Текст книги "Код да Винчи 10+"

Глава 22

Лэнгдон с изумлением смотрел на пять слов, мерцающих на защитном плексигласе портрета. Казалось, они парили в пространстве, отбрасывая рваную тень на загадочно улыбающееся лицо Моны Лизы.

– Приорат, – прошептал Лэнгдон. – Это доказывает, что ваш дед был членом братства.

Софи в недоумении подняла на него взгляд.

– Вам это о чем-нибудь говорит?

Он кивнул; мысли метались у него в голове.

– Эта фраза – один из основных принципов Приората.

В отсвете написанных напротив лица Моны Лизы слов Лэнгдон заметил, каким удивленным стало ее лицо.

Темна хула лжи сынов ада

– Софи, хранимая Приоратом традиция почитания богини зиждется на убеждении, что влиятельные люди в раннехристианскую эпоху распространяли ложь, чтобы надежнее отвратить мир от языческих верований с их почитанием богини и женственности и обратить массы в христианство с его мужскими ценностями, демонизировать священную женственность и навсегда исключить богиню из современных верований.

Софи посмотрела на него с сомнением.

– Дед привел меня к этому месту, чтобы сообщить это?

Лэнгдон понял, что у нее на уме. Она считает, что это очередной шифр. Но он не мог сразу ответить на вопрос: заложен в написанной на плексигласе фразе тайный смысл или нет? Его мысли продолжали крутиться вокруг того, что было на поверхности изречения Соньера.

Темна хула лжи, думал он. Воистину темна.

Никто не отрицает все то добро, что творит Церковь в современном тревожном мире, но в ее истории было много насилия и обмана. Жестокие крестовые походы с целью обратить язычников и почитателей женского начала продолжались три столетия и были поистине ужасны. Священников обязывали сажать под замок, мучить и убивать «темных ведьм». Этот термин включал женщин-наставниц, жриц, цыганок, посвященных в оккультные тайны, почитательниц природы, сборщиц трав и просто женщин, которые жили в «подозрительном согласии с естественным миром». Повитух убивали за то, что они употребляли лекарства для облегчения страданий рожениц – ведь Церковь считала боль справедливым Божьим наказанием за то, что Ева вкусила от яблока с древа познания, то есть за первородный грех. В итоге число сожженных на кострах достигло ошеломляющей цифры в пять миллионов.

Пропаганда и кровопролитие возымели действие. Современный мир тому живое доказательство.

– Роберт! – Громкий шепот Софи вернул его к настоящему. – Кто-то идет.

В коридоре раздался звук приближающихся шагов.

– Сюда! – Софи выключила ультрафиолетовый фонарик и словно растворилась прямо у него на глазах.

На мгновение Лэнгдон полностью ослеп. Куда сюда? Когда в глазах у него стало проясняться, он различил в середине зала силуэт Софи. Прячась, она нырнула за восьмиугольную скамью для посетителей. Он хотел было броситься за ней, но замер от раскатистого окрика:

– Arrêtez! – скомандовал ему мужчина с порога зала. Стоять, не двигаться!

Не прошло и нескольких секунд, как его уложили на пол лицом вниз, и охранник, пнув, заставил его широко раздвинуть ноги.

Лэнгдон нашел свою позу немного комичной. «Витрувианский человек», подумал он. Только лицом в пол.

Глава 23

В церкви Сен-Сюльпис Сайлас взял из алтаря используемый во время служб тяжелый металлический подсвечник и вернулся с ним к обелиску. Ручка прекрасно подойдет в качестве тарана, хотя он сознавал, что разбить плитку, не наделав шума, не удастся.

Металлом по мрамору. Удар прокатится эхом под арочными сводами.

Услышит монахиня этот грохот или нет? Она, должно быть, вернулась в постель и крепко спит. Но все равно это риск, а Сайлас рисковать не хотел. Он оглянулся, ища какую-нибудь материю, чтобы обернуть подсвечник, заметил только полотняный покров алтаря, но не смог заставить себя его осквернить. Подойдет моя сутана, решил он и, распустив стягивающий одеяние на шее шнурок, сбросил сутану с тела, ощутил на мгновение острую боль – шерстяная материя потревожила свежие раны на спине.

Оставшись в одной набедренной повязке, он обернул ножку подсвечника концом сутаны и прицелился в центр мраморной плитки. Удар получился приглушенным, но камень не поддался. Он повторил попытку, звук опять получился глухим, но на этот раз плитка треснула. После третьего удара она рассыпалась, и осколки камня упали в пустое пространство под полом.

Полость!

Поспешно убрав остатки камня от отверстия, Сайлас заглянул в пустоту. Кровь стучала у него в висках, когда он встал на колени, готовясь исследовать внутренность тайника.

Сначала его рука ничего не ощутила – на дне тайника был один голый гладкий камень. Он повел ладонью дальше и что-то нащупал под линией Розы. Толстая каменная плитка. Крепко сжав, Сайлас вытащил ее на поверхность. Встав, рассмотрел находку. В руке он держал грубо отесанный кусок камня с выбитыми на нем словами. На какое-то мгновение Сайлас почувствовал себя современным Моисеем.

Однако, прочитав текст, удивился. Он ждал, что краеугольный камень окажется картой или серией инструкций, возможно зашифрованных. Но указания были самыми простейшими.

Книга Иова. Глава тридцать восемь. Стих одиннадцатый.

Хотя Сайлас не помнил наизусть текста одиннадцатого стиха, он знал, что в книге Иова рассказывается история человека, чья вера в Бога выдерживала постоянные испытания. Вполне уместно, подумал монах, едва сдерживая волнение.

Затаив дыхание, сестра Сандрин покинула балкон и поспешила в свое жилище. Там она встала на четвереньки, протянула руку под деревянную раму кровати и достала запечатанный конверт, который спрятала туда много лет назад. Вскрыв его, она нашла внутри четыре парижских телефонных номера и, дрожа всем телом, начала набирать первый.

Сайлас положил каменную табличку на алтарь и нетерпеливо взял кожаную Библию. Его длинные бледные пальцы вспотели, листая страницы. Пробежав по Ветхому Завету, он отыскал тридцать восьмую главу книги Иова и стал водить пальцем по колонке, собираясь прочесть нужные слова.

Они укажут путь.

Вот он, одиннадцатый стих. Сайлас вгляделся в текст. Всего тринадцать слов. Смущенный, он перечитал снова, и у него возникло ощущение катастрофы. Вот что говорилось в стихе:

…и сказал: доселе дойдешь, и не перейдешь,

и здесь предел надменным волнам твоим?

Глава 24

Стоя над распростертым на полу перед портретом Моны Лизы пленником, охранник Клод Груар кипел от ярости. Он сорвал с пояса рацию и попытался вызвать поддержку, но услышал лишь потрескивание.

Груар стал медленно пятиться к выходу из зала, но замер, заметив вышедшую к нему из темноты женщину. Перед ней метался багрово-фиолетовый лучик, словно она с помощью цветного фонаря что-то искала на полу.

– Место преступления, – спокойно объявила женщина, продолжая водить по полу лучом.

– Votre nom?[13]13
  Кто вы? (букв. Как вас зовут?) (фр.)


[Закрыть] – завопил Груар.

– C’est moi, – уверенно ответила она по-французски. – Sophie Neveu[14]14
  Это я. Софи Невё (фр.).


[Закрыть].

Охранник колебался, а из рации по-прежнему слышалось только потрескивание.

– Вы меня знаете, – продолжала женщина. – А Роберт Лэнгдон не убивал моего деда. Поверьте.

Пятясь, Груар увидел, что назвавшаяся внучкой Соньера особа подняла ультрафиолетовый фонарь и направила его луч на висевшую прямо напротив «Моны Лизы» картину.

В противоположном конце зала Софи исследовала пространство вокруг другого полотна – еще одного шедевра Леонардо да Винчи – и чувствовала, как ее лоб заливает холодный пот. Ничего иного он не мог иметь в виду. Софи ничуть не сомневалась, что правильно разгадала послание деда.

Она осматривала полотно высотой пять футов; картина называлась «Мадонна в скалах». На ней была изображена сидящая в неудобной позе на опасной каменной гряде Дева Мария с младенцем Иисусом, Иоанном Крестителем и архангелом Уриилом. Когда Софи была маленькой, ни один визит к «Моне Лизе» не заканчивался без того, чтобы дед не подвел ее к этому другому полотну в противоположном конце зала.

Думай! Перед полотном, у которого она стояла, не было защитного стекла, и Софи знала: дед никогда бы не поднял руку на шедевр и не испортил его надписью. Она колебалась. Во всяком случае, искать нужно не с лицевой стороны. Взгляд скользнул выше, поверх рамы. С потолка спускались тросы, на которых висела картина.

Может, на обороте?

Софи ухватилась за левую часть резной рамы и потянула ее на себя. Подрамник выгнулся, когда картина отошла от стены. Софи просунула голову в промежуток и осветила задник ультрафиолетовым лучом.

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы убедиться – интуиция ее обманула. Поверхность оставалась бесцветной и пустой. Никаких багровых слов, только крапчатая бурая изнанка стареющего холста…

Стоп!

Взгляд ее привлек блеснувший металл, которому было не место за картиной. У нижней кромки рамы сияла золотая цепочка. К изумлению Софи, на цепочке висел знакомый ключ. Тот самый ключ. С головкой в виде креста и выгравированным клеймом – лилия и буквы P. S. Она не видела его с детства, с тех пор, когда ей было девять лет.

В этот миг Софи показалось, что призрак деда прошептал ей на ухо: Придет время, и этот ключ будет твоим.

Она ощутила ком в горле, осознав, что, даже находясь на пороге смерти, дед выполнил обещание. Ключ открывает коробку, слышался его голос, где я храню много тайн.

Вот теперь Софи поняла, что этот ключ является смыслом всей этой словесной шарады. Он был при деде, когда его убивали, и, мучимый болью, тот устроил хитроумную игру в поиски сокровищ, чтобы он достался только ей.

Софи выхватила ключ из-за рамы и сунула его глубоко в карман вместе с ультрафиолетовым фонариком. Выглянув из-за картины, она увидела, что охранник по-прежнему безуспешно пытается вызвать по рации подмогу.

Не может ни с кем связаться, поняла она, вспомнив о дополнительной, в целях безопасности, облицовке стен, которая не пропускает радиосигналы. Воспользоваться рацией можно, только выйдя из зала. Но охранник был уже на пороге. Следовательно, действовать нужно без промедления.

Ей второй раз за этот вечер поможет Леонардо да Винчи.

– Arrêtez! Ou je la détruis! – разнеслось по залу эхо от женского крика. Ни с места, или я уничтожу картину!

Груар обвел взглядом зал и похолодел.

– Mon dieu, non![15]15
  Бог мой, нет! (фр.)


[Закрыть] – В красноватом отблеске охранник увидел, что женщина сняла большое полотно с тросов и поставила его перед собой на пол. В центре изображения надулся пузырь, и образы Девы Марии, Младенца Иисуса и Иоанна Крестителя стали искажаться. – Non! – проревел Груар, видя, как растягивается бесценное творение да Винчи оттого, что женщина вдавливает в него с обратной стороны колено. – НЕТ!

– Оружие и рацию на пол, – спокойно скомандовала она по-французски. – Или я проткну картину коленом. – Надеюсь, вы понимаете, что бы сказал на это мой дед.

Подняв руки над головой, Груар сделал то, что она ему велела.

– Спасибо, – поблагодарила женщина. – Продолжайте слушаться меня, и все кончится хорошо.

Через несколько секунд, когда Лэнгдон бежал с Софи вниз по лестнице к выходу, удары сердца по-прежнему гулко гремели у него в ушах. Никто из них не сказал ни единого слова с тех пор, как они оставили в зале дрожащего от страха охранника Лувра. Револьвер Груара находился теперь в руке Лэнгдона.

– Вы захватили ценного заложника! – крикнул он, перескакивая через две ступени.

– «Мадонну в скалах»! – крикнула в ответ Софи. – Но выбор был не мой. Выбор сделал мой дед. Он оставил мне кое-что за рамой.

Лэнгдон бросил на нее удивленный взгляд.

– Что? И как вы узнали, что он оставил их за этой картиной? Почему «Мадонна в скалах»?

– Темна хула лжи сынов ада, – победно улыбнулась Софи. – Я не разобралась в двух первых анаграммах, Роберт. Но уж с третьей была обязана справиться. И лежат у Мадонны в с(к)алах.

Глава 25

Мертвы! Все они мертвы, – запинаясь, пробормотала сестра Сандрин в телефон в своем жилище в церкви Сен-Сюльпис. Она оставила сообщение на автоответчике: «Пожалуйста, снимите трубку. Все остальные умерли».

Набор первых трех номеров из списка дал жуткие результаты: ответили вдова, находящаяся в истерике, работающий на месте преступления детектив и священник, утешающий скорбящих родных. И вот по четвертому номеру, который можно было набирать лишь в том случае, если не удастся дозвониться по первым трем, включился автоответчик и предложил оставить сообщение.

– Вскрыта плитка в полу, – продолжала плакать в трубку сестра. – Трое других убиты.

Она не знала четырех людей, которым звонила, но воспользоваться спрятанными под кроватью телефонными номерами разрешалось лишь в одном случае. Если та плита в полу вскрыта, значит, состоялась утечка информации, сказал ей неизвестный мужчина. Одному из нас пригрозили смертью, и ему пришлось солгать. Сообщи остальным. Предупреди их. Не подведи нас.

Так был задуман сигнал тревоги, надежный в своей простоте. Если одному из братьев грозила опасность, он мог солгать, и его ложь запускала процесс предупреждения остальных. Но на этот раз, как видно, пострадал не один человек.

– Пожалуйста, ответьте, – в страхе шептала монахиня. – Куда вы подевались?

– Повесь трубку, – с порога прозвучал приказ низким голосом.

В ужасе повернувшись, сестра Сандрин увидела огромного монаха-альбиноса из «Опус Деи». В руке он держал тяжелый металлический подсвечник. Вся дрожа, она опустила трубку.

– Они мертвы, – проговорил он. – Все четверо. А меня подставили. Сделали из меня дурака. Отвечай, где краеугольный камень?

– Я не знаю! – Сестра Сандрин говорила правду.

Монах сделал к ней шаг. Кулаки, сжимавшие подсвечник, побледнели еще сильнее.

– Ведь ты сестра Церкви, а служишь все равно им?

– Моей единственной истиной был и остается Иисус! – с вызовом бросила монахиня. – Но я вижу, что для «Опус Деи» это вовсе не так!

Глаза альбиноса сверкнули яростью. Он прыгнул вперед и замахнулся подсвечником, как дубинкой. За секунду до смерти сестру Сандрин посетило сокрушительное прозрение.

Все четверо мертвы.

Драгоценнейшая истина потеряна навсегда.

Глава 26

Тревожная сигнализация в западном конце крыла «Денон» вспугнула голубей в саду Тюильри, и они разлетались в разные стороны, когда Лэнгдон и Софи выскочили в парижскую ночь. Пока они бежали через площадь к машине Софи, Лэнгдон услышал вдали вой полицейских сирен.

– Вот! – Софи указала на припаркованный на площадке красный двухместный автомобильчик с коротким носом.

Она что, шутит? Такой маленькой машины Лэнгдону видеть не приходилось.

– «Смарткар», – пояснила Софи. – Расходует литр бензина на сто километров.

Лэнгдон едва успел втиснуться на пассажирское место, как Софи погнала автомобильчик вперед – перепрыгнула через бордюр, стремительно пересекла тротуар и выскочила на площадь Карузель.

На мгновение ему показалось, что она не собирается ехать по мостовой, а, сокращая расстояние, понесется напрямик через поросший травой круг в середине площади.

– Нет! – завопил Лэнгдон. Он знал, что живая изгородь скрывает подстерегающий в центре опасный провал – La Pyramide Inversée, перевернутую пирамиду. Он видел ее сегодня из вестибюля музея. Этот световой люк был достаточно большим, чтобы проглотить их маленькую машинку и не подавиться ею. Но, к счастью, Софи выбрала более традиционный маршрут: резко вывернула руль вправо и, вписавшись в поворот, нажала на газ.

Полицейская сирена зазвучала на два тона громче; Лэнгдон повернулся на сиденье и вытянул шею, вглядываясь через заднее стекло в сторону Лувра. Их как будто не преследовали. Море синих маячков сияло рядом с музеем. Он снова посмотрел на Софи.

– Вы меня поразили.

Она, словно не слыша его слов, не сводила взгляда с дороги. Лэнгдон удобнее устроился на сиденье.

Темна хула лжи сынов ада.

Сообразительность Софи произвела на него впечатление.

И лежат у Мадонны в скалах.

Она сказала, что дед оставил ей что-то за рамой. Предсмертное послание? Лэнгдон не мог не восхититься тем, с какой изобретательностью хранитель Лувра выбрал тайник. Выбор лишний раз подчеркивал, что Соньер в любой ситуации боготворил искусство да Винчи.

Когда они неслись по Елисейским полям, он решился спросить:

– И что же вы нашли за картиной?

Софи продолжала смотреть вперед.

– Покажу, как только мы окажемся в безопасности в посольстве.

– Покажете? – удивился Лэнгдон. – Дед оставил вам нечто материальное?

Она коротко кивнула.

– С выгравированной лилией и буквами P.S.

Лэнгдон не поверил своим ушам.

У нас получится, думала Софи. До посольства оставалось меньше мили. Наконец она обрела способность нормально дышать.

Но даже за рулем все ее мысли были о ключе, лежащем в кармане. Она вспоминала, как видела его много лет назад: золотая головка в форме равноплечного креста. Треугольный стержень с выемками, эмблема в виде цветка и буквы P.S.

Софи не думала о нем все прошлые годы, но сейчас техническое исполнение не показалось ей таинственным. Изготовлен при помощи лазера. Подделать невозможно. На стержне – серия выемок, которые считывает электронный глаз. Замок откроется только в том случае, если считывающее устройство установит, что выемки правильной формы, расположены в нужном порядке и под правильным углом друг к другу.

Головка в форме креста указывает, что ключ принадлежит христианской организации, но Софи не слышала, чтобы какая-нибудь церковь пользовалась подобными ключами.

К тому же мой дед не считал себя христианином.

Десять лет назад Софи было представлено тому доказательство. По иронии судьбы этому способствовал тоже ключ, только не такой экзотический, а обычный. С его помощью Софи и выяснила, какова истинная сущность Соньера.

День выдался теплым, когда ее самолет приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля. Софи взяла такси и поехала домой. Дед сильно удивится, когда я заявлюсь, подумала она. Софи вернулась из Англии на весенние каникулы на несколько дней раньше – ей не терпелось увидеться с дедом и рассказать ему о своей учебе в британском университете.

Но в парижском доме Соньера не оказалось. Разочарованная, Софи понимала, что он ее не ждал и мог остаться поработать в Лувре. И тут она вспомнила, что день был субботним. По выходным Соньер редко работал в музее. По выходным он предпочитал…

Улыбнувшись, Софи побежала в гараж. Как она и ожидала, машины деда там не было. Жак Соньер ненавидел рулить по городу и приобрел автомобиль для поездок в одно-единственное место – свой загородный дом в Нормандии к западу от Парижа. После нескольких месяцев в лондонской давке Софи хотелось вдохнуть ароматы природы. Вечер только начинался, и она решила выехать немедля и удивить деда. Позаимствовала у подруги машину и помчалась на запад, петляя по выбеленным луной холмам. На место она прибыла в начале одиннадцатого и свернула на частную подъездную аллею, ведущую к убежищу Соньера. Подъезд был с полмили длиной, и, лишь проехав полпути, Софи увидела шато – огромное старое каменное строение, приютившееся в лесу на склоне холма.

Софи была почти уверена, что дед отдыхает, и очень обрадовалась, увидев сияющие в доме огни. Однако восторг обернулся удивлением, когда она обнаружила, что подъездная аллея забита машинами: «мерседесами», «БМВ», «ауди», стоял даже один «роллс-ройс».

Она недоуменно посмотрела на них и рассмеялась. И это мой дед, известный затворник. Оказывается, он не такой уж анахорет, каким прикидывался. Пока его внучка грызет гранит наук, устраивает вечеринки. И, судя по маркам машин, среди его гостей самые влиятельные парижане.

Софи поспешила к главному входу, однако, поднявшись по ступеням, нашла дверь запертой. Она постучала, но ей никто не ответил. Озадаченная, она обошла дом и обнаружила, что задний вход тоже на замке. И здесь на ее стук тоже не ответили.

Не зная, что подумать, она немного постояла и прислушалась. Единственным звуком было глухое стенание холодного нормандского ветра, залетавшего в долину и, не находя выхода, крутившегося на ее просторах.

Ни музыки.

Ни голосов.

Ничего.

В лесной тишине Софи поспешила к боковой стене, забралась на поленницу и прижалась лицом к окну гостиной. То, что предстало ее глазам, не имело никакого объяснения.

– Там никого нет!

В гостиной было пусто.

Куда подевались все эти люди?

Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Софи бросилась в сарай и взяла запасной ключ, который Соньер хранил под ящиком с растопкой. Потом вернулась к главному входу и вошла в дом. На пульте охраны в пустом коридоре замигала красная лампочка, предупреждая, что, если в течение десяти секунд не будет набран код, включится тревожная сигнализация.

Он включил охрану, в то время как у него вечеринка?

Софи быстро ввела код и отключила систему.

Двигаясь по дому, она не нашла на первом этаже ни души. Наверху тоже было пусто. Софи вернулась в гостиную и немного постояла, гадая, что бы все это значило. И тут услышала звуки. Приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то снизу.

Софи наклонилась, приложила ухо к полу и прислушалась. Да, звуки, несомненно, шли снизу. Люди то ли пели, то ли что-то нараспев декламировали. Ей стало страшно. Но еще больше ее пугала мысль, что в доме не было никакого подвала.

Во всяком случае, я его никогда не видела.

Софи осмотрела гостиную, и ее взгляд остановился на единственном в доме предмете, который был не на месте – дедовом любимом старинном обюссонском гобелене, обычно висевшем на медном карнизе на восточной стене рядом с камином. В тот вечер он был сдвинут в сторону, обнажив за собой голую деревянную стену.

Софи приблизилась и услышала, что пение звучит громче. Поколебавшись, она приложила ухо к дереву. Голоса раздались яснее – люди явно пели. Произносили речитативом слова, которые Софи не могла понять.

За стеной пустое пространство!

Ощупав края панелей, Софи нашла углубление для пальца. Сливаясь с поверхностью стены, оно не бросалось в глаза. Сдвигающаяся дверь. Чувствуя, как колотится сердце, она вставила в отверстие палец и потянула панель в сторону. Из темноты эхом доносились голоса.

Софи скользнула в образовавшийся проем и обнаружила, что стоит на грубо вытесанной ступени каменной лестницы, спиралью уходящей вниз. Она с младенческих лет бывала в этом доме, но понятия не имела о ее существовании!

По мере того как Софи спускалась ниже, воздух становился холоднее. Зато голоса слышались все яснее. Теперь она различала и мужские, и женские. Обзору мешала лестничная спираль, но она уже видела последнюю ступень, а за ней пол подвала – тоже каменный, озаряемый дрожащим оранжевым светом живого огня.

Затаив дыхание, Софи спустилась еще на несколько ступеней и, пригнувшись, посмотрела в глубину подвала.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать то, что предстало перед ее глазами. Помещение являло собой что-то вроде грота – грубой пещеры, выдолбленной в граните холма. Ее освещали лишь факелы на стенах. В колеблющемся свете их пламени три десятка людей образовали в середине круг.

Я брежу, сказала себе Софи. Это сон, ничего другого не может быть.

Лица всех, кто был в пещере, скрывали маски. Они казались фигурами на гигантской шахматной доске. На женщинах были прозрачные белые туники и золотые туфли. Маски тоже белые, в руках золотые шары. Мужчины были облачены в длинные черные мантии и черные маски. Все в кругу благоговейно пели и в такт качались взад и вперед. Что-то находилось перед ними на полу, но Софи пока не могла это разглядеть.

Пение звучало все громче, его темп ускорялся. Оно становилось громоподобным. Потом все участники сделали шаг в середину круга и опустились на колени. И тут Софи увидела, куда они устремили взгляды…

Она в ужасе отшатнулась, но картина запомнилась ей так, словно навечно отпечаталась в памяти. К горлу подкатила тошнота. Софи повернулась и, цепляясь за каменные стены, поднялась вверх по лестнице. Задвинула дверь на место, покинула пустой дом и со слезами на глазах, ничего не соображая, вернулась в Париж.

В ту ночь, уверенная, что ее жизнь разбита предательством и разочарованием, она собрала свои вещи и ушла из дома. Но на столе в столовой оставила записку:

Я там была. Не пытайся меня найти.

Рядом с запиской она положила ключ, который взяла в сарае.

– Софи! – Голос Лэнгдона вернул ее к действительности. – Стой! Тормози!

Стряхнув с себя воспоминания, она нажала на педаль тормоза. Машина резко остановилась. Посмотрев, куда указывал Лэнгдон, она похолодела. В сотне ярдов впереди перекресток блокировали две стоящие под углом друг к другу полицейские машины. Намерения стражей порядка не вызывали сомнений. Они перекрыли дорогу.

– Такое впечатление, что посольство сегодня ночью вне досягаемости, – мрачно буркнул Лэнгдон.

Похоже на то, подумала Софи. Будем разворачиваться. Только очень медленно.

Она включила заднюю скорость и в три поворота руля развернула «смарткар» в обратном направлении. Уже удаляясь от перекрестка, услышала, как сзади взвизгнули покрышки и вслед за этим завыли ожившие полицейские сирены.

Чертыхаясь, Софи вдавила в пол педаль газа.