Текст книги "Гибель конвоя PQ-17. Величайшая военно-морская катастрофа Второй мировой войны. 1941– 1942 гг."

К половине первого ночи, когда нарвикская группа снялась с якорей в заливе Боген, туман сгустился и плотным одеялом покрыл залив Тьелд-Саунд. В 2.15, когда флагман вице-адмирала Кумметца «Лютцов» продирался сквозь туман через самую узкую часть входа в пролив, этот тяжелый крейсер задел грунт, сильно повредив носовую часть и затопив несколько водонепроницаемых отсеков.

Знатоки морских суеверий могли теперь позлорадствовать: считалось, что над военными кораблями, которые поменяли название, висит нечто вроде проклятия. Тяжелый крейсер был спущен на воду под названием «Дойчланд», но с началом войны Гитлер счел психологически более верным переименовать его в «Лютцов»: не хватало, чтобы корабль «Дойчланд» – «Германия» – оказался потопленным[40]40
  Сравните с эпизодом во время обеда у Гитлера 4 июля: он сказал, что отвергает идею о присвоении какому-либо линкору названия «Адольф Гитлер»: будет бедствием, если кораблю придется простаивать в сухом доке по шесть месяцев. По этой же причине «Дойчланд» переименовали в «Лютцов»: «Гибель корабля «Дойчланд» оказала бы на германский народ более сильное воздействие, чем какое-либо иное событие».


[Закрыть]. Теперь «Лютцов» сел на мель и должен был быть вычеркнутым из остальной части операции «Ход конем». Кумметц перенес свой флаг на «Адмирала Шеера», а «Лютцов» отослал обратно в залив Боген.

У тронхеймской группировки дела шли не намного лучше. Когда корабли вошли в пролив Гимсей Вест-фьорда, три из эсминцев, эскортировавших «Тирпиц», один за другим наскочили на подводную скалу, находившуюся в стороне от глубокого фарватера, и настолько повредили линии вала и винты, что вынуждены были также выпасть из операции. «Тирпиц» и «Адмирал Хиппер», следуя главным фарватером, сумели избежать не отмеченных на карте препятствий. Норвежские почтовые пароходики и корабли прибрежной обороны с мелкой осадкой беспрепятственно пользовались этим каналом десятки лет, но германские эсминцы имели осадку фута на три глубже.

Эти несчастные случаи еще раз показали немцам опасность прибрежных проливов: на них не было надлежащих лоций, и они были печально знамениты неожиданными туманами, заволакивавшими узкие проходы. Немцы спокойно отнеслись к потерям и убедили себя, что они никак не должны повлиять на ход операции. Гросс-адмирал Редер узнал об этих событиях утром в Берлине на информационном совещании: штаб ВМФ отметил, что, сколь ни достоин сожаления вывод «Лютцова» из операции, это не окажет «никакого воздействия» на осуществление операции «Ход конем». Действительно, машины и вооружение корабля находились в исправном состоянии, и командир корабля обратился с просьбой вернуться в строй и принять участие в операции. Военно-морская группа «Север» право принять окончательное решение оставила за адмиралом Шмундтом в Нарвике, но последний, выслушав заключения специалистов о повреждениях, исключил возможность участия корабля в операции. «Лютцов» вынужден был вернуться в Германию на ремонт, который занял четыре месяца.

Ко времени, когда первая боевая группировка накануне вечером покинула Тронхейм, еще три подводные лодки заметили конвой – теперь таких стало пять. В ту ночь, однако, погода и видимость ухудшились, и всерьез задумались о том, чтобы лодки держались поглубже: всю ночь напролет глубинные бомбы с кораблей эскорта вздымали столбы воды, сотрясали грузовые суда и делали невозможным сон для трех тысяч человек личного состава эскорта. Капитан-лейтенант Хайно Боман, который держал свою подводную лодку впереди конвоя всю туманную вторую половину дня, рассчитывал провести типовую атаку на него: погрузиться перед конвоем, затем всплыть на перископную глубину после прохождения над ним передней линии противолодочного охранения; дважды он подвсплывал, но оба раза слишком поспешно: в нескольких сотнях ярдов он видел идущие на него эсминцы. Когда он всплыл под перископ еще раз, туман ограничивал видимость до 200 ярдов, и на сей раз конвой ушел из вида. Такой же опыт имел и Гюнтер Ла Бауме на U-355. Он докладывал:

«В точке АВ.4895 вынужден был эсминцем уйти обратно. Снова соприкосновение с конвоем в точке АВ.5159, но в точке 5271 замечен корветом и вынужден погрузиться. Шесть взрывов глубинных бомб, повреждений нет…»

В 21.30 вечера только U-476 (Тайхерт) и U-255 (Рехе) все еще держали конвой в поле зрения; Тайхерт сообщал, что видимость постепенно ухудшается. Через десять минут после того как Рехе произвел залп двумя торпедами по эсминцу и промахнулся, его U-255 всплыла и обнаружила, что конвой исчез. Контакт поддерживала только U-456. Видимость оставалась скверной, и в 22.30 Тайхерт следовал за конвоем, ориентируясь лишь на след масляных пятен и полагаясь на сигналы гидрофона. Потом он совсем потерял конвой.

Авиация держалась за конвоем примерно до полуночи, а затем он был поглощен туманом. Союзнические тяжелые силы прикрытия все еще не были обнаружены немцами.

Только наутро подводные лодки снова увидели конвой. Это не помешало адмиралтейству передать в 7.15 сигнал – оперативное сообщение по флоту метрополии о том, что запеленгованы сообщения немцев в 4.47 и 6.37 о позиции PQ-17; в действительности же если кто и сообщал о конвое, то только не немцы. Единственными сигналами с подлодок, переданными в эти ранние часы, было сообщение с U-456 в 3.30 для Нарвика о том, что лодка идет за конвоем по нефтяному следу, от U-355 в 7 утра – о ее позиции (очевидно, значительно южнее конвоя) и улучшении видимости, а также еще от двух подводных лодок – U-376 и U-251 соответственно в 4.07 и 8.40 утра – о том, что у них заканчивается топливо, которое позволит им следовать за конвоем приблизительно только до 30° в.д., а затем им придется возвращаться в Киркенес для заправки.

Для немцев появилась опасность отставания подводных лодок от конвоя. Шмундт передал на лодки в 7.48 по радио позицию, курс и скорость хода конвоя по данным на полночь и информировал их, что намеревается установить теперь новую линию патрулирования за островом Медвежий. Вскоре после этого U-255 и U-456 заметили большие нефтяные пятна; U-255, проходя через полосы тумана с видимостью менее 200 ярдов, услышала шум конвоя далеко слева по корме. «Известно, как далеко разносится звук под водой», – объяснял потом командир лодки Рехе. Он поспешил дать сообщение в Нарвик, а сам развернул лодку и пошел в направлении шумов.

Другие лодки ловили разведданные, нет-нет да поступавшие из Нарвика. На U-88 гидрофонное устройство барахлило, но грубые расчеты и сведения на основе информации Рехе позволили Боману двигаться в верном направлении, и в 14.30 сообщил: «Снова вижу конвой».

Одна из причин, почему подводные лодки с таким трудом снова обнаружили конвой, состояла в том, что приблизительно в 7 часов он сменил направление движения, взяв курс прямо на восток. На подходе конвоя к месту поворота Гамильтон намеренно старался держать свое соединение из четырех крейсеров и трех эсминцев вне поля зрения немцев, идя в условиях низкой видимости значительно севернее конвоя, чтобы его не обнаружил какой-нибудь разведывательный самолет противника. Гамильтон вполне верил в здравый смысл немцев, понимая, что те могут подозревать наличие охранения из крейсеров, но, держась скрытно, он заставлял их гадать насчет своего местонахождения. По его первоначальной оценке, «Тирпиц», чтобы выманить на себя флот метрополии Тови, мог пойти в направлении конвоя QP, шедшего теперь значительно южнее, в то время как два карманных линкора, которые взяло бы на себя соединение Гамильтона, совершат отдельно нападение на PQ-17 – вероятно, где-нибудь в районе острова Медвежий. Поэтому чем дольше он будет оставаться незамеченным, тем легче ему удастся заманить в ловушку два карманных линкора и втянуть их в бой. К полудню 3 июля, однако, стало казаться, что затея не удалась: не видно было, чтобы «Тирпиц» двинулся на конвой, и Гамильтоном овладело, как он выразился, «неприятное чувство», что он находится не с той стороны PQ-17, чтобы защитить его от надводных сил противника: «Была вероятность, что карманные линкоры совершат нападение и уйдут невредимыми».

Гамильтон решил, что пора приступать к реализации второй части «генерального плана» адмиралтейства: теперь надо дать противнику, как только видимость улучшится, увидеть крейсеры эскорта.

И в соответствии с этим в 8.45 Гамильтон взял курс на восток параллельно конвою, находясь пока еще в 25 милях севернее его. В течение короткого времени крейсеры проходили по району, усеянному залитыми водой спасательными шлюпками и плотами потопленных судов – острое напоминание об ударе, нанесенном в этом районе пять недель назад германской авиацией по конвою PQ-16. Спустя некоторое время рассеялись последние сомнения насчет того, будет ли германский флот атаковать PQ-17: на крейсерах получили срочное сообщение о том, что главные силы противника вышли в море. В 14.20 британский разведывательный самолет «Спитфайр» пробил облачный слой над Аас-фьордом, в 15 милях восточнее Тронхейма, и обнаружил стоянку «Тирпица» пустовавшей. Адмиралтейство передало на крейсер, что, по данным аэрофотосъемок в районе Тронхейма, «Тирпиц», «Адмирал Хиппер» и четыре эсминца находятся в море. Морское патрулирование к югу от Исландии и в Датском проливе было усилено, чтобы воспрепятствовать прорыву группировки в Атлантику, а вся свободная разведывательная авиация была брошена на обнаружение «пропавших» немецких кораблей. Нарвик пока что не был разведан с воздуха.

По мнению Гамильтона, именно в это время немцы узнали о присутствии его соединения: видимость у воды к этому времени улучшилась до максимума, но небо все еще было затянуто облаками. Первым признаком конвоя, который увидел Гамильтон, был немецкий разведывательный самолет, а затем на горизонте показался и конвой, верхушки его мачт торчали, как неровный частокол. Он сразу отвернул, надеясь, что немецкий самолет заметил его и доложил о нем в Норвегию. Но на 17 часов не имелось никакого подтверждения от адмиралтейства, что такое сообщение было передано. Немцы видели, казалось, только конвой.

Как поняло германское Верховное командование из потока разведывательных сообщений о конвое PQ-17, он был намерен держаться основную часть пути у границы паковых льдов, как можно дальше к северу; теперь PQ-17 был, очевидно, милях в 90 к западу от острова Медвежий и собирался, похоже, пройти между этим островом и Шпицбергеном – это был первый конвой, который обходил Медвежий с севера. Сообщалось, что конвой состоит из тридцати восьми грузовых судов, построенных в четыре колонны позади заслона эсминцев, и буксирует аэростаты заграждения. Гладкая поверхность моря все еще делала невозможным подход подводных лодок к грузовым судам, и они вынуждены были ограничиваться наведением авиации. В 16.44 Шмундт передал, что всего две подводные лодки сохраняют соприкосновение с конвоем: «Главная задача – слежение».

Британское адмиралтейство действительно хотело, чтобы PQ-17 прошел как можно дальше от мыса Нордкап. Приблизительно тремя часами ранее из Уайтхолла передали адмиралу Гамильтону неожиданные результаты самой последней воздушной разведки ледяной кромки на севере. Собирались как раз катапультировать с целью проведения ледовой разведки самолет «Уолрас» с «Лондона», когда поступило это сообщение – в 17.45. Ледовая разведка в полдень предыдущего дня показала, что проход между островом Медвежий и паковым льдом составлял на тот момент 90 миль. Лед откалывался и таял, на пути следования конвоя видно было только скопление плавающего льда, вполне проходимое, попадались отдельные айсберги до 30 футов высотой. До сих пор у Гамильтона не было никаких оснований полагать, что проход может составлять в ширину более 40 миль, как показывала разведка неделей раньше. Гамильтон сказал потом, что теперь будущее вселяет «гораздо больше надежды». Он отменил задание «Уолрасу» и вместо этого послал самолет к «Кеппелу», флагману эскорта конвоя, с предложением Бруму взять на 70 миль севернее острова Медвежий, а затем держаться у границы 400-мильного радиуса действий немецкой авиации с базы Банак в Норвегии.

В 19 часов, когда самолет приблизился, «Кеппел» заправлялся с «Олдерсдейла»; это был второй круг дозаправки для измученных жаждой эсминцев. Капитан 2-го ранга Брум следил за миганием сигнального прожектора с самолета, передававшего новые инструкции для него, а также информацию о том, что Гамильтон намеревается оставаться в 30 милях к северу и, наконец, что американский эсминец «Роуэн» должен возвратиться к эскадре крейсеров. В 20 часов Брум изменил курс конвоя на северо-восток (53°).

У адмиралтейства в это же время возникла та же идея, что и у Гамильтона, и в 7.08 оттуда на «Кеппел» поступил приказ двигаться по крайней мере на 50 миль к северу от острова Медвежий. Но когда старший офицер конвоя в 9.30 передал в адмиралтейство измененный курс конвоя, он решил подправить его восточнее, чем считали целесообразным и Гамильтон, и адмиралтейство ввиду опасности вражеского воздушного нападения. Можно было поспорить насчет того, что с точки зрения нападения разница была весьма невелика: идти ли конвою на его 8 узлах в 300–500 милях от аэродромов противника. Брум был склонен идти восточнее при благоприятной низкой видимости и не тратить впустую время на огибание границ радиуса действия немецких бомбардировщиков. Не он ли неделю назад получил приказ адмиралтейства, где было четко прописано, что конвой должен продолжать «двигаться восточным курсом, даже если ему будет наноситься урон»? Тови впоследствии поддержал его.

Приблизительно в 21 час из Уайтхолла пришло радиосообщение о том, что «Тирпиц», «Адмирал Хиппер» и четыре эсминца определенно покинули Тронхейм, но часов через пять после этого адмиралтейство дополнительно сообщило, что, хотя эти корабли идут на север, непосредственной угрозы нет. Поскольку туманная погода в Баренцевом море благоприятствовала проходу конвоя, адмиралтейство пока не предпринимало никаких дальнейших мер, ожидая дальнейшего развития событий. На грузовых судах и военных кораблях элементы нервозности стали вытеснять показной оптимизм предыдущих ночей – теперь, когда они входили в вероятную зону сражения. Многие моряки избегали спать на своих штатных местах, опасаясь ночной торпедной атаки. Коки и другие, кто обычно проводил основную часть суток в подпалубных помещениях, подыскивали себе места для сна как можно выше ватерлинии. В 4.30 Гамильтон сигнализировал на свои корабли, чтобы они придерживались теперешнего курса примерно до 6 часов, когда они развернутся и пойдут к югу, пока не достигнут конвоя, а затем займут позицию на южном фланге конвоя – близком к Норвегии.

Все немецкие корабли были теперь в Вест-фьорде и Алта-фьорде, за исключением поврежденных – «Лютцова» и трех эсминцев, которые выпали из операции. Корабли ждали только кодового слова из Киля, чтобы двинуться дальше и атаковать конвой; но Киль не мог действовать без разрешения из штаба ВМФ в Берлине, а штаб был связан по рукам и ногам приказом фюрера, что до нападения на конвой должны быть обнаружены и обезврежены авианосцы союзников.

К вечеру 3 июля германский штаб ВМФ стоял перед важнейшим решением, так как один такой военный корабль союзников был обнаружен, но снова потерян. В 1.50 разведывательный самолет обнаружил и в течение трех часов следил за мощной военно-морской группировкой противника, включавшей авианосец, примерно в 300 милях к юго-западу от конвоя. На самом деле самолет заметил эскадру адмирала Тови, когда она двигалась к своей позиции охранения южнее пути следования конвоя[41]41
  «В 2.00 3 июля разведывательным самолетом обнаружено соединение, слежение велось до 4.30». Оба самолета были из разведывательного авиакрыла KG40, базировавшегося в Тронхейме.


[Закрыть]. Но тут возникает некоторая загадка: час спустя второй самолет сообщает, что увидел подобное соединение в сотне миль к юго-востоку от первого; похоже, это второе также включало в себя авианосец, а также два линкора. В действительности этого второго соединения не существовало: ни Тови, ни Гамильтон (который держал свое присутствие в секрете, находясь в сотнях миль севернее) не сообщали ни о каком разведывательном самолете в это время. Очевидным воздействием этого ложного обнаружения на планирование немцами своей операции было «размещение» где-то в арктических водах второго авианосца, который следовало найти и нейтрализовать, прежде чем к конвою двинется германский флот. В принятие германского решения был внесен элемент неуверенности.

Немцы быстро почувствовали какую-то ошибку: штаб ВВС проявил проницательность, выдвинув предположение о том, что речь идет об одном и том же соединении, координаты которого неточно установил первый или второй самолет. В таком случае мощь соединения могла составлять один авианосец, два линейных корабля, три крейсера и пять эсминцев. Несмотря на то что командование группировки ВВС Лофотенских островов стало защищать своих летчиков и их профессионализм в области воздушной разведки и аэронавигации, адмирал Шмундт разделил точку зрения, что сосредоточение в такой близости двух крупных военно-морских соединений кажется маловероятным. Военно-морская группа «Север» в Киле также склонялась к этому, но предупреждала, что присутствия двух мощных соединений нельзя полностью исключить. Позиция отрицания не объясняла, например, куда делись другие тяжелые корабли – один линкор и три крейсера, – которые определенно были идентифицированы в составе крупного соединения в водах близ Исландии двумя днями раньше[42]42
  Предположительно речь шла о соединении Гамильтона.


[Закрыть]. Неуверенность и колебание преобладали в Германии даже при том, что в ВМФ на всех уровнях – от командующего флотом Шнивинда до Карльса и Редера – считали, что такие удаленные силы противника не могли всерьез поставить операцию под угрозу, тем более что германский флот мог в случае необходимости прервать атаку по первому сигналу. Германский штаб ВМФ был убежден, что передвижение двух германских боевых соединений еще не обнаружено противником. Все же ограничение фюрера относительно авианосцев противника по-прежнему оставалось в силе, а они хотя и были обнаружены, но не нейтрализованы. А туман препятствовал всяким попыткам нового установления местоположения боевой группировки противника.

Поэтому в полдень генерал-адмирал Карльс приказал Шмундту:

«Подводным лодкам действовать в экономном топливном режиме (особенно Тимму и Марксу) против соединения тяжелых кораблей противника, используя остатки их топлива для атаки и возвращения на ближайшую базу для заправки».

Шмундт был покороблен столь нереалистичным приказом: хотя он, как подчиненный Карльса, должен был выполнить приказ, он направил Карльсу возражения, что о флоте противника ничего не слышно в течение десяти часов, что две упомянутые подводные лодки находятся в 400 милях от кораблей противника и что он планировал использовать их остающееся топливо в действиях против PQ-17, приближающегося теперь к «решающей фазе», и затем вернуть их в Киркенес на заправку, а также что операции против соединений боевых кораблей легче проводить более крупными группировками подводных лодок и соответственно заправленных для длительных действий. Карльс не отвечал несколько часов.

В 16 часов Карльс позвонил начальнику оперативного отдела Генштаба ВМФ в Берлине и попросил, чтобы было принято так или иначе решение – продолжать «Ход конем» или нет. Он предлагал, чтобы тем временем группа «Тирпица» вышла из Вест-фьорда на соединение с другой группой в Алта-фьорде, и тогда обе боевые группы могли бы следовать далее вместе, если позволят обстоятельства. Штаб ВМФ доводит это предложение до Редера, но тот не пожелал одобрить даже этот шаг без разрешения Гитлера[43]43
  Реальный выигрыш во времени в результате такого хода сомнителен: продвижение соединения зависело бы от максимально возможной скорости хода карманного линкора, который был в уже в Алта-фьорде; возможно, психологическая причина, лежавшая в основе предложения Карльса, состояла в том, что он хотел подтолкнуть более высокие инстанции к решению: либо проводить вылазку, либо отказаться от нее.


[Закрыть]. Редер приказал сначала, чтобы об этом было доложено фюреру. Из доклада следовало бы, что, с одной стороны, он, Редер, понимает, что соблюдено не все необходимое и что воздушной разведке не удалось в точности установить последние перемещения соединений противника, а с другой – что штаб ВМФ и группа «Север» согласны, чтобы соединение во главе с «Тирпицем» перебазировалось в Алта-фьорд к другому соединению, чтобы избежать пустой траты времени, если выйдет приказ атаковать. Вице-адмирал Кранке был специально проинструктирован дать однозначно понять, что согласие фюрера было желательно как промежуточное решение для перебазирования кораблей, а не как приказ к началу атаки.

Генерал-адмирал Карльс настойчиво просил, чтобы окончательный приказ о нападении был издан до 22 часов, если возможно. Но хотя Кранке (представитель Редера в штаб-квартире фюрера) сделал попытку увидеть Гитлера, чтобы положить перед ним документ Редера, он узнал, что фюрер «не доступен»[44]44
  Гитлер вылетел из своей штаб-квартиры в Растенбурге в 4 часа на целый день для посещения штаба армейской группы «Юг» в Полтаве.


[Закрыть]. Кранке заверил Редера, что по общему тону его бесед с Гитлером он был удовлетворен тем, что здесь не будет возражений. Военно-морской группе «Север» было приказано проследить за немедленной переброской соединения «Тирпица» из Вест-фьорда в Алта-фьорд.

Конвой PQ-17 уже приближался к северному барьеру пакового льда: незадолго до 19 часов вооруженный траулер «Лорд Остин» с гидролокатора передал взволнованный сигнал на «Кеппел» о том, что он видит впереди «подозрительное судно», но несколько минут спустя внес поправку, что в его поле зрения оказался айсберг. Через полчаса появился второй айсберг, затем и третий. Скоро немецкие подводные лодки, шедшие по следу конвоя, сообщили в Нарвик, что конвой пробивается с устойчивой скоростью 8 узлов через поля плавучих льдин, часто возвышающихся над свинцовым морем на 7–8 ярдов.

В то же самое время адмиралтейство передавало на корабли эскорта:

«По отдельным показаниям пеленгаторов в 4.21 и 5.10 можно предположить присутствие корабля или кораблей противника, вероятно, подводных лодок, вблизи PQ-17 – по всей видимости, следящих за конвоем».

Тот факт, что в оперативном отделе слежения за подводными лодками адмиралтейства были способны зафиксировать только «отдельные» пеленгования радиосигналов в этих опасных северных водах, придет в голову позже, в контексте событий. Обычно двух пеленгов на передатчик противника было достаточно для определения его местонахождения, но в водах к северу от мыса Нордкап ситуация была менее благоприятной, ибо по причинам, которые нетрудно угадать, русские отказались разрешить британцам установить у себя на Севере станцию радиоперехвата. Во время прохождения PQ-17 можно было получать только неадекватные обстановке дальние пеленги с очень узким лучом с подводных лодок к северу от мыса Нордкап.

К этому времени англо-американское боевое соединение двигалось на новую позицию, чтобы быть готовым нанести удар по германскому флоту. Адмирал Тови, которого одолевали серьезные сомнения в отношении того, где находятся германские подводные лодки, получил от адмиралтейства информацию, что лодки собираются ближе к конвою, к северо-востоку от него. В 17.23 британский главнокомандующий соответственно изменил курс своего флота на север так, чтобы пересечь линию движения конвоя достаточно далеко за кормой последних кораблей, чтобы избежать обнаружения подводными лодками противника, возможно отставшими от основной стаи. Было важно, чтобы это перемещение на новые позиции осталось незамеченным.

Тови рассчитал, что нападение германских надводных сил вряд ли начнется ранее 6 часов следующего утра, 4 июля, а к тому времени его корабли займут такую позицию с дальней стороны конвоя, что германские суда окажутся вполне в пределах досягаемости самолетов с его авианосца. Когда немцы появятся, его самолеты с авианосца могли бы внезапно атаковать германские тяжелые корабли и, возможно, надолго сделать их небоеспособными, а там подошел бы и флот, довершая дело. Наживка насажена на крючок, западня установлена. Но клюнут ли немцы?

5

Для германского главнокомандующего соединением адмирала Шнивинда, находившегося на борту своего флагманского корабля «Тирпиц», длительная задержка с получением кодового слова для начала атаки вылилась в нервотрепку и не поддавалась объяснению. Не зная о телефонных переговорах между Килем и Берлином и между Берлином и ставкой фюрера, он не мог понять, почему два соединения – его собственное в Вест-фьорде и другое, с карманным линкором «Адмирал Шеер» в Алта-фьорде, – не должны немедленно двинуться в атаку. Оба соединения без осложнений встали на якорную стоянку на своих маневренных базах: «Тирпиц» и «Адмирал Хиппер» – в 14 часов в проливе Гимсей Вест-фьорда, а «Адмирал Шеер» со своими эсминцами – почти на четыре часа позже в Алта-фьорде. Эсминцы к этому времени закончили дозаправку.

В 17 часов самолет, запущенный катапультой с «Тирпица», достиг Нарвика, принеся три сообщения, относительно которых Шнивинд хотел, чтобы находящийся поблизости штаб – Шмундта – передал их для него. К своему ужасу, Шмундт увидел, что первое из этих трех сообщений было приказом по флоту приступить к операции «Ход конем» в 10 часов следующего утра. Шмундт это прокомментировал так:

«Очевидно, флот сделал ошибку, поскольку военно-морская группа «Север» еще не передала кодового слова, означающего сигнал к атаке».

Шмундт не дал хода сигналу. Тут же началось телетайпное совещание на высоком уровне между Нарвиком и Килем. Шмундт сообщил генерал-адмиралу Карльсу о действиях командующего соединением и двух других сигналах, которые он получил от Шнивинда, одним из которых тот запрашивал о более свежей информации относительно передвижений противника, в то время как другой представлял собой первое сообщение о повреждениях, полученное тремя эсминцами из группы «Тирпица»: «Риделем», «Гальстером» и «Лоди». Карльс одобрил, что Шмундт воспрепятствовал преждевременному приказу о выходе, и пообещал со своей стороны позаботиться о скорейшем принятии решения о передаче кодового слова на корабли.

Адмиралу Шнивинду ответили: «Ждите возвращения вашего самолета».

Тем не менее пятнадцать минут спустя, в 18 часов, немецкий командующий соединением поднял якорь в Вест-фьорде, и «Тирпиц» со своим сопровождением вышел в море.

Успешная британская разведка раннего места стоянки «Тирпица» в Тронхейме залихорадила германскую телетайпную сеть. Немцы поняли, что обнаружение союзниками того факта, что «Тирпиц» пришел в движение, произвело, вероятно, сильный эффект на их планы по охране конвоя.

Приблизительно в то время, когда «Тирпиц» высовывал нос из Вест-фьорда, генерал-адмирал Карльс послал подробный сигнал Шмундту, Кумметцу, в штаб ВМФ, 5-й эскадрилье ВВС и адмиралу Шнивинду:

«Оценка ситуации на 18.00.

1. Дальнее охранение в последний раз замечено в 16.30. Авианосная группа, вероятно, одна, но две не исключены. Авианосная группа, возможно, следует на восток.

2. Обеим боевым группировкам вначале соединиться в Алта-фьорде. Дальнейшие указания последуют.

3. PQ-17 замечен подводными лодками в точке AB.3740 (к западу от острова Медвежий) в 15.25. Полеты «Спитфайров» над Аас-фьордом (Тронхейм) в 14.20, возможно, связаны с передвижениями противника.

4. «Лютцов», «Ридель», «Гальстер», «Лоди» выбыли из операции.

Военно-морская группа «Север».

Совершенно секретно».

Двумя часами позже Карльс передавал для командующего группой: «Перейдите в Алта-фьорд. Решение идти внутренними каналами или вне их лежит на вас. Решение о посылке кодового слова последует позже. Доложите о намерениях»[45]45
  Это были два сигнала, соответственно в 18.00 и 19.57.


[Закрыть].

«Тирпиц», однако, не стоял терпеливо на якоре в ожидании приказа из Киля. В то время когда пришел первый сигнал от Карльса, линкор уже двигался в сторону конвоя. Второй сигнал уже передавали, когда самолет с «Тирпица» вернулся в Нарвик; от его пилота потрясенный Шмундт узнал, что боевая группа «Тирпица» по собственной инициативе Шнивинда в 6 часов начала движение. По получении приказа генерал-адмирала Карльса группа изменила курс и направилась к мысу Нордкап[46]46
  Самолет с «Тирпица» принес следующий сигнал для передачи военно-морской группе «Север» в Киле: «Я исхожу из вашего приказа от 17.49 о переходе в Алта-фьорд. Иду открытым морем до Найя, затем следую внутренними проливами. По тому, как информирован о противнике, поддерживаю продолжение «Хода конем» завтра утром. Срочно нужна ясная картина о передвижении тяжелых кораблей противника к тому времени».


[Закрыть]. К 10 часам следующего утра, субботы 4 июля, весь германский флот послушно стоял в Алта-фьорде, ожидая, когда придет приказ из Киля атаковать.

Поздно вечером 3 июля Гамильтон вновь почувствовал, что для успеха генерального плана адмиралтейства важно позволить немцам бросить взгляд на его крейсерское соединение, и в соответствии с этим в 21 час он изменил курс на юго-восточный, чтобы приблизиться к конвою на дистанцию 20 миль. В 22.15 он увидел над горизонтом аэростаты ПВО конвоя и почти одновременно был замечен двумя самолетами-разведчиками «Блом унд Фосс». Конвой в то время проходил всего милях в 30 к северу от острова Медвежий. Несколько минут спустя он узнал из Уайтхолла, что немцы сообщили о его присутствии, «что весьма обрадовало меня», сообщал Гамильтон наверх.

Достигнув своей цели, его крейсерское соединение снова легло на курс, параллельный курсу конвоя. Он впервые нарушил радиомолчание, чтобы сообщить адмиралтейству и своему главнокомандующему, что за ним следили, добавив, что он хотел бы, чтобы и конвой, и крейсерское соединение прошли в 70 милях к северу от острова Медвежий.

В течение вечера немецкие подводные лодки стали приближаться к конвою. Одна за другой они делали попытки подойти вплотную к конвою, но полосы тумана и спокойное море очень мешали. «Условия для лодок самые неблагоприятные, какие только можно себе представить», – жаловался адмирал Шмундт в тот вечер. Командиры его подводных лодок отчетливо видели грузовые суда и насчитали четыре аэростата ПВО, готовые к запуску. Один за другим Рехе, Тайхерт, Бильфельд, Боман и Зимон вновь выходили на конвой, но ни один не смог атаковать. «Множество лодок подступают к нам, – писал помощник капитана американского грузового судна «Беллингем» в своем дневнике тем вечером и ночью. – Разрывы глубинных бомб сотрясают корабли целые сутки напролет». За полчаса до полуночи с флагмана Гамильтона катапультировали самолет «Уолрас» на противолодочное патрулирование за кормой у конвоя по просьбе капитана 2-го ранга Брума. Гамильтон передал через экипаж самолета новое предложение Бруму: держать конвой в 400 милях от аэродрома в Банаке.

«Уолрас», неповоротливый, уродливый и медлительный, имел экипаж из трех офицеров военно-морской авиации, его максимальная скорость была чуть ниже скорости германских поплавковых самолетов «Блом унд Фосс-138», от двух до четырех их постоянно кружило над конвоем на почтительном расстоянии от его зенитных средств. Поэтому для «Уолраса» с «Лондона» не составляло труда подходить к конвою и пугать подводные лодки, которые нагло тянулись в надводном положении за конвоем в нескольких милях от него. Но когда горючее подходило к концу, самолету трудно было вернуться на свой крейсер, потому что всякий раз тот или другой из немецких разведчиков атаковал его и открывал огонь. После нескольких попыток пилот «Уолраса» бросил это занятие и приводнился внутри конвоя, где его взял на буксир один из кораблей эскорта.

На самолете все еще были глубинные бомбы, с которыми он не мог садиться, поэтому, когда в последний раз зашел над конвоем, сбросил две глубинные бомбы на открытом месте. К несчастью, там забыли поставить взрыватели в безопасный режим, и бомбы, упав, взорвались, заставив удивленных зенитчиков конвоя думать, что это на самом деле немецкий самолет. С корвета «Лотус» и траулера «Лорд Миддлтон» по самолету открыли огонь из счетверенных малокалиберных зенитных установок. «Уолрас», однако, сел благополучно и был взят на буксир траулером в ожидании лучшей погоды, когда он мог бы вернуться в крейсерское соединение.