Текст книги "Психоанализ на основе персонажей видеоигр. Для непсихоаналитиков"

Здесь справедливо отметить противоречие. Никто не станет отрицать, что центральное качество Кратоса – это гнев. Но мы при этом говорим, что обсессивно-компульсивные люди отличаются социальностью, вежливостью и высокими моральными принципами.

На самом деле, с точки зрения психоанализа никакого противоречия здесь нет.

Обсессивно-компульсивные люди организованы вокруг гнева. Это едва ли не базовое их чувство. И виноват в этом… горшок. Нет, не цветочный. А тот самый, в который ходят дети.

Разбираемся.

Первый социальный навык, с которым сталкивается ребенок, это приучение к горшку. Это не только первая норма поведения, – то есть ходить в туалет не везде, где прижмет, а в строго отведенном месте, – но еще и приучение к чистоплотности. В среде социальных существ, обитающих достаточно близко друг к другу, чистоплотность – чуть ли не вопрос выживания: малейшая инфекция может мгновенно распространиться по плотному сообществу и выкосить его в считаные дни.

Так вот. Слишком строгое, требовательное приучение ребенка к горшку закладывает основу обсессивно-компульсивной динамики. Ребенок начинает свой социальный путь с установкой «ты должен». Когда мать требует от сына сходить на горшок, а у него нет в этом потребности, возникает конфликт между «должен» и «могу».

Неспособность оправдать ожидание порождает фрустрацию, то есть неудовлетворенность. И как следствие – гнев. В сущности, гнев вообще направлен на устранение того, чего быть не должно. В данном случае гнев направлен на достаточно значимый объект – маму. Если причинить этому объекту достаточно большое количество боли, это вызовет либо ответную негативную реакцию, либо вообще потерю объекта. Вероятно, это одна из функций вины: тормозить деструктивную активность в сторону тех, кто важен, но отказывает нам в удовлетворении.

Это формирует анально-садистическую фиксацию у ребенка. Она характеризуется тем, что человек в рамках этой фиксации часто представляет из себя вредину, педанта, тирана. Этот человек полон гнева, но постоянно сдерживает себя. Точно так же, как и ребенок, которого ругают за то, что он… испачкал штаны, хотя и не по своей воле. Потому что не сумел удержать, сдержаться.

В некоторой степени образование такого сверхконтроля возникает как решение конфликта. С одной стороны, возникает принуждение, которого быть не должно. Следовательно, гнев должен разрушить тот объект, который воздействует принуждением. С другой стороны, объект довольно значим и важен, а потому его потеря в результате собственных действий будет фатальной. Можно сказать, возникает некоторый компромисс между «хочу любви» и «хочу разрушить». Соответственно, возникает установка типа «Если я буду себя контролировать, то сохраню любовь к себе».

Однако обсессивно-компульсивные люди склонны сдерживать в определенных рамках не только себя, но и окружающих, нередко предъявляя к ним просто невыполнимые требования типа «прыгни выше головы». Если лезть глубоко в историю развития межличностных отношений, то первичное желание вот так обладать объектом – это желание, направленное на маму или любого иного человека, который осуществлял заботу. Дело в том, что опорный объект (мама) – это объект, который кормит, ласкает, защищает и всячески опекает. Это состояние, в котором ребенок получает безгранично всё. До определенного момента. Как только начинают возникать отказы, то ребенок, естественно, начинает хотеть всё вернуть, как раньше, но как раз к этому моменту его моторные функции достигают достаточного уровня, чтобы он ощутил возможность оказывать влияние на окружающие объекты.

Разумеется, горшком дело не ограничивается. Если мать строго приучает ребенка к чистоплотности, то ее требовательность будет распространяться вообще на всё. Такие семьи часто характеризуются режимностью. В них всё подчинено правилам и нормам: питание в строго отведенное время, уборка, стирка, сон – всё это происходит по распорядку. Затем пристальное наблюдение за поведением ребенка: сделал ли уроки, а принеси – я проверю, тетрадь у тебя неаккуратная – переделай. Ребенок растет в состоянии завышенных требований и ожиданий со стороны взрослых. Он еще и пять раз не отжался от пола, а родители уже ждут от него двадцатки.

В итоге ребенка просто переполняет гнев, который прямо и по назначению просто не выразить.

При этом далеко не все обсессивно-компульсивные люди проявляют гнев открыто. Среди ведущих защитных механизмов людей этой динамики часто доминирует реактивное образование. Это когда человек делает противоположное своему первичному импульсу.

Вот, например, сын испытывает лютую ненависть к отцу. Но эта ненависть слишком запретна. И энергию ненависти психика перенаправляет на противоположное чувство. Социально оно приемлемо и поощряемо. В итоге нередко получается так, что в детстве человек ненавидит родителя, а в более позднем возрасте проявляет полную любви заботу о нем.

Поэтому часто обсессивно-компульсивные люди проявляют воинствующую добродетель: они могут искоренять вообще всё, что не входит в их систему ценностей. Они испытывают гнев, если что-то не так, как якобы должно быть.

Но если гнев такого ребенка поощряется, то формируется нечто похожее на Кратоса.

Кратос прошел через жестокую школу Спарты: долг, дисциплина, жесткое отношение, предъявление высоких стандартов и ожиданий, перфекционизм в воинском ремесле и поощрение гнева как главного оружия воина.

Это идеальная теплица для роста обсессивно-компульсивной динамики, при которой человек живет с установкой перфекционизма: я обязан, я не могу ошибаться, я должен контролировать свои мысли, чувства, поведение и всё вокруг вообще.

Любое отклонение от этих правил и норм вызывает стресс и тревогу.

Более обсессивный человек (мыслительный тип) уйдет в рассуждения, рационализацию и морализацию, пытаясь оправдать себя или ситуацию. Часто это связано с бессознательным блоком на действие: мол, не выходи из комнаты – не совершай ошибку.

А вот более компульсивный человек (деятельный тип) прибегнет к аннулированию, то есть некоему действию, которое как бы отменит неудовлетворительный результат.

В этом плане Кратос проявляет типичное для обсессивно-компульсивной личности с уклоном в компульсивную динамику упорство. Чем больше не получается, тем выше гнев и желание сделать это – уже не ради результата, нет, а ради пресловутого «вопреки».

А чтобы избежать слабого результата или ошибки, обсессивно-компульсивному человеку нужен всемогущий контроль.

Проще говоря, всемогущий контроль – это воля к власти. Установка проста: если я всё контролирую, значит, я застрахован от угрозы, ошибки, страха. Занятно, но данный защитный механизм лежит в основе и антисоциальной личности: того самого злокачественного нарциссизма. Едва ли можно встретить «злокачественного нарцисса», который бы не пытался получить контроль над кем-либо.

Удивительно, но бесстрашный и непроницаемый Кратос – внутренне довольно тревожный человек. Он компенсирует внутреннюю неуверенность и нерешительность компульсивными действиями. Хмурое, напряженное лицо также указывает на постоянную работу всемогущего контроля, который держит чувства и эмоции в прочной клетке.

К слову, ему это дается большими усилиями, поскольку речь идет о пограничном уровне организации личности Кратоса.

Вот Кратос внешне спокоен. И вдруг Атрей спугнул оленя на охоте. Банальная ошибка еще неопытного зеленого юнца. Но Кратос тут же вспыхнул, как факел.

То же самое мы видим и в его идентичности. Она нестабильная и неопределенная. По сути, Кратос сам не знает, кто он. С одной стороны, он часто подчеркивает в разговоре с Атреем: мы боги. С другой – ненавидит божественное в себе и в сыне.

Пограничной организации вообще свойственна противоречивая двойственность. Кратос постоянно говорит сыну о дисциплине и правилах поведения. То есть о жестких рамках. Но затем тут же сообщает: мы делаем, что захотим, оправданий не нужно.

В общем, человека штормит. Отсюда и странные привязанности к другим. Хоть Кратос и мизантроп-одиночка, он позарез нуждается в отношениях.

И вот почему.

Вспомним, что Кратос покинул родину и уединился в дебрях скандинавского Мидгарда. Типичный интроверт, который старается минимизировать любые социальные контакты. Но при этом он встречает женщину по имени Фэй и заводит с ней ребенка.

Такое себе уединение… Дело в том, что люди при пограничной организации нуждаются в отношениях, поскольку неспособны стабилизировать свое состояние самостоятельно. Именно привязанность к Фэй позволяет Кратосу стабилизироваться и получить максимальный контроль над своим гневом.

У людей с пограничной организацией с детства попросту отсутствуют навыки понимания своих чувств, эмоций и их причин. Поэтому им нужен кто-то, кто сможет совладать с ними извне.

Интересно при этом, что, пока Фэй занималась воспитанием Атрея, Кратос постоянно пропадал где-то в холодных лесах. Это довольно характерно для пограничной организации: стремиться к близости и тут же сторониться ее.

Смерть Фэй – это утрата эмоционально важного объекта, вносившего баланс в эмоционально-аффективную сферу. Это вновь возвращает Кратоса в состояние нестабильности. Справиться с ней он может исключительно с помощью всемогущего контроля. Чтобы контролировать себя, он стремится контролировать всё вокруг.

Горевание Кратоса может показаться холодным. На похоронах он не дает сыну толком оплакать мать, не делает это сам и отправляется с Атреем на охоту. Сильный стресс, горе, тревогу Кратос заменяет компульсивным действием. Охота в этом случае – это своего рода ритуал успокоения. Он позволяет совладать с болезненными мыслями об утрате и перевести пассивное в активное. Под пассивным я понимаю то, что утрата – это в данном случае не выбор, а данность, с которой ничего нельзя сделать. Естественно, желание что-то с этим сделать растет, а затем переводится в охоту. Причем я бы сказал, что Кратос тормозит процесс горевания путем отвлеченной активности. Это позволяет психически удерживать связь с утраченным объектом и не позволять запускаться процессу оплакивания, который как раз и предполагает психический отказ от недоступного более объекта.

Кратос получает контроль над своими чувствами.

Примечательна связь между Фэй и Фрейей. Взглянем на созвучность имен. Фэй и Фрейя. Фрейя и Фэй. Созвучность имен может играть значительную роль для субъекта.

К примеру, американский психоаналитик Нэнси Мак-Вильямс описывает такой случай.³¹ Терапевт по имени Джеймс работал с пациенткой. Она испытывала к нему теплые чувства. Но терапевт, естественно, не был доступен. В результате в течение первых месяцев лечения эта пациентка последовательно имела отношения с тремя мужчинами, которых звали Джим, Джейми и Джей.

Несмотря на внешне жесткое отношение к Фрейе, Кратос, вероятно, ассоциирует ее с умершей женой. Фрейя заботится о его сыне, да и имя ее созвучно с именем той, которую он любил. По сути, Кратос хочет, чтобы Фэй была жива, но не может это исправить. Он хочет быть с ней, и степень этого желания достаточно высока, чтобы отныне Фэй как бы мерещилась ему везде. Скорее всего, субъективно для него Фрейя как раз и будет таким объектом, восприятие которого будет связываться с активными следами памяти о покойной жене.

Вероятно, это одна из причин, по которым Кратос упорно пытается защитить Фрейю от ее сына – Бальдра. Хотя Фрейя и просит не вмешиваться, изъявляя готовность умереть.

Но Кратос проявляет всю свою навязчивую упертость. Здесь стоит, к слову, вспомнить позицию Кратоса насчет чужих проблем. Атрей очень хотел помочь угнетенным эльфам Альфхейма, но Кратосу глубоко плевать на них. Их мир – их проблема. У нас же своя цель, а всё прочее – средство.

В общем, бессознательно Кратос защищал свою женщину в лице Фрейи. Вероятно, случись так, что Фрейя погибла, это усилило бы у него те чувства, которые он переживает в связи со смертью Фэй. Следовательно, спасти Фрейю – значит буквально осуществить то, что он не смог осуществить в отношении любимой женщины. Говоря психоаналитическим языком, это смещение влечения с одного объекта на объект, ассоциативно связанный с первичным объектом или напоминающий его.

Однако есть и вторая причина этого вмешательства.

Отец Кратоса.

Попытка ребенка убить своего родителя является для Кратоса триггером. Восприятие подобного события приводит в движение его собственный травматический опыт, связанный с убийством его отца – Зевса. Иными словами, острое деструктивное желание уничтожить отца было переведено в действие и приведено к желанному результату собственноручно. Это значит, что значимый объект – отец – был разрушен активностью собственного ребенка. Причем с особой жестокостью, что говорит о крайне высокой степени аффекта – ярости.

По всей видимости, Кратос переживает этот опыт как чувство вины, которое довольно сложно нейтрализовать. Именно потому, что вина как чувство, скорее всего, как раз и направлена на фигуру отца. Соответственно, само наличие вины говорит о том, что Зевс как значимый объект был не только ненавистной для Кратоса фигурой, но и желанной. Короче говоря, Кратос отработал ненависть и разрушил значимый для себя объект, в связи с чем чувствует вину. Вина обычно побуждает к искуплению, то есть к такому действию, которое компенсирует или нейтрализует причиненный значимому объекту ущерб. В данном случае это в принципе невозможно, поскольку сам объект безвозвратно уничтожен.

При первом появлении в Хельхейме Кратос видит лик отца. И весьма тревожится. Мимир поясняет, что Хель мучит своих жертв картинами из прошлого. Кратос же увидел только две картины, и обе с его отцом. Во второй раз он видит уже не просто лик, а сцену, где голыми руками забивает отца до смерти. Наблюдая это, Кратос полностью теряет над собой контроль и замирает. Из этого состояния его удается вывести лишь сыну.

И вот он наблюдает, как Бальдр пытается убить свою мать Фрейю. Образуются идеальные условия для активации схожего опыта у Кратоса и связанной с ним вины, от которой он пытается избавиться годами. По сути, возникает аналогичная ситуация, в которой он может реализовать своё актуальное желание, направленное в прошлое: остановить акт убийства ребенком своего родителя.

Поэтому, прежде чем сломать Бальдру шею, он произносит ключевую фразу: «Цикл закончится здесь. Мы не должны опускаться до такого».

Отцеубийца спасает женщину от рук ее сына. Предотвращает то, что некогда совершил сам. И тем самым искупает свою вину.

В этом плане конфликт Кратоса с отцом хорошо ложится на гипотезу о первобытной орде, которой безраздельно владел нарциссический, авторитарный, всемогущий вождь-отец³². Сыновья ненавидели отца за его тиранию и власть, ибо тот всячески подавлял и обесценивал своих детей, желая единолично владеть всем вокруг.

Сыновья уничтожили отца, желая занять его место. Но ненависть сыновей к отцу шла бок о бок с любовью к отцу. Ужасающий акт отцеубийства вызвал всепоглощающее чувство вины. В итоге сыновья воздвигли идола, символизирующего бога-отца как образ высшего закона, запрещающего отцеубийство.

Так фигура вождя стала священной (более развитые формы общественности затем стали так же сакрализировать образ князя, императора, монарха как нечто производное от божественной фигуры Творца).

Вспомним, как сам Зевс стал главным на Олимпе в мифологии.

Дед Зевса – Уран – ненавидел собственных детей и загонял их обратно в утробу своей супруги Геи, которая, на минуточку, была его родной сестрой. У этого шалунишки был младший сын – Кронос. Ему сильно не нравились пикантные увлечения отца. Он объединился с недовольной матерью, восстал против отца и… кастрировал его. Причем с помощью серпа, который дала Кроносу мать: «Кастрация Урана положила конец его беспредельной плодовитости, оказавшейся тщетной, поскольку отец “прятал” новорожденных обратно в лоно Земли. Нанесение увечий богу-космократу его собственным сыном, таким образом захватывающим власть, – основополагающая тема хурритской, хеттской и ханаанейской теологии»³³.

Оскопленный Уран несколько обиделся на сыночка и напророчил ему всякое. А именно: так, мол, и так, но ты, сына, долго не радуйся, ибо будешь ты свергнут со своего койко-места одним из твоих детей. Не желая разделить незавидную участь бати, Кронос занял место Урана и принялся усердно размножаться с собственной сестрой. Та не менее усердно рожала брату детей, которых Кронос, следуя традициям своего отца, активно кушал, дабы гарантированно сохранить свои детородные органы при себе. Предупрежден – значит, вооружен, как говорится.

В общем, рожала сестра, рожала, рожала и в итоге родила Зевса. И спрятала его от братца-супруга. Тот вырос, восстал против отца, низверг его и заключил в Тартар. История умалчивает о судьбе детородных органов Кроноса, но суть не меняется.

Так Зевс занял место отца.

И вот именно этот конфликт лежит в основе отношений Кратоса с Атреем. Нет, в буквальном смысле органам Кратоса ничего не угрожает. По крайней мере, пока. Но суть в том, что наш отец года относится к тому типу отцов, которые на психоаналитическом языке могут быть названы «кастрирующими отцами».

И сразу оговоримся. Не стоит подобную концепцию понимать слишком буквально. Во-первых, детородные функции откровенно важны для выживания вида и возможности субъекта воспроизводить себя в собственных же отпрысках. Во-вторых, под кастрацией стоит понимать не столько буквальное оскопление, сколько вообще своего рода «отсечение» возможностей. Любых.

Отец может бессознательно воспринимать сына как потенциально угрожающий объект, который рано или поздно начнет претендовать на его место, власть, территорию и женщину. И, вопреки распространенному мнению, претензия мальчика на мать не подразумевает только и исключительно сексуальное желание в узком смысле слова. Речь в большей степени идет об обладании вниманием объекта. Собственно, такая же эдипальная борьба за внимание матери может разворачиваться не только в вертикальных отношениях типа «ребенок – родитель», но и в горизонтальных типа «ребенок – ребенок». К примеру, за право единолично владеть вниманием матери могут сражаться даже близнецы.

Как только сын начинает проявлять потенцию в виде попыток доминирования, манифестаций инициативы, самостоятельности и стремления заявить о своих равных правах, подобный отец тут же «кастрирует» все его начинания. К слову, такое поведение отца может быть связано с его собственной эдипальной фиксацией: то есть он внутренне продолжает борьбу за объект своего влечения.

Вот эти все «Я – последняя буква в алфавите», «сопле слова не давали», «твоего мнения не спрашивали» – именно из этой оперы. Такой отец вроде бы и заботится о сыне, да только под маской этой заботы сидит обыкновенное устранение конкурента. Грубо говоря, кастрированный детеныш вроде бы и жив, но уже не опасен и не конкурент.

Остается только дать такому бате премию «Отец года», а потом догнать и дать еще раз.

Кратос активно подавляет сына. Ошибка Атрея на охоте вызвала мгновенную агрессию Кратоса, и в наказание он отобрал у сына лук. Заставил его продолжать охоту без оружия, то есть символически оскопил сына и лишил его потенции.

Кратос взаимодействует с Атреем через всемогущий контроль, то есть контролирует всё, что сын делает: его поведение, его эмоции, его чувства и, самое главное, мысли. Попытки Кратоса прикоснуться к сыну мгновенно подавляются сознанием.

В начальной сцене Кратос отворачивается от сына, который пытается взглянуть на него. Вообще Кратосу довольно свойственно избегать прямого взгляда с Атреем там, где не работает всемогущий контроль.

Кратос опасается Атрея. До смерти Фэй Кратос фактически отсутствовал в семье как отец. Он избегал контакта с Атреем. Это можно было бы свести к страху причинить мальчику вред, поскольку однажды Кратос уже уничтожил одну свою семью в приступе ярости. Однако при этом Кратос не избежал отношений с Фэй, с которой завел ребенка. Теперь он вынужден его воспитывать. И как бы он ни объяснял свои методы воспитания, они по сути сводятся к подавлению и угнетению.

Кратос убил своего отца, реализовав деструктивное влечение. Отныне он приписывает это влечение своему сыну: «Если я убил своего отца, то мой сын попытается убить меня». Это, наверно, центральная причина, по которой Кратос подавляет врожденный божественный потенциал сына. Атрей не должен обрести силу. Ибо эта сила откроет сыну возможность свергнуть власть авторитарного отца, и тогда Кратос рискует разделить участь Зевса. И далее при анализе Атрея мы увидим, что опасения Кратоса во многом подтвердились.

В финале он видит на стене храма великанов изображение: он погибает то ли на руках сына, то ли от его рук.

И принимает это.

Кратос признался сыну, что несет груз вины: он убил собственного отца. Это переломный момент в изменении Кратоса. Внутренний конфликт, застрявший в прошлом, разблокирован. Кратос исцелился, потому что Атрей, его сын, делает для отца самый важный исцеляющий акт, о котором свирепый Кратос мог только мечтать.

Сын принимает отца.