Текст книги "Заложник"

Он шел домой один и ругал себя последними словами. Как он мог так опростоволоситься?! Он, гордый сын пустыни, стерпел оскорбление от этой сионистской сучки. Лина не была сионисткой. Более того, выбрав местом своего жительства Россию, она нарушила главный сионистский завет – перебраться на Святую землю, но он думал о ней именно так: «сионистская сучка». Зачем он пригласил ее на танец после ужина? Зачем пошел искать после подлого удара под дых? Зачем провожал до машины? Неужели ее реакция на невинное прикосновение к коленке не сказала ему все? Дурак! Дурак и слюнтяй! Надо было переключиться на одну из ее подруг. Подруга, конечно, сообщила бы ей о своем новом потрясающем любовнике. Это заставило бы ее присмотреться к нему. И тогда он начал бы осаду. А он ошибся. И одна ошибка потянула за собой другую.

Юсуф перешел в спальню, плюхнулся на кровать и раскинул руки. Не туда. Не туда пошли его мысли. Неужели все, что он услышал сегодня, было лишь пропагандой? Сетью для глупца? Или это было тем важным, что меняет жизнь и делает друзьями непримиримых врагов? Что-то важное было в словах этого человека. Что-то такое, от чего он не мог отмахнуться. Но что именно, Юсуф понять не мог. Вот потому он и должен увидеть его еще раз. Зара неслышно, как тень, появилась у кровати.

– Не можешь заснуть?

Юсуф прикрыл глаза. Зара поняла, что не нужно задавать вопросы. Она легла рядом, и Юсуф ощутил на щеке ее влажные губы. Повернул голову, поймал ее губы своими, и нежно, но решительно раздвинул их языком.

Второй день плена (суббота)

Во сне все смешалось. Люди с длинными носами, книга величиной с гору, белые халаты, стройные ноги в черных чулках, Зара с ножом в руке, бородатые парни и красные автомобили. Но, проснувшись, Юсуф ощутил себя отдохнувшим и бодрым. Он успел помолиться, позавтракать, и ровно в девять во двор въехала машина. На этот раз это был не черный «Мерседес», а скромная серая «Тойота». Но парни были те же, что и вчера. Кондиционер работал так же активно, а вместо джаза из радиоприемника неслись заунывные песни Наваль эль-Кувейти. Вероятно, они лучше соответствовали внутреннему миру людей Тайсира в его утреннем варианте.

Дорога заняла не более получаса. Как и вчера, Тайсир встретил его у машины. Он был весел и возбужден. Вокруг захвата заложника поднялся страшный шум. Телевизионные каналы вчера только об этом и говорили. Газеты полны сообщений и фотографий. Евреи требуют от своего правительства добиться освобождения немолодого человека, которому, конечно, долго в плену не продержаться. Этот парень, оказывается, сердечник. Несколько лет назад у него был инфаркт. В газете опубликовано заключение его домашнего врача. Теперь Тайсир понимает, почему вчера Юсуфа так взволновало состояние его здоровья. Тайсир хлопал Юсуфа по плечу, говорил о том, какой он замечательный врач, и клялся, что за этого заложника он получит всех своих бойцов. Юсуф облегченно вздохнул. От вчерашней недоверчивости Тайсира не осталось и следа. Юсуф взял с заднего сиденья саквояж и вошел в дом.

В салоне – пусто. На столе – ворох газет. Тайсир широким жестом показал на них. Смотри! Только об этом и пишут! Юсуф наскоро просмотрел фотографии. На них заложник выглядел старше. Безутешные сыновья. Жена с платочком, прижатым к щеке. Возмущенный вероломством врага народ. Решительные политики. Обещания и призывы. Обычная чепуха.

Улыбающийся Тайсир отодвинул сундук, но вместе с Юсуфом уже не спустился. Стараясь не оступиться, Юсуф отсчитал шестнадцать ступеней и вошел в узкий коридор. Два охранника сидели за тем же столом, только при появлении Юсуфа они не стали вскакивать и хватать свои автоматы. Оглядели его равнодушными взглядами. Один из охранников взял ключ и пошел к двери. Лязгнул замок.

Заложник сидел за столом, так же спиной к двери. Руки, обхваченные стальными браслетами, держали книгу в темно-бордовом переплете. Услышав звук открывающейся двери, заложник опустил книгу и повернул голову. Юсуф был готов поклясться, что его приход обрадовал этого человека. Правда, ни один мускул на лице заложника не дрогнул, но чуть потеплели глаза и губы тронула улыбка. Юсуф подошел ближе. Поздоровался. Заложник ответил. Юсуф тронул пальцем холодную сталь.

– Они так и не снимали наручники?

Заложник засуетился, энергично замотал головой.

– Снимали. Что вы, конечно, снимали!

У него нет никаких претензий. Вчера сняли наручники сразу после того как доктор ушел. А сегодня надели перед его приходом. Так что с утра он уже успел походить по комнате и даже сделал зарядку. Юсуф заметил на столе хлебные крошки. Его кормили? Заложник вновь закивал. Конечно! Дали лепешку с хумусом и стакан воды. Юсуф нахмурился. И все? Заложник попытался поднять руки, словно забыл о стальных кольцах. Он вполне доволен завтраком. Лепешка с хумусом совершенно нормальная еда. В плену, знаете ли, не до разносолов. Юсуф подошел ближе, нащупал пульс.

– Как вы себя чувствуете?

Заложник развернул руку, чтобы врачу было удобнее. Хорошо. Относительно, конечно. Скучает по дому. У него же двое взрослых сыновей. И внуки. Юсуф кивнул. Он в курсе. Прочел в газете и даже фотографии видел. И сыновей, и внуков. Вот как? В глазах заложника сверкнули слезы. Их фотографии напечатали в газетах? Как же им сейчас тяжело! А жена?! О ней даже подумать страшно. Ведь они прожили вместе тридцать семь лет. Юсуф выдержал паузу. А еще в газете написали о его инфаркте. Почему он об этом ничего не сказал? Заложник вздохнул. Это было пять лет назад. Стоит ли ворошить?

– Конечно, стоит! – Юсуф рассердился. Он же врач и отвечает за состояние пациента. Заложник поморщился. Он не хотел вспоминать о своем инфаркте. Все эти годы он плавал в бассейне, бегал, играл в теннис. Так что, надеется, что с сердцем у него все в порядке.

Юсуф расстегнул пуговицу на груди заложника и запустил под рубаху руку с головкой стетоскопа. Вытащил сверкающие дужки из ушей и достал из саквояжа бутылочку с водой. Лекарство все-таки придется принять. На всякий случай.

Заложник внимательно рассмотрел протянутую таблетку.

– Что это?

– Успокоительное.

Заложник взял пластиковый стаканчик, до половины наполненный водой.

– Вы уверены, что мне нужна таблетка?

– У вас небольшая аритмия, – кивнул Юсуф. – Таблетка не повредит.

Заложник покорно отправил таблетку в рот и сделал глоток из стакана.

– Спасибо, доктор!

Он вернул стакан на стол и поднял глаза на Юсуфа.

– Жаль, что мы встретились в такой обстановке, доктор. Вы вполне могли быть моим лечащим врачом, мы бы встречались в вашем кабинете и…

– Не могли.

Юсуф собрал коробочки с лекарствами и вернул их в саквояж, удивляясь собственной решительности. Но этот проникновенный разговор о том, что они могли встретиться в других обстоятельствах, совершенно ни к чему.

Заложника явно расстроил решительный тон доктора. Глаза стали грустными, подбородок дрогнул. Юсуф решил объясниться. Конечно, судьба могла свести их в другой обстановке, но сути дела это бы не изменило. Они люди из разных миров. С разным мировоззрением и разным восприятием действительности. И с этим фактом придется смириться им обоим.

Заложник помрачнел. Насупил брови и опустил голову. Вот как? А ему показалось, что вчера они поняли друг друга.

Юсуф усмехнулся. У этого человека не должно быть никаких иллюзий и заблуждений, никаких ложных надежд. Он отставил саквояж в сторону и уперся кулаками в стол. Вчера он совершил ошибку. Увлекся чужими истинами. А потом сообразил, что у каждого народа свои книги и свои молитвы, свой бог, свои мудрецы и своя правда. Одни люди видят мир так, другие – иначе. Каждый считает, что прав именно он, а все другие заблуждаются. На этом стоит мир. Ничего иного нет и не будет. И потому каждый из них останется при своих заблуждениях. Заложник молча смотрел на Юсуфа. Ждал, пока тот выговорится, и взгляд его был удивленный. Юсуф замолчал и взялся за ручку саквояжа. Он не сомневался, что заложник заговорит сразу. Но тот молчал. Юсуф подождал несколько секунд и взял саквояж со стола.

– Всего хорошего!

Заложник шумно шевельнулся и произнес:

– То, о чем мы говорили вчера, не чужая истина.

Юсуф усмехнулся. Он не намерен ввязываться в спор. Спорить здесь не о чем. Один будет твердить, что истина чужая, другой – возражать. Но доказательств нет ни у того ни у другого. И потому сойтись им не удастся. Почувствовав настроение Юсуфа, заложник заговорил, торопясь и сбиваясь.

– Эта истина, доктор, ваша в такой же степени, что и моя. – Заложник положил ладонь на бордовую обложку. – И книга эта принадлежит вам так же, как и мне. Как и каждому человеку на земле. Потому что в ней говорится о том, что нас объединяет и превращает в одну человеческую семью. В ней говорится не о разных религиях, а о единой вере.

Юсуф защелкнул замок саквояжа и постарался оставаться бесстрастным и равнодушным.

– Вера, религия. Как будто это не одно и то же?

– Ну что вы, доктор! – Голос заложника дрогнул. Он повернул голову и смотрел на Юсуфа через плечо. – Вера отличается от религии примерно так же, как солнце отличается от лампы. И то, и другое – источник света. Но солнце определяет порядок жизни на земле, смену лет. А лампа не определяет ничего. Когда она нужна, ее зажигают, когда не нужна – гасят. Солнце не зависит от нас. Скорее наоборот. Лампа полностью зависит от человека. Как и любая религия.

Юсуф крепче сжал ручку саквояжа. Решение не ввязываться в нелепый спор было также твердо. Но последние слова заложника его задели. Что значит «вера отличается от религии, как солнце от лампы»? Раздражение Юсуфа не укрылось от заложника.

– Я это не придумал, доктор, – торопливо произнес заложник. – Это все написано в этой книге.

– Что написано в этой книге? Что у нас с вами будут разные религии?

В голосе Юсуфа прозвучали неприязненные нотки.

– Конечно! – кивнул заложник. – Именно это здесь написано. А также то, что все земные религии будут основаны на человеческих заблуждениях и ошибках.

Юсуф сделал шаг к двери и остановился. А как же решение ни при каких обстоятельствах не ввязываться в спор? Гордость толкала в спину и требовала немедленно стукнуть кулаком в дверь, дождаться, пока щелкнет замок, и покинуть этот мрачный подвал. Но желание понять, о чем говорит этот человек, вцепилось железной хваткой в полы его замшевой куртки. Прояви характер, шептала гордость. Юсуф кивнул, но неожиданно для себя вернул саквояж на стол.

– Вы ничего не путаете? – Он ткнул пальцем в бордовую обложку. – Здесь написано, что у каждого народа будет свой бог и свои истины?

От неожиданности заложник вздрогнул и схватил книгу.

– Конечно! – забормотал он. – Сейчас. Сейчас я вам прочту.

Заложник, торопясь, листал страницы. Вот! Вот смотрите, доктор! После сотворения человека Творец поместил его в райский сад. Заложник перевел дух и ладонью разгладил страницу.

– Вы представляете себе, что такое райский сад, доктор?

Юсуф пожал плечами. Он никогда не задумывался об этом. Сад, он и есть сад. Райский, наверное, какой-то особенный. Воображение нарисовало сочную зелень листьев, яркие цветы, мягкую траву, какие-то лианы, сверкающие в лучах солнца. Запах цветов и плодов, наверняка одуряющий. Заложник улыбнулся.

– Вы описываете реальный сад, а в книге говорится о душах людей. В наших душах есть свой райский сад. Это наше подсознание.

Юсуф молча подтянул ногой табурет и сел. В памяти всплыла фраза из учебника по фундаментальной психологии: «Подсознание способно открыть человеку то, что недоступно сознанию. Оно не опирается на обычные органы чувств и потому способно предупреждать об опасности и помогать телу оставаться здоровым». Все верно, кивнул заложник. Не опирается. А на что же оно опирается, наше подсознание?

Заложник выдержал паузу, и Юсуф подумал, что этот вопрос он должен был задать еще тогда, во время лекции, профессору Малышко. А он не задал. Пропустил мимо ушей слова профессора о том, что подсознание не опирается на органы чувств. О чем он тогда думал? Наверняка о зачете, который ему предстояло сдавать по курсу психиатрии.

– Подсознание связано с духовным миром и получает информацию оттуда, – сказал заложник, и Юсуф вскинул на него удивленный взгляд.

Заложник часто-часто закивал. Именно так. Адам и Ева жили только своим подсознанием. Вернее сказать, подсознание управляло ими. Это и была райская жизнь. Без тревог. Без волнений. Без зависти. Без гнева. Без страха заболеть или умереть. И вообще без всякого страха. А потом… Заложник вздохнул, взгляд его стал виноватым. Наши предки сорвали плод с древа познания добра и зла.

– Вы понимаете, доктор, что такое плод с древа познания добра и зла? – Заложник разгорячился, на его щеках появились красные пятнышки. Юсуф молча смотрел на него, не произнося ни слова. Не думает же этот человек, что доктор начнет отвечать на все его вопросы.

– Это наша материальная логика, – продолжил заложник, понизив голос до шепота. – Это наше земное понимание того, что хорошо, а что – плохо. Это способность пользоваться своим разумом для того, чтобы анализировать, рассуждать и делать выводы.

– Разве это плохо? – Лицо Юсуфа стало напряженным и сердитым. – Если я правильно понимаю, то именно способность анализировать, рассуждать и делать выводы и отличает нас от животных.

– Далеко не всегда в лучшую сторону. Опираясь на подсознание, животное безошибочно находит путь и добывает пищу. Животные ничего не читали о лекарственных травах, но, когда нужно, безошибочно находят их и могут самостоятельно себя исцелять. А нами управляет наш разум. Он принимает решения, опираясь на очень шаткую основу. Наш разум не связан с духовным миром, он ничего не знает о наших прошлых воплощениях и не способен заглянуть в будущее. Принимая решения, наш разум опирается лишь на текущую ситуацию сегодняшнего дня, лишь на сиюминутные материальные расчеты и умозаключения. Кроме того, наш разум считает необходимым потакать нашему эго, пустому желанию выглядеть лучше в глазах других людей. Именно поэтому решения, принимаемые нашим разумом, очень часто ошибочны. Но мы не обижаемся на наш разум. Мы лишь вздыхаем и говорим: «Не повезло. Бывает!» или «Ничего не поделаешь, так сложились обстоятельства». Мы смирились с ошибками нашего разума и принимаем их как нечто неизбежное и обязательное. Именно материальный разум и его логические построения ведут человечество по пути саморазрушения.

– Тогда вашему Творцу не стоило изгонять наших далеких предков из райского сада, – проговорил Юсуф.

– Творец их и не изгонял. – Заложник сделал паузу и заговорил быстро и горячо: – Это большая ошибка изображать Творца мстительным и мелким старикашкой, который отомстил нашим предкам за то, что они не выполнили его указание. Творец не мстит. Даже тем, кто не выполняет его указаний. Просто жизнь в райском саду и материальная логика несовместимы. Но мы можем вернуться в райский сад. Вернее, каждый из нас может создать себе собственный, индивидуальный райский сад. Без волнений и страхов, без гнева и тревог. Но для этого нам надо отказать нашему разуму в праве управлять нами и передать это право подсознанию.

Заложник замолчал, не сводя глаз с Юсуфа. Тот шумно шевельнулся. Все это, конечно, увлекательно, но какое отношение имеет все это к разным религиям? Заложник оживился, раскрыл книгу и зашуршал страницами.

– Послушайте, как книга описывает райский сад. – Заложник опустил глаза и прочел нараспев: – «Река протекала для орошения сада, а выйдя оттуда, разделилась на четыре основных потока».

Заложник закрыл книгу и вновь поднял глаза.

– Если райский сад – это наше подсознание, то, как вы думаете, доктор, что за река его орошает?

Юсуф помедлил несколько секунд. Перед глазами мелькнула серо-синяя рябь воды, пологий берег. Река орошает. То есть оживляет. Оживляет наше подсознание… Юсуф помедлил и произнес едва слышно:

– Вера?

Заложник вскинул руки, будто собирался аплодировать.

– Конечно, доктор! Именно так. Вера в Творца оживляет подсознание. Без веры наше подсознание мертво и ни на что не способно.

Стальные браслеты глухо брякнули о деревянную столешницу. Заложник смотрел на собеседника торжествующим взглядом.

– А теперь задумайтесь над тем, что здесь написано. – Он положил руку на бордовую обложку. – Река веры оживляет наше подсознание. Выйдя за пределы райского сада, то есть за пределы подсознания, река веры разделяется на четыре основных потока…

Заложник сделал ударение на слове «основных». Почему он выделил слово «основных», подумал Юсуф. Он хочет сказать, что кроме основных есть еще и побочные. Побочные потоки. Наверняка более мелкие. Юсуф вздрогнул. Потому что в голову пришла мысль.

– Вы хотите сказать, что эти четыре потока, это наши…

– Конечно!

Заложник радостно закивал. Четыре потока – это четыре основные мировые религии. Ислам, христианство, буддизм и иудаизм.

– Вы понимаете, доктор?! Единая река веры существует только в области подсознания. Выйдя в область материальной логики, река веры разделяется на четыре религии.

Юсуф нахмурился. О чем говорит этот человек? О том, что у четырех религий один исток и одно начало – река веры? Заложник кивнул. Он говорит именно об этом. Наша материальная логика, вернее, наши заблуждения, основанные на ней, разделили единую реку веры на четыре потока? Под пристальным взглядом Юсуфа заложник засуетился, дернул руками, отчего металлические кольца глухо звякнули и проговорил:

– Люди исказили истину и заменили веру религиями, которые сами же и придумали.

Заложник пожал плечами так, будто он сожалеет об этом деянии людей. Его длинные пальцы нервно метались по бордовой обложке. Юсуф попытался собраться с мыслями. Это неверно. Этого не может быть. Не может быть единого истока у таких разных и часто противоречащих друг другу религий.

Заложник словно прочел мысли доктора и заговорил. Юсуфу показалось, что в его глазах мелькнули искры торжества.

– Знаете ли вы, доктор, кто установил главную святыню ислама, черный камень Кааба в Мекке?

Юсуф удивленно вскинул голову и не удержался от презрительной усмешки. Странный вопрос. Ему ли, выпускнику медресе, этого не знать? Конечно, он знает. Камень Кааба установили пророк Ибрагим и его сын Ишмаэль. Заложник кивнул.

– Мы называем этого человека Авраамом. Впрочем, это не важно. Просто это имя можно прочесть по-разному. Главное, почему эти два человека установили этот камень.

Заложник говорил медленно, словно взвешивал каждое слово. Юсуф молча слушал его рассказ.

– Авраам или, как вы его называете, Ибрагим, жил на территории сегодняшней Палестины, которая тогда называлась землей Ханаанской. С женой Сарой и сыном Исааком. Авраам первым из людей понял, как управляется мир и какое место в этой системе управления занимает человек. Эти знания он передал Исааку, он учил своего сына идти по пути Творца.

Юсуф шумно шевельнулся на стуле. Опять эта пропаганда?! Заложник поднял глаза. Пальцы Юсуфа нервно крутили обручальное кольцо. Заложник выставил руку ладонью вперед, словно хотел успокоить собеседника, и заторопился.

– У Авраама была и другая семья. Жена египтянка Агарь и сын Ишмаэль. Они жили в Аравии, там, где сегодня расположена Мекка. Конечно, Авраам их навещал. Собирал караван, нагружал верблюдов богатыми дарами и ехал в далекую страну. Как вы думаете, Юсуф, что делал Авраам в далекой стране?

Юсуф поднял на заложника мрачный взгляд, выждал паузу, словно раздумывал, стоит ли ему отвечать на вопрос.

– Наши святые книги говорят, что пророк Ибрагим учил своего старшего сына Ишмаэля служить Аллаху.

Юсуф сделал ударение на словах «наши святые книги» и «Аллаху». Заложник кивнул.

– Конечно, учил. Вопрос, чему? Можете ли вы себе представить, что Авраам, человек, преданный Творцу, готовый принести в жертву собственного сына, мог учить Ишмаэля какой-то другой вере и служению какому-то другому Творцу?

Заложник взял книгу в руки и поднял глаза на собеседника, словно призывая того задуматься над его последними словами. Юсуф решил выдержать паузу и неопределенно пожал плечами. Но заложник не обратил на это ни малейшего внимания. Он заговорил сам. Горячо и быстро:

– Авраам учил Ишмаэля тому же, чему он учил Исаака. Здесь, в земле Ханаанской, он строил с Исааком каменные жертвенники. Там, в Аравии, он строил такие же жертвенники с Ишмаэлем. Один из жертвенников и стал святыней ислама, получив название «камень Кааба». Беда в том, что Ишмаэль был человеком взрослым и своенравным. Он слушал отца и, может быть, даже не спорил с ним. Но когда папа отправлялся в обратный путь, переделывал все по-своему. Он не хотел поступать как ненавистный ему Исаак. Он хотел отличаться от брата и потому исказил слова отца, руководствуясь суждениями своего разума, своей материальной логикой и своими желаниями. И превратил веру, о которой с ним говорил Авраам, в религию. Но изначально, доктор, – заложник вздохнул и твердо закончил фразу: – Изначально, у нас с вами один Творец и наши молитвы возносятся в одном направлении.

Заложник замолчал и поднял глаза. Юсуф усмехнулся. Ну уж нет. На этот раз его не поймать на этот пропагандистский крючок. Ни о каком одном направлении их молитв не может быть и речи.

– А как же Коран? – Юсуф постарался, чтобы этот невинный вопрос прозвучал резко и даже ехидно. – Ислам, это ведь не только Ишмаэль и камень Кааба. Это еще и пророк Мухаммед. И его книга. В которой он повелевает нам вести джихад и уничтожать неверных. Если у нас с вами один Бог и наши молитвы возносятся в одном направлении, кого же нам повелевает уничтожать Мухаммед? Или вы скажете, что великий пророк ошибается?

Заложник досадливо поморщился. И даже возмущенно, как показалось Юсуфу, закрутил головой. «Неприятный вопрос, – догадался Юсуф. – И у него нет ответа». Сказать, что пророк ошибается, значит прекратить их разговор навсегда. А сказать, что не ошибается…

– Пророк не ошибается.

Голос заложника звучал твердо, и в нем не было ни растерянности, ни неуверенности.

– Ошибаетесь вы, доктор, утверждая, будто пророк Мухаммед говорил об убийствах людей. В Коране Мухаммед, как и любой пророк, рассуждает лишь о душах людей, а не о войнах и не об убийствах. Не оскорбляйте пророка. Прошу вас.

Это «прошу вас» прозвучало так жалостно, что Юсуф невольно улыбнулся. Неужели этот человек намерен посостязаться с ним в знании Корана. Он просто сейчас приведет суры, где написано…

Заложник словно прочел его мысли.

– Я знаю, что в Коране каждому правоверному предписано вести джихад и убивать неверных. – Заложник выдержал паузу. – Но неверных в себе, доктор. Ваш пророк требовал от каждого своего последователя убить собственное животное начало, которое сбивает с истинного пути и мешает движению по пути Творца. А джихад… Его должен объявить каждый правоверный. Своему эго, своему материальному «я». Если хотите, своему материальному разуму. И вести этот джихад, согласно повелению пророка, следует до полной победы. Мухаммед понимал, что две составляющие каждого человека – материальная и духовная – ведут войну, которая не прекращается ни на минуту. Это и есть джихад, о котором говорил пророк. А вовсе не об убийствах людей. К несчастью, слова пророка поняли слишком буквально. Люди, которые верили только в материальную логику, только в то, что можно потрогать или увидеть. И сегодня такие же люди рисуют пророка с бомбой в руках. Но рисовать пророка с бомбой – такая же глупость, как и утверждать, будто он призывал к массовым убийствам людей.

Юсуф молча смотрел в глаза заложника. Они сузились и потемнели.

– Это непросто принять, доктор. Но это так. Если бы пророк думал об убийстве людей и о захвате каких-то земель, он был бы не пророком, а простым завоевателем. Каких было много в истории человечества. И ему никогда не удалось бы написать Коран.

Юсуф не шелохнулся. Его щеки и подбородок напряглись, придавая лицу беспощадность и ярость. Заложник тоже молчал, глядя в стол.

– У нас один Бог, доктор, – тихо произнес он и сжал руки в кулаки.

Юсуф покачал головой, но не произнес ни слова. Может ли он с этим согласиться? Должен ли он так легко и просто принять то, что всего минуту назад казалось невозможным? Не станет ли он отступником? Предателем, готовым отказаться от всего, чему его учили и во что он беззаветно верил?

– Есть ли у вас авторучка, доктор? – спросил заложник просто и обыденно, словно сидел где-нибудь в библиотеке или поликлинике.

Юсуф не сразу понял, что хочет от него этот человек. Авторучка? Конечно, есть. Юсуф раскрыл саквояж, достал простую шариковую ручку, помедлил, достал блокнот для выписывания рецептов, оторвал бланк и положил его перед заложником чистой стороной вверх.

– Пожалуйста!

– Вы говорите, «нет Бога кроме Аллаха»? – начал заложник.

Юсуф нетерпеливо кивнул.

– Вот как пишется слово «Аллах» на иврите.

Заложник чуть пригнулся к листу и, неловко действуя скованными руками, начертил три значка.

– А вот как пишется имя нашего Бога.

Заложник опять пригнулся и изобразил те же три значка. Юсуф подошел ближе и смотрел на лист через плечо заложника. Заложник отставил ручку и развернулся, коснувшись Юсуфа локтем.

– То же самое слово, – сказал он. – Только вы читаете его, как «Аллах», а мы – как «Элоха». Но разве это важно – как прочесть? Буквы остаются теми же. И на этом листке записано имя и вашего, и моего Творца.

Юсуф обошел стол и сел на табурет. Взял листок, рассмотрел незнакомые буквы, аккуратно сложил его и отправил в карман брюк. Не стоит оставлять его здесь. Не хватало, чтобы охранники нашли и передали Тайсиру листок с ивритскими буквами. Заложник молча наблюдал за нервными движениями Юсуфа.

– Что касается второго потока, – начал заложник и поднял глаза на Юсуфа. Тот поймал его взгляд и кивнул. Пора сменить тему разговора и выбраться из этого замкнутого круга неожиданных откровений.

– Так что у нас со вторым потоком? – спросил он и удивился тому, как хрипло и незнакомо прозвучал его голос. – Ишмаэль исказил истину, которую пытался преподать ему отец Ибрагим, потому что был своенравен и упрям. А чьи наставления исказил Иисус из Вифлеема?

– Ничьи. – Заложник пожал плечами. – Иисус никогда не утверждал, что он – бог. Он называл себя сыном божьим. Но так назвать себя может любой человек. Мы все – дети Творца. И вы, и я.

Заложник поднял глаза на Юсуфа, словно ожидая возражений, но тот не произнес ни звука. Заложник продолжил:

– Иисус никогда не противоречил Творцу и не сомневался ни в одном слове этой книги. – Заложник провел рукой по бордовой обложке. – Он был иудеем, фанатично верящим в Творца. Он учился в религиозной школе, говорил о своей верности Всевышнему и не собирался создавать новую религию.

– Вы уверены? – перебил Юсуф, поймал удивленный взгляд заложника и объяснил свой вопрос: – Вы уверены, что он был иудеем? На этот счет есть разные мнения.

На лице заложника появилось выражение упрямства, во взгляде мелькнул вызов.

– Нет никаких мнений, – сказал он. – Иисус заходил в Иерусалимский храм. И не только заходил, но и активно там действовал. Пытался проповедовать, изгонял менял. В те времена только иудеи могли заходить в Храм. Человек любой другой веры мог быть казнен только за то, что переступил порог. Так что не сомневайтесь… И кроме того… – Заложник опять выдержал короткую паузу, – …христиане ведут свое летосчисление от Рождества Иисуса. Полагаю, вам это известно?

Юсуф нетерпеливо кивнул. За кого его принимает этот человек? За полного невежду?

– Иисус родился, согласно сегодняшним календарям, 25 декабря. Но первым днем летосчисления считается 1 января. Можете ли объяснить, почему?

Юсуф замялся. Он никогда не думал об этом, хотя заложник прав и вопрос лежит на поверхности. Заложник поднял кисти рук над столом, насколько позволила цепь, и растопырил пальцы.

– Давайте посчитаем, – предложил он и сам начал счет: – Двадцать пятое – первый день, двадцать шестое – второй. – Заложник загибал пальцы и старательно выговаривал цифры. – Двадцать седьмое – третий, двадцать восьмое – четвертый, двадцать девятое – пятый, тридцатое – шестой, тридцать первое – седьмой. – Он поднял голову и голосом судьи, оглашающего приговор, закончил: – Первое – восьмой. Первое января – это восьмой день от рождения Иисуса. А что делают с еврейским мальчиком на восьмой день?

«Отвратительная манера постоянно задавать вопросы, – подумал Юсуф. – Что за экзамен? Почему он считает, что я должен ему отвечать?» Но заложник не ждал ответа.

– На восьмой день еврейским мальчикам делают обрезание. Только после этого мальчик считается вступившим в союз с Творцом, а значит, родившимся по-настоящему. Так что 1 января весь мир празднует именно это событие – вступление Иисуса в союз с Творцом.

«Неужели?» – мелькнуло в голове. Он хотел возразить, но не нашел как. Каким-то глубинным, труднообъяснимым чувством он понимал, что заложник прав. Но принять эту правоту с чистой душой и открытым сердцем не мог. Слишком много было в его прошлом убеждений и преподанных истин, слишком многое удерживало его от того, чтобы раскрыть душу и отдаться этому разговору полностью, воспринимать каждое слово свободно и без возражений. Он злился на себя. Собственные доводы казались ему надуманными и нелепыми, но не приводить их он не мог.

– Согласно иудейским источникам, Иисус был одним из лучших учеников знаменитой иерусалимской иешивы[10]10
  Иешива – еврейское религиозное учебное заведение, в котором изучают исключительно теологические дисциплины, относящиеся к иудаизму.


[Закрыть] раввина Прахия, большим знатоком этой книги. – Заложник провел ладонью по обложке. – Тем не менее Синедрион[11]11
  Синедрион – Верховный религиозный суд в Иудее, состоящий из 71 старейшины под руководством Первосвященника. Существовал до разрушения Иерусалимского храма в I веке нашей эры.


[Закрыть] согласился с его казнью и даже отказал Понтию Пилату в просьбе освободить Иисуса в честь праздника Пасхи. Представьте себе, доктор, насколько серьезными должны быть прегрешения Иисуса, чтобы иудейский суд настоял на казни одного из лучших учеников знаменитой иешивы.

Юсуф сделал неопределенное движение головой, которое можно было расценить и как согласие, и как возражение.

– А в чем были эти прегрешения? Что такого сделал Иисус, что так не понравилось мудрецам Синедриона?

Юсуф с удивлением поднял глаза на заложника. От зоркого врачебного взгляда не укрылись ни расширившиеся зрачки, ни подрагивающие пальцы рук, ни нервные движения губ. «Он не в себе», – подумал Юсуф и невольно улыбнулся. Хорош врач, который вместо того чтобы вывести пациента из состояния шока, вводит его в еще более нервное состояние.

– Вы задаете эти вопросы мне? – спросил Юсуф мягким вкрадчивым тоном, вглядываясь в сумасшедшинку, мелькающую в глазах заложника. – У меня нет на них ответов.

Заложник словно очнулся от забытья. Он тряхнул головой, его взгляд приобрел осмысленность. Он взглянул на Юсуфа и понял, что перед ним сидит человек, для которого Иисус является таким же чужим, как и лежащая между ними книга. Заложник смутился, нахмурился и попытался улыбкой разрядить обстановку.