Текст книги "Человек, который знал об этом городе всё"

***

Фрэнсис Стейп. Прозрачность мысли – вот в чем была его истинная страсть. Быть простым. Конечно, любой может набраться всяких странных словечек и научится ими жонглировать. Но всякий жонглер приковывает взгляд пока его горящие факелы, отданные ловкости рук, то и дело взмывают вверх, однако приковывать взгляд должно не зрелище, а его смысл. И вот жонглер уходит, и ты затем не понимаешь, почему ему думалось украсть у тебя время и почему, ты вдруг остановился здесь, ведь ты куда-то торопился.

Порой Фрэнсис жалел о том, что ничего не знает о своих корнях. Отчасти именно поэтому он и слушал так внимательно Мэри Лэмб, которая умела отличать южан от северян, она различала акценты, могла опознать человека лишь по одному услышанному слову. Она бывала во многих странах и на вопрос, что забыла здесь в этой почти непригодной для жизни гостинице? – Мэри отвечала:

– Раньше было интересно путешествовать по миру. А теперь к этим вылазкам утрачен всякий интерес. Потому что я уже не способна доверять некоторым фантазиям, с которыми жила в тесном союзе всю жизнь. Вдобавок, слишком стара. Но иногда я закрываю глаза и отчетливо вижу: Ах, каждое путешествие! С детства у меня была хорошая память. Пусть же она сохранится до конца моих дней. Я безумно боюсь ее потерять, потому что в таком возрасте – это самое лучшее утешение и самая большая награда.

Мои чувства, моя молодость – все хранится здесь, – сказала она и прижала к груди свой дневник, в который помечала важные события жизни.

Однако лишь после смерти Мэри Лэмб, Мервин узнал из ее дневника, что она безумно боялась старости, что попала сюда из-за своего сына и внучки. Кто-то считал минуты до прихода смерти, думая каким может быть оставленное ею наследство.

Она уехала в другой город, оставив большой загородный дом сыну, наверное, этим подарком, навсегда, и простившись с ним, как с человеком, однако не как со своим сыном. А вот подробности этой истории Фрэнсису неизвестны, вероятно, и не были известны самому Мервину Куперу.

Фрэнсис любил перечитывать дневник Мэри Лэмб. Именно благодаря Мэри он когда-то начал вести записную книгу.

VI

– Побойся подробностей, Фрэнсис Стейп, – громко произнес Мервин, когда Стейп прошел мимо него и поздоровался. Фрэнсис улыбнулся. Купер продолжал:

– Ну, рассказывай. Мне не терпеться узнать, что изменилось на этих улицах. Я уже дней пять, никуда не выхожу – это знак. Изменилось ли что-нибудь с 1961 года? – тембр был насыщенным. Такой голос – он запоминается.

– Мервин, изменилось многое, но если присмотреться, то будто бы ничего. Все те же разговоры о войне, все те же споры о полетах в космос. Однако очень хорошо, что я нашел вас здесь.

– Слушаю тебя с удовольствием, Фрэнс. С тех пор, как ты живешь здесь, не могу нарадоваться, потому что ты ценный собеседник.

– Начнем с первой новости, она очень странна. И, пожалуй, тем, что для меня было совершенно неожиданно такое услышать от незнакомого человека. Я стоял на автобусной остановке, когда подошел пожилой мужчина. Мне, кажется он несколько моложе вас, Мервин, но вид его не внушал уверенности в приятном исходе случайной встречи. Нет, был опрятно одет, и держался недурно, но казалось, что каждый вздох дается ему безумно тяжело. Бросив косой взгляд в сторону, он пошел к автобусу, который уже успел подъехать к тому времени. Затем так случилось, что осталось всего два свободных места. И они были расположены друг напротив друга. Стало волнительно смотреть на пожилого человека, ведь мне показалось: я могу ему чем-то помочь, хотя бы словом. Необходимо было узнать, не нужна ли ему какая-либо помощь. И к своему удивлению, я выслушиваю интересный ответ. Он сказал, уверенным голосом, но, не расставаясь с тяжелым дыханием:

– Нет, со мной все в порядке. Надеюсь, тоже так будете считать. А вот вы почему-то очень, очень грустны. Я заметил, когда стоял на остановке.

– Мервин, ошеломительно. Однако я, введенный этим в тупик, не смог ему ответить. Один взгляд и я разоблачен! Затем старик привстал и продолжил, взявшись за поручень:

– Моя остановка. Пора. А знаете, в чем состоит трюк? Весь фокус в том, что с первого взгляда я увидел в вас собеседника, а вы во мне больного старика. Всего доброго Вам, – договорил Незнакомец и ушел.

Стейп смотрел на Мервина, вероятно, в ожидании услышать от него комментарий к данной ситуации. Но ответа не последовало.

– Ты хочешь спросить о чем-то? – сказал Мервин и тяжело вздохнул, словно не желая влиять своими рассказами уже ни на чью судьбу.

– Скажите, у вас бывали в жизни друзья, работающие барменом? Могли бы вы мне рассказать об этой профессии. Мне хочется…

– Нет, Фрэнсис, у меня не было, и до сих пор нет таких знакомых. Да и сам я бывал в баре всего один раз. Вспоминается смутно, вероятно, все в тот день выглядело чересчур обычно, поэтому особо и не запомнилось, – ответил Мервин. Фрэнсис уже спрашивал об этом у него несколько месяцев тому назад. Однако тогда он задал вопрос несколько в ином ключе.

И будто Мервин тогда знал, о чем именно хочет спросить Фрэнсис и поэтому не проявил любопытства.

– Или же вы были слишком пьяны в тот день? – искоса посмотрел на Мервина Фрэнсис твердым взглядом, пытаясь смягчить сказанное улыбкой, ведь ощутил, что сказал глупость.

– Далеко пойдешь, Фрэнсис. Не то, что я, – вновь улыбнулся Купер и встал со скамейки.

– Комплементы, ваши комплементы, словно кусочки льда в порции виски, – вроде бы банальное следование рецепту, но помогают пьянить приятно, до безумия.

Брови Мервина подались вверх. Затем он увел взгляд в сторону, как будто не желая выдавать мыслей. И словно веря в то, что некоторые люди могут прочитать по глазам то, о чем он думает в данный момент.

– Фрэнсис, но ты смог бы им быть. Но сравнение твое мне не понравилось. Фу! Да оно просто бездарное! Однако в нем была какая-то еле уловимая живость.

Словно за сказанным прячется какая-то цель, какое-то благое намерение. Воспользуйся этим. Если эта жизнь не шутка, то завтра я уже не жилец, Фрэнсис, – сказал Мервин и затем неторопливо скрылся за скрипучей деревянной дверью, ведущей на лестничную площадку старой спортивной базы. Смех Мервина Купера стихал, затем оборвавшись вовсе.

– До встречи, – произнес Фрэнсис, подумав о том, что беседу Мервин так никогда не заканчивал. Он мог произносить последнее, сказанное им предложение отдельно, когда ты проходил мимо, но никак не произносил ее в конце разговора.

Фрэнсис Стейп улыбнулся. И не оттого, что подумал о чем-то другом, не связанным с этим диалогом. Мне кажется, он улыбнулся именно оттого, что умел учиться.

Именно в его записях я впервые встретил выражение «научись учиться». Я не желаю бросаться громкими фразами, но эти слова произвела на меня особое впечатление.

VII

– Остановка сердца, – уже не слова врача, это был момент рождения внутреннего голоса, который готов убивать всякие другие. Утром Мервина Купера не стало. Первым делом, второпях, Стейп воскресил в голове их последнюю беседу.

Фрэнсис узнал, что Мервин умер во сне. И новость звучала ужасающе странно, но вместе с тем, понимание этого стало затем своего рода заменой тяжести, пришедшей от осознания степени случившегося, на иную боль, по силе не меньшую, но с более светлым оттенком. Фрэнсис верил в это. Он вспоминал в тот день многое, что, так или иначе, связывало его с Мервином. Крепкая связь. Конечно, его не вернуть. Не вернуть Мервина Купера, человека научившегося не унывать. Человека, который с виду вам показался бы странным. Он показался тем, кто в жизни не смог добиться ничего в попытках подчинить судьбу, ведь как еще можно оценивать второпях?

– Мервин, теперь ты там, где и Мэрри Лэмб. Простите, я не верю в потусторонние миры, где человек уже не человек. И не верю во многие вещи, которые, вероятно, могли бы мне помочь, найти себя настоящего.

Но я верю вам, верю вашим историям. Разве этого недостаточно? Подумать, только. Как трудно это вообразить и представить теперь: «Жил человек и вдруг его не стало».

Фрэнсис писал в записной книге, что его посещало какое-то неопознанное чувство. Стейп хотел быть кому-нибудь полезным..

Он вдруг учуял невыносимое дыхание смерти и жизни одновременно.

***

Мервин мне известно, что вы нравились Мэрри Лэмб в молодости, и я знаю: она была мила вам тоже. Да, жизнь однажды развела вас, казалось бы, навсегда, но случилось счастье – вы встретились. Неожиданно. Такой поворот. Случайность, сокрушившая внезапностью и символизмом своего выбора. Если доверять добрым сплетням Джонни Рэйнолдса и Шарлотты Кембридж, то они гласят, что не унывать вы перестали, именно после того, когда в ваши жизни ворвалась эта самая случайность.

VIII

Френсис не находил себе места. Жаль не удалось тогда поделиться с Мервином о намерении в следующую пятницу придти на собеседование по совету Аарен. Он так и не успел рассказать о славном предвкушении, о желаемом скором знакомстве с картой алкогольных коктейлей. Но, кажется, он помнил о замечании Мервина в ходе их последнего диалога.

Стейпом в тот момент правило скорее любопытство. Ведь можно ли идти на собеседование и пробовать устраиваться барменом, если ты и понятия не имеешь о тонкостях этой модной профессии? Однако Фрэнсису обстоятельство помогало, потому что позволило лишиться всяких волнений. Он шел не на собеседование, где будут мучить различными несвязанными между собой вопросами, ведь ни цента, ни копейки не ставил на мероприятие.

Но по дороге Стейп наткнулся на странные мысли, будто волна неуверенности прошла с головы до ног. Фрэнсис остановился и осмотрелся.

Вмиг было решено, что все напрасно. Глупая затея – идти на собеседование. Он не употреблял алкоголь, но решил исправить ситуацию, глядя на вывеску заведения, вероятно, похожего на то, куда он еще недавно торопился. Его тянула туда невидимая рука, взяв за ворот.

***

Фрэнсис находился на одной из центральных улиц города. Место, где должно было пройти собеседование, находилось поблизости, если адрес, оставленный девушкой верный и затея с доброжелательными пожеланиями, не является каким-нибудь глупым розыгрышем. Но в тот момент это уже не имело абсолютно никакого значения, ведь поход отменен.

Он вошел в помещение, носившее ничем не приметное для него название: «The World».

Первое, на что обратил внимание, войдя внутрь – тишина. Фрэнсис представлял подобные места иначе. Для него это была какая-то волшебная страна, о которой слышал, то и дело, от знакомых, сокурсников. Стейп представлял бар гнездом похоти, эпицентром падкости, но никак не местом отдыха, а тишина намекала именно на это.

– Немыслимо! Линда, выйди, кажется, у нас посетитель. Так рано! Мои молитвы не были никем услышаны, – послышался низкий мужской голос. Спустя несколько мгновений перед Фрэнсисом появилась милая девушка, представившаяся менеджером. От нее он узнал, что бар открылся лишь полчаса тому назад и посетители обычно в такое раннее время сюда не заходят, однако все резко меняется после пяти часов вечера, когда у большинства заканчивается рабочее время. Пять часов вечера – переломный час людского существования, по крайней мере, в этих краях – уж точно.

Также Линда настоятельно рекомендовала Фрэнсису приобрести карту посетителя, ведь только предъявив карту, можно позволить себе времяпровождения в баре «The World». К счастью в наличии они есть всегда. Стейп – человек лишенный страсти к подобному виду отдыха, не проникся советом, ведь не собирался сюда приходить снова.

Он рассказал ей о том, что хочет выпить.

– Простите, но не похожи вы на того, кто хочет напиться. Почему-то верится, что никогда не напивались. Давайте, поговорим о чем-нибудь, – к счастью или же нет, Линда была склонна в тот момент к беседе и попросила охранника, чтобы он предоставил им немного время, так как посетителей пока нет.

Фрэнсис обрадовался обстоятельствам и не противился воле Линды.

– Представляете, Линда. А еще недавно я хотел попасть на собеседование, чтобы устроиться на работу барменом. Как глупо звучит.

IX

– Фрэнсис у нас немного время, но постараюсь ввести в курс дела. Мы перешли на «ты». В курс дела? Говорю о профессии бармена. Чувствую, что хочешь услышать мнение.

– А я не против. Расскажи.

– Разумеется, не смогу научить и рассказать обо всех нюансах работы бармена. Там много скучной теории. Но, как и многие профессии, данная требует сильной заинтересованности. От безысходности хорошим барменом не станешь. Никогда. Начни с прочтения одной книги, – договорила она, вместе с тем излучая обезоруживающую легкость, словно она давно мечтала утолить жажду общения. Глаза девушки внимательному собеседнику, могли бы сказать многое об этом человеке с первых же секунд знакомства.

– Нет, Линда, не стоит. Заметно, что ты человек настроения. Так зачем его тратить на все те теории, которые скучны? Только сейчас понял, что поздно задал себе важный вопрос.

Думал, что ничего сложного не будет. Пошел и узнал об этой профессии все, что тебе необходимо для успешного прохождения собеседования. Нельзя ответить на эти вопросы, просто придя в бар, чтобы со стороны впервые увидеть живьем бармена в деле. Это было бы ошибкой. Интерьер бара похож на те, что я порой замечаю в кинофильмах. Какой же пафос и безвкусица! К слову, смотрю их крайне редко. Но когда попадается такой фильм, который нельзя было не посмотреть, тогда я радуюсь. Ты понимаешь, о чем говорю?

– Да, Фрэнсис, – сказала она.

– Расскажи мне, о том, как ты сюда попала? Какой коктейль был для тебя первым? Любишь ли ты их вообще? Однако предупреждаю, я крайне любопытный, поэтому пощады не будет, – произнес Стейп.

– Так здорово, да конечно. Знаешь, ты для меня как…

– Как кто? – добавил Фрэнсис.

– Как «знакомый незнакомец». Такое общество в лице пока еще незнакомца, но уже такого близкого, – сказала она и улыбнулась:

– Трудно будет объяснить, наверное. Тебя не знаю, но ты мне приятен и если есть другие миры или иные прожитые жизни, о которых нам неведомо ничего, то раньше наверняка я была с тобой знакома. Прости, прости, ведь похоже на шаблон. Хоть сейчас и отдаюсь интуиции, и каким-то нелепым чувствам, все же беседа меня увлекает. Что же, начнем. Коктейль, который был для меня первым…

Сейчас припомню. Ну, конечно этого не забуду! Я уже приходила сюда, когда мне было семнадцать лет.

Да, я украла в ту субботу у своей старшей сестры пригласительную карту, пока она отдыхала со своим парнем. Черт, она спала с ним лишь за то, что у него был спортивный мотоцикл. Вот дура! Она верила, что этим утверждается перед своими не менее тупыми подружками, на самом деле чихавшими свысока на нее, как в минуты, когда она была нормальная. Когда она была сама собой, как и в те часы, дни, недели, когда пыталась лезть из кожи вон, чтобы доказать всем какая она все-таки востребованная и ценная. Мне стало легче.

Кое-что вспоминается, и отчетливо предстает перед глазами. Близился конец недели. Не забуду этот день предшествующий пятнице. Новый курс был взят.

Какой-то мужчина лет пятидесяти подошел ко мне и предложил выпить вместе с ним. Такой элегантный и утонченный. Я сделала такой вывод в ту минуту, лишь смотря на его одежду. Почему-то в тот момент не думала ни о каких-либо последствиях. Я была обычным подростком с необоснованными амбициями и безумным желанием изменить мир, по той причине, что верила, будто нахожусь, и должна дальше находиться в центре внимания толпы, состоящей из редких друзей и множества знакомых. Но тогда мне думалось, что на меня смотрят все. Во мне еще крепко было чувство, которое дарит тебе возможность легко смотреть на мир. Фрэнсис, я не была в нем тогда разочарована. И почему-то согласилась выпить с этим мужчиной. Он заказал мне коктейль под названием «Миллион долларов».

Странное название: «Миллион долларов». Как думаешь, а вдруг этим он хотел подчеркнуть свой образ, словно сошедший со страниц глянцевых журналов, свою уверенность, перерастающую уже в начале беседы, вероятно, в излишнюю самоуверенность и далеко неприятную? Ты же знаешь, мужчины они такие, – часто хотят показывать, что хозяева мира, хотя, на самом деле, за этим прячется куча недостатков.

– Раз уж ты так легко говоришь об этом, возможно, дышишь к деньгам ровно, но предположение вовсе не говорит, что ты дышала к ним ровно прежде, – заметил Фрэнсис.

– А тот незнакомец? Трудно сейчас судить, Фрэнсис. Но, кажется, в какой-то мере ты прав. Понятно, что он желал не просто угостить либо открыть начало задушевного словесного обмена. К счастью, к тому времени я уже неплохо умела отличать игрока от профана, вдобавок у меня хорошая интуиция. Трезвость пришла вовремя. Но главное сделали обстоятельства. На мой последний день рождения, старшая сестра подарила книгу, в которой рассказывалось, как правильно обольщать мужчин. И какое это сейчас могущество в нашем мире – родится милой и немного смышленой девочкой.

– Но, Линда, что ты почувствовала в ту секунду? Как Незнакомец смотрел на тебя? – любопытство Фрэнсиса продолжала разгораться, рождая намек на настоящую, искреннюю беседу. Он соскучился по этому чувству с тех пор, как Мервина Купера не стало.

– Я ничего не чувствовала к этому мужчине. Казалось, что контролирую происходящее. Знаешь, у нас – женщин очень сильно ощущение спокойствия также, как власти или беспомощности.

Затем он начал рассказывать об этом коктейле. Незнакомец говорил возвышенно. Мне показалось, что тон вызван страстью, любовью к подобным напиткам. А затем я была чем-то разочарована, каким-то призрачным посылом. Что-то уловила, но что именно? Однако уже спустя мгновение была уверена: передо мной завсегдатай ночных и дневных – всяких новомодных заведений. В общем, всех тех многочисленных баров с вывеской «круглосуточно».

Я дура.

Линда и Фрэнсис негромко смеялись, когда послышался мужской низкий хрипловатый голос:

– Линда! Подойди, пожалуйста.

– Вернусь, и продолжим, – проговорила она.

Ее позвал парень, который протирал столы. Он выглядел, как официант, хотя некоторая уверенность, что им не является, все же присутствовала. На это намекал черный испачканный светлыми пятнами фартук, одетый поверх белой рубашки и темной жилетки.

Фрэнсис подумал о том, что удача рядом. Ведь зашел сюда по воле случая, по приказу везения. Собеседование, на которое утром желал попасть, теперь было отложено им же.

– Здорово, потому что на работу меня хочет устроить любопытство и только. Как же хорошо, что я не карьерист по-своему складу характера, – говорил его внутренний голос, и, наверно, это прозвучало строкой из гимна внутреннего мира, который есть далеко, далеко не у каждого.

Та жажда общения и откровений, нарисованная Линдой и таким живым участием, могла смутить многих, однако это никак не смущало Фрэнсиса Стейпа, потому что взамен не требовал ничего. Словесная живость, рожденная тяготами прошлого, и была сейчас той одной и верной для него наградой.

Плохая беседа состоит и фраз, рожденных собеседниками специально, из-под палки словно; А порой, чтобы показать, что им что-то известно. Хорошая же беседа легка и требует от тебя лишь принятия наслаждения и комфорта. Ты расслабляешься и будто входишь в состояние приятной легкости. Твоя речь становится разнообразнее, повествование интереснее, ты вмиг приобретаешь ценность в глазах собеседника.

– Фрэнсис, мы можем продолжить? Крис, такой балван, такое себе позволяет, если бы наш босс увидел, в каком грязном фартуке он протирает столы, то обрек бы его на каторгу. «The World» – роскошное место. Одно из самых популярных и престижных в городе, сюда мечтают попасть многие. Но даже оно не чета бару «YOURS».

Но давай опустим эту идеологию сопровождающую наш скромный труд. Фрэнсис, у меня есть час, я отпросилась. И? Звучит троекратное!

– Ура! Ура! Ура! – негромко проговорила она. Затем добавила:

– Ну, пожалуйста, пожалуйста. Я, на самом деле не такая, как…

Понимаешь? Позволь мне эту странность, – она зажмурила глаза, а затем широко их открыла, словно подчеркивая девственность чувств, испытываемых ею в тот момент.

Казалось, что Линда долго готовилась к этому разговору, будто она давно ждала подобного собеседника.

Когда они беседовали, Линда занимала преимущественно неправильное положение тела. Она сидела плечом по направлению к собеседнику, делая минимум движений головой, но ее длинный воротник серого свитера пока еще не намекал Фрэнсису ни на что. Однако уже тогда одеяние казалось безумно неуместным, хоть Стейп и не пытался встретить собеседника по одежде.

– Конечно, Линда. Я никуда не тороплюсь. Это прекрасная идея. Расскажи о себе. Продолжи свой рассказ. Мы остановились на коктейле, который называется: «Миллион долларов».

– Да… Мужчина совершенно неожиданно спросил, известно ли мне из чего он состоит.

Думалось, он начнет перечислять его ингредиенты. Наивная дурочка, я поверила, что он начнет рассказывать о дозировке джина, сладкого или сухого вермута.

– И что же случилось? – сказал Фрэнсис.

– Коктейль «миллион долларов» состоит из мечты, которую прививают. А тебе делали в юности прививку от мечты?

И даже если бы изначально в коктейль добавили еще несколько неуместных ингредиентов, не сочетающихся друг с другом, то ни у кого и вопроса не возникало бы о странности его названия. Понимаешь, есть такие коктейли – в них название это основа, а остальное лишь утешение… – она увела глаза в сторону, затем добавила после паузы: «Фрэнсис, тот мужчина договорил эту фразу и удалился, бросив две купюры крупного калибра на стол».

В тот момент я подумала, что это местечко – поистине золотая жила, раз уж сюда заходят такие состоятельные люди. Прочь сомнения! Я сказала, ничего не зная о богатствах, ничего не зная о людях. Ты, наверно, думаешь, это такое раскаяние с моей стороны?

– Линда, ничего такого. Я лишь взвешивал рецепт, оставленный тем мужчиной из твоего прошлого.

– «Понимаешь, есть такие коктейли – в них название это основа, а остальное лишь утешение». Я часто вспоминаю данную фразу. Но поразительнее то, что все время боялась кому-либо рассказывать об этом случае. Я боялась, что сестра будет искать деньги, которые предназначались официантке. Я забрала их – моя награда за ту беседу, за то, что внимательно слушала.

Спустя полгода я устроилась на работу в этот бар. Один из самых престижных. Просто прошла собеседование, и удача улыбнулась, – сказала Линда и убрала глаза вниз, словно ребенок, который еще только учиться лгать. Она продолжила:

– Подруги завидовали. Я почему-то верила, что уже чего-то добилась в жизни, пока вдруг не заметила: ни одной подруги больше нет рядом. И так стало страшно. Я верила, что пройду через эту опустошенность, но тем больше размышляла о ней, тем больше она волокла меня вниз. И вдруг… Безразличие. Одиночество пришло, как праздник. А затем я уже повторяла путь своей сестры. Ради, какой-то игры, которую сама выдумала, разделяла постель со всеми более-менее симпатичными парнями. Но я сама пришла в это место. Бар «The World». Я однажды зашла сюда так же, как и ты сегодня. Ни пустили бы туда, тогда пошла бы в другое заведение. Хотя, возможно, многое предрешила тяга к ночным похождениям моей старшей сестры.

Ненавижу. Теперь она пытается пробиться в следующий раунд конкурса, победители, которого будут отобраны для полета на Марс. О, она отнюдь не дурна! Марс…

Фуу, воротит уже от этой темы. Понимаешь, не будет вторых шестидесятых, ведь романтика, которая навязывается, на самом деле обманчива. Колонизация Марса? Даже и говорить не хочу! Тошно… Это романтика, которую продадут за бешеные деньги. Нам уже ее продают. То будет афера столетия, но нас ситуация устроит, потому что человек желает быть обманутым.

– Линда, готовность номер один – Босс выехал, – послышался тот же мужской голос оттуда, где стояли столики, предназначенные для посетителей.

– Прости, Фрэнсис. Нужно идти. Прощай, – перед тем, как сказать это, она запустила указательный палец под воротник свитера. Вероятно, шея зачесалась, и, желая преодолеть дискомфорт, она оттянула его достаточно, чтобы Фрэнсис мог увидеть синяки. Кажется, ее душили – Фрэнсис предположил, но о чем-либо страшном и немыслимом не подумал, потому что последняя фраза была уже брошена. Линда произнесла ее нелегко, прерывисто. Как будто пауза, созданная задержкой принятия кислорода, намекала о каком-то тайном родстве между ней и Фрэнсисом установленным в ходе короткой беседы, которую я описал частично. И с ним, с этим родством она в тот момент не желала расставаться. Еще несколько секунд Линда смотрела на Стейпа, и, возможно, не найдя там признаков безупречной плотской красоты, перевела взгляд на его глаза.

Они показались притягательными. Властные глаза. Спокойный, глубокий, уверенный, умный взгляд. И в тот момент, когда Линда вдруг осознала это, о бесспорной красоте мужского самого обычного тела не могло идти и речи. Ей понравились плечи, хотя до этого она любила мускулистые и широкие. Ей понравилась худощавость и тонкие руки. Но низкий мужской голос, вновь послышавшийся из зала, разорвал тонкую нить беседы, навсегда унеся ее в прошлое вместе с теми чувствами и эмоциями, в тот момент еще дышащими неуязвимостью. И лишь глубокий вздох следовал за глубоким вздохом.

Вздохи, казалось бы, намекающие на присутствие жизни.

Она скажет об этих ощущениях в письме. Она скажет «спасибо» за этот разговор. Но ее никто не сумеет спасти. Ее звали Линда Сандерс.