Текст книги "Кровь как лимонад"

Оглянувшись на высокую набережную, Павлов обыскал мокрое тело. Особенно неприятно было проверять внутренний карман куртки, в котором и обнаружились деньги – полторы тысячи рублей. Трясущимися руками бездомный спрятал скользкие от влаги купюры в сумку. Больше на погибшем ничего не было. Ни документов, ни телефона. Пару секунд подумав, Павлов столкнул тело обратно в воду.

Не его это проблема.

Оглядываясь, Матвей Сергеевич поднялся на набережную и быстрым шагом двинулся по тротуару в сторону Московского проспекта. Полчаса по нему направо – и он на Апрашке, где можно снова покидать кости. В такой день ему должно повезти.

Пройдя метров тридцать, Матвей Сергеевич остановился. Все-таки человек, подумал он. Вздохнул, поискал взглядом и нашел постового, который строго разговаривал с очередным остановленным им водителем. Апрашка подождет, все равно еще рано.

Матвей Сергеевич развернулся и направился к машине полицейского.

8. Солдатское лекарство

Настя опаздывает.

Вот бывают такие дни. Туалет, ванная, завтрак, мэйкап – вроде бы все как обычно, не копаешься, – и вдруг замечаешь, что ты уже пять минут как должна была выйти. Только сегодня не пять, а все десять.

Она наливает в кружку кофе, сваренный в капельной кофеварке, с брызгами плещет в дымящуюся черную жидкость молока, кидает сахар, размешивает, на ходу делает глоток и ставит кружку на калошницу в прихожей. Нагнувшись, натягивает на ноги короткие, грубоватого дизайна «мартенсы» из потертой замши неопределенного, ближе к синему цвета. Поправляет такого же оттенка чуть зауженные книзу джинсы. Вокруг шеи – уже не новым привезенный из Копенгагена мужской шарф в коричнево-бордовую клетку. Сверху – взятая с очень серьезной скидкой куртка «Guess?»: толстая коричневая кожа с тиснением бренда в укромных местах лишь выглядит покоцанной. Еще один глоток кофе. Взгляд в зеркало подтверждает, что сегодня она, как и задумано, вся такая на рок-н-ролльном имидже.

Не более рок-н-ролльном, впрочем, чем в тот раз, полгода назад, когда она прямо на улице отхватила люлей от какого-то только что дембельнувшегося сверхсрочника. Настя просто шла по Сампсониевскому и рассказывала по телефону подруге о парне, с которым недавно познакомилась. Упомянула, какую музыку он слушает.

– Не поверишь, Мариха, ему нравится группа «Любэ», – сказала она в трубку, выслушала ответ и кивнула. – Ага, мне тоже кажется, это о многом говорит… Комбат-батяня, батяня-комбат… Точняк, не наш вариант…

Ее фразу услышал затянутый в выцветший камуфляж неандертал, стоявший с бутылкой пива на пустой остановке. Он без предупреждения набросился на Настю, дважды ударил в лицо, сбил, оглушенную и ничего не понимающую, с ног и хорошо, что не пустил в ход бутылку или не порвал ей мочку уха.

– Это тебе за комбата, сука! – крикнул он и бросился во дворы, когда рядом с ними затормозила проезжавшая мимо машина.

– Все в порядке, спасибо, – сказала Настя предложившему помощь водителю. Чтобы унять кровь из разбитого носа, она запрокинула голову и повторила: – Все в порядке, – а потом истерично рассмеялась.

Сидя на остановке с окровавленной улыбкой, она подумала, что вот он – настоящий рок-н-ролл. Прямо Курт Кобейн в юбке без юбки. Круче только сделать укол в вену и запереться в гараже с дробовиком…

Последний глоток. Недопитый кофе остается остывать на калошнице, а Настя уже сбегает по лестнице, кинув на ходу ключи в сумку.

Мажорчик из соседнего подъезда уже ждал ее возле стоявшего под парами «инфинити».

– Привет, Настя.

– Доброе утро, Леша, – улыбнулась она. – Не надо было…

– Как это, такую девушку и не подождать? – перебив ее, вроде как искренне удивился Леша.

Он галантно распахнул перед Настей дверь автомобиля. Усаживаясь на обитое серой, приятной на ощупь кожей сиденье, она подумала, что терпению парня можно лишь позавидовать.

Они познакомились месяца полтора назад, столкнувшись в офисе мастера по эксплуатации ТСЖ, куда Настя пришла разъяснить очевидную ошибку в ее квитанции за квартплату. По-соседски перекинулись с Алексеем парой фраз, а на следующее утро он ждал ее во дворе и предложил подбросить до метро на своем (надо думать, экс-папином, как и квартира в их доме, в которую он недавно перебрался) «Инфинити EX37». Накрапывал дождь, и Настя, обычно ходившая до метро пешком, согласилась. А почему нет? Он подвез ее, развлекая утренним трепом ни о чем, высадил, пожелал хорошего дня и уехал. С тех пор это превратилось в некий ритуал. Иногда Настя опаздывала, как сегодня, но Алексей всякий раз ее дожидался. За это время он узнал, где она работает, какую музыку любит, что не любит девчачьих коктейлей, предпочитая более брутальный негрони, но так и не выпытал ее номера телефона и того, где и с кем она проводит свободное время. Намерения Алексея Настя поняла очень быстро – соблазнить ее при помощи НЛП.

Настя считала нейролингвистическое программирование лженаукой, из-за классических «на десять девчонок по статистике девять ребят» очень популярной у таких вот пикаперов, мнивших себя казановами. Тактика Алексея вызывала у Насти скрытую усмешку. Не на ту напал. Будь Алексей более назойливым, она бы давно отшила его, но он так планомерно и, как ему, наверное, казалось, безукоризненно вел осаду крепости (не замечая, что из крепости все давно ушли), что Настя решила посмотреть, когда же ему надоест.

Надо сказать, что его НЛП действовало. Только с другими, а не с ней. Иногда Настя, допоздна зависая с ноутом или с книжкой на застекленной лоджии своей квартиры, видела, как Алексей, один или с друзьями, выгружает из кроссовера девушек и ведет их к себе. В принципе, имея «инфинити» и квадратные метры в престижном районе, можно без всякого НЛП хоть каждый вечер таскать к себе новых студенток.

– Какие планы на выходные? – спросил Алексей, притормаживая перед пешеходным переходом, по которому неторопливо пересекали проезжую часть два школьника.

– Пока еще не знаю, – призналась Настя.

– Мы с друзьями собираемся покататься на катере по заливу. Хочешь с нами?

– Меня укачивает, – покачала головой Настя. – И таблетки не помогают. Буду стоять на корме и блевать всю дорогу. Кому это понравится?

Вот и весь ответ на его НЛП. Настя чуть не засмеялась, глядя на разочарованно вытянувшееся лицо парня.

Алексей притормозил у метро.

– Спасибо, что подвез, – сказала Настя, уклоняясь от его поцелуя в щечку. С чего бы? Тоже придумал.

– Да не за что, – ответил Алексей и дал по газам, едва она успела выйти.

Настя подумала, что скоро опять будет ходить до метро пешком. А может, и не будет. Вспомнив на эскалаторе своего нового знакомого, зашла ВКонтакт и отыскала его страницу. Та оказалась полумертвой (в последний раз Жека заходил на нее три недели назад), с голой стеной и двенадцатью друзьями.

Жека Онегин – все-таки это смешно. Настя непроизвольно улыбнулась, произнося про себя его имя. Хоть не Родион Раскольников… В начале первого вечера, на дне рождения Шато Марго, он показался ей таким глуповатым дворовым парнем. Потом одна его фраза, другая, кстати произнесенные хлесткие рифмованные строчки – и Настя изменила свое мнение. За вывеской недалекого и вроде как простого паренька, у которого на уме «Балтика» и «икс-бокс», что-то скрывалось… Какой-то потенциал. Что за потенциал, Настя еще не поняла. Это как с музыкантами-электронщиками – выглядят задротами в растянутых майках, а выходят на сцену и без гитары наперевес, с одним лэптопом, зажигают зал… Вчера она сама позвонила Жеке. Они встретились, весело и вкусно поужинали и поехали к ней. Насте стало интересно, чем все закончится, и она позвала его пить кофе. Закончилось, надо признать, неожиданно. Довезя ее до дома, Жека очень резко, наспех что-то придумав, сбежал. Как если бы она сказала, что ждет результаты тестов на ВИЧ. Уезжая, он пообещал позвонить сегодня, так что Настя не обманывала Алексея, говоря, что не знает свои планы на уик-энд.

Когда Настя появилась на работе, часы в офисе показывали, что она опоздала лишь на три минуты. Поздоровавшись со своими девчонками из бухгалтерии, Настя села за стол у окна. Разговоры про погоду сменились обсуждением свежей банковской выписки и текущих платежей.

Фирма была небольшой и ходила в субподрядчиках у компании, финансируемой Строительным комитетом. Внутри царила демократия и оптимизация. Все четверо сотрудников бухгалтерии сидели в одном помещении, то же было и в других отделах. Изредка наезжавший генеральный делил кабинет со своим замом и с главным инженером, если те не находились на объектах. Никакого обязательного дресс-кода, никаких штрафов за пятиминутные опоздания, никакого

финансового отдела со своими согласованиями и графиками платежей, никаких айтишников, просматривающих электронную почту и шпионящих за интернет-трафиком. Руководство в бухгалтерскую кухню не лезло, требуя лишь результат. Настю это устраивало. При разумном подходе и грамотном распределении работы было не так уж много; та, что была, оплачивалась хорошо, а за уклонение от налогов сейчас сажают гендиректоров, а не главбухов. И то, если те не знают, кому и сколько нужно занести денег.

До одиннадцати Настя расправилась с текучкой, пообщалась с главным инженером, узнав, как идут дела на сложном участке на северной окраине города, полистала свежий номер журнала «Налоговое планирование», который директор, раз в полгода визировавший счет на его подписку, называл «Наебать Государство Джорнэл». Пробежала глазами пару бодрых статей, авторы которых, похоже, не только уклонялись от налогов в особо крупных, но и время от времени прятали трупы конкурентов, – настолько циничные советы они давали.

В кабинет вошла кадровичка, чей возраст как-то не позволял называть ее легкомысленным термином «менеджер по персоналу».

– Генерал приехал, – возвестила она. – Настя, сказал, ты ему нужна.

Настя отложила журнал и зашла в кабинет директора.

– Добрый день, Филипп Юрьевич, – сказала она.

Тот кивнул:

– Здравствуй, Настя. Садись.

Она села, посмотрела на начальника. Генеральный, по совместительству депутат городского ЗАКСа, уже с утра выглядел уставшим. Синдром хронической усталости, взнузданный бескомпромиссным образом жизни трудоголика. Бледная кожа, под лихорадочно горящими глазами – круги, щеки ввалившиеся, с двухдневной щетиной. Неблагородно развитую нижнюю часть лица скрашивал высокий и хорошо сформированный лоб. Настя иногда ловила себя на мысли, что хотела бы иметь такой же. Но у нее не получилось.

– Как дела? – спросил генеральный.

Настя пожала плечами.

– На работе – все нормально.

– А дома?

– Тоже, – кивнула Настя и добавила: – А вот вам выспаться надо, Филипп Юрьевич.

Тот коротко усмехнулся злой улыбкой.

– На том свете, Настя. Как залягу в гроб да всхрапну на все кладбище… Нужен мотыль.

Настя напрягла память, вспоминая, сколько налички лежит в сейфе, назвала сумму.

– Нет, – поморщился генеральный директор. – Надо больше.

– Сколько? – спросила Настя.

– Ну, скажем, семьсот тысяч. У нас ведь есть сейчас деньги на счетах?

Она озвучила остаток.

– Вот, нужно обналичить семьсот тысяч до конца банковского дня.

Настя прикинула, просчитывая время.

– Если постараться, то, наверное, можно успеть. Я подстрахуюсь, позвоню Владу. Может быть, он даже сможет дать нам в долг, если что…

– Понял.

Кивнув, она подумала и спросила:

– Насколько это срочно?

– Срочно, – ответил генеральный. – Весьма. А в чем дело?

– Нежелательно нам сейчас светиться с кэшем, Филипп Юрьевич. На том конце неспокойно, Влад говорил. И с прошлыми «помойками» все только утряслось. А мы снова лезем в грязь как поросята.

– Есть другие предложения? Тогда я слушаю.

– Немного подождать.

– Деньги нужны сегодня, – генеральный достал из кармана примятого, но дорогого пиджака айфон. – Иди работай.

– Хочу, чтобы вы знали – я против этого, потому что будут неприятности.

– Я занес твое мнение в протокол, – водя пальцами по экрану айфона, сказал директор. – Если не сможешь дать в долг из своего кармана, я попрошу прямо сейчас заняться переводом денег. И пусть Влад позвонит мне, я сам встречусь с ним в городе… Мать их так-раз-этак, эти сенсорные экраны. И где это я? Посмотри, пожалуйста, – Филипп Юрьевич протянул Насте телефон.

– Надеюсь, не увижу там непотребства, – сказала та, принимая айфон.

Она помогла директору зайти в почту.

– Слушай, а как ответ написать?..

Настя вышла из кабинета с легкой обидой, что к ее мнению не прислушались, сделала несколько звонков и занялась неприятной, как зуд, финансовой операцией. Генеральный, не заходя в бухгалтерию, уехал.

Настало время обеда. Те, кто не ходил на бизнес-ланч в ближайшие кафешки, собрались на кухне с контейнерами с принесенной из дома едой. Шумно обсуждали только что вышедший в прокат фильм. После обеда Настя лениво перемежала несрочную работу с интернет-серфингом. В какой-то момент

поймала себя на мысли о том, почему все-таки не звонит этот Жека Онегин. У нее стало портиться настроение. «В красавиц он уж не влюблялся, // А волочился как-нибудь; //Откажут – мигом утешался; // Изменят – рад был отдохнуть». Так, что ли? Прав был классик со своим: «Чем меньше женщину мы любим…»

Тут Жека и позвонил, как будто ждал нужного момента.

– Здравствуй, – сказал он.

– Да, привет, – ответила Настя, ощущая непонятное чувство – смесь удовольствия и досады.

– Слушай, я извиняюсь за вчерашний вечер. Появились дела.

– Ты уже говорил. Мы с тобой как лиса и журавль из сказки. Ходим друг за другом и извиняемся.

– Хорошо, больше не буду… Ты тут сболтнула, что тот чувак из «Red Dead Redemption» умрет в конце.

– Да уж, спойлернула ненароком, – засмеялась девушка.

– И чего в нее играть теперь, если я знаю, чем все закончится? Так что у меня сегодня образовался свободный вечер. Было бы здорово провести его с тобой. В конце концов, это ты мне его организовала. Ты чем-нибудь сегодня занята?

– Нет, – ответила Настя, ощущая душевный подъем. Вспомнился мультяшный Пятачок. – До пятницы я совершенно свободна.

– Сова, открывай, медведь пришел, – услышала она в ответ. – Когда за тобой заехать?

* * *

Коллеги, которые шли в бар отмечать начало уик-энда, смотрели, как Настя села в поджидавший ее «опель». Она первой поздоровалась с Жекой:

– Привет.

– Привет, – отозвался Жека. – А я не знал, что бухгалтеры одеваются на работу как рок-звезды.

– Пятница, – пожала плечами Настя. – Сегодня вечером любой может стать рок-звездой.

Жека улыбнулся, а затем его лицо приняло озабоченное выражение. Насте показалось, что оно у него сегодня весь день такое. Она спросила:

– У тебя проблемы? Я поняла, вчера вечером что-то случилось?

Жека нахмурился, уставившись на приборную панель, потом повернулся к девушке.

– Вечером?.. Вечером, ага… Да нет, сейчас все хорошо… Просто… Просто нигде не могу найти для деда лекарство. У него кончилось. А везде говорят, что перебой с поставками. Весь день ищу…

– В городскую информационную службу по аптекам звонить не пробовал? Там подскажут.

– Лекарство я, собственно, уже нашел. Только не успел за ним съездить.

– Какие вопросы? Поехали прямо сейчас.

Жека посмотрел на нее.

– Поужинать хочешь?

– Хочу. Но точно потерплю.

Жека помолчал, потом произнес, будто на что-то решился:

– Пристегивайся. Погнали.

По дороге он сосредоточенно молчал, и Настя с разговорами не лезла. Впереди еще весь вечер – успеют поговорить.

Пятничные пробки парализовали город. Центр – как организм, подыхающий от множественной тромбоэмболии. Все сигналят, все спешат, все нервные. Пешеходы смышлеными, но спятившими зверьками неожиданно перебегают дорогу, лезут под колеса. Вырвавшись на набережную, Жека с Настей проскочили мимо ржавеющей у противоположного берега черепахи «Авроры» и подъехали к старым домам на Нейшлотском. Остановились возле одного из них, еще дореволюционной постройки.

– Я сейчас, – пообещал Жека и вышел.

Настя завертела головой, высматривая аптеку, но Жека подошел к единственному подъезду в доме и набрал номер на домофоне. Что-то сказал, подождал секунду-другую, открыл дверь.

И дом проглотил его.

По замусоренной лестнице он поднялся на четвертый этаж и остановился у стальной двери, окрашенной в один неровный слой серой грунтовки. Такая дверь – как маяк. За просвечивающей через грунтовку толстой сталью живут люди, которые не хотят, чтобы их застали врасплох. Жеке все это ох как не нравилось, но выхода не было. Он нажал кнопку висящего на одном саморезе звонка.

Открыла одетая в цветастый халат цыганка лет сорока (или пятидесяти, или тридцати – попробуй их разбери), посмотрела на Жеку пронзительным колюще-режущим взглядом, быстро глянула вверх-вниз на пролеты лестницы.

– Ты от Грофо?

– Да, – сглотнул Жека.

Было страшно, и, если бы все зависело только от Жеки, он прямо сейчас бросился бы вниз по лестнице.

– Заходи.

Цыганка пропустила его в темный коридор и за спиной у Жеки завозилась с плотоядно клацающими замками.

– Проходи, что стоишь? – велела она и, шлепая тапками без задников, повела его в комнату. Сказала:

– Жди здесь.

Он встал, хотя больше всего ему хотелось уйти.

Запах редко проветриваемого помещения. Окна были занавешены, и в комнате с высокими старинными потолками царил полумрак. Перед замьютенным ЖК-телевизором прямо на полу сидели двое, судя по всему, угеренных цыганских детей, мальчик и девочка лет десяти, и молча втыкали в экран. В телевизоре пара негров с серьезными болтами обрабатывали закатившую в притворном экстазе глаза красивую блондинку. У телевизора валялись болгарка «Black+Decker» со шнуром, обмотанным изолентой, и зловещего вида разделочный молоток. «Что они тут делают?» – холодея, подумал Жека.

Яркий свет внезапно включенной настольной лампы ударил ему в глаза, и он зажмурился, как допрашиваемый в кабинете следователя.

– Эй, ты кто? – услышал он из угла хриплый мужской голос.

Когда глаза привыкли к свету, Жека увидел полулежавшего-полусидевшего на продавленном диване цыгу – немолодого, заросшего, с физиономией любителя поножовщины.

– Ты кто, бля? – повторил он.

Мутно-оловянные с просаженными от наркоты зрачками глаза, презрительно поднятая верхняя губа, обнажавшая золотые зубы во рту. Двуствольный обрез покачивается в вялых руках.

– Я от Грофо, – ответил Жека, зажимая внутри себя страх. – За кайфом.

– От Грофо? У него своего кайфа нет? – подозрительный взгляд буравил Жеку.

Вернувшаяся цыганка что-то резко сказала по-своему цыгану с ружьем.

– Пять? – повернулась она к Жеке.

– Да, пять граммов. Вот деньги, – непроизвольно стараясь не делать резких движений, Жека достал из куртки приготовленные купюры.

Цыганка взяла их, пересчитала, сунула в карман халата. Из другого достала товар.

– Твое.

Героин перешел в руки Жеки. Пакетики были не гладкие на ощупь, а липкие, словно в клею или в сперме тех негров, кончивших блондинке на лицо. Лучше не знать, где их прятали.

– Пять? – со своего дивана спросил цыган, и Жека услышал щелчок взводимых курков обреза.

Озноб ожег его тело от икр до затылка. Наэлектризованные волоски на шее встали дыбом. Кажется, мысль прийти к этим людям была гиблой.

– Не много тебе на поправиться, морэ (приятель)? Я и думаю, что-то наркоконтролем завоняло. Контрольная закупка, раклэ (парень)?

– Через весь город каждый раз не наездишься, – пояснил Жека, убирая наркотики в карман.

Цыганка опять обернулась к своему мужику и затараторила быстро и громко. Ругается, понял Жека. Цыган вдруг захохотал, кинул обрез на диван рядом с собой.

– Ладно. Джя Дэвлэса! (Иди с Богом!) Хорошего человека бей – не убьешь, – сказал он Жеке и обратился к цыганке. – Мэрав тэ пьяв, мыцори (дорогая, принеси воды).

– Пойдем, – подтолкнула та Жеку к выходу.

В коридоре он чуть не упал, наткнувшись на громадного мастифа. Мастиф угрожающе зарычал.

– Свои, Бесник, – успокаивающе потрепала цыганка пса по холке.

Перед тем как открыть дверь, она долго смотрела в глазок. Жека стоял за ее спиной и думал, что у него, наверное, разорвется сердце, если сейчас сзади вновь появится этот обдолбанный психопат с обрезом. Наконец цыганка открыла дверь и, не говоря ни слова, выпустила Жеку на лестничную площадку.

Спустившись этажом ниже, он взмокшей рукой ухватился за перила и отдышался в прелой атмосфере подъезда. Спрятал чеки в правый носок. Однажды ему не повезет – и он будет умирать на полу в какой-нибудь хардкоровой квартирке вроде этой, пытаясь схватить свою кровь, текущую сквозь судорожно сжатые пальцы.

– Ты мешки с цементом там таскал? – спросила у него Настя, когда Жека вернулся в машину. – И я думала, мы ехали сюда за лекарством.

– Точно, – ответил он, устраиваясь на сиденье, и пристально посмотрел на девушку. – Солдатское лекарство – его так называли перед Первой мировой. Героин.

Настя удивленно взглянула на него. Помолчала.

– Героин?.. Хочешь сказать, что брал здесь наркотики?

– Да. Пять единиц. В смысле, граммов. Прямо сейчас они у меня. Если ты уйдешь, я пойму.

– Ты шутишь? Покажи.

Жека, покачав головой, хлопнул себя по ноге.

– Уже спрятал.

Настя подхватила стоявшую у нее на коленях сумку и взялась за ручку двери.

– Ты не похож на героинщика, – разочарованно сказала она.

– А я и не употребляю, – ответил Жека. – Еще чего не хватало. Это для моего деда.

Настя недоверчиво прищурилась:

– Хочешь сказать, твой дед – наркоман? Ты это хочешь сказать?

Жека вздохнул, глядя на девушку. Сказал:

– Все не так просто. Он и не знает, что ставится хмурым… Настя, да подожди ты, послушай… Деда Стаса в восемнадцать призвали в армию. Под Ржевом попал в окружение. Когда он с остатками батальона вышел к своим, их всех отправили в штрафбат. Дед провоевал там полтора года, потом вернулся в регулярные части. Служил в разведке, больше пятидесяти раз пересекал линию фронта. С Красной армией дошел до Берлина. После Победы работал мастером на заводе. Здоровья ему хватало – у него было две жены, а водки выпил он столько, что, наверное, в ней смогла бы уйти на перископную глубину подводная лодка… Вот и ешь после этого отруби и овсянку, да? – усмехнулся Жека. – В общем, вышел на пенсию, жил в коммуналке на Старо-Петергофском. Я у него пацаном постоянно зависал, пока родители дома ссорились. Он меня в шахматы научил играть, на футбол на «Петротрест» водил. Еще помню, мы с ним постоянно гуляли в Екатерингофском парке. Потом я вырос, но все равно бывал у него часто… А лет пять назад пришел Альцгеймер, взял деда Стаса за руку и повел за собой. Дед понемногу перестал узнавать нас с матерью, когда она еще его навещала. Сейчас живет в Москве и носа сюда не кажет, – Жека помолчал и продолжил. – А пока она устраивала свою личную жизнь, дед как овощ сидел у окна, из которого виден маленький кусок двора. Не ел по несколько дней – забывал. Соседки, спасибо, кормили. Полгода назад у него появились боли. Диагностировали рак поджелудочной. Из больницы отправили домой – умирать. Прописанные врачами обезболивающие ему не помогали. Я приезжал, а он смотрел на меня слезящимися глазами. Иногда, в совсем уж плохие дни от боли, узнавал меня. Просил, чтобы я задушил его, – Жека посмотрел на девушку. – Подушкой… В общем, я насмотрелся и нанял круглосуточных сиделок из студенток Первого Меда, что живут в общаге. Обходятся они недорого. Стал привозить героин, чтобы они кололи его деду Стасу. Хмурый, если не знаешь, в разы более сильное обезболивающее, чем тот же морфий. Ну, а то, что подсел старик на наркоту, – так долгая и счастливая жизнь у него позади. Хоть умрет, не мучаясь… А в этот раз, говорят, копы перехватили партию, все знакомые барыги оказались пустыми. Один из них дал этот адрес, – Жека поежился, вспоминая убаханного цыгана с обрезом. – Вот и все… Собралась уходить? Могу подбросить тебя до метро?

Настя посмотрела на него, дотронулась до его ладони. Жекина рука была холодной, прямо сухой лед.

– Наверное, надо завезти твоему деду лекарство? – спросила она. – Тогда поехали.

* * *

Жека припарковался у арки, через которую был проход в колодец внутреннего двора.

– Подождешь? Я скоро. Смотри, – он указал на здание на другой стороне проспекта. – В этом доме была «Республика ШКИД». Настоящая. Тебе что больше нравилось – книга или фильм?

Неловкость между ними ушла, напряжение опало, как пена в бокале отстоявшегося пива, и всю дорогу они разговаривали.

– Фильм, – ответила Настя.

– «Бабка, штаны давай! В город опаздываем!» – вспомнил Жека.

– «Громоносцев, завтракать будешь в ужин» – это про меня. Умираю с голоду.

– Сейчас зарулим в одно местечко неподалеку. С хорошей кухней. Только закончу со всем этим… Десять минут, пожалуйста, подожди. Не умирай пока от голода и холода.

В подъезде он притормозил и, наверное, в сотый раз за день набрал номер Аббаса. Все с тем же результатом: абонент вне зоны действия сети.

На нужном этаже открыл своим ключом дверь в коммуналку на три семьи, почти на ощупь прошел по коридору, где, он помнил, никогда не включали лампочку. В комнате деда стоял тяжелый микс запахов гаснущего человека и женского парфюма. Дед – тот скелет, что от него остался, – лежал на кровати, отвернувшись лицом к стене. Кажется, спал. Из кресла у окна навстречу Жеке поднялась женская фигура.

– Женя?

– Да, Лена, я.

Жека подошел к молоденькой студентке-медичке, чья смена была сегодня. Они поздоровались.

– Как дед? – спросил Жека.

Лена виновато взглянула на Жеку:

– Не очень хорошо.

– Понятно, – кивнул Жека. – Откуда хорошо, если метастазы по всему телу… Возьми, – он протянул Лене липкие чеки героина, которые достал из носка в темном коридоре. – Коли` по необходимости, да чего я тебя учу, сама знаешь… Вот деньги за предыдущие смены.

– Спасибо.

– Тебе спасибо… А эти деньги передай… Кто у тебя сменщица? Аня? Вот ей и отдашь.

– Света жаловалась, когда я ее меняла, что Станислав Ильич ее… Мне неудобно говорить… За задницу схватил…

– Скажи, чтобы в следующий раз одевалась на дежурство нормально, а не как медсестра из порнухи. Я тут как-то приехал… Мама дорогая! Юбки считай что нет, декольте охренительное. У меня у самого встал… Хотя, может, у нее такой метод – пробуждать тягу к жизни у больных. Вот и сработало.

Они с Леной засмеялись. Жека прислушался к тихим битам из встроенных колонок лежащего планшета. Удивился:

– Что это ты гоняешь?

– Станислав Ильич хотел послушать музыку. А у меня ничего другого нет.

Жека помолчал, пытаясь уловить смысл слов.

– Рэпчик?

– Ну, да…

– Может, отвезем деда на рэп-баттл?.. Ему всегда Рахманинов нравился, если что. В следующий раз «Остров мертвых» поставь ему. Или Второй концерт для фортепьяно с оркестром. Там, – он кивнул в угол, – пластинки есть. И «вертушка» на шкафу стоит.

– Хорошо, Женя.

Жека посмотрел на сиделку, кивнул.

– Я поехал, – сказал он. – Если что, звони.

Уходя, он заскочил в туалет и, увидев на кухне соседок деда, заглянул поздороваться. Евдокия Дементьевна, бодрая прокуренная старуха с выцветшими глазами, но хорошими – и своими – зубами, помешивала в кастрюле, стоящей над бледно-голубой газовой хризантемой. Во рту у нее дымилась тонкая сигарета. Рядом на кухонном столе строгала салат «тетя Оля», как Жека называл ее с детства, бездетная разведенка лет тридцати трех. С ней вроде бы что-то там мутил внук Евдокии Дементьевны, время от времени заезжавший к бабке, – тусклый тип с угловатым лицом.

– Жека, привет! – сказала старуха. – Как жизнь молодая?

– Здравствуйте, Евдокия Дементьевна. Понемножку.

– Не женился еще?

– Не-а, теть-Оль. Здравствуйте. Что-то никто не берет в мужья.

– Балабол потому что!

– Наверное.

– Рассольник будешь? – спросила Евдокия Дементьевна.

– Это с вареными огурцами? Буэ-э-э…

– Сейчас в лоб получишь ложкой…

Бывшая библиотекарша методично, словно заполняя формуляр книги, повоспитывала Жеку, затем угостила пирожком с тыквой и отпустила восвояси.

– Спасибо, а можно два?

– Сейчас заверну…

На улице уже опустились сумерки.

Жека подошел к стоявшей возле «опеля» Насте.

– Ну что, ужинать? – посмотрел он на девушку.

– И побыстрее.

– Пойдем, тут пять минут пешком.

Настя принюхалась.

– Эй, от тебя пахнет чем-то вкусным!

– Смалодушничал, – признался Жека. – Пирожком с тыквой угостили. Жареным.

– Ну, Жека, ты предатель.

– Спасибо, значит, этот я тоже могу съесть?

– Э, отдай! – Она схватила его за руку, и Жека протянул ей завернутый в промасленную бумагу пирожок.

Шагая рядом, почти касаясь друг друга руками, они шли по Старо-Петергофскому. Навстречу ехали машины с включенными фарами, зажигались вывески. Вечерний город казался страницей корпоративного календаря «Ленэнерго».

– Люблю огни ночного города, – сказала Настя.

Жека подумал, что он что-то забыл – не то купить, не то взять у деда. Вылетело из головы. А что – сейчас и не вспомнить.

«Глоток перед битвой» – так назывался бар. Чтобы попасть в него, пришлось нырнуть в исписанную граффити арку, обогнуть трансформаторную будку и, стараясь не поцарапаться, толкнуть дверь, обитую ржавым железом. К удивлению Насти, внутри было просторно, хотя и накурено так, словно никто тут не слышал о законе, запрещающем курение в общественных местах. Вечер пятницы – полно народу, и не только местных в обтерханных джинсах и куртках, но и менеджеров обоего пола из расположенного рядом бизнес-центра «Циолковский». Все немногие сидячие места заняты, большинство стоит со своими стаканами, что напомнило Насте питейные заведения Стокгольма или дискобары на Думской. Шумно и, кажется, весело. Из «маршалловских» колонок – смесь обрывков саундтрека к «Rock-n-Rolla» Гая Ритчи с жаркой латиной. Пара-тройка девушек пытается танцевать. Четверо парней рубятся в углу в кикер, судя по эмоциям – у них финал Лиги чемпионов. Двое мужичков в возрасте, с рюмками обсуждают, куда выбраться на следующие выходные порыбачить.

– Привет, Жека! – окликнул Настиного спутника бармен.

Они пробились к стойке. Бармен тут настоящий профи, сразу поняла Настя. Обслуживая всю толпу в одиночку, он успевал играть в нарды с сидящим возле пивных кранов крепкого вида мужчиной с моряцкими татуировками на всех открытых, кроме лица, частях тела.

Моряк протянул Жеке руку:

– Тащи краба! – и кивнул Насте. – Бон суа, мадмуазель.

Жекина ладонь утонула в здоровенной лапе моряка.

– Как там Ильич?

– Не лучше, – покачал головой Жека.

– Деньгами помочь?

– Спасибо, не надо.

– Хоть бы привел старого сюда разок попрощаться. Днем тут спокойней. В самый раз будет.

– Да надо бы… Ты когда в рейс?

– Через неделю. В Норвегию идем… Присаживайтесь, – моряк уступил место Насте. – Все равно этот тип меня обыграл… Пойду орошу писсуар, извините.

– Садись, пока никто не занял, – предложил Жека Насте.

– А ты?

– Постою. Что будешь есть? Не сомневайся, кухня тут достойная, хоть сразу и не подумаешь. Повар из Еревана.