Текст книги "Код да Винчи 10+"

Глава 18

Софи, затаив дыхание, подошла к большим деревянным дверям зала, где висела «Мона Лиза». Но прежде чем войти, заглянула в коридор, где ярдах в двадцати под фонарем по-прежнему лежало тело ее деда.

Ее охватило мучительное раскаяние, глубокая грусть была окрашена чувством вины. Прошедшие десять лет Соньер пытался достучаться до нее, но она не распечатывала ни писем, ни пакетов, которые он ей присылал. Он мне лгал! Хранил от меня ужасные тайны! Как еще я могла поступить?

И вот дед умер и говорил с ней из вечности.

Мона Лиза.

Софи толкнула массивные двери, и перед ней открылся проход. Она на мгновение задержалась на пороге и обвела взглядом большой четырехугольный зал. Он, как и другие помещения Лувра в этот час, был залит мягким красным светом.

Еще не войдя в зал, Софи вспомнила, что у нее с собой не было ультрафиолетового фонаря. Если здесь и есть какая-то надпись, Соньер почти наверняка сделал ее водяными знаками.

Она глубоко вздохнула и, набравшись смелости, поспешила к ярко освещенному месту преступления. Не в силах смотреть на тело деда, стала копаться в полицейских инструментах. Нашла фонарик в виде ручки, сунула его в карман свитера и поспешила обратно по коридору. Внезапно в красноватом сиянии появилась чья-то призрачная фигура. Софи отпрянула.

– Вот вы где. – Тишину галереи прорезал хриплый шепот Лэнгдона, и он сам материализовался из темноты.

Софи вздохнула с облегчением, но тут же спохватилась.

– Роберт, я велела вам уезжать. Если нагрянет Фаш…

– Куда вы делись?

– Ходила за ультрафиолетовым фонарем. Если дед написал сообщение…

– Слушайте, Софи. – Лэнгдон не сводил с нее голубых глаз. – Эти буквы – P.S. – они что-нибудь для вас значат? Вообще что-нибудь?

Испугавшись, что их голоса могут отдаваться эхом в галерее, Софи потянула его в зал с портретом Моны Лизы и тихонько затворила за собой массивные двери.

– Я же вам говорила – Принцесса Софи.

– Это так. Но вы их больше нигде не видели? Ваш дед не использовал эти буквы для чего-нибудь еще? В качестве личного логотипа на письмах или как-нибудь иначе?

Его вопрос удивил Софи. Откуда Роберту известно? Она в самом деле однажды видела такие буквы – накануне своего девятого дня рождения, когда тайно обыскивала дом в поисках подарков: уже тогда она не выносила, чтобы от нее что-нибудь скрывали. Что мой Grand-père приготовил мне в этом году? Софи рылась в ящиках шкафов и комодов.

И, набравшись храбрости, заглянула в спальню деда. Вход ей туда был запрещен, но сейчас дед спал внизу на диване.

Я только быстренько посмотрю, и все.

Она на цыпочках прошла по скрипящему полу к его гардеробу. Заглянула за одежду на полках – ничего. Следующая цель – пространство под кроватью. Там тоже было пусто. Подошла к бюро и, открывая ящики, потрогала все внутри. Должно же быть что-нибудь для меня! Вконец расстроенная, Софи открыла последний ящик и наткнулась на черную одежду, которую никогда не видела на деде. Когда она уже собиралась его закрыть, в глубине блеснуло золото.

Ожерелье?

Софи осторожно вынула цепочку из ящика. К ее удивлению, на ее конце был блестящий золотой ключ, тяжелый и мерцающий. Завороженная, она поднесла его к глазам. Таких ключей ей видеть не доводилось. Большинство были плоскими, с зубчатой бородкой. А этот – треугольным, с маленькими выемками по всей длине. Массивная золотая головка имела форму креста или скорее математического знака +, поскольку все четыре стороны были равной длины. В середине креста был выбит необычный символ – две буквы, вплетенные в цветочный узор.

– P.S. – Девочка нахмурилась, прочитав буквы. Что бы это могло значить?

– Софи! – позвал ее с порога дед.

От неожиданности она резко обернулась и выронила ключ. Тот со звоном упал на пол.

– Я… искала мой подарок на день рождения. – Софи опустила голову, понимая, что обманула доверие деда.

Тот, казалось, целую вечность стоял в дверях молча. И наконец тяжело вздохнул.

– Подними ключ, Софи. – Она послушалась. – Софи, ты должна уважать право других людей на личную жизнь. – Он осторожно опустился на колено и взял у нее ключ. – Это особенный ключ, Софи. Если его потерять…

Дед говорил тихо, спокойно, и от этого она чувствовала еще больший стыд.

– Прости, дед, я виновата. – Она помолчала. – Я решила, что это цепочка мне на день рождения.

Соньер неотрывно смотрел на нее несколько секунд.

– Повторяю еще раз, потому что это очень важно, Софи: ты должна научиться уважать право других людей на личную жизнь.

– Хорошо, дед.

– Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз, а сейчас нужно выполоть сорняки в саду.

Софи побежала выполнять задание.

На следующее утро она не получила от деда никакого подарка. Да и не ждала – после того, как с ним поступила. За весь день он даже ни разу ее не поздравил. Вечером она грустно побрела к себе в спальню и вдруг нашла на подушке открытку с простой головоломкой. Знаю, знаю! Это игра в поиски сокровищ!

Сгорая от любопытства, она решила задачку, и отгадка привела ее в другую часть дома, где лежала другая открытка с еще одной головоломкой. Софи носилась по дому от одного ключа к другому, пока последний не направил ее в собственную спальню. Девочка взлетела по лестнице и замерла на пороге. В середине спальни стоял сверкающий красный велосипед с обвязанным лентой рулем. Софи взвизгнула от восторга.

– Помнится, ты просила куклу. – Сидящий в углу комнаты дед улыбнулся. – Но я решил, что велосипед тебе понравится больше.

– Grand-père. – Софи обняла Соньера. – Ты прости меня за ключ. Мне правда очень стыдно.

– Знаю, милая, ты прощена. Я не могу на тебя сердиться. Дедушкам и их внучкам положено прощать друг друга.

Софи понимала, что не должна спрашивать, но не удержалась.

– Что открывает этот ключ? Я никогда таких не видела. Он очень красивый.

Дед долго молчал, и Софи поняла: он не знает, что ей сказать. Grand-père никогда не врет. Наконец он решился.

– Этот ключ открывает одну коробку, в которой я храню очень много тайн.

– Ненавижу тайны! – надулась девочка.

– Знаю. Но эти тайны очень важные. Придет день, и ты научишься уважать их так же, как я.

– Я видела на ключе буквы и цветок.

– Это мой любимый цветок. Он называется fl eur-de-lis. У нас в саду есть такие. Белые. По-английски называются лилии.

– Знаю, знаю! Мне они тоже очень нравятся!

– В таком случае давай договоримся. – Дед приподнял брови. – Если ты сохранишь секрет и больше никогда не заговоришь ни со мной, ни с другими об этом ключе, я однажды отдам его тебе.

Софи не поверила своим ушам.

– Правда?

– Обещаю. Придет время, и ключ будет твоим. На нем твое имя.

Девочка нахмурилась.

– На нем нет моего имени. Там стоят буквы P. S. Меня зовут не P.S.!

Соньер понизил голос и оглянулся, словно опасаясь, что их могут услышать.

– Ладно, Софи, тебе пора узнать. Это шифр – твои секретные инициалы. Начальные буквы твоего имени.

Ее глаза округлились.

– У меня есть секретные инициалы?

– Разумеется. У всех внучек есть секретные инициалы, которые знают только их дедушки. – Он коснулся ее плеча. – Принцесса Софи.

Девочка прыснула.

– Я не принцесса.

– Для меня принцесса, – подмигнул ей дед.

С тех пор они ни разу не заговаривали о ключе, а она стала его Принцессой Софи.

– Эти буквы, – повторил Лэнгдон. – Вы когда-нибудь такие видели?

Софи показалось, что по коридорам музея прошелестел голос деда: Софи, никогда не заговаривай об этом ключе – ни со мной, ни с другими! Неужели она снова обманет его доверие?

P. S. Найди Роберта Лэнгдона. Соньер хотел, чтобы он ей помог. Софи кивнула.

– Да, однажды я уже видела такие буквы. Когда была маленькой. На предмете, которым дед очень дорожил.

Лэнгдон не сводил с нее глаз.

– Софи, это очень важно. Рядом с буквами не было цветочного символа? Лилии?

Она в изумлении отшатнулась.

– Но… как вы узнали?

Лэнгдон вздохнул и понизил голос.

– Я уверен, что ваш дед был членом тайного общества. Очень древнего тайного братства.

Софи почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Она в этом тоже не сомневалась. Вот уже десять лет она старалась забыть случай, который навел ее на эту мысль. Тогда она стала свидетельницей немыслимого. Непростительного.

– Лилия в соединении с буквами P.S. – официальная эмблема этого тайного общества. Его герб. Его логотип.

– Откуда вам это известно? – Больше всего Софи сейчас боялась услышать, что Лэнгдон сам член этого братства.

– Я писал об этом обществе, – ответил он дрожащим от волнения голосом. – Prieuré de Sion. Приорат Сиона. Одно из древнейших тайных обществ, существующее до сих пор.

Софи ничего об этом не слышала.

Лэнгдон заговорил очень быстро:

– Членами Приората состояли самые образованные люди в истории человечества – Боттичелли, сэр Исаак Ньютон, Виктор Гюго. – В его голосе зазвенела неистовая увлеченность ученого. – И Леонардо да Винчи.

– Да Винчи был членом тайного общества? – выдохнула в изумлении Софи.

– Руководил Приоратом между одна тысяча пятьсот десятым и одна тысяча пятьсот девятнадцатым годами в качестве Великого магистра, что, вероятно, объясняет увлечение вашего деда его творчеством. Между двумя этими людьми образовалась историческая связь. Об этом свидетельствует их поклонение образу богини, священной женственности и презрение к Церкви. Приорат веками обожествлял женственность.

– Вы хотите сказать, что это общество исповедовало культ почитания некоей языческой богини?

– Скажем так: культ определенной языческой богини. Но что более важно, братство было хранителем древней тайны. Тайны, которая делает общество безмерно могущественным.

Несмотря на уверенность во взгляде Лэнгдона, все внутри Софи противилось его словам. Тайный языческий культ? И его возглавлял Леонардо да Винчи? Это звучало как полный бред. Но даже если все это отбросить, мысленно она все равно возвращалась к тому вечеру десять лет назад, когда без предупреждения приехала к деду и увидела то, чего до сих пор не может принять. А если это все объясняет?

– Личности ныне живущих членов Приората держатся в строгом секрете, – продолжал Лэнгдон. – Но буквы P.S. и знак лилии, которые вы видели в детстве, – надежное доказательство. Эти символы могут иметь отношение только к братству.

В этот момент Софи поняла, насколько необходима ей помощь Лэнгдона, чтобы разобраться в поступках деда.

– Я не могу допустить, чтобы вас сейчас поймали, Роберт. Нам нужно еще очень многое обсудить. Уходите!

Ее голос едва долетал до Лэнгдона. Он никуда не собирался уходить. Его мысли витали совсем в другом месте. Медленно, словно под водой, он повернул голову и сквозь багровый отсвет посмотрел на портрет.

Fleur-de-lis… цветок Лизы… Мона Лиза.

Все было переплетено в беззвучную симфонию, где эхом звучали сокровеннейшие тайны Приората Сиона и Леонардо да Винчи.

Глава 19

Сен-Сюльпис, как и большинство церквей, построена в виде гигантского латинского креста. Длинная часть, или неф, ведет к алтарю, где ее пересекает более короткая часть, носящая название трансепт.

Преклонив колени у первой скамьи, Сайлас сделал вид, что молится, а сам изучал внутренность храма. Повернув голову направо, он вгляделся в южную часть трансепта, туда, где за линиями скамей раскинулось свободное пространство.

Там!

Утопленная в серый гранит, в камне блестела узкая отполированная медная лента… золотая линия, бегущая по церковному полу.

Линия Розы.

Сайлас медленно осмотрел медную полосу, проследив ее по полу справа налево: она бежала перед ним под каким-то несуразным углом, не согласуясь с симметрией храма, и упиралась в основание странного сооружения, которое меньше всего можно было ожидать здесь увидеть.

Огромный египетский обелиск.

В этом месте линия Розы делала поворот на девяносто градусов и устремлялась вертикально вверх по поверхности самого обелиска, поднимаясь на высоту тридцати трех футов к самой вершине стелы.

Линия Розы, подумал Сайлас. Здесь братство прячет краеугольный камень.

Когда тем вечером чуть раньше альбинос сообщил Учителю, что братство хранит краеугольный камень в церкви Сен-Сюльпис, у того появились сомнения. Но стоило Сайласу добавить, что все жертвы упоминали об идущей через храм линии из меди, он понимающе хмыкнул.

– Ты говоришь о линии Розы.

Учитель быстро рассказал Сайласу об этой странной особенности здания – медной полосе, следующей через храм точно с юга на север. На нее, как на линейку, были нанесены деления. Эти особого рода древние солнечные часы известны под именем линия Розы и очень знамениты. Символ Розы столетиями связывали с географическими картами: почти на каждую наносили девиационный круг в виде цветка, указывающий направления света – север, юг, восток и запад. До сих пор он остается главным навигационным инструментом, где север обозначается острием стрелы или, чаще, стилизованным цветком лилии, геральдическим символом французского королевского дома.

На глобусе линия Розы, которую также называют меридианом или линией долготы, – это воображаемая линия от Северного до Южного полюса. Таких линий Розы бесчисленное множество, поскольку через любую точку на Земле можно провести линию, соединяющую Северный и Южный полюса. Древние навигаторы спорили, какую из этих линий следует называть истинной линией Розы – нулевой долготой, или меридианом. От нее бы и шел отсчет всех остальных.

В наши дни нулевой меридиан проходит через английский Гринвич. Так повелось с 1888 года. А до этого нулевая долгота шла через Париж, прямо через церковь Сен-Сюльпис. Медная полоса в храме и есть линия Розы – первый нулевой меридиан.

– Выходит, легенда не обманывает, – сказал Сайласу Учитель. – Говорили, что краеугольный камень Приората лежит «под знаком Розы».

Сайлас поднялся, обратился к алтарю и трижды преклонил колени. Затем повернулся влево и пошел по медной линии до самого обелиска. Там он снова преклонил колени, но не из благоговения, а по необходимости.

Краеугольный камень спрятан под линией Розы.

У основания обелиска в церкви Сен-Сюльпис.

Все члены братства сообщили одно и то же.

Стоя на коленях, Сайлас шарил ладонями по каменному полу. Затем принялся легонько постукивать костяшками пальцев по соседним с медной линией плитам. Наконец одна из них откликнулась необычным эхом.

Под ней в полу пустота!

Сайлас улыбнулся. Его жертвы сказали правду.

Сидя на корточках на хорах высоко над алтарем, сестра Сандрин сквозь балюстраду следила за странным монахом. Оправдывались ее самые темные опасения: этот человек не тот, за кого себя выдает. Монах из «Опус Деи» явился в Сен-Сюльпис не для того, чтобы восхищаться красотами храма. Он проник сюда с какой-то тайной целью.

Но сестра Сандрин Биель была не просто смотрительницей церкви. Она была ее хранительницей. Интерес незнакомца к подножию обелиска стал для нее сигналом к действию.

Глава 20

«Мона Лиза» была еще в двадцати ярдах от них, когда Софи включила ультрафиолетовый фонарик, и перед ними на полу раскрылся голубоватый полумесяц света. Она поводила лучом, словно прочесывающий территорию сапер, – не вспыхнет ли где-нибудь искорка флуоресцентных чернил.

Все переплелось: Приорат Сиона и Леонардо да Винчи, лилии и… «Мона Лиза». Им нужно только выяснить, насколько глубока эта связь.

Лэнгдон понимал, что слава полотна как знаменитейшего в мире произведения искусства не имеет никакого отношения к загадочной улыбке изображенной на нем женщины. Все просто: «Мона Лиза» знаменита потому, что Леонардо да Винчи назвал ее вершиной своих достижений. Он возил картину с собой, куда бы ни ехал. А если его спрашивали, почему он это делает, отвечал, что ему трудно расстаться с созданным им высочайшим выражением женской красоты.

Однако многие искусствоведы подозревали, что причина благоговения художника перед собственным шедевром кроется не в качестве живописного исполнения, а в чем-то более глубоком – заложенной в слоях краски тайной информации. «Мона Лиза» – в сущности, скрытая шутка мастера. Соединение на полотне двусмысленностей и игривых намеков обсуждается в большинстве искусствоведческих работ, но зрители, как ни странно, продолжают считать ее улыбку величайшей загадкой.

Нет никаких загадок, думал Лэнгдон, приближаясь к картине и наблюдая за тем, как ее смутные абрисы обретают живую форму. Вообще никаких загадок.

Он вспомнил, как рассказывал о тайне «Моны Лизы» не вполне подходящей для этого аудитории – дюжине заключенных. Семинар проводился в рамках университетской программы повышения образовательного уровня в исправительных учреждениях.

– Можно заметить, – говорил он, подходя к экрану на стене библиотеки, куда проецировалось изображение портрета, – что фон позади нее имеет разные уровни. – Он показал на бросающееся в глаза несоответствие. – Да Винчи написал линию горизонта слева значительно ниже, чем справа.

– Накосячил? – заметил один из заключенных.

– Нет, – усмехнулся Лэнгдон. – Да Винчи не привык халтурить. Это такая уловка. Снизив уровень горизонта слева, он визуально добился того, что черты Моны Лизы с левой стороны кажутся крупнее, чем с правой. Маленькая шутка художника. Исторически левая сторона считается женской, правая – мужской. Да Винчи большой почитатель женственности, поэтому его Мона Лиза слева величественнее, чем справа.

– А я вот, мистер Лэнгдон, слышал, – вступил в разговор до этого молчавший качок, – что Мона Лиза – это сам да Винчи, переодетый в женские тряпки.

– Не исключено, – ответил Лэнгдон, когда смех в библиотеке утих. – Да Винчи был шутником. Но больше всего ценил гармонию между мужским и женским началами. Считал, что душа человека не достигнет озарения, если не обретет как мужские, так и женские элементы. Мона Лиза – не мужчина и не женщина, а слияние того и другого. – Он помолчал. – Слышал кто-нибудь из вас египетское имя Амон?

Вопрос был встречен молчанием.

Лэнгдон взял фломастер и подошел к доске.

– Древние египтяне верили в богов плодородия. Бога-мужчину звали Амон. – Он написал имя. – Бога-женщину – Изис, или, по-гречески, Изида. Вот ее древняя пиктограмма: Л’Иза.

Лэнгдон отступил в сторону, чтобы всем было видно, что написано на доске.

АМОН Л’ИЗА

– Ничего не напоминает?

– Мона Лиза, – догадался кто-то.

Лэнгдон кивнул.

– Правильно, господа. Не только лицо Моны Лизы соединяет в себе мужские и женские черты, но даже ее имя основано на божественном союзе мужского и женского начал. Отсюда, друзья, ее многозначительная улыбка.

– Дед был здесь. – Софи неожиданно опустилась на колени в десяти ярдах от портрета и осторожно повела лучом ультрафиолетового фонаря, пока он не замер на паркетном полу.

Сначала Лэнгдон ничего не разглядел. Но, присев рядом с Софи, увидел, как засветились в ультрафиолетовом свете капельки засохшей жидкости. Специальные чернила? Он внезапно вспомнил, для чего еще пользуются ультрафиолетовыми фонарями. Для обнаружения следов крови. По коже у него поползли мурашки. Софи оказалась права: Жак Соньер в самом деле нанес перед смертью визит «Моне Лизе».

– Просто так он сюда бы не пришел, – прошептала, поднимаясь с колен, Софи. – Оставил где-то здесь для меня сообщение. – Подойдя ближе к портрету, она осветила пол под рамой. Махнула лучом в обе стороны по голому паркету. – Здесь ничего нет.

В этот момент Лэнгдон заметил слабое свечение на защитном стекле перед «Моной Лизой». Взяв Софи за запястье, он направил фонарь на картину.

Оба замерли.

На стекле мерцали красным пять слов, написанных на уровне лица Моны Лизы.

Глава 21

В это время в нескольких милях от Лувра на набережной Сены ничего не понимающий водитель трейлера с изумлением наблюдал, как капитан судебной полиции, издав утробный рык, в бешенстве швыряет мыло в волны набухшей реки.

Нахмурившись, Фаш вытащил из кармана мобильный телефон.

Дежурный в американском посольстве читал журнал, когда раздался звонок.

– Посольство США, – ответил он.

– Добрый вечер. – Звонивший говорил по-английски с французским акцентом. – Мне требуется помощь. – Тон был неприветливым, официальным. – Мне передали, что в вашей автоматической системе для меня есть сообщение. Моя фамилия Лэнгдон, но я, к несчастью, забыл свои три цифры кода доступа. Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы смогли мне помочь.

Сбитый с толку дежурный медлил с ответом.

– Прошу прощения, сэр. Сообщение, должно быть, пришло вам очень давно. Система ликвидирована два года назад.

– Как, у вас нет автоматической телефонной системы?

– Нет, сэр. Все, что требуется передать, записывается вручную в отделе контактов. Назовите еще раз вашу фамилию.

Но звонивший не ответил – он уже нажал отбой.

* * *

Фаш, не в силах успокоиться, расхаживал по набережной Сены. Он своими глазами видел, как Лэнгдон набирал парижский номер, а затем добавочный, после чего слушал записанное на пленку сообщение. Но кто сказал, что Лэнгдон звонил в посольство? А если не в посольство, то куда?

Внезапно капитан сообразил, что ответ находится у него под носом. Лэнгдон пользовался его мобильником, который он сам ему предложил.

Фаш вызвал список недавних исходящих звонков, включил набор последнего номера и стал ждать.

Наконец в трубке раздался женский голос.

– Bonjour, vous êtes bien chez Sophie Neveu, – сообщил автоответчик. – Je suis absente pour le moment, mais…[12]12
  Здравствуйте, месье. Вы попали в квартиру Софи Невё. Меня сейчас нет дома, но… (фр.)


[Закрыть]

Несколькими минутами позже лейтенант Колле, сидя в кабинете Соньера, прижимал к уху телефон и, не в силах поверить, слушал, что говорил ему капитан Фаш.

– В куске мыла? Но откуда Лэнгдон узнал о маячке навигатора?

– От Софи Невё.

– Но, капитан… если она ему рассказала, где он теперь?

– Пожарная сигнализация в здании не включалась?

– Нет, сэр.

– И никто не проползал под решеткой в Большой галерее?

– Нет. Там дежурит человек из охраны музея. Точно так, как вы рекомендовали. Никто не видел, чтобы Лэнгдон и Невё покидали здание.

– Отлично. В таком случае Лэнгдон до сих пор в Большой галерее.