Текст книги "Ладья"

– А в этом нет ничего страшного? – спросила она, пораженная тем, с какой легкостью ее секретарь готова пренебречь министром обороны.

– Конечно.

– Ну ладно, – проговорила Мифани с сомнением. – И, надеюсь, у меня сегодня будет немного времени просмотреть кое-какую статистику.

«И заодно получше узнать организацию, которой я, кажется, руковожу».

– Если появится свободное время, я постараюсь ничем его не заполнять, – пообещала Ингрид.

– Буду тебе признательна.

– Да, – продолжила секретарь. – Раз уж вы ничего не заказали на обед, может быть, я выберу что-нибудь, что вы сможете поесть в кабинете?

– Нет, я бы хотела куда-нибудь сходить, – сказала Мифани. – Посмотри, получится ли забронировать для меня столик в каком-нибудь месте с классной кухней.

– Хорошо, – ответила Ингрид, немного удивленно. – В «Кристифаро»? – Мифани кивнула. – Я распоряжусь, чтобы вам подали машину. После обеда приедет начальник службы безопасности Кловис из Верхнего дома, а потом у вас будет ужин с леди Фарриер.

– Хорошо. Так по какому поводу будут эти встречи? – спросила она, беря ручку и готовясь сделать себе пометки.

– Директриса Имения желает пройтись по списку возможных приобретений, а встречу с начальником службы безопасности вы назначили сами, и, боюсь, я не знаю, для чего.

– Ох, ладно, я уверена, что смогу вспомнить, – проговорила Мифани.

– Ужин у вас запланирован в «Симпсонс», – сказала Ингрид. – Я сообщу вам, когда подадут машину.

Мифани согласно кивнула, и Ингрид выплыла из ее кабинета, словно клиппер на всех парусах.

«Думаю, мне стоит подучить матчасть об устройстве этой организации».

Как на самом деле устроена эта организация

Существует непрерывный поток информации, поступающей к нам от гражданских служб. Неестественные явления не ограничиваются только лишь кладбищами, моргами и штабами неприглядных культов. Не пойми меня неправильно, многие из них происходят именно в таких местах, но еще больше – случается в совершенно обыденных обстоятельствах, и это делает их куда более печальными. Люди скорее смирятся с появлением ожившего трупа на кладбище, чем в кафе-мороженом или примерочной модного бутика. На кладбище они ему тоже не обрадуются, но это их не так сильно возмутит.

Для того чтобы выявить все, что касается нас, мы получаем весь этот поток информации, бо́льшая часть которого не имеет совершенно никакого значения. Стопки отчетов, страницы графических данных, тонны различных сведений. У нас есть команда аналитиков, которые просеивают все это, и интеллект, который, основываясь на всевозможных деталях и мелочах, выявляет тенденции, показывающие, например, что рынком пшеницы манипулирует вампир.

Кроме того, мы соединены с государственными структурами посредством Панических линий. С различными высокопоставленными чиновниками из всех ветвей власти, национальных и местных, проводятся тайные совещания, которые организуются таким образом, чтобы казаться одновременно и конкретными, и расплывчатыми. Мы не говорим им остерегаться гремлинов или желчных бурь, но показываем какие-нибудь продуманные презентации, в которых часто используется слово «неестественный», чтобы они наверняка уловили смысл. В результате мы получаем панические звонки от шефов полиции, министров правительства, представителей аристократии, офицеров вооруженных сил, советников, агентов разведки, священнослужителей, хирургов, дипломатов, главврачей и прочих. Также у нас есть свои люди во всех ключевых организациях, которые держат нас в курсе наиболее значительных событий.

Тем не менее, несмотря на все эти связи, мы остаемся в тайне. Наше имя не может появиться ни на одном клочке бумаги за пределами организации. Более того, лишь немногие за ее пределами знают, что мы существуем. Люди получают телефонный номер, по которому могут звонить, и информация поступает к нам по своим извилистым каналам. Наша компьютерная сеть не соединена с внешней системой. Если кто-нибудь попытается нас выследить, у него ничего не получится, а вот мы его найдем.

Встречи с бухгалтерами показались Мифани чрезвычайно скучными, несмотря на то, что из них она узнала, насколько дешево можно втайне от всех удалить зараженные чумой тела и расчленить их. Заслуга в экономической эффективности этой работы лежала на вежливом джентльмене, которого она заставила подняться с ней на лифте (его звали полковник Холл). Поэтому она сделала себе в уме пометку как-нибудь его вознаградить. Несмотря на свою скуку, Мифани постаралась быть милой с бухгалтерами, которые тревожно ерзали на стульях и словно побаивались ее.

«Похоже, Томас обладала тем еще авторитетом, – задумчиво проговорила Мифани. – Жаль, что ей приходилось контролировать этих зануд».

– Ладья Томас? – позвала Ингрид.

Она тихонько вошла в кабинет, оказавшись за спинами несчастных бухгалтеров, и ее голос напугал Мифани до полусмерти.

– Да, Ингрид? – отозвалась Мифани, оторвав взгляд от цифр, которые, как выяснилось, оказались на удивление полны смысла. Томас говорила, что была способным администратором, и какая-то часть этого таланта, очевидно, передалась и ей.

– Директриса Имения уже здесь.

Заметив реакцию бухгалтеров, Мифани заключила, что эта личность представлялась им слишком внушительной и пугающей, поэтому вежливо предложила им удалиться и приготовилась встречать директрису. Точнее, попыталась это сделать, но Ингрид настояла на том, чтобы встать в дверном проеме и громко объявить гостью.

– Фрау Блюмен, главная инструктрикс Имения! – прокричала она в кабинет.

– Да, спасибо, Ингрид, – поблагодарила Мифани и встала, чтобы поприветствовать полную женщину, которая вплыла в комнату, слегка покачиваясь. Фрау Блюмен была почти идеально круглой и могла влезть в проем только боком и втянув грудь. Ее светлые волосы составляли замысловатую фигуру с завитками и косами, и, войдя, она всей своей массой двинулась к Мифани с распростертыми руками.

– Маленькая Миффи! Моя Liebchen[4]4
  Милая (нем.).


[Закрыть]! Что случилось с твоими глазами? – прогорланила она с сильным немецким акцентом. Она была первой, кто осмелился прокомментировать фингалы, все еще украшавшие лицо Мифани. И прежде чем та успела ответить, директриса заключила несчастную ладью в мощные объятия и крепко прижала к себе.

– Рада вас видеть, фрау Блюмен, – проговорила Мифани, задыхаясь.

Ее сжали еще сильнее, а потом отпустили.

– Фрау Блюмен? – переспросила она. – К чему этот официоз, Мифани? Нет уж, мы же договорились, когда ты доросла до Правления, что будешь называть меня Штеффи. Ты же не дралась, верно? Разумеется, не дралась! Ты это дело с детства ненавидела, а сейчас что с тобой случилось? Да я же вижу, что-то не так.

Заметная симпатия этой женщины грела душу, но ее привычка задавать вопросы и тут же самостоятельно на них отвечать слегка сбивала с толку.

– Меня, э-э, кое-кто попытался ограбить.

– Вот идиоты несчастные! – хихикнула женщина.

Мифани мялась в нерешительности. Женщина явно ее очень любила, но пока Мифани не знала, кем именно та была, ей нельзя было слишком раскрываться, так что она просто пожала плечами.

– Ты такая спокойная! Я бы ожидала, что ты будешь тут дрожать вся в слезах. Ладно, дай мне на тебя посмотреть. – Она схватила Мифани за плечи и притянула ее лицо прямо к своим глазам. – Хм-м, тебя ударили… сколько, два дня назад? Или, может, чуть больше? Ой, бедная моя Миффи! Это, конечно, были обычные преступники? Ничего сверхъестественного? Все-таки твоя сила – это не секрет. В сообществе-то таких дураков нет. А сейчас я бы выпила горячего шоколада. Будь добра, попроси секретаря принести мне… ах! Чудесно. Спасибо огромное. Так, Миффи, бери кофе и садись со мной на диванчик поудобнее, поговорим, не спеша и с удовольствием.

Она проводила Мифани к дивану и поместила свою мощную массу на лежавшие на нем подушки.

– Штеффи… – начала Мифани, запинаясь. – Что ты имеешь в виду насчет того, что моя сила это не секрет? В смысле, я как член Правления…

Ее спешно прервали.

– Liebchen, даже если бы ты не работала в Правлении, все знали бы о твоих способностях. Господи, ты же лучшая за последние десятилетия! Мы все знали о твоем потенциале. Учителя у нас в Имении всем о тебе разболтали! – Она сделала долгий глоток горячего шоколада и подвигала челюстями. – И конечно, я всегда знала о твоих умственных способностях. Ты бы доросла до Правления, даже не будь у тебя дара.

Интерес Мифани вспыхнул еще сильнее. По письмам можно было сделать вывод о скромности ее предшественницы, но сейчас она имела возможность услышать мнение о себе от другого человека.

– В последнее время я много об этом думаю, Штеффи. Мне хотелось бы узнать, как ты оцениваешь мой потенциал.

Фрау Блюмен удивленно изогнула бровь.

– Что ж, рада слышать, что ты стала больше задумываться о своей карьере. – Мифани опустила глаза, пытаясь изобразить скромного, но способного администратора. Такого, который не потерял память и не пытается теперь собрать по крупицам любую доступную информацию. – Это очень хорошо. Когда тебя привели ко мне в Имение, ты вцепилась водителю в руку, сама вся в шоколаде, в глазах одни слезы. Моя бедненькая Liebchen. Ты держалась за него так, будто он был надувным матрацем, а тебя уносило в Черное море. В тот момент у тебя во всем мире оставалась только Фарриер, и когда ты поняла, что она к тебе не благосклонна, я увидела, как последняя надежда затухает в твоих глазах. Вот глупая женщина! Ты была от нее без ума, но она из-за слишком большого самомнения этого не увидела. И все равно, еще до того, как ты к нам попала, мы слышали о твоих способностях, поэтому были весьма осторожны. Я прочитала все отчеты о тебе и пришла к выводу, что твои способности были чем-то совершенно новым и не похожим ни на что, что встречалось во всех Британских островах прежде. И естественно, мы хотели узнать их предел, только опасались на тебя давить. Большинство детей, которые к нам попадают, сюда приводят гораздо более искусным образом, чем привели тебя. Вот что случается, когда руководителям доводится делать то, чего они не умеют. Она может являться в сновидениях, он перебил кучу нацистов голышом – и за это мы готовы им кланяться до земли, – но что же до общения с людьми, то, скажу я тебе, их умения далеки от совершенства.

Штеффи покачала головой в ответ на глупость вышестоящих, а затем поинтересовалась, нельзя ли ей угоститься печеньем. Мифани ответила, что можно, и отдала распоряжение Ингрид, которая вошла с невозмутимым видом и тарелкой, полной маленьких лакомств.

– Превосходно! Спасибо, Ингрид. В общем, как только мы услышали о твоем даре, то сразу сообщили об этом Фарриер и Уоттлмену. Так уж заведено, что мы сообщаем Правлению обо всех, кто подает надежды. Я и сегодня утром приехала из-за этого! Но они почувствовали наш восторг и захотели сами увидеть тебя первой, чтобы наладить связь и сделать так, чтобы ты стала им предана. Но власть и авторитет помутили не только мысли твоего отца, но и совершенно ошеломили тебя, маленького ребенка. Поэтому к нам ты попала с травмой, которую, к моему большому огорчению, ты так полностью и не залечила.

Мифани сидела, сжимая свой кофе в руках. Она отчетливо видела то, о чем рассказывала Штеффи, хотя воспоминаний на этот счет к ней определенно не возвращалось. Просто все складывалось в цельную картину. Письма, которые она прочитала, действительно создавали впечатление, что Мифани Томас пережила некоторое расстройство.

– Продолжай, – тихо попросила она.

– Так вот, Миффи, не хочу, чтобы ты думала, будто я тобой не горжусь, но потенциал твоего дара, несомненно, был гораздо больше, чем ты когда-либо использовала. Ты просто должна это знать. И все же ты никогда особенно не любила его применять. Ты достигала ровно столько, сколько тебе было нужно, никогда не перебирая меру, и уж точно не собиралась стать хорошим оперативником. Господи! Да ты могла облажаться, если бы на тебя кто-нибудь стал кричать. А можешь представить, что случилось бы, окажись у тебя пистолет? – Штеффи улыбнулась и издала невеселый смешок. – Нет, было очевидно, что тебя нельзя посылать, например, в канализацию, лес или дом, где решил поселиться какой-нибудь монстр. У тебя была хорошая память, быстрый ум, и ты так погрузилась в организацию, что не было и речи о том, чтобы выпускать тебя куда-нибудь. Поэтому мы предоставили тебе возможность продвигаться в администрации. Пусть и не без доли сожаления.

– Хм-м, – протянула Мифани. Она уже собиралась спросить, насколько мощным был потенциал Томас, но в кабинет вошла ее секретарь.

– Простите, что прерываю, ладья Томас, но ладья Гештальт прибудет встретиться с вами через пятнадцать минут.

– Сюда? – удивилась Штеффи. – Скажи мне, Ингрид, в котором из тел сегодня Гештальт?

«В котором из тел?» – изумилась Мифани.

– Сегодня будут близнецы, фрау Блюмен, – ответила Ингрид.

– Ох, в таком случае мне лучше вас оставить, – проговорила дородная женщина, содрогнувшись. – Если ты беспокоишься, что не раскрыла всех своих сил, Миффи, то посмотри на это. Выдающийся воин, мастер сверхъестественного и, по моему мнению, полный провал как личность. – Она покачала головой. – В любом случае скоро мы встретимся еще. Мы так увлеклись воспоминаниями, что не успели пройтись по кандидатам на поступление в Имение.

Блюмен положила папку с делами на кофейный столик, похлопала старую ученицу по щеке и вышла из кабинета. Оставшись одна, Мифани подошла к своему столу и добавила несколько пометок к списку названий и имен, которые ей следовало поискать. Правление. Имение. Штеффи Блюмен. Уоттлмен (который убивал нацистов голышом?). Фарриер. Но чтобы разобраться с ближайшим будущим, она вернулась к дивану и торопливо открыла раздел, посвященный Гештальту.

Ладья Гештальт

За девять лет до моего рождения одна несчастная женщина родила четверню. Троих мальчиков и одну девочку. Двое мальчиков оказались копиями друг друга. Но это было еще не самое странное. Самое странное было то, что когда все четыре пары глаз открылись, из них смотрело лишь одно сознание. Это был Гештальт.

Гештальт немного сбивает с толку, потому что оно/он/она/они состоит/состоят из четырех тел. Люди стараются не называть Гештальт никак иначе, так как путаются в построении грамматики. Однако, каждый раз писать «Гештальт» вместо того, чтобы использовать местоимение, довольно утомительно. Поэтому, если мне понадобится в этом описании применить местоимение, я буду называть Гештальт «оно». Хотя в обычной речи этого не делаю – это было бы грубо.

Его родители по понятным причинам были весьма огорчены своим диковинным отпрыском. Думаю, что когда у тебя четверо детей и все они делают одно и то же одновременно или один делает что-то, пока остальные трое без чувств лежат на полу, это чертовски пугает. К тому же, восстановление после родов четверни тоже не проходит легко. В общем, когда на четвертый день рождения этих детей появились Шахи и предложили родителям забрать их себе, облегчению последних не было предела. К сожалению, такое случается часто, когда речь идет о детях, которых принимают к себе Шахи. Все это странные дети, которые имеют странные потребности.

Гештальт приспособилось к Шахам, будто четыре необычных, сплоченных общим разумом утенка – к воде. Или, может быть, один необычный разум, населяющих сразу четырех утят. Черт его подери!

Вот почему работать с Гештальтом так раздражает.

В общем, Шахи привели Гештальта в Имение. Обучили его и вырастили в такой любящей среде, какую только можно создать в подобном месте. Оно росло с другими детьми, которые тоже были необычными. С мальчиками с бивнями. С девочками-подростками, которые могли общаться с облаками и получать вразумительные ответы. С несчастными юношами, имевшими психический контроль над фламинго. Если говорить об обитателях Имения, то расти там неплохо, особенно если ты отличаешься от других и имеешь способности, лежащие за пределами понимания простых смертных. Но в случае с Гештальтом что-то не срослось.

Во-первых, у него было совсем мало друзей. Ты, наверное, думаешь: «Но их же было трое братьев и сестра, кто им еще нужен», но в этом ты ошибаешься. Нельзя забывать, что Гештальт – это одна личность с восемью глазами. Это распространенная ошибка – считать его четырьмя разными людьми. Гештальт пользуется этим как преимуществом. Его тела говорят разными голосами, а также имеют разные манеры. Тела не двигаются в унисон и не сидят неподвижно, пока оно не решит, что хочет этого. Оно – превосходный актер, способный заставить свои тела общаться или даже спорить между собой. Причем так живо, что становится легко забыть, что все это лишь один разум, управляющий своими марионетками.

Другие дети в Имении забывали, что Гештальт обладает общим разумом. Они просто считали его братьев и сестру снобами. Я-то знаю, потому что сама все видела. Мы провели вместе в Имении всего год, а потом Гештальту исполнилось девятнадцать, и оно выпустилось. И заметь, я тогда была крайне застенчивой девятилетней девочкой, а Гештальт – четырьмя поразительно красивыми блондинами, которые считались претендентами на то, чтобы стать следующими звездами Шахов. Я безумно влюбилась в одного из братьев – того, который не был близнецом. И пока я наблюдала за ними, мне стало понятно, что Гештальт определенно не был обычным человеком. И даже не был четырьмя слегка необычными людьми. Но это была чрезвычайно сильная личность, и все это понимали.

Я читала о Гештальте, и, пока я училась, оно добилось больших успехов. Оно обладало превосходной памятью, очень живо соображало (не забывай: четыре мозга вместо одного), быстро и легко усваивало информацию. Обычное образование давалось ему мгновенно, а тщательный надзор преподавателей позволил ему в совершенстве овладеть своим даром.

К девяти годам Гештальт могло контролировать различные сочетания своих тел, вести несколько бесед одновременно и координировать причудливые турниры, где его тела сражались друг с другом.

К двенадцати было подтверждено, что Гештальт могло бодрствовать непрерывно. Оно могло спать одним из тел, тогда как остальные были начеку. Таким образом оно держалось пять месяцев.

К пятнадцати тела осторожно путешествовали по планете, чтобы выяснить, насколько велико может быть расстояние, на котором оно сможет безопасно существовать. Оказалось, что его можно беспрепятственно поместить на разных сторонах земного шара.

Гештальт вышел из Имения и тут же стал заниматься оперативной работой. Вскоре за выдающиеся успехи оно получило статус ладьи. Четыре его тела составляли одну команду. За шестнадцать лет такой работы оно успешно выполнило целый ряд заданий, казавшихся невыполнимыми, величайшим из которых было уничтожение 488-летнего вампира, который на протяжении 252-х из них тайно контролировал пшеничную промышленность.

При этом представь, что в эпизоде, случившемся в 1980 году, на то, чтобы убить шестидесятилетнего вампира, понадобилось сорок пять солдат.

Гештальт сурово.

Ладьей оно стало пять лет назад, и мне приходилось работать с ним во множестве операций. Я вижусь с ним каждый день и встречаюсь лично каждый понедельник, среду и пятницу в девять утра. Как правило, из-за этой своей множественности по меньшей мере два тела Гештальта всегда находятся на местах и руководят операциями. Обычно ладью не вызывают, если проблема не особенно серьезна, но Гештальт любит надирать задницы и, должна признать, отлично умеет координировать действия во время операций. С другой стороны, как минимум одно из тел всегда остается где-нибудь в офисе. И все же это лучше, чем если бы там оставались все четверо, особенно учитывая, что ни одно из них, похоже, не умеет как следует работать с документами.

Если окажется, что убить тебя хочет именно Гештальт, то тебе следует быть очень осторожной.

– Ладья Томас? – тихо проговорила Ингрид.

Мифани, вздрогнув, подняла глаза.

– Ладья Гештальт здесь.

4

– Что? А, ладья Гештальт? Это… здорово, – пробормотала Мифани. – Дай мне секунду, чтобы мурашки перестали по коже бегать. – Ей показалось или во взгляде ее секретаря возник оттенок сочувствия? – Да, все нормально, Ингрид. Пригласите ладью Гештальта сюда.

Она поднялась и, просеменив к столу, сделала выражение лица, соответствующее ее авторитету.

Какое-то мгновение Мифани раздумывала, успеет ли привести прическу в более официальный вид – сейчас ее волосы были просто собраны сзади и заколоты. Но было слишком поздно.

«К тому же, – рассудила она, – фингалы сводят на нет любые намеки на деловой внешний вид. И, кто знает, в каком виде обычно ходила Томас?»

Когда вошла Ингрид, чтобы звенящим голосом объявить о прибытии ладьи Гештальта, Мифани мысленно пожала плечами и отбросила свои осторожности.

«Все равно здесь никто никого толком не знает».

– Ладьи Гештальт, собственными персонами! – воскликнула Мифани с видимым восторгом. Два идентичных блондина изумленно посмотрели на нее. – Джентльмены, прошу, присаживайтесь. – Она указала на стулья, стоявшие перед ее столом, а потом добавила: – Вы оба отлично выглядите.

– Благодарю, – произнес один из них.

Стоило признать, это была правда. Как бы ни выглядели остальные тела, эти два были великолепны. Густые светлые волосы, голубые глаза, бронзовая загоревшая кожа.

«Они вообще в Британии были на выходных? Как им, во имя всего святого, это удается? Неужели их странная генетика позволяет еще и загорать без солнца?»

Они явно были близнецами, но приняли некоторые меры, чтобы отличаться друг от друга. У близнеца справа были более короткие волосы, искусно взъерошенные гелем, тогда как у близнеца слева – более стандартная аккуратная прическа. Костюмы на них были разные. Один близнец сразу развалился в кресле, второй – сидел сосредоточенно, хотя ни один из них, казалось, не ощущал себя комфортно. И один смотрел задумчиво, а второй – уделял все внимание тому, чтобы разгладить свои брюки. Про себя она окрестила их Дерзким и Опрятным.

Мифани стало откровенно не по себе, когда она вспомнила, что эти две головы делили общий разум. И потом даже больше не по себе, когда вспомнила, что где-то еще странствуют два тела, управляемые им же.

«Сохраняй спокойствие, – думала она, – и постарайся не пугаться того, что говоришь с коллективным разумом, кто пугает всех в Шахах. И не думай сразу, будто это оно стоит за нападением на Томас. А если даже и так, в твоем кабинете оно вряд ли станет что-либо предпринимать».

– Мы только что вернулись с операции в Эссексе, – рассказал Дерзкий. – Ты выглядишь, э-э, немного иначе, Мифани.

– Это из-за фингалов, – предположил второй близнец.

– Нет, – возразил его брат. – Дело не в этом.

Мифани старалась выглядеть загадочно, но, похоже, у нее не вышло. Она видела, как близнецы ерзают на своих стульях.

– Так что случилось с твоими глазами? – спросил Опрятный.

– О, э-э, кто-то пытался меня ограбить, – ответила она.

– Но ты же в порядке? – продолжил он.

– В порядке, – заверила Мифани. – Немного побаливает, но в целом ничего.

– Любопытно… – проговорил Дерзкий.

«Черт, это не очень в духе кроткой и мягкой Мифани Томас», – поняла Мифани. Она думала притвориться, будто получила более тяжелые травмы, чем на самом деле, но вместо этого выбрала неверное направление.

– Так куда направились ваши брат с сестрой? – спросила она. Среди записей Томас не оказалось их фотографий, но ей было интересно посмотреть на брата, в которого была влюблена их предшественница.

– Элиза в Абердине, руководит группой, которая занимается оленьим культом, – сообщил один из близнецов снисходительно. – Роберт уже вернулся в кабинет.

– Что ж, надеюсь, у них все хорошо, – проговорила она любезно.

«А Гештальт и вправду хорош, – подумала она. – Будто в самом деле трое братьев и сестра».

Мифани заметила, что один из близнецов что-то говорил, а она все прослушала.

– Прошу прощения, что вы сказали?

– Алекс как раз рассказывал, что мы знаем, что у них все хорошо, – объяснил Опрятный.

– А, конечно, конечно, – поспешно согласилась Мифани, вдруг почувствовав раздражение из-за его покровительственного тона. – У них все хорошо. И у вас хорошо. У меня хорошо. У нас у всех все хорошо. Не желаете ли чего-нибудь выпить? – предложила она. Один попросил кофе, второй – апельсиновый сок. – Без проблем. Ингрид? – Секретарь, которая, должно быть, все слышала через открытую дверь, чудесным образом возникла с подносом. – Спасибо.

– Как я понимаю, ты сегодня утром немного опоздала, – произнес Дерзкий.

– Что? – удивилась Мифани.

– Ну, обычно вы приходите в Ладейную второй, после вашей помощницы, – пояснил Опрятный.

– Да? – переспросила Мифани.

«Эти ребята что, следят за тем, когда я прихожу и ухожу?»

– Ну, у меня… была назначена встреча. – Они смотрели на нее выжидающе, и ей вдруг захотелось заставить эти надменные взгляды исчезнуть с их лиц. – Я была у гинеколога. – Она победоносно улыбнулась близнецам и добавила: – Нужно было проверить вагину.

Они одновременно кивнули и – к ее удовольствию, которого она, конечно, не выдала, – вроде слегка растерялись.

«Ну конечно, у них тоже есть женское тело, – вспомнила она, немного огорчившись. – Вряд ли их можно испугать женскими делами».

– И… она… по-прежнему на месте. Все нормально.

– Это… хорошо, – проговорил Опрятный.

– Да, но давайте перейдем к делам. – К счастью, Томас оставила ей план встречи с Гештальтом, и Мифани могла теперь пройтись по списку. – Так, посмотрим… – Она покопалась в бумагах.

– Я полагаю, у вас есть кое-какие документы, которые нам нужно подписать, – сказал Дерзкий.

– Ага, – коротко подтвердила она и нашла стопку именно там, где ту для нее оставили. – Так, э-э, вам нужно подписать эти… бумаги… которые я сама, кажется, уже подписала. – Она быстро их пролистала и увидела подписи Мифани Томас. – Да, я уже подписала, теперь вы. Так, а вот это письмо… премьер-министру… Великобритании, где говорится, что у нас нет никакой информации, которую ему следовало бы знать.

Мифани передала документы близнецам, и те принялись их подписывать. Она завороженно наблюдала, как они одновременно выводили одинаковые подписи, один левой рукой, другой – правой.

– Ты здесь пропустила, – заметил Опрятный, вручая ей контракт.

Она приняла его, и ее охватил ужас от осознания своего положения.

«Черт. Правда надо подписать. Какая же была подпись у Томас?»

Она видела ее минуту назад, и эта же подпись стояла по меньшей мере на одном письме Томас к ней, но она не особенно ее рассматривала и не пыталась запомнить. Теперь это представлялось серьезной ошибкой.

«О боже».

Сделав глубокий вдох, она заметила, что Опрятный не сводит с нее глаз. Она натянуто улыбнулась и вывела подпись.

«Вроде так? Выглядит похоже».

Но ни одного из близнецов, похоже, не интересовала ее подпись. Ни один не пытался сравнивать ее со старыми.

– Хорошо, спасибо. Я возьму эти бумаги и отнесу… куда полагается. А теперь, – продолжила Мифани, – посмотрим план на неделю. Так, похоже, у меня будет довольно много встреч с бухгалтерами по поводу… Вы в порядке? – спросила она. Оба близнеца Гештальта пустыми взглядами уставились в никуда.

«Выглядит жутко».

– Я собираюсь войти в штаб культа, – хором сообщили близнецы. – Хочешь, будем комментировать?

– Э-э, да, конечно, – ответила Мифани. – Мне записывать?

– Необязательно, – ответил Гештальт сразу двумя ртами. – У отрядов есть записывающие устройства. Мы собираемся у двери, и пешка Киркман заглядывает сквозь нее. Дает сигнал: с той стороны трое, и они вооружены. «Купер, как только Мени выбьет дверь, бросай светошумовую гранату».

Мифани удивленно подняла глаза – голоса близнецов изменились, стали выше и напряженнее. Она поняла, что это был голос их сестры, которая отдавала приказ.

– Начинаю отсчет. Три! Два! Один!

Левые руки близнецов слегка дернулись, очевидно, отзеркаливая движения сестры, находящейся на расстоянии двухсот миль от них.

– Мени выбил дверь, и мы отступили, чтобы нас не контузило. Уже заходим, передо мной пятеро. Они прикрывали фойе и… «взять его! Взять!». Так, один, с рогами, убит. «Первая группа, держите фойе. Вторая и третья – заходите дальше. Только, народ, помните: нам не нужно много смертей. Старайтесь их оглушать». Киркман сканирует ближайшие комнаты. «Вы четверо – охраняйте эту комнату. Двигаемся дальше».

И следующие сорок пять минут Мифани внимательно слушала, как Гештальт руководило штурмом. Солдаты получали указания, раздавались команды, культистов задерживали или отпускали (в зависимости от степени их преданности делу). Ей предоставили подробнейший отчет – о том, как женщина-Гештальт встретила неожиданное нападение, как ее охранников проткнули зубцами верховные жрецы. Мифани наблюдала, как напрягались мышцы близнецов, когда их сестра пнула что-то ногой, крутанулась и взмахнула кулаком, издавая при этом резкие возгласы. Наконец, после пронзительного «киЙЯЯ!», они откинулись на спинки, тяжело дыша, и объяснили, что Элиза только что сломала шею лидеру оленьего культа и весь комплекс оказался под контролем Шахов.

– Вау, круто, – проговорила Мифани. – Отлично проделано.

– Хм-м, – проговорил Опрятный рассеянно. – У Элизы кровь на ботинках.

– Это чудесно, Гештальт, – сказала Мифани, стараясь сохранять самообладание. – Еще кофе? И апельсинового сока? Нет? Тогда я, пожалуй, попрошу Ингрид принести вам пару влажных салфеток.

Как только близнецы ушли (все еще немного покачиваясь при ходьбе), Мифани села за стол и попыталась уложить все увиденное у себя в голове. После того как прокомментировали штурм, близнецы не могли сосредоточиться на оставшихся вопросах встречи и согласились отложить их обсуждение на потом. Видя, как они были довольны ходом атаки, и слыша репортаж их сестры, Мифани и сама ощущала в мышцах напряжение. Синяки на ее теле болели, и было легко вообразить, будто близнецы ее избивали, а их глаза горели в пылу насилия.

«Я не могу встречаться с каждым членом Правления и каждый раз предполагать, что это и есть тот самый предатель, – решила она. – Вполне возможно, что Гештальт не приказывал нападать на Томас и что я всю эту встречу обливалась потом по пустякам. Но кто же отдал приказ?»

Мифани откинулась в кресле и запустила пальцы в волосы.

«Слишком много вопросов. И я к тому же не знаю всего, что знала Томас. Пока что. Но скоро узнаю».

Она потянулась к фиолетовой папке.

Ладьи

Первые несколько столетий существования Шахов ладьи исполняли роль военачальников. То есть руководили всеми военными действиями. Традиционно занимаемая представителями дворянского сословия, эта должность требовала энциклопедических знаний тактики и стратегии, а также кое-чего еще. И если пешки были клинком, что заносили Шахи, то ладьи – были рукоятью.