Текст книги "Демоны и сталь"

– Возьми вот это… Помни обо мне.

Что-то холодное и тонкое легло Улиссу в ладонь, и тот машинально спрятал подарок в рукав, понимая, что его не должны увидеть.

– Хватит сопли разводить, – прорычал капрал, дергая Улисса за плечо. – Господин Рихтер тебя ждать должен, дризга?

Бледное лицо матери с полосками слез превратилось в отдаляющееся пятно, перед глазами качнулась буро-зеленая трава – и вот уже под ногами взбитая копытами дорога, ведущая в сторону заставы. Мимо проплыл шлагбаум – деревянная доска с полосками дегтя, показались грязные и стоптанные сапоги солдата. За спиной раздался хриплый голос капрала:

– Побережье там, за лесом. И не вздумайте зайти на земли барона – враз на голову укорочу!

А когда он подошел к часовым, один солдат с тревогой произнес:

– Они до темноты из леса не выйдут.

– И что? – хмыкнул капрал. – Тебе какое дело?

– Малышка у них, жалко.

– Все одно пропащее семя, – отмахнулся капрал.

Потом сказал, чуть смягчившись.

– Ладно, отнеси им пару факелов. Пусть помнят доброту истинных сынов Света Единого.

* * *

Дорогу до замка Улисс практически не видел, просидев весь путь на сухой луковой шелухе внутри большой плетеной корзины, привязанной к скрипучей телеге. Но ехали долго, почти до вечера, и за все это время крышку его клетки поднимали лишь раз, чтобы дать вареную репу и несколько глотков красного кислого вина. Захмелевший, он уснул без сновидений, пробудившись лишь когда мир опасно накренился.

– Вылазь! – прикрикнул возница, толкая ногой корзину.

Улисс вывалился на дощатый помост, торопливо поднялся на ноги, осматриваясь.

Он раньше никогда не видел настоящих замков, если только на картинках, что продавались у лавочниках в базарные дни. На плотных карточках белоснежные башни тянулись прямо к небесам, ребристые стены украшали разноцветные флаги и гербы, а по перекинутому через ров мосту друг за другом скакали рыцари с длинными копьями.

Замок барона Баера не был похож на замки с картинок – грубо собранная из гранитных блоков приземистая бочкообразная башня с двумя крыльями-пристройками. Из стен выпирали полукруглые балконы-данскеры для отправления нужды, над главным входом болталось длинное полотнище, где на золотом фоне стоял на задних лапах ревущий силуэт черного медведя. Никаких рвов и мостов, лишь тяжелые окованные двери, ведущие во двор, обнесенный обычным деревянным частоколом. Тут и там покачивались на шестах треугольные веревочные обереги, изрядно разлохмаченные птицами.

Даже на неопытный взгляд Улисса замок не выглядел столицей баронский владений, а больше походил на старый приграничный форт.

Рядом в грязь упал огрызок яблока. Улисс повернул голову – возле длинного деревянного амбара стояла растрепанная девчонка лет пяти в простой деревянной маске и с любопытством смотрела на него. В ответ на приветливую улыбку подняла с земли комок грязи и бросила в пленника, хоть и не докинула.

Громадная рука опустилась ему на шею и зычный голос над головой с ленцой произнес:

– Заблудился?

Пузатый красномордый бородач в стеганном жилете и без личины развернул Улисса лицом к себе, оценивающе окинул взглядом сверху вниз, будто рыбу на базаре. Приказал:

– Зубы покажи.

И прежде, чем мальчик подчинился, ухватил толстыми пальцами за его нижнюю челюсть и сжал, раскрывая рот Улисса пошире. Бегло посмотрел, протянул:

– Сгодится.

Кивнул в сторону пристройки, подтолкнул в спину.

Улисс пошагал к двери, все еще не понимая что происходит. Зачем он понадобился этим людям? Наверняка для какой-нибудь работы, где молодые парни сподручнее всего. Он может быть загонщиком на охоте, птицеловом, посыльным, да хоть полотером. Лучше бы, конечно, остаться при мельнице, или на кухне, все хоть знакомая работа, но в его ли случае жаловаться? Ведь матушка права, уж лучше здесь, с единоверцами, чем с отчимом или с ночными чудовищами.

Мысли сами собой перескочили к родным. Как они там? Должно быть, все еще бредут по лесу? На отчима Улиссу было плевать, но о матери и маленькой Алесте он переживал. Успеют ли до темноты пересечь лес? А если нет, то найдут ли укрытие? Смогут ли защититься от того, что приползет за ними ночью?

Улисс вздохнул.

Если бы не отчим, его бы не продали людям барона. С другой стороны, как еще можно было добыть воду и провизию? Нет уж, пусть Густав и урод, но он заботится о матери и о маленькой Алесте. А Улисс уже взрослый, не пропадет.

Эта мысль придала уверенности, и мальчик пошагал бодрее, даже расправил плечи, стараясь казаться взрослее.

– Заходи, – над головой протянулась рука и толкнула тяжелую дверь.

Та, звякая кованным засовом, со скрипом отворилась внутрь, выпустив наружу холодный воздух с плотным запахом тушеной капусты и еще чего-то, смутно знакомого, но никак не узнаваемого.

– На лестницу, – вновь указал бородач.

Они очутились в небольшом зале, обставленного достаточно скромно даже по меркам сына мельника. Несколько лавок возле грубо сколоченного стола, бадья с кривым ковшом, небольшой камин с кривой заслонкой, торчащие из стены пожелтевшие оленьи рога. За столом играли в кости солдаты, громко разговаривая и грохая по столешнице треснутой дубовой кружкой. При появлении Улисса лишь один повернул голову в его сторону, остальные не прекратили своих занятий, видимо, привыкшие к новым лицам.

– На лестницу, – повторил сопровождающий.

Узкая деревянная лестница тянулась вверх вдоль левой стены к небольшому балкону, и потертые ступени опасливо скрипели, когда на них наступали. Здесь оказалась еще одна дверь, за ней длинный темный коридор, ведущий, должно быть, через всё крыло. Свет падал из редких узких бойниц, его хватало ровно настолько, чтобы не споткнуться о неровности каменного пола. В одном месте источник света оказался с непривычной стороны – в узкой нише глухого балкона светилась дыру в центре нужника, оттуда ощутимо поддувало.

– Сюда, – бородач раскрыл очередную дверь и указал жестом. – Пришли.

Тот самый неуловимо узнаваемый запах шел отсюда – запах щелока, выпаренной древесной золы, которым мылись те, кто победнее, кто не мог себе позволить сальное мыло. Этот терпкий дух стоял в воздухе практически осязаемо, смешиваясь с влажными парами и запахом человеческих тел.

Первым, что бросалось в глаза, была крупная деревянная бадья, возле которой, на длинной лавке, сидело шестеро закутанных в грубые хлопковые простыни детей – четверо мальчишек и две девчонки, все разного возраста, но не сильно старше Улисса. Все выглядели растерянными, кто-то даже испуганным, они походили на мокрых воробьев, сбившихся на ветке.

На противоположной стороне комнаты высилась гора грязной одежды, возле которой с недовольным видом кряхтела, засовывая обноски в мешок, полная женщина в платке. Возле нее с насмешливым видом стоял крепкий седой мужчина с мечом на поясе, отпускал в адрес женщины какие-то колкости.

Дверь на противоположной стороне комнаты распахнулась, из нее вышел высокий худой мужчина в переднике из свиной кожи и в маске, похожей на короткий птичий клюв, над которым поблескивали два стеклышка в квадратной оправе. Он напоминал важную цаплю и это даже позабавило Улисса. Жаль только, что не получилось подсмотреть что было в комнате, откуда вышел этот странный человек, там мелькнуло нечто большое, белое и красивое.

– Не проколи уринарию, иначе опять все испортишь, – крикнул мужчина в закрывающуюся дверь, потом повернулся к женщине, спросил возмущенно. – Марта, ты опять убиралась в моем рабочем кабинете?

Марта отвлеклась от перебирания обносков, промычала:

– Нет.

– А куда опять запропастились трубки для дренирования? Как мне работать? В этой проклятой дыре хороших стеклодувов днем с огнем не сыскать, чтобы новые сделать!

В ответ на свою эмоциональную тираду он получил лишь безразличное пожимание плечами.

– Свет Единый, как же мне не хватает моей лабории в Аргате, – мужчина-цапля с досадой всплеснул руками, потом, видимо, заметил Улисса, взвился возмущенно. – Еще одного? Зачем? Я не просил!

Бородач указал на мальчика, пробасил:

– Господин Рихтер со второй заставы прислал.

– А сам он где?

– Должно быть, убыл с инспекцией далее… Дык что, господин Вёхнер? Малого в «темную» спустить?

Все это время Улисс то и дело бросал взгляды на других ребят, но те лишь отводили глаза и вообще выглядели каким-то пришибленными, а при появлении «клюволицого» так и вовсе головы опустили. Что бы это ни значило, но Улиссу такое поведение не понравилось. Как и слово «темная».

– Да погоди ты, раз уж привел, – человек-цапля чуть успокоился. – Дай посмотрю.

Он в пару шагов пересек комнату, согнулся в поясе, словно колодезный аист. Из-под стекол на Улисса воззрились серые глаза.

– Почему без маски? – буркнул господин Вёхнер. – Сколько раз говорил, как об стену. Сами будете потом экзорции проводить, помяните мое слово.

Его твердые и холодные пальцы впились Улиссу в плечо, помяли, потом ткнули в живот, в бока, потрогали шею. Всю процедуру худой мужчина сопровождал еле слышным задумчивым бормотанием, особенно не заботясь больно ли мальчику, слышит ли он его или нет.

– Ладно, – наконец он убрал руки, выпрямился. – Возраст хороший, кожа чистая, бубонов не наблюдаю. Хоть и худой изрядно, но видно, что в относительном здравии. Пойдет на выпарки и гепарный элексир.

Сердце Улисса тревожно ёкнуло, глаза лихорадочно принялись искать выход. Он не понимал о чем говорят эти люди, это настораживало, как и чрезмерное к себе внимание, как и все эти ощупывания, разглядывания. И еще эти дети, испуганные и покорные.

Словно ягнята на бойне!

Ему показалось, или он услышал чей-то сдавленный стон?

Господин Вёхнер громко хлопнул в ладони, нетерпеливо потер их. Азартно произнес:

– Что ж, мойте его и к остальным. Сегодня хороший день для лечения, пора приступать…

Вдруг дверь за спиной Улисса распахнулась и он увидел, как дети, стражник, Марта и даже человек-цапля синхронно поклонились.

– Господин барон, – подобострастно пробасил бородач, отходя в сторону.

Прежде Улисс услышал гортанное покашливание, клокочущее и раскатистое, потом его ноздрей коснулся травяной аромат, мятный и пахучий, за которым не очень хорошо скрывались запахи старости и недержания. И лишь потом в поле зрения появился похожий на призрака человек в белой распашной рубашке до пят, с покрытой бурыми пятнами пергаментной кожей, в золотой медвежьей маске, над которой торчали редкие седые волосы.

Должно быть, некогда барон был могучим и крепким, об этом говорили ширина его плеч и огромные руки, явно привыкшими сжимать меч. Годы тянули мужчину к земле, однако он, хоть и шаркающей походкой, но пытался идти с упрямо поднятой головой.

– Мой господин! – Вёхнер подскочил к барону и попытался подхватить того под локоть. – Давайте помогу.

– А ну прочь, пока по роже не получил! – ворчливо отмахнулся старик. – Я еще вас всех переживу, черви.

– Нисколько не сомневаюсь, господин барон. Вижу, наше лечение приносит потрясающие плоды.

Вёхнер сделал длинный шаг назад взялся за ручку двери и распахнул ее, чуть поклонившись.

– Прошу, мой господин, все уже готово.

То, что открылось по ту сторону, не могли видеть сидящие на лавке дети. Для остальных же, видимо, действо в светлой комнате не представлялось ничем особенным.

Но не для Улисса!

Он остолбенел, ощущая, как его разум погружается в серую пропасть, не желая осознавать увиденное.

Белоснежная ванна с серебристым ободком, столик на тонких ножках, ажурная этажерка с блестящими пузатыми бутылочками.

Бордовые капли на белой поверхности, тонкие лезвия и маленькие клещи на столике. Алое, струящееся по прозрачным трубкам.

Мужчина в свином переднике и в птичьей маске, мерно качающий небольшую помпу. Наклонная крестовина и человеческое тело на нём, раскрытое посередине, будто малиновый пирог. Слишком худое и маленькое, чтобы принадлежать взрослому.

Мальчик, мертвый и уже мраморно белый, слепо смотрящий на Улисса остекленевшим взглядом.

Ноги сами рванули прочь, в сторону выхода за спиной. Голова не думала, в мозгу билась лишь одна мысль: «Бежать! Все равно куда, но бежать!».

Его бы никто не успел поймать, никто не ожидал такой реакции – никто, кроме барона. Он стремительно для своего дряхлого вида выбросил руку и схватил Улисса за локоть, сжал так сильно, что та враз онемела.

– Куда, червяк? – зашипел барон, притягивая его к себе.

Улисс действовал бездумно. В кулаке каким-то чудом оказался последний подарок матери, и он ударил в то, что пугало его сейчас больше остального.

Барон завыл, отпуская мальчишку и хватаясь за лицо. Между пальцами, прикрывающими правый глаз, торчал блестящий кончик старой вязальной спицы.

Улисс всем телом бросился на дверь, вышиб ее и оказался в коридоре. За спиной уже ревели, топали и проклинали. В другом конце каменной кишки появился солдат с обнаженным кинжалом в руке.

Выход был лишь один, он почти исчез из виду в темноте неглубокой ниши.

Не задумываясь о последствиях, Улисс прыгнул ногами вперед, молясь Свету чтобы не застрять. Голодание последних дней все же не оказалось напрасным – он с легкостью провалился в гнездо нужника, лишь задев затылком каменную кромку. Полетел вниз, видя перед собой мелькания серой стены. Удар о землю сложил его пополам и выбил воздух из легких, но это казалось сущей мелочью, сложнее было вскочить на подгибающиеся ноги и бежать дальше.

Должно быть, сегодня Свет Единый решил воздать Улиссу за все страдания и лишения. На улице уже сгущались сумерки, а стража барона не успела зажечь все факелы, отчего по углам и вдоль стен оставалось достаточно спасительной тени для перепуганного беглеца. Пока на крики барона сбегались солдаты, Улисс смог добраться до ворот незамеченным. Створки уже начинали закрывать, скрипя тяжелыми петлями. Больше не скрываясь, мальчишка бросился прямо сквозь них, между двумя мужчинами с длинными алебардами. Не оглянулся на окрик, лишь запетлял зайцем, когда вслед со свистом полетели арбалетные болты. С хрустом влетел в орешник, пропихнулся сквозь него в темный лес и побежал дальше, прикрываясь руками от хлещущих по лицу веток.

За ним гнались. Он слышал рев боевых рогов и казалось, что они прямо за спиной. Слышал лай собак, крики и свист. Иногда все смолкало и тогда Улисс позволял себе перевести дух, тщетно сдерживая горячее дыхание и таращась в черноту ночи. Но потом все начиналось вновь, уже с других сторон, и он с ужасом понимал, что его окружают, загоняют, словно лисицу. Несколько раз врезался в стволы деревьев, падал, всхлипывая и еле сдерживая слезы. Когда в очередной раз споткнулся о невидимый корень и чуть не разбил голову о камень, попытался забиться между корнями поваленного дерева. Услышав отдаленный собачий вой, вылез обратно и принялся на ощупь карабкаться на ближайшее дерево, надеясь, что там сможет пересидеть погоню. Лез пока ствол под руками не сделался совсем тонким, и не закачался из стороны в сторону, подставляясь холодному ветру.

Сколько он так сидел Улисс точно не знал. Глаза понемногу привыкли к темноте и он даже смог различить изломанную грань между вершинами черного леса и низким темно-серым небом. Несколько раз ему казалось, что он видел отсветы факелов, но то было так далеко, что вполне могло просто привидеться.

Наверное он задремал, потому что проснулся от того, что начал съезжать вниз. Испуганно приник всем телом к стволу, понимая, что замерз до такой степени, что почти не чувствует ног. Принялся растирать их ладонями, попутно оглядываясь по сторонам.

В лесу было подозрительно тихо, лишь ветер изредка скрипел старыми деревьями. Ни лая собак, ни голосов людей барона – лишь какой-то чуть слышимый звук, то ли стрекот цикад, то ли хруст сухих листьев.

На соседнем дереве что-то шевельнулось, беззвучно и осторожно. Улисс протер глаза принялся всматриваться в переплетение веток – при желании, он мог бы туда допрыгнуть.

Или кто-то мог допрыгнуть оттуда?

На соседнем дереве определенно кто-то сидел, на одной с ним высоте, также обхватив ствол и свесив ноги. Детали все никак не получалось рассмотреть, этот «кто-то» словно постоянно ускользал от пристального взгляда.

Или от голода и холода уже мерещится всякое?

Или это создание Пустошей, вышедшее ночью на охоту?

Черная фигура внезапно отделилось от дерева и потянулось в сторону Улисса, вытягиваясь и удлиняясь, будто дым от костра.

– Свет Единый, защити! – запричитал Улисс, торопливо опуская глаза и соскальзывая вниз. – Свет Единый, обереги!

Ветки ломались под ногами и сыпались в темноту. Запоздало пришла мысль, что на земле могут ждут другие чудовища, но и оставаться на дереве сил не было. Единственное, что Улисс сейчас мог, что уже спасло ему жизнь, так это бежать, пусть даже в неизвестность.

С шумом съехав по стволу, царапая живот и руки об острые чешуйки коры, на ватных ногах поскакал прочь, сдирая с тела рубашку и заматывая ею лицо.

Нельзя, чтобы демоны запомнили его и потом нашли среди спящих!

Что-то шелестело по пятам, и Улисс не останавливался, не щадил себя, продираясь через ветки и прыгая через канавы. Застрекотало слева и справа, по волосам что-то пронеслось, будто легкая паутина, липкая и тянущаяся следом. Он замахал руками, пытаясь отогнать от себя невидимую тварь, ударился о внезапно возникшую ветку и покатился куда-то вниз, считая ребрами бугры корней и трухлявые остовы пней. Вскочил, тяжело дыша.

Что-то пронеслось сквозь него, аж сердце защемило. Но верно помогли молитвы – никто им не завладел, никто руки-ноги не оторвал.

За спиной бухнуло, раз, другой. Захрустели ломаясь ветки, затрещали тяжелые сучья.

Кто-то огромный и тяжелый шагал по пятам, раздвигая деревья и давя кусты. И с каждым шагом дистанция между ними сокращалась.

Улисс заорал, бросился вперед, закрыв лицо руками. Прорвался сквозь заросли подлеска, выбежал на простор, где уже открыл глаза. Закричал пуще прежнего.

На него надвигался огонь, его багряной свет подсвечивал лицо демона!

Точнее, лица. Одно будто спящее, мужское, с сомкнутыми веками. Второе – свирепое, зубастое, с огромными желтыми глазами. Эти лица плыли отдельно, друг за другом, раздвигая собой темноту.

Завидев застывшего Улисса, демон рявкнул, подался к нему, но тут же вернулся обратно, проплыл мимо. А за ним потянулось что-то большое, высокое, скрипучее и бряцающее словно утварь жестянщика в ветреную погоду. А дальше – еще одно, уже с зеленым огнем, а за ним – еще.

Опешивший Улисс не сразу сообразил, что стоит на дороге, по которой мимо неторопливо катятся большие крытые телеги, запряженные самыми обычными лошадьми.

В лесу позади протяжно застонало падающее дерево. Улисс вздрогнул и без раздумий прыгнул под болтающийся полог одной из телег, перевалился через деревянный борт, уперся спиной в набитый тряпками куль, свернулся клубком и затих, слушая мерный скрип колес.

Звук убаюкивал, успокаивал. Улисс пытался удержать тяжелеющие веки, но в итоге сдался, успев запомнить лишь одно – короткую надпись на деревянной стенке: «Доктор Брю».

3. Максимилиан Авигнис

Он несколько раз всплывал к свету и видел странные пугающие пейзажи – бескрайнюю долину черных башен с вырывающимися из окон языками пламени, зеркальное озеро, покоящееся в глубине костяного кратера. Видел огромную гору, испещренную пещерами, видел заброшенные деревенские дома, ползущие через поля словно гигантские крабы. Видел вереницы странных существ, бредущих по вулканической пустыне.

Видел укутанного в теплый плащ человека, застывшего на обломке скалы, что подобно кораблю плыл по бескрайнему морю.

Видел себя словно со стороны, худого и изможденного, балансирующего на краю обрыва.

Но каждый раз после «всплытия» его вновь утягивало во тьму, где истязали и мучили, раз за разом утаскивая все дальше и дальше от света. Бесполезно кричать, сопротивляться или молить о пощаде, здесь у него не было ни сил, ни голоса.

Так продолжалось вечность.

А потом его спасли.

Южанин Анук, круглолицый наг-язычник, сидел у костра, скрестив ноги, и со вкусом грыз полоску вяленого мяса. Он служил у капитана Себастьяна Равса и умел «ходить за душами» и «видеть следы других миров». Личину наг не носил, вместо этого чернил лицо золой от костра, и еще никогда не смотрел в глаза, говоря, что это двери в обе стороны.

Заметив, что Максимилиан смотрит на него, Анук протянул в его сторону изжеванный кусок оленины.

– Спасибо, не надо, – ответил Максимилиан, закашлявшись.

Сорванное горло все еще болело и слова давались тяжело. Один из гостальеров, Клобунт, сказал, что никогда не слышал, чтобы одержимые так ревели и рычали, а уж он «этого добра всяко навидался».

– Ноги убери, пока не отрубил, – пнул в голень проходящий мимо Годвен. – Подобрали балласт, будто своего не хватало.

Максимилиан торопливо подогнул ноги, потер место удара.

Проводник Годвен ему не нравился – маленький сутулый человек с повадками хорька при любом случае нелицеприятно высказывался по поводу спасенного мальчишки, всячески старался его толкнуть или стукнуть, показывая насколько не рад появлению нежданного попутчика. Максимилиан не понимал почему к нему такое отношение, тем более, что остальные шестеро из команды капитана если не были к нему добры, то уж точно неприязни не испытывали. И не сомневался – если бы не командир отряда, Годвен давно бы бросил его умирать, а то еще и помог своим длинным солдатским ножом.

Максимилиан поискал глазами капитана. Себастьян Равс, статный белокурый мужчина с аккуратной бородой и яркими синими глазами, стоял на границе лагеря и что-то обсуждал с Эдит, лекарем команды, носящей на плаще фибулу Ордена Клематис. Как и подчиненные, капитан носил набивную куртку с тесьмой по бокам, крепкие кавалерийские штаны и сапоги с отворотами, но в отличие от Годвена или гостальеров умудрялся содержать свою одежду в относительной чистоте и аккуратности. Во время переходов он надевал неоднократно правленую кирасу и широкополую шляпу, маску носил самую простую, из клееной кожи с прорезями для глаз. На шее капитана поблескивал небольшой амулет с двумя разноцветными самоцветами, на руках сухо постукивали наборные браслеты-обереги, на поясе висел кисет-ляпись со множеством одухотворенных камней, которыми Себастьян Равс управлялся крайне умело.

Максимилиан повел плечом, попытался незаметно почесать над лопаткой, где под повязкой зудел вживленный под кожу камень. Это заметила Эдит, погрозила кулаком.

Максимилиан ни разу не видел ее без полупрозрачной серой ткани, закрывающей лицо. Даже во время еды храмовница отходила в сторону и садилась спиной ко всем остальным. Ее спокойный голос всегда был строгим и скупым на эмоции, движения вкрадчивые и очень выверенные. От одежды устойчиво пахло мазями и притирками, а под плащом висел небольшой изогнутый лук. И если Эдит что-то утверждала, с ней не спорил даже капитан.

Полной её противоположностью были гостальеры, Клобунт, Дормунт и Ягор. Охотники на призраков под патронажем Ордена Фурадор, в своих черных кожаных жилетах с вырезанными символами и заклинаниями, с серебристыми мечами-крюками и целыми сумками всякой полезной снасти были довольно разговорчивыми и постоянно подшучивали то друг над другом, то над Годвеном и Ануком. Даже маски у них были одинаковыми, плетеными из красной лозы, поэтому Максимилиан иногда путал кто из них кто.

Камень под кожей вновь зачесался и чтобы отвлечься от навязчивого зуда, Максимилиан решил немного размяться. С кряхтением, будто старик, поднялся, сделал несколько шагов. Остановился, раскачивая руками туда-сюда.

Болели мышцы, болели кости и суставы. Саднили порезы, неприятно ныли синяки. На пальцы было неприятно смотреть, они распухли и почти на каждом был поломан или сорван ноготь. Эдит сказала, что большинство ран он нанес себе сам и обильные царапины по всему телу были тому подтверждением.

Они нашли его в камнях возле старой мельницы. Прошли бы мимо, если бы не Анук, заметивший мальчишку в хорошей, хоть и грязной одежде, у которого «душа еще не покинула тело». Обычно не дело экспедиции заниматься одержимыми, тем более в Пустошах, но капитан внезапно сжалился над Максимилианом, приказал провести экзорцию.

Обряд занял вечер и почти целую ночь, выдался мучительный и затратный. Этот период Максимилиан уже припоминал, и, честно говоря, со стыдом. Его, словно рыбу, вытаскивали на поверхность, одновременно разгоняя тьму и обрывая все связи с иными мирами. Сидящие в теле призрачные паразиты не желали сдаваться, заставляли Максимилиана кусаться, лягаться, рычать и испражняться.

Анук сказал, что душа почти опустилась в третий мир, в мир мертвых, но ее успели вернуть назад. И хорошо, что внутри оказались лярсы, а не демоны, иначе все могло закончиться плохо, причем, не только для Максимилиана.

Сказал, что Пустоши не любят отпускать добычу, что они всегда возвращаются за своим.

Когда Максимилиан пришел в себя, мокрый, липкий, рыдающий, земля вокруг была будто перепахана, рядом валялись опустошенные и расколотые камнедухи. Один из самоцветов Эдит засунула ему в разрез над лопаткой, туго забинтовав рану. Капитан сказал, что это якорь для души, что темные силы не смогут увести ее за собой – правда теперь Максимилиан не сможет видеть сны. И что защита временная, по возвращении домой нужно будет сразу показаться служителям Ордена Радиус.

При мыслях о доме сами собой наворачивались слезы, а к горлу подступал горький ком. Максимилиан до сих пор не мог принять событий той ночи, они произошли будто и не с ним вовсе. Кровь на стенах, мертвое лицо матери, отец среди разбитой мебели и тот человек в плаще – все это казалось таким далеким, ненастоящим, дурацким розыгрышем, ночным кошмаром.

А еще страшная мысль, от которой Максимилиан старательно отмахивался, но та будто ядовитая сколопендра все равно находила лазейку – это он открыл окно той девчонке, он впустил в дом демона.

Это он виноват во всем.

В такие моменты хотелось убежать в Пустоши, чтобы понести самое страшное наказание. Ведь если все так, если его родные мертвы по его вине…

Максимилиан посмотрел под ноги, где на земле, вокруг лагеря, был начертан защитный круг с хитрым орнаментом из знаков и Слов, с торчащими колышками и «солнечной солью» внутри. Закрыл глаза.

– Эй, пацан! – раздался сзади окрик. – Примерь.

Рядом на землю хлопнулись потертые сапоги из бурой телячьей шкуры. Максимилиан обернулся – за спиной стоял Ягор по кличке «Заноза», самый молодой и низкорослый в экспедиции. Гостальер уже поделился с ним штанами, которые, правда, пришлось перевязывать в поясе шнурком, теперь вот выудил из походной сумки сапоги.

– Если будут велики – тряпок набей, – прокомментировал Ягор. – Порвешь – уши отрежу, ясно?

– Ясно, – кивнул Максимилиан. – Спасибо.

– Я серьезно, – повторил гостальер. – Это дорогие сапоги. Если что – уши отрежу и ожерелье сделаю.

Максимилиан нахмурился, отставил обувь в сторону, не желая брать на себя такую ответственность.

– Эй, Заноза! – вмешался Клобунт, правящий кинжал на узком камне. – Харэ мальчонку стращать! Ему что, в твоих говнодавах летать прикажешь?

– Постой-ка! – подхватил третий гостальер, рыжий бородач Дормунт. – Это его заговоренные «безотказные близнецы»? Те самые, в которых он пытался девку в Райтане снять?

– Они самые! – хохотнул Клобунт.

Гостальеры засмеялись, гортанно и заразительно.

– Бери сапоги, пацан, – махнул рукой Дормунт, хрюкая и вытирая слезы. – Самое большее, чем ты рискуешь, это помереть девственником.

Заноза сначала нахмурился, собираясь что-то ответить товарищам, потом сам прыснул от смеха, выдавив между вдохами:

– Зато у меня… Ха-ха… Стручок волдырями не пошел, как у некоторых…

– Тише, – негромко, но твердо приказал капитан, убирая в продолговатый короб многослойную карту. – Не то место, чтобы ржать, как кони.

– Это вообще не то место, где мы должны быть к этому моменту, – недовольно прошипел Годвен, швыряя на землю собранную походную сумку. – Из-за этого недопеска сутки потеряли.

Гостальеры хохотать прекратили, но все еще пофыркивали в нос, собирая вещи в дорогу.

– К вечеру будем у Камелко, – ответил на реплику проводника капитан. – Оттуда до перевала рукой подать.

– Мы потеряли день, – с нажимом напомнил Годвен. – Теперь мимо старых штолен идти опасно. Других путей на перевал я не знаю.

– Мы оставим штольни в стороне, – сказал Равс. – Пройдем по Карнизу.

Проводник скорчил такую рожу, словно услышал что-то глупое. Выпятил губу и протянул, кивая головой в сторону Максимилиана:

– По Карнизу? С этим засранцем?

Максимилиан сжал кулаки, ощущая как краснеет. Будь рядом отец или Роланд, этот вонючий енот поплатился бы за свои слова!

– Если не хочешь идти по Карнизу – ищи другой маршрут, – жестко ответил капитан, которому надоело это препирательство. – Или зачем ты мне нужен тогда?

Годвен не выдержал прямого взгляда командира, отвел глаза и буркнул:

– Как пожелаете, господин капитан.

– Выпей, – рядом с Максимилианом появилась Эдит и требовательно сунула в руки деревянную миску с вонючим травяным варевом.

– Что это? – спросил мальчик, стараясь не дышать густым едким паром.

– Пей, – женщина ткнула пальцем ему в грудь. – Иначе сил не хватит идти.

Она была права, Максимилиан все еще ощущал слабость в теле. Хотелось сидеть и не шевелиться, а еще лучше свернуться под теплым шерстяным плащом и проспать несколько часов.

– Будешь отставать – бросим, – сказала Эдит, словно прочитала его мысли. – Тебя спасли, но дальше тащить никто не станет. Экспедиция важнее слабого мальчишки.

Уши Максимилиана вспыхнули, он зажмурился и в несколько быстрых глотков осушил содержимое миски. Горячая жидкость будто прожгла путь по горлу в живот, где затаилась булькающим болотом, источая ядовитые миазмы. Максимилиан не выдержал и громко рыгнул, запоздало прикрыв рот рукой. На губах остался горький привкус полыни.

– На привале выпьешь еще, – миска исчезла в широких рукавах Эдит. – И вот, надень. Лучше, чем ничего.

Она выудила откуда-то из-за пояса холщовый мешочек с прорезями для глаз.

– Спасибо, – поблагодарил Максимилиан. – Я не подведу, обещаю!

– Мне не интересны твои обещания, – глаза Эдит блеснули под шелковой тканью. – Просто делай, что нужно.

Экспедиция собиралась в дорогу привычно быстро. Максимилиан только успел приладить на ноги сапоги, которые действительно оказались хорошего качества, да еще и почти в пору, а люди капитана уже собрались возле охранного круга, вытаскивая из земли колышки.

– Готов?

Максимилиан поднял голову, торопливо вставая на ноги.

Над ним возвышался капитан Равс в своей помятой кирасе, в пыльном плаще, перетянутый ремнями походных сумок и с коротким палашом на поясе. Глаза из прорезей маски окинули мальчика внимательным взглядом.