Текст книги "Таблетка полиглота. Как изучать иностранные языки"

Но постепенно прислушался, и что-то стало даже нравиться. Особенно зацепила песня «Emmenez-moi», причем именно с языковой стороны. В этой песне есть отрезки, которые поются с такой скоростью, что, как мне казалось, эти слова не только невозможно произнести в том же темпе, но даже нельзя просто полностью расслышать. Например, эти:

 
Ils viennent du bout du monde
Apportant avec eux
Des idées vagabondes
Aux reflets de ciels bleus
De mirages
Traînant un parfum poivré
De pays inconnus
Et d’éternels étés
Où l’on vit presque nus
Sur les plages.
 

Но произнести этот набор звуков все-таки хотелось. Поэтому пришлось применить принцип, которому нас учил мой любимый преподаватель фонетики в университете Дмитрий Павлович Моросеев. Принцип простой: Работайте со слогом. Отрезок речи, трудный для произнесения, разбивается на слоги и проговаривается по слогам максимально четко и многократно с постепенным увеличением темпа. Через какое-то время фразы песни стали произноситься относительно легко и без бумажки, а еще через какое-то время стало понятно, что забыть этот текст или разучиться его произносить стало невозможно. И спустя 20 лет я могу произнести его в любом темпе без подготовки, хотя делаю это нынче нечасто. Но способность эта сохраняется и в ней максимально отчетливо проявляются основные признаки навыков:

• Слитность движений – объединение ряда простых движений в единое целое, когда тексты не конструируются заново по одному слову, а воспроизводятся готовыми блоками.

• Отсутствие значительного напряжения, лишних действий, высокая скорость и точность выполнения деятельности.

• Высокая устойчивость, позволяющая успешно выполнять деятельность даже под воздействием неблагоприятных факторов (усталости, плохих внешних условий, при помехах, шуме и т. д.).

• Прочность запоминания действия. Сформированный и достаточно закрепленный навык не исчезает даже при длительном отсутствии практики (научившись плавать, ездить на велосипеде, кататься на коньках, человек может выполнять эти действия даже после многолетнего перерыва).

Все эти теоретические сведения о навыках мне предстояло узнать намного позже, а тогда просто продолжалось мое знакомство с творчеством Азнавура. И это был уникальный опыт соприкосновения с наследием крайне талантливого, если не гениального человека. За свою жизнь он написал порядка 1300 песен, являясь прежде всего автором нетривиальных и интересных текстов, а во многих песнях и автором музыки. И это тот редкий случай, когда, не понимая, о чем песня изначально и узнавая перевод, ты очаровываешься ею еще больше. В течение где-то пяти лет меня было не оторвать от его песен, я слушал их каждый день по несколько часов. Распечатывал тексты и переводил по слову со словарем. Параллельно периодически заглядывал в грамматику, чтобы понять основные принципы связи слов между собой. В результате такого прослушивания и (чего скрывать) пропевания я выучил наизусть около четырехсот песен. Причем специальной задачи их выучить я перед собой не ставил, все вышло как-то само собой. Но запомнил я их примерно на том же уровне автоматизации, что и вышеназванный отрывок. И конечно, выучив столько слов и фраз, я тем самым освоил французский язык на уровне, вполне достаточном для повседневного общения.

И еще тогда я понял, что для обучения иностранному языку это важный момент: каким-то образом я научился произносить тексты на незнакомом мне языке и научился делать это очень качественно, с высоким уровнем автоматизации, способным сохраняться годами. Стало понятно, что есть какой-то особый тип знания, приобретя который однажды, ты сохраняешь его надолго, если не навсегда.

В принципе, то же самое происходит и с такой всем известной вещью, как скороговорки. Со скороговорками я вплотную столкнулся на первом курсе университета на занятиях по фонетике у того же Дмитрия Павловича и, думаю, каждый из нашей группы до сих пор помнит все их наизусть и может воспроизвести в том же темпе, как и тогда, на первом курсе. И то, что настолько прочное знание в принципе достижимо, имеет крайне важное значение для всех, так или иначе связанных с обучением.

К сожалению, механизм этого процесса я не понимал ни во время своего обучения, ни после его окончания, когда уже сам начал преподавать. Я вообще не осознавал важность этого вопроса. Тема навыков в курсе обучения в университете оказалась совершенно не раскрыта, и все мое представление о навыках в тот момент находилось исключительно на обывательском уровне. Осознание началось лишь спустя пару лет после окончания университета, во время обучения в аспирантуре. В то время я старался найти и прочитать максимальное количество книг для своей диссертации, темой которой была риторика. А как известно, одной из основных проблем риторики являются публичные выступления.

Еще в 20-х годах ХХ века один из основателей неориторики американец Дейл Карнеги привел интересный факт, что для большинства американцев страх публичных выступлений является более сильным, чем страх смерти. И именно страхам или фобиям была посвящена одна из книг, которую я как-то «случайно» (убежден, что случайностей в жизни не бывает) взял в магазине с полки. Это была книга известного врача-психотерапевта Андрея Курпатова, и должен сказать, что дальнейшее знакомство с его книгами сыграло большую роль в формировании моих собственных методических представлений об обучении.

Так вот, оказалось, что фобии – это очень интересная вещь, к тому же имеющая прямое отношение к обучению. Как известно, фобий имеется огромное количество, и почти у каждого есть хоть какая-то одна. Кто-то боится замкнутых пространств, кто-то – открытых, кто-то – высоты, животных, насекомых или людей. Но самым интересным оказалось то, что любая фобия – это результат обучения! Точнее – научения. Всякая фобия – это результат того, что человек сам научился бояться чего-то особенного, хотя раньше, в детстве, он чаще всего даже подумать не мог, что этого можно бояться. Например, ездит человек все детство и юность прекрасно себе в метро, а потом вдруг в 25 лет начинает этого бояться и доходит до того, что перестает заходить в метро вовсе.

В конечном счете выученные наизусть песни Азнавура, отработанные скороговорки или различные фобии – все это примеры навыков, приобретаемых в процессе обучения. В отличие от тысяч других повседневных навыков, вроде завязывания шнурков или нажатия на выключатель, они все же являются не столь рядовыми, чтобы пройти мимо них, не замечая. Эти навыки обратили на себя мое внимание именно в профессиональном контексте и в русле собственных попыток поиска наиболее правильного пути обучения других людей иностранным языкам. Я попытался разобраться, что именно лежит в их основе и как можно использовать эти принципы в дальнейшей преподавательской деятельности.

Основной вклад в объяснение механизмов формирования навыков внес великий русский физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности академик и нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов. Приступая к освоению новых навыков в учебном процессе, крайне желательно иметь представление о физиологической основе их формирования, чтобы двигаться к намеченной цели по кратчайшему и наиболее эффективному пути. Поэтому дальше мы кратко рассмотрим некоторые основные физиологические механизмы формирования навыков, учет которых является неотъемлемым условием полноценного обучения.

Физиологические основы обучения

«Повторение – мать учения». Эти слова мы слышим с детства. Они давно уже стали народной мудростью, а вместе с этим – опустевшим клише и речевым штампом, который мы произносим, не задумываясь о его реальном наполнении. Мы относились бы к этим словам намного более серьезно, если бы более отчетливо представляли себе, что именно творится с нашим организмом в ходе этого самого повторения. А творятся там под влиянием обучения прямо-таки нешуточные изменения, прежде всего в нервной системе!

Действительно, навык обычно вырабатывается в процессе обучения и тренировки в результате многократных повторений какого-либо действия. С точки зрения нейрофизиологии весь смысл обучения – это установление в мозге новых связей между клетками мозга – нейронами – и придание этим связям максимально возможной прочности.

Чтобы выполнение каких-либо действий (например, игра музыканта, движения спортсмена или речь оратора) стало виртуозным, в коре головного мозга должны последовательно объединиться множество нейронов в единую нейронную цепь. Эта цепь будет отвечать за выполнение необходимых движений. Опытному музыканту или спортсмену уже не обязательно следить за последовательностью нот или положением тела во время игры. Многократное повторение приведет к автоматизации, а необходимые движения «впечатаются» в кору его мозга.

Всем знакомо, что при первом выполнении нового для нас действия мы делаем его плохо, медленно и неуверенно. Например, при первой попытке съехать на лыжах даже с небольшой горки больших успехов можно не ожидать. Происходит это потому, что нервные клетки, участвующие в выполнении данного действия, еще не связаны прочно между собой, нейронные связи слабые, и нервный импульс проходит по ним медленно, с потерями и «помехами».

Однако когда мы повторяем действие несколько раз, происходит что-то вроде чуда. Нервные клетки под воздействием нервного импульса, по сути, под воздействием электрического тока, начинают вырабатывать особое вещество миелин. Миелин буквально накручивается рулоном на длинный отросток-аксон, идущий от одного нейрона к другому, и выступает в роли «электрической изоляции кабеля» (см. рисунок). При этом возникновение такой миелиновой оболочки (миелинизация) увеличивает скорость прохождения нервного импульса на порядок. И когда выработается достаточное количество миелина, мы приобретаем желаемый навык, разучиться которому практически невозможно. Это действие мы сможем выполнять легко и непринужденно, хоть «среди ночи разбуди», и подобное умение сможет в дальнейшем значительно облегчить нашу жизнь.

Рис. 2

Это особенно важно при изучении иностранных языков, так как каждая сказанная нами фраза – это довольно сложный комплекс навыков, в основе которых как раз лежит процесс миелинизации. Выработали в ходе занятий нужное количество миелина – можем говорить быстро, легко и без ошибок. Если миелина мало – не можем.

Другим механизмом создания нейронных связей являются так называемые «дендритные шипики», открытые нобелевским лауреатом Эриком Канделем. Он выяснил, что в процессе повторения каких-либо действий, то есть в процессе обучения и, опять же, под воздействием нервного электрического импульса, на нервных клетках образуются маленькие наросты – шипики. Дендритные шипики отвечают за возможность обучения и формирования памяти. Благодаря этим отросткам площадь соприкосновения наших нервных клеток может увеличиваться, и нейрон может легко подключаться к тем или иным соседним клеткам и быстро от них отсоединяться, контролируя возможность получения сигнала.

Рис. 3

Поэтому настоящее обучение – это не просто «разговоры на научные темы», а процесс, немного сходный с хирургической процедурой, когда в организм вносятся реальные изменения на физиологическом уровне, а самое ценное в обучении – это полученный в ходе него миелин и выращенные нейронами шипики. Именно за миелин и шипики (а не за «корочки») имеет смысл платить своим временем, силами и деньгами, получая какое-либо образование. А хорошее обучение – это то, которое дает обучаемым максимальное количество миелина и дендритных шипиков (как бы забавно это ни звучало)!

В результате повторений какого-либо действия нервный импульс многократно проходит по одной и той же нейронной «дорожке», запуская процесс выработки миелина и связывая участвующие в производстве данного действия нейроны в единую цепь. Таким образом, в мозге записывается как бы «программа» выполнения действий, позволяющая в дальнейшем выполнять их автоматически, не затрачивая особых усилий. Такая программа автоматического выполнения действия называется в нейрофизиологии динамическим стереотипом. А внешним проявлением наличия в мозге динамического стереотипа как раз и является навык.

В словосочетании «динамический стереотип» заложено как будто некоторое противоречие. Ведь стереотип – это нечто устойчивое, а слово «динамика» связано с движением и изменением.

Дело в том, что для формирования динамического стереотипа обычно как раз и нужно произвести определенное действие, которое запустит нервный импульс по нейронной цепочке, или подвергнуть организм воздействию некоторых внешних факторов, в ответ на которые мозг начнет вырабатывать определенную реакцию. В любом случае нужна какая-то динамика, внутренняя или внешняя. Если организм находится в неподвижном состоянии, а в окружающей обстановке тоже полная тишь да гладь, то мозгу просто не на что реагировать, и он не сможет прийти в состояние возбуждения, необходимое для формирования нейронных связей.

Выработка динамического стереотипа представляет собой значительную нагрузку на центральную нервную систему, поскольку мозгу и всему организму требуется перестраивать привычные и удобные способы деятельности, прокладывать для себя новые пути движения по незнакомой территории. Однако эти затраты полностью окупаются! Ключевым моментом здесь является тот факт, что однажды выработанный стереотип автоматизируется и становится инертным, то есть не исчезает и не разрушается даже спустя очень долгое время, а значит, человеку не нужно будет впредь заново учиться данной деятельности. Мы уже упоминали, что человек, однажды научившись, практически не может разучиться плавать, кататься на велосипеде или на коньках. И все это именно благодаря инертности созданного динамического стереотипа.

Проиллюстрировать эту схему можно с помощью все тех же скороговорок, например, Корабли лавировали-лавировали, да не вылавировали. Если вы ранее не разучивали специально эту скороговорку, то первая попытка ее произнесения гарантированно закончится неудачей. И вот тут у вас будет отличная и наглядная возможность последить за тем, как «выращивается» динамический стереотип.

Первый этап формирования динамического стереотипа – это разделение сложного действия на простые операции. В случае с речевыми фрагментами – разделение данной фразы на слоги: Ко-ра-бли ла-ви-ро-ва-ли, ла-ви-ро-ва-ли, да не вы-ла-ви-ро-ва-ли.

Второй этап – многократное произнесение вслух фразы по слогам, сначала медленно и отчетливо, потом, по мере освоения, с увеличением темпа: Ко-ра-бли ла-ви-ро-ва-ли, ла-ви-ро-ва-ли, да не вы-ла-ви-ро-ва-ли. Ко-ра-бли ла-ви-ро-ва-ли, ла-ви-ро-ва-ли, да не вы-ла-ви-ро-ва-ли. Ко-ра-бли ла-ви-ро-ва-ли, ла-ви-ро-ва-ли, да не вы-ла-ви-ро-ва-ли… и т. д.

В процессе каждого такого повтора в мозге записывается и обновляется программа выполнения данных речепроизносительных действий, происходит становление динамического стереотипа, в результате чего произнесение становится все более простым и естественным. Чередуйте повторения с отдыхом, не пытайтесь добиться формирования динамического стереотипа за пять минут – это невозможно. Мозгу нужно время и энергия для выработки новых нейронных связей.

И вот, после очередного перерыва в тренировке, произнося эту фразу, мы обнаружим, что вышли на новый уровень: то, что казалось совершенно непроизносимым и невозможным, стало произноситься на одном дыхании без всяких усилий. И через много месяцев и лет мы сможем произнести то же самое, ничуть не затрудняясь. Динамический стереотип сформирован – распишитесь в получении! Теперь он ваш практически навсегда!

Сформированные речевые динамические стереотипы позволяют нашей речи, всему тому, что мы говорим, функционировать по принципу условного рефлекса, суть которого выражается формулой СТИМУЛ ® РЕАКЦИЯ. В конце концов способность при виде любого предмета мгновенно вспоминать его название на родном языке или, попадая в какую-то стандартную ситуацию, спонтанно и автоматически использовать подходящие слова и речевые штампы – это не что иное, как обычный условный рефлекс, такой же, как слюноотделение у собаки при свете лампочки, означающем, что сейчас ей дадут мяса.

Именно условный рефлекс позволяет нам мгновенно выбирать правильную и нужную форму слова, вместо того чтобы в каждом предложении размышлять, какие нам нужны лицо, время, род, число и падеж. Рефлекторный речевой автоматизм позволяет нам не тратить время и силы на окончание фразы «Я зайду сегодня к…» (ты, тебя, тебе, тобой), автоматически предлагая нам нужный вариант «…тебе».

Вообще же, вся человеческая речь – это непрекращающийся поток условных рефлексов, в основе которых лежат соответствующие динамические стереотипы. Таким образом, основные поиски в области преподавания иностранного языка должны проходить в плоскости поисков кратчайшего и наиболее легкого пути формирования необходимых речевых условных рефлексов.

Ну и теперь мы можем, наконец, более точно ответить на вопрос о том, что является главной целью в изучении иностранного языка. Главная цель обучения – выработка стабильно и качественно работающего динамического стереотипа в отношении каждого изучаемого языкового явления, будь то запоминание и использование какого-либо одного иностранного слова, фразы, текста или грамматического явления. В отношении всего, что мы изучаем в иностранном языке, можно и нужно проводить простой тест: можешь ли ты быстро, спонтанно, рефлекторно и правильно использовать изученное явление языка? Если да, значит данная, пусть небольшая и локальная учебная цель достигнута. Если же после изучения сохраняется ситуация «тут помню, тут не помню», а каждое слово приходится выковыривать из памяти чуть ли не вручную, значит, цель обучения не достигнута. Да и самого обучения, по сути, не было. Вы просто поделали какое-то время вид, что учитесь, при этом совместив скорее всего неприятное с бесполезным.

Главный враг навыка – интерференция

Итак, мы с вами договорились считать главной целью в изучении иностранного языка выработку динамических стереотипов и навыков. Теперь надо указать на то, что нам мешает победоносно двигаться к этой цели. Есть у динамического стереотипа один опасный и коварный враг. Он называется интерференция.

Людям, которые знакомы уже с дидактикой и методикой обучения иностранным языкам, это слово наверняка известно. В методике под ним обычно понимают перенесение привычек родного языка на изучаемый иностранный. Например, в русском языке мы привыкли смягчать согласные перед смягчающими гласными (я, ю, е, и) и продолжаем делать это и в европейских языках, в которых большинство согласных не смягчается никогда. И читаем, например, немецкое слово Jacke как [якке], с мягким [к’], хотя он должен сохраняться твердым: [яккэ].

Или привыкли мы в русском языке озвончать глухие согласные перед звонкими согласными, как, например, в сочетании «нас двое» [наздвое] и так же продолжаем читать и в немецком das Buch и Wo bist du? как [дазбух] и [вобизду]. Аж иногда неудобно становится…

На лексическом уровне интерференция наиболее часто проявляется в отношении так называемых ложных друзей переводчика, когда словам, звучащим схоже со словами родного языка, но имеющим в иностранном языке иное значение, приписывается значение слова родного языка (напр., видишь немецкое слово Marmelade и думаешь, ну вот это ясно-понятно – мармелад! А это никакой не мармелад, а исключительно джем).

На грамматическом уровне интерференция часто проявляется в виде переноса синтаксических конструкций родного языка на изучаемый язык. Например, при обозначении возраста в русском языке мы говорим, что МНЕ столько-то лет. И в немецком часто начинаем делать буквальную кальку этой фразы, начиная со слова mir – мне. А в романо-германских языках указание на возраст всегда начинается со слова «я».

Именно в этом, сугубо лингвистическом, ракурсе авторы современных учебных пособий по педагогике и методике освещают проблему интерференции, обращая внимание учащихся на различия между языками и указывая на ошибки, которые чаще всего допускаются при изучении иностранного языка.

И тут кто-то задаст вопрос: А в чем же такая большая опасность интерференции для образования динамического стереотипа? Правильно, при таком понимании интерференции никакой особенной опасности нет, да и не так часто подобные случаи происходят.

А проблема и опасность есть! И упомянутый вид интерференции – это лишь маленькая и еле видимая верхушка интерференционного айсберга, к которому современные учителя и методисты на полном ходу ведут свой образовательный «Титаник», до отказа набитый ничего не подозревающими учениками.

Существует более глубокий и опасный уровень интерференции, обычно остающийся вне поля зрения исследователей. В педагогической и методической литературе его даже никто не называет словом «интерференция». То есть про эту интерференцию попросту никто ничего не говорит, не подозревает, и даже специального слова для нее в методике нет. А раз нет слова, то нет и понятия, и никто даже не представляет себе суть проблемы и ее масштаб.

Вообще, термин «интерференция» изначально происходит из физики: «интерференция – это содействие или противодействие двух или большего числа волн, происходящих от колебательных, периодически повторяющихся движений». Иными словами, это наложение волн друг на друга. Этот термин был введен английским физиком, одним из создателей волновой теории света Томасом Юнгом.

Какой эффект имеет такое наложение волн? В детстве я проводил каждое лето в Твери у бабушки с дедушкой. Жили мы недалеко от берега Волги и, естественно, летом часто ходили на пляж. Одним из любимых аттракционов на пляже были волны от периодически проходивших по реке теплоходов. Был тогда, в частности, такой странный, похожий на тепловоз, теплоход «Заря», поднимавший какие-то чудовищные по речным меркам волны, доходившие детям до пояса и чуть не сбивавшие с ног. И вот мы все время ждали, когда пройдет очередная «Заря», чтобы встретиться с этой редкой и волнительной для нас стихией волн. Но иногда случался облом, когда навстречу теплоходу проплывало какое-то другое судно. В этом случае вместо океанского прибоя до берега доходило несколько чахлых всплесков, как от маломощной моторки, едва достававших до щиколоток. И желаемого эффекта, конечно, уже не было.

Вот в этом и суть интерференции – одна волна создает помехи другой, в результате чего они взаимно ослабляются или уничтожаются вовсе. По аналогии с этим явлением в психологии интерференция трактуется следующим образом: Интерференция – ухудшение сохранения запоминаемого материала под влиянием воздействия (наложения) другого материала. Другими словами, это наложение «волны» информации А на «волну» информации Б в процессе запоминания, при котором происходит искажение информации при ее обработке, что результат, приводит или к частичному усвоению материала, или к неправильному усвоению материала, или не приводит к усвоению изучаемого материала вообще.

В ходе любой деятельности возникают помехи, мешающие ее эффективному выполнению. Именно эти помехи и следует понимать как интерференцию. Мы говорили о том, что для выработки прочного динамического стереотипа нервный импульс должен многократно пройти по одной и то же нейронной «дорожке», и только в этом случае начнет возникать и закрепляться новая нейронная связь. Если на пути нервного импульса будут встречаться помехи, то импульс будет сбиваться со своей «дорожки», теряться, ослабевать и в итоге никакого динамического стереотипа не образует.

Как можно проиллюстрировать создание подобных помех для импульса? Очень просто. Представьте себе, что вы хотите научиться двум вещам – кататься на коньках и жонглировать, не умея делать ни того, ни другого. И чтобы не терять времени даром, вы надеваете коньки, берете в руки мячи для жонглирования и выходите на лед. И начинаете пытаться ногами ехать, а руками жонглировать. Легко понять, к какому результату приведет подобный подход. Нервный импульс вообще не будет знать, в какую сторону ему двигаться, будет метаться в разные стороны и, конечно, никаких нейронных связей в таком хаосе не образует.

Именно поэтому, например, фигуристы, разучивающие новую программу, не стремятся «откатать» ее сразу от начала до конца, а отрабатывают каждый элемент до автоматизма, соединяя их далее в целую программу. Так же поступают все люди, чья деятельность связана с формированием сложных моторных (двигательных) навыков – музыканты, спортсмены, пилоты. Все они в процессе обучения раскладывают сложные действия, которые им необходимо освоить, на максимально простые компоненты, минимизируя таким образом интерференцию. Далее эти компоненты отрабатываются изолированно до формирования прочного навыка и лишь затем комбинируются и объединяются друг с другом.

Тем же путем разделения материала на простые элементы стоило бы идти и при освоении иностранного языка. Но здесь есть две проблемы. Первая – это объективная сложность и трудноразделимость используемых в речи навыков. Чтобы сказать хотя бы одну фразу на любом языке, мы одновременно задействуем минимум три типа речевых навыков. Во-первых, мы должны произнести входящие в эту фразу слова. Как минимум разборчиво, как максимум без акцента. Это фонетический навык. Далее, мы должны выбрать подходящие для нашей фразы слова. Это лексический навык – способность мгновенно понимать значение встреченного слова, либо наоборот, мгновенно находить правильное слово для обозначения какого-либо предмета. И напоследок, слова нужно связать между собой, то есть использовать грамматические навыки. Это, например, автоматическая постановка нужных окончаний глагола или выбор падежной формы. При этом все эти навыки должны проявиться в речи практически одновременно, как бы «аккордом». Крайне затруднительно отделить фонетику от лексики, лексику от грамматики и тренировать все это по отдельности. Но стремиться к этому, по возможности, нужно и, при желании, разделить язык на более-менее подходящие для освоения элементы вполне реально. В этом, собственно, и состоит задача дидактики – максимально подготовить и адаптировать учебный предмет для усвоения, приспособить его к возможностям восприятия обучаемых. Но вторая проблема – это как раз наличие желания заниматься этими вещами у тех, кто нас обучает.

Дело в том, что учителя уже давно освоили эти навыки и забыли, насколько это трудно для новичка, и поэтому обычно предлагают ему освоить гораздо больше навыков, чем это в состоянии сделать обычный человеческий мозг. Чаще всего преподаватели и методисты не видят или не отдают себе отчета в том, насколько изучение языка похоже на спорт или музыку. Основная проблема здесь как раз в том, что подводная часть «интерференционного айсберга» в методике остается полностью незамеченной, про ее опасность никто не знает и не говорит. Информацию об интерференции в том виде, в котором мы здесь ее описали, вы не найдете ни в одном учебнике по методике или педагогике. То есть, проблемы как бы и нет в природе. При этом в любом учебнике иностранного языка можно найти огромное количество совершенно бессмысленных помех (интерференций). Правила, исключения, падежи, спряжения, времена часто валятся «в одну кучу» и при всем желании не успевают усвоиться. В итоге в большинстве случаев изучение языка превращается именно в жонглирование на коньках, где на выходе нет ни коньков, ни жонглирования, а чаще присутствуют характерные травмы и ущерб здоровью.