Текст книги "Вызов принят. Остросюжетная жизнь работника скорой помощи"

Удостоверившись, что несчастный мужчина мертв и помочь ему уже невозможно, мы завершаем смену и возвращаемся по домам. Проснувшись через несколько часов, я включаю телефон и вижу около тридцати пропущенных вызовов, двадцать голосовых сообщений и множество СМС. Что произошло? Террористическая атака? Катастрофа с участием множества автомобилей? Нет. Оказывается, я попал в последний номер журнала Heat, и моя фотография находится прямо над фотографией Гока Вана. Нет худа без добра.

Я вылезаю из постели, одеваюсь, забираю детей из школы и натягиваю улыбку. Если меня спрашивают, как прошла рабочая смена, я отвечаю: «Нормально». Что еще я должен сказать? «Просто великолепно! Тот парень сгорел заживо. Он дымился, когда его вытащили, и в руке у него были зажаты ключи». Такие разговоры сложно переваривать вместе с жареным мясом.

6
Лица быстро забываются

Справедливости ради я хочу сказать, что никакое обучение, каким бы полным оно ни было, не подготовит вас к работе в скорой помощи. Если вы не научитесь плавать быстро, то уйдете на дно, сжимая в руке рацию.

Хотя большинство тел работает – или выходит из строя – одинаково, каждый человек индивидуален. По этой причине 99 % нашей работы заключается в том, чтобы правильно разговаривать с людьми. Нас учат распознавать сердечный приступ, оказывать помощь при инсульте и перевязывать раны, но человеку, который упал с велосипеда и сломал бедро или выпал из окна и получил травму, требуется не только физическая помощь, но и успокаивающий разговор.

Кроме того, приходится иметь дело с серьезными общественными проблемами, такими как абьюзивные отношения[3]3
  Абьюзивные отношения – отношения, в которых партнер нарушает личные границы другого человека, унижает, допускает жестокость в общении и действиях с целью подавления воли жертвы.


[Закрыть], домашнее насилие, злоупотребление алкоголем и наркотиками, а также суицидальные посты в социальных сетях. Таким образом, мы выполняем обязанности медиков, социальных работников, священников и полицейских.

Я пришел к выводу, что если относиться к каждому пациенту, как к члену семьи, то вероятность совершить ошибку снижается. Как часто вы слышали, чтобы ваши родственники и друзья говорили: «Ребята из скорой помощи были такими милыми!» Надеюсь, что часто. Если у пациента сложилось о нас такое впечатление, значит, мы все сделали правильно. В противном случае мы где-то ошиблись.

Некоторые наши действия могут быть довольно инвазивными, особенно когда речь идет о работнике скорой помощи мужского пола и пациентке. В таких ситуациях необходимо быть уважительным и максимально четко объяснять, что мы делаем и зачем. Если у пациентки подозрение на сердечный приступ, я должен сделать ей электрокардиограмму (ЭКГ), для проведения которой необходимо установить на левой стороне груди маленькие электроды. Однако я не стану просто задирать ей футболку и прилеплять электроды. Сначала я объясню, что сделать ЭКГ необходимо, поскольку она покажет, что происходит с сердцем. Затем я расскажу, как проходит ЭКГ, и применю техники отвлечения внимания. Расстегивая блузку пациентки, я поболтаю о чем-нибудь обыкновенном, например спрошу, что она любит готовить или где купила стереосистему.

Большая часть работы в скорой – правильно разговаривать с людьми. На самом деле в любой области медицины умение разговаривать, наверное, самое важное в работе врача.

Иногда я получаю письма от родителей моих пациентов с благодарностью за то, что я так хорошо отнесся к их детям. Это очень приятно. С детьми нельзя обращаться так же, как со взрослыми. Однажды я видел программу, в которой ребенка переодели в астронавта, прежде чем поместить его в аппарат МРТ, названный врачами космическим кораблем. Серьезная процедура вдруг превратилась в развлечение. Мне нравится такой подход. Экстренная ситуация может очень напугать ребенка. Ему нужны лишь мама и папа, а он вдруг видит, что в дверь входят два незнакомца с кучей странных вещей. Таким образом, нам приходится быть кем-то вроде аниматоров (не беспокойтесь, я никогда не стану Дэвидом Брентом: «Во-первых, я друг, во-вторых, работник скорой помощи и, в-третьих, клоун…»). Мы часто сталкиваемся с истеричными мамами и папами, а еще с родителями, которые стремятся все контролировать. Я понимаю, что видеть своего ребенка страдающим очень тяжело, но, чтобы он оставался спокойным, необходимо, чтобы родители сохраняли самообладание.

Лечить детей может быть очень приятно. Мы делаем все возможное, чтобы процесс оказания помощи напоминал игру. Проводя осмотр, я спрашиваю у ребенка, какой мультяшный персонаж его любимый или какой футболист ему нравится больше всех. Я могу дать ему какой-нибудь медицинский инструмент. А иногда я шучу:

– Пожалуйста, подержи этот красный фонарик. Хотя, знаешь, я лучше дам его твоей маме.

– Нет, я его хочу!

– Хорошо. Готов поспорить, что ты не сможешь сидеть спокойно, пока я свечу им тебе в ушко!

Иногда я даю ребенку свой телефон, чтобы он с ним поиграл. Поразительно, что готовы сделать дети, чтобы немного посмотреть YouTube. Мультфильм «Вороньи неприятности» мой самый любимый. Он о вороне, у которой неприятности. Гениально!

Я говорю ребенку:

– Ты мне кого-то напоминаешь.

– Кого?

– Птичку из «Вороньих неприятностей».

– Откуда?

– Ты не знаешь этот мультфильм? Смотри!

Я даю ребенку свой телефон, включаю серию мультфильма и делаю то, что должен сделать. Бывает, я перевязываю рану, а ребенок подпевает песенке из заставки. Это и есть продуманная тактика.

Кто-то скажет, что человека нельзя научить правильно сообщать плохие новости, потому что возможных сценариев слишком много. Если мы приезжаем и видим, что кто-то уже умер, мы просто говорим: «К сожалению, ваш муж скончался». Если мы приезжаем и предпринимаем неудачную попытку спасения, мы говорим: «Мы сделали все возможное, но его сердце остановилось. Мы продолжим, но сердце вряд ли снова забьется». Однако слова не выцарапаны на камне, и в разных ситуациях мы произносим разные вещи.

То, что вы говорите девяностолетней женщине, у которой только что умер муж, и как вы это делаете, часто отличается от того, что вы скажете тридцатилетней женщине, у которой только что умер ребенок. Если первая, вероятно, будет спокойной и безропотной, то вторая, скорее всего, впадет в истерику и откажется поверить в случившееся. Работая в скорой помощи, мы учимся быть универсальными. И всегда надеемся, что нам удастся подстроиться под ситуацию.

* * *

Стоит прекрасный день, и мы едем в автомобиле скорой помощи. На экране бортового компьютера высвечивается странный вызов: «МУЖЧИНА ЛЕЖИТ ЛИЦОМ В ЛУЖЕ. ОСТАНОВКА СЕРДЦА». Это все данные. Мы находимся приблизительно в двадцати минутах езды, поэтому я уверенно нажимаю на педаль газа. Если человек лежит лицом в луже, нужно добраться до места как можно скорее. Нам остается лишь надеяться, что звонивший перевернул его. Мы не хотим, чтобы кто-то утонул в луже на нашей смене.

Спутниковые навигаторы в автомобилях скорой помощи программируются автоматически, что очень удобно: когда поступает вызов, нам не нужно вводить почтовый индекс и адрес. Однако у навигаторов есть одна странная особенность: они часто направляют нас по узенькой дорожке за чьим-то домом вместо прекрасной широкой дороги перед ним. Подобное происходит так часто, что мы даже придумали название для этого: буги по задним дворам. В данном случае у нас, к сожалению, нет выбора, потому что бедный парень лежит лицом в луже на верховой тропе.

Как мы должны проехать на пятитонном автомобиле скорой помощи по верховой тропе? Это не начало шутки. Ответ: стараться избегать свисающих ветвей и объезжать каждую выбоину, надеясь, что не окажемся в канаве, полной грязи, а оборудование останется в целости и сохранности к моменту прибытия на место. Когда мы с моим напарником взволнованно переговариваемся о том, что мы, вероятно, находимся не на той тропе и, может быть, даже не в том городе, мы замечаем вдалеке женщину с собакой, активно размахивающую руками. Когда оказываешься в нужном месте, это всегда успокаивает, если ты намереваешься спасти кому-то жизнь.

Работник скорой должен быть этаким универсальным солдатом – уметь подстраиваться под любую ситуацию и под любых людей.

Женщина подводит нас к мужчине, который все еще лежит лицом в луже. Стоит отметить, что лужа огромная, шириной около четырех метров и глубиной около пятнадцати сантиметров. Мы заходим в воду, переворачиваем пациента и сразу понимаем, что он не просто не двигается, а уже умер. Вероятно, эти две вещи взаимосвязаны. У него травма головы, поэтому я предполагаю, что он шел, споткнулся, упал лицом в лужу и утонул. Мы все надеемся мирно умереть дома, сидя в любимом кресле перед камином в окружении любящих родственников. К сожалению, лишь немногие люди уходят из этого мира с таким достоинством. Тем не менее этому мужчине действительно не повезло со смертью.

У него седые волосы, он хорошо одет, и рядом с ним плавает трость с золотым наконечником. Вероятно, он пролежал так довольно долго, поскольку трупное окоченение уже наступило. Поскольку эта смерть скоропостижная, место, где мы находимся, теперь считается местом преступления. Это означает, что нам нужно оставить мужчину и дальше лежать лицом вниз в луже, чтобы полиция могла исследовать место и исключить убийство.

Ожидая прибытия полицейских, мы перекрываем тропу нашим автомобилем, однако прохожих это не останавливает. Большинство людей все понимает. Мы говорим им: «Тропа сейчас перекрыта, поскольку здесь произошел несчастный случай», и они, понимающе кивнув, находят другую дорогу. Другие люди менее сговорчивы. В таком случае разговор звучит примерно так:

– Простите, но проход закрыт. Здесь произошел несчастный случай.

– Я просто гуляю здесь с собакой.

– Не сегодня, сэр. Не могли бы вы найти другую дорогу?

– Нет, я хожу здесь каждый день.

После этих слов человек просто проходит мимо меня. У меня возникает желание сказать: «Послушай, приятель, тут в луже лежит мертвый мужчина. Хватить вести себя как идиот. Найди другую дорогу!» Но я не могу так сказать, потому что у меня будут неприятности. Кроме того, мы не обладаем полномочиями запрещать людям делать то, что они хотят.

Пока мы работаем на месте, подъезжает «Тойота», из которой выходит пожилая женщина. Она говорит: «Я ищу своего мужа. У него деменция, и он ушел из дома. Я была в душе, а когда вернулась, его уже не было». Я спрашиваю, как выглядит ее муж, и она отвечает: «У него седые волосы, и он повсюду ходит с тростью с золотым наконечником».

Здесь напрашивается ответ: «Он вон там, в луже!» И это правда. Мне бы хотелось сказать: «Я не видел никого с седыми волосами и тростью». Однако я говорю ей, что мы сейчас работаем с человеком, который был найден мертвым, и она сразу понимает, что это, вероятно, ее муж. Тем не менее я хочу сообщить ей неприятную новость в более подходящей обстановке.

Я усаживаю женщину на пассажирское сиденье ее автомобиля и везу нас к ее дому. Если мы попадем в аварию, у меня будут неприятности, но я не могу допустить, чтобы эта несчастная садилась сейчас за руль. Она без перерыва задает мне вопросы, а я отмалчиваюсь. Войдя в дом, я вижу фотографию женщины и мужчины, который, вероятно, является ее мужем. Они стоят на палубе круизного лайнера и широко улыбаются. Можно точно сказать, что на фотографии обнаруженный нами мужчина.

Заваривая женщине чашку чая, я звоню напарнику и говорю: «Это точно он. Что мне делать?»

Полиция до сих пор не приехала, поэтому я усаживаю женщину на диван, делаю глубокий вдох и произношу: «Я не могу утверждать с полной уверенностью, но мужчина, которого мы нашли, очень похож на вашего мужа». К этому моменту я уже успел понаблюдать за множеством хороших парамедиков и отточить свою технику сообщения плохих новостей. Я говорю спокойно и медленно, четко объясняю, что произошло, и даю женщине время переварить услышанное. Я умалчиваю о том, что мы нашли его в луже.

Из-за прогресса в медицине кажется, что люди чуть ли не бессмертны. Именно поэтому они так пугаются, встречаясь со смертью лицом к лицу.

Женщина начинает плакать, и я ее обнимаю. Она очень расстроилась из-за того, что пошла в душ и оставила мужа без присмотра. Возможно, она будет испытывать чувство вины до конца своих дней. Немного успокоившись, она дает мне телефон дочери. Я звоню, сообщаю о произошедшем, и она говорит, что уже выезжает. К сожалению, дочь живет в пяти часах езды. Я спрашиваю женщину, есть ли у нее друзья поблизости, и она отвечает, что ее подруга, вероятно, сейчас в боулинг-клубе за углом. Я встаю и иду в боулинг-клуб.

Когда я вхожу в клуб, все женщины начинают паниковать. Вероятно, в определенном возрасте приближение работника скорой помощи со склоненной головой и серьезным лицом сравнимо с приходом Мрачного Жнеца, который должен сообщить о смерти партнера или друга. К счастью, я оставил косу в машине. Я нахожу подругу женщины, рассказываю ей о произошедшем и провожаю ее до дома вдовы. По пути я думаю: «Надеюсь, что это действительно ее муж. В противном случае придется объясняться».

Пока мы ждем полицию, до меня вдруг доходит, что я уже был в этом доме. Несколько лет назад я приезжал сюда, чтобы оказать помощь мужчине с болью в груди. Тогда у него еще не было деменции. Подруга женщины объяснила, что деменция проявилась внезапно и что умерший находился в листе ожидания на встречу с социальным работником. Я ухожу, говоря на прощание: «Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Берегите себя». Я вздрагиваю, думая, как много раз я произносил эти слова за последние пятнадцать лет.

Вернувшись к телу, я вижу, как его фотографирует криминалист. Когда он заканчивает съемку, мы принимаем решение поместить тело несчастного в автомобиль скорой помощи и отвезти его в морг. Такая работа мне не по душе. Каждый раз, когда в машине находится мертвое тело, мне кажется, что кто-то из нас должен сидеть рядом с ним, чтобы ему не было одиноко. Как бы странно это ни звучало, я думаю, что это правильно.

К счастью, мне довольно редко приходится ездить в морг. Это очень грустное место. Ряды мертвых голов, мертвых ступней и отдельный холодильник с надписью: «Только дети». Сегодня большинство людей, особенно жители развитых стран, очень отдалены от смерти. В отличие от предыдущих поколений, мы считаем ненормальным смотреть на мертвые тела. Иногда человек за всю жизнь не видит ни одного трупа. Однако поход в морг напоминает о том, что смерть – повсеместное явление. Готов поспорить, что каждому работнику скорой помощи закрадывалась в голову мысль: «Если бы я ушел в похоронный бизнес, то сколотил бы состояние».

Мы достаем тело из автомобиля, и работники морга убирают его в холодильную камеру. Мы заполняем необходимые документы и прощаемся. Только когда мы с напарником снова садимся в автомобиль, до меня доходит, насколько жестокой может оказаться жизнь. Мне было очень тяжело наблюдать за завершением этого долгого брака, наполненного любовью. Иногда я вторгаюсь в жизнь людей всего на несколько минут, а затем снова исчезаю. Однако за это короткое время я успеваю стать свидетелем монументально важных моментов и оставить свой след в жизни людей. Это отрезвляющая мысль. В большинстве случаев этот след положительный, но иногда природа берет над нами верх. Однако даже при таком раскладе первые несколько минут после несчастного случая или трагедии все равно могут сделать жизнь человека более выносимой. По этой причине то, чем мы занимаемся, – не просто работа.

* * *

На следующий день после обнаружения мужчины в луже я повел своего маленького сына в магазин игрушек. На парковке ко мне подошла женщина и сказала: «Здравствуйте! Как у вас дела?» Вероятно, мое лицо ничего не выражало, поэтому она продолжила: «Вы меня не помните, да?» Она объяснила, что я несколько раз приезжал к ее маме, и я, как всегда, сделал вид, что внезапно вспомнил, о ком она говорит.

– Да, помню! Как она?

– Она умерла в прошлом году.

– О, мне очень жаль. Она была чудесной женщиной.

Я говорю то, что должен сказать, потому что в противном случае покажусь черствым или незаинтересованным. Я солгу, если скажу, что люди, которым я помогаю, становятся для меня чем-то большим, чем короткой работой. Бывает, я покупаю продукты в супермаркете, и ко мне кто-то подходит со словами: «Господи! Ты же тот парень, который спас мне жизнь на прошлой неделе!» А я могу взглянуть на него и подумать: «Понятия не имею, кто ты».

Я имею дело со множеством людей в совершенно разных ситуациях, и в некоторой степени все люди выглядят похоже. Я запоминаю дома – аквариум в гостиной, картина в коридоре, автомобиль на подъездной дорожке, – но лица быстро тускнеют. Я испытываю чувство вины из-за того, что не запоминаю их. Мне приходится успокаивать себя тем, что у учителей та же проблема: одних учеников они помнят долгие годы, а других сразу забывают. Мне не нужно корить себя, ведь я делаю все возможное, чтобы помочь.

7
Я впадаю в отчаяние

Работник скорой помощи не всегда знает, с чем ему придется иметь дело. На бортовом компьютере высвечивается вызов: «МУЖЧИНА ПОТЕРЯЛ СОЗНАНИЕ НА УЛИЦЕ». Однако есть множество разных причин, по которым люди теряют сознание на улице. Это может быть связано с болезнью, несколькими лишними рюмками или ударом по голове. Возможно, человек просто споткнулся и ушиб голову о парапет. На компьютере также может высветиться: «ЖЕНЩИНА УПАЛА В ДОМЕ». Мы приезжаем на место и понимаем, что к ней явно применяли физическое насилие. В таком случае мы спросим, хочет ли она заявить о том, что на самом деле произошло. Мы не можем заставить ее это сделать.

Нас могут вызывать к человеку с болью в груди, а приехав, мы увидим нож, торчащий из его грудной клетки. Или нас могут вызвать к пациенту, который не может встать с постели, и, оказавшись на месте, мы видим человека с болезненным ожирением. В таких случаях квартира почти всегда оказывается на верхнем этаже, а лифт не работает.

Есть различные уловки, чтобы люди скорее открылись в критической ситуации работнику скорой. Например, называть друг друга по имени.

Когда я только начинал работать, у нас не было специального оборудования для транспортировки тучных людей. Частично это связано с тем, что ожирение не казалось большой проблемой, а частично – с тем, что общество было менее понимающим. Когда меня впервые вызвали к пациенту с ожирением, я вошел в спальню, увидел женщину на кровати и подумал: «Господи, как мы вытащим ее отсюда?» Она весила около двухсот килограммов, поэтому она не могла ни встать с постели, ни тем более спуститься по лестнице. Мы понимали, что необходимо как можно скорее отвезти ее в больницу из-за жалоб на боли в груди. Мы также знали, что наш единственный вариант – вызвать пожарных, потому что у нас не было необходимого оборудования.

Несмотря на все сложности, мы сделали все, чтобы пациентка не чувствовала себя неловко. Каждый раз, когда медицинский работник видит нового пациента, он обязан представиться. Кажется, что это и так очевидно, однако в рабочей суматохе люди просто забывают это сделать. Наша пациентка, несомненно, чувствовала себя некомфортно, лежа в кровати под простыней, прикрывавшей интимные части ее тела. Однако, когда я сказал ей: «Здравствуйте! Меня зовут Дэн, а это мой коллега Пол», ситуация стала для нее чуть менее пугающей. Когда приехали пожарные, мы представили их женщине одного за другим. Когда все называют друг друга просто по имени, барьеры пропадают, и все чувствуют себя комфортнее.

Когда лед был растоплен, я объяснил женщине, что нам нужно доставить ее в больницу и что будет непросто вынести ее из дома и поместить в автомобиль скорой помощи. Думаю, я сказал что-то вроде: «Нам всем придется приложить усилия, и я попрошу вас немного потерпеть. Но я уверен, что мы доставим вас до места целой и невредимой». Нужно быть честным, но можно подсластить пилюлю.

Мы постарались все продумать заранее, потому что очень не хотелось стоять рядом с ней, почесывая головы и пыхтя от напряжения. Все не должно было выглядеть слишком сложно, чтобы пациентка не подумала, как напрягает нас.

Мы, как всегда, вовлекли женщину в обсуждение. «Что, если мы сделаем так? Вы не против, если мы поступим следующим образом?» – спрашивали мы. В противном случае она почувствовала бы себя мебелью, которую мы передвигаем. В таких ситуациях нельзя забывать, что мы работаем с живым человеком, а не с пианино и он не должен чувствовать себя обузой.

Пожарным пришлось использовать что-то вроде лассо, поднимая ее с постели, потому что у них тоже не было необходимого оборудования. Понадобилось около десяти пожарных, чтобы вынести пациентку из комнаты и спустить по лестнице. Мы убрали каталку из задней части автомобиля скорой помощи и положили на пол матрас, чтобы женщина на чем-то лежала. Пожарные следовали до больницы за нами и помогли вытащить ее из автомобиля с помощью лассо. Честно говоря, я не помню, как они внесли ее в здание. Некоторые вещи лучше забыть.

Для перемещения очень тяжелых пациентов существуют специальные кресла с мотором, которые мы в шутку называем электрическими стульями.

Каким бы ни было ваше отношение к тучным людям (подозреваю, не все им сочувствуют), так обращаться нельзя ни с одним человеком. В этом не были виноваты ни мы, ни пожарные. У нас просто не имелось нужных инструментов. Тем не менее к каждому пациенту нужно относиться уважительно, а использование лассо – это вовсе не уважительное обращение, которого они заслуживают.

К счастью, ситуация значительно изменилась. Сегодня существуют специальные автомобили скорой помощи для транспортировки полных людей и кресла на тракторных гусеницах, которые позволяют перемещать таких пациентов по лестницам. Мы называем такие кресла электрическими стульями, но, разумеется, не при пациентах. Если бы они это услышали, у них легко мог бы случиться сердечный приступ. Сегодня в большинстве случаев мы обходимся без помощи пожарных, однако кресла на гусеницах работают только на широких лестницах без большого числа поворотов. Если такое кресло использовать не получается, пожарные помогают переместить пациента с помощью специальной горки.

Однако мы до сих пор слышим истории о том, как пожарные ломают дверные и оконные проемы, чтобы вынести из дома пациента с ожирением. Такие процедуры являются настоящим логистическим кошмаром и могут занимать больше суток, так как иногда в доме приходится устанавливать специальные опорные структуры, чтобы конструкция оставалась целостной и не обвалилась. Разумеется, когда пациент вернется из больницы, пожарные не отремонтируют дом. Ему придется нанимать строителей, а это стоит немалых денег.

Очевидно, что главными причинами ожирения являются переедание и недостаток физических нагрузок. Но почему некоторые люди переедают и ленятся до такой степени? Часто ожирение оказывается результатом проблем с физическим или психическим здоровьем, а не простой жадности. Чем крупнее становится человек, тем более неуверенно он себя чувствует, поэтому он перестает выходить из дома. Благодаря Интернету у него больше нет необходимости ходить в магазины или покидать жилище ради общения с другими людьми, поэтому он оказывается в замкнутом круге. Очень жаль, что причины ожирения не обнаруживают на раннем этапе. Как общество позволяет людям полнеть до такой степени, что они уже не могут подняться с постели?

В идеале людям должны рассказывать о превентивных мерах, о вреде неправильного питания, злоупотребления алкоголем и недостаточных физических нагрузках. Это облегчило бы работу нам (в отличие от пауэрлифтеров, у нас нет времени на разминку, и нам нужно сразу приступать к делу) и сэкономило бы Национальной службе здравоохранения огромные деньги.

Любой работник скорой наизусть знает все стадии алкоголизма, ведь у него перед глазами обычно целое море живых примеров.

В то время как некоторые люди объедаются до смерти, другие люди пьют. Работники скорой помощи видят все стадии алкоголизма: от ранних дней, когда человек теряет сознание и нуждается в том, чтобы его привели в чувство, до пожелтения кожи из-за отказывающей печени и кровавой рвоты, которая объясняется разрывом вен пищевода. Последнее – это одно из самых страшных зрелищ, какие только может увидеть работник скорой помощи. Однажды мы с Полом приехали к пациенту, чья гостиная напоминала съемочную площадку фильма «Экзорцист». Кровь была повсюду, и я видел страх в глазах пациента, в чем не было ничего удивительного, ведь кровотечения пищевода могут начаться неожиданно. Однако мы ничем не могли ему помочь, кроме как поместить его в автомобиль скорой помощи и отвезти в больницу.

Я вижу, как живут представители всех слоев общества. Кто-то в роскоши. Подавляющее большинство – в комфортабельных чистых домах. Люди, находящиеся в самом низу, живут в ужасных условиях. Бывает, я захожу в дом и вижу плесень на потолке, дыры в полу, разбитые окна и двери, висящие на одной петле. Обычно как минимум в одной двери есть дыра размером с кулак.

Некоторые люди живут в поистине кошмарных условиях. Однажды мы подъехали к дому и увидели, что полицейский, открывший нам дверь, стоит на коленях наверху огромной кучи мусора, больше метра в высоту. Мы забрались на эту кучу и ползли за полицейским, словно внутри пещеры. Мы не знали, по чему ползем. Там были иглы, экскременты животных и живые крысы. Вскоре в комнате, похожей на спальню, мы увидели пожилую женщину. Она уже была мертва. Больше всего в том вызове запомнилось то, что мы слышали работающий телевизор, но не могли найти его. Вероятно, он был включен много лет, потому что женщине никак не удалось бы выключить его. Звук телевизора, вероятно, составлял ей компанию. Мне стало очень грустно от этого.

Как-то раз нас вызвали к пожилому мужчине, которому стало плохо. Когда мы вошли в его спальню на втором этаже, пол начал разрушаться под ногами. Он напомнил мне дедушку из мультфильма «Вверх» тем, что мир вокруг него в буквальном смысле рушился. Вероятно, он годами ходил по балкам. Один неверный шаг – и он улетел бы вниз.

Мы представились и спросили, что его беспокоит. Убедившись, человеку нужно поехать в больницу, мы решили спросить о его условиях жизни: «Жить здесь небезопасно. Вы хотите, чтобы мы подняли вопрос о вашей ситуации? Вам помогут». Он не был одним из тех упрямых стариков, которые считают, что все и так нормально, и полностью с нами согласился. Ранее никто не предлагал ему помощь, и у него не хватало денег, чтобы отремонтировать пол. Мы решили, что было бы слишком опасно пытаться вывести пациента самостоятельно, поэтому позвонили пожарным. Они вывели его, ступая только на балки, что было нелегко.

Когда мы болтали, старик рассказал нам, как играл в домино в местном клубе. После этих слов я взглянул на ситуацию под другим углом. Я понял, что может казаться, будто ваш знакомый прекрасно со всем справляется, хотя на самом деле это не так. Возможно, он живет в нужде, но стесняется говорить об этом.

* * *

Нас вызывают, чтобы мы удостоверились в благополучии пациента. Обычно это происходит, когда у кого-то срабатывает медицинская сигнализация или кто-то волнуется о своем соседе. Пожилую женщину никто не видел долгое время, и почтальон заметил, что в почтовом ящике скопились газеты, а на внутренней стороне окон сидят мухи. Неудивительно, что громадный полицейский, приехавший на место до нас, подозревает худшее. Взломав заднюю дверь, он стоит на пороге и машет нам рукой.

Я в жизни не видел столько мух. Мы буквально пинаем их ногами, пробираясь по коридору. Это место напоминает самый страшный в мире дом с привидениями, хотя я уверен, что раньше оно было безупречным. На стенах висят красивые картины, а стекла серванта изысканно украшены. Однако дом уже давно пришел в плохое состояние. В кухонной раковине лежат грязные тарелки, повсюду валяется мусор, и пахнет гнилью. Каждый раз, когда мы заглядываем в комнату, есть вероятность, что мы увидим разлагающееся тело.

В кухне пусто. В ванной пусто. В гостиной пусто. В столовой тоже. На первом этаже остается всего одна комната. Я открываю дверь, и мы все заглядываем внутрь. Наверное, мы выглядим как ребята из «Скуби-Ду». В постели лежит пожилая женщина. Она выглядит лет на сто пятьдесят. Она худа, просто кожа да кости, но кажется умиротворенной. Как раз в тот момент, когда мне в голову приходит мысль: «Мертва ли она?» – женщина садится и кричит: «Что вы делаете в моем доме?»

В домах наших пациентов скорее можно встретить дешевые репродукции да постеры, но никак не полотна Пикассо. Но одна пациентка нас удивила.

Мне не стыдно признаться, что я чуть не обделался. А крупный вооруженный полицейский едва не выпрыгивает из штанов и издает жуткий крик. Я удивлен, что он не перестрелял всех нас. Интересная получилась бы история!

Женщина постепенно успокаивается.

– Зачем вы пришли? Кто вас впустил?

– Мы просим прощения, но у вас скопились газеты, и мы подумали, что вам, возможно, нужна помощь. Вы хотите, чтобы мы связались с социальной службой?

– Нет, мне не нужна ничья помощь. Убирайтесь из моего дома!

Полицейский, перестав кричать, хлопает меня по плечу и говорит: «Пойдем, я покажу тебе, что я только что нашел».

Я иду за ним в гостиную и вижу на стене акриловое стекло, покрытое мухами. Под стеклом находится картина, а рядом с ней – сертификат подлинности, подтверждающий, что картина была написана Пикассо. Господи! Это не похоже на «произведения искусства», которые мы привыкли видеть в домах пациентов. Обычно там что-то в диапазоне от репродукций Лаури до постеров с курящим Бобом Марли.

Мы проводим еще немного времени с пациенткой и узнаем, что ее единственный родственник – дальний кузен, живущий на другом конце страны. Они не виделись тридцать лет, и у нее нет его номера телефона. А у нас нет иного выбора, кроме как просто оставить ее. Мы не можем принудительно ее увезти, потому что состояние не критическое и жизнь в таких условиях не противоречит закону. Мы можем лишь связаться с ее терапевтом и социальными работниками, а еще немного прибраться у нее дома и вынести мусор.

Люди не всегда выбирают свою судьбу. Например, мирные футбольные фанаты вряд ли рассчитывают быть избитыми до полусмерти лишь за то, что болеют не за тех.

Я почитал кое-что о той картине Пикассо и узнал, что это часть цикла работ художника. Последняя картина была продана на аукционе за миллион фунтов стерлингов. Что эта история говорит нам о деньгах? Женщина лежала в постели день за днем и ночь за ночью, но во всем мире у нее не было ни единого друга. У нее было предостаточно денег, но ей не хватало любви и заботы. Это печальная история, которую мы никогда не узнаем от начала до конца. Однако нет худа без добра: ее кузена, с которым она давно утратила связь, в будущем ждет приятный сюрприз.