Текст книги "Ковчег 5.0. Начало"

Один вывод напрашивался сам собой – силу в обмен на разум дало то странное сочное фиолетовое вещество. Ягодами или фруктами я его специально не называл. Это может оказаться что угодно – например, внутренности фиолетовой рыбы. Хотя нет… если рыба появилась этим утром, значит, фауна отпадает. Остается только флора. Любой фиолетовый фрукт или овощ… гриб или корень. Кто знает, что парни нашли и сожрали в этих лесах. Но если я прав, это нечто очень мощное и опасное. Дает силу, отнимает разум. Превращает в берсерков? Но тогда какого лешего они кинулись насиловать, а не убивать?

Ну и что меня обрадовало больше всего – после смерти мужики затихли, а затем исчезли в легкой вспышке. Не осталось абсолютно ничего после них. Ни тумана, ни облачка, ни сундука, ни хрустальной амфоры с бьющейся внутри душой. Что не осталось трупа – очень хорошо. А вот отсутствие того же облачка… это плохо. Обычно игровая система после гибели игрока оставляет на том месте некое визуальное образование – от тумана до гроба, в зависимости от игры. Но здесь ничего. Осталось пустое место, на которое упали предметы, имеющиеся у погибших. То есть листья, запутавшиеся в них в волосах, веточки и грязь с кожи. Плохо… очень плохо… людей будто стерли из этого мира.

Стерли… слово-то какое страшное, если оно относится ко мне…

А еще меня напрягало отсутствие возможности записать узнанную информацию. Ни встроенных дневников, ни блокнотов, ни бумаги и ручки под рукой. А в голове все удержать тяжеловато будет. И новые сведения прибавляются каждый день. На песке начертить что-то можно, например карту известной нам местности, но вот записать что-то уже тяжелее.

Не успели мы толком пообщаться, как к нам дружно подошла бравая четверка девушек. И поинтересовалась, а какие, собственно, дальнейшие планы у представителей сильного пола, то бишь у нас. Ответы последовали незамедлительно, но были крайне «мелкие». Каа намеревался посвятить остаток дня сооружению удочек и рыбалке, обещая добыть на ужин много морских обитателей. Буратино прямо-таки рвался вместе с ним рыбачить и зарабатывать опыт. Остался только один я, но с ответом не задержался, сообщив, что тоже хочу рыбачить, раз уж мы пока никуда не собираемся. Потому что если появилась возможность получать опыт и поднимать уровни, то ее терять нельзя. Никто не ведает причуд Ковчега – вдруг ему завтра вздумается вновь «умертвить» моря и океаны?

– А завтра тоже рыбачить? – поинтересовалась Панти, по своей недавней привычке сжимая и разжимая пальцы выросших рук. – Так мы навсегда здесь останемся. Ребят, если мы идем дальше – значит давайте идти дальше и по пути, останавливаясь, рыбачить, а затем, покушав, снова шагать дальше. Если остаемся – тоже хорошо, но тогда надо что-то думать о жилище. Так остаемся или идем?

– Ну… – замялся Бур.

– Хотя бы сегодня – да! Остаемся! – выпалил Каа. – Рыба, ребят! Рыба! Пусть рыбье, но мясо. Вам что, вареные крабы не понравились на обед?

– А ты что скажешь, Жирик? – вздохнула Панти, а выглянувшая из-за ее спины Даша смотрела на меня с огромным интересом в ожидании ответа. – У тебя какие планы?

– Один денек можем передохнуть, верно? – улыбнулся я. – Хотя бы сегодня. А за ужином обсудим планы глобальные, на будущее. Узнаем друг друга получше. А завтра ранним утром и пойдем дальше потихоньку, если, конечно, ни у кого нет других планов. Такой расклад подойдет?

– Более-менее, – вздохнула Даша и, покосившись на Буратино, добавила: – И поймайте что-нибудь жирное и большое. А не рыбок размером с указательный палец. Рыбаки…

– Поймаем! – заверил Каа, длинноносый согласно закивал и поддакнул:

– Поймаем!

– Я сначала немного пройдусь по бережку, – задумчиво произнес я. – Осмотрюсь. Вы в какой стороне были, а в какой не были?

Поняв, что вопрос обращен к ним, Кати показала рукой:

– Километра три в ту сторону. Может четыре. Мы где-то там появились, с небольшим разбросом, потом начали потихоньку осматриваться.

– Ясно, – кивнул я. – Тогда я в другую сторону схожу. Вдруг найду что-то очень хорошее или просто интересное. Или кого-то…

– Один ты не пойдешь, – отрезал Каа.

– Я с ним схожу! – вызвалась Леся. – Я ходкая! Небоевая, но ходкая!

– А мы? – возмутилась Панти.

– А вы, пожалуйста, возьмите с Дашей две длинные палки и начертите на песке примерную карту, – попросил я. – Только чертите подальше от воды. Так мы хоть немного сориентируемся на территории, поймем, где уже бывали и куда стоит заглянуть. А мы постараемся быстро вернуться и добавим в карту новенький кусок суши, который осмотрим. Ну и хозяйство… хотя дров мы сами принесем.

Чуть помедлив, девушки переглянулись и кивнули. Согласие достигнуто. Каждому есть чем заняться.

Собираться долго не стали – прихватили с собой один лоскутный мешок, сделанный вчера Лесей и пошли себе по бережку у самой кромки воды, так что прохладная морская вода то и дело омывала нам лодыжки.

Палки с собой прихватить не забыли, но они больше служили щупами – ими ворошили прелые кучи водорослей, пугая прячущихся там крабов. Как ни хотелось, но я себя сдержал и не стал гоняться за добычей. Шлось легко, учитывая мою возросшую силу и ловкость. За последнее время характеристики не добавлялись уже так шустро, но все же росли и у меня, и у друзей. К текущему моменту мой прогресс выглядел следующим образом:

ХАРАКТЕРИСТИКИ:

Уровень: 0

Ум: 1

Сила: 29

Ловкость: 11

Телосложение: 19

Свободные баллы: 0

Текущий уровень жизни: 100/100.

Текущий уровень энергии: 34/34.

Текущий уровень бодрости: 68/100.

Самое смешное, что ловкость дали, когда я просто шел по ровной местности, таща за спиной мешок. Куда логичней дать выносливость и силу, но система решила иначе. Я все больше склонялся к мысли, что это какой-то системный глюк. Но я больше радовался, чем печалился. Плюсы они и в Ковчеге плюсы, а добавки к характеристикам равноценны ограненным алмазам.

Мы с Лесей дружно промаршировали пару километров, посматривая на то и дело выползающую из моря живность. Девушка иногда не выдерживала и догоняла особо большого краба, безжалостно лишая его жизни при помощи палки. Померший краб отправлялся в мешок, а Леся сообщала количество полученного за него опыта. Баллы разнились. От одного до четырех пунктов опыта. К концу второго километра небоевая дивчина достигла второго уровня, но не стала распределять появившиеся три балла – по моему совету. Зачем? Пока характеристики растут, пусть куда медленнее, чем раньше, но растут, лучше выжать из этого бонуса максимум, а потом уже распределять.

На третьем километре я заметил среди волн отчетливо видный бугор, почти сразу пропавший. Морская черепаха? Иное животное? Нам предстоит еще многое узнать…

Не одолев и половины четвертого километра мы остановились. Не из усталости. Из-за довольно толстого дерева, высившегося прямо посреди песчаной полосы, метрах в пяти от кромки воды. Дерево высокое, наполовину засохшее, причем засохшее по вертикали. По причине большого расщепа вдоль ствола, от вершины до самого низа, разделившего дерево на две неравные части. Та, что поменьше, высохшая и мертвая, сейчас лежала на песке, ветвями угодив в воду и став приютом для десятка крабов. Другая половина продолжала возвышаться вверх, создавая приличную тень. Зрелище впечатляющее, чем-то красивое – тяжелораненый древесный великан продолжает гордо выситься в одиночестве, упорно не желая сдаваться и падать. Прямо-таки памятник стойкости.

Но я был больше впечатлен не деревом, а песком у его корней – ровная песчаная поверхность буквально испещрена следами. Я далеко не следопыт, но отпечатки босых человеческих ступней узнать могу. И чьи-то еще, скорее звериные, чем человечьи.

– Ну здрасте, ребятушки, – хриплый добрый голос донесся от дерева, из-за стола вышагнул сухонький дедок лет семидесяти, с приветливой улыбкой и спокойным взглядом из-под густых седых бровей. На тощих чреслах нечто вроде древесной набедренной повязки – кора, веточки, как это все держится и не падает непонятно.

– Ой… здрасте, дедуля! – ойкнула Леся. – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – поздоровался и я, не скрывая радости. Еще один цифровой переселенец. Это же хорошо! Лишь бы нормальным был. Но судя по поведению и выражения лица, дедуля был даже адекватней нас.

Через мгновение я усомнился в своем выводе, ибо дедуля внезапно напрягся и построжавшим голосом рыкнул:

– Фу! Нельзя! Кому сказано!

– Да мы ничего такого… – пискнула Леся.

– Да я не тебе, красава, – отмахнулся дед. – И не тебе, молодец упитанных статей.

– Упитанных статей… – пробормотал я с некоторой обидой и только сейчас проследил за взглядом дедули и обернулся. – М-мать!

– Цыц! Он ругани у меня страсть как не любит! Цезарь! Фу! Вот любопытный!

– К-какая большая соб-бачка! – пролепетала Леся, прячась за моей спиной.

– Не боись, – хекнул дед. – Он у меня детей и блондинок не трогает, красавица. Понимает, что они если что и натворят, то не со зла, а по неразумению. Цезарь! Прекрати, кому сказано! Вот наглец!

Очень и очень большая собака. Метр с чем-то в холке. Внешний вид знаком, но вот размеры… да и лапы чересчур массивны, а клыки в приоткрытой пасти довольно сильно пугают.

– Это… Цезарь, да?

– Цезарь, Цезарь, – закивал старичок, после чего нагнулся, подобрал с земли древесный сук толщиной с бедро взрослого мужчины и одним движением бросил его метров на двадцать вперед. – Принеси!

Гигантская псина рванула за улетевшим бревном, а сухонький дедуля развернулся к нам и пояснил:

– Кавказская овчарка. Ему шестнадцать с половиной лет. В том мире. Здесь-то уж и не знаю, как считать, – заметив наше искреннее недоумение, дед пояснил: – Настоящий это пес, настоящий. Живой. Я его тоже… оцифровал, значит. Вживили электроды в головы обоим старикам – и человечьему, и собачьему. А как иначе? Он со мной всю жизнь прожил, не бросать же? А денег у меня хватало.

– А такие собаки бывают? Кавказские овчарки такие огромные, что ли?

– Да нет, – несколько смущенно улыбнулся старик. – Это я его немного изменил. В конструкторе. Рост увеличил, массы добавил. Клыки подрастил. Мы ведь с ним в мир магии собирались, а там, говорят, у зверей шкуры толстые, да и драконы встречаются. Ай, молодец ты мой! Ай, молодец! – Притащившая бревно собака-переросток обрадованно виляла хвостом, по-прежнему косясь на нас недоверчивым взглядом. – А принеси еще разок!

Бревно снова усвистело вдаль, пес помчался следом.

– А это? – нерешительно спросила Леся.

– Что это милая? Это? Это мужская грудь. Не видела ни разу что ль?

– Да нет! Я на вашу грудь и бицепсы показываю! Вы только что очень толстое бревно очень далеко закинули, дедуля!

– А-а-а… – с усмешкой протянул дед. – Есть такое. Поневоле пришлось силушки набраться. Меня дядькой Федором кличут. А вас как величать, молодые люди?

– Леся!

– Жирдяй.

– А ты молодец, – с некоторым даже уважением кивнул дед Федор. – Ну что… сначала я расскажу, а потом уж вы, ладушки?

– Конечно. Мы можем и первыми, – улыбнулся я. – Просто очень интересно, что у вас за сила такая, дядька Федор.

– Говорю же – поневоле пришлось силы набраться. Деревце видите? – Дед ткнул пальцем в расщепленного великана. – Как меня сюда перенесло, так аккурат в расщеп и запихало. Сначала-то в воздухе я оказался, потом упал, да прямо в расщеп! И намертво. Ни туды и не сюды. Пока дергался и трепыхался, аки мошка в паутине, Цезарь прибежал на звук моих криков и матюков. Только благодаря ему я и жив. Ай ты мой хороший! Давай еще принеси!

Через секунду Цезарь снова убежал за бревном, а дед Федор хитро прищурился и спросил:

– Дальше рассказывать или сами уже поняли?

– Понял, – кивнул я, глядя на рухнувшую половину дерева. – Это сколько же вы там проторчали?

– Двое суток с чем-то. Два утра и две ночи здесь встретил, потом уж выбрался.

– А я не поняла!

– Дядька Федор накачался, – пояснил я. – Толкал, пихал дерево, трепыхался, бился. Неудача за неудачей, но его сила постепенно росла. И доросла до того, что он сумел… отломать половину дерева.

– Ну, не отломать, – улыбнулся старик. – Оно и так же расщепленное было. Всего-то чуток осталось поднажать.

– Вот это да! – выпалила девушка, прижав ладони к щекам. – Дедуля, вы молодец!

– И сколько же у вас сейчас силы, если не секрет? – спросил я.

– Шестьдесят семь, милок, – прищурился дед.

– Шестьдесят семь!

– Померяемся на руках, кто кого пересилит?

Взглянув на сухие руки деда, я замотал головой:

– Нет уж. Шестьдесят семь…

– Но дерево я не выломал. Расшатал. Только на это силы и хватило – шатать и шатать его. А потом «хрусть», и оно поддалось, расщеп расширился, а я выполз. Да и Цезарь помогал – грыз ствол, где я указал. А как вылез я, так и доломал дерево уже из принципа – раз взялся, надо закончить.

– А как выжили? Без еды, воды!

– Вон кусты видите? Изломанные?

Повернувшись, мы дружно уставились на примыкающий к берегу подлесок. Да, там было прямо зеленое месиво, массовое растительное побоище. Кучи отломанных веток, свисающие с обломков нити коры, редкие красные пятнышки среди уцелевших листьев.

– Красное – это ягоды, – пояснил дед Федор. – Сочные, сладкие. Съедобные. И еда и вода. Их мне Цезарь и носил по приказу, слава богу в свое время хорошо его выдрессировал. И сам он ими питался. Морду воротил, конечно, но меня ослушаться не посмел, сожрал за милую душу. И в силе пес подрос – сначала то и дело валился набок, застывал в песке, как мертвый, я так понимаю, это у него бодрость кончалась. А теперь и бегает дольше, и поноски потяжелее таскает. Так и выжили мы с ним оба. Весь ягодник подъели, силушки набрались, дерево сломали вместе, а потом глядь – из моря крабы поползли! Вот это радость! Я срам прикрыл, да за дело взялся… так вот и прижились. А тут и гости пожаловали… так чьих вы будете, добры люди? Не поведаете?

– Да ничьих, – отозвался я, задумчиво глядя на возвращающегося пса Цезаря. – Нас больше пяти, но меньше десяти. Сбились в кучу, сейчас дружно пытаемся сообразить, как здесь жить. Пока что пришли к выводу, что сообща жить легче и веселее. Стараемся осмотреть как можно больший участок местности и сориентироваться. Но пока даже не разобрались, остров это или простой выдающийся вперед мыс. Сначала жили на подножном корму и найденных припасах, сейчас появилась рыба и крабы. Море ожило. Появилась возможность поднимать уровни. Так что часть наших вовсю рыбачит в данный момент, другие чертят карту, а мы решили прогуляться и оглядеться.

– Что ж… уже неплохо, – согласился старик, потрепав пса по лохматой холке. – Люди хорошие?

– Разные, – коротко ответил я. – Плохих вроде как нет. А какие они на самом деле… так быстро не разобраться.

– Да уж, для начала надо пуд соли вместе съесть, – хмыкнул дед Федор. – Вот как мы с Цезарем, да, лентяй?

– Р-раф-ф! – гулко гавкнула собака, выражая свою полную солидарность.

– А можно спросить, дедушка Федор, почему вы не стали свою внешность менять?

– Дядькой Федором кличь, – улыбнулся дед. – Какие еще наши годы. А здесь так и вовсе. Почему менять не стал? А зачем? Я свою внешность люблю. Молодиться и прикидываться тридцатилетним? Зачем? Нет, волосы я себе зачернить хотел и пару килограмм добавить. Ну… может и морщин убрать, чтобы на пятидесятилетнего походить. А потом передумал. Из-за Цезаря. Он ведь не питомец какой цифровой, а самая что ни на есть настоящая собака. Друг мой верный. Вот только я его в любом обличье узнаю, а он может и не понять, что вот этот молодящийся старик его добрый хозяин.

– Он и верно настоящий друг, – медленно произнес я, глядя на деда с настоящим уважением. – Раз ради него на такие жертвы пошли. Собака человека ведь по запаху узнает прежде всего, да?

Старик на самом деле пожертвовал своим обликом ради собаки. А ведь мог выбрать себе мускулистое тело брутального мужика.

– Не только по запаху. По многим признакам своего хозяина узнает. По внешности, размерам, походке, даже по хозяйскому силуэту лунной ночью и по шуму шагов. И по тому, как ты дверь ключом отпираешь. И лицо мое Цезарь досконально знает, до каждой черточки. Я бровью шевельну, а он уже понимает, что я сказать хочу. А если капюшон в холодную пору на лысину свою натяну, он сразу злиться начинает, потому как не нравится ему эта часть одежды. Про голос и говорить нечего – каждую интонацию ведает. Поэтому я доплатил и настоял, чтобы мой облик, голос и походка переданы были досконально. И раз он меня узнал, значит, получилось все. И вот мы здесь, вдвоем. И снова все довольны, да, Цез?

– Р-раф-ф! – вновь согласился пес и с хрустом сомкнул ужасные клыки на измочаленном древесном суке. Да… такая собачка любое дерево подгрызть не хуже бобра сможет… или человеческую ногу откусить за секунду…

– Так возьмете старика и собаку в свои ряды? – поинтересовался дед. – Одному жить можно, но как-то скучно.

– Будем очень рады! – ответил я, не задумываясь. Адекватный мужик – седины не в счет – и огромный пес. Что тут думать? Такому везде рады будут.

– Рады! – эхом отозвалась Леся. – А погладить можно?

– Пока не тронь, – покачал головой дед Федор. – Кавказцы к новым людям не сразу привыкают. Он сейчас палку грызет, а сам думает – кто эти двое? Укусить или не укусить? И если я, к примеру, кого из вас позову с удаления, бежать ко мне не надо. Медленно подходите, разговаривайте спокойно. Дайте псу пообвыкнуться. А то может и кинуться.

– Ясно, – вздохнул я. – Будем осторожны. Вам собираться надо, дядь Федор?

– В нашем Простоквашино особых пожиток нет, – хохотнул дед. – Далеко отсюда?

– Километра три с гаком. Быстро дойдем.

– А корабль когда смотреть будем? Сейчас или потом сюда вернемся? Как по мне – так лучше бы сейчас его осмотреть, – заметил старик.

– Корабль?! – встрепенулся я.

– Скорее остатки, – вздохнул дед Федор. – Его на моих глазах о камни разбило. Да и не корабль, а скорее кораблик. Большая деревянная лодка с мачтой. Целый день его по волнам туда-сюда мотало, а затем ветер подул, и корабль прямой курс вон на те камни взял. Там его и разметало на куски. Так сейчас глянем?

– Сейчас! – наши с Лесей голоса прозвучали одновременно.

– Вижу предприимчивость и упорство, – одобрительно прокряхтел по стариковски дядька Федор, маня нас за собой. – Пошли. Тут всего десять шагов. Но много ли там осталось…

В этом мудрый старик оказался прав. Осталось немного. Ничего напоминающего корабль или хотя бы большую лодку я не увидел. У каменистого берега, среди наполовину погрузившихся в воду валунов, плавали деревянные обломки. Крупные щепки, не более. У поверхности, словно змеи, стелились веревки, а главное сокровище поджидало нас у самого дна, словно хищный скат – медленно колыхающаяся серая простыня какого-то материала.

– Корабль был древний и парусный, дядь Федор?

– Насчет древности не знаю. А вот парус на мачте под конец развернулся. Поймал ветер… и утащил кораблик на камни.

– Тогда неужели это… – с плеском нырнув, я ухватился за край серой простыни, и меня тут же мягко вытолкнуло наружу, обратно на воздух. Жир плавуч… – Да! – завопил я, рассмотрев трофей. – Парус! Парусина! Понятия не имею, что это за материя такая, полотно наверное?

– Материя? Жирдяйчик, держи крепче, тяни шибче. – Поднимая брызги, ко мне подскочила Леся и мы дружно потянули сопротивляющийся парус. – Это не материя! Это наш общий гардероб! От брюк до юбок! Тащи! Дядька Федор! Помогите!

– Щас, щас. – За край паруса ухватилась сухая старческая рука, напряглась, и большое полотнище медленно начало вытягиваться из воды. – Леся, ты с рукодельем в ладах?

– Да! Шью немножко!

– Тогда с тебя брюки! Широкие, парусиновые, можно расклешенные. Честно говоря, не нравятся мне мои древесные труселя. Словно Робинзон на пенсии выгляжу. Жирдяй, дальше мы парус сами вытянем, а ты канаты хватай. Их распустить можно. Дерево… нужно ли?

– Нет, – отплевываясь, булькнул я, подгребая к себе конец толстого каната – Тут одни щепки. Только в костер. А такого дерева повсюду много. Ну, тянем, потянем, вытащить не можем….

Парус, канаты, веревки, бочонок с черным тягучим смолистым веществом. Да смола, наверное, и есть. Это просто я уже на все с подозрением смотрю. Еще десяток самых настоящих краснобоких яблок, одна пустая корзина, пустая бутылка с кривоватым горлышком – тоже пустая, никаких намеков на послание или пиратскую карту в бутыли не обнаружилось. Таков был наш более чем шикарнейший улов с места кораблекрушения. Его мы и несли себе спокойно все вместе, преодолев расстояние до нашего лагеря.

Осталось шагов тридцать. Я отчетливо различал стоящих по колено в воде двух полуобнаженных рыболовов – Каа и отчетливо различимый в профиль Буратино. Девушки сидели кружком на песке посреди пляжа и чем-то занимались, склонив головы. Идиллическая, млин, картина… тишина и покой. Прямо-таки словно посреди отпуска. Мужики рыбачат, жены и дочери читают модные журналы. А это бегут обнаженные официанты… а, черт!

– Каа! – истошно заорал я, сбросив груз с плеч и рванувшись вперед. – Каа! Смотри туда!

Орк услышал, круто развернулся и тут же бросился вперед, несясь к девушками, за чьими спинами, шагах в пятнадцати, бежали два обнаженных мужика. Один из них резко выделялся алыми длинными волосами.

– Стоять, суки! – взревел Каа, выдергивая из-за пояса набедренной повязки револьвер. – Стоять я сказал!

Девушки вздрогнули, проследили за взглядом орка, и над пляжем взвился испуганный визг.

– Это они! Это они! – зашлась криком Кати. – Это они!

– Стоять, я сказал! – повторил орк, взрыхлив песок ногами и резко затормозив. – Я! Сказал! Сто…

Б-БАХ!

В мощной зеленой руке дернулся кажущийся крохотным револьвер. Лидировавший в забеге красноволосый мужик запнулся и рухнул в песок. Несколько мгновений и его тело бесследно исчезло. Второй парень попытался остановиться, не сумел преодолеть набранную инерцию и закувыркался по серому песку.

– Б-БАХ!

В метре от «вторженца» взлетел песок от попадания пули.

Дальше последовало неожиданное – прикрыв руками голову, парень с диким ужасом завопил:

– Да вы чего?! Зачем убиваете?! Что мы сделали?!

– Каа! – крикнул я. – Стой! Стой!

– Бодро тут у вас, – заметил не отставший от меня дед Федор.

– Стой, Каа! – повторил я, и тяжело дышащий орк опустил руку с револьвером.

– НЕ стреляйте! Зачем вы так?!

– Это они! – всхлипывала отползающая Кати. – Они! Они тогда напали!

– Точно они! – подтвердил держащий в руках палку Бур. – Я их хари навсегда запомнил!

– Они, – коротко кивнула Даша. – Гарантирую. Вернее – он. Но тот красноволосый тоже там был. Его волосы – лучшая примета.

– Значит, возрождение есть, – с диким облегчением выдохнул я. – Супер новость! Ребята, мы бессмертны! Эй! Незнакомец! Перед смертью покаешься?

– В чем? – На меня глянули довольно злым, но явно вменяемым взглядом. – Зачем вы Финта подстрелили? За что? Мы вас увидели, обрадовались, побежали! А вы стрелять!

– Вчера вы двое хотели ее изнасиловать! – Бур указал на Кати. – Изнасиловать! И мы вас убили! А теперь вы возвращаетесь и начинаете гнать такую туфту?

– Что?! Охренел?! Я не насильник! – парня аж перекосило, он рывком вскочил. – Пошел ты, Пиноккио недоделанный! Я тебе щас твой нос тебе же в задницу запихаю за такие слова! Понял?! Урр-од! Я в жизни ни одну женщину и пальцем не тронул! И уж тем более не насиловал!

– Сам ты Пиноккио! Козлина! Насильник!

– Заткнитесь все! – взревел Каа.

– У вас тут очень бодро, – почесал нос дед Федор. – Не знаю, что там с насильниками, но парень, похоже, не врет. Не обознались вы?

– Вот даете! Я! Ни! Разу! Не! Пытался! Изнасиловать! Женщину! – продолжал возмущаться незнакомец. – Да и мужчину тоже! Да и когда, мать вашу?! Я только пару часов назад впервые проснулся в этом мире! Голым, ничего не понимающим, лежа на камнях голой задницей кверху! Потом встретил Финта – которого вы пристрелили! Он в нескольких шагах от меня появился. Тоже нормальный мужик без закидонов и диких планов по изнасилованию! Мы с ним познакомились, чуть подумали над ситуацией, а затем пошли на шум прибоя – море в пятидесяти шагах оказалось. Потом дым от костра вашего увидели и сюда двинулись! Как людей различили – на бег сорвались от радости! Тут этот зеленый амбал Финта и пристрелил! Вот и спрашивается – какие на хрен изнасилования, если я впервые в этом мире два часа назад появился?!

– Господи… – начиная понимать, что к чему, выдавил я. – Эй! Замолчи на пару секунду и быстро ответь! Какой вчера был день?! Живо!

– Тре… третье сентября! Вчера было третье сентября! Вечер! – выпалил парень.

– Он не лжет, – едва не застонал я. – Бур, Кати, Даша, это точно были они?

– Или они, или их клоны! – крайне зло прорычала Даша, поигрывая увесистым камнем.

– Да. Это их клоны, ребят, – подтвердил я. – Либо он врет, во что я не верю, ибо зачем надо было им голым и безоружным бежать на целую толпу с криками? Были бы безумные, еще ладно. Но ведь вменяемые… Каа, ты пристрелил клона насильника, убитого Дашей и Буром вчера. А этот, – я указал на ошарашенно замолкшего и пялящегося на меня парня, – а этого Даша и Бур тоже вчера убили, но пока что он еще жив.

– Жир! Ты сам понимаешь, что несешь? – на мое плечо легла зеленая лапища. – Нюхнул чего по дороге?

– Нюхнул… – огрызнулся я, дергая плечом и сбрасывая руку. – Не поняли еще? Если я прав и если я понял ситуацию верно, мир Ковчега после смерти персонажа оживляет не его, а записанную на свой сервер базовую матрицу!

– А?

– А, млин… как вы не поймете! Если Каа меня сейчас убьет, через день я появлюсь снова! Но это буду уже не я! Вернее – тот базовый я, чью цифровую матрицу снимали с живого человека. Вы возродитесь в Ковчеге заново, на нулевом уровне, с начальными характеристиками, на том же месте, где появился ваш клон-предшественник, и что самое главное – вы не будете ничего помнить о случившемся с другим вашим и уже умершим воплощением! Потом что этих воспоминаний у вас и быть не может! Если меня убьют, когда я через день появлюсь, я не буду знать Каа, Лесю, Панти. И я их не забуду! Я просто НЕ буду знать ни о них, ни об этом мире абсолютно ничего! Черт! Если коротко – когда я умру, меня сотрут! А там, у сожженной деревни, у ручья, через день, вновь откроет глаза перепуганный жирный толстяк, не могущий встать на ноги и не понимающий что происходит…

– О чем он говорит… – с явным непониманием спросила Кати, настолько поразившись моим речам, что отчасти забыла о своем испуге. – Неужели…

– Стирание. Тот, кто умирает в игровом мире, полностью стирается, а ему на замену снова активируют базовую матрицу того же человека, – едва слышно произнес Каа. – Если умирать каждый день, к примеру, то настанет день сурка. Только без воспоминаний о недавнем прошлом.

– Это смерть, ребята, – столь же тихо добавил я. – Частичная смерть. Убийство всех воспоминаний и вечное возрождение с третьего сентября.

– Ты же возрождаешься, – возразил Бур. – Так что не смерть.

– Я и говорю – частичная. Возврат на точку старта, обратно в «третье сентября». Если меня сейчас грохнут, и я возрожусь, то когда я случайно наткнусь на вас снова, я не буду вас помнить, ребят. Для меня вы будете полными незнакомцами. И все заново – знакомство, узнавание имен. И имя у меня, кстати, другое будет – не стану же я себя каждый раз Жирдяем спонтанно называть. Вот ведь… отсюда и предупреждение системы «НЕ умирайте». В Ковчеге какой-то очень плохой глобальный сбой. Не хочу порождать панику, равно как и повторять за кем-то, – НО! – не умирайте! И расспросите хорошенько нашего беспамятного насильника…

– Да не насильник я!

– Насильник или не насильник, – подытожил Каа, – но тебя недавно казнили. Способ казни – стирание последних воспоминаний. Если, конечно, очередной безумный вывод нашего мозгового центра Жирдяя верен. Но пока что мне не приходилось сомневаться в его словах и выводах. Поэтому не знаю, как тебя, зовут, преступник, но присядь-ка на песочек и мы поговорим.

– Да пошли вы!

– Тогда уходи! – В голосе орка резко проявились крайне жесткие нотки. – Мы тут силком никого не держим. Либо поговорим, либо вали на все четыре стороны.

Выждав пару секунд, обвиняемый в тяжком преступлении медленно опустился на песок и сел, скрестив ноги. Поймав крайне испуганный взгляд Кати, я вспомнил о своей догадке и, шагнув к парню, мягко спросил:

– По дороге сюда, от того места где вы появились и до этого пляжа, какие фрукты вы видели? Или ягоды, странные овощи. Непонятное растение, бросающееся в глаза.

– Что?

– Ты не расслышал вопроса? От ответа многое зависит в наших с тобой дальнейших отношениях.

– Слушай, я на ссору не нарываюсь. Но если это тот цифровой рай, за который я платил, то лучше бы я умер! С первых же часов, одного пристрелили на моих глазах, а меня насильником назвали. Тот еще рай! А про ягоды и растения… в пяти шагах от места, где я появился задом кверху, растут красные и зеленые ягоды, причем на одном кусте и одного размера. Если отойти оттуда шагов на тридцать, встретится что-то вроде морковок, торчащих из земли. Там же, метрах в пяти, небольшая горка, на вершине которой растет дерево, увешанное грушами странного синего цвета. Вернее даже не синего, а фиолетового. Пахнет около дерева обалденно! Будто медом с пряностями. Правда, груши высоковато, надо метра на четыре вверх влезть. Мы с Финтом уже и собрались добыть или сбить пару груш, но тут заметили дым над пляжем и сразу про фрукты забыли. Пошли сюда как можно быстрее, хотя останавливаться приходилось из-за бодрости. По пути еще раз увидели красные ягоды, причем много, а вот морковок и груш нам больше не встретилось. Что еще… а! Я, кажется, шагах в сорока отсюда, когда на пляж спускался, видел под одной из елок два желтоватых гриба… да вроде как и все, больше ничего. А что? К чему этот рассказ?

– Ничего, – улыбнулся я. – Для тебя ни к чему, а вот мы услышали все, что хотели. Остальное тебе мужики расскажут, сам поймешь, что к чему. А я пока схожу на грибы желтоватые посмотрю.

Тяжело ступая, я сделал шаг и мысленно чертыхнулся:

Ваша ловкость повысилась на единицу!

Ваша сила повысилась на единицу!

Ваше телосложение повысилось на единицу!

Я прошел в общей сложности восемь километров туда и обратно, тащил тяжелый груз, бегал что есть мочи, но не получил ничего! Хотя очень на это надеялся! И вот, полностью отдохнув за время разговора, при первом же шаге, я получил сразу три бонусных повышения характеристик! Этот мир сходит с ума! В буквальном смысле…

Все настолько увлеклись новым персонажем, прибывшим на премьеру нашей общей «трагикомедии», что никто особо не обратил внимания, как я удаляюсь прочь в гордом одиночестве. Но меня это не расстроило. Иногда полезно побыть одному.

Смерть… возрождение.