли бы их изучить без вашего гранта. Наша библиотека, словно Сивиллины книги[14]14
  Сивиллины книги – собрание записанных в стихотворной форме премудростей древнегреческого оракула, полученных римским царем Тарквинием Гордым от пророчицы Сивиллы.


[Закрыть], служит уникальным хранилищем данных, доступных человеческому познанию. Вы подарили нам ключ, посредством коего ежедневно открываются новые сведения о неизвестных мирах».

Четыре месяца спустя пришел личный ответ из замка Скибо, летней резиденции семьи Карнеги в Шотландии. «Мой дорогой профессор, продолжайте; вы на верном пути. Надеюсь увидеться с вами по возвращении. Я думал, что побиваю рекорд, продавая три фунта стали за два цента, но целое созвездие Ориона за один цент уложило меня на обе лопатки. Дерзайте! Навестите нас, если поедете за границу».

Материальное положение миссис Дрейпер с 1902 по 1903 год не улучшилось. Более того, оно ухудшилось. Почти 20 лет она направляла в мемориальный фонд Генри Дрейпера доход от одного объекта своей недвижимости в Нью-Йорке, но в 1902 году этот объект перешел в муниципальную собственность. «Эта утрата нанесла серьезный ущерб моим доходам», – написала она Пикерингу. Реорганизовав остальные владения, миссис Дрейпер «сумела свести концы с концами» весной 1903 года, но все еще была стеснена в финансах. «Я не забыла, что задолжала общему фонду обсерватории почти $1000, и надеюсь возместить их в следующем году».

Тревога заставляла ее задаваться вопросом, как тратятся ее деньги. Все ли они пошли на фотографические исследования звездных спектров? Или границы между несколькими проектами обсерватории размываются, может быть, в ущерб ей? В частности, она интересовалась, какая доля ее средств пошла на работу с телескопом «Брюс» в Арекипе и какая доля снимков, сделанных с его помощью, относилась к Мемориалу Генри Дрейпера, целью которого было исследование звездных спектров. Помимо прочего, она спрашивала, оправданно ли продолжать съемки «всего неба еженощно» в обоих полушариях? Она помнила, что дала добро на этот проект и даже оплатила один из инструментов для него, но до каких пор это может продолжаться? Ведь накопленный архив фотопластинок уже и так сделался неподъемным.

«Вы меня очень обяжете, – написала она 15 июня, – если предоставите мне перечень того, чем ныне располагает обсерватория из относящегося, по вашему мнению, к Мемориалу, включая инструменты, снимки, печатные материалы, рукописи и пр.».

Ее вопросы застали Пикеринга врасплох. Хотя в его годовых отчетах Инспекционному комитету сообщалось о состоянии дел в разбивке по проектам, работа представлялась как грандиозное целое. Параллельные линии исследований сходились и переплетались. Фотосъемка спектров неизбежно вела к открытию переменных звезд, что влекло за собой необходимость отслеживать изменения блеска в текущий момент и в ретроспективе на архивных снимках, попутно обнаруживались другие интересные объекты и открывались другие направления исследований. Одним словом, спектры, впервые запечатленные Генри Дрейпером на стеклянных фотопластинках, теперь раскрывали не только состав звезд, как в свое время мечтал доктор, но и многое другое. Так, спектральные данные о движении по лучу зрения позволили установить для многих звезд скорость их приближения или удаления от Солнца. В спектральных линиях Пикеринг и мисс Мори нашли свидетельства присутствия двух звезд там, где прежде была известна лишь одна. По спектрам можно было определить и относительные температуры звезд – по интенсивности их излучения с разными длинами волн. (Вопреки бытовым ассоциациям, связанным с красным и голубым цветом, красноватые звезды были холоднее тех, что испускали преимущественно бело-голубой свет.) Непрерывная последовательность спектральных классов – постепенная эволюция дрейперовских классов из одного в другой – указывала на то, что эволюционируют сами звезды, вероятно переходя из класса в класс в течение своей жизни.

Пикеринг в своем ответе миссис Дрейпер заверил ее, что все фотографии, отснятые дрейперовскими инструментами, входят в Мемориал Дрейпера. «Конечно, – напоминал он ей, – всякая фотография становится, как книга, хранилищем информации. Поэтому к ней могут обращаться в будущем. Это происходит ежедневно со многими дрейперовскими картографическими снимками – за счет средств из других фондов. Точно так же при изучении в рамках Мемориала Дрейпера переменных, открытых по их спектрам, непрерывно используется огромное количество снимков, сделанных с помощью "Бойдена", "Брюса" и других телескопов».

Пикеринг также подчеркивал подвижничество сотрудниц Мемориала Дрейпера. «Вам будет интересно узнать, что миссис Флеминг, не довольствуясь полным рабочим днем в обсерватории, продолжает подготовку Южного дрейперовского каталога по вечерам на дому. Для нее изготовили измерительную аппаратуру и предоставили секретаря».

Смягчившись, миссис Дрейпер написала в ответ: «Мне жаль слышать, что миссис Флеминг работает ночами. Я ценю ее энтузиазм и интерес, но боюсь, что она может перетрудиться и надорвать свои силы – я бы предпочла услышать о том, что она собирается в долгий отпуск». Сама миссис Дрейпер готовилась отплыть в Европу в июле. Перед отъездом она решила, что ей стоит переписать завещание и, таким образом, гарантировать непреходящую сохранность мемориала в честь Генри.

«Моя цель при финансировании этого Мемориала состоит, как вам известно, в увековечении имени доктора Дрейпера (моего мужа) в связи с новаторской работой в сфере астрофизики и особенно с фотографическими исследованиями звездных спектров, а также в том, чтобы внести свой вклад в пополнение знаний этого раздела астрономии». Но теперь она беспокоилась, что «с годами» эта линия исследований могла исчерпать себя.

«Обеспечивая в своем завещании продолжение работ, я должна помнить, что в сравнительно скором времени мы с вами уйдем из жизни, и мне следует застраховаться на случай, если вашему преемнику будет неинтересна эта отрасль исследований и он захочет направить средства на какие-то иные цели. Его выбор может быть разумным, но я не склонна доверять одному лишь его суждению или суждению попечителей Гарвардского университета, что будет практически одно и то же. Она полагала, что, когда наступит этот момент, решения должен принимать комитет из компетентных астрономов.

«Я высоко ценю содействие, которое вы оказываете мне вот уже 17 лет, – напоминала она Пикерингу, – и огромное количество времени и размышлений, которое вы посвятили работе над этим Мемориалом. Я убеждена, что ее результаты уже сейчас представляют величайший интерес и всей своей ценностью обязаны вам».

Ночами в западном крыле, у окуляра 6-дюймового телескопа, мисс Кэннон определяла блеск порученных ей переменных звезд. Она использовала испытанный метод, который изобрел основоположник изучения переменных звезд Фридрих Вильгельм Аргеландер, – сравнение каждой переменной с соседними звездами, которые были либо чуточку ярче, либо самую малость тусклее. Чем меньше была разница между целевой звездой и ее соседкой, тем точнее оценка. Бесполезно было пытаться сравнивать напрямую, на глаз, самый яркий блеск с самым тусклым, однако человеческая сетчатка способна надежно улавливать различия от 0,1 до 0,5 величины. Некоторые из звезд мисс Кэннон менялись в узком диапазоне, и на каждой стадии их можно было сравнивать с одной и той же эталонной звездой. Для тех переменных, у которых диапазон изменчивости по времени составлял не доли величины, а больше, мисс Кэннон задействовала в качестве эталонов по две соседние звезды и более. Каждой звезде она присвоила цифровое обозначение, связанное с ее местоположением, и фиксировала все подробности установленными условными обозначениями.

В своих занятиях мисс Кэннон была не одинока. В нескольких метрах от нее с чугунного балкона вокруг купола Большого рефрактора молодой человек по имени Леон Кэмпбелл следил за вверенными ему переменными через портативный 5-дюймовый телескоп, полевой бинокль, а нередко и невооруженным глазом. По всей Новой Англии – более того, по всей стране и даже за рубежом – другие наблюдатели переменных звезд занимались тем же. Многие астрономы-любители, зачарованные той или иной брошюрой Пикеринга, следовали его рекомендациям по выбору объектов наблюдения. Не реже раза в месяц, насколько позволяли местная погода и фаза Луны, участники этой армии добровольцев определяли блеск своих звезд, оценивали величины сравнительным методом, как мисс Кэннон, и отсылали результаты наблюдений ей в Гарвард. Тех, кто внес наиболее серьезный вклад, она помнила по именам – в их числе были Фрэнк Эванс Сигрейв, владелец частной обсерватории в городе Провиденс, штат Род-Айленд, и Мэри Уотсон Уитни, преподавательница астрономии и директор студенческой обсерватории в Колледже Вассара.

Под огромным центральным куполом Гарвардской обсерватории Оливер Уэнделл следил с помощью новейшего фотометра за более слабыми колебаниями переменных – до 0,03 звездной величины. Директор стоял подле него. Пикеринг был все так же увлечен этими наблюдениями и вел счет измерениям, проведенным на каждом сконструированном им фотометре. В ночь на 25 мая 1903 года он внес в журнал свою личную веху – миллионное фотометрическое «измерение». Пикерингу, в молодости болевшему туберкулезом, на заре астрономической карьеры не советовали выходить на улицу по ночам, но теперь он мог похвастаться, что свежий воздух излечил его от чахотки.

Пикеринг не сомневался, что звезды своими колебаниями блеска телеграфируют какие-то важные сведения о своем поведении. Если расположение спектральных линий рассказывало о химическом составе звезд, то диапазон изменения блеска во времени нес информацию о глубинных истинах, природу которых предстояло еще постичь. На данный момент оставалось лишь отслеживать и фиксировать изменения, надеясь, что когда-нибудь массив данных удастся интерпретировать. Пикеринг был не из тех, кто занимается праздными домыслами, когда можно было накапливать данные.

Мисс Кэннон собирала оценки величин, сделанные коллегами и корреспондентами, и объединяла их с оценками энтузиастов из зарубежных обсерваторий, от Потсдама до Кейптауна, публиковавших свои данные в профессиональных журналах типа Astronomische Nachrichten и Monthly Notices of the Royal Astronomical Society. С 1900 года, когда она стала отвечать за гарвардский карточный каталог переменных звезд, он пополнился 20 000 новых карточек. В 1903 году она свела неподъемную базу данных в серию таблиц, доступных для чтения любой заинтересованной стороне. Главный труд мисс Кэннон, «Предварительный каталог переменных звезд», был опубликован в «Анналах» обсерватории и немедленно получил широкое распространение.

Каталогу мисс Кэннон предшествовало много других каталогов переменных – один только Сет Карло Чандлер выпустил три, и тем не менее она назвала свой «предварительным». Это слово отражало ускоряющийся темп непрерывных открытий, которые стали возможными благодаря фотографии. Каталог дофотографической эры, изданный в 1865 году в Вене, содержал 113 известных на тот момент переменных. Книга мисс Кэннон содержала 1227. Свыше половины из них (694) были обнаружены на гарвардских фотопластинках: 509 – в шаровых скоплениях Солона Бейли из Южного полушария и 166 открыты миссис Флеминг, заметившей характерные яркие линии водорода при анализе звездных спектров для Мемориала Генри Дрейпера.

Таблицы мисс Кэннон содержали огромное количество информации, от координат каждой переменной и ее названия либо обозначения до максимума и минимума ее блеска, периодичности и спектральной категории по дрейперовской классификации. В одной колонке конкретизировался характер переменности каждой звезды – была ли она, например, разовым чудом типа сверхновой или обладала периодичностью, краткой или долгой. Здесь мисс Кэннон опиралась на систему, выработанную в 1880 году Пикерингом, который разделил переменные на пять типов.

Как карты в колоде космического пасьянса, звезды могли тасоваться и раскладываться разнообразными способами. Можно было классифицировать их, так сказать, по «мастям», в соответствии со спектрами, или по их блеску, выраженному в звездных величинах. Пять типов переменных звезд можно было представить в виде картинок – валетов, дам, королей, тузов и джокеров.

Свыше половины из тысячи с лишним звезд в каталоге мисс Кэннон подпадали под тип II по Пикерингу – долгопериодических переменных. Полный цикл изменчивости составлял у них год и даже больше. Она не могла установить причин медленных колебаний их блеска – как и более быстрых скачков и спадов, характерных для типов I, III и IV. Только у сравнительно редких переменных V типа блеск менялся по известной причине. Это были так называемые «затменно-двойные» звезды, то есть пары близко обращающихся звезд, по очереди заслонявших свет друг друга. Эталонный образец V типа – Алголь (арабск. «демон») в созвездии Персея – менял блеск с величины в 2,1 до 3,5 каждые три дня, когда более тусклый объект пары проходил перед более ярким. Получившееся частичное затмение длилось десять часов, после чего Алголь, как по расписанию, снова становился ярким. Его регулярные и явственные изменения блеска, заметные внимательному невооруженному глазу, привлекали наблюдателей с XVII века и принесли Алголю прозвища «мигающей звезды» и «бесовской звезды».

Миссис Флеминг, которая любила придумывать и шить костюмированных кукол для больниц и ярмарок, отобразила двойственную натуру Алголя в ряду кукол на астрономическую тематику, изготовленных ею как-то на Рождество для арекипских семей: большая мужская фигура, изображающая Алголь, рядом с миниатюрной черной куклой-девочкой. В мае 1902 года она сама открыла переменную типа Алголя, отслеживая на фотопластинках траекторию кометы. Ее находка стала самым свежим пополнением предварительного каталога мисс Кэннон. К сожалению, миссис Флеминг не располагала подходящим спектром, чтобы уточнить классификацию новой переменной по Дрейперу. Хотя сам Алголь она отнесла к классу B8A, а большинство из остальных 22 звезд, подобных Алголю, к классу A, искать для новой звезды место в гарвардско-дрейперовской системе было преждевременно. Мисс Кэннон довольствовалась тем, что оставила в колонке спектров напротив новооткрытой звезды типа Алголя пустое место. В ее таблицах было немало таких пустых мест, указывавших на другие пробелы – отсутствие данных о минимумах блеска, неясную периодичность, неизвестный спектр или неуточненный тип переменной. Но ведь на то каталог и предварительный, чтобы выявлять пробелы в знаниях, разве не так?

Генриетта Ливитт, выпускница и бывшая сотрудница Колледжа Рэдклифф, вернулась в Кеймбридж осенью 1903 года. Она дважды побывала в Европе, несколько лет проработала преподавателем в Белойтском колледже, штат Висконсин, неподалеку от места, где теперь жили ее родные, а потом поняла, что соскучилась по обсерватории. Когда она написала об этом Пикерингу, он предложил ей вернуться на условиях 30 центов в час – это была дань уважения к ее способностям, поскольку обычное жалованье расчетчиц составляло 25 центов в час. На этих условиях она и присоединилась к новому штату «читательниц», спонсированному Карнеги.

Несмотря на первоначальную благожелательность мистера Карнеги, в декабре 1903 года его институт резко прекратил поддержку Гарвардской обсерватории. Надежд на возобновление гранта было мало, и миссис Флеминг пришлось распустить команду только что обученных сотрудниц – всех, за исключением мисс Ливитт. Пикеринг изыскал другие средства на оплату ее полной ставки в качестве дешифровщицы «текстов» в «библиотеке» фотопластинок. Первым ее заданием по дешифровке стала Большая туманность Ориона.

Туманность Ориона – центральное украшение меча Охотника – уже была скрупулезно зарисована и картирована Джорджем Филипсом Бондом; имелся и знаменитый фотоснимок Генри Дрейпера. Она оставалась таинственной чащей звезд среди темных аллей чего-то вроде пыли и газа. Не так давно Макс Вольф из Гейдельберга, изучая эту туманность, обнаружил, что она изобилует переменными. Кто-то должен был проверить наблюдения Вольфа и подтвердить переменный характер всех его звезд. Пикеринг был уверен, что располагает и подходящей кандидатурой в лице мисс Ливитт, и несравненной коллекцией снимков с длительной выдержкой, порой до нескольких часов, которые упростят ей поиск. Так как созвездие Ориона видно и из Северного, и из Южного полушария, имелись его снимки со всех гарвардских телескопов за более чем 10-летний период.

Мисс Ливитт взялась за туманность, вооружившись хитроумным приспособлением для оценки блеска – стеклянным прямоугольничком с изображениями эталонных звезд разных величин. Этот миниатюрный эталон, примерно 2,5 × 7,5 см, в металлической оправе на длинной ручке, больше всего напоминал уменьшенную мухобойку. Мисс Ливитт называла его «мухошлепкой», так как вещица была «слишком мала, чтобы убить муху – разве только отшлепать». Через шесть месяцев она подтвердила 16 переменных Вольфа и открыла еще свыше 50 новых, в свою очередь подтвержденных миссис Флеминг.

Следующую волну открытий мисс Ливитт сделала благодаря другому методу. Эдвард Кинг, главный фотограф обсерватории, отпечатал для нее позитив с одного из стеклянных негативов туманности Ориона. На стеклянном позитиве звезды выглядели белыми на зернистом сером фоне. Каждый негатив мисс Ливитт накладывала на этот позитив и рассматривала наложение через лупу. Неизменные звезды нейтрализовали друг друга, но восемь новых переменных проявились. Через два месяца этого труда к послужному списку мисс Ливитт добавилось еще 77 переменных. Она перешла к другим туманностям в созвездиях или поблизости от них и насчитала еще 200 переменных в двух туманностях, замеченных Магелланом во время кругосветного плавания в 1520-х годах. Магеллану они показались парой светящихся облаков, плывущих в ночном южном небе. Позднее астрономы выяснили, что это звездные скопления, но оставили им название Магеллановых Облаков. В начале 1905 года только в Малом Магеллановом Облаке мисс Ливитт обнаружила 900 новых переменных.