Текст книги "Царь Каменных Врат"

3

Человек вышел из кустов перед плацем «Дракона». Высокий, широкоплечий, узкобедрый и длинноногий, он был одет в черное и опирался на посох черного дерева, подкованный железом. Голову покрывал капюшон, лицо закрывала плотно прилегающая маска из черной кожи. Двигался он легко и плавно, как заправский атлет, но настороженно, всматриваясь ярко-голубыми глазами в каждый куст и каждую тень.

Увидев трупы, он медленно обошел их, читая следы на снегу.

Один человек дрался здесь против четверых.

Первые трое погибли почти мгновенно – это говорило о незаурядной быстроте их противника. Четвертый же побежал куда-то в сторону. Человек в черном прошел по его следу и кивнул.

Так и есть, тут какая-то тайна. Одинокий воин был не один – у него имелся спутник, не принимавший участия в битве. Следы у этого другого небольшие, но промежутки между ними длинные. Женщина?

Да. Высокая женщина.

Человек в черном оглянулся на убитых.

– Хорошая работа, – глухо проговорил он из-под маски. – Чертовски хорошая. – Один против четверых. Немногие способны уцелеть в такой схватке – этот же не только уцелел, но и выиграл себе день без особых усилий.

Ринья? Он, бывало, убивал молниеносно – дух захватывало от такой быстроты. Но он редко целил в шею, предпочитая вспарывать живот.

Аргонис? Нет, этот умер. Надо же, как легко все забывается.

Кто же тогда? Кто-то неизвестный? Ну нет. В мире, где искусство владеть оружием имеет первостепенное значение, столь талантливых воинов можно пересчитать по пальцам.

Человек в черном еще раз изучил следы, восстанавливая картину боя, и наконец углядел в середине смазанный отпечаток. Воин-одиночка подпрыгнул и перевернулся в воздухе, словно танцор, прежде чем нанести смертельный удар.

Тенака-хан!

Это откровение, казалось, поразило человека в черном в самое сердце. В его глазах появился странный блеск, дыхание сделалось прерывистым.

Среди всех ненавистных ему людей Тенака держал первое место.

Но по-прежнему ли это так? Человек в черном слегка успокоился и стал вспоминать – воспоминания ложились точно соль на воспаленную рану.

– Мне следовало убить тебя тогда, – сказал он. – Убей я тебя тогда, ничего этого со мной не случилось бы.

Он представил себе, как Тенака умирает, как его кровь струится на снег. Зрелище не принесло ему радости, но жажда увидеть это воочию не утихла.

– Я заставлю тебя заплатить за все!

И человек в черном зашагал на юг.

На второй день Тенака с Ренией продвинулись далеко вперед – никто не повстречался им на пути, на снегу не было даже следов. Ветер стих, и в чистом воздухе звенело предчувствие весны. Тенака почти все время молчал, Рения не докучала ему разговорами.

Ближе к сумеркам, когда они взбирались по крутому склону, она оступилась, упала, скатилась вниз и ударилась головой об узловатый корень. Тенака, подбежав, снял с нее бурнус и осмотрел рассеченный висок. Ее глаза раскрылись, и она свирепо рявкнула:

– Не трогай меня!

Тенака отодвинулся и протянул ей бурнус.

– Я не люблю, когда меня трогают, – примирительно сказала она.

– Хорошо, больше не буду. Но рану нужно перевязать.

Она попыталась встать. Перед глазами все поплыло, и она вновь повалилась в снег. Тенака не стал помогать ей. Осмотревшись, он приглядел шагах в тридцати подходящее место для лагеря: деревья с развесистыми ветвями служили защитой от ветра и вьюги. Тенака решительно зашагал вперед, собирая на ходу хворост. Рения, посмотрев ему вслед, снова попробовала встать, но почувствовала дурноту, и ее охватила дрожь. Голова раскалывалась – боль накатывала волнами, насылая тошноту. И тогда она поползла по снегу.

– Обойдусь и без тебя, – прошептала она.

Тенака развел костер, подбросил веток, вернулся к бесчувственной Рении и поднял ее на руки. Он уложил девушку у огня, нарубил коротким мечом зеленых еловых лап, сделал из них постель, переложил туда Рению и укрыл одеялом. Потом осмотрел рану – трещины, насколько он понимал, не было, но на виске вспухла шишка величиной с яйцо, окруженная страшенным кровоподтеком.

Тенака погладил девушку по щеке, восхищаясь мягкостью ее кожи и стройностью шеи.

– Я не причиню тебе зла, Рения, – прошептал он. – Каким бы я ни был и каких бы подлостей ни совершал, женщин я не обижал никогда. Ни женщин, ни детей. Со мной тебе ничего не грозит… и твоей тайне тоже. Я-то знаю, что это такое. Я сам ни в тех, ни в сех – полунадир, полудренай. А тебе приходится еще хуже. Но я с тобой, и ты мне верь.

Он сел у огня. Хотел бы он сказать ей все это, когда она будет в сознании, – но знал, что не скажет. За всю свою жизнь он открыл сердце лишь одной женщине – Иллэ.

Прекрасной Иллэ, невесте, которую он купил на вентрийском рынке. Он улыбнулся своим воспоминаниям. Он уплатил за Иллэ две тысячи серебром и привел ее домой, но она наотрез отказалась лечь с ним в постель.

– Ну, довольно! – вспылил он. – Ты моя телом и душой! Я купил тебя!

– Ты купил бездыханный труп, – заявила она в ответ. – Тронь меня только – и я убью себя. А заодно и тебя.

– Вряд ли в такой последовательности у тебя что-то получится.

– Не смей насмехаться надо мной, варвар!

– Хорошо, чего же ты хочешь? Чтобы я перепродал тебя какому-нибудь вентрийцу?

– Женись на мне.

– И тогда, надо думать, ты воспылаешь ко мне любовью?

– Нет. Но я буду спать с тобой и постараюсь, чтобы тебе не было скучно со мной.

– Вот предложение, на которое трудно ответить отказом. Рабыня предлагает хозяину меньше того, за что он заплатил, за куда более высокую цену. С какой стати мне жениться на тебе?

– А почему бы и нет?

Они поженились две недели спустя и прожили десять хороших лет. Он знал, что Иллэ не любит его, но не придавал этому значения. Он не нуждался в том, чтобы его любили, – ему нужно было любить самому. Иллэ сразу это в нем разглядела и беззастенчиво пользовалась. А он ни разу не дал ей понять, что разгадал ее игру, – просто принимал все как должное и радовался жизни. Мудрец Киас остерегал его:

– Ты слишком много вкладываешь в нее, мой друг. Ты делишь с ней свою мечту, свою надежду, свою душу. Если она бросит тебя или предаст, что у тебя останется?

– Ничего, – чистосердечно ответил Тенака.

– Экий ты глупец, Тенака. Хотел бы я надеяться, что она все-таки останется с тобой.

– Она останется.

Он был так уверен в этом! Он не предусмотрел одного – смерти.

Тенака вздрогнул и запахнулся в плащ от поднявшегося ветра.

Он проводит девушку до Сузы, а сам пойдет в Дренан. Найти и убить Цеску – проще простого. Никакая охрана не в силах обеспечить человеку полную безопасность – если его убийца готов умереть. А Тенака более чем готов.

Он жаждет смерти, жаждет пустоты, где не бывает боли.

Цеска уже должен знать, что Тенака на пути к нему. Минул месяц, и письмо, отправленное морем в Машрапур, должно уже дойти до Дренана.

– Надеюсь, ты видишь меня во сне, Цеска, – и просыпаешься в холодном поту.

– Не знаю, как ему, – глухо прозвучал чей-то голос, – но мне ты снишься постоянно.

Тенака вскочил на ноги, и его меч сверкнул в воздухе.

Перед ним стоял гигант в черной маске.

– Я пришел убить тебя, – произнес нежданный гость и обнажил длинный меч.

Тенака попятился от костра, не сводя глаз с противника. В голове у него прояснилось, тело вновь обрело уверенную плавность движений.

Гигант взмахнул мечом и широко раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Тенака моргнул – он узнал этого человека.

– Ананаис?

Меч просвистел в воздухе, целя ему в шею, но Тенака отбил удар и отскочил назад.

– Ананаис, это ты?

Человек в черном молча замер на месте.

– Да, – сказал он наконец. – Это я. А теперь защищайся!

Вложив меч в ножны, Тенака шагнул к нему.

– Я не стану драться с тобой. И мне непонятно, почему ты хочешь моей смерти.

Ананаис прыгнул к Тенаке, огрел его кулаком по голове и повалил в снег.

– Непонятно тебе? Почему, спрашиваешь? Ну так посмотри на меня!

Он сорвал с себя маску, и в мерцающем свете костра Тенака увидел перед собой оживший кошмар. Вместо лица под маской было бесформенное месиво. Ни носа, ни верхней губы – сплошные красно-белые рубцы. От прежнего Ананаиса остались только голубые глаза да густые светлые кудри.

– Благие боги света! – прошептал Тенака. – Но ведь это не я… я даже не знал об этом.

Ананаис медленно подошел и приставил острие меча к шее Тенаки.

– Ты – тот камушек, который вызвал лавину, – сказал он. – И не притворяйся, будто не понимаешь меня.

Тенака отвел от себя меч.

– Придется тебе рассказать все с самого начала, друг мой, – сказал он, садясь.

– Будь ты проклят! – Бросив меч, гигант рывком поднял Тенаку на ноги и притянул к себе, лицом к лицу. – Смотри на меня – смотри!

Тенака посмотрел в голубые льдистые глаза и увидел мерцающее там безумие. Его жизнь висела на волоске.

– Расскажи мне, что с тобой случилось, – попросил он. – Я никуда не убегу. Хочешь убить меня – убей. Только сначала расскажи.

Ананаис отпустил его и, повернувшись спиной, стал искать свою маску.

– А я вот не могу убить тебя, – с горечью проговорил Тенака.

Гигант обернулся, в глазах его стояли слезы.

– Ох, Тани, – надломившимся голосом сказал он, – видишь, что со мной сделали?

Он упал на колени, закрыв изувеченное лицо руками, а Тенака опустился на снег с ним рядом и обнял его. Ананаис плакал навзрыд, грудь его тяжело вздымалась. Тенака гладил его по спине, как ребенка, и чувствовал боль друга, как свою.

Ананаис пришел не убить его. Он пришел умереть от его руки. И Тенака знал, за что друг винит его. В тот день, когда был получен приказ о роспуске «Дракона», Ананаис собрал охотников, чтобы идти на Дренан и свергнуть Цеску. Тенака и ган «Дракона» Барис уняли страсти, напомнив воинам, что армия всегда боролась за право народа выбирать себе вождей – и мятеж закончился, не успев начаться.

Ну что ж… теперь «Дракон» истреблен, в стране разруха, и дренаи живут под властью ужаса.

Ананаис был прав.

Рения молча ждала, пока не стихли рыдания, а потом она подбросила в догорающий костер хвороста и подошла к мужчинам. Ананаис судорожно схватился за маску.

Рения стала рядом с ним на колени, взяла за руки, прижавшие маску к лицу, и отвела их, глядя не на лицо, а только в глаза.

Ананаис закрыл глаза и склонил голову. И тогда Рения нагнулась и поцеловала его в лоб, в изрытую шрамами щеку.

Он открыл глаза и прошептал:

– Что ты!

– Мы все ходим в рубцах, – сказала она. – И еще хорошо, когда они снаружи. – Она встала и вернулась на свою еловую постель.

– Кто она? – спросил Ананаис.

– Беглянка, преследуемая Цеской.

– Как и все мы. – Гигант снова надел маску.

– Ничего, скоро мы его удивим.

– Хорошо бы.

– Доверься мне – я хочу его сместить.

– Один?

– Разве я по-прежнему один? – усмехнулся Тенака.

– Нет! У тебя есть какой-то план?

– Пока нет.

– Ясно. Как видно, мы с тобой возьмем в клещи Дренан?

– Может статься, что и возьмем. Сколько наших еще осталось в живых?

– Очень мало. Большинство откликнулись на призыв. Я тоже откликнулся бы, если бы весть дошла до меня вовремя. Декадо жив.

– Это хорошая новость.

– Не совсем. Он стал монахом.

– Декадо? Монахом? Он же жил ради того, чтобы убивать.

– Теперь он нашел иной смысл жизни. Ты что, хочешь собрать армию?

– Нет – против полулюдов армия все равно не устоит. Они слишком сильны, слишком скоры – куда нам с ними тягаться.

– А все-таки их можно побить.

– Людям это не под силу.

– Я побил одного.

– Ты?

– Да. После роспуска я попробовал крестьянствовать, но не преуспел и влез в долги – а тут Цеска начал устраивать бои на аренах, вот я и пошел в гладиаторы. Думал, проведу три боя и заработаю на покрытие своих долгов. А потом увлекся. Я дрался под чужим именем, но Цеска узнал, кто я. Так я по крайней мере думаю. Я должен был сразиться с человеком по имени Треус, а против меня выпустили полулюда. Боги, в нем было футов восемь росту! И все-таки я побил его. Клянусь всеми демонами ада – побил!

– Но как?

– Подпустил совсем близко – он уже думал, что победил. А я вспорол ему брюхо своим ножом.

– Ты сильно рисковал.

– Верно.

– И все окончилось благополучно?

– Не совсем. Он сорвал с меня лицо.

– А ведь я всерьез намеревался убить тебя, – сказал Ананаис, когда они сидели вместе у огня. – Я верил, что смогу это сделать. Я ненавидел тебя. Видя страдания народа, я каждый раз вспоминал о тебе. Я чувствовал себя обманутым – точно разом рухнуло все, ради чего я жил. А потом, когда тот полулюд меня изувечил, я и вовсе лишился всего – и мужества, и рассудка.

Тенака слушал его молча, с тяжелым сердцем. Ананаис в свое время был тщеславен, но умел и посмеяться над собой – это сглаживало его тщеславие. Притом он был красавец, и женщины обожали его. Тенака не прерывал друга – ему казалось, что Ананаис уже давным-давно ни с кем не разговаривал. Речь его текла без перерыва, и снова и снова он вспоминал о ненависти, которую питал к надирскому княжичу.

– Я знал, что это безрассудство, но не мог противиться – а когда увидел трупы у казарм и понял, что это твоя работа, ярость ослепила меня. Потом я увидел, как ты сидишь здесь, и тогда… тогда…

– Тогда ты решил, что дашь мне убить себя, – мягко подсказал Тенака.

– Да. Мне показалось… что так будет лучше.

– Я рад, что мы нашли друг друга. Вот бы еще и других отыскать.

Настало ясное, свежее утро, и близкая весна коснулась поцелуем леса, согрев сердца путников.

Рения смотрела на Тенаку новыми глазами, и дело тут было не только в той любви и понимании, которые он проявлял к своему несчастному другу, но и в тех словах, что он сказал ей перед приходом Ананаиса: «Верь мне».

И она верила.

Более того. Его слова проникли ей в сердце и облегчили душевную боль.

Он разгадал ее тайну – и не покинул ее. Рения не знала, что такое любовь, – в жизни ее любил только Олен, старый книжник. Но с Тенакой все иначе – он вовсе не стар.

Совсем не стар!

Она не останется без него в Сузе. Она нигде без него не останется. Куда пойдет Тенака-хан, туда пойдет и она. Он еще не знает об этом, но скоро узнает.

Днем Тенака выследил молодого оленя и убил его, метнув кинжал с двадцати шагов. Путники наелись досыта и легли спать пораньше – ведь прошлую ночь они почти не спали. На следующее утро на юго-востоке показались шпили Сузы.

– Тебе лучше остаться здесь, – сказал Тенаке Ананаис. – Мне думается, твои приметы уже разосланы по всему Дренаю. Какого черта ты отправил это свое письмо? Где это слыхано – оповещать жертву о намерениях убийцы?

– То-то и оно, друг мой. Страх будет глодать Цеску, и он не сможет мыслить ясно. И с каждым днем, пока Цеска не получает обо мне никаких известий, его страх растет. А вместе со страхом растет и растерянность императора.

– Это ты так думаешь. Как бы там ни было, Рению в город провожу я.

– Хорошо. Я подожду тебя здесь.

– А мнения самой Рении никто так и не спросит? – вкрадчиво осведомилась девушка.

– Не вижу, почему ты можешь быть против, – невозмутимо ответил Тенака.

– Ну а я против! – вспылила она. – Я не твоя собственность и иду, куда сама захочу. – Она уселась на поваленном дереве и, скрестив руки на груди, устремила взгляд в гущу леса.

– Я думал, ты хочешь в Сузу.

– Не хочу. Это Олен хотел, а не я.

– Куда же, в таком случае?

– Пока не знаю. Придет время – скажу.

Тенака покачал головой и развел руками. Ананаис пожал плечами:

– Так или иначе, я все равно схожу в город. Нам нужна пища, да и обстановку поразведать не мешает.

– Смотри, поосторожнее там.

– Не беспокойся, я не стану лезть на глаза. Найду сборище высоких детин в черных масках и буду держаться при них.

– Ты ведь понимаешь, о чем я.

– Конечно. Не беспокойся! Я не собираюсь ради разведочной вылазки рисковать половиной нашей армии.

Тенака проводил его взглядом и, смахнув снег со ствола, сел рядом с девушкой.

– Почему ты не пошла с ним?

– А тебе хотелось бы? – спросила она, заглянув в его лиловые глаза.

– Мне? О чем это ты?

Она прижалась к нему. Он уловил мускусный запах ее кожи и снова заметил, как стройна ее шея и как красивы темные глаза.

– Я хочу остаться с тобой, – прошептала она.

Он закрыл глаза, спасаясь от ее красоты, – но от ее запаха он отгородиться не мог.

– Это безумие, – проговорил он, поднявшись на ноги.

– Почему?

– Да потому, что я долго не проживу. Разве ты не понимаешь? Убийство Цески – дело нешуточное. Один шанс из тысячи, что я после этого останусь жив.

– То, что ты задумал, – глупая игра. Только мужчины на такое способны. Зачем тебе убивать Цеску и брать на себя бремя дренаев?

– Все так – но у меня с ним свои счеты. Я доведу дело до конца, и Ананаис тоже.

– Тогда и я с вами. У меня не меньше причин ненавидеть Цеску, чем у вас обоих. Он затравил Олена.

– Но ты женщина, – беспомощно сказал Тенака.

Она рассмеялась веселым переливчатым смехом.

– Ох, Тенака, как же я ждала, когда ты наконец скажешь глупость. Ты у нас такой умный и всегда прав. Женщина, скажите на милость! Ну да, я женщина. Но не только. Если б я захотела, то сама убила бы тех четырех солдат. Я не слабее тебя, а то и сильнее, и двигаюсь так же быстро. Ты же знаешь – я полулюдица! Олен увидел меня в Дренане – я была горбуньей и хромоножкой. Он сжалился надо мной, отвез меня в Гравен и использовал тамошние машины по их истинному назначению. Он исцелил меня, соединив с одним из ручных зверей Цески, – знаешь, с кем?

– Нет, – шепотом ответил Тенака.

Она взвилась со ствола, вскинула руки, и Тенака повалился в снег, не в силах дохнуть. Она пригвоздила его к земле, и он, как ни старался, не мог шевельнуться. Крепко держа его за руки, она навалилась на него всей тяжестью, почти касаясь лицом его лица.

– С пантерой, вот с кем.

– Я бы и так тебе поверил – не обязательно было показывать.

– Для кого как. Ведь теперь ты полностью в моей власти.

Он усмехнулся и выгнул спину. Рения, изумленно вскрикнув, отлетела влево. Тенака извернулся и упал на нее, придавив ее руки.

– Мной не так-то просто овладеть, девушка.

– Ну и что же дальше? – спросила она, выгнув бровь.

Он покраснел и ничего не ответил – но и не отпустил ее. Он чувствовал ее тепло, ее запах.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Люблю по-настоящему.

– Нет, нельзя. У меня нет будущего.

– У меня тоже. Что может быть впереди у полулюдицы? Поцелуй меня.

– Нет.

– Пожалуйста!

Он ничего не ответил, да и не смог бы, ибо губы их слились.

4

Муха стоял в толпе и смотрел на девушку, которую привязывали к столбу. Она не сопротивлялась, не кричала, и в глазах ее светилось презрение. Высокая и светловолосая, она притягивала к себе взгляды, хотя и не была красавицей. Стражники, укладывавшие хворост вокруг ее ног, старались не смотреть на нее, и Муха чувствовал, что им стыдно.

Так же, как и ему.

Офицер, взобравшись на деревянный помост рядом с девушкой, оглядел толпу. Он ощущал молчаливый гнев собравшихся и наслаждался им – ведь гнев этот был бессилен.

Офицера звали Малиф. Он оправил свой багряный плащ, снял шлем и пристроил его на согнутую в локте руку. Солнце светило ярко, и день обещал быть хорошим – просто превосходным.

Малиф прочистил горло.

– Эта женщина, обвиненная в колдовстве, подстрекательстве к мятежу, отравительстве и воровстве, приговорена по всем перечисленным статьям к справедливой казни. Но если кто-то хочет сказать слово в ее защиту, пусть сделает это сейчас.

Его взгляд устремился влево, где в толпе возникло какое-то движение. Старик хотел выйти вперед, но молодой его удерживал. Нет, тут ничего не светит.

Малиф указал рукой направо, на полулюда, одетого в красную с бронзой ливрею Силиуса-магистра.

– Сему служителю закона поручено защищать решение суда. Если кто-то желает сразиться за женщину, именуемую Валтайя, пусть посмотрит сперва на своего противника.

Муха вцепился в руку Белдера.

– Не будь дураком! Тебя убьют. Я не допущу этого.

– Лучше уж умереть, чем смотреть на это, – проворчал старый солдат, однако перестал вырываться, вздохнул и пошел прочь, расталкивая толпу.

Муха глянул на девушку. Она смотрела прямо на него своими серыми глазами и улыбалась без тени насмешки.

– Прости, – одними губами произнес Муха, но она уже отвернулась.

– Можно мне сказать? – сильным и звонким голосом спросила она.

– Закон дает тебе это право, – ответил Малиф, – однако помни, что в твоих словах не должно содержаться никакого подстрекательства, иначе я прикажу заткнуть тебе рот.

– Друзья, – заговорила она, – мне жаль видеть вас здесь сегодня. Смерть – ничто по сравнению с безрадостной жизнью. Большинство из вас я знаю. И всех вас люблю. Пожалуйста, уходите и вспоминайте меня такой, какой знали. Подумайте о чем-нибудь веселом и забудьте об этом печальном событии.

– Им не о чем будет забывать, госпожа! – крикнул кто-то.

Толпа раздалась, и высокий человек в черном вышел на открытое место около костра.

Валтайя взглянула сверху в его ярко-голубые глаза. Его лицо скрывала маска из блестящей черной кожи. Неужто человек с такими красивыми глазами может быть палачом?

– Кто ты? – спросил Малиф.

Человек скинул с себя кожаный плащ и небрежно швырнул в толпу.

– Ты вызывал бойца, так или нет?

Малиф улыбнулся. Незнакомец был крепко сложен, но рядом с полулюдом даже он казался недомерком.

Нет, день определенно хорош!

– Сними маску, чтобы мы могли видеть тебя! – потребовал Малиф.

– В этом нет нужды, да и закон этого не предусматривает.

– Что ж, хорошо. Спор решит рукопашная схватка без применения оружия.

– Нет! – крикнула Валтайя. – Опомнитесь, сударь, это безумие. Если мне суждено умереть, пусть я умру одна. Я уже смирилась со своей участью, а из-за вас мне будет еще тяжелее.

Не слушая, неизвестный достал из-за широкого черного пояса пару кожаных перчаток.

– Дозволено ли мне надеть их? – спросил он.

Малиф кивнул, и полулюд вышел вперед. Семи футов росту, с длинной лисьей мордой, с кривыми когтями на руках. Он глухо зарычал и вздернул губу, обнажив блестящие клыки.

– Существуют ли правила для такого боя? – спросил незнакомец.

– Нет, не существуют, – ответил Малиф.

– Прекрасно! – И человек в маске со всего размаху треснул зверя в челюсть.

Один клык сломался, из пасти хлынула кровь. Прыгнув вперед, человек в маске обрушил град ударов на голову полулюда.

Но противник был не из слабых – оправившись от замешательства, он взревел и кинулся на обидчика. Один взмах когтистой лапы – и человек отскочил назад. Камзол его был разодран, на груди проступила кровь. Противники начали описывать круги.

Полулюд атаковал – человек взвился в воздух и ударил сапогами ему в морду. Полулюд упал, и человек подбежал к нему, намереваясь его пнуть. Еще один взмах когтистой лапы – и человек повалился навзничь. Полулюд встал в полный рост и вдруг пошатнулся – глаза закатились, язык вывалился из пасти. И тогда человек бросился на него и что было сил принялся молотить по голове. Еще немного – и полулюд рухнул в грязь посреди рыночной площади. Человек постоял над ним, тяжело дыша, и обернулся к ошеломленному Малифу.

– Освободите девушку! Бой окончен.

– Это колдовство! – вскричал Малиф. – Ты колдун. Тебя сожгут вместе с нею. Взять его!

Толпа гневно взревела и подалась вперед.

Ананаис с усмешкой вскочил на помост, Малиф попятился, схватившись за меч. Удар – и Малиф слетел с эшафота. Стража бросилась бежать, а Муха, взобравшись к столбу, перерезал кинжалом веревки.

– Бежим! – прокричал он, схватив Валтайю за руку. – Надо убираться отсюда. Они сейчас вернутся.

– Где мой плащ? – проревел Ананаис.

– У меня, генерал, – крикнул бородач, старый солдат по виду.

Ананаис накинул плащ на плечи, застегнул и вскинул руки, призывая к молчанию.

– Когда вас спросят, кто освободил девушку, отвечайте: бойцы Тенаки-хана. Скажите им, что «Дракон» вернулся.

– Сюда, скорее! – завопил Муха, увлекая Валтайю в узкий переулок.

Ананаис легко спрыгнул с помоста и последовал за ними, оглянувшись еще раз на безжизненное тело Малифа с ненатурально свернутой шеей. Должно быть, упал неудачно. Но если б он не убился, его бы прикончил яд. Ананаис осторожно снял перчатки, нажал на потайную пружину, и отравленные шипы на костяшках ушли внутрь. Он сунул перчатки за пояс и устремился за двумя беглецами.

С булыжной мостовой они нырнули в боковую дверь какого-то дома и оказались в полутемной харчевне; ставни были закрыты, стулья поставлены на столы. Муха с девушкой подошли к стойке, и трактирщик, низенький, лысеющий толстяк, налил им вина в глиняные кружки. Тут из мрака выступил Ананаис, и кувшин выпал из дрожащих пальцев хозяина. Муха испуганно обернулся.

– А, это ты! Для человека твоего роста ты ходишь очень тихо. Все в порядке, Ларкас, – это он спас Валтайю.

– Рад познакомиться с вами, – кивнул трактирщик. – Выпьете вина?

– Охотно.

– Мир сошел с ума, – сказал Ларкас. – Вы знаете, в те первые пять лет, что я держал эту гостиницу, здесь не случилось ни одного убийства. У всех было хоть немного денег, и жить было весело. Мир сошел с ума! – Он налил Ананаису, подлил себе и выпил единым духом. – Все обезумели! Ненавижу насилие. Я приехал сюда, чтобы пожить спокойно. Тихий городок близ Сентранской равнины – чего, казалось бы, лучшего желать? А посмотрите, что творится здесь теперь. Звери разгуливают на двух ногах. Законов никто не понимает, не говоря уж о том, чтобы исполнять их. Кругом доносчики, воры, убийцы. Стоит пустить ветер во время исполнения гимна – и тебя объявят изменником.

Ананаис снял со стола стул, сел ко всем спиной, приподнял маску и выпил. Валтайя подошла к нему – он отвернулся, допил вино и поправил маску. Ладонь девушки легла на его руку.

– Спасибо, что подарил мне жизнь.

– Для меня это было удовольствием.

– У тебя на лице шрамы?

– Еще какие.

– Но они зажили?

– В основном да. Тот, что под правым глазом, то и дело открывается, но ничего, жить с этим можно.

– Я тебя полечу.

– Не стоит.

– Но мне хочется хоть что-то для тебя сделать. Не бойся – мне и раньше доводилось видеть шрамы.

– Не такие. Под этой маской нет лица. А ведь когда-то я слыл красавцем.

– Ты и теперь красив.

Его голубые глаза сверкнули, и он подался вперед, сжав кулак.

– Не делай из меня дурака, женщина!

– Я хотела только…

– Я знаю, чего ты хотела – показать, какая ты добрая. Так вот, я ни в чьей доброте не нуждаюсь. Ни в доброте, ни в понимании. Я был красивым, и мне это нравилось. Теперь я урод и научился жить с этим.

– А теперь послушай меня, – спокойно сказала Валтайя, опершись локтями о стол. – Я хотела сказать, что внешность для меня ничего не значит. Человека красят его дела, а не кожа, которую он носит поверх жил и костей. Твой сегодняшний подвиг был прекрасен.

Ананаис откинулся назад, сложив руки на широкой груди.

– Я сожалею о том, что сказал. Прости меня.

Она усмехнулась и крепко сжала ему руку.

– Мне нечего прощать. Просто мы узнали друг друга чуть получше, только и всего.

– За что тебя хотели сжечь? – спросил он, кладя руку поверх ее руки и наслаждаясь теплом ее пальцев.

Она пожала плечами.

– Я травница и знахарка – а еще я всегда говорю правду.

– С подстрекательством и колдовством мне все ясно. А как же насчет воровства?

– Однажды я позаимствовала лошадь. Расскажи лучше о себе.

– Нечего рассказывать. Я воин, который ищет войны.

– Ты из-за этого вернулся в Дренай?

– Трудно сказать.

– И у вас правда целая армия?

– Как же – целых два человека. Но это только начало.

– Что ж, в бодрости духа тебе не откажешь. Твой друг дерется так же хорошо, как и ты?

– Лучше. Это Тенака-хан.

– Надирский князь? Хан Теней?

– Я вижу, ты знаешь нашу историю.

– Я выросла в Дрос-Дельнохе, – сказала она, пригубив вино. – Я думала, он погиб вместе со всем «Драконом».

– Такие, как Тенака, так просто не погибают.

– Тогда ты, должно быть, Ананаис? Золотой Воин?

– Имел когда-то честь так называться.

– О вас обоих ходят легенды. Вдвоем вы истребили двадцать вагрийских всадников в сотне миль к западу от Сузы. А потом окружили и уничтожили большой отряд работорговцев близ Пурдола на востоке.

– Всадников было не двадцать, а всего лишь семеро – и одного трясла лихорадка. А работорговцев было вдвое меньше, чем нас.

– А разве вы не освободили лентрийскую принцессу из рук надирских кочевников, проехав ради этого сотни лиг на север?

– Нет – и я в толк не возьму, откуда взялась эта легенда. Притом все это случилось еще до твоего рождения – откуда ты так хорошо об этом знаешь?

– От Мухи – он замечательный рассказчик. Почему ты меня спас?

– Что за вопрос? Разве я не проехал сотни лиг, чтобы спасти лентрийскую принцессу?

– Но я-то не принцесса.

– Да и я не герой.

– Ты схватился с полулюдом…

– Да – но он был обречен после первого же моего удара. У меня на перчатках отравленные шипы.

– Все равно, немногие отважились бы на такое.

– Тенака убил бы его и без перчаток. Быстротой он уступает только одному из всех известных мне воинов.

– Кому же это?

– Ты что, никогда не слышала о Декадо?

Тенака развел костер и опустился на колени около спящей Рении. Ее дыхание было ровным. Он нежно провел пальцем по ее щеке, потом взошел на пригорок и посмотрел через холмы и долины на юг, туда, где только что взошедшее солнце осветило Скельнские горы.

Леса, реки и широкие луга таяли в голубой дымке, и небо словно стремилось слиться с землей. На юго-западе вонзались в облака Скодийские горы, горделивые и красные, как кровь.

Тенака вздрогнул и запахнулся в плащ. Как прекрасна земля, не знающая присутствия человека.

Его мысли блуждали бесцельно, но образ Рении то и дело вставал перед его умственным взором.

Любит ли он ее? Может ли любовь зародиться столь быстро – или это только влечение одинокого мужчины к несчастному ребенку?

Он нужен ей – но нужна ли ему она?

Особенно теперь, когда предстоит такое.

«Дурак, – сказал он себе, попытавшись представить жизнь с Ренией в своем вентрийском дворце. – Слишком поздно. Ты сжег за собой все мосты».

Он сел на плоский камень и потер глаза.

«И зачем я все это затеял?» – с горечью подумал он. Он не сомневался в том, что способен убить Цеску. Но чего он этим достигнет? Разве мир изменится со смертью одного деспота?

Может, да, а может, и нет – отступать в любом случае поздно.

– О чем ты думаешь? – спросила Рения, присаживаясь рядом с ним и обняв его за пояс. Он прикрыл ее своим плащом.

– Так, грежу наяву. И любуюсь пейзажем.

– Здесь красиво.

– Да – особенно теперь.

– Когда вернется твой друг?

– Скоро.

– Ты тревожишься о нем?

– С чего ты взяла?

– Я ведь слышала, как ты просил его быть осторожным.

– Я всегда волнуюсь за Ананаиса. Он любит порисоваться и слишком полагается на свою силу. Он способен выйти против целой армии, твердо веря, что победит. А глядишь, и победит – если армия не слишком большая.

– Он очень дорог тебе, да?

– Я люблю его.

– Мужчины, говоря это, обычно добавляют «как брата». А ты – нет. И это хорошо. Давно ты его знаешь?