Текст книги "Одна маленькая ошибка"

Глава одиннадцатая

Восемью днями раньше

Элоди Фрей

Сегодня годовщина смерти Джеффри. Каждый год наши с Джеком семьи устраивают ужин в его честь. С самого начала мы договорились о том, что собираемся в доме моих родителей – было бы неловко устраивать поминки у Кэтрин, почти на том же самом месте, где ее муж покончил с собой.

Всякий раз ужин проходит по одному и тому же сценарию: мы вспоминаем о благотворительной деятельности Джеффри, о его чувстве юмора, которое мой отец считал излишне американским; мы вспоминаем хриплый смех и любовь к виски. И не упоминаем при этом о вспыльчивости Джеффри, о том, как они с моим отцом подрались на лужайке прямо перед домом Вествудов, не поделив деньги, выигранные на скачках, и о том, как отец поколачивал Джека, а потом застрелился.

В первую же годовщину смерти Джеффри Джек пришел к нам чуть раньше назначенного времени, прихватил с кухни два стакана и увел меня в сад. Там он достал бутылку виски, украденную из отцовского кабинета, и заявил, что будет весьма символично почтить память отца глоточком его любимого напитка – только мы вдвоем, раз уж так вышло, что именно мы последними видели Джеффри живым и стали первыми, кто увидел его мертвым. Позже это стало нашей традицией: каждый год мы вдвоем выпивали по стаканчику виски, прежде чем сесть за общий стол.

Поэтому я и стою сейчас возле дома Джека с бутылкой виски в руке, впервые осмелившись покинуть квартиру со дня той вечеринки у Ады. Моя семья настояла, чтобы я вызвала полицию перед тем, как отправиться домой, хотя я практически умоляла их ничего не делать. Ну, теперь у меня есть номер заявления и обещание полицейских «внимательнее посматривать по сторонам».

Постучавшись в дверь, я жду ответа. Пришлось явиться пораньше на целый час, потому что мне еще предстоит извиниться: я неделю не отвечала на звонки Джека. Он единственный, кто знает о моем обмане, поэтому смотреть ему в глаза – значит смотреть в глаза собственному позору. Но нельзя же вечно прятаться! Джек не отвечает, поэтому я достаю запасной ключ, который он сам мне выдал, и вхожу, стаскивая туфли.

И тут он зовет меня по имени – откуда‐то с первого этажа, так что я направляюсь к лестнице, и уже на полпути успеваю заметить кого‐то краем глаза и поворачиваюсь. И буквально сразу же слышу женский стон. Потом я вижу их обоих – сквозь открытую дверь в комнату Джека, абсолютно голых, в самый разгар процесса. Джек с рычанием толкается в девицу – я вижу только его загорелую спину и две бледные ноги, обхватившие его за талию.

Я так и замираю на лестнице, не в силах отвести взгляд.

Джек стискивает запястья партнерши, двигаясь все резче, и она кричит одновременно от боли и удовольствия, а затем поворачивает голову и, столкнувшись взглядом со мной, взвизгивает от неожиданности.

Черт.

Развернувшись, я бегу по лестнице обратно.

Джек зовет меня, за спиной слышатся его шаги, и я, как есть, босиком, добегаю до двери и пытаюсь открыть ее, – но рука моего друга успевает прижать дверь обратно. Пару мгновений мы с Джеком пытаемся отдышаться, и я чувствую, как от него пахнет сексом, чужим потом и сладостью женского цветочного парфюма.

– Элоди, блин, как тебя сюда занесло?

Джек в ярости. Я не нахожу сил повернуться и молча смотрю на закрытую дверь из серого дерева, даже сквозь одежду ощущая исходящий от тела Джека жар. Вместо объяснений я поднимаю повыше бутылку виски и выразительно ею болтаю.

– Подожди здесь, – велит он.

– Джек…

– Подожди, сказал.

Он уходит обратно, и я наконец‐то поворачиваюсь, глядя на голую спину и бедра, наспех обмотанные простыней.

И внутри все сжимается. Как же неловко‐то… То есть я в курсе, что Джек – завзятый бабник, это ни для кого не секрет, но я ни разу не заставала его с кем‐то. И помимо шока, я чувствую еще что‐то – и совершенно не хочу разбираться, что именно. Слишком уж смахивает на ревность. А это уже совсем неправильно. Я не желаю отношений с Джеком. Он для меня как брат.

В памяти всплывает Ноа – и у меня перехватывает дыхание. С тех пор, как он умер, у меня никого не было. Я завидую Джеку, вот в чем дело. Мне завидно, что у него есть то, чего у меня больше нет, а хотелось бы.

Я подхожу к лестнице и слышу голоса – сначала громкие, а затем резко притихшие. Заинтригованная, я поднимаюсь на пару ступеней и прислушиваюсь.

– Кто она? – У девушки явный ирландский акцент. – Как ее зовут?

– Не имеет значения.

– Но…

– Я же сказал тебе – выметайся отсюда, – отвечает Джек неожиданно зло. Я моргаю, огорошенная такой переменой.

Шуршит ткань – кажется, девица одевается. Лязгает выдвигаемый ящик комода, затем резко захлопывается. Судя по скрипу деревянных половиц, Джек отправляется в ванную, прилегающую к спальне. Его подружка что‐то неразборчиво бормочет. Услышав, как Джек выходит из ванной, я торопливо спускаюсь на первый этаж и возвращаюсь к двери.

– Подожди пару минут в гостиной! – просит Джек, перегнувшись через перила.

Я отправляюсь, куда послали, – но усаживаюсь в то кресло, откуда можно увидеть холл. Так я смогу взглянуть на девушку, когда она будет уходить. Понятия не имею, зачем оно мне надо, но почему‐то надо.

Они спускаются через пару секунд – и подружка Джека оказывается худенькой и светловолосой, но разглядеть лицо мне так и не удается, потому что она смотрит в другую сторону. А еще она одета в короткое зеленое платье-комбинацию – у меня есть почти такое же. Следом я замечаю красные пятна у нее на запястьях – видимо, Джек слишком сильно сжимал ей руки, придавливая к постели.

Какой же такой страшный недостаток Джек умудрился найти в этой девушке, что отвел ей роль одноразовой любовницы, а не той, с кем он проводит долгие уик-энды на природе? Однако вместе с любопытством я ощущаю и удовлетворение – и вот это мне совсем не нравится. Противно осознавать собственную радость оттого, что ее Джек выставил, а мне разрешил остаться. Я старательно заталкиваю эту радость поглубже, с глаз долой.

Джек нетерпеливо распахивает входную дверь и даже не смотрит на уходящую подружку. Только молча закрывает дверь, стоит той оказаться за порогом. Однако, хотя сейчас на нем свежая белая рубашка и брюки, я все равно не могу забыть его загорелую спину и две бледные ноги вокруг талии. Я моргаю, отгоняя наваждение. Волосы у Джека взъерошены, и я представляю, как она запускала в них пальцы, вцепляясь крепко-крепко, пока он вколачивался в нее, – и к щекам приливает кровь.

– Обязательно было так с ней обращаться? – спрашиваю я. Конечно, отрадно видеть, что девица ушла, но мне все равно не нравится, как Джек ведет себя с женщинами. Они для него все равно что ватные палочки: использовал по назначению, а потом выбросил в помойку и забыл. Вот именно поэтому я и не хочу с ним встречаться. Возможно, на самом деле Джеффри оказал мне немалую услугу, не разрешив нам сойтись тогда.

– Не тебе меня учить, как обращаться с людьми, – огрызается Джек.

– Не понимаю, о чем ты… – хмурюсь я.

– Ты сначала неделю меня игнорируешь, а потом заваливаешься сюда как ни в чем не бывало.

Я отхожу к сервировочному столику, заодно подыскивая слова для ответа. Не думала, что он настолько расстроится. Разлив виски по стаканам, я протягиваю один Джеку.

– Мне нужно было время, чтобы прийти в себя.

– Как будто дело в тебе одной, Элоди.

– Джек… – начинаю я, ошарашенная его ядовитым тоном.

– Ты просто взяла и исчезла, совершенно не подумав обо мне.

Он сейчас снова похож на маленького мальчика – с разбитой в очередной раз губой, с очередным синяком, с очередными свидетельствами того, насколько его не любят, – которому отчаянно хочется, чтобы его любили. Дело и впрямь не во мне. А в Джеффри. Подготовка к годовщине всегда дается Джеку тяжело, и его злит все на свете – даже я. Его можно понять: я бы тоже не хотела весь вечер петь дифирамбы человеку, который постоянно меня обижал. Но для Кэтрин эти ужины важны, поэтому Джек не пропускает их.