Текст книги "Остров любви"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Хоть Фиби и старалась изо всех сил, никакие угрозы и слезы не заставили Алекса Хосмена высадить ее на берег за все время их длительного путешествия. Как только они вышли из гавани Хаддингтона, мужчина позволил ей свободно передвигаться по пароходу, прекрасно понимая, что теперь побег уже невозможен и, как оказалось, безошибочно предположив, что девушка уже не решится на самоубийство. Окруженный водой и туманом, «Лаки» на всех парах уходил в такую глушь, что в течение нескольких дней им не встретилось ни одного корабля.

Случай в Хаддингтоне изменил отношения Фиби и Алекса к худшему. Девушка нисколько не жалела о том, что подожгла сигнальную ракету. Но теперь она уже была готова к непоколебимому гневу Хосмена и той холодной ярости, какую она видела на его лице. Ей даже хотелось довести похитителя до подобного состояния снова.

Но как это ни странно, ничего нового в своем нынешнем положении Фиби не находила. Сидя на своей койке, она размышляла о том, что рабство принимает различные формы. Женщина, полностью находящаяся во власти своего отца или мужа, ничем не отличается от заложницы на борту этого парохода.

Лучшая подруга Фиби, Сьюзи Хаттон, сейчас поаплодировала бы столь радикальным мыслям, ведь прежде дочь Филиппа Кью не волновали вопросы общественной справедливости. С раннего детства девушку учили, что ее мнение не имеет никакого значения. Но, оказавшись заложницей, она стала вольно мыслить. А быть может, тому виной было близкое общение со столь надменным человеком, с этим невыносимым Алексом Хосменом.

Девушка навела порядок в крохотной каморке, создав для себя свой уголок, и дни напролет читала.

На борту парохода Хосмен и Грозный Рик держали на удивление большую библиотеку. В Хаддингтоне Майлиус купил Фиби швейные принадлежности, расческу и несколько заколок. Почему это вызвало такое раздражение Алекса?

Ну да, впрочем, что с дикаря возьмешь? Порой она вставала, чтобы машинально расчесать волосы, думая, сколь глупо было поручать горничной столь простое дело. И все-таки раньше кто-то мыл ей голову и причесывал, кто-то штопал ночные рубашки. Фиби размышляла о том, как к ней относилась Гвенда Рид. Неужели она считала ее куклой? Неужели ей было незазорно причесывать кого-то?

Хосмен игнорировал Фиби даже тогда, когда она смотрела ему прямо в глаза. Неожиданно девушка поймала себя на мысли, что делает это довольно часто, любуясь его натруженными и в то же время такими нежными руками. Нежными?! Да, она помнила его объятия, вкус его губ, но помнила и о том, какую панику вызвал в ней этот поцелуй.

Свинцово-серым утром Фиби разбудил необычный шум. Она вышла на палубу, чтобы посмотреть, что происходит, и столкнулась с мрачным Алексом.

– Мы подходим к Литтлнесту, – сурово произнес он. – Спускайтесь в трюм и ждите, пока мы не причалим.

– Нет, я предпочту остаться на палубе и понаблюдать. – Девушка подошла к краю борта и стала всматриваться в призрачные очертания.

Быстрое течение подбрасывало «Лаки» то вверх, то вниз, словно пушинку.

Из-за внезапного толчка Фиби потеряла равновесие. Она услышала собственный ужасающий вопль. На секунду перед глазами мелькнули бурлящая вода, свинцовое небо и быстро пронесшиеся мимо лесные прибрежные заросли. Девушка перевалилась через ограждение борта и повисла над ледяной водой. При очередном толчке она почувствовала, как рвется ткань платья. Закрыв глаза, Фиби приготовилась к очередному падению, но что-то предотвратило его. Слава Богу, Алекс оказался рядом!

– Женщина, ты что, без воды жить не можешь? – прокричал Алекс Хосмен. – Мне и впрямь надо было дать тебе утопиться!

– Поставь ее на палубу, сынок, – донесся до девушки голос Грозного Рика. – Это самый лучший подхват из тех, что мне приходилось видеть.

Едва коснувшись ногами палубы, Фиби, дрожа от потрясения, упала прямо в объятия Алекса. Тепло его тела и запах морского ветра, исходящий от одежды молодого человека, подействовали на нее успокаивающе. Неохотно девушка отстранилась от Алекса.

– Благодарю вас, – успела сказать она, прежде чем прикусила язык.

– Я же приказал вам отправляться в трюм, – сердито проговорил Хосмен.

– А я хочу посмотреть, – заупрямилась Фиби.

– Я не могу быть вам нянькой, когда у меня дел невпроворот.

Алекс схватил ее за руку, но она вырвалась.

– Алекс, мне нужна твоя помощь, – позвал из рубки Грозный Рик.

– Я остаюсь на палубе, – твердо заявила девушка, всем своим видом показывая, что уступать не намерена.

Взгляд Хосмена на минуту пристальнее задержался на ее лице.

– Держитесь подальше от борта, потому как впереди нас ждет еще не такая качка. И если опять свалитесь, то меня не будет поблизости, чтобы спасти вас в очередной раз.

– Отлично, – парировала Фиби. – Я как-нибудь сама о себе позабочусь.

– К тому же вы можете оставаться на палубе лишь до тех пор, пока мы не подойдем к прибрежному течению вплотную, – буркнул Алекс, прежде чем отправиться к Грозному Рику.

Фиби с неподдельным восхищением оглядывала открывшийся ей пейзаж. То и дело из рубки доносился голос Ричарда, рассказывавшего девушке о местных достопримечательностях.

Смотря в длинную медную подзорную трубу, она видела небольшие лодки, промышлявшие рыболовством неподалеку от берега. Рыбаки, разводившие костры, не обращали внимания на проходившие мимо корабли и лодки. Куда более крупные суда бросали сети, чтобы выловить как можно большее количество белорыбицы. – Вот мой бизнес! – воскликнул Грозный Рик. – Я ценю рыбу куда больше, чем золото.

В подзорную трубу Фиби успела рассмотреть величественный Биг Нортон Отель на берегу.

Это вполне цивилизованное местечко вызвало у нее острый приступ ностальгии. Девушка мечтала об огромной роскошной ванне, широкой чистой кровати на ночь и более всего – об избавлении от похитителя, взявшего ее в заложницы. Мысль ее лихорадочно заработала, выискивая новые способы побега.

– Все, что можно, вы уже посмотрели, – сказал Хосмен, словно читая ее мысли. – Идите в трюм, если не хотите, чтобы я сам вас туда отнес.

Взглянув на молодого человека с ненавистью, Фиби, сохраняя достоинство, вновь отправилась в свою каморку, где ее заперли на ключ. Ладошкой девушка протерла крохотный иллюминатор, чтобы разглядеть, что происходит. Фиби снова почувствовала приступ легкой тошноты.

И тут ей внезапно пришло в голову, что она попала в самое что ни на есть настоящее приключение. До этого ничего выдающегося с девушкой не происходило, если не считать поездки в Лондон на годовщину коронации Эдуарда VII в день ее семнадцатилетия.

Алекс зашел в ее крохотную каюту, держа на руках Пушка. Он всегда держал собаку так, будто это была кипа грязного белья. Опустив песика на койку, Хосмен повернулся к дверям.

– Куда это вы? – спросила Фиби, вовсе не удивившись, когда он не ответил.

– Я опять запираю дверь снаружи… Она бросилась к порогу:

– Нет, пожалуйста, я клянусь, что ни за что…

Скрежет запирающегося засова заставил ее вздрогнуть. Кладовка была слишком тесной, и потому Фиби уселась на узкой кушетке, уперевшись подбородком в колени, и стала гладить лохматого пса. У нее не было ни свечи, ни лампы, чтобы поджечь все это и тем самым привлечь к себе внимание. К тому же девушка могла сгореть заживо, прежде чем подоспеет помощь. Она не находила подходящего предмета, чтобы обрушить его на голову Алекса Хосмена, когда он появится в очередной раз. Фиби пыталась взывать к Грозному Рику, который казался более милосердным человеком, нежели Алекс, но он вытаскивал свою губную гармошку и начинал играть на ней с особым усердием, чтобы заглушить ее рыдания.

Совершенно опустошенная, Фиби рухнула на кровать. Здесь было слишком темно для того, чтобы читать, а потому она уставилась в стену, из последних сил ненавидя своего похитителя.

***

Стоя на дымящихся развалинах Харбор-стрит, Филипп Кью смотрел на обугленный остов своего особняка. Тлеющие угли обдавали его волной жара. Пруд для форели выкипел, каретная, конюшня и флигеля пристройки превратились в золу.

Желто-серые клубы дыма поднимались над почерневшими балками строения, которое когда-то было его домом, а теперь являло из себя ничто.

С ночи понедельника, когда относительно легкий дождь обозначил окончание пожара, наемные агенты Кью обшаривали развалины в поисках его дочери.

Прежде всего Филипп посоветовал обратить внимание на особняк и его окрестности. Ведь последний раз, когда он видел Фиби, девушка выбегала из дома как раз в тот момент, когда на нее рухнула крыша.

Но, несмотря на тщательные поиски, ничего обнаружить не удалось. Это несколько приободрило Кью, дав ему надежду, что дочь жива. Хотя он понятия не имел, где она может находиться.

Филипп пробирался по развалинам прежде величественного особняка. Все произведения искусства и антиквариат, которыми он прежде привык окружать себя, превратились в пепел и прах.

Внимание Кью привлек стук лошадиных копыт. К нему подъехали двое мужчин в длинных черных пальто. У того, что постарше, была курчавая седая бородка, у младшего один глаз был закрыт повязкой. Филипп знал Джона Алдервика уже много лет, с тех самых пор, как Алдервик сделал себе имя на деле серийного убийцы Саунти. Теперь детективное агентство всем известного сыщика занималось грабежами поездов, восстаниями рабочих и частными делами, сулившими большую выгоду. Кью нравилось, как работает Джон. Детектив был скор и самоуверен даже в тех случаях, когда ошибался.

– Это мой оперативник, Питер Уикс, – представил своего спутника Алдервик с ярко выраженным шотландским акцентом.

Он окинул взглядом пожарище.

– Вы понесли невосполнимую утрату, мистер Кью. Мне больно это видеть. Приношу мои соболезнования.

– Да нет, дело в моей дочери, Фиби! – воскликнул Филипп. – Дело в том, что она… исчезла!

Исчезла. Он прокручивал то мгновение в своей памяти безотчетное количество раз, и теперь видел его, словно застывшую картину. Атлетического телосложения мужчина, врывающийся в особняк с пистолетом. Фиби, сбивающая его с ног. Грохот выстрела.

Все казалось таким простым. Фаэтон уже поджидал. Он с дочерью должен был уехать, оставив сумасшедшего гореть вместе с портсмутской мебелью.

Но все сложилось совершенно иначе. Фиби почему-то не успела, что-то разделило их. А потом весь квартал охватило пламя, и лошади понесли… И только на Лейн-стрит животные вновь стали послушны поводьям. К тому времени стали подъезжать пожарные экипажи, так что путь к особняку был отрезан.

Об этом Кью сообщил Алдервику холодным и абсолютно бесстрастным тоном.

– Значит, последний раз вы видели ее в переулке, и единственный свидетель тому – грабитель…

И вновь ему обожгло сердце. Он уставился на мыски своих ботинок. Их покрывала серая пыль.

– Нет, он не был… – Филипп Кью осекся, размышляя, следует ли говорить правду. – Он утверждал, что он откуда-то с севера, с острова Мей. В прошлом году я попытался открыть там шахту, но все закончилось аварией.

– Несчастный случай?

– Да, произошел взрыв. И я думаю, что этот безумец с револьвером…

– У него был револьвер?

– По-моему, он мстил. Я думаю, он мог поджечь дом. Но, по правде говоря, совсем не было времени… – Он снова смолк, ощутив дрожь в голосе. – Я хочу, чтобы ее нашли, – закончил Кью. – Сегодня!

– Сэр, мне бы хотелось знать ее приметы, промолвил Питер Уикс, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и огрызок карандаша.

– Я привез это из нашего дома на озере, – Филипп протянул ему небольшую фотографию Фиби на драпированном стуле, позирующей с фарфоровой собачкой в руках. Художник, который позднее запечатлеет этот образ в масле, постарается, чтобы девушка и собака выглядели как можно живее и естественней.

Кью неприятно поразило то, что на фотографии дочь более всего напоминает безжизненную статую.

Однако она была красива, и Кью понял это по реакции Уикса, разглядывающего снимок. Видя Фиби впервые, так реагировали практически все.

Филипп вспоминал свой последний разговор с дочерью. Рассказывать чужому человеку об их ссоре нужды не было. Несмотря на то, что один глаз Питера Уикса был закрыт черной повязкой, от его внимания ничего не ускользало. Он словно читал мысли:

– Порой люди, которые исчезают, – безразличным тоном бросил сыщик, – вовсе не хотят, чтобы их находили.

– Это не тот случай, – отрезал Филипп, в глубине души сомневаясь в своей правоте.

Пока Уикс задавал вопросы и что-то помечал на бумаге, к железным воротам подкатил шикарный экипаж. Летящей походкой к ним подошел Саймон Кросби. Он был безупречно одет, его волосы были аккуратно причесаны и напомажены. Похоже, исчезновение невесты не повлияло на молодого человека никоим образом. Именно его Кью хотел для своей дочери – Аристократа. Джентльмена, которого несчастья обходят стороной.

– Я видел ее, – промолвил Саймон. – Я видел, что произошло…

И пока он объяснял, что же случилось на побережье, огонь ярости в груди Филиппа вспыхнул с невероятно болезненной силой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Почерневший частокол старого форта четко выделялся на фоне янтарного неба. Спеша по дощатому тротуару, Алекс то и дело здоровался, видя знакомые лица. С момента основания торговой фактории на острове Мей он провел немало времени в Литтлнесте. Это был маленький приморский городок, в котором, помимо английской, можно было услышать французскую, еврейскую, испанскую и даже русскую речь. Местные рыбаки сидели в темной, до отказа забитой народом таверне и распивали спиртное наряду с бизнесменами из Хаддингтона, Данбара и даже Эдингбурга.

Проститутки, как всегда, были дружелюбны, тем более что Алекс Хосмен был им слишком хорошо знаком. Правда, на сей раз он прошел мимо них, лишь многозначительно подмигнув и махнув рукой.

Алекс бросил горсть медных монет в трясущуюся ладонь старого Мартина Хоуна. Бедолага выглядел просто ужасно. И хотя торговать в лавке мог бы один из его двух сыновей, старик предпочитал делать это сам. Хоун не доверял детям, ожидающим, по правде говоря, когда папаша отойдет в лучший мир. Свою жену старик похоронил примерно полгода назад, и это основательно его подкосило. Мартин Хоун начал довольно часто прикладываться к виски. Мартин приветствовал Алекса сердечным поклоном.

– Собираешься обратно на остров? Хосмен согласно кивнул в ответ:

– Мне тут у тебя надо будет кое-что купить.

– Это мы мигом, – бросил Хоун, когда Алекс поставил на прилавок большой пустой ящик.

– Все как обычно, – он стал перечислять продуктовый список, – мука, соль, кофе, бобы и масло.

А тем временем Хоун положил в ящик свежие яблоки и большую головку сыра. – Слушай, мне тут еще мыло надо, – добавил Алекс, отрешенно почесывая щетину.

Хоун протянул ему кусок хозяйственного мыла, завернутый в пергаментную бумагу. Алекс подумал, и вернул мыло хозяину.

– Слушай, а нет у тебя мыла, что пахнет получше, уж больно это воняет.

Мартин недоуменно пожал плечами и бросил Апексу кругляш, испускавший аромат сирени.

– Слушай, а это что, простыни? – спросил Хосмен, указав на стопку какой-то материи на одной из полок.

Владелец протянул ему комплект.

– У меня еще и перина есть.

– Перина?!

– Ну да, такая штука, вроде матраса. Алекс тихо выругался.

– Что-что? – не расслышал Хоун.

– Ничего. Я забираю простыни и пуховую перину.

Мужчина в очередной раз окинул взглядом лавку.

– А это что? – спросил он, беря двумя пальцами какой-то предмет одежды из тончайшей ткани.

– Женское нижнее белье, – ответил Хоун. – Настоящий батист и кружева.

– Я это тоже забираю… Мартин Хоун хитро улыбнулся.

– Да ты, Алекс, никак жениться надумал?

– Да что ты, Христос с тобой! – Хосмен почувствовал, как краснеют его уши. – Просто у меня на борту «Лаки» пассажир… Точнее… пассажирка…

Хоун оскалился, обнажив гнилые зубы.

– Так что же ты мне сразу не сказал? Нет, брат, видать, ты не мастак выбирать покупки бабам…

Алекс сделал неуверенный жест в сторону ящика.

– Мыло, простыни, нижнее белье, что еще надо?

Хоун тяжело вздохнул, а потом принялся за дело. Он подбирал перчатки, чепцы, готовые платья и какие-то гофрированные предметы, о назначении которых Хосмен даже не догадывался.

– Да не нужна мне вся эта упряжь, – явно расстроился Алекс. – Это же все временно.

– Может, и так, да только женская гордость вечна. – Мартину Хоуну доставляло особое удовольствие снабжать Хосмена ворохом предметов дамского туалета.

Алекс понятия не имел, что это такое. Ведь там, откуда он был родом, женщины сами делали себе нижнее белье и варили мыло, а мужчины и слыхом не слыхивали о подобных вещах. Но Фиби Кью не была такой. Гордая, умная, надменная – эти качества Алекс более всего ненавидел в женщинах. На рассвете следующего дня пароход взял курс на запад. Паровые котлы заработали на полную мощность. Ветер и течение изменились. И, как ни странно, даже вода стала пахнуть по-другому. Быть может, она стала свежее от хвойного аромата сосновых лесов. Фиби еще никогда не приходилось бывать севернее Эдингбурга, и теперь она понимала, что наступает самая захватывающая часть ее приключения. Девушка все более удалялась от дома.

Мысли о неизведанных диких местах, похоже, вызвали появление Алекса. Собака злобно зарычала на непрошеного гостя и выскочила из тесной каморки. Фиби услышала топот кованых сапог и вся напряглась, словно в ожидании опасности. Проигнорировав появления Хосмена, она осталась лежать на кровати лицом к стене. Ее сердце разрывалось от ненависти. Девушка слышала, как в полумраке мужчина натыкается на различные предметы, и ей было ужасно любопытно, что происходит. Но Фиби не желала оказывать похитителю такой чести, как поворачиваться к нему лицом.

Внезапно она почувствовала, как Алекс легонько потряс ее за плечо, и с трудом удержалась от крика.

– Мы тронулись в путь, – сообщил он и вышел, аккуратно закрыв за собой маленькую дверь.

Девушка осторожно повернулась. На полу стояла овальной формы ванна, полная горячей воды. А рядом лежали губка, брикет удивительно душистого мыла и чистое полотенце. Потрясенная до глубины души, она не сразу заметила пачку свежих простыней, под которыми лежала самая настоящая огромная пуховая перина.

В пергаментном пакете Фиби обнаружила рубашку и синее шерстяное платье. Она также нашла толстые вязаные чулки, ночную сорочку и утепленное нижнее белье.

Когда Фиби подумала о том, что ей еще так долго придется быть заложницей, ее пробил ледяной озноб. Быть может, все это сделано с умыслом? А может, Хосмен собирается продать ее пиратам? Воображение рисовало все более ужасающие картины, так что девушка уже почти решила оставаться грязной и одетой в лохмотья, чтобы хоть как-то насолить Хосмену. Но почти есть почти…

Горячая ванна приветствовала ее ласковым паром. Тихонько ойкнув от благодарности, Фиби быстро разделась и погрузилась в воду. Никогда она еще не принимала ванну с таким удовольствием. Даже мраморный бассейн в особняке отца не шел ни в какое сравнение, равно как и то, что тогда ее обмывали сразу три горничные. Сажа и копоть пожара наконец-то окончательно смылись, и девушка едва не рассмеялась от радости, снова став чистой.

Она сидела в ванной до тех пор, пока вода не остыла, а Пушок не начал нетерпеливо скрестись в дверь. Завернувшись в полотенце, Фиби принялась разглядывать новые предметы своего туалета. Готовые вещи были бесформенны и безвкусны, однако чисты и даже накрахмалены. В основном они были изготовлены из шерсти и хлопка, а не из шелка или атласа, но все же казались вполне пригодными.

Шерстяное платье в синий полевой цветочек висело на ней, как мешок. Девушка закатала рукава, подобрала юбку и почувствовала себя принцессой. Она тщательно расчесала волосы, заколов их парой целлулоидных шпилек, которые дал ей Грозный Рик.

Когда Фиби вышла из тесной каморки, Пушок возмущенно залаял на нее и стал царапаться. Она взяла собаку на руки и поднялась на палубу.

Грозный Рик был на камбузе, помешивая на сковородке нечто кипящее и безумно дурманящее.

– Могу представить, что ты даже не узнал меня, – усмехнулась девушка. – Но я больше не пахну, как сгоревший дом.

– А, это вы, завтрак подан, – бросил Ричард, не подав и виду, что заметил в ней изменения, и вываливая жаркое на оловянную миску.

Фиби распахнула глаза от удивления при виде свежей моркови, турнепса и зеленого горошка в потрясающем соусе. А когда Грозный Рик нарезал хрустящую золотистую буханку хлеба, у девушки и вовсе проснулся жуткий аппетит.

– О, мистер Майлиус, это просто великолепно! – она уселась за стол и с благодарностью принялась за жаркое.

– Сегодня вы выглядите куда счастливее, мадемуазель.

– Но на самом деле это не так, – возмутилась Фиби. – Просто мне куда комфортней, и к тому же я просто потрясена… Я и забыла, когда в последний раз нормально мылась, меняла белье, спала на нормальной постели…

Ее собственные слова сейчас эхом отдавались у нее в голове.

– Я не думаю, чтобы Алекс Хосмен проявил обо мне хоть какую-то заботу.

– Нет, мы сделали это только для того, чтобы вы не плакали, – объяснил Алекс, неожиданно вошедший на камбуз.

Он сел напротив Фиби, и потому она изо всех сил старалась его не замечать, уделяя все свое внимание изысканному куриному рагу, приготовленному Ричардом.

Но Хосмена невозможно было проигнорировать. Присутствие молодого человека испортило ей настроение. А с тех пор, как мужчина схватил и поцеловал ее, девушка не знала покоя. Из головы не выходили воспоминания о том, какие у него губы, какие сильные и нежные руки, обнимающие ее за талию… Она положила ложку на стол.

– Полагаю, вы ждете благодарности…

– А я полагаю, что вы заткнетесь и продолжите прием пищи, – резонно заметил Алекс.

– Ну и прекрасно, – Фиби уткнулась в тарелку, но у нее внезапно пропал аппетит. Отодвинув от себя жаркое, она машинально поискала салфетку, но той не оказалось. Вместо этого девушка обнаружила на столе какие-то бумаги и чуть не поперхнулась от изумления.

– Вы получили известия из Ипсуича? – не спрашивая разрешения, она схватила листочки и стала их разглаживать.

«Пожар», «Гибель в огне» – кричали газетные заголовки. То была «Дейли миррор», проиллюстрированная литографиями погорельцев и видами уничтоженных огнем строений. Вся передовица была посвящена пожарам, вспыхнувшим в разных уголках страны. Почти сто тысяч человек лишились крова, и не меньше сотни трупов обнаружили в местах трагедий.

В памяти Фиби всплыли живые картины пожара, и она ощутила леденящий, почти животный ужас. Девушка не помнила, чтобы ей было так страшно, но газетные заметки вновь пробудили в ней чувство опасности.

Она взяла следующую газету и стала читать статью мистера Эдуардса из «Ивнинг Пост». Тот утверждал, что пожар в Ипсуиче начался в трущобах, в предместье Лич-Айвс.

«Эти районы всегда являлись «терра инкогнита» для уважаемых граждан Ипсуича…» – на мгновение девушка прервала чтение и, не сдержавшись, выругалась.

– Бог мой, что за сноб!

– А вы бывали в том предместье? – спросил Майлиус.

– Конечно же, нет… Я… но это совсем другой случай, – бросила Фиби, взяв в руки очередную газету. «Морнинг Экстра» вышла всего лишь через несколько дней после пожара.

«… Причиной которого стала корова, опрокинувшая лампу в хлеву, где ее доили…», – прочла она с удивлением. Но возможно ли это?

– А вы впрямь эксперт по рабочему классу, – с сарказмом прокомментировал Алекс Хосмен. Он взял самый свежий номер еще одной газеты. – Они все об этом говорят: «На следующее после пожара утро наш корреспондент обнаружил миссис Рид на пороге ее собственного дома. Поначалу она и слова не могла промолвить о пожаре, а лишь рыдала о том, что лишилась коровы, и теперь у нее ничего нет». – Алекс рассмеялся. – Я удивлен, что у нее остался порог, ведь, по идее, ее недвижимость должна была сгореть первой!

Фиби стало не по себе.

– Как, вы говорите, ее звали? Миссис Рид? Алекс еще раз пробежал глазами статью. – Совершенно верно… «Экстра» называет эту женщину Кэтрин Рид из дома № 137 по Лейман-стрит.

«Да этого просто не может быть!» – подумала девушка. Каждое Рождество она распоряжалась, чтобы корзину с подарками отправляли на адрес мистера и миссис Рид на Лейман-стрит.

– О, Господи, – прошептала она. Хосмен изумился.

– Но только не говорите мне, что они были вашими друзьями.

Фиби даже не обратила внимания на его оскорбительную язвительность.

– Их дочь, Гвенда, работает у меня по найму в качестве горничной, – девушка нервно закусила губу. – Да теперь весь город будет настроен против них!

– Не спорю, – Хосмен положил свои большие ладони на стол. – Люди любят искать виноватых.

– Но Рид – люди порядочные, они зарабатывают свой хлеб в поте лица. Миссис Рид разносит молоко в то время, когда большинство ипсуичцев еще спят. А Гвенда для меня больше, чем служанка. Она моя подруга. – Фиби с вызовом посмотрела на Алекса Хосмена. – Мне необходимо срочно вернуться в Ипсуич!

Мужчина добродушно рассмеялся.

– Леди, вы не в том положении, чтобы отдавать приказы.

Девушка постаралась сдержать охватившую ее ярость.

– Да теперь семейство Рид могут отдать под суд. Сейчас я как никогда необходима Гвенде!

– Придется ей обойтись без вас.

Фиби чуть не разрыдалась. Ей сейчас очень хотелось быть с Гвендой. Куда сильнее, чем вернуться к отцу. Девушка редко сталкивалась в жизни с необходимостью быть кому-то нужной и верила всем сердцем, что ее появление в суде поможет оправдать семейство Рид. Ведь она – дочь самого богатого человека Ипсуича.

Фиби вспомнила тот день, когда впервые увидела Гвенду Рид. Им тогда обеим было по 10 лет, и Гвенда катила перед собой тележку со сливками и маслом по тротуару вдоль Паркинг-стрит. А Фиби была в своей карете, и ей запрещено было выходить туда, где, по словам ее няни, собиралась всякая рвань. И пока совсем еще юная мисс Кью смотрела в окошко, какие-то сорванцы налетели на Гвенду. Они перевернули ее тележку, украли масло и облили девочку с ног до головы сметаной. Она сидела на тротуаре – несчастнейшее из созданий, которое когда-либо приходилось видеть Фиби.

Ей с трудом удалось уговорить кучера и няню забрать бедную девочку к себе домой. Там Гвенду вымыли и дали ей чистую одежду.

Строгая бонна, конечно же, возмущалась, но впервые Фиби удалось настоять на своем. Вместо того, чтобы склонить голову в почтенной благодарности, Гвенда Рид восприняла проявленную по отношению к ней доброту как нечто само собой разумеющееся.

Даже не собираясь плакать по поводу пропавшего масла и сливок, она уговорила повара Кью ежедневно делать заказы на молочные продукты у ее матери.

Отец Фиби считал, что лучшие горничные – это француженки: они живы, умны и являются авторитетом для юных леди из высшего общества. Но дочь и слышать об этом не хотела. Она требовала, чтобы ее горничной стала Гвенда.

– А если ты хочешь, чтобы она говорила по-французски, – Фиби поставила отца перед фактом, – она может ходить на занятия по иностранному языку вместе со мной.

Через неделю, в течение которой Фиби ни с кем не разговаривала, ее отец послал кого-то убедить миссис и мистера Рид позволить своей дочери Гвенде стать личной служанкой мисс Кью. Не имевшая матери, чтобы поделиться с нею секретами своего сердца, девушка стала делиться ими с Гвендой. А никогда не располагавшая собственной кроватью Гвенда познала иную жизнь. Так из года в год крепла их женская дружба.

«Ах, Гвенда! – с горечью подумала девушка. – Такая скорая, такая гордая, такая чертовски умная… Все эти статьи в газетах окончательно тебя доконают!»

– Был ли у вас верный друг, мистер Хосмен? – тихо спросила Фиби. – Неужели у вас не было друга, который бы значил для вас все, такого, ради которого вы бы пошли на что угодно?

Алекс тяжело вздохнул.

– Ну же, – настаивала она, уверенная, что мужчина не понимает всей тяжести и серьезности положения. Но Алекс безмолвствовал, неприступный, как скала.

«Ведущий промышленник Ипсуича и владелец многих предприятий Филипп Кью занят поисками своей единственной дочери Фиби, которая по окончании школы мисс Олборн должна была выйти замуж за мистера Саймона Ноэла Кросби. Мистер Кью предлагает большую награду за информацию о местонахождении своей дочери…»

Фиби скрестила руки на груди, закрыла глаза и тихо помолилась. То, что ее отец опубликовал объявление, означало, что ему удалось пережить пожар. «О, папа, – подумала она, – тебе удалось выжить. Слава Богу. Ты остался в живых».

«Мисс Кью видели в переулке за особняком Кью, что на Харбор-стрит. Перед рассветом ее обнаружили близ приморского парка. Она находилась с незнакомцем, напавшим на мистера Кросби, описавшего нападавшего как «отпетого злодея, громилу чуть выше среднего роста с безумными глазами, длинными нечесаными волосами и без бакенбард». Мистер Кросби предполагает, что негодяй вполне может быть рыбаком…»

– Вот это место мне понравилось больше всего, – прервал ее чтение Хосмен.

– Неужели вам не приходило голову, – спросила Фиби, откладывая газету в сторону, – что вы совершаете противозаконный поступок?

– Я прибыл в Ипсуич, чтобы убить вашего отца, – прищурился Алекс. – Вы спасли меня от самого себя, принцесса.

– Нет, ваши перепалки наводят на меня тоску, – со вздохом вымолвил Грозный Рик. – Пойду-ка я на свежий воздух да выкурю трубочку.

И Алекс, и Фиби его проигнорировали.

– Теперь вы вне закона, Хосмен. Вы – преступник, объявленный в розыск. Но я могу тебе помочь лишь в том случае, если ты меня отпустишь…

– Я не нуждаюсь в вашей помощи!

– Как только вас схватят, то сразу же отправят в тюрьму!

– Ни за что, – хладнокровно парировал Алекс.

– Откуда такая уверенность?

– С такими ребятами, как я и Грозный Рик, это обычно не происходит.

– Похоже, вы большие специалисты по похищениям, признайтесь, вам прежде уже приходилось проделывать подобное?

– Нет, – отрезал Хосмен. – Повода не было.

– Но вражда с моим отцом дала вам такой повод, – продолжила Фиби.

Его лицо стало непроницаемым.

– Это отнюдь не вражда… Он может покончить со всем, приехав за вами. – Алекс бросил взгляд на заваленный газетами стол. – Но это, конечно, в том случае, если он приедет…

– У вас нет сердца. Вы понятия не имеете, что такое любовь, дружба или семейные отношения!

Алекс встал из-за стола, заслонив собой свет. Фиби посмотрела ему прямо в глаза. Они были темно-карими с девичьими густыми ресницами. И в этих карих глазах отразилась такая боль, что девушку будто ударило током, и она поспешила отвернуться. Ей не хотелось знать причину его скорби. Она не хотела думать об Алексе Хосмене, как о мужчине, способном чувствовать боль.