Текст книги "Проект 2012"

Глава 5

Дмитрий неуверенно вошёл в подъезд. Не давая себе остановиться и передумать, впервые за многие годы считая щербатые ступени, медленно поднялся на этаж и замер возле двери в квартиру. Потянулся к звонку, в висках, то ли после долгого подъёма, то ли от плохого предчувствия, гулко стучало сердце, на полпути передумал.

Лучше ключом…

Прислушался. За тонкой деревянной перегородкой дремала тишина. Она поселилась давно – теперь он мог себе признаться. Не играла музыка, не раздавался смех… даже голоса.

Немой мирок…

Как он в нём оказался? Кто его создал? Злой волшебник?

Сейчас уверенности не было.

Как сказал безопасник? «Если бы не отец»… Чёрное стало белым. Мир перевернулся.

Дмитрий вставил в замок ключ, напрягся, когда металлические зубчики лязгнули внутри механизма, задержал дыхание и резко крутанул. Волнуясь, нервы превратились в натянутые струны, с шумом выдохнул и медленно, пальцы заметно дрожали, чуть-чуть приоткрыл обшарпанную створку. Ожидая чего угодно (в первую очередь группу захвата), утонул взглядом в душном сумраке прихожей. Выждал несколько томительных секунд, вслушиваясь и вглядываясь, никого не увидел, сбрасывая оцепенение, громко сглотнул. Уже не думая, что засада может поджидать в другой комнате, решительно вошёл в квартиру. На ощупь запер дверь, пальцы нащупали рифлёный выступ выключателя, и включил свет. Вместе со светом в нос ударил горький запах лекарств, больницы и дешёвого крема для обуви: похоже, снова вызывали неотложку.

Протестующе скрипнула половица.

Костёр вздрогнул. Двумя движениями скинул кеды, глаза скользнули по потемневшим от времени обоям, извачканному, чуть ли не в ошмётках грязи, половику. Пытаясь вспомнить, когда последний раз делали ремонт, поискал глазами тапочки, разумеется, не нашёл. Костеря всех последними словами, осторожно, стараясь не наступить на засохшие корочки земли, торопливо прошёл на кухню.

Здесь тоже стоял кавардак. Прямоугольник потёртого ламинированного стола был уставлен всевозможными пузырьками, чашками с недопитым чаем и графином с кипячёной водой. Громоздились какие-то книги, мутнели полиэтиленом одноразовые шприцы, подрагивали на сквозняке хлебные крошки и подсыхали выпавшие из тарелок макароны. Пизанской башней высилась из раковины гора немытой посуды.

За окном проехал одинокий автобус. Из-под колёс шоколадными конфетти сыпалась подсохшая грязь. Ветер донёс унылый хрип двигателя.

Стараясь унять раздражение – сердце снова рвалось из грудной клетки, – Дмитрий зло схватил обёртку, скорлупу и сделал шаг к мусорному ведру. Уже почти дотянулся, когда наступил на кусочек сала. Кожей почувствовал противный влажный бугорок. И буквально увидел, как через ткань проникает жир, масляным пятном растекается по коже. Брезгливо передёрнув плечами, Костёр бросил мусор в ведро, освобождая руки. Резко подпрыгнул, отдирая сало, и в сердцах, сморщившись, с размаху отправил белёсый кусочек следом. Не сдержавшись, громко выругался (из глубины квартиры тут же послышался мамин голос) и испуганно замер, напряжённо прислушался и надеясь, что матушка разговаривает во сне. Не в силах справиться с вернувшейся вместе с отчаяньем слабостью, тяжело опустился на стул, вытянутый вперёд подбородок щетиной уткнулся в ладони.

Во что превратилась жизнь?

Ответа не было.

Лишь обозлённое большое сердце по-прежнему бухало в висках, с трудом выталкивая откуда-то изнутри чуждые мысли. Почему он так живёт? И кто во всём виноват? И неужели ничего нельзя изменить?

Парень с трудом попытался ответить. Хотя бы самому себе.

Наверное, судьба… другие вон не парятся. Живут.

На других ему всегда было плевать.

А на друга? Мысль о Спирине вызвала приступ гнева и зависти, но, как ни странно, привела в чувство. Ладно, ещё не вечер, будет и на его улице праздник.

За окном, соглашаясь, раскачивались на ветру деревья. Хмурилось, закручиваясь в спираль, небо.

Переодевшись, продолжая мусолить внезапное откровение, Костёр не спеша вернулся на кухню, из рук в ведро посыпался собранный по дороге мусор. Решая с чего начать, настежь распахнул окно. Подставив прелому ветру разгорячённое тело, впустил в комнату многозвучие жаркой улицы и парной летний день. Волглая прохлада принесла с собой уверенность в переменах. За уверенностью вернулся растраченный за день оптимизм. Поклявшись во всём разобраться, парень начал убираться и готовить ужин.

С улицы залетел знакомый с пелёнок кузнечный грохот заводов. Проклятый, въевшийся в подкорку звук. Надоело… взгляд наткнулся на радиоприёмник. Остановившись на каком-то одуряющем ретро-техно (хотелось чего-то ритмичного, поднимающего настроение), сделал погромче, спохватившись, что разбудит мать, прикрыл дверь.

Когда вымыл посуду и стал промывать макароны, заявилась сестра.

Пробормотав что-то вместо приветствия, заскочила на кухню, состроив капризную мину, улыбнулась ярко накрашенными губами. Пошарила по полкам, мельком удивлённо поглядывая на брата, заглянула в холодильник, длинные ногти карябнули пластик, нарыла колбасу, и, подпевая певцу из динамика, с невозмутимым видом отрезала внушительный кусок.

Костёр, разбирая наваленные на столе лекарства, старался держать себя в руках, но когда Ленка опять бросила обёртку, только в раковину, облизала пальцы, не вымыла, а просто вытерла полотенцем, не выдержал.

– Убери, – глухо сказал он.

– Чего? – Сестра скорчила непонимающую рожицу.

– Обёртку. – Костёр медленно надвинулся и посмотрел в красивые, но слишком сильно накрашенные (слабо сказано) ультрамариновые зырки. – Где опять шлялась? Время сколько?

– В школе. – Девушка брезгливо, двумя пальчиками вытянула из раковины успевшую намокнуть кожуру и выбросила в ведро. Снова потянулась к полотенцу. Не дотянувшись каких-то пару сантиметров, видно, почувствовала обжигающий взгляд брата, демонстративно передёрнула худыми плечами, длинные ноги шагнули к раковине, и девушка сполоснула пальцы. – Доволен? – Сверкая глазами, Лена взяла полотенце и вытерла руки. – Пожрать ничего нет?

– Макароны…

– Макароны, – тряхнула Лена рыжими волосами, передразнивая брата. – Одно название только и осталось, есть невозможно. – Не стесняясь (да кто он такой?) поправила коротенькую юбочку, больше похожую на набедренную повязку, и обворожительно, но зло улыбнулась:

– Пошла я.

И повернулась, собираясь уйти.

– Куда? – ошалело спросил Дмитрий, понимая, что не знает, как справиться с малолетней оторвой. Снова начал заводиться. – Кому говорю? Совсем страх потеряла?

– Тебе какое дело? – Нисколько не испугавшись, девушка надела туфли и взялась за ручку входной двери. – К Иринке, если интересно. – Склонила голову набок и зачем-то медленно облизала губы. – Хочешь, пойдём вместе.

От этих слов, но больше от высунутого языка, Дмитрию стало не по себе. Скрипнув зубами, он сделал вид, что ничего не заметил. Но ноги сами собой сделали несколько шагов по направлению к прихожей.

– Сейчас отец придёт, ужинать будем, – в последний раз попытался удержать он сестру, одновременно заглядывая девушке в глаза и пытаясь увидеть маленькую девочку, много раз кормленную с ложечки. На миг удалось…

– Не могу. – Лена открыла дверь, на миг задумалась, и, цокая каблуками, вернулась. Наклонилась, обдав несильным ароматом дорогих духов, в большущих глазах прыгали черти, шепнула. – Зря стараешься, Кострик. – Звонко чмокнула в щёку и козой выскочила на площадку. – Поздно теперь…

Входная дверь с издевательским дзиньканьем захлопнулась, оставив Кострова наедине с неприготовленным ужином и недодуманными мыслями. Снова навалилась тоска и чувство, будто кого-то обидел и что-то сделал не так. Противное, надо сказать, ощущение. Вздохнув, парень вернулся на кухню, и, словно в трансе, не спеша закончил уборку. Когда кухня стала блестеть от чистоты, почувствовал себя лучше. Ничего, всё можно исправить. Вымыть, разобрать, навести порядок.

Поставив на плиту чайник, Костёр уселся на табуретку и погрузился в мечты.

* * *

Отец так и не пришёл. Даже не позвонил. Зато припёрся Мишка, и хорошо, что пришёл, Диман уже места не находил от дурацких мыслей. Перемыл везде полы, бельё грязное в стиралку загрузил, и даже успел постирать, но всё равно от тревожных думок, что делает всё не так, избавиться не смог.

Если самую малость…

Решил подремать: сон, как известно, лечит.

Или время?

Разбудил Кострова звонок Аспирина. Михаил стоял на площадке расфуфыренный, и лыбился, словно не ругались днём на работе, прямо огурчик с грядки. Наверное, к мозгоправу сбегал. Или наследство обломилось, или в лотерею бобла выиграл, другое объяснение в голову не шло, потому что не только с утра, но и после обеда, когда вместе шли с работы, товарищ казался бледным, озабоченным и вялым. А теперь стоял и светился. Брючки погладил, ботиночки нацепил. Бутон-загляденье, а не парень.

Костёр пригласил друга на кухню, не спрашивая (знал прекрасно, не откажется), сразу налил чаю. Потягиваясь и разминая затёкшие со сна мышцы, подошёл к окну и выглянул на улицу.

Всё то же махровое небо, свинцовым куполом нависшее над городом, и качающиеся на ветру, прохладно шелестящие листьями деревья.

Грустно улыбнувшись, обернулся к Мишке.

– Как погода? – Взял с полки бокал. – Дождь?

– Моросил часов в пять, – подтвердил догадку Спирин, маленькими глоточками смакуя редкий напиток. – Вкусно.

Глаза блестели от слёз, чай обжигал.

– Веришь, до сих пор не знаю, где берёт. – Диман плеснул кипятку и тоже присел за стол. – Но пачки не переводятся.

– Его ведь оттуда везут, – произнёс друг. – И стоит не кисло.

– Хрен его знает, может и оттуда… Насчёт цены не знаю, говорит – паёк.

– Везёт. – Спирин сделал большой глоток, снова обжёгся и смешно задвигал челюстью, кусками хватая воздух. Тонкие брови сошлись над переносицей.

Диман улыбнулся:

– Да не торопись ты… ещё налью.

Кивнул на заварник.

– Ага. – Мишка успокоился, вдохнул терпкий влажный аромат, аккуратно отпил.

Костёр снисходительно улыбнулся: хоть чем-то мог удивить.

Некоторое время молодые люди, наслаждаясь вкусом, пили чай в тишине. О стычке на работе, не сговариваясь, решили забыть. Не хватало поссориться из-за ерунды, как много лет назад, когда дружили семьями.

Спирин исподтишка посмотрел на друга поверх чашки. Если в давнишней ссоре был виноват он, то в этот раз инициатива всецело принадлежала Костру.

Неужели? – Зашевелилась под сердцем совесть. – А как же АГ?

Молчание затянулось. Михаил заставил себя успокоиться, сделал большой глоток и медленно, вместе с горячим дыханием выдохнул:

– Отвечаю, лучше пива.

– Когда как, – пожал плечами Дмитрий. – Когда холодно, да, а сейчас от бутылочки не откажусь.

– А я чайку. – Товарищ сделал последний глоток, и, не смущаясь, подвинул бокал. – Обещал.

Сказал смешно, как по слогам: о-бе-ща-а-ал.

Диман фыркнул:

– Иди ты… – Дотянулся до чайника, плеснул кипятка. – Пей, верблюд.

– Спасибо. – Мишка добавил заварки, ложечкой размешал янтарный напиток. – Я чего пришёл-то, на улицу пойдёшь? На дискотеку?

– Куда? – удивился Дмитрий. – С каких пор тебя на танцы потянуло?

– Не знаю, – как-то неправдоподобно смутился Спирин. – Так… развеяться.

– Серьёзно? Неохота что-то.

– Да ладно, дома, что ли, сидеть будешь?

– Отца хотел увидеть, – вспоминая стычку с безопасником, погрустнел Димка. – Поговорить надо.

– Увидишь ещё, куда он денется?

– Не знаю…

– Там Машка будет.

– Машка? – Костёр вспомнил, как часто рассказывал другу, что девушка ему нравится. – Ты для меня сказал, или для себя?

– Для нас, – усмехнулся Спирин. – Ну что? Идём?

– Ты к Машке не лезь… я серьёзно.

– Неужели? – Спирин явно прикалывался, но что-то в его голосе Кострову не понравилось. Если честно, ему многое в последнее время (это пару дней, что ли?) не нравилось в Аспирине.

Костёр незаметно вздохнул. Загнул, конечно, «многое». Ну, не нравится кое-что, с кем не бывает? И «кое-что» – всего лишь брошенный на работе косой взгляд, и вот это предложение пойти на дискотеку. Ну… ещё «поживём-увидим», и, конечно: «пошёл ты, псих долбаный».

Дмитрий нахмурился. Это всё цветочки. Ягодками были непомерное самолюбие и набившая оскомину демонстрация всезнайства.

– Чего задумался? – вернул на землю друг. – О Свет… тьфу, о Машке задумался?

Диман рассмеялся:

– О Светке, о Светке. Это ты о ней думай, после того как в ванной запирался.

– Ладно, проехали, – как-то криво улыбнулся друг. – Теперь можно о ком-нибудь другом.

– Да… – Костёр взял грязные бокалы и сложил в раковину: мыть при друге не хотелось – стыдился. – Удивляешь ты меня. – Идеальная чистота кухни мозолила глаза. Решившись, Дмитрий включил горячую воду.

– Правда? – Брови Мишки взлетели вверх, покосившись на друга, парень начал с интересом перебирать лекарства, аккуратно сложенные в коробку из-под обуви. – И почему?

– Вроде правильный такой, а тёток… – Костёр замялся, подыскивая слово, пальцы механически намылили губку. – Не уважаешь, что ли.

– На то они и женщины, – зло усмехнулся Михаил. – За что их уважать? Гуляют, трахаются с кем попало…

– Не все.

– Конечно (опять это его «ко-не-е-чно»), у сестры спроси. – И, спохватившись, что разговаривает с родным братом девушки, вскинул голову. – Извини…

Костёр чуть чашку не выронил.

– Ты это о чём? Знаешь чего, или так… к примеру?

Михаил потёр шею:

– Сказал же, извини.

– Это её дело. Ещё про мать расскажи.

Спирин облизал губы и сглотнул:

– Не начинай, а? Ну ляпнул сдуру, с кем не бывает?

Действительно, с кем? Димка пожал плечами, добавляя ко всем подозрительным взглядам, «поживём-увидим» и «психу» ещё и «сестру».

– Проехали. – Закрыл кран и вытер руки. – Она там будет?

– Кто, Машка? Ленка?

Диман кивнул: Ленка, конечно.

– Будет… – сообщил Спирин. И добавил. – Машук тоже.

– Откуда знаешь? Ты же в клуб никогда не ходил.

– Информация устарела. Пару раз бывал. – Хитро улыбнулся (улыбочку вот эту туда же). – Может и больше, да и Светка рассказывала.

Диман ещё несколько секунд помялся, хотя для себя уже решил:

– Ладно, уговорил, погнали… заодно с сестрой увижусь.

Глава 6

Представьте себе грот, или, на худой конец, вагон поезда, только раза в два шире. И пусть вагон превратиться в невысокое здание и прилипнет к глухой стене старого кинотеатра. Обзаведётся подвесным, смахивающим на шахматную доску, где клетки только одного грязно-белого засиженного мухами цвета, неровным потолком. Отделанными дешёвыми ДВПэшными панелями стенами, такими же столиками, и покрытым грязным линолеумом (во многих местах продырявленным женскими каблуками) полом.

Внутри узкого здания-пенала, прямо за дверью, примостилась барная стойка, а в самом дальнем углу – верстак ди-джея.

В зале висит густая смесь табачного дыма, духов и спиртного. Одуряюще грохочет музыка. На потолке крутится небольшой, с полметра в поперечнике, зеркальный шар. Отбрасывает во все стороны яркие зайчики, отражающиеся от мутного в дыму луча стробоскопа, закреплённого на заваленном окурками и дисками столе ди-джея. Там же стоит допотопный музыкальный центр «Урал» с CD-чейнджером на пять компакт-дисков. И ещё одно маленькое приспособленьице (не считая усилителя, эквалайзера, пивных бутылок и пачки сигарет), хорошо известное Советской молодёжи восьмидесятых годов двадцатого века. Выглядит штуковина как обыкновенный настенный выключатель, закреплённый на дощечке. От штуковины вьётся электрический провод, и когда ди-джей в такт звучащей из колонок музыки нажимает на неё рукой, установленные по периметру танцпола небольшие самодельные прожекторы (чуть ли не цветочные горшки, поклеенные изнутри фольгой от шоколадок) начинают мигать разными цветами. Честно говоря, это приспособление и есть выключатель. И вообще, клуб сильно напоминает деревенские дискотеки тех самых восьмидесятых годов двадцатого столетия, когда страна носила гордое название СССР. Единственное, но серьёзное отличие – бармен, стойка и бутылки спиртного, нестройным рядком выстроившиеся за его спиной.

Водки, джины, вискари и джин-тоники…

И, как в далёкие времена, здесь собираются исключительно местные: кто рядом живёт или учится. Разумеется, сюда может зайти любой желающий, никто не запрещает, но случается это гораздо реже, чем вечер, закончившийся без мордобоя. А таких вечеров в истории клуба насчитывается мало. Так мало, что если поинтересуетесь у постоянных посетителей, ди-джея или бармена, они не ответят. Но по-любому выслушают, участливо покивают головой и виновато пожмут плечами. А когда вам надоест дёрганая артритная пантомима и захочется свалить, вежливо придержат за локоть, и тоже зададут вопрос: «А ты с какой, браток, улицы»?

И если вы поймёте, куда всё катиться и решите схитрить (скажете, например: в соседнем доме), поинтересуются, кого знаете? И вот тут придётся либо назвать местного авторитета, либо попытаться смыться. Потому что иначе следующие несколько дней вы и вопросы задавать не сможете, и даже есть – так будет болеть челюсть. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что такая частота драк имеет одно неоспоримое преимущество: очень редко кого бьют всерьёз и почти никогда не используют оружие.

На удивление чистый и, что немаловажно, целый участок асфальта перед входом в кинотеатр и бар, с одной стороны выходит на проезжую часть, с другой – огорожен высоким чугунным забором.

У входа в клуб обязательно толпятся посетители, обычно небольшая компания. В основном пацаны, но попадаются и девчонки: молодёжь вышла покурить. Дымить можно и внутри, но хочется остыть и перевести дух, а кое-кому – отдохнуть от громкой музыки. На всех красуются джинсы, линялые хэбэшные майки, кроссовки и кеды. Обычная уличная одежда (многим больше нечего надеть), ничем не отличающаяся от той, в которой молодые люди учатся или мотаются на работу, ну разве предварительно вычищенная и выглаженная. Молодёжь пьёт пиво, громко разговаривает и смеётся, кто-то целуется, а за углом в темноте – блюёт или справляет нужду.

Дмитрий свернул с дороги и остановился. Не сам – ноги. Отказались родимые подчиняться, стали вдруг ватными. Как в субботу на складе. И всё из-за музыки, басами рвущейся из клуба. Унц-унц… С тех пор, как устроился на работу, сумел (Аспирину спасибо) забыть сюда дорожку.

Может, зря?

До этого заядлый тусовщик, не пропускавший ни одной вечеринки, Дмитрий завязал с весельем, начал интересоваться событиями в городе и больше времени проводить с семьёй (жаль, семья не хотела проводить время с ним). И всё бы хорошо, только улица не отпускала, мотала нервы, заставляя злиться на Мишку с его настырным желанием помочь.

С чего ему меняться? Тем более так резко? Может, конечно, из-за отца, превратившего квартиру в некое подобие ночлежки (забегал лишь поесть и переночевать). Или состояния матери, ухудшающегося с каждым днём. Или сестры, неизвестно где пропадавшей по ночам.

Неизвестно с кем…

Причины веские. Не поспоришь. Только было кое-что ещё, непонятное и пугающее, о чём Костёр старался не думать. Странные сны, преследовавшие по ночам.

И голос…

Из дверей клуба вывалилась подвыпившая компания.

– … к нам поедем… – донеслось до Костра. В ответ – девичий смех.

Дмитрий не приходил сюда два года, и теперь, когда снова увидел совершенно не изменившийся клуб, чувства, что испытывал, напиваясь и дёргаясь до одурения, выбивая кому-нибудь зубы и тиская девчонок, вырвались наружу, заставляя остановиться.

Товарищ остановился рядом.

Возможно, Мишка тоже испытывал нечто подобное, но Дмитрий сильно сомневался. Знал прекрасно, что юность друга прошла в тепличной обстановке. По крайней мере, до ссоры. Но это раньше… а теперь? Кто знает о творившемся в большой и умной голове Аспирина, частенько склонявшей своего обладателя к опасным авантюрам. Оказывается, он и на дискотеки шастал. Когда успевал только?

С неба начал накрапывать дождь. Тёплые капли летели из темноты.

– Костёр, – услышал Диман то ли вопрос, то ли утверждение. – Ни хрена себе! – От компании гогочущих молодых людей отделился высокий коротко стриженый парень. – Глазам не верю. Ты ли это?

Стряхивая оцепенение, Дмитрий натянуто улыбнулся, с «Башкой» (в миру Гришкой Головиным) они ладили не очень:

– Башка, – улыбнулся он шире, и заметил, как на мгновение лицо бывшего одноклассника приобрело обиженное выражение. – Ты? Здесь? – Подумал, что больше бывшему приятелю находиться негде, разве, только в тюрьме.

– Здесь я, куда денусь. – Парень развёл в стороны длинные руки. – В отличие от тебя…

Диман подошёл к Головину, ладонь с хлопком врезалась в клешню бывшего приятеля, обнял.

– Ну, здорово.

– Здорово.

– Как жизнь? – Костёр поздоровался с остальными. Троих знал, двух других видел впервые. Заметил изучающий взгляд и не удержался – хмыкнул: здесь действительно ничего не менялось. Перевёл взгляд на девчонок, на лице появилась давно забытое выражение, кивнул сразу всем, отмечая про себя худенькую блондинку.

– Катюха, – похвалился Григорий. – Моя чувиха. А это Дашка.

– Костёр… Диман. – Представился Дмитрий, глядя в ярко накрашенные (как у сестры) и чёрные, от расширившихся в темноте зрачков, глаза девушки. Залюбовавшись пушистыми ресницами, неожиданно вспомнил, что давно не был с женщиной, и почувствовал: не прочь с Катюхой потеряться, заблудиться где-нибудь на кровати.

Улыбнувшись в ответ, девушка слегка кивнула (согласна?), на глаза упала прядь волос.

Башка переступил с ноги на ногу, он всё прекрасно видел и решил судьбу не испытывать (знал, девчонки к Костру липли). Пытаясь отвлечь нежданного, и, что греха таить, нежеланного гостя, довольно сильно для шутки с размаху хлопнул Дмитрия по плечу, другой рукой показывая на незнакомых парней. По очереди представил.

Костров, пожимая руки, делал заинтересованный вид. Катюха по-прежнему (в этот момент, изучая накачанный зад парня) не сводила с него глаз.

Чья чувиха?

Наконец откровенный флирт подруги Башке надоел, скривившись, будто выпил прокисшего пива, парень сплюнул и одарил девушку взглядом, заставившим её чуть не подпрыгнуть.

Дмитрий не смог сдержать улыбки: действительно, ничего не изменилось. Разве что на Спирина Головин не обратил никакого внимания и не поздоровался, будто видел недавно. И друзьям не представил, товарищ только кивнул шпане недобитой и небрежно пожал руки. Чудеса, да и только, значит, Мишаня не соврал, и действительно сюда захаживал.

Небо прочертила косая молния.

– Расслабься, – поспешил успокоить бывшего приятеля Костёр. – Чужая женщина для меня табу.

– Та-бу что? – Башка неожиданно громко рассмеялся, похоже, сегодня он употреблял не только алкоголь. – Да ты чё? Правда… – Перевёл взгляд на Мишку. – Ну… теперь я спокоен.

Аспирин принуждённо рассмеялся. Диман, улыбнувшись за компанию, только пожал плечами.

– Сестру его видел? – Михаил решил сменить тему.

– Ленку? – Парень на секунду задумался. – Вроде да, но точно не скажу. Сегодня народу… День рожденья отмечают. Так она… – начал он, заметил взгляд Спирина и запнулся, через секунду спросил. – Ты из-за неё, что ли? Или просто… отдохнуть?

– Да… отдохнуть. – Дмитрий исподлобья посмотрел на Гришку и перевёл взгляд на Катюху. Отвернувшись, девушка курила сигарету. – И отдохнуть, и на сестру посмотреть, – добавил он грустно.

Со спины девушка ещё больше походила на Ленку: такая же худая, нескладная и… глупая, раз путается с отребьем.

Взгляд потяжелел.

А сам-то? – Мысль заставила взглянуть правде в глаза. – Ещё год назад ты бы, не думая, загнул её прямо здесь, а теперь стоишь и строишь целку.

– Работаешь? – неожиданно для самого себя спросил он Башку.

– Кто? Я? – удивление на лице Головина было искренним. – Охренел, что ли. Я не лох. – Заметил, что девчонки перестали шептаться и прислушиваются. – Работник у нас ты… я слышал…

– Башка, – раздался сзади голос Михаила. – Тебе проблем не хватает?

В воздухе повисла тишина. Костру показалось, даже музыка в баре поутихла. Это ж надо – позволить себе публично унизить местного.

Но Головин только скривился:

– Расслабься. – Посмотрел на притихших пацанов, опешивших от такой наглости. – Нормально всё. – Помолчал, глядя на свою тень, добавил. – Ладно, пойду, отолью.

И, как показалось Димке, торопливо, скрылся за углом.

Проводив бывшего кореша взглядом, Костёр посмотрел на Мишку и не сдержался:

– Да-а-а… или я чего пропустил. Или не знаю.

– И то и другое. – Аспирин толкнул в плечо. – Иди, давай, а то и тебе достанется.

Шагнув к двери, из-за которой слышалась приглушённая музыка, Дмитрий взялся за ручку. На миг захотелось всё бросить и вернуться домой, но справившись с секундной паникой, уверенно потянул тяжеленную обитую рейками створку. Дверь легко, будто кто-то подтолкнул, открылась, и друзья вошли, вернее, ввалились внутрь, мгновенно растворяясь в волшебном эфире, впитавшем в себя громкую музыку, полумрак и табачный дым. Непроизвольно затаили дыхание, когда из динамиков обрушился ритм и бас обработанной на компьютере хитовой мелодии, зажмурились от искрящихся и прыгающих по стенам «солнечным зайчиков», почувствовали, как кровь насыщается адреналином, словно предстояло спасаться бегством или принять неравный бой.

Ни больше, ни меньше…

Димка не знал, почему так происходит, но на дискотеке у него всегда настроение улучшалось. Его словно подключали к виртуальной розетке и по невидимому кабелю закачивали ток.

Приятное, надо сказать, ощущение.

Дмитрий не сомневался, что Аспирин, если поинтересоваться, по-любасу бы всё объяснил, почему да как, но мысль появлялась лишь в первый момент, и до следующего посещения танцпола не возникала. Было хорошо, хотелось танцевать, чего ещё нужно?

Ноги Костра сами собой начали отбивать ритм и притоптывать. Рассматривая сидящих за столиками людей, танцующую или просто глазеющую молодёжь, молодой человек заметил, что и Мишка вовсю кивает головой и шевелит плечами, больше, правда, смахивая на паралитика, чем на танцора: бог пластики не дал.

Однако жарко. Кондиционеров в здании не водилось, и спёртый воздух обновлялся исключительно за счёт сквозняка. А на улице, как назло, морило.

Костров коснулся костистого плеча друга. Получилось сильно, в этот момент Михаил переступил с ноги на ногу и сам налетел на ладонь. На миг лицо парня приобрело знакомое недовольное выражение, с каким товарищ реагировал на всё, отвлекающее от важного дела. Не придав ужимкам Спирина должного внимания, Дмитрий скосил глаза в сторону барной стойки, красноречивым взглядом демонстрируя желание выпить. Кричать не хотелось, а по-другому сообщить не представлялось возможным. Но Михаил прекрасно его понял и согласно кивнул в ответ.

Заказали «Миллер».

Унц… унц… в едином порыве колыхались танцующие. Унц…унц… отражая настроение, по лицам бежали разноцветные кляксы. Унц… унц… лучи чертили причудливую светопаутину, превращая убогий зал во что-то эфемерное, причудливую проекцию желания посетителей обрести гармонию с внешним миром и стать свободными.

Михаил и Дмитрий внимательно вглядывались в зал, выискивая знакомых. Растворившись в музыке, сидя на высоких мягких табуретах и попивая на удивление приличное пиво, они тоже стали частью огромного организма и не были больше одиноки…

Иногда к ним кто-нибудь подходил, глаза круглились от выпитого, удивления и радости, и обнимал, искренне радуясь встрече. Тут же заказывалась очередная рюмка и выкрикивался тост. И снова, снова… Костёр успел подумать, что скоро не то, что сестру – домой дорогу не найдёт.

На глаза попалась знакомая блузка…

Полупустая бутылка звонко грохнула о стойку. Даже бармен обернулся. Встретившись с парнем взглядом, Дмитрий с трудом разжал кисть. На запотевшем стекле остались влажные следы. Демоны вернулись, и на душе стало муторно, повелитель спиртного это понял и поспешно отвёл глаза.

Дмитрий выражение лица бармена проигнорировал: уже о другом думал. Лишь глубоко вдохнул и решительно сполз с табуретки. Несколько раз сжал и разжал вспотевшие кулаки. Выдохнул и вразвалочку, по-хозяйски (привычка вернулась незаметно) двинулся в конец зала, бульдозером пробираясь сквозь дёргающийся человеческий планктон. Шаг за шагом, пока не увидел: за сдвинутыми вместе столиками гуляет весёлая компания. Четыре кекса и четыре подруги, одна их которых (знакомая блузка и набедренная юбочка-повязка) – родная сестрёнка.

Кулаки снова сжались. Костёр остановился, вмиг оказываясь окружённым кольцом из танцующих.

Ухажёров он видел впервые, как и сидевших ближе к проходу Ленкиных подружек. Ни те, ни другие доверия не внушали. Один из парней студил необхватную спину, прислонившись к подоконнику открытого окна, второй без аппетита жевал, придавив стероидным задом стул напротив. Третий «детинушка» блестел сальным затылком слева. Четвёртый же, по ширине лица – главный, выбрал себе самый дальний угол стола, откуда просматривался весь зал.

Рядом жалась Лена.

На столе закуска, красивая посуда, склянка с соком и штоф дорогой водки. Взгляд отметил крепкие фигуры, уверенные движения, надменные и презрительные взгляды. Особенно выделил мордатого, похожего на Гриню. Коротко стриженые волосы, тонкие губы и сломанный шнобель. С неприязнью увидел ручищу Боксёра, как тут же окрестил главаря, с завидным постоянством ныряющую под стол и тискающую коленки сестры.

Дыхание выровнялось, движения стали плавнее.

С опозданием констатировал пропажу Аспирина. Странно… Встал товарищ следом… только направился почему-то в другую сторону, прямиком к выходу. Заметил Костёр и Машку, отмечая про себя, что в неясном свете цветомузыки девушка ещё красивее.

Навстречу попалась заезженная официантка, оставляя после себя выветрившийся за смену аромат ромашки и набирающий силу запах пота, засквозила дальше.

Бросилось в глаза и другое: многие из присутствующих, кто знал его по школе, а сейчас встречался взглядом, уже не пытались поздороваться, наоборот, отворачивались, а то и вовсе вставали из-за столиков и шли к выходу.

Боялись…

Но Костёр не обращал на посторонних внимание, глаза фотографировали только четырёх амбалов в мешковатых спортивных куртках, способных скрыть любое оружие. И неожиданно, с глубоко запрятанным удовольствием, вспомнил, как пять лет назад ездил с такими же «друзьями» в другой конец города на «заработки»: выслеживал и подкарауливал побогаче одетых людей, избивал и грабил. Гоп-стоп, одним словом…

* * *

Моросящий дождик кстати: горожане в плащах и куртках, только выбирай.

Четырёхугольник старых храмин, темнота подъездов и занавески на окнах. За шторками безликие горожане разматывают махристый клубок жизни.

Костёр и его шайка прячутся в тихом дворике. Разглядывая добычу, пьют горькое суррогатное, похожее на мочу пиво и прикидывают, как добраться до дома и не попасться. И тут чел, взрослый мужичина в плаще. Держится уверенно, даже нахально, не смотрит на враз притихшую стайку молодых волчат.