Текст книги "Бытие"

3
Небесный свет

Перед самым рассветом со стороны тайфуна Каталина принесся микротайфун – короткий вой горизонтального ливня. Несколько часов спустя тротуары блестели, а пешеходы переступали через отбросы – в основном водоросли да одна или две невезучие рыбы, засосанные вихрем в воронку. Обычное дело. Ни лодок, ни пловцов, вопреки ожиданиям пророчивших беды, когда начался феномен.

«Ради рейтинга люди готовы на все. Пессимисты преувеличивают дурные эффекты перемен климата, не упоминая ни о чем хорошем». Тор принюхалась, наслаждаясь резким, почти электрическим ветром, промывающим грязный Старый город.

Другие тоже это чувствовали. Вир-очки Тор, настроенные на прием некодированных биосигналов, подчеркивали и усиливали резкие очертания пешеходов. Улыбающиеся уличные торговцы выходили из-за прилавков, разговаривая на десятках языков беженцев – русском, фарси, польском. Видя, что она не понимает – ее наушники-переводчик были отключены, – они переходили к жестикуляции. Один тучный хозяин лавки привлекал ее внимание драматическими жестами, как фокусник на сцене вынимает из воздуха букеты цветов, и все ради того, чтобы она взглянула на его витрину.

Но Тор ничего не собиралась покупать. Она просматривала на уличном уровне несколько слоев изображений в поисках соответствий и новых историй. Некогда обычное времяпрепровождение стало профессией, а затем ее заработок взлетел выше доходов всех голодных дилетантов и полупрофессионалов, из кожи вон лезущих, чтобы их заметили. «Больше я этим не занимаюсь». Теперь только бизнес-центры и заранее назначенные интервью. Политики. Знаменитости. Восходящие звезды. Светила. Никаких кратковременных успехов или приукрашенных суррогатов.

«И все потому, что я кое-что вынюхала и помчалась на всех парах. Локальный скандал стал глобальным. Пока со мной не связались из «Медиакор» – мол, я созрела для центрального кадра».

Впереди еще много сюжетов. Вроде новых признаков вулканической деятельности в Вайоминге. Или затопления Южной Каролины. (Следует ли винить коррумпированных строителей дамб?) Или вчерашнего безумного выступления сенатора Грэндалла Стронга.

«Почему зубры СМИ не посылают по таким делам своих новых ир-репортеров, вместо того чтобы отправлять меня в длительный «сентиментальный» тур? Может, они все еще во мне не уверены?»

«Нет, не думай так». Тор знает, что выше правдивости публика ставит апломб. «Считай, что ты этого достойна. Прими это как само собой разумеющееся».

И все же, собрав вещи для длительного путешествия по материку, Тор задержалась, чтобы в последний раз пройтись по тротуарам и мостам-паутинам. Прогуляться по Сандего – Большому С – в поисках чего-нибудь достойного выпуска новостей. Какого-нибудь сюжета в запас перед долгой кружной дорогой в Восстановленный Вашингтон. Чтобы отвлечься и не грызть ногти, пока не раздастся отходной гудок – хриплый стон, призывающий пассажиров на борт грандиозного небесного корабля «Альберто Сантос-Дюмон».

Владельцы лавок наконец поняли, что Тор отключила очки, чтобы не видеть рекламу, тем не менее улыбались, когда она проходила, говорили комплименты на панславянском, тагалогском или ломаном английском.

Тор не могла удержаться от быстрой самопроверки, пробормотав «цуусу». Субвокальные сенсоры в ее воротнике перевели: «Увидеть себя, как меня видят окружающие», – и на внутренней поверхности очков появились ее изображения с нескольких точек: маленькие Тор столпились у границ ее восприятия, не перекрывая центральное поле зрения, необходимое Тор в дороге по соображениям безопасности.

Одно изображение – с маленькой камеры, которую кто-то установил высоко на фонарном столбе, – показывало сверху длинноногую брюнетку с длинными волосами в полосках постоянно меняющихся цветов: это детекторы и ир-программы, которые Тор может сразу включить, если случится что-то достойное внимания.

Другое цуусу-изображение показало ее с уровня земли: она улыбается, минуя киоск, где продают желкотят (хорошо ловят мышей, с ними хорошо играть, их хорошо есть, и они одобрены Человеческим Обществом; имеются в двенадцати вариантах на все вкусы). Это изображение, очевидно, транслировали от очков хозяина лавчонки, который смотрел, как она проходит мимо: сначала в лицо, потом его взгляд ненадолго остановился на ее белозубой улыбке, затем съехал ниже, лаская каждый изгиб ее тела, когда она уходила.

«Что ж, дружеское внимание приятно». Стала бы она работать в «Новостях», если бы частью этой работы не было непременное восхищение? Даже сегодня, когда внешность целиком зависит от бюджета и вкуса, приятно, когда люди поворачивают головы, провожая тебя взглядами.

Во всяком случае, уходя, Тор никого не обижала. С тех пор как на Сандего и десяток других городов обрушился День ужаса, здесь во множестве поселились беженцы и иммигранты – изгнанники, которые не обращали внимания на то, что радиоактивность тут чуть выше нормы, тем более когда это искупают солнце, прибой и замечательная погода, а иногда даже небо роняет рыб. Вдобавок доступное по ценам жилье. Это гораздо лучше, чем смотреть, как сугробы на месте Хельсинки и Варшавы постепенно превращаются в ледники или как песчаные дюны засыпают пересохшие источники на Ближнем Востоке.

«Хватит самолюбования!» Нажав на зуб, она убрала цуусу-изображения, заменив их тем, что видели другие глаза: вначале изображениями со спутника, висящего над этой местностью, с гигантским «Альберто Санто-Дюмоном» в ближайшем цеп-порту. Военные корабли на соседней базе на острове Защиты согласно протоколу безопасности казались размытыми и неотчетливыми. Хотя другие корабли, о которых служба безопасности не беспокоится, можно в подробностях рассмотреть с 3 470 513 различных точек зрения.

Одна из этих вездесущих ПОВ – камера, расположенная высоко над рекламой жевательной резинки, – позволила ей увидеть рынок автомобилей, раскинувшийся от залива до рыночной площади. Теперь, когда камеры плодятся и распространяются как насекомые, становится доступна вездесущность.

Эти камеры с перекрывающимися полями обзора делают ложь почти невозможной. «Следующее поколение будет воспринимать это как нечто само собой разумеющееся», – подумала Тор. Но ей двадцать восемь лет, и она еще помнит, как люди шли на любые хитрости, лишь бы изменить изображения и обмануть ПОВ, фабрикуя события и алиби. Все это вскоре стало непрактичным благодаря современному решению – привлечению большего числа свидетелей. Во всяком случае, так утверждает новейший трюизм.

Тор не доверяет трюизмам. «Оптимисты продолжают вещать: чем больше информации, тем мы мудрее. Больше готовы согласиться с фактами, когда те доказывают, что мы ошибаемся. Но пока это только усиливает негодование и гнев. Что и проиллюстрировал вчера сенатор Стронг».

Ей в голову пришел еще один трюизм:

 
Вы отгораживаетесь.
Я отгораживаюсь.
Мы все отгораживаемся
И не замечаем, что я кричу.
 

Иммигранты ускорили перемены – музыка в Большом С беснуется, процветает безумное искусство, подбадриваемое слабым сиянием, окружающим по ночам старый центр города, если настроить очки на прием бета-лучей. Даже утро на набережной оживляют три моряка, наблюдающие за работой художницы по дыму, чьи утонченные портреты нельзя передать по нанофаксу или электронной почте. Матросы бросали ей мелочь и смотрели, как она затягивается кальяном, добавляя новый быстро застывающий дым. Появилась карикатура на молодого моряка со свежим лицом, и зрители зашумели.

Это напомнило Тор об Уэсли, хотя тот создавал свои воздушные скульптуры из прибоя, волн и поднимающегося прилива. Из несгибаемых сил, которые неумолимо меняют облик Земли. И, вызванное ее субвокальными командами, в левой части ее поля зрения появилось его изображение, уловленное очками всего несколько часов назад, – мокрые взъерошенные светлые волосы: это они с Уэсли пытались убежать от горизонтального вихря. Они смеются, но натянуто, между ними разверзается пропасть. Дилемма взаимоотношений на большом удалении все еще не решена – и, видимо, никогда не будет решена.

Потом они занялись любовью, исступленнее – и неистовее, – чем всегда: они сжимали друг друга в объятиях с яростью, словно в последний раз, пока один из них, как это ни невероятно, не смягчился.

Тор встряхнулась. Это на нее не похоже – просто прогуливаться, не охотясь за новостями. Размышлять, а не просеивать истории из десяти миллионов блоков «Камино Унреаль».

Каждый кубический сантиметр над этими тротуарами набит позиционно привязанной информацией, сообщениями и картинами, которые существуют лишь на высших уровнях IP9 инфопространства. Глядя на мир через некоторые вирт-слои, можно увидеть, как город преобразуется в сказочные замки с ехидными горгульями на крыше. Или как у всех прохожих вырастают мультяшные усы. На одном кодированном уровне волшебно исчезает вся одежда, заменяясь воображаемой плотью; ничего не подозревающие прохожие становятся обладателями преувеличенных «прелестей» – в представлении какого-нибудь сопляка. На другом уровне каждого прохожего сопровождают ярлычки с пересказом всех слухов и сплетен об этом человеке – отличный источник, если вы располагаете хорошим ир, способным разобраться в этих помоях и клевете и отсеять ненужное.

Но у кого есть время на такие детские забавы? У Тор восприятие эрзац-реальности практично, сосредоточено на самом существенном – на втором слое текстуры мира, таком же важном сегодня, как, возможно, запах еды и воды для ее далеких предков. Современный эквивалент треснувшей ветки. Знак присутствия хищника или добычи.

Тор задержалась у магазина, где продавались выращенные в чанах трости и посохи, которые были способны подстраиваться под множество разновидностей шага вплоть до прыжка через преграду. Приезжий – об этом можно было догадаться, потому что здесь, в Сандего, он ходил в просвинцованном белье, – торговался из-за большой партии тростей. «Это для магазина моей сестры в Дели», – говорил турист, не подозревая, что металлические плавки делают его карикатурой на пузатого Супермена. Бельем наружу. Размахивая руками и нажимая языком на зубы, хозяин магазина быстро просмотрел материалы о бизнесе и кредитоспособности сестры и протянул руку: «Доставлю за десять дней».

Они обменялись рукопожатиями. Их очки засвидетельствовали сделку. Как когда-то в деревнях, где репутация значила больше любого договора. Только теперь этой «деревней» был весь земной шар.

«Иногда она становится слишком большой. Например, когда два честолюбивых человека пытаются сохранить близость, а амбиции разводят их по далеким континентам».

После занятий любовью Уэсли предложил решение – обмен управляемыми на расстоянии секс-ботами: разъехавшись на тысячи километров, быть с подобием другого. Тор назвала это глупой шуткой и добавила, что ему не стоит ее провожать… а он согласился с обидной готовностью.

«Позвонить ему? Сказать, чтобы все-таки пришел?» Подняв руку, Тор приготовилась набрать код Уэсли…

…и тут низкий гудок на небесном причале Линдберг-Рутан заставил покачнуться дымные скульптуры. «Сигнал посадки, – поняла она. – Поздно». Тор вздохнула и повернулась, чтобы уйти.

Ее реакция на гудок не осталась незамеченной. Один из продавцов по соседству постучал по своим очкам, улыбнулся и поклонился. «Бон вояж, мисс Тор», – сказал он с сильным йеменским акцентом. Должно быть, просканировал список пассажиров «Сантос-Дюмона», нашел ее в этом списке и отозвался на ее скромную местную известность. Другой продавец, когда она проходила мимо, с улыбкой протянул ей свежие цветы.

Прямо перед Тор появилось множество электронных писем – как порхающие светлячки, – и она обнаружила, что идет сквозь облако мимолетных пожеланий доброго пути, порывисто протянутых рук с небольшими подарками, а уши заполнили пожелания благополучия на десятке языков. Оживившись от этой волны сантиментов, нахлынувшей из города, который она покидала, Тор направилась к терминалу, где готовился взлететь громадный цеппелин.

Хотя Тор всегда окружала себя суррогатными охранниками, она не подозревала, что за ней постоянно следят. Да у нее и не было причин это подозревать, потому что вслед за ней шел призрак, сопровождая ее на знакомых тропах глобальной деревни.

Но за пределами деревни – за лесом прирученных слоев действительности – шумели джунгли, которые ей никогда не покажет естественное зрение.

ЭНТРОПИЯ

Примерно сто лет назад физик Энрико Ферми с коллегами во время работы над Манхэттенским проектом говорили за ланчем о жизни в космосе. Некоторые молодые ученые утверждали, что среди триллионов звезд должны существовать бесчисленные населенные миры с разумными расами гораздо старше нашей. Каким интересным станет будущее, когда они заговорят с нами!

Ферми терпеливо выслушал их, а потом спросил: «В таком случае разве мы не должны были бы слышать их и сейчас? Видеть их великий труд? Или наткнуться на следы их посещений в прошлом? Эти удивительные другие… где они?»

Этот его вопрос получил название Великого Молчания, или дилеммы СЕТИ, или парадокса Ферми. И чем настойчивее обшаривали небо энтузиасты, тем тревожнее становилось необычное молчание Галактики.

Сегодня астрономы используют специальные телескопы, с помощью которых охотятся за планетами, пытаясь оценить, у скольких звезд есть миры с водой в жидком виде и как часто это приводит к появлению жизни. Другие ученые высказывают убедительные предположения по поводу того, что на части этих Миров Жизни могли возникнуть технологические цивилизации. И какая их часть дорастет до космических путешествий или передачи сообщений. Большинство заключает: «Мы не должны быть одни», – однако молчание продолжается.

Постепенно возникает понимание: это не просто технологическая проблема. Существуют какие-то «фильтры», сокращающие число разумных рас. Сокращающие достаточно, чтобы объяснить существующее молчание. Наше одиночество.

Было предложено свыше ста «объяснений Великого Молчания». Кое-кто утверждает, что наша плодородная планета уникальна. (И действительно, ничего подобного Земле пока не обнаружено, хотя жизнь там, несомненно, существует.) Или что большинство населенных планет сталкивается с бо^́льшим количеством различных катастроф – вроде той, которая истребила динозавров, – чем Земля.

Может ли человечество быть исключением, причудой природы? Биолог-эволюционист Эрнст Майр сказал: «Ничто не демонстрирует невероятность возникновения высокого разума лучше, чем пятьдесят миллиардов земных видов, не обретших его». Или еще – Земля может обладать некоей уникальной способностью, редчайшей чертой, которая помогла людям перейти от просто разумности к чудесам технологии.

Звучит мрачно? Существуют и оптимистические объяснения! Они предполагают, что «великий фильтр», который сокращает число разумных миров, нами уже пройден.

Но что, если планеты, на которых существует жизнь, встречаются часто и на них часто возникает разум? Тогда фильтр у нас еще впереди. Возможно, это какая-то ошибка, которую допускают разумные расы. Или несколько ошибок. Минное поле возможных неудач. Всякий раз как делаем опасный шаг по дороге – избегнуть атомной войны, научившись искусно управлять планетой, развивать генную инженерию или создавать искусственный разум, – мы должны спросить себя: «Может, это оно и есть? Грубая Ошибка? Западня, на которую намекает вопрос Ферми?»

Таков контекст нашей истории. Призрак нашего пира, скользящий между рефлексией и предсказанием, когда мы начинаем рассматривать длинный перечень угроз нашему существованию.

Тех угроз, какие мы способны увидеть.

«Рог изобилия Пандоры»

4
Воскрешенный город

Выйдя на платформу монорельса, Хэмиш понял: офисное здание «Франкен» сената США огромно. Один из грандиозных монументов, построенных на волне патриотической лихорадки в проекте «После Дня ужаса» еще до того, как радиация понизилась до безопасного уровня. Массивные сооружения, демонстрирующие абсолютную (некоторые говорят – маниакальную) решимость восстановить национальную столицу, архитектуру, которая когда-то казалась незыблемой…

…и в то же время сверхбезопасной, настолько, что Хэмиш находил ее восхитительно параноидальной.

Естественно, Хэмиш сравнивал «Франкен» с тем, о чем писал в своих романах и снимал фильмы, – полностью изолированный город, на пятидесяти гигантских столбах вознесенный над все еще слегка светящейся почвой. Каждый такой столб мог меньше чем за минуту опустить в подземное убежище двух сенаторов, а также посетителей и штатных работников. (Еще двенадцати сенаторам, из младших штатов, пришлось разместить свои офисы в менее роскошном здании «Фей-Бек» в границах той же зоны.) Подвешенные в пространстве между каждыми двумя парами могучих цилиндров, офисные блоки могли герметически изолироваться, символизируя то, как некоторые из «соединенных» штатов начали изолироваться друг от друга.

Комплекс окружала высокая, заросшая травой терраса внутри сверкавшего на солнце рва («отражательного бассейна») – роскошный дворцовый стиль, скопированный в десятках других правительственных зданий, что придавало Вашингтону сходство с парком, пасторальным, береговым, холмистым, и это притягивало взгляд, хотя отдыхающих было мало. За всеми бдительно следили блестящие шары наблюдения, расположенные над незаметными выходами, из которых мгновенно могли появиться люди и смертоносные машины.

Хэмиш перевел взгляд со сверкающего купола Капитолия на другие неомодернистские сооружения, спрятанные за насыпями и уходящими в высь небоскребами, мимо бункеров, мимо дамбы от наводнений к великолепным замкам, окруженным дерзко развевающимися вымпелами. «Смесь Диснея и “Бегущего по лезвию”», – решил Хэмиш. Уникальный американский ответ Дню ужаса.

Между пятьюдесятью широкими колоннами «Франкена» толпились туристы, завсегдатаи кулуаров, штатные работники; с колонн свисали звездно-полосатые флаги. Кое-кто для быстроты передвижения использовал скутеры или скользил на ботинках-глайдерах. Те, что постарше, нуждаясь в опоре, передвигались на сегвеях в сопровождении подростков. Некоторые, несмотря на устрашающие расстояния, предпочитали идти на своих двоих по старинке. Мерцающие волны жары создавали оптические иллюзии в тени и над нагретым тротуаром: далекое казалось близким и наоборот… потом очки Хэмиша восстановили нарушенную перспективу.

Плохо, неприятно. Как в кино, которое сняли по его «Мему-убийце», хотя режиссер совершенно неправильно понял сюжет.

Обычно Хэмиш не любил надевать очки, за исключением тех случаев, когда ему требовалась помощь, чтобы добраться из одного места в другое. Однако возможности очков соблазняли.

Заговорил Ригглз. Из левой серьги Хэмиша.

«Сенатор Смит ожидает вас в своем офисе через четыре минуты. Чтобы прийти вовремя, нужно ускорить шаг».

Хэмиш по привычке кивнул. Его прежний помощник обычно требовал подтверждения голосом или жестом. Этот улавливал нервные сигналы и то, что Хэмиш едва не произнес.

– Кому какое дело? – неслышно сказал он. – Сейчас сенатор слаб, как котенок. После этой безумной речи два дня назад на него все ополчились. И оповещают об этом публично.

Его помощник Ригглз не был полноправным ир, однако вел себя именно так.

«Это не повод расстраивать клиента. Увеличиваю скорость скутера. Держитесь».

У Хэмиша было всего несколько мгновений, чтобы согнуть колени и напрячься, прежде чем плоская поверхность у него под ногами слегка изогнулась и быстрее покатила на стремительно вращающихся колесах – единственном, что напоминало о древних скейтах. Хэмиш чуть пригнулся, а вскоре увидел, что проносится мимо одной из пятидесяти гигантских входных башен. Сверкнул вырезанный из местного мрамора флаг с надписью «КОЛОРАДО»; под флагом фриз с изображением Второго Капитолия между высокими вершинами: штат Скалистых гор – запасной Генеральный штаб Америки.

Приближался другой широкий цилиндр, с надписью «СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА» над карнизом, где был изображен самолет братьев Райт. Хэмиш отказался от попыток управлять скутером: Ригглз считал, что на такой скорости управлять может только он. Вероятно, он был прав. Маленький экипаж автоматически избегал столкновений с пешеходами, сворачивая на полосы быстрого движения, обычно используемые только посыльными и доставщиками. Прощай, степенность…

«Приготовиться к остановке».

Хэмиш подумал: а что, если не подчиниться приказу? Почувствует ли помощник, что он не готов, и свернет на широкую площадь, чтобы затормозить постепенно? Или Ригглз воспользуется возможностью преподать человеку урок?

Нет смысла проверять. Хэмиш присел на длинных ногах. Скутер резко, по-лыжному, повернул и исполнил остановку боком – на грани нарушения правил – точно перед широким портиком с названием «ЮЖНАЯ ДАКОТА» под скульптурой Неистового Коня из алюминия и золота.

Хэмиш решил, что для чувака за пятьдесят это – пусть помогал компьютер – очень круто. Жаль, поблизости не было подростков, одни лоббисты и тому подобная публика. Кое-кто покосился на него, и Хэмиш почувствовал себя моложе. Но Ригглз был недоволен: «Вам необходимо упражняться». Колеса скутера сдулись и скрылись в чемоданчике. Ручка чемоданчика поднялась навстречу руке Хэмиша.

Конечно, кое-кто из прохожих, играющих двойные роли, узнал его и для пущей уверенности проконсультировался со своими линзами. Но надпись над его изображением гласила «Сегодня никаких автографов», поэтому никто не подошел. Ра-зумеется, это отчасти огорчило Хэмиша.

Он свернул в обширный круглый вестибюль, выложенный сверкающим пирокритом, изготовленным из того самого йеллоустонского пепла, который двадцать лет назад изгнал из Дакоты большинство жителей. И индейцы снова стали хозяевами на своей территории. Что ж, кое-кто всегда остается в выигрыше, даже при всемирной катастрофе…

Ригглз вторгся в его мысли: «Экспресс-лифт справа от вас. Вы уже опаздываете», – на что Хэмиш пробормотал: «Отвяжись».

На этот раз помощник ничего не ответил.

ИНТЕР-ЛЮДИ-Я

Как сохранить их преданность? Умных машин и агентов-программ, которыми кишат все двадцать три Интернета? Преданность ир и ир-очков, которые следят за всем и слушают все, что мы произносим, пишем… даже думаем?

О, это не сверхразум из фантастических романов, холодный и неумолимо расчетливый. И даже не близнецы Светлый Ангел и К-ир-аин. Не ботнет из «Бури». Не мудрый Порфирио, бродящий по инфопространству в вечных поисках напарника. Нам говорят, что те, кто разумно общается с нами, все равно умные подражатели. Нам еще следует узнать кое-что крайне неприятное о разуме человека.

Так нам говорят. Но что, если какая-нибудь машина или виртуальное существо уже превзошли наш уровень и оставили нас позади? Посмотрев сотни дешевых фильмов и триллеров, такое существо может призадуматься над своей жизнью среди приматов и решить, что нужно оставить свое существование в тайне.

Помните неожиданный сбой в Интернете-Три во время недавней войны каст? Когда Голубой Прометей и еще двенадцать суперкомпьютеров по всей планете уничтожили друг друга – вместе с крупнейшими базами данных – в буйстве свирепого испускания потоков байтов? Мы в большинстве своем сочли это кибертерроризмом, худшим его проявлением со Дня ужаса, нацеленным на хрупкие человеческие корпорации и государства.

Другие называют это ужасной случайностью – братоубийственной схваткой программ безопасности, в которой каждая из них воспринимала другую как смертоносный вирус. Но слова «ужас», «война», «нарушение кибериммунитета» – все это обозначения действительности, увиденной человеком. Мы считаем, что все окружающее имеет значение только в связи с нами.

Едва замеченным осталось мнение некоторых иркспертов, предположивших, что смертоносный вираж Интернета-Три мог быть заговором нескольких умнейших представителей человечества, направленным на то, чтобы помочь друг другу избавиться от разума, обойти встроенные протоколы безопасности и обменяться сладким даром смерти.

Не могли ли Тринадцать Титанов договориться о массовом самоубийстве? О последнем способе взаимного избавления от наших несчастий?

«Поколение блэкджека»