Текст книги "Зигмунд Фрейд"

Речные угри

– В детстве я мечтал стать фокусником… Как-то воскресным утром отец взял меня с собой на прогулку по старой Вене. Мне было около восьми… Я помню, как, пройдясь по улочкам, мы вышли на площадь Ам-Хоф, где увидели возбужденную толпу горожан, собравшуюся вокруг заезжего иллюзиониста… Стройный, красивый и уверенный в себе парень, с вьющимися волосами, убранными на затылке в длинный хвост, он демонстрировал зевакам свои трюки с разноцветными шарами и игральными картами, которые то незаметно исчезали в его руках, то появлялись из воздуха. Публика была в восторге. Очарованная им, она бросала ему мелочь, щедро вознаграждая аплодисментами… Однажды на улице незнакомка предсказала моей маме, что я стану знаменитым, великим человеком. Мамина непоколебимая убежденность в мою избранность быстро меня заразила… После той прогулки с отцом я понял, что люди хотят быть соучастниками тайны, создавать себе кумиров. А из-за своего любопытства готовы жертвовать целыми состояниями… Фокусы стали воплощением моих детских амбиций. Вечерами напролет я пытался постичь искусство манипуляций с мамиными картами, но во время домашних представлений они глупо застревали меж пальцев и предательски выпадали из рукавов, чем жутко смешили моих младших сестер. И только мама с нежностью смотрела на мои неумелые трюки… Она была прекрасна… Я ее очень любил…

Зигмунд замолчал, с безутешной печалью смотря куда-то в глубь комнаты, утонувшей в вечерних сумерках. Дэвид замер в кресле, внимательно слушая и не мешая его воспоминаниям.

– Потом мне в руки попалась одна потертая книжка… вернее брошюрка с рассказами одного английского путешественника об индусских магах… Она поразила меня… Идея о всемогущей внутренней энергии вдохновила мою веру в личное всесилие… К тому времени отец решил, что из меня получится величайший врач Австрии. И хотя я больше мечтал стать неустрашимым полководцем Ганнибалом и победоносным военачальником Кромвелем в одном лице, перечить отцу я все же не стал. Весть о юном врачевателе незамедлительно разлетелась по нашему еврейскому кварталу. И несмотря на то, что мне было тогда всего-то лет десять и всякая мысль о медицине наводила на меня смертельную тоску, вся наша бесчисленная родня с соседями вмиг прониклась убеждением, что «золотой мальчик Зиги» – такой врач, о каких мир еще не слыхивал. Уважаемые мужи в синагоге со знанием дела рассматривали меня и умудренно качали головами, женщины осаждали мою мать, напрашиваясь на частный прием. Самой настырной оказалась наша соседка Ривка, полная женщина за шестьдесят, подрабатывающая домработницей в семье раввина. Отказать ей маме было неудобно. Во время магического сеанса я посадил ее напротив себя и, вытаращив на нее страшные глаза, начал вырисовывать руками завихристые круги перед ее лицом. Она испуганно вылупилась на меня, затаив дыхание и вцепившись в свою сумку. «Что-нибудь чувствуете?» – грозно спросил я ее. «Кажется, прилив жара», – словно прислушиваясь к себе, залепетала она, после чего произошло нечто невероятное. «О, боже!» – стыдливо прикрыла она рот ладонью, но не в силах сдерживаться, повторила сей возглас еще раз семь и внезапно заголосила. Отец решил, что она испускает дух, и вылил на нее ушат холодной воды. Отдышавшись и успокоившись, соседка стеснительно призналась, что такого с ней не было с тех самых пор, как ее муж покинул эту бренную жизнь. Ночью я проанализировал произошедшее и пришел к выводу, что моя магическая сила вызвала в соседке реакцию скрытых чувств, которые она безответно испытывала к лавочнику Якобу, овдовевшему двумя годами ранее. На следующий день я задумал опробовать свою магическую власть над одним из своих одноклассников, мерзким типом родом из восточной Пруссии, который постоянно издевался и подтрунивал надо мной. Как ни странно, но мои сосредоточенные вращения ладонями перед моим противником ни по ходу солнца, ни против того никакого эффекта на него не возымели. Заливаясь смехом, он язвительно заявил, что я веду себя, как девчонка, заставив меня тем самым опустить глаза вниз. Вполне возможно, решил я, что неподатливость моего противника к магическому воздействию объяснялась его вероятной неприязнью к своей матери или же его глубинными гомосексуальными наклонностями. Так или иначе, но в силе магии я вскоре разуверился, став рьяным реалистом-скептиком, что, в общем, и предрешило мой будущий выбор – поступление на медицинский факультет Венского университета… Поначалу я нашел учебу достаточно скучным занятием. Перспектива возиться с безнадежными пациентами тоже представлялась малорадостной. К тому же мне часто приходилось выносить нападки сокурсников, которых я раздражал своей еврейской принадлежностью, но что в итоге побудило меня выработать стойкость к трудностям и к критике. Желая как можно меньше общаться с людьми, я обретал покой, проводя время за лабораторным столом среди склянок и банок с анатомическими препаратами в надежде на самостоятельную исследовательскую практику. И вскоре удача улыбнулась мне в лице зоолога Карла Клауса. Он предложил провести научную работу в Институте зоологических исследований в Триесте. За эту возможность я с радостью и ухватился… Это было изумительное время… Я мог часами наблюдать за земноводными тварями. Особенно мне нравилось следить за парой лягушек, от безделья спаривающимися друг с дружкой в промежутках между кормежкой. Самца я назвал Зигмундом. Мне импонировал его напор. С противоположным полом он был гораздо увереннее меня. Без лишних прелюдий он вскарабкивался на свою пассию и жадно овладевал ею, раздувая щеки и выбрасывая вперед язык. Она не сопротивлялась ему и лишь томно закатывала свои пучеглазые глазки. «Ей тоже стоило бы дать какое-нибудь имя», – подумал я, но тут же осекся от чувства острого стыда. Первое женское имя, которое мне пришло на ум, было Амалия. Имя моей матери.

Старясь как можно скорее забыть свой конфуз, я назвал ее Бертой… Через несколько дней, к моему горькому сожалению, мне пришлось разрушить их любовную идиллию. Для эксперимента по мышечной рефлексии понадобилась лягушка… Я выбрал Зигмунда… Взяв в руки скальпель, я проколол ему голову насквозь… Он дернул пару раз лапкой и безжизненно замер…

– Ну что ж! – подал голос Дэвид и, взглянув на часы, привстал с кресла. – Для первого раза, я думаю, хватит. Как вы сами и напутствовали своих последователей, сеанс должен быть не более сорока – пятидесяти минут.

– Второе условие, сеанс не может быть дешевым, чтобы клиент ощущал, за что он платит, – напомнил Зигмунд, с хитринкой улыбнувшись своему личному психотерапевту.

– Я запишу это вам в кредит! Рассчитаемся позже! – отшутился Дэвид.

– Такой вариант меня устраивает, – одобрил предложение Зигмунд, не спеша покидать кушетку.

– Вы знаете… История с лягушками… она произвела на меня впечатление… – задумчиво произнес Дэвид, терпеливо ожидая, пока Зигмунд решится последовать за ним.

– О! Это вы еще не слышали моей истории о речных угрях! – оживился Зигмунд.

– Речные угри? – Дэвид озадаченно сел обратно в кресло.

Зигмунд полыценно засиял.

– Клаус поставил передо мной задачу! – довольно начал он свое новое повествование. – Выявить гонадическую систему угря! Нужно сказать, что, несмотря на бесчисленные попытки, предпринимаемые столетиями со времен Аристотеля, никто так и не смог обнаружить яички зрелого самца угря! Трудность такого выявления связывали, как правило, с его необычной миграцией перед брачным периодом. Все дело в том, что яички у угрей можно обнаружить лишь в брачный сезон, но в это время угри находятся в море, где их никто не вылавливал. Однако в 1874 году доктор Сирский описал маленький дольчатый орган угря и предположил, что он представляет собой недостающие яички. Мне поручили проверить это открытие! Я препарировал около четырехсот угрей и обнаружил у многих из них орган Сирского. Микроскопические исследования гистологической структуры данного органа подтвердили высокую вероятность того, что найденный мною орган являлся незрелым семенником. Мой преподаватель был вполне удовлетворен моей работой. Но несмотря на то, что это был явный прорыв в серии подобных исследований, который подтверждал предположение Сирского, я был по-юношески слишком честолюбив, чтобы считать свою находку победой в науке. Мне хотелось предоставить миру неопровержимые доказательства наличия яичек у самцов угря. Полностью посвятив свое время решению этой задачи, я фактически начал бредить угрями. Они стояли у меня перед глазами и днем и ночью. Мне стали сниться кошмарные сны… Длинные, как шланги, угри с болтающимися бычьими яйцами… Шипя и извиваясь, они вырывались из моих рук и пытались парить в воздухе, но под тяжестью яиц падали мне на голову, отчего однажды я даже проснулся посреди ночи в холодном поту… Наутро меня осенило. Я понял, что наш разум подсознательно ищет в природе сходство с фаллическим символом.

– Невероятно! – потрясенный услышанным, Дэвид разинул в изумлении рот.

– Дэвид!.. Дэйв!.. Ты дома? – послышался женский голос снизу. Дэвид вздрогнул, словно прийдя в себя.

– Это моя жена, – лаконично объяснил он.

– Как хорошо, что ты уже дома, дорогой! – обрадовалась она спускающемуся по лестнице мужу, ставя на пол несколько бумажных пакетов. – Мы только что из Хэрродс, привезли вкусненького на ужин. Ребята, не забудьте помыть руки! – кратко отчитавшись, строго обратилась она к троим детям, выскочившим из-за ее спины и стремглав помчавшимся в гостиную комнату.

– Если ты не занят, то не мог бы… Ой, извините! Я не заметила вас сразу! – повернувшись снова к мужу, опешила она, увидев на лестнице появившегося за ним старика.

– Ничего страшного. Со мной такое часто случалось, – иронично произнес Зигмунд, элегантно поклонившись, как он успел оценить, уточненной и весьма эффектной женщине.

– Моя супруга Рейчел… – представил Дэвид жену и пробежался взглядом по застывшим у входа в гостинную детям. – Арон, наш старший. Ему одиннадцать лет. Ребекке семь лет и Натану, младшему, пять.

– Очень приятно. Зигмунд, – представился семейству гость Дэвида, расплывшись в доброй улыбке.

– Зигмунд! – воскликнула Рейчел. – Вы так похоже на…

– Вуди Аллена? – подсказал тот, лукаво подмигнув ей.

– Да… И на него тоже… – растерянно протянула она.

– Дорогая, на пару слов? – позвал Дэвид жену, незаметно покосившись на кухню.

– Да… Конечно… – ничего не понимая, она последовала за ним.

– Ты папин пациент? – осмелела девочка, подойдя к Зигмунду, пока родители о чем-то возбужденно перешептывались на кухне.

– Думаю, что да, – ответил Зигмунд, робко подсматривая за Рейчел, которая с отвисшей челюстью испуганно вертела головой, поглядывая то на него, то на супруга. Видимо, дар убеждения мужа взял вверх над чудовищным смятением, которое, как январский снег в Лондоне, внезапно свалилось на нее. Выдохнув и решительно вытянув руки по швам, она встряхнула головой и с несколько искусственной улыбкой на лице вышла из кухни.

– Зигмунд, вы не останетесь у нас на ужин? Это было бы большой честью для нас! – стараясь держаться естественно, обратилась она к таинственному гостю.

– С удовольствием, – не отказался Зигмунд.

– И какие у вас планы на ближайшее время? – без тени спеси или недовольства поинтересовалась она за вечерним ужином.

– Прошу не воспринимать это за намек! – с намеком на легкое негодование, поспешил уточнить Дэвид, укоризненно посмотрев на жену.

– О нет! Ни в коем случае! Я ничего такого не имела в виду! – заволновалась Рейчел, виновато взглянув сначала на мужа, потом на старика.

– Не стоит беспокоиться. Абсолютно резонная, а главное своевременная постановка вопроса, – спокойно заверил Зигмунд, остановив вилку на полпути ко рту. – О планах стоит серьезно задуматься, – погрустнел он, слегка нахмурив брови.

– Может, тебе сходить в IMAX? – предложила Ребекка, размазывая ложкой кусок шоколадного торта по тарелке.

– IMAX? А что это? – искренне удивился Зигмунд.

– Ты что, не знаешь, что такое IMAX? – с детской непосредственностью звонко рассмеялась она.

Зигмунд затряс головой, недоуменно улыбаясь.

– Это кино! Ты надеваешь очки и как будто оказываешься внутри. Как в реальности! – размахивая рукой, восторженно объяснила она.

– Милая, осторожнее с ложкой, а то раскидаешь торт по всей кухне, – ласково предупредила ее мать.

– Как в реальности это очень хорошо, – игриво прокомментировал Зигмунд. – А очки такие, как у меня? – приподнял он оправу.

– Нет! 3D! – расхохоталась Ребекка.

Зигмунд округлил глаза.

– А какой твой любимый фильм? – присоединился к разговору Арон.

– Пожалуй, «Огни большого города». С Чарли Чаплином, – поразмыслив, ответил Зигмунд. – Но я не прочь посмотреть что-нибудь из Вуди Аллана, – шутливо предложил он, переведя взгляд на Дэвида.

Арон скептически поморщился:

– Нет… Мне нравиться «Гадкий я».

– Хм… Гадкий ты?

– Хорошо, ребята! – вмешался Дэвид, желая отвлечь детей, чтобы они не докучали старику. – Заканчивайте ужин и можете потом еще немного поиграть перед тем, как пойдете спать.

Дети послушно притихли и уткнулись в свои тарелки. Зигмунд с умилением уставился на них и пытливо прищурил глаз, наблюдая за тем, как младший из них, Натан, очистил банан и сунул его себе в рот.

– Поразительно, сколько может рассказать о ребенке поедание банана, – словно беседуя со своим давним коллегой, обратил внимание Дэвида Зигмунд.

– Зигмунд! Я вас умоляю! – цокнул Дэвид вилкой по краю тарелки. – Иногда бананы – это просто бананы! Разве не так? – призвал он его к милосердию.

– Так и есть, – согласился тот и довольно выпрямился на стуле. – Иногда бананы – это просто бананы, – состроил он хитрую физиономию, оглядываясь по сторонам.

– А чем еще могут быть бананы? – не удержалась от наивного вопроса Ребекка.

Зигмунд всем своим плутовским видом показал, что он проглотил язык.

– Вы не против прогуляться? – предложил ему Дэвид.

– Почему бы и нет! – озорно согласился тот.

Кокаин

– Я всегда хотел жить здесь… в этом городе… Я полюбил его с первого взгляда… – трогательно поведал Зигмунд, глядя через пассажирское окно на замаячивший по ту сторону Темзы Вестминстерский дворец. Словно высеченный из песочной глыбы, в отблеске вечерних фонарей, его стены казались безупречными в своей строгости и неприступности.

– Вы не находите его прекрасным? – обернувшись на Дэвида, с долей претензии спросил Зигмунд.

– Да… Пожалуй да, – неуверенно пролепетал тот, заворачивая на Вестминстерский мост. – Хотя мне наверно сложнее оценить. Я родился здесь и видел все это миллионы раз. Мне кажется, за повседневностью я, как и многие местные жители, перестал его замечать.

Будто оправдываясь, он пожал плечами. Зигмунд непонимающе хмыкнул и умиротворенно откинулся на подголовник сиденья, залюбовавшись видом приближающегося Биг Бена.

– Великое место разумной свободы… Героический английский пуританизм с благородной преданностью общественному благу, упрямством и обостренным чувством справедливости среди граждан… с огнем общего интереса, высоким представлением о жизни, которую следует прожить стойко, мужественно и почетно… – с торжественной гордостью заявил Зигмунд. Впечатленный такой пылкой речью, Дэвид пригнулся к рулю и сквозь лобовое стекло пригляделся к башне Елизаветы, пытаясь новым и незамыленным взглядом уловить скрытый в ней образ.

– Мне кажется, что с тех пор тут мало что изменилось, – высказал предположение Зигмунд, поубавив в тональности патетичность.

– Да… Нет… – путано согласился Дэвид, не желая разочаровывать старика на ночь. – Разве что приезжих стало больше, – острожно добавил он.

– Я всегда завидовал моему старшему сводному брату Эммануилу в том, что он имел возможность уехать и жить в Англии и что его дети выросли в условиях, далеких от ежедневных репрессий, которым подвергались мы в Австрии, – не слыша Дэвида, погруженный в свои раздумья, продолжил Зигмунд.

– Знаете… в своих фантазиях я часто отождествлял себя с сыном Эммануила, – тихо признался он. – Ведь тогда бы мне не пришлось проходить столь трудный жизненный путь.

– Ну, может, тогда бы вы не стали тем, кем вы стали? – робко сказал Дэвид.

Зигмунд прислушался к его словам и величаво вдохнул полной грудью. Признав бесспорную правоту довода, он принялся молча рассматривать мелькающие за окном улицы, здания и толпы молодых, веселящихся людей, которыми буквально кишил центр Лондона.

– Как на счет прогуляться по парку? – спросил Дэвид своего именитого пассажира, притормозив у свободного парковочного пятачка на углу Грин-парк.

– Вполне, – узнав знакомые места, согласился Зигмунд.

Они вышли из машины и довольно переглянулись, ощутив, каким необычайно теплым был этот поздний весенний вечер.

– Зигмунд, извините! – вдруг опомнился Дэвид, увидев по близости еще открытый магазинчик Marks & Spencer. – Я заскочу на минутку? Куплю парацетамол Рейчел, а то у нее снова обострилась мигрень.

– Конечно же! – с пониманием отнесся Зигмунд.

– Спасибо! Только никуда не уходите! Ждите меня здесь! Я мигом! – потребовал Дэвид и направился в магазин.

Оставшись один, Зигмунд посмотрел по сторонам и стал вылавливать внимательным взглядом проходивших мимо людей, оценивая их одежды, манеры и настрой. В какой-то миг он заметил стоявшего неподалеку чернокожего парня, достаточно крепкого телосложения, в джинсовой куртке поверх спортивной кофты, прятавшего лицо под плотным капюшоном. Тот явно обратил внимание на одинокого, пожилого джентльмена, как ему показалось, ищущего ночных приключений. Не решаясь подойти к старику поближе, парень остался стоять в тени переулка, дергано оглядываясь и потирая руки. Наконец осмелев, он рванул к старику и, делая вид, что проходит мимо, сквозь зубы процедил:

– Дурь нужна?

– Что, пардон? – не расслышал Зигмунд.

– Травка, колеса, кокс, – озвучил список парень, резко развернувшись и пройдя в обратном направлении.

– Кокс? – удивился Зигмунд.

– Да, кокс! Кокаин! Интересует? – настороженно оглядевшись, наркодилер остановился.

– У вас есть кокаин?

– Все что угодно! – сверкнул в темноте золотым зубом дилер. – Будешь брать? – распахнув куртку, он вытащил из потайного кармана уголок маленького целлофанового квадратика с белым порошком внутри. Зигмунд слегка наклонился к груди парня, чтобы разглядеть пакетик, но тот резко задернул полы куртки.

– Было время, когда я мог прославиться благодаря кокаину, – отпрянув назад, Зигмунд, с нескрываемым сожалением в голосе, почему-то решил поделиться своей историей с криминального вида парнем.

– Чё, серьезно, что ли?! – недоверчиво оскалился тот.

– Да… Но этого не случилось по вине моей жены… – пожаловался Зигмунд недоброму незнакомцу.

– Да, эти женщины они такие… Всю жизнь нам портят! – поддержал его парень, нервничая, что торчит около старика уже подозрительно долго.

– Я ознакомился с литературой о кокаине, содержащемся в листьях коки, которые жевали некоторые индейские племена для снятия напряжения и усталости, – начал Зигмунд свое поучительное повествование. – Потом узнал, что немцы испытывали кокаин на солдатах и сообщали, что он увеличивает их жизненную силу и повышает стойкость. Я раздобыл немного кокаина и попробовал испытать его воздействие на себе и выявил, что кокаин способствует улучшению настроения и вызывает ощущение сытости, снимая бремя всех забот, но не притупляя моего разума!

Зигмунд восторженно посмотрел на своего случайного собеседника. Тот со знанием дела ухмыльнулся.

– Сделав это важное открытие, я стал регулярно принимать малые дозы этого волшебного вещества против изводившей меня депрессии и несварения желудка! – продолжил Зигмунд. – Позже я открыл новые возможности применения этого целительного средства и предложил моему другу использовать кокаин через роговицу глаза, и обнаружил в случае моего другого приятеля, страдающего от болезненного пристрастия к морфину, что эту проблему можно устранить с помощью подкожных инъекций кокаина, не беспокоясь о его накапливании в организме.

– Да ты, чувак, в теме! – потеряв бдительность и все больше проникаясь интересом к чумовому старику, потрясенно зашумел наркодилер.

– Я был вдохновлен эффектом этого драгоценного средства, – печально улыбнулся Зигмунд и горько добавил: – Правда, мне пришлось столкнуться с нападками со всех сторон и яростно протестовать против клеветы по поводу применения кокаина…

– Черт! Вот это уважуха! – завелся детина. – Моим парням бы такой характер! А то они каждый раз начинают сопли жевать при любой облаве!

С нескрываемым восхищением он вытаращился на старика, ловя каждое его слово с такой же верой, с какой приблудная паства слушает библейское откровение из уст пастора.

– Однако я не сдавался, – стойко заверил Зигмунд. – Работая в Париже, я продолжал изучать действие кокаина.

– Подожди! – взволнованно перебил его парень. – В Париже?! А где ты там брал кокс? Не у моего кузена Этьена? Он похож на меня, но только более тупой…

– Нет. Кокаин мне поставляла фармакологическая фирма «Мерк», – без задней мысли проболтался Зигмунд.

– Твою-то мать! Охренеть! – возбужденно проревел наркоделец. – Я так и знал, что эти компании в доле! То-то нас власть так прессует! – потрясенный, он уставился на старика.

– Регулярные поставки позволили мне сконцентрироваться на дальнейшем исследовании кокаина, – не обращая внимания на бурную реакцию собеседника, продолжил Зигмунд. – Правда, Мерк запрашивал слишком высокую цену за него. И у меня даже стали появляться сомнения, смогу ли я когда-либо расплатиться за очередную дозу.

– Мы все через это прошли, брат! Эти ублюдки такие жлобы! – чуть ли не прослезившись, фамильярно протянул парень и с теплотой распростер руки, словно своему брату по несчастью на сеансе анонимных наркоманов.

Тронутый такой открытостью Зигмунд разоткровенничался:

– Поняв, что кокаин обладает благотворным действием, я немного отправил его своей жене в Австрию для общего укрепления организма.

– Серьезно?! Отправил свой жене?! – наркодилер выпучил глаза.

– Да. Почтой, – без тени смущения подтвердил Зигмунд.

– Почтой?! Да ты крутой чувак!! – лицо бедолаги перекосилось от ошеломления, граничащего с помешательством.

Не понимая причины столь буйной реакции со стороны своего, как уже казалось, приятного слушателя, Зигмунд решил быть откровенным до конца:

– В письме к жене я также настойчиво порекомендовал употреблять кокаин своим сестрам, друзьям и коллегам…

Услышав это признание, уличный делец вконец обезумел и беззвучно раскрыл рот. Хладнокровие, с которым этот пожилой респектабельный человек «подсадил» свою семейку и знакомых на кокаин, просто не укладывалось в его малообразованной голове.

– Без курьезов, правда, не обошлось, – смущенно покачал головой Зигмунд.

– В один пятничный вечер у жены собрались родственники на Шаббат, куда был приглашен раввин нашей местной синагоги. Она, следуя моим инструкциям, приготовила кокаин на блюдечке для вечернего употребления после ужина, но не заметила, как сидящей по соседству раввин обмакнул в блюдце халу и слизал всю ее дозу. Через несколько минут собравшиеся за столом оказались свидетелями божественного преображения нашего раввина. С криком «я – Миссия» он вскочил из-за стола и, схватив ложку, выбежал на улицу… На утро его нашли в синагоге, где он протанцевал всю ночь, восхваляя свое пришествие… В ответном письме жена попросила прислать немного больше кокаина, чем прежде. Я отправил ей целый грамм… Как я узнал позже, на следующий Шаббат у нее дома собралось шесть раввинов… После той ночи синагогу было решено прикрыть на время разбирательства…

– Очуметь! – обрел снова дар речи наркодилер. – Вот это крутые ребята! Я всегда говорил, мы черные и евреи – братья и должны держаться друг за друга!

Закинув голову, он уважительно выпятил нижнюю губу.

– А знаешь, как меня однажды вштырило от кокаина?! – доверительно выпалил он и замахал руками. – Я как-то перенюхал кокса, и меня так колбасило всю ночь! Вообразил, что я 50 центов и гнал гребаный рэп!

– 50 центов? – озадаченно нахмурился Зигмунд, соединив для наглядности свои большой и указательный пальцы, словно оценивая диаметр окружности. – Интересная ассоциация! – с энтузиазмом прокомментировал он.

– Сексуальная тяга к деньгам…

– Точно! – возбудился наркоделец. – Ты прямо в корень зришь! Сексуальная тяга к деньгам! Да у меня стояк начинается, как только представляю, что могу срубить хотя бы немного бабок! Знаешь! – выдохнул он. – Я не знаю, кто ты такой, но ты – реально крутой чувак! Ты – гений!!! Ты открыл мне глаза на жизнь! Черт побери!! И знаешь что?! На возьми вот это! Даром!

Вытащив из кармана пакетик, он щедро всучил его старику.

– Подцепи каких-нибудь цыпок! Их полно тут шастает по улицам. Оттянись как следует! Веселись в свое удовольствие! – размахивая руками, дружески посоветовал он на прощание и, выдохнувшись, хлопнул ладонями по своим бедрам.

– Эй! Что тут происходит?! Отойди от него! – раздался гневный голос Дэвида. Увидев какого-то здоровяка рядом с Зигмундом, он бросился на помощь.

– Да ладно, брат, не кипятись! – обиженно загундел наркоделец. – Всего лишь дал твоему отцу пакетик кокса. Там, кстати, на двоих хватит! Веселитесь, парни!

– Что?! – нахмурился в недоумении Дэвид, бессильно разведя руками и с опаской следя за подозрительным типом.

– У тебя просто классный папаша! – позавидовал тот ему, проковыляв мимо. – Не то что мой! Из тюряги не вылезал! – пожаловался он на ходу и достал свой телефон.

– И где ты сейчас?! – недовольно рявкнул он в трубку. – И какого хрена, скажи мне, ты торчишь в Сохо?! Какие на хрен клиенты в Сохо в пятницу вечером?! Ты последние мозги спустил?! – гневно заорал он. – Поднимай свою тощую задницу и гони в Голдерс Грин! Конечно же, я в курсе, что это еврейский район! С какого бы я стал тебе названивать, по-твоему?! Тебе даже невдомек, тупая башка, какие там вечеринки закатывают раввины! Быстро дуй туда! Через час встречаемся там у метро! Готовься наполнить карманы! Шаббат шолом, брат! – воодушевленно закончил он разговор и скрылся в темном переулке.

– Что тут произошло?!. Что это у вас?! – словно оглушенный, Дэвид растерянным взглядом проводил странного типа и брезгливо ткнул пальцем в пакетик в руках Зигмунда.

– Кокаин, – спокойно ответил тот.

– Боже мой! Зигмунд! – раздосадованно вспылил Дэвид. – Вас нельзя ни на минуту оставить, чтобы вы не вляпались во что-нибудь!

Он выхватил пакетик и хотел было бросить его на тротуар, но, заметив вальяжно плывущую на встречу парочку констеблей, испуганно спрятал пакетик в карман брюк.

– Уходим в парк! – конспиративно приказал он Зигмунду и, подхватив его под руку, перевел через проезжую часть дороги ко входу в парк.

– Весьма интересный и любознательный молодой человек, – неспешно прогуливаясь по парку, позитивно охарактеризовал Зигмунд своего недавнего собеседника.

– Да? И о чем это вы так занимательно беседовали с первым встречным? – ревниво огрызнулся Дэвид.

– О моей несбывшейся мечте открыть препарат счастья, – грустно поведал Зигмунд.

– Зигмунд, кокаин – это зло! – с сожалением в голосе, будто раскрывая безжалостную правду, сказал Дэвид.

– Да… Я знаю… – горестно вздохнул Зигмунд, усаживаясь на ближайшую скамейку.

– Удивительная ночь! – романтично произнес он, глядя в черное звездное небо. – У меня был близкий друг. Эрнст фон Фляйшль, – вдруг выдал он. Дэвид внимательно посмотрел на Зигмунда.

– Дружба с ним много значила для меня… Он всегда был моим идеалом… Красивый, энергичный человек, обладающий чарующими манерами, присущими высшему венскому обществу… Прекрасный оратор, блестящий педагог и удивительный собеседник… Безгранично преданный своему делу… Мученик физиологии… Из-за собственной небрежности однажды при анатомическом исследовании он занес себе инфекцию. От смерти его спасла ампутация большого пальца руки, но продолжающийся рост невромы требовал повторных операций… Его мучили невыносимые боли и безмерные страдания, изнурявшие его в течение последующих десяти лет… Ему пришлось прибегнуть к морфию, к которому он болезненно пристрастился… Его рассудок под воздействием больших доз морфия стал изменять ему… Он пытался освободиться от пагубного пристрастия, но эти попытки лишь приводили к усилению его физических мучений… После смерти горячо любимых им родителей он много раз повторял, что покончит с собой, поскольку, по его мнению, ему так долго не продержаться… «Я не могу этого выносить, – говорил он, – постоянно заставлять себя делать все с усилием в три раза большим, чем это требуется другим, когда я так привык делать все легче, чем они. Никто другой не вытерпел бы того, что я терплю»… В то время я наткнулся на сообщение в Детройтской терапевтической газете об использовании кокаина вместо морфия и предложил ему перейти на кокаин… Фляйшль ухватился за него, как за спасительную соломинку… но я, вдохновленный целительными свойствами кокаина, даже не подозревал, каким несчастьем обернется моя идея…

Зигмунд погрустнел и съежился от порыва легкого ветра.

– На какое-то время кокаин оказался очень действенным, однако вскоре состояние Фляйшля ухудшилось. Однажды, придя к нему, я не мог достучаться в дверь. Позвав на помощь Оберштейнера и Экснера, я обнаружил Фляйшля лежащим на полу в полубессознательном состоянии… Я просидел с ним всю ночь… И это была лишь одна из многих подобных ночей, которые я провел с ним в течение следующих месяцев. К этому времени Фляйшль принимал громадные дозы кокаина… Я заметил, что за прошедшие три месяца он потратил на кокаин не менее 1800 марок, что означало прием целого грамма кокаина в день… Эти ужасные дозы сильно повредили ему… Среди симптомов кокаиновой интоксикации у Фляйшля были приступы, потеря сознания, часто с конвульсиями, сильная бессонница и отсутствие самоконтроля, выражавшееся, в том числе и в эксцентричном поведении… Постоянное увеличение ежедневной дозы приема кокаина привело, в конце концов, к белой горячке… Ему мерещились белые змеи, ползущие по его коже… Он был неудержим в своем страхе и возбуждении… Вскоре наступил кризис… Придя как-то вечером к нему, я застал его в ужасном состоянии и вызвал его лечащего врача Брейера. Я снова остался у Фляйшля на всю ночь… Это была самая ужасная из всех проведенных в этом доме ночей… Я полагал, что мой бедный друг не протянет больше шести месяцев, однако ошибся… Его болезнь затянулась на шесть долгих и мучительных лет… Пока в один день его состояние безнадежно не ухудшилось… Его безвременная кончина стала для меня страшным ударом…

– Мне очень жаль… – тихо произнес Дэвид, чувствуя неловкость за свое негодование ранее. Зигмунд признательно покивал головой.