Текст книги "Дай мне руку, Тьма"

– Патрик Кензи, – прочитал он. – Тридцать три года. Родители умерли. Сестра Эрин Марголис, тридцать шесть лет, живет в Сиэтле, штат Вашингтон. В прошлом году заработал сорок восемь тысяч долларов в качестве напарника мисс Дженнаро. Семь лет разведен. Бывшая жена отбыла в неизвестном направлении. – Он улыбнулся мне. – Но мы работаем над этим, можете мне верить. – Он перевернул страницу и поджал толстые губы. – В прошлом году вы хладнокровно застрелили сутенера. Это случилось в надземном переходе через пути. – Он подмигнул мне. – Да, Кензи, мы знаем о вас все. Будете убивать в следующий раз, не оставляйте свидетелей. – Он вновь заглянул в блокнот. – Где мы остановились? Да, вот. Любимый цвет – синий. Любимое пиво – «Девушка Сан-Паули», любимая еда – мексиканская. Он искоса взглянул на нас. – Продолжать?

– Потрясающе, – оценила Энджи.

– Анджела Дженнаро. Недавно разошлась с Филиппом Димасси. Отец умер, мать, Антония, живет со вторым мужем во Флэгстаффе, штат Аризона. Как и ее партнер Кензи, замешана в прошлогоднем убийстве сутенера. С недавнего времени снимает квартиру на первом этаже по Хауз-стрит, на задней двери слабый замок. – Он захлопнул блокнот. – Ну и на кой черт нам посылать кому-то фотографию?

Мой внутренний голос молил меня сохранять благоразумие. Я откашлялся.

– Просто невероятно.

– Чертовски верно, так и есть, – сказал Джек Рауз.

– Мы не посылаем фотографии, мистер Кензи, – сказал Фредди. – Наши послания более конкретны.

Джек и Фредди смотрели на нас с циничной хитринкой в глазах, а Кевин Херлихи расплылся в глупейшей улыбке шириной с каньон.

– Значит, у моей задней двери слабый замок? – негромко спросила Энджи.

Фредди пожал плечами:

– Так мне доложили.

Рука Джека Рауза потянулась к засаленной твидовой кепке на голове, он приподнял ее, глядя в сторону Энджи.

Она улыбнулась, глядя то на меня, то на Фредди. И только тот, кто знал ее долгое время, мог определить степень ее ярости. Она принадлежала к категории людей, чей гнев мог быть обуздан только путем снижения физической активности. Судя по застывшей позе, она уже минут пять как благополучно миновала весьма опасный внутренний риф.

– Фредди, – сказала она таким тоном, что тот часто-часто заморгал. – Вы подчиняетесь клану Имбрулья в Нью-Йорке, я не ошибаюсь?

Фредди едва заметно вздрогнул.

Пайн сделал такое движение, будто хочет размять ноги.

– А клан Имбрулья, – продолжила Энджи, – отчитывается перед кланом Молиак, который, в свою очередь, по-прежнему считается нижестоящим по отношению к клану Патризо. Верно?

Фредди сосредоточенно что-то соображал, левая рука Джека застыла на полпути между столом и чашкой кофе, рядом со мной напряженно сопел Кевин.

– И вы – я имею право на этот вопрос – посылаете человека найти слабину в охранной системе квартиры единственной внучки мистера Патризо? – Она покровительственно коснулась его руки. – Как думаете, он сочтет такие действия уважительными по отношению к себе или нет?

Фредди проблеял:

– Анджела…

– Спасибо, что уделили нам время.

– Приятно было повидаться, ребята. – Я вознамерился пойти на выход.

Стул под Кевином зловеще скрежетнул, когда тот вскочил и преградил мне путь.

– Сядь, черт тебя побери, – сказал Фредди.

– Разве не слышал? – повторил я. – Сядь, черт тебя побери.

Кевин оскалился, отер губы рукой.

Краем глаза я увидел, что Пайн снова закинул ногу на ногу.

– Кевин, – негромко позвал Джек Рауз.

На лице Кевина отразилась застарелая и мучительная классовая ненависть и махровый психоз. Умственное развитие этого ублюдка природы остановилось где-то между первым и вторым классом средней школы. А еще это лицо выражало жажду убийства.

– Анджела, – сказал Фредди, – мистер Кензи. Давайте разберемся.

– Кевин, – уже с нажимом повторил Джек Рауз.

Кевин положил руку мне на плечо. Ощущение, прямо скажем, не из приятных. Затем он кивнул, будто отвечая на какой-то непроизнесенный вопрос, и отступил.

– Анджела, не могли бы мы…

– Всего хорошего, Фредди.

* * *

Мы дошли до машины, которую оставили на Коммершиал-стрит, на расстоянии одного квартала от дома Дайандры Уоррен, и Энджи сказала:

– Мне еще надо кое-что сделать, поэтому я вернусь домой на такси.

– Увер ен а?

Женщина, только что вышедшая с мафиозной сходки, посмотрела на меня так, что мне не захотелось вступать с ней в пререкания.

– А ты что собираешься делать?

– Думаю поговорить с Дайандрой. Возможно, узнаю что-нибудь еще об этой Мойре Кензи.

– Я тебе нужна?

– Справлюсь.

– Я ему верю.

– Кевину?

Она кивнула.

– Я тоже. Ему незачем лгать.

Энджи всмотрелась в Льюис-Уорф, единственный огонек горел в квартире Дайандры Уоррен.

– Но если это не Кевин, то кто послал это фото?

– Никакой зацепки.

– Хреновые мы сыщики, да?

– Разберемся, – успокоил ее я. – Мы привычные.

Я бросил взгляд в начало Принс-стрит и увидел двоих парней, явно направляющихся к нам. Один низкорослый, худой, крепко сбитый, на голове засаленная кепка. Другой был высок, худощав и, вероятно, хихикал, когда убивал людей. Они и остановились у золоченого «мицубиси-диамант», в двух шагах от нас. Открывая Джеку пассажирскую дверцу, Кевин смотрел прямо на нас.

«Этот парень, – подсказал мне внутренний голос, – очень не любит вас обоих».

Повернув голову, я увидел Пайна, сидящего на капоте моей машины. Он легко взмахнул рукой, и я еле успел подхватить свой бумажник.

Кевин обошел машину спереди, все еще глядя на нас, затем влез в нее, и они двинулись вверх по Коммершиал, затем вокруг Уотерфронт-парка и исчезли на повороте Атлантик-Эйв.

– Мисс Дженнаро. – Пайн с поклоном вручил ей кошелек.– Это был прекрасный спектакль. Браво.

– Благодарю.

– Но не стоит повторять его дважды.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это было бы неразумно.

Она кивнула.

– Этот парень, – Пайн посмотрел в ту сторону, куда уехал «диамант», потом на меня, – спит и видит, как попортить тебе жизнь.

– Пусть спит, – как можно более небрежно ответил я.

Пайн аккуратно, без единого резкого движения слез с машины, будто стек с нее.

– Когда-то он точно так же смотрел на меня. Если бы взглядом можно было заводить двигатель, он бы непременно завелся. – Он передернул плечами. – Но я – это я.

– Мы привыкли к Кевину. Еще в детском саду горшки рядом стояли, – сказала Энджи.

Пайн неопределенно мотнул головой.

– Тогда и надо было его придавить. – Он прошел между нами, и я ощутил ледяной холод в груди. – Доброй ночи.

Он пересек Коммершиал и стал подниматься вверх по Принс-стрит.

Становилось прохладно, ветер усилился. Энджи поежилась.

– Не нравится мне это дело, Патрик.

– Мне тоже. Совсем не нравится.

5

Мы сидели на кухне у Дайандры Уоррен, белый фарообразный светильник был единственным источником света в темной квартире, на полу лежали неуклюжие тени от мебели. Огоньки соседних домов заглядывали в окна, но внутрь не проникали, на противоположной стороне гавани огни Чарльзтауна расчертили черное небо на желтые квадраты.

Стояла теплая ночь, но у Дайандры было холодно. Она поставила передо мной вторую бутылку светлого «Бруклина», села и начала задумчиво крутить в пальцах бокал с вином.

– Вы верите этим мафиози? – спросил Эрик.

Я кивнул. Я только что рассказывал им о встрече у Толстяка Фредди, опустив лишь связь Энджи с Винсентом Патризо.

– Они мало что выиграли бы от лжи, – сказал я.

– Это преступники, ложь – их вторая натура.

Я отхлебнул пива.

– Согласен, но все-таки лгут либо от страха, либо для самозащиты. У этих ребят нет причин бояться меня. Я для них никто. Если они угрожали вам, Дайандра, а я выступал от вашего имени, их ответ был бы следующим: «Да, мы угрожали ей. Из чего вытекает – не суйте нос, иначе и вас прикончим. Точка».

– Но они не сказали этого. – Она кивнула как бы сама себе.

– Нет. Добавьте к этому, что Кевин не относится к числу мужчин, у которых есть постоянные девушки. Но гораздо важнее другое…

– Но… – начал Эрик.

Я не дал ему договорить и посмотрел на Дайандру.

– Мне следовало спросить у вас еще при первой встрече, но мне никогда не приходило в голову, что это может быть обман. У парня, который звонил и выдавал себя за Кевина, было что-то странное с голосом?

– Странное? Что именно?

– Подумайте.

– Мне кажется, голос был низкий и сиплый.

– Вы уверены?

Она отпила из бокала, затем кивнула:

– Да.

– Тогда это был не Кевин.

– Как вы?..

– Ему в детстве сделали операцию на горле, с тех пор голос так и не смог развиться, он у него тонкий и ломкий, как у подростка.

– Тогда это действительно звонил не он.

Эрик устало помассировал лицо.

– А кто звонил?

– И зачем? – спросила Дайандра.

Я поднял руки.

– Не знаю, пока не знаю. Есть ли у вас враги?

Дайандра покачала головой.

– Как вы определяете, что такое враги? – спросил Эрик.

– Враги, – сказал я, – это люди, которые звонят вам в четыре утра и угрожают, либо посылают фотографию вашего ребенка без всяких разъяснений, либо просто желают вам смерти. Пожалуй, так.

Эрик подумал, затем отрицательно покачал головой.

– Вы уверены?

Он поморщился:

– Полагаю, у меня есть профессиональные конкуренты и клеветники, которые не согласны со мной…

– В каком смысле?

Эрик кисло улыбнулся:

– Патрик, вы слушали мои лекции. Знаете, что я не согласен со многими экспертами в моей области, равно как и они не согласны со мной. Но сомневаюсь, что все они жаждут физической расправы надо мной. Кроме того, мои враги преследовали бы меня, а не Дайандру и ее сына.

– Возможно. Однако никогда нельзя знать… – Я взглянул на Дайандру. – Вы упоминали, что в прошлом боялись своих пациентов. Некоторые из них недавно освободились из больниц и тюрем. Кто может затаить на вас злобу?

– Обычно меня ставят в известность. – Наши взгляды встретились, в ее глазах я прочел замешательство и страх, глубокий, затаенный страх.

– Не было ли у вас в недавнем прошлом пациентов, у которых мог быть мотив, а главное, возможность осуществить свой замысел?

На минуту она задумалась, но в конце концов покачала головой:

– Нет.

– Мне нужно переговорить с вашим бывшим мужем.

– Стэном? Зачем? Не вижу смысла.

– Мне нужно исключить возможность этого следа. Простите за прямоту, но только дурак не думал бы об этом.

– Я не настолько глупа, мистер Кензи. Но поверьте, Стэн не имеет никакого отношения к моей жизни и не имел на протяжении последних двух десятилетий.

– Я должен знать все о тех, кто присутствовал в вашей жизни, доктор Уоррен, особенно о тех, с кем у вас не самые лучшие отношения.

– Патрик, это уже называется вторжением в частную жизнь, ты переходишь границы…

Я чертыхнулся.

– Я, пожалуй, пойду.

– Как это пойдешь, куда, а как же мы?

– Знаешь что, Эрик, плевал я на твою частную жизнь, а также на частную жизнь доктора Уоррен. Ты втянул меня в это и прекрасно знаешь, как я работаю. Не нравится мне это дело. Очень не нравится, поэтому я пытаюсь найти какие-то зацепки, которые помогут уберечь доктора и ее сына от опасности. Чтобы выполнить эту задачу, мне нужно знать все о вашей жизни. Все. Если вас это не устраивает, мне делать нечего.

– Неужели ты оставишь женщину в беде? – спросил Эрик.

– Запросто.

Дайандра не удержалась от колкости:

– Вы всегда такой грубый?

На долю секунды в моей памяти всплыла картина: падающая на раскаленный цемент Дженна Энджелайн, изрешеченная пулями, мое лицо и одежда залиты ее кровью. Умерла чудным летним утром, а всего в нескольких дюймах от нее стоял я собственной персоной.

– Однажды, – сказал я, – по моей вине погиб человек. Потому что я опоздал. Всего на шаг. Потому что не знал всех деталей. Я не хочу, чтобы это повторилось снова.

На шее у нее чуть заметно подрагивала голубоватая жилка. Она обхватила шею руками.

– Вы думаете, мне что-то всерьез угрожает?

Я обреченно вздохнул:

– Не знаю. Но вам угрожали. Прислали фото сына. Кто-то хочет причинить вам большие неприятности и разрушить вашу жизнь. Я хочу выяснить, кто это, и остановить его. Для этого вы меня и наняли. Можете позвонить Тимпсону и устроить нашу с ним встречу, скажем, завтра?

Она пожала плечами:

– Думаю, да.

– Хорошо. Мне также нужно описание Мойры Кензи, все, что вы вспомните о ней, не важно, сколь незначительным это покажется.

С минуту Дайандра сидела с закрытыми глазами, восстанавливая в памяти облик своей злополучной гостьи. Я раскрыл блокнот и приготовил ручку.

– На ней были джинсы и черная водолазка, сверху красная фланелевая рубашка. – Дайандра открыла глаза. – Красивые светло-русые волосы, слегка растрепанные, и она курила как паровоз. Выглядела по-настоящему испуганной.

– Рост?

– Где-то сто семьдесят.

– Вес?

– Килограммов пятьдесят или около того.

– Какие сигареты она курила?

Дайандра вновь прикрыла глаза.

– Длинные, с белым фильтром. Пачка золотистого цвета. Кажется, «Делюкс».

– «Бенсон и Хеджис делюкс ультра лайтс»?

Ее глаза моментально открылись.

– Да.

Я пожал плечами:

– Моя напарница всегда переходит на них, когда пытается бросить курить. А глаза?

– Зеленые.

– Никаких догадок по поводу происхождения?

Она отпила немного из своего бокала.

– Возможно, Северная Европа, но несколько поколений тому назад, а может, и смесь. Возможно, ирландка, британка, даже славянка. Очень белокожая.

– Что-нибудь еще? Не говорила, откуда родом?

– Бельмонт, – проговорила она с некоторым удивлением.

– Здесь что-то не так… Какое-то несоответствие, верно?

– Пожалуй… уж если кто-то из Бельмонта, он всегда попадает в хорошую подготовительную школу и так далее.

– Верно.

– И одна из особенностей, которую они теряют, если, не дай бог, она у них была, это бостонский акцент.

– Но не эпатируют им, особенно незнакомцев.

– Точно.

– У Мойры он был?

Дайандра кивнула:

– Тогда я не придала этому значения, но, пожалуй, да, это все довольно странно. Это не бельмонтский акцент, скорее реверский, или восточно-бостонский, или… – Она взглянула на меня.

– Или дорчестерский, – сказал я.

– Да.

– То есть местный. – Я захлопнул свой блокнот.

– Да. Что вы собираетесь предпринять?

– Прежде всего встретиться с Джейсоном. Ему грозит опасность. Именно он ощутил слежку, именно его фотографию прислали вам.

– Хорошо.

– Мне хотелось бы, чтобы вы ограничили свою деятельность.

– Не могу.

– Оставьте приемные часы и назначенные встречи, не договаривайтесь о новых, в остальное время держитесь подальше от университета, пока я что-нибудь не выясню.

Она кивнула.

– Эрик.

Он взглянул на меня.

– Твой револьвер… Умеешь им пользоваться?

– Практикуюсь раз в неделю. Получается вроде неплохо.

– Стрелять в живую цель – совсем другое дело.

– Знаю.

– Мне надо, чтобы ты был с ней рядом хотя бы несколько дней. Сможешь?

– Конечно.

– Если что-то случится, не пытайся всадить противнику пулю в голову или в сердце.

– А куда?

– Разряди в него всю обойму куда придется. Шесть выстрелов уложат кого угодно при условии, что он меньше носорога.

На Эрика было жалко смотреть. Возможно, он и вправду хороший стрелок, но вряд ли у нападающего будет на лбу, как в тире, нарисован огромный бычий глаз.

– Проводишь меня немного?

Он кивнул. Мы дошли до лифта.

– Наша дружба не может повлиять на мою работу. Надеюсь, ты это понимаешь?

Он уставился в пол и кивнул.

– Какие у тебя с ней отношения?

Он с вызовом посмотрел на меня:

– А что?

– Никаких тайн, Эрик. Запомни. Мне надо знать, какова твоя роль.

Он пожал плечами:

– Мы друзья.

– Спящие в одной кроватке?

Он горько усмехнулся:

– Патрик, тебе бы не помешало взять несколько уроков хороших манер.

– Мне платят не за соблюдение этикета.

– Мы познакомились в Брауне, я писал диссертацию, она только поступила в аспирантуру.

– Повторяю свой вопрос: ты с ней спишь?

– Нет. Мы просто добрые друзья. Как вы с Энджи.

– Понятно, почему я сделал такое предположение?

Он кивнул.

– У нее есть любовник?

Он отрицательно покачал головой.

– Она… – Он взглянул на потолок, затем на свои ботинки.

– Она – что?

– Не относится к сексуально активным женщинам, Патрик. Так она для себя решила. Она уже лет десять, как с этим завязала.

– Почему?

Его лицо помрачнело.

– Это ее выбор. Для некоторых либидо – далеко не решающий фактор в жизни, Патрик. Жаль, что данная концепция у многих не находит понимания точно так же, как и у тебя.

– О’кей, – мягко проговорил я. – Есть ли что-нибудь еще, чего ты мне не сказал?

– Что ты имеешь в виду?

– Какой-нибудь скелет в шкафу. Причина, по которой этот субъект угрожает Джейсону, чтобы добраться до тебя?

– На что ты намекаешь?

– Ровным счетом ни на что, Эрик. Я задал прямой вопрос. И жду ответа. Да или нет?

– Нет. – В его голосе зазвенел лед.

– Прости. Я должен был задать эти вопросы.

– Да иди ты… – Он круто развернулся и вернулся в дом.

6

Была уже почти полночь. Улицы давно обезлюдели, температура держалась на отметке двенадцать, я опустил стекла, чтобы проветрить застоявшийся воздух в салоне.

После того как моя последняя служебная машина приказала долго жить посреди одной из мрачных и безлюдных улочек Роксбэри, я нашел эту, коричневую «Краун-Виктория-86». Случилось это на полицейском аукционе, о котором мне сообщил знакомый полицейский по имени Дэвин. Мотор был в прекрасном состоянии: если такую машину сбросить с тридцатого этажа, она распалась бы на запчасти, а мотор продолжал бы работать. Я потратил кучу денег на ее начинку под капотом, поставил лучшие шины, однако внутреннее убранство оставил прежним: потолок и сиденья пожелтели от дыма дешевых сигарет, задние сиденья порваны и испускают запах резины, радио сломано. Задние дверцы здорово вогнуты внутрь, как будто их сдавили щипцами, а краска на кузове содрана, образовав круг с рваными краями, из-под которых проглядывала старая покраска.

Зрелище было ужасным, зато я был абсолютно уверен: ни один уважающий себя автомобильный воришка не захочет найти свою смерть в таком драндулете.

У светофора возле Харбор-Тауэрз я остановился. Мотор, жрущий несколько галлонов бензина в минуту, счастливо урчал. Перед нами переходили дорогу две хорошенькие барышни. Внешне они походили на офисных служащих: узкие обтягивающие темные юбки с блузками, темные чулки, белые теннисные туфли. В их походке ощущалась едва заметная неуверенность, как будто тротуар под их ногами пружинил. Отрывистый смех рыжеволосой девушки звучал чересчур громко.

Я встретился глазами с ее спутницей-брюнеткой и улыбнулся ей приветливой спокойной улыбкой, которая может появиться только в момент, когда одна человеческая душа встречает другую в такую нежную, тихую ночь в таком вечно суматошном городе.

Она улыбнулась в ответ, но тут на ее подругу напала икота, обе расхохотались, обо мне было забыто.

Я тронулся с места, выехав на центральную полосу, дорога нырнула под темно-зеленый надземный переход, и я подумал, что все-таки я странный типчик, если улыбка подвыпившей женщины могла так легко поднять мне настроение.

Но странным был не я, а мир, населенный Кевинами Херлихи и Толстыми Фредди, а также женщинами вроде той, о которой я прочитал в утренней газете. Она оставила троих детей в кишащей крысами квартире, а сама отправилась в загул с очередным кавалером. Через четыре дня, когда представители детского опекунского комитета вошли в квартиру, им пришлось практически отрывать одного из малышей от матраца с криками и воплями, так как уже появились пролежни. В подобном мире – в ночь, когда меня переполняет нарастающее чувство страха по поводу клиентки, которой угрожают неизвестные силы по неизвестным причинам, чьи мотивы, по всей видимости, далеки от невинности, – кажется, что женская улыбка не способна произвести какое-либо впечатление. Но это не так. Произвела.

Но если та улыбка подняла мне настроение, она не шла ни в какое сравнение с улыбкой Грейс, когда я подъехал к своему дому и увидел ее, сидящую на ступеньках парадного входа. На ней был зеленый полотняный жакет размеров на пять больше ее собственного, под ним майка с короткими рукавами и больничные штаны небесной голубизны. Обычно аккуратно уложенная короткая каштановая челка была взлохмачена, видимо, за последние тридцать часов дежурства ее слишком часто теребили. Лицо выглядело осунувшимся из-за глубокого недосыпа, который компенсировался бесчисленными чашками кофе.

И все же она была одной из самых красивых женщин, которых я встречал в своей жизни.

Пока я поднимался по лестнице, она, не двигаясь с места, наблюдала за мной, едва заметно улыбаясь одними уголками губ. Когда мне оставалось всего три ступеньки, она раскинула руки и наклонилась вперед, как ныряльщик.

– Лови меня!

Столкновение вызвало во мне ураган чувств – от сладостных до болезненно-пронзительных. Она поцеловала меня, я поставил ноги вместе, и она с лету обвила меня ногами, скрестив лодыжки на уровне моих колен. Казалось, мы слились в единое существо, я каждой клеткой слышал запах ее кожи, ощущал жар тела. На секунду оторвавшись от моих губ, она прошептала:

– Я скучала по тебе.

– Это я понял, – пробормотал я, целуя ее в шею. – Как тебе удалось ускользнуть?

Она вздохнула:

– Там наконец все угомонились.

– Ты долго меня ждала?

Она кивнула, ткнулась носом мне в ключицу, мы как-то расплелись и, не выпуская друг друга из объятий, встали на ноги.

– Где Мэй?

– Дома с Аннабет. Спит.

Аннабет была младшей сестрой Грейс и исполняла роль няни.

– Видела ее?

– О да, успела прочитать вечернюю сказку, поцеловать и сказать «доброй ночи». Она мгновенно уснула.

– А ты? – Я погладил ее по спине. – Тебе совсем не нужен сон?

Она вновь вздохнула, кивнула, уперлась в меня лбом.

– Ох…

– Ты очень устала.

– «Очень» не то слово. Но больше, чем сон, мне нужен ты. – Она поцеловала меня. – Глубоко, очень глубоко внутри. Как думаешь, у нас получится, детектив?

– Мечтаю об этом больше всего на свете, доктор!

– Я уже это слышала. Пригласишь меня к себе или устроим показательные выступления прямо здесь, на радость соседям?

– Ну…

Ее рука коснулась моего живота.

– Скажешь, когда будет больно.

– Чуть ниже, – сказал я. Не успел я закрыть дверь квартиры, как Грейс буквально пригвоздила меня к стенке и страстно поцеловала. Левой рукой она крепко обхватила мой затылок, а правая шарила по моему телу, как маленький голодный зверек. Обычно я всегда в хорошей форме, но если б не бросил курить несколько лет назад, боюсь, Грейс пришлось бы применять интенсивную терапию.

– Похоже, леди берет командование в свои руки! Мне остается только подчиниться.

– Леди, – она ущипнула меня за плечо, – настолько устала, что нуждается в помощи по части раздевания.

– И снова джентльмен счастлив услужить.

Она отступила и, глядя на меня, сняла жакет и бросила его на пол. Грейс не была скромницей. Затем она снова жадно поцеловала меня и, повернувшись на каблуках, пошла по коридору.

– Ты далеко? – спросил я внезапно севшим голосом.

– В душ.

У двери в ванную она сняла майку. Узкий луч уличного света проникал через спальню в коридор и в этот момент скользнул по ее спине. Она повесила майку на шарообразную ручку двери и, скрестив руки на обнаженной груди, обернулась.

– Ты превратился в соляной столб?

– Я любуюсь.

Она провела руками по волосам, изогнув при этом спину, от чего под кожей проступили ребра. Когда она сбрасывала кроссовки и снимала носки, то вновь посмотрела на меня. Больничные штаны упали к ее ногам. Она переступила через них.

– Давай оживай скорее.

– Я уже.

Она прислонилась к косяку двери, зацепив большим пальцем резинку черных трусиков. Я больше не мог себя сдерживать. В этой поднятой брови, в улыбке было что-то дьявольское.

– Будьте так добры, детектив, помогите мне снять вот это…

* * *

Когда мы с Грейс занимались в душе любовью, мне пришла в голову странная мысль: когда бы я ни думал о ней, это всегда было как-то связано с водой. Мы познакомились в самую сырую неделю холодного и дождливого лета. Ее зеленые глаза были так светлы, что напоминали мне зимний дождь, кроме того, впервые мы занимались любовью в море, где ночной дождь полоскал наши тела.

После душа мы, не успев обсохнуть, рухнули на постель. Ее каштановые волосы разметались по моей груди, а эхо наших ласк все еще звучало в моих ушах.

На ключице у Грейс был небольшой шрамик в форме канцелярской кнопки – свидетельство того, что в детстве она решила поиграть в амбаре своего дяди, где были оставлены без присмотра гвозди с широкими шляпками. Я поцеловал его.

– Мм… – пробормотала она. – Еще, пожалуйста.

Мой язык скользнул по шрамику.

Она закинула ногу на мою, проведя ступней по моей лодыжке.

– Может ли шрам быть эрогенной зоной?

– Все, что угодно, может быть эрогенной зоной.

Ее пальцы легко пробежались по моему животу, нащупав рубец, напоминающий по форме медузу.

– А что это?

– Ничего эрогенного, Грейс.

– Ты всегда избегаешь разговоров об этом. Это ожог или что-то в этом роде.

– Ты что, доктор, что ли?

Она хихикнула:

– Что-то вроде. – Ее ладонь скользнула ниже. – Скажи, где болит, детектив.

Помолчав мгновение, она посмотрела на меня долгим взглядом и мягко добавила:

– Если не хочешь, не рассказывай.

Я убрал волосы с ее лба, провел пальцем по лицу, спустился ниже, к нежной шее, еще ниже, пока не достиг упругой округлости груди. Накрыл ладонью затвердевший сосок и, обняв ее, перекатил на себя сверху. Я сжал ее так крепко, что услышал биение наших сердец так отчетливо, будто посыпался град.

– Мой отец приложил ко мне утюг, дабы преподать урок.

– Что за бред? Какой урок?

– Не играть с огнем.

– ?!

– Он был моим отцом, я – его сыном. Если бы он хотел сжечь меня, он мог это сделать.

Ее глаза потемнели от ярости, а поцелуй был таким крепким, будто она хотела вытянуть из мен я всю мою боль.

Когда она отодвинулась перевести дыхание, лицо ее было влажным.

– Он умер?

– Отец?

Она кивнула.

– Да, умер.

– Это хорошо. Через несколько минут мы снова занялись любовью, и это было одно из самых волшебных ощущений в моей жизни. Наши тела переплелись, она захватила меня в плен, я будто растворился в ней…

Грейс вскрикнула, а мне показалось, что звук вышел из моего горла.

– Грейс, Грейс…

* * *

Уже засыпая, я услышал над ухом сонное «спокойной ночи».

– Ночи.

Она лизнула меня в ухо: «Я люблю тебя».

Когда я открыл глаза, чтобы ответить ей, она уже спала.

* * *

В шесть утра меня разбудил звук льющейся воды. Простыни пахли ее духами, ее кожей, едва уловимым запахом антисептика, потом наших любовных игр, въевшимся в ткань настолько, что казалось, здесь прошла не одна, а тысяча ночей.

Я ждал ее у двери ванной, выйдя, она прислонилась ко мне, пока расчесывалась.

Моя рука скользнула под полотенце, которым она была обмотана.

– Даже не думай. – Она звонко чмокнула меня в щеку. – Мне надо успеть повидаться с дочкой и вернуться в больницу, а я и так уже ни рукой ни ногой шевельнуть не могу после этой ночи, не то чтоб ходить. Иди мойся.

Пока Грейс искала чистое белье в ящике комода, который она по договоренности присвоила себе, я наспех сполоснулся и теперь ждал, когда же наступит то неизбежное чувство неловкости, которое всегда наступало, когда женщина проводила в моей постели более часа. Как ни странно, сегодня его не было.

«Я люблю тебя», – пробормотала она тогда, засыпая.

Очень странно.

* * *

Когда я вернулся в спальню, Грейс снимала с кровати простыни. Она уже переоделась в черные джинсы и темно-синюю рубаху.

Когда она наклонилась над подушкой, я сам не понял, как оказался рядом.

– Дотронешься – убью, – пригрозила, не оборачиваясь, она.

Я встал по стойке смирно.

– Ты знаком со словом «прачечная»? – ехидно поинтересовалась она.

– Слыхал.

Она бросила подушку в угол.

– Могу я надеяться, что в следующий раз здесь будет свежее белье, иначе нам придется спать на голом матрасе.

– Все будет в наилучшем виде, мадам.

Еще несколько минут пролетели в поцелуях и объятиях.

– Кто-то звонил, пока ты был в душе. – Она чуть откинулась в моих руках.

– Кто? Еще нет и семи утра.

– Вот и я так подумала. Своего имени он не назвал.

– Что он сказал?

– Он знает мое имя.

– Что?

– Он ирландец. Я подумала, это твой дядя или кто-то знакомый.

Я покачал головой:

– Со своими дядьями я не общаюсь.

– Почему?

– Потому что они братья моего отца и ничем не отличаются от него самого.

– Гм…

– Грейс. – Я взял ее за руку и усадил на кровать рядом с собой. – Что этот ирландец тебе сказал?

– Он сказал: «Вы, наверное, прелестная Грейс. Рад слышать ваш прелестный голосок». – Она взглянула на стопку постельного белья. – Когда я сказала, что ты в душе, он сказал: «Ладно, передайте, что я звонил и иногда буду наведываться», – и повесил трубку прежде, чем я спросила его имя.

– И все?

Грейс кивнула:

– В чем дело?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Мало кто звонит мне в семь утра, но если такое случается, всегда представляются.

– Патрик, кто из твоих друзей знает, что мы встречаемся?

– Энджи, Дэвин, Ричи и Шерилин, Оскар и Бубба.

– Бубба?

– Ты видела его. Громадный парень, всегда в шинели…

– Такого не забудешь. Вид у него такой, будто он в один прекрасный день может войти в какую-нибудь забегаловку и расстрелять всех до одного только потому, что там испорчен игральный автомат.

– Угадала, это он. Ты видела его на…

– На вечере в прошлом месяце. Я помню. – Ее передернуло.

– Он безобиден.

– Возможно, для тебя – да.

Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Не только для меня. Для всех, кто мне дорог. Бубба безумно благородный.

– Он психопат. Такие, как он, заполняют приемные покои новыми жертвами.

– Неправда.

– Я не хочу, чтобы он когда-нибудь приближался к моей дочке. Понятно?

Когда родитель чувствует угрозу для своего ребенка и необходимость его защитить, он обретает особенный, звериный взгляд, излучающий угрозу. Он может быть бессознательным, и, несмотря на то что происходит от глубокого чувства любви, пощады от него не жди.

Именно такой взгляд был у Грейс в данный момент.

– Договорились.

Она поцеловала меня в лоб.

– Не нужно наводить справки об этом ирландце, хорошо?

– Не буду. Он больше ничего не сказал?

– «Скоро». – Она обошла кровать кругом, заглянула под нее. – Где я оставила свой жакет?

– В гостиной, – сказал я. – Что значит «скоро»?

– Он сказал, что будет наведываться. Помолчал секунду и добавил: «Скоро».

Она вышла из спальни, и я услышал легкое поскрипывание паркета в гостиной.

Скоро.