Текст книги "Проект 2012"

Глава 3

– Мне тоже? – спросил Михаил, чувствуя, как успокоившееся было сердце начинает снова стучаться в грудную клетку.

– Сиди, давай, – отмахнулся старший мастер. – Один Костров.

Но глаза говорили обратное: Спирину тоже не избежать встречи с неизвестным посетителем. Но позже, после того, как в кабинете начальника цеха побывает Дмитрий. Где ему зададут несколько вопросов и получат ответы. Правда… в последнем Михаил сильно сомневался, как и в том, сможет ли выдержать допрос он.

Медленно поднявшись, Дмитрий вышел на середину комнаты. Повернулся, встретился взглядом с другом, пытаясь выглядеть уверенно, улыбнулся одними губами:

– Пойду, гляну. Не скучайте, я быстро.

Мягкий недовольно заворчал:

– Иди, иди…

– Подожди, – поднялся Михаил. – Я с тобой.

Костёр не ответил, но его лицевые мышцы заметно расслабились.

– Только Костров, – послышался от порога голос Круглого и Мягкого. – Со слухом плохо?

– Около двери подожду, – ответил Михаил тоном, исключающим дальнейший спор: он всё равно пойдёт, даже если придётся кого-нибудь убить. – Вдруг и со мной захотят поболтать. – Всё-таки проявил он гибкость, пытаясь сгладить ситуацию.

Мягкий поморщился, но возражать не стал. Крутанувшись на месте, на полу от кроссовок остался чёрный круг, вышел из комнаты. Друзья двинулись следом.

Кострова ждали в кабинете начальника цеха. Ничего удивительного. Единственный чистый кабинет, да ещё с кондиционером. И хотя лето выдалось довольно прохладное (честно говоря, Дмитрий не помнил другого), от сварки, разгорячённых тел и газовых резаков в цеху стояла жара.

Перед дверью кабинета Мягкий остановился и зачем-то покосился по сторонам, словно хотел сделать гадость и остаться незамеченным. Ничего делать не стал, а в упор придвинулся к Дмитрию. Костёр с удивлением впервые заметил, какие у парня длинные ресницы, и тихо быстро зашептал:

– Не знаю, куда ты вляпался… на этот раз… – Тревогу в голосе перебивал слабый запах лука и колбасы, – … но думаю, всё очень серьёзно.

– Заботишься?

– Нужен ты мне. Не забывай, я – твой непосредственный начальник.

– Чего? Переживаешь, что ли?

– Етишкин пистолет… – в сердцах выдохнул старший мастер.

– Через тебя ему достанется, – пришёл на выручку Спирин. – Да и всей шараге.

– Теперь понял? – Мягкий отстранился, и Димка смог вдохнуть полной грудью.

– Понял. Не знаете, зачем вызвали, а напридумывали… е… рунды.

– Ерунды? – Начальник изменился в лице. – Ерунды, идиот? Да там из контрразведки мужик. Ты понимаешь?

– Откуда? В смысле, откуда ты знаешь?

– Догадался.

– Догадался?

– Какая разница, – в который раз поморщился мастер, и Димка подумал, что такая мимика того ничуть не портила. Круглый и морщинистый. Костров не смог сдержать улыбки. – Слышал, как с шефом говорил… чего лыбишься? Нет, точно идиот. Я ему… а он. – Молодой человек беспомощно посмотрел на Спирина. – И как ты его терпишь?

Мишка посчитал вопрос риторическим, и отвечать не стал.

– Иди. – Мягкий в сердцах махнул рукой, пропуская Кострова. – И постарайся уж там.

– Постараюсь, – ответил Дмитрий, машинально повторяя про себя «уж там», а думая совсем о другом. Остановился напротив проклятой двери и неуверенно три раза стукнул. Тук, тук, тук… сердце предательски ушло в пятки. Услышав короткое «Войдите», едва заметно дёрнулся и довольно резко распахнул заюзанную створку. Переступил порог.

После дымного зноя цеха свежесть и чистота кабинета оглушили. Дмитрий прищурился, стараясь быстрее присмотреться, снова, уже от холода, зябко передёрнул плечами. А когда через секунду глаза привыкли, смог разглядеть за столом незнакомого мужчину.

Может, и из контрразведки…

Высокий и седой, ровесник отца или чуть старше. Приятное лицо, добродушный внимательный взгляд. Разве что шрам на левом виске, прямо за бровью, немного настораживает, да одежда слишком чистая, и… правильная, что ли. Добротный тёмный костюм, рубашка в синюю клетку, и до блеска начищенные туфли. Эдакий простачок с намёком на стиль и (наверное, сам уже не замечал, а может, наоборот) принадлежность к некой организации. Стало понятно, каким образом старший мастер догадался, что Кострова дожидается представитель силового ведомства, а не инженер из соседнего НИИ.

Мужчина, сидя вполоборота к входной двери, в задумчивости разглядывал приклеенные к стене графики дежурств, указательный палец, будто его обладатель плохо видел, не спеша бежал по строчкам. Пробормотав что-то нечленораздельное (Кострову послышалось «Да-а»), незнакомец потёр кончик носа, очень натурально тяжело вздохнул, и медленно, парень мысленно представил себе башенный кран, повернулся к Димке. Окинул быстрым, слишком быстрым для первого знакомства взглядом, и снова, словно добирался сюда с другого конца города, устало вздохнул. Наконец разлепил полные фиолетовые губы, и тихо, пришлось хорошенько вслушаться, поинтересовался:

– Как работа, нравится?

Пришло время потирать кончик носа Димке.

– Обожаю, – ответил он, замечая, как мужчина, словно соглашаясь, едва заметно кивнул, но почему-то подумал, а может, почувствовал, что таким образом незнакомец выражает недовольство. А ещё подумал о чувстве дежавю, словно встретил пожилого актёра, с чьим участием смотрел фильм много лет назад.

– Значит, нравится, – уточнил безопасник. – Хорошо.

Буравя взглядом, добавил:

– Подрался?

– А-а? – Костров не смог сдержать удивления, вопрос оказался слишком неожиданным и возгласом дал исчерпывающий ответ. – Откуда? Семён стуканул? – От сердца, несмотря на возможное увольнение, отлегло.

– Почему стуканул? – скорее утверждающе, чем вопросительно произнёс безопасник. – Долг каждого порядочного гражданина проявлять бдительность.

– Наверное…

– И?

– Вот у него и спросите.

– Мне интересна твоя версия.

– Нет никакой версии. Врезал раз… – Дмитрий поднял кулак и заметил несколько красноречивых отметин от зубов. – Вот дерьмо. – Понимающе посмотрел на незнакомца. – Развели, как пацана.

– Ты о чём?

– Об этом, – показал содранные костяшки. – Вот я лоханулся. – Окончательно расслабившись, Дмитрий оставил без внимания очередной кивок.

– Ясно… – Мужчина сделал паузу. – Тогда… если такой умный, ответь, где был со своим другом в субботу ночью?

Улыбка замёрзла. Медленно оттаивая, повисла в уголках губ:

– В субботу? Надо подумать…

– Я помогу. – Безопасник легко поднялся. – Вы ходили к Стене.

Шагнул к Кострову.

– Не помню… – договорить молодой человек не успел, чисто рефлекторно отшатнулся и крутанулся на пятках, сбивая захват предплечьями. Незнакомец мигом применил другой приём. Дмитрий снова попытался блокировать выпад и ослабить хватку. Но ошибся, а может, сообразил, с кем борется, и решил поддаться. И спустя три секунды тяжело сопел, морщась от боли в заломленных руках.

Последовал сильный тычок и Костёр врезался лбом в хорошо знакомые графики дежурств. Успел подумать, что если приглядится (если успеет, конечно, в этот момент его уже оторвали от стены), то сможет увидеть свою фамилию, аккуратно выведенную каллиграфическим почерком старшего мастера; если Круглый и Мягкий что-то умел, так это красиво писать.

Ещё один удар, теперь носом.

Нет, фамилии он не увидит: больше месяца в смену не ходит. А вот пятна крови разглядеть можно, даже не напрягаясь. Особенно если ещё разок приложат.

– Смешно?

Дмитрий забыл про боль: кого они в «контору» набирают, неужели мысли читать научились? Скосив глаза вбок, заметил в стеклянных дверцах шкафа своё отражение, подумал и ответил:

– Уже не… е-т. – Охнул, снова врезаясь головой в стену. Услышал чмоканье дверной ручки и скрип приоткрывшейся двери, слух уловил брошенное в проём слово:

– Извините. – Старший мастер волнуется.

Следом крик Мишки:

– Он его бьёт!

Дверь закрылась и голоса стихли.

Хватка ослабла. Диман качнулся, вытягивая перед собой руки. Упёрся в стену, а глаза уставились на кровяную полосу (придётся Жучку переписывать). Шмыгнув носом, почувствовал во рту металлический привкус. Повернулся, пальцы ощупали разбитый нос, выжидающе посмотрел на безопасника. Мучитель спокойно стоял напротив, словно ничего не произошло, будто Дмитрий сейчас сам (а разве нет?) бился головой о стену.

С горя…

Опустив в карман руку, мужчина достал носовой платок и протянул Кострову.

– Держи.

Парень дотронулся до сопливчика и замер. Его глаза прилипли к красивому перстню на руке незнакомца. Вмиг забывая о разбитом носе и бледнея, Костёр вспомнил, где видел безопасника раньше…

Мама… бледная и испуганная застыла возле двери в спальню, прижимая Кострика к груди, пришибленно смотрит на отца. Отец чувствует взгляд. Поднимает глаза, глядит в ответ исподлобья, словно пойманный в клетку зверь, его грудь тяжело вздымается. Димка дёргается, пытается вырваться, и ему почти удаётся, но затем двое мужчин, вломившиеся в квартиру и скрутившие отца, начинают Кострова-старшего бить. Кострик бледнеет, перестаёт вырываться и начинает плакать. Сжимает маленькие кулачки, не замечая, что вместе с ночной рубашкой стискивает мамину кожу. Не замечает и молодая женщина, красивые голубые глаза превратились в два огромных блестящих озера, потому что у неё на глазах два амбала, якобы из службы безопасности, методично, и с каким-то нездоровым удовольствием избивают любимого человека.

Глухие удары, возня, стон…

Неожиданно появляется третий, мальчику кажется, человек возникает ниоткуда, словно злой волшебник, но на самом деле просто не видит из-за слёз. Кострик плохо видит, зато хорошо слышит.

– Как работа? – издевается незнакомец, и когда отец отвечает здорово, едва заметно кивает, и резко, без замаха бьёт.

Отец охает и сползает. Помощники краснеют от натуги, приходиться держать родителя на руках, а он не слабый, сто килограммов чистого мяса. Пыхтят, но справляются.

Работа такая…

Главный, Димка уверенно определяет статус злого волшебника, достаёт носовой платок и вытирает красивый перстень. Поворачивается и смотрит на мальчика, отчего у Кострика крутит живот и хочется пи-пи, взмахивает неприятно порозовевшим квадратиком ткани и уговаривает:

– Если себя не жалко… – Дышит на перстень и снова протирает. – Сына и бабу пожалей.

Расчёт верный: отец срывается. Легко стряхивает с себя громил, Димка слышит крик левого, влетевшего в кухонную дверь и головой разбившего стекло. Видит обмякшее тело второго, затылком ткнувшегося в стену в сантиметре от настенного выключателя. И видит как «главный» снова кивает (или кажется?), но остаётся на месте. Легко уворачивается от рук отца, заходит ему за спину и прижимает к стене. А затем, мальчик снова всё пропускает, достаёт откуда-то большой, Димке он кажется просто огромным, и чёрный, будто вымазанный в саже, пистолет. И ловко приставляет к голове отца.

Мамин крик заставляет подпрыгнуть. Кострик резко задирает голову, в шее звонко хрустят позвонки, видит любимые испуганные глаза и трясущиеся губы. На лицо падает слезинка. Димка машинально высовывает язык, чувствует горечь и соль, и… решительно пытается вырваться. Ему не хочется больше пи-пи, он хочет бежать в свою комнату, где в коробке с игрушками лежит выструганный из деревяшки автомат (не такой большой и чёрный, но вполне реальный для пятилетнего ребёнка, чтобы попробовать застрелить из него жестоких обидчиков). Но мама прижимает сильнее, на миг перехватывает дыхание и снова хочется пи-пи.

– Я всё про тебя знаю. – Звучит голос главного. – Слышишь?

Отец молчит.

– Трус…

Отец отвечает:

– Это ты трус. Предатель. Ты знаешь, что они делают? Ты знаешь, откуда привозят? – Задыхается, краснеет от натуги, но продолжает. – Ты всё знаешь… и всё равно с ними. Они жируют, а мы? Мы…

Незнакомец срывается, и снова бьёт, рукояткой пистолета.

– Меня не волнует… Твои проблемы. – Губы кривятся в подобии улыбки. – И таких, как ты.

Отец хрипит и пытается вырваться. Злой волшебник приставляет к его голове пистолет и двигает большим пальцем, словно хочет ковырнуть. Димка слышит крик матери, а затем неожиданно летит в сторону и падает на пол. Грохочет гром, звук, похожий на взрывы петард, Димка сам на новый год взрывал, ребёнок жмурится от страха, чувствуя неприятный запах дыма. Слышит звуки борьбы и стон отца. А когда приходит в себя – уже лежит в любимой кроватке, а рядом сидит соседка.

На невнятный вопрос, где родители, тихо отвечает:

– Заболела, малыш, твоя мамка… Папка к доктору повёз.

Мальчик внимательно слушает, не по-детски серьёзные глаза разглядывают потолок (наверное, представляет доктора и больницу), долго и неподвижно лежит. Так долго, что соседка, вспоминая номер больницы, начинает тревожно поглядывать на телефон. Затем Димка вздрагивает и приходит в себя, хочет кивнуть, мол, совсем он не маленький и всё понимает, но вдруг вспоминает, что так делал злой волшебник, и раздумывает. Вместо этого наклоняется к коробке с игрушками и достаёт деревянный автомат. Проводит рукой по прикладу и тоже делает движение большим пальцем (карябает), смотрит в светлеющий прямоугольник окна, обещая себе, когда вырастет, обязательно отыскать злого волшебника и отомстить.

– Ты… – Выдохнул Костров, не контролируя себя.

В горле пересохло. А в голове словно лопнуло. Боль… Сломила возведённую психикой защиту, полоснула по сердцу скопившейся мукой. Костёр вспомнил всё… Как навещал маму в больнице. Глядел на бледные впадины щёк, из-за чего лицо почти не отличалось от подушки. Как наивно пытался развеселить, рассказывая сцены из глупых мультиков. Как отказали в пособии: «преступный элемент» и «должны радоваться, что делу не дали ход». Как изменился отец: постарел, превратившись из жизнерадостного балагура в молчаливого и задумчивого ворчуна, почти всё время пропадавшего на бесконечных работах. И вспомнил, как, помогая матери присматривать за сестрёнкой, незаметно изменился сам.

В худшую сторону…

– Помнишь меня? – облизал Костёр слипшиеся губы. – Тогда… – В груди защемило, и парень замолчал. Сжал кулаки и сделал шаг вперёд. Безопасник отступил. Мужчина старался держать себя в руках, но в глазах мелькнул страх.

– Не двигайся, – глухо произнёс Злой волшебник, рука нырнула под мышку. Дмитрий не послушался, а затем неожиданно повернулся к столу и с размаху опустился на стул. Тяжёлый вздох заглушил скрип расшатанного стула, сильные руки безвольно упали на колени, а глаза заблестели.

Сил не осталось…

Не потому, что Костёр испугался, сейчас ему было всё равно, а потому что на душе вдруг стало невыносимо плохо. Появилось гадливое чувство, будто обокрали, лишили чего-то важного.

Украли детство…

Пришли звёздной ночью, вломились, не спрашивая разрешения, и отняли. Забрали. Вместе с любовью и нежностью родителей, ибо там, где остаются нужда и жалость, места для любви не остаётся.

– Так получилось, – услышал Костёр, но не пошевелился. – Спроси у отца. Сам виноват: собрания, книги.

– Собрания? – поднял парень голову.

– Да. Сначала собрания, затем – митинги.

– Что?

– Они требовали отменить поставки.

– Но…

– На условиях, выдвигаемых правительством.

– И всё?

– Мало? – Безопасник спохватился и убрал платок, словно прилипший к руке и пальцам. – Кроме того, требовали запретить Игру.

Дмитрий промолчал.

– Мне жаль… – мужчина подошёл к столу, и, как показалось Димке, немного боком, наверное, ещё опасаясь, перегнулся и вынул из верхнего ящика чёрную папку.

– Ладно, будем считать, всё выяснили. – Взглянув на Димку, зачем-то посмотрел на свои ботинки и снова уставился на парня. – И ещё… больше никогда не ходи… те к стене. И другу своему скажи. Иначе всё, что случилось с твоими родителями, может случиться с тобой. – И прежде, чем смысл сказанного дошёл до Кострова, и он начал в ярости приподниматься со стула, открыл дверь и вывалился в дымный и душный сумрак цеха.

– Я запомню! – из последних сил крикнул вслед Дмитрий, неожиданно чувствуя себя снова пятилетним ребёнком.

Глава 4

Несмотря на ужасное самочувствие и неспособность сконцентрироваться, с работы Костёр не ушёл. Сам не понял, почему. Или боялся остаться наедине со своими мыслями, или страшился застать дома отца. Умылся в туалете ледяной водой. Ёжась от боли, смыл запёкшуюся кровь. Вздрагивая и не замечая повторяемых вслух «я запомню», рассеянно привёл себя в порядок.

Круглый и Мягкий, то ли понимая, что пришлось вынести при допросе, то ли наоборот, побаиваясь связываться с «заинтересовавшим определённое ведомство гражданином», как сам лично выразился, особо не загружал. Работу дал лёгкую: отправил в гараж кузов длинномеру ремонтировать.

«Подлатать, если можно»…

Дмитрий возражать не стал.

Сначала работать приходилось через силу. Голова гудела от мыслей, туманом забивавших сознание и болью откладывающихся на сердце. Почему-то снова вспомнился подслушанный в детстве разговор, директор школы и странный собеседник. Очки, капюшон… Теперь подозрительный мужчина сильно напоминал отца. Может, поэтому Костров-старший постоянно где-то пропадал? Возможно, он снова был в чём-то замешан?

Много, очень много вопросов, и все отвлекали от работы, но незаметно Костров втянулся, «ненужные» мысли рассосались, и всё внимание сосредоточилось на железках.

Отмерил рулеткой уголок. В последний раз проверил, ошибиться нельзя, и, щурясь от ярких искр, с трудом удерживая рвущуюся шлифмашинку, отрезал нужную длину. Вдыхая запах жжёного металла, вытер пот, чувствуя через рукавицу горячий рез, приставил заготовку на место. Убедился: ровно. Отворачиваясь и пряча глаза, кивнул другу: «прихватывай». Хлоп! Яркая вспышка и уголок прилип к машине. Намертво. Чуток отдохнули, и снова: «Держи, Мишель, крепче, ровнее. Ещё… Теперь молотком стукни, не видишь, сваркой утянуло. Хорошо, дальше»…

Михаил снова поставил заготовку неровно.

Издевается? Костёр хотел выругаться, когда вспомнил посетившую утром мысль. Он думал… перед глазами нарисовался образ девушки, Машкины коленки и влекущий полумрак между бёдер.

Бах! – Парень задел держаком кузов.

Разметав по щебёнке угловатые тени, вспыхнули яркие искры. Тут же закричал Аспирин:

– Твою мать! Зайца словил!

Извиниться желания не возникло. Зайцев… все мы зайцы, волчара кто, интересно? Покосился на друга, впервые замечая во взгляде что-то новое. Неужели Мишка смотрел так и раньше? Или появилось после субботы?

Или у тебя, дружок паранойя, подсказал кто-то третий.

Пытаясь поймать ускользающую мысль, Костров отвернулся. Кто привёл его на пустырь? Почему их не сожрали обрубки? И кто сказал прошлой ночью (вот о чём он подумал утром): «поживём – увидим»?

Мишель…

Перед глазами замелькали вспышки выстрелов, крики, возня… изображение замедлилось: перекошенное отчаяньем отцово лицо, мамин крик и расползающееся по ночнушке вишнёвое пятно; снова ускорилось – вопли, стоны, вызывающий мурашки звук уволакиваемых в темноту тел…

Дмитрий дёрнулся. С трудом ворочая сухим языком – странные приступы преследовали вторую неделю – через силу сглотнул. Попробовал успокоиться – и не смог, на лбу и спине выступили капельки пота, а мысль о причастности друга занозой засела в мозгу.

Не контролируя свои действия, Диман отвернулся, и снова, уже специально, с силой ударил держаком по кузову.

Тр-рах!

Из-за спины раздался крик Аспирина:

– Ты чего?! Совсем уже?!

Затем – чувствительный толчок в спину:

– Ну?

Костёр будто дожидался. Выпустил из рук держак? и с выдохом, резко обернулся. На миг перед глазами поплыло. Не обращая внимания на выглядывающего из-за грузовика водителя, сгрёб напарника в охапку.

– Зайцы, говоришь? – На щеке друга чернела полоска мазута, на подбородке светло-зелёный завиток нитки от рукавицы, пыльные волосы, когда Аспирин попытался вырваться, взметнулись русыми брызгами. – А?

– Ты ч-чего? – задушенно прохрипел напарник.

Диман продолжал трясти.

– Тебя спрашиваю? Что в субботу сказал? Помнишь?

– Отпусти! – закричал вдруг Спирин, неожиданно легко вырываясь из захвата. – Пошёл ты, псих долбаный!

Дмитрий занёс руку для удара и остановился, сник. Это же Мишка. Друг. Перед глазами снова всё закрутилось, и грузовик оказался сбоку. В нос ударил запах нагретой солнцем щебёнки и машинной смазки. Надвинулись бледные тени.

– Вот ведь… – Костёр сел ровнее. – Хреновенько что-то… – Громко закашлялся, подавившись слюной. – Никак… после ночи не отойду.

Михаил опустился рядом. На лице тревога, а в серых глазах – то же странное выражение. Сзади подбежал водитель, под ногами противно хрустела щебёнка, испуганно посмотрел на Кострова, закрутил, как филин, башкой:

– Э-э… вы чего? А? Чего это с ним? – Протянул к Димкиному плечу руку, но на полпути передумал и боязливо отдёрнул.

– Он не заразный! – услышал Дмитрий сердитый Мишкин возглас и грустно улыбнулся. Не заразный? Мысль интересная.

– Да я ничё… ну… давай тогда… это… поднимем? – попытался оправдать испуг водитель. – А? Застудит чего… на земле-то.

– Не надо. – вяло запротестовал Костёр. – Сейчас отойду.

– Угу. – Мишка покачал головой, совсем как мужик с перстнем. – Нет уж, давай вставай. – Коснулся плеча. – И вали домой.

Домой? И ты туда же. Не хочу я домой, страшно мне там…

И тихо застонал, раздавленный камнепадом воспоминаний.

Мама…

На полу. Одеяло запуталось в ногах, ночная рубашка едва прикрывает худую бледноту бёдер. Ему даже кажется, он видит… нет, успевает отвести глаза и пятится к выходу. Спотыкается о порог, скрюченные пальцы хватаются за косяк, но всё равно с грохотом падает. Нет… перед этим громко вскрикивает, почти как мать. Она тоже кричала, звала на помощь, чувствовала, ей становится хуже и начинается приступ, но не могла докричаться.

Он просто не шёл.

Потому что последнее время она кричала слишком часто, и слишком часто звала на помощь. А он, напротив, очень редко разговаривал по телефону. Особенно с Надькой из восьмого «Б». С той самой Надькой «Большие сиськи», запросто снимавшей трусы за плитку шоколада. А у него такая плитка имелась – месяц лежала со дня рожденья.

Перед глазами встали стеснённые коротким топиком груди. Бугорки сосков, бесстыже выпячивающиеся сквозь ткань футболки, и откровенный взгляд.

От накатившего желания перехватило дыхание.

– Уснул? – Выдернул из грёз хрипловатый голос девушки на другом конце провода.

– Ага…

Уснуть – мысль хорошая. Особенно вместе.

Не королева, верно… Но и он пока не король, так, шпана малолетняя. И как невинность терять – сугубо личное дело. А потерять он просто обязан, хотя бы для уважения (авторитет, как-никак). Да и не для дела, просто для удовольствия, – тоже неплохо.

– Сынок! Сынок, ты здесь?

Проснулась. Проснулась, чёрт побери, вечно не вовремя, подождать не может.

– Ну что, придёшь? – Сиплым от нетерпения голосом произнёс он в трубку. – Не пожалеешь.

Из трубки послышался грубый смех, больше похожий на мужской, и Димка, в который раз поймал себя на мысли, что в глубине души надеется (как же, жди) на отказ. Потому что не надо ему такого «счастья», по крайней мере, с Надькой. Может, и не надо… у кого не стоит, а для четырнадцатилетнего раздолбая самое то.

– Есть кто-нибудь? Кострик…

«Кострик». Так звала только мама. Мама, укачивающая по вечерам и рассказывающая сказки. Что же он, сволочь, делает?

– Куда приходить-то?

Диман не расслышал:

– А-а?

– Не, ну ты чё? – В голосе послышались капризные нотки. – Или испугался?

Испугался? Он?

– Куда, куда… – Захотелось сказать грубость. – В подвал, конечно. Комнату нашу знаешь? С Аспирином строили.

– В пятиэтажке? Рядом с ЖЭУ?

Из комнаты родителей послышался непонятный звук. Будто упало что-то мягкое, но в то же время тяжёлое. Короткий мамин вскрик.

– Да, да. Вечером… в семь. – Димка бросил трубку и выбежал из комнаты.

И увидел…

Свою мать, почти голую, беспомощную, с закатившимися глазами и мокро сверкающими на свету светло-розовыми белками глаз, с тёмным пятном свалявшихся на голове длинных волос, заметил на подбородке кровь.

Сморщившись от ударившего духа лекарств и давно непроветриваемого помещения, сперва побледнел, затем покраснел, чувствуя себя, будто застукал мать за каким-то преступлением. Испытывая жгучий стыд за свою подлость, мамину беспомощность и необходимость каждый день унижаться, попятился из комнаты, споткнулся и… увидел над собой широкую фигуру отца.

Костров-старший метнулся в комнату и засуетился возле жены. Через секунду послышался громкий крик:

– Скорую вызывай! Скорее! Слышишь?!

* * *

– Слышишь? – Михаил потряс за плечо. – Ты как?

– Нормально. – Костёр осторожно мотнул головой, какой-то миг ему казалось, что голова лопнет от боли. Нет… отпустило. – Один не пойду. Вместе.

– Пойдём, – улыбнулся Спирин одними губами. – Я тебя не брошу.

– Смешно…

– Мог и спасибо сказать, – проворчал Михаил, помогая подняться. – Всегда рад помочь, особенно если можно раньше смыться.

– Ясное дело…

– Шутники, блин, – подал голос водила. – Туды её в качель.

– Да ладно, расслабься.

– Мне проблемы не нужны. Мягкий и так весь мозг выел. Всю неделю сварного прошу…

– Не бери в голову, мы всё равно не сварщики.

– … а как дали, ему сразу плохо… не понял? – До шоферюги запоздало дошло, сказанное Спириным. – Не сварные?

– Конечно, нет. Слесари мы.

– А варите хорошо. – Мужчина неожиданно улыбнулся, пугая неровным рядком стёртых жёлтых зубов. – Только кто теперь кузов доделает?

– Мягкий ещё пришлёт, или мы завтра.

– Да, жди. – Водила осторожно почесал замасленной рукой лысеющий загривок. – Ладно, пойду к начальству, чуть-чуть осталось.

– Ты особо не бухти, – предупредил Михаил. – Мы сейчас сами подойдём.

Согласно кивнув и недовольно бормоча что-то под нос, мужчина не спеша двинулся в сторону ворот.

Костёр повернулся к Мишке, встретившись с насторожённым взглядом друга, дождался, пока водитель отойдёт подальше, и тихо спросил:

– Может, в больницу сходить? Больничный оформить… отлежаться.

– Сходи, конечно. – Парень облокотился на стоявшее возле стены колесо, коснувшись рукой почти до корда стёртого протектора, почувствовал под пальцами мягкую теплоту резины. – Деньги только жалко.

– Зарплату? – Димка сел на корточки и тоже привалился спиной к покрышке.

– Угу. Больничный не оплатят.

– И анализы сдавать, – передёрнул плечами Дмитрий, удивляясь, когда стал таким чувствительным. – Кровь из пальца… ненавижу.

Михаил представил и согласно кивнул:

– Хреново, напарник… Жуть.

И засмеялся.

Костёр в упор посмотрел на друга, дождался, когда товарищ успокоиться и посмотрит в ответ, решился и тихо спросил:

– Что значит «поживём-увидим»?

Заметил, как сжались у Михаила губы.

– Ничего.

– Ясно…

– Чего тебе ясно?

– Да ничего! Гонишь ты всё.

– Да? Ты о чём?

– Отвали… – Диман вдруг почувствовал себя вымотанным до предела. – Тебе виднее. – У Мишки кровь прилила к лицу.

– Ты меня достал! – сорвался он, не замечая, как от крика Костёр нахмурился ещё больше. И было от чего: чтобы сдержанный (выдержанный, как говорил отец) Аспирин вышел из себя, нужно сильно постараться. Это Димке можно кричать, прыгать или размахивать руками (частенько попадая кому-нибудь в лицо). Ему, но не Мишке.

– Может, заразились чем? – не обращая внимание на заявление друга, поинтересовался Костёр. Вздохнул, и, чтобы не слушать в ответ ворчание, стал следить за стайкой воробьёв.

Чирик, чирик… Вёрткие пернатые суетились возле сварочного кабеля, копошились в густом облаке пыли.

Дождавшись, когда Мишка успокоится, посмотрел с неприязнью на друга, с издёвкой поинтересовался:

– Всё? Полегчало?

Товарищ не ответил.

– Чего молчишь?

– Думаю, – раздражённо бросил напарник. – Устали просто. Не знаю я таких болезней.

– Я и тварей таких не знал.

– И я, – огрызнулся Спирин. – Тебе чего? Говори прямо.

– Ну… – Получив вопрос в лоб, Диман почему-то стушевался.

– Что «ну»? Блин, сам-то понимаешь, что несёшь? Чего добиваешься?

– Ещё поплачь…

– Иди, знаешь куда? Я ведь серьёзно, мне оправдываться не в чём.

– Да…

– И бандитов я не вызывал. И про ящики не знаю. Сам таскал меня по комнатам. Вспомни? Думаешь, притворялся? И мужика, что тебе по морде съездил, я тоже вызвал?

– Наверное, нет.

– Урод ты. – Спирин резко встал прямо. – Я к Мягкому, отпрашиваться.

– Мишель…

Мишка не ответил, махнул рукой, и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь от машины.

А как же «поживём-увидим», захотелось крикнуть Кострову, но он сдержался.

На игре…

Рядом кто-то остановился, и приятный мужской голос озаботился:

– С вами всё в порядке?

Крик погибшего вальцовщика затих.

– Что? – глухо спросил Костров, с хрустом повернул голову и увидел судью, одного из судей, в чьи обязанности входило следить за игроками. Стали понятны и встревоженный взгляд, и искреннее участие в голосе. Шоу должно продолжаться строго по расписанию, несмотря ни на что.

– Нормально. – Дмитрий чуть кивнул, выдавливая улыбку, с трудом, чтобы отстали. – Что ещё? – Спросил через секунду, не поднимая головы, когда судья не ушёл.

– У вас такой вид… – Представительный усатый мужчина больше похожий на доброго повара («Весёлого молочника» из рекламы молока, потерявшего колпак, зато нацепившего смокинг и бабочку), но не на судью кровавого шоу, разговаривал так, словно они собрались поиграть у него дома. Будто сейчас он раздаст карты, улыбнётся и на минуту уйдёт на кухню, дабы принести печенье, какао, чай, или то же грёбаное молоко. А когда кто-нибудь проиграет – вызовет такси и посадит в машину.

– Только скажите, – промяукал судья. – Пока есть время. – И показал в сторону нахохлившихся за столом врачей. – Вам помогут.

– Спасибо. – Диман снова начал дрожать, уже от ярости. – Со мной всё в порядке! В ажуре! Супер! – Бледность сменилась румянцем, щёки заметно порозовели. – Достаточно? Или повторить?

– Как скажете. – Чуть поклонившись, судья отошёл от стола и демонстративно отвернулся, но Костёр не сомневался, что теперь за ним всё время будут следить, точно так же, как следил на работе Мягкий, и так же, неожиданно пришло в голову, как следили всю жизнь.

В этом он тоже не сомневался.