Текст книги "Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена"

3
«Новое рыцарство»

Однажды в канун Рождества, за несколько лет до взятия Иерусалима, семилетнему мальчику из Фонтена, что в Бургундии, приснился сон. Он увидел Деву Марию, держащую на руках младенца Христа, как будто он родился в тот самый момент, прямо у него на глазах. Бернарду (впоследствии получившему известность как Бернард Клервоский, а еще позже – просто как святой Бернард) предстояло стать одним из величайших религиозных деятелей своего времени: поборником реформирования монастырей, прославленным ученым, велеречивым и неутомимым автором обширной переписки, блестящим проповедником и первым покровителем и отцом-основателем ордена тамплиеров[75]75
  О жизни Бернарда см.: Evans, G. R., Bernard of Clairvaux (Oxford / New York: 2000), 5–21.


[Закрыть]. Его религиозные прозрения определили направление деятельности западной церкви в первой половине XII века.

В 1126 году, когда Гуго де Пейн покинул Францию, Бернарду было тридцать шесть лет. Двенадцать из них он был аббатом основанного им монастыря в Клерво (фр. Clair Veaux – «Ясная долина») в области Шампань. Монастырь находился в глухой болотистой местности, между рекой Об с одной стороны и двумя невысокими холмами с другой: один засажен виноградом, а другой – зерновыми. Здесь несколько десятков цистерцианских монахов в белых одеяниях жили под руководством Бернарда, следуя строгому монашескому уставу. Орден цистерцианцев возник в 1098 году, когда группа монахов из более популярного Бенедиктинского ордена основала новый монастырь в Сито близ Дижона, чтобы посвятить себя более чистой и строгой монашеской жизни. Главными ценностями цистерцианцев стали простое, аскетическое существование, тяжелый физический труд и уединенная жизнь вдали от цивилизации. Цистерцианцы сознательно противопоставляли себя одетым в черное братьям бенедиктинских монастырей, которые питали слабость к хорошей еде, физическому труду предпочитали литургическое пение и украшали богатые интерьеры своих соборов произведениями искусства и драгоценной утварью. В противоположность им цистерцианские монахи под попечительством Бернарда вели жизнь, полную послушания, молитв, учения, аскезы и непрестанного труда на мельницах, полях и рыбоводных прудах аббатства. «Это место, где услаждается взор, укрепляется слабый дух, смягчается страдающее сердце и укрепляется вера всех, кто ищет Господа», – писал в XII веке один из посетителей Клерво[76]76
  Matarasso, P., The Cistercian World: Monastic Writing of the Twelfth Century (London: 1993), 287–92.


[Закрыть]. В то же время такая жизнь не была легкой, так как считалось, что страдания плоти и скудная пища ведут к духовному прозрению и близости к Богу. Бернарду она подходила как нельзя лучше.

Устраивала она и многих других: цистерцианцы были не единственными, кто пытался переосмыслить монашеское служение. XII век стал временем едва ли не самого активного в Средневековье обновления христианства. Монашество расцвело и обрело невиданную со времен возникновения Церкви популярность. «О, как неисчислимо умножилось по божественной благодати в наши дни монашеское братство, – писал один аббат в 1130-х. – Оно охватило почти всю сельскую местность Галлии [т. е. Франции] и заполнило города, замки и крепости»[77]77
  Петр Достопочтенный, написавший это, был настоятелем бенедиктинского монастыря; как и Бернард Клервоский, он числил среди своих друзей принцев и королей и много размышлял об изменяющемся характере монашества в XII веке. Перевод взят из книги: Constable, G., The Reformation of the Twelfth Century (Cambridge: 1996), 45.


[Закрыть]. И это были не просто слова: c середины XI до середины XII века количество монастырей во многих частях Европы выросло на тысячу процентов[78]78
  Там же. С. 47.


[Закрыть].

Этот всплеск интереса к монашеской жизни сопровождался стремлением к новым ее формам, в основе которых были бедность, послушание и созерцание. Кроме цистерцианцев в конце XI – начале XII века были созданы орден Гранмон (очень строгий и бедный, основанный близ Лиможа около 1100 года), ордены картезианцев (орден отшельников, основанный в 1084 году святым Бруно), тиронианцев (одетые в серое, сурово кающиеся братья, следовавшие примеру святого Бернарда Тиронского, который основал аббатство в 1109 году), премонстрантов (основан святым Норбертом около 1120 года, чтобы проповедовать обычным прихожанам из общины подобно каноникам-августинцам) и многие другие, часть из которых выжила, а часть вскоре исчезла. Во многих религиозных орденах, как старых, так и новых, предусматривались дома для женщин, ведущих монашеский образ жизни. Кроме того, наблюдалась тенденция к тому, чтобы женщины становились отшельницами или затворницами. Все это позволяло людям выражать свои религиозные порывы, присоединившись к ордену, устав которого определял, что они будут носить, где жить, что есть и как говорить (или не говорить вовсе).

Незадолго до октября 1126 года Бернард Клервоский получил от короля Иерусалима Балдуина II письмо[79]79
  Письмо напечатано в книге: d’Albon, Marquis, Cartulaire général de l’Ordre du Temple, 1119? – 1150, 1; я следую здесь датировке и атрибуции, предложенным в книге: Barber, The New Knighthood, 337 n29.


[Закрыть]. В нем король сообщал, что на оспариваемых землях на Востоке появилось новое религиозное братство, членов которого «Господь побудил» защищать государство крестоносцев[80]80
  d’Albon, Marquis, Cartulaire général de l’Ordre du Temple, 1119? – 1150, 1.


[Закрыть]. Это, писал Балдуин, fratres Templarii – братство Храма, – и оно нуждается в признании и уставе, которому могло бы следовать. Потому Балдуин намеревался отправить двоих своих людей, чтобы они могли «добиться для ордена папского одобрения». Он рассчитывал, что понтифик поможет тамплиерам получить деньги и покровительство, дабы те могли успешнее бороться с «врагами веры»[81]81
  Там же. Двоих посланников, которых собирался отправить Балдуин, звали Андре и Годемар.


[Закрыть]. Балдуин призывал Бернарда употребить свое влияние на то, чтобы светские правители по всей Европе поддержали тамплиеров, а папа официально признал новый орден.

Едва ли во всей Европе можно было сыскать лучшую кандидатуру, чтобы обратиться за помощью. Бернард был реформатором, крупным мыслителем и как никто понимал, что заставляет людей искать в жизни новое призвание. Что еще важнее, он умел получать поддержку власть имущих. В сотнях писем, написанных им за долгую жизнь, – на вычурной латыни и часто очень длинных – он льстил, умолял, запугивал и поносил всех – от пап, королей, архиепископов и аббатов до беглых послушников и девушек, собравшихся уйти в монахини, но усомнившихся в своем призвании. Его интересовали как весомые события – война или папский раскол, так и самые незначительные. В одном из писем папе Иннокентию II, написанном от группы бедных цистерцианцев, Бернард сначала просил прощения за то, что беспокоит такого занятого человека, а затем наставлял его, как быть папой: «Если вы верны долгу и традициям апостольского престола, то не будете пренебрегать жалобами бедных»[82]82
  James, B. S. (trans.), The Letters of St Bernard of Clairvaux (London: 1953), 357.


[Закрыть]. В другой раз он написал пространное послание юной девушке Софии, веля ей сохранить целомудрие и предлагая сравнить себя с другими женщинами, которые живут свободно и предпочитают духовной чистоте пышные наряды: «Они одеты в пурпур и шелка, но их души в лохмотьях. Их тела сверкают драгоценностями, но их жизни опорочены тщеславием»[83]83
  Там же. С. 175–6.


[Закрыть]. Бернард был мастером красноречия и другом сильных мира сего – что ценно в любую эпоху.

Тем не менее не только это делало поддержку Бернарда желанной. Между формирующимся идеалом тамплиеров и цистерцианским движением, в которое Бернард влился еще молодым человеком, было много общего. Оба ордена были духовными организациями нового типа, основанными на бедности, послушании и отказе от мирского тщеславия в пользу тяжких трудов во славу Господа. Кроме того, через своих первых братьев орден храмовников имел тесные связи с Шампанью, тем регионом Франции, где размещалось аббатство Клерво и где провел большую часть жизни Бернард.

Итак, в 1126 году, получив от короля Балдуина письмо с просьбой о содействии, Бернард отнесся к ней благосклонно. А в следующем году, осенью 1127-го, посланники, о которых писал Балдуин, прибыли в Европу[84]84
  Датировку см.: Barber, The New Knighthood, 12.


[Закрыть]. Возглавлял их первый великий магистр ордена Храма Гуго де Пейн.

* * *

На Запад его отправили с целью добиться поддержки для христианского королевства на Востоке. Эту миссию он выполнял не один. Гуго стал одним из нескольких высокопоставленных посланников Святой земли, которые посетили Европу между 1127 и 1129 годом, чтобы укрепить связи между двумя частями западно-христианского мира. Среди них был также Гийом де Бюр, королевский коннетабль, который прибыл, чтобы заключить брачный союз между старшей дочерью Балдуина Мелисендой и Фульком, графом Анжуйским, что обещало сделать последнего преемником Балдуина, не имевшего сыновей. В качестве претендента на трон граф Анжуйский был прекрасным выбором: богатый вдовец в возрасте около сорока лет, человек благочестивый, но суровый, опытный крестоносец, питавший неустанный интерес к делам Востока. Говорили, что он содержит за свой счет (и речь, несомненно, шла о немалой сумме) сто рыцарей в Иерусалиме. Во время пребывания в заморских землях в начале 1120-х годов граф познакомился с некоторыми из первых тамплиеров и с тех пор платил им скромное, но полезное ежегодное вспомоществование в размере «тридцати ливров на деньги Анжу»[85]85
  Chibnall, M., The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis VI (Oxford: 1978), 310–11.


[Закрыть].

Тем не менее добиться его согласия на то, чтобы стать наследником Балдуина, было непросто. Это потребовало бы от Фулька передать свои земли во владение сыну, отправиться за тысячи километров, чтобы встретиться с женщиной, которую он никогда прежде не видел, взять ее в жены и стать правителем самых неспокойных земель христианского мира. Чтобы подсластить пилюлю, Гийом привез с собой поистине великолепные дары, в том числе часть Креста Господня и богато украшенный меч, которые должны были быть переданы собору в Ле-Мане, во владениях Фулька[86]86
  Phillips, J., Defenders of the Holy Land: Relations between the Latin East and the West, 1119–1187 (Oxford: 1996), 26. Собор Св. Юлиана является местом захоронения знаменитого сына Фулька, Джеффри Плантагенета.


[Закрыть].

У Гуго де Пейна столь впечатляющих даров с собой не было, хотя перед ним стояла задача ничуть не менее важная и сложная. Если Гийому предстояло уговорить одного-единственного человека принять корону, то Гуго было поручено убедить сотни мужчин отказаться от своего имущества и, возможно, даже пожертвовать жизнью в обмен на куда более сомнительное вознаграждение.

Гуго нужно было завербовать новых сторонников: Балдуин II планировал поход на Дамаск, полноценную военную кампанию вместо единичных вторжений на территорию противника, которые он начал в конце 1125 года. Король Иерусалима надеялся отвоевать великий город – опору суннитского халифата – у тюркского атабека Тюгтекина[87]87
  В раздробленной империи сельджуков существовало несколько уровней правления. Султан был верховным правителем. Эмир стоял на ступень ниже, он мог быть во главе города или региона. Но если эмир был слишком юн или слаб, чтобы править самостоятельно, от его имени властвовал атабек, своего рода регент.


[Закрыть][88]88
  Там же. С. 23.


[Закрыть]. Балдуин подсчитал, что взятие Дамаска потребует, говоря словами хрониста Гийома Тирского, «всей военной мощи королевства»[89]89
  Babcock, E. A. and Krey, A. C., A History of Deeds Done Beyond the Sea: By William, archbishop of Tyre II (New York: 1943), 27.


[Закрыть]. Он предвидел, что ему понадобятся дополнительные силы с Запада; убедить присоединиться к кампании как можно больше рыцарей и опытных командиров – вот что было основной задачей Гуго.

Именно потому, что он был великим магистром ордена Храма, ему поручили возглавить такую важную миссию. Орден был молод, но он уже зарекомендовал себя как элитная военная организация на службе у христианских государств Востока. Позднейшие утверждения, будто в течение первых девяти лет существования ордена в нем состояло только девять братьев, звучали романтично и эффектно с точки зрения нумерологии, но не имели ничего общего с действительностью[90]90
  Там же. С. 524.


[Закрыть]. В поездке в Европу Гуго сопровождали по меньшей мере пять членов братства: Годфруа де Сент-Омер, Роланд, Пайен де Мондидье, Жоффруа Бизо и Аршамбо де Сент-Аман[91]91
  Эти же пять человек присутствовали вместе с Гуго на соборе в Труа в 1129 году. См.: Phillips, Defenders of the Holy Land, 36.


[Закрыть]. Очевидно, что эта делегация привлекала к себе внимание: влиятельнейшие люди в северо-западной Европе изъявили готовность встретиться с нею.

С октября 1127-го до весны 1129-го Гуго де Пейн и его товарищи успели посетить поочередно двух сменивших друг друга графов Фландрии, графа Блуа, графа Анжуйского Фулька, который дал согласие поддержать поход на Дамаск, и даже Генриха I, короля Англии и герцога Нормандии, от которого Гуго пытался добиться разрешения собирать вспомоществование по ту сторону пролива Ла-Манш. В «Англосаксонской хронике» их встреча описана так: «…Гуго Храмовник прибыл из Иерусалима к королю в Нормандию; и король принял его с великими почестями и пожаловал ему многие сокровища золотом и серебром, а после этого он послал его в Англию, и там он был принят всеми добрыми людьми». Летописец оценил успех поездки: «Все давали ему [Гуго] сокровища, и в Шотландии также, и послали большое количество золота и серебра через него в Иерусалим»[92]92
  Garmonsway, G. N. (trans. and ed.), The Anglo-Saxon Chronicle (London: new edn 1972), 259.


[Закрыть]. Миссии удалось убедить многих отправиться на Восток сражаться, «как не бывало со дней папы Урбана», то есть со времен Первого крестового похода[93]93
  Гийом Тирский подтверждает: «воодушевленные [его] убедительными словами многие дворяне» отправились на Восток. Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 40.


[Закрыть]. Это был настоящий успех. В 1127–1129 годах Гуго де Пейн и его товарищи-тамплиеры, по сути, проповедовали свой крестовый поход[94]94
  Эту точку зрения см.: Phillips, J., ‘Hugh of Payns and the 1129 Damascus Crusade’ in Barber, M. (ed.), The Military Orders I: Fighting for the Faith and Caring for the Sick (Aldershot: 1994), 141–17.


[Закрыть]. У них не было формальной поддержки со стороны папы, и нет свидетельств того, что они проводили массовые сборища, как это было, когда организовывался Первый крестовый поход, но их призыв к воинам Запада нашел небывалый отклик. Это подтверждают и оценки другой стороны. По словам арабского хрониста Ибн аль-Каланиси, когда в 1129 году Балдуин, наконец, предпринял попытку взять Дамаск, христианская армия, получившая подкрепление из-за моря, состояла из десятков тысяч воинов[95]95
  Gibb, H. A. R., The Damascus Chronicle of the Crusades: Extracted and Translated from the Chronicle of Ibn Al-Qalanisi (1st edn London: 1932; repr. New York: 2000), 195.


[Закрыть].

Вербуя рыцарей для похода на Дамаск, Гуго де Пейн в то же время не забывал об интересах ордена Храма. Задействовав семейные и общественные связи, особенно в своей родной Шампани и соседних регионах, он сумел получить в дар земли, доходы от собственности, права на феодальные платежи, золото, серебро и – что было особенно ценно – обещания вступить в орден. Десятки рыцарей поклялись, что отправятся на Святую землю и присоединятся к тамплиерам, на время или на всю жизнь.

В октябре 1127 года храмовникам были подарены дом, ферма и луг в Барбонне, на западе Шампани. Примерно в то же время им передали право на взимание рельефа (феодального платежа) во Фландрии. Весной 1128 года, когда Гуго прибыл в Анжу, чтобы стать свидетелем того, как граф Фульк принимает крест, тамплиеры получили землю в соседнем графстве Пуатье. Пожертвования ордену приходили со всех концов страны: от Нуайона, епископского города, расположенного севернее Парижа, до Тулузы, находящейся в одном дне езды от Пиренеев.

Стоит отметить, что в то время Гуго еще не пытался создать западную ветвь ордена. Его волновали военные дела на Востоке, и его главная цель заключалась в том, чтобы обеспечить им поддержку и наладить надежную связь между отстоящими друг от друга на 3220 километров богатыми землевладениями в центральной Франции и опасными равнинами и горами Сирии и Палестины[96]96
  Peixoto, M. J., ‘Templar Communities in Medieval Champagne: Local Perspectives on a Global Organization’ (PhD thesis, New York University: 2013), 137.


[Закрыть].

Но ни щедрые дары, ни обещания военной помощи не продвигали Гуго к достижению еще одной цели его поездки. Как следовало из письма короля Балдуина от 1126 года, главным, чего желали тамплиеры, было получение апостольской конфирмации и обретение устава – свода жизненных правил ордена. В январе 1129 года состоялся церковный собор. Он проходил в Шампани, в Труа – всего в 80 километрах от цистерцианского монастыря на реке Об, где, проводя дни в молитвах, Бернард Клервоский в то же время со все возрастающим интересом следил за энергичной деятельностью своих соотечественников.

* * *

Собор официально начался в воскресенье, 13 января 1129 года. Это была встреча друзей и соратников, прибывших в основном с северо-востока Франции. Столица графства Шампань, Труа, была крупным торговым центром. Над горизонтом города доминировали два величественных сооружения: романский собор Св. Петра и Павла и аббатство Св. Лупа, знаменитый дом каноников-августинцев. В Труа еще недавно проживал прославленный крестоносец лорд Гуго, граф Шампани, который пожертвовал землю для основания аббатства Клерво, – тот самый Гуго, бывший сюзерен (и, возможно, родственник) Гуго де Пейна, который в 1125 году отрекся от титула и вступил в орден Храма в Иерусалиме (по поводу чего Бернард Клервоский написал ему с одобрением: «Вы из графа стали простым солдатом, из богатого человека – бедным»)[97]97
  James, The Letters of St Bernard of Clairvaux, 65.


[Закрыть]. Когда в 1129 году состоялся собор, Гуго оставался в Святой земле, но именно его связи и богатство сблизили магистра тамплиеров и настоятеля Клерво.

Возглавлял собор представлявший понтифика Гонория II папский легат Матфей, епископ Альбанский. Кроме него присутствовали еще двадцать служителей церкви: два архиепископа, одиннадцать епископов и семь аббатов. Почти все они были из Шампани или соседней Бургундии, так же как два принявших участие в собрании знатных дворянина: Тибо, граф Шампани, и Гийом, граф Невера[98]98
  Среди священнослужителей напрямую с регионом не были связаны только папский легат Матфей и епископы Бове, Орлеана и Лаона. Peixoto, ‘Templar Communities’, 140. Теобальд Блуа, граф Шампанский, был племянником и наследником вышеупомянутого графа Гуго.


[Закрыть]. Среди аббатов большинство составляли цистерцианцы.

Главными выступающими на соборе были Гуго де Пейн и Бернард Клервоский. Гуго призвал собравшихся официально признать тамплиеров и утвердить их устав. В записи, сделанной писцом по имени Жан Мишель, изложена процедура: «Мы вместе выслушали то, что сообщил нам… магистр, брат Гуго де Пейн; и, руководствуясь своим ничтожным разумением, одобрили то, что показалось нам достойным и полезным, и отвергли то, что выглядело безосновательным»[99]99
  Upton-Ward, J. M. (trans. and ed.), The Rule of The Templars: The French Text of the Rule of the Order of the Knights Templar (Woodbridge: 1992), 19.


[Закрыть].

Иными словами, это была комиссия, которая обсуждала правила, сложившиеся за первые девять лет существования ордена в Иерусалиме, и вносила свои поправки в них. Ко времени окончания собора Жан Мишель записал на латыни свод правил для тамплиеров, состоявший из шестидесяти восьми статей. Позже его стали называть Первоначальным (или Латинским) уставом. В нем подробно разъяснялось, как следовало отбирать и принимать в орден новых рыцарей, как они должны были молиться, какие праздники соблюдать, что носить, есть и пить, где спать и как вести себя на людях, с кем они могли – и не могли – общаться[100]100
  Там же. С. 19–38.


[Закрыть].

«В этом религиозном ордене процветает и возрождается истинный дух рыцарства», – провозглашал устав, восхваляя всех тех, кто присоединился к тамплиерам с желанием вверить свои души Богу «для нашего спасения и распространения истинной веры». Так возникла идея о том, что тамплиеры представляли собой новую форму рыцарства, которое не устрашало слабых, а посвящало себя борьбе со злом – эту идею Бернард Клервоский начал развивать во времена собора в Труа и позднее изложил подробно. Устав отражал его веру в то, что рыцарство может и должно реформироваться, обратиться ко Христу, отринуть земное тщеславие и следовать духу благородства, долгу и благочестивой цели.

Начинался устав с разрешения практических вопросов, касавшихся того, как брат-тамплиер мог сочетать молитвенную жизнь монаха с беспокойной жизнью воина. С учетом того, что монахам ордена предстояло проводить большую часть времени в дозоре или военных походах, а не в церкви, коленопреклоненными перед распятием, устав дозволял им заменять каждую пропущенную церковную службу определенным количеством повторений молитвы «Отче наш». Тринадцать повторений за пропуск заутрени, девять за вечерню и семь за каждую из ежедневных молитв согласно каноническим часам. Этот упрощенный вариант повседневного монашеского богослужения был разработан так, чтобы ему могли следовать даже простые необразованные люди. Любой крестьянин во Франции знал «Отче наш»; сведя богослужение к будничному повторению самой известной в христианском мире молитвы, тамплиеры открыли путь в орден ревностным в вере и талантливым людям любого ранга, а не только богатым и образованным. Кроме того, устав закрепил существование двух разных категорий рыцарей: тех, кто давал обет на всю жизнь, «отринув собственные желания», и тех, кто соглашался вступить в орден на время и сражаться «определенный срок». Последние вполне могли удовлетворять требованиям ордена при минимальной религиозной подготовке.

В Труа явно стремились отойти от стереотипов, связанных с рыцарством. Устав провозглашал воздержанность и равенство. Рыцари-тамплиеры должны были носить белую одежду[101]101
  В выборе белого цвета наиболее явно проявилось влияние цистерцианцев. Знаменитый красный крест появится на одеждах тамплиеров позже, в 1139 году.


[Закрыть], что символизировало «чистоту и совершенное целомудрие»[102]102
  Там же. С. 24. О том, какую одежду носили прежде, см.: Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, I. 524–7.


[Закрыть]. Черные или коричневые одежды предписывались сержантам и оруженосцам – братьям, которые также являлись членами ордена, но не имели рыцарского звания и умений. Это было очень не похоже на облик типичного рыцаря XII века, который сознательно подчеркивал свой статус яркой одеждой, богатыми тканями и изысканными украшениями. Чтобы особо отметить это, многие знаки обычного рыцарства были запрещены. «Одеяния должны быть без пышности и без проявления гордыни, – гласил устав, – и если какой-либо брат решит, что по праву или из гордыни он может носить самую красивую или лучшую одежду, за это он, без сомнения, заслуживает самой худшей». Запрещены были также и меха. С учетом перепадов температур на Востоке дозволялись льняная рубаха и шерстяное одеяло, однако никаких украшений не допускалось. Особенно строгий запрет налагался на модную обувь, которая в начале XII века могла быть весьма вычурной. «Мы запрещаем остроносую обувь и шнурки и запрещаем любому брату носить их… ибо все эти мерзости пристали только язычникам». Копье рыцаря также не должно было быть украшено. То же правило распространялось на конскую сбрую: «Мы не желаем, чтобы золото или серебро, которое есть знак личного богатства, было видно когда-либо на ваших уздечках, нагрудниках или шпорах»[103]103
  Здесь и далее устав цит. по пер. Е. Бергер. – Прим. пер.


[Закрыть]. Походный мешок для продовольствия мог быть только из льняного полотна или шерсти, а ответственный за внешний вид братьев должен был следить за тем, чтобы все они регулярно коротко остригали волосы и подрезали бороды и усы, «чтобы не было лишнего на их телах»[104]104
  Несмотря на это, тамплиеры носили прически и бороды в соответствии с требованиями времени: на одних изображениях у них длинные бороды, на других – длинные волосы. В летописи Джеймса Витри, датируемой XIII веком, упоминаются тамплиеры с обритыми наголо головами.


[Закрыть].

Жизнь в доме тамплиеров должна была максимально походить на жизнь цистерцианского монастыря. Блюда были общими для всех, и вкушать их нужно было в тишине, под чтение Святого Писания. Уставом предусматривалось, что новообращенные тамплиеры могли не знать сложного языка жестов, который использовался монахами во время трапез, когда нужно было попросить что-либо необходимое, и на этот случай предписывалось «тихо и кротко сказать, чего вы хотите… со всей учтивостью и смирением». Всем братьям полагались равные порции еды и вина, а оставшееся нужно было отдавать бедным. Необходимо также было соблюдать многочисленные постные дни, но тем, кто сражался с оружием в руках, давались послабления: мясо должно было подаваться три раза в неделю, по вторникам, четвергам и субботам. Когда же этот распорядок нарушался постом, по его окончании порции увеличивались, чтобы восполнить недостаток в питании.

Официально признавалось и то, что тамплиеры проливали чужую кровь. «Новое установление было принесено вами в святые места, а именно объединение воинского дела с религией, так что эта религия, будучи вооруженной, пролагает себе путь мечом и поражает врага без греха», – провозглашал устав, подытоживая таким образом многовековые философские размышления в христианстве на тему того, что убийство «неверующих язычников» и «врагов сына Девы Марии» – деяние, достойное божественной похвалы, а не проклятия. В остальном тамплиеры должны были жить в молитвенном самоотречении.

Каждому рыцарю полагалось только по три лошади и один оруженосец, которого нельзя было «бить за какую-либо провинность». Соколиная охота – любимая забава воинов во всем христианском мире – воспрещалась, равно как и охота с собаками. Единственными хищниками, которых тамплиеры могли убивать, оказались горные львы, обитавшие в Святой земле. Членам ордена не дозволялось даже сопровождать охотящихся, «поскольку подобает братьям вести себя скромно и смиренно, без смеха и говорить мало».

Под запретом было и женское общество, ибо о женщинах в уставе говорилось так:

…древний враг многих совратил с пути истинного через общение с женщинами; и поэтому, дорогие братья, дабы цветок праведности мог всегда цвести среди вас, пусть с этим обыкновением отныне будет покончено… никто из братьев не должен целовать ни вдову, ни деву, ни мать, ни сестру, ни тетку, ни какую-либо другую женщину. Пусть рыцарство Христово остерегается женских лобзаний, через посредство которых мужчины очень часто подвергались опасности.

Женатым мужчинам можно было вступать в орден, но им не разрешалось носить белый плащ, а жены не должны были оставаться со своими мужьями в домах тамплиеров.

Кроме того, в стремлении к целомудрию рыцарям, путешествующим по делам ордена и вынужденным останавливаться где-то на ночлег, давалось следующее указание: «И пусть дом, где они расположились в эту ночь, не остается без огня, дабы темный враг (от которого Господь хранит нас) не нашел некоей лазейки».

Управлять орденом должен был магистр, но ему дозволялось советоваться с «теми из братьев, кто мог дать мудрый и полезный совет». Повиноваться магистру следовало беспрекословно, выполняя его приказы так, «как если бы сам Христос повелел это». В обязанности магистра входило оценивать и принимать в орден новых членов, распределять между братьями лошадей и оружие, наказывать согрешивших и нарушивших устав и добиваться его соблюдения так, как он считал нужным.

Позже устав тамплиеров расширялся и дополнялся, меняясь и развиваясь вместе с орденом. Но принятием этого первого свода внутренних законов, разработанного и утвержденного под руководством папского легата в Труа в январе 1129 года, Гуго де Пейн достиг одной из главных целей поездки в Европу. Он наделил свою едва зародившуюся организацию кодексом жизненных правил. Его следующей задачей было прославить рыцарей Храма и убедить самих братьев в том, что они вершат богоугодное дело.

* * *

В то время как Гуго де Пейн находился на соборе в Труа, человек, называвший себя Гуго Грешником, написал воззвание к «рыцарям Христовым храма Иерусалимского»[105]105
  Перевод см.: Barber and Bate, The Templars: Selected Sources, 54–9.


[Закрыть]. Кем был Гуго Грешник, неизвестно, но напрашивается вполне правдоподобное предположение, что под этим именем скрывался сам Гуго де Пейн. Во всяком случае, автора воззвания так же сильно волновала дальнейшая судьба тамплиеров. Его послание было малограмотным, но пылким. Некоторые из библейских аллюзий в нем неточны, другие просто выдуманы. Но как бы то ни было, Гуго Грешник призывал тех, к кому он обращался, сражаться и побеждать во славу Иисуса Христа.

Дьявол, писал он, постоянно пытается отвратить хороших людей от добродетельных поступков. Долг тамплиеров состоит в том, чтобы противостоять сатанинским козням, хранить веру, оставаясь в ордене, в который они вступили, и не поддаваться мирским искушениям. Им не следует «напиваться пьяными, драться, ругаться». Автор был весьма обеспокоен тем, что моральный дух тамплиеров может пасть перед лицом трудностей, с которыми они сталкиваются. «Вы должны быть стойкими, так как ваш противник одновременно и лев, и дракон, – писал он. – Будьте настойчивы в том, что Создатель предназначил вам»[106]106
  Цит. по пер. А. Трубникова. – Прим. пер.


[Закрыть]. Обязанность тамплиера – не искать личной славы, а служить ордену.

Примерно в то же время появился гораздо более длинный памфлет, также адресованный тамплиерам. В нем говорилось об особом месте ордена в мире и о ниспосланной свыше значимости его миссии. В этом случае авторство послания было очевидным: его написал сам Бернард Клервоский.

«Похвала новому рыцарству» (Liber ad milites templi de laude novae militia – или, как ее чаще называют De Laude) была написана в период между основанием ордена и 1136 годом. Ее содержание говорит о том, что Бернард начал работу над ней в 1129 году, в то время, когда в Труа проходил собор. Послание адресовано непосредственно Гуго де Пейну – «моему дорогому Гуго», который, по словам Бернарда, «не два, а три раза просил, чтобы я написал краткое наставление»[107]107
  Greenia, M. C. (trans.) and Barber, M. W. (intro.), Bernard of Clairvaux: In Praise of the New Knighthood (Cistercian Publications, Collegeville MN: 2000). 31.


[Закрыть]. «По всей видимости, на земле появилось новое рыцарство», – так начинает свой труд Бернард. «Оно неутомимо ведет войну на два фронта, против зла во плоти и против духовного его воинства на небесах»[108]108
  Там же. С. 33.


[Закрыть]. Сражаться и умереть во имя Господа – это высшая жертва. Бернард подчеркивает глубокую разницу между человекоубийством – грехом умерщвления человека – и актом убийства самого зла, который Бог счел бы благородным делом. Благодаря этому искусному богословскому разграничению рыцари Храма могли преследовать самые высокие цели: не просто оберегать паломников, но и защищать саму Святую землю. «Идите уверенно вперед, рыцари, – писал Бернард, – и отразите врагов Креста Господня своими отважными сердцами».

Как и устав тамплиеров, «Похвала», проникнутая цистерцианскими ценностями, выступила против традиционных атрибутов светских рыцарей. Локоны, богато украшенные доспехи, щиты и седла, золотые шпоры, развевающиеся плащи, длинные рукава, кости, шахматы, соколиная охота и прочие развлечения, включая представления шутов, бардов и магов, – все это с презрением отвергалось. «Пристало ли все это истинному рыцарю? Более подходит это тщеславной и глупой женщине!»[109]109
  Там же. С. 37–8, 46.


[Закрыть] Всему перечисленному Бернард противопоставлял жизнь новых рыцарей Храма, аскетичных и благочестивых, дисциплинированных и целомудренных. Лица их покрыты пылью и обожжены солнцем, они живут как братья, и если есть разница между ними, то она определяется достоинствами рыцаря, а не благородством крови. Они не болтают попусту и не знают безделья и праздности. Эти люди живут с единственной целью – уничтожить неверующих и изгнать «творцов беззакония… из града Господня»[110]110
  Там же. С. 40.


[Закрыть]. При всей своей кротости в битве они свирепы, как львы. «Они настраивают мысли свои на борьбу до победы, а не на участие в параде», подбирают себе сильных и быстрых коней, а не тех, что красивы и великолепно убраны, и стремятся выглядеть грозными, а не поражать пышностью наряда. Посему, пишет Бернард, новых рыцарей можно рассматривать как спасителей Иерусалима; армию, верную духу маккавеев древней Иудеи, которые сражались против превосходившего их численностью врага, чтобы освободить Святой город от захватчиков. «Это воинство Господа, набранное им со всех концов земли».

Восхваление тамплиеров и их целей занимало первые четыре главы De Laude. В оставшихся девяти были описаны те места Святой земли, которые как раз и призваны были защищать тамплиеры. Эта часть начинается с описания самого Храма – «украшен он оружием, а не драгоценностями» – и включает краткие описания Вифлеема, Назарета, Масличной горы, реки Иордан, храма Гроба Господня и селений Виффагия и Вифания – популярных мест паломничества, находившихся в дне пути от Иерусалима. Сам Бернард никогда не бывал в Святом городе – для него центром духовности было аббатство Клерво, – поэтому его описания основывались на сведениях, полученных от путешественников и пилигримов.

Каждая глава фактически также была коротким наставлением[111]111
  Evans, Bernard of Clairvaux, 30.


[Закрыть]. Прочитанное вслух или пересказанное по памяти в соответствующем святом месте, оно должно было вдохновить, ободрить и даровать духовное просветление тем, кто там оказался. Благодаря этим наставлениям рыцарь Храма, охранявший процессию паломников, идущую в Вифлеем, мог быть и практически, и духовно подготовлен к выполнению этой задачи. Он имел возможность в подобающих выражениях объяснить значение каждого священного места тем, кто путешествовал вместе с ним. И если его самого вдруг охватил бы страх попасть в засаду, он мог бы укрепить свой дух словами, которые Бернард написал о Вифлееме: это «дом хлеба», где Христос, «живой хлеб сошел с небес, рожденный от Девы»[112]112
  Greenia and Barber, Bernard of Clairvaux: In Praise of the New Knighthood, 53.


[Закрыть]. Точно так же в Назарете в минуту уныния тамплиер мог подбодрить себя, вспомнив еще одно изречение Бернарда, поскольку он находился в том самом месте, где «младенец-Господь… вызрел, как плод вызревает из цветка»[113]113
  Там же. С. 55.


[Закрыть].