Текст книги "Инспектор мертвых"

Однако спустя всего четыре года после торжественного открытия Хрустального дворца Англия объявила войну России. В результате неумелого руководства военными действиями, бессмысленной гибели тысяч солдат и реальной угрозы поражения общественное мнение отвернулось от правительства и монарха.

Альберту тоже пришлось пережить стремительное падение своей популярности. Несмотря на все его старания, публика не забыла о происхождении консорта, и к февралю 1855 года былая неприязнь к иностранцу из бедного германского государства вспыхнула с новой силой. Опять поползли слухи, будто он намерен привести страну в долговую яму или превратить в вассала другой державы, Германии или России – не важно. В Альберте начали видеть иноземного шпиона.

Королева Виктория и принц Альберт появились в дверном проеме на фоне темного коридора. Казалось, они не вошли в Тронный зал, а материализовались в нем. Будь они простыми людьми, их внешность не привлекла бы внимания. Тонкий нос Виктории лишь подчеркивал округлость щек. Усы и длинные бакенбарды ничуть не придавали значительности мягким чертам тонкого лица Альберта.

Но внешность не имела значения, когда речь шла об особах королевской крови. Высокий статус придавал этой паре чуть ли не божественный ореол.

Наряд королевы намекал на ее скромность и бережливость, в отличие от склонных к излишней роскоши предшественников. Платье с кринолином, на которое ушло много ярдов шелковой парчи и атласа, было настолько темного зеленого цвета, что никто не назвал бы его праздничным. Мундир принца украшали лишь медные пуговицы и позолоченный эполет на одном плече.

Гладко причесанные и собранные в узел каштановые волосы королевы разделял прямой пробор. Головной убор, закрывающий затылок до самой шеи, хоть и был сделан из расшитой ткани, напоминал маленькую корону.

Принц Альберт слегка сутулился, зато ее величество держала спину идеально прямо. Когда она была еще ребенком, мать подкладывала ей под платье колючие веточки остролиста, так что Виктория с детских лет научилась сохранять гордую осанку.

– Ваше величество, ваше высочество.

Вслед за лордом Палмерстоном все гости поклонились, а Эмили сделала реверанс.

Королева жестом подозвала министра к себе.

– Когда вы просили о конфиденциальной встрече, я не предполагала, что вы приведете спутников, – произнесла она обычным своим высоким голосом, который газетные репортеры галантно называли «серебристым». – Кто эти люди? С рыжими волосами – констебль Райан, не так ли?

– Да, ваше величество, – ответил тот и снова поклонился.

– А почему вы не в мундире?

– Я больше не констебль, ваше величество.

– Вы уволились из полиции? Как же Лондон обойдется без вас? Кто будет нас охранять?

– Меня повысили в звании, ваше величество. Теперь я инспектор детективного отдела.

– Карьера идет в гору? Превосходно. Мы с принцем Альбертом благодарны вам за службу.

– Для меня честь служить вашему величеству.

– А что за высокий мужчина рядом с вами?

– Детектив сержант Беккер, ваше величество.

Беккер тоже еще раз поклонился.

– Силы небесные, нас окружают одни детективы! – воскликнул принц Альберт с сильным немецким акцентом. – И комиссар Мэйн здесь. А невысокий господин рядом с вами – неужели он тоже детектив?

– Нет, ваше высочество, – ответил Райан.

– Меня зовут Томас Де Квинси, – представился писатель и тут же ощутил на себе недовольный взгляд лорда Палмерстона.

– Имя кажется знакомым, – заметил принц. – И звучит благородно.

– Мой предок приплыл в Англию из Нормандии вместе с Вильгельмом Завоевателем, ваше высочество.

Министр внутренних дел поперхнулся от неожиданности.

– Что с вами, лорд Палмерстон? – поинтересовалась королева. – Комиссар Мэйн, может быть, вы проясните ситуацию?

– Ваше величество, сегодня утром в церкви Святого Иакова была убита одна высокопоставленная особа.

Помимо всего прочего, мать научила Викторию скрывать свои эмоции. Монарх – в особенности женского пола – должен излучать силу. Публичная демонстрация чувств приравнивается к проявлению слабости.

– Убита? – переспросила королева подчеркнуто нейтральным тоном.

Со всей возможной деликатностью комиссар Мэйн рассказал ей о том, что произошло в церкви.

– Вы знакомы с лордом Косгроувом? – поинтересовался комиссар. – Должен с прискорбием сообщить, что он также убит. В собственном доме в Мейфэре.

Королева и принц по-прежнему не проявили никаких эмоций, если не считать собравшихся в уголках глаз морщинок.

– Ваше величество, мы не стали бы смущать вас такими новостями, – вступил лорд Палмерстон, – но леди Косгроув держала в руке письмо, в котором было всего два слова: «Молодая Англия».

– «Молодая Англия»? – На этот раз голос королевы дрогнул, выдав ее волнение.

– При лорде Косгроуве тоже нашли письмо, но с другим текстом.

– И что в нем было? – резко спросил принц Альберт.

– Имя «Эдвард Оксфорд», ваше высочество.

Королева и принц обменялись быстрыми взглядами.

– Эдвард Оксфорд? Значит, он сбежал из Бедлама? – предположила королева Виктория.

– Нет, ваше величество. Мы пока не установили, кто написал письма и совершил преступления.

Королева коснулась руки принца, чего почти никогда не позволяла себе на публике.

– Опять началось, – проговорила она.

– Мы пришли сказать, что приложим все силы для обеспечения вашей безопасности, – заверил ее лорд Палмерстон.

– И как вы себе это представляете? – От тревожных предчувствий круглое лицо королевы словно бы вытянулось. – Правительство подало в отставку, и сейчас в стране не существует кабинета, обладающего реальной властью. Вы не можете в полной мере пользоваться своим положением министра внутренних дел. В отсутствие секретаря по военным делам некому отдавать приказы армии и увеличить охрану дворца.

– По вашему прямому указанию мы способны действовать в обход правительства, ваше величество, – попытался успокоить ее лорд Палмерстон.

– Но газетчики поднимут шум, заявив, что я превысила полномочия.

– Неужели газетчики предпочтут подставить вас под удар?

– Взявшись командовать армией, я спасу собственную жизнь, но потеряю нечто более важное – нерушимость монархии.

– Ваше величество, мои полномочия все еще остаются при мне, – заявил комиссар Мэйн. – Газетчики не посмеют упрекнуть меня, если в городе станет больше полицейских патрулей. Несколько слов, сказанных в неофициальной беседе, заставят армейское командование увеличить охрану дворца без вашего личного вмешательства. Возьму на себя смелость и порекомендую вам изменить распорядок дня и по возможности ограничить появления на публике. Старайтесь также избегать встреч с незнакомыми людьми.

– С такими, как эта девушка, например? – с сомнением произнесла королева.

– Это дочь мистера Де Квинси, ваше величество.

– Откуда мне знакомо это имя? – снова спросил принц Альберт.

– Он является… – комиссар Мэйн замялся, подбирая подходящее слово, – консультантом полиции, ваше высочество.

Королева продолжала разглядывать Эмили.

– А что за странный наряд на ней?

– Свободная юбка, без кринолина, она не стесняет движений, – с готовностью объяснила Эмили.

– Подойдите сюда, юная леди. Любого, кто разгуливает в подобной одежде, могут заподозрить в анархизме. Неужели у вас под юбкой брюки?!

– Да, ваше величество. Наряду с отсутствием кринолина они обеспечивают свободу движений. Фасон придумала американка Амелия Блумер. Она отстаивает права женщин.

– Права женщин? – Хотя сама королева и пользовалась исключительными привилегиями, вид у нее был озадаченный.

– Если ваше величество позволит сказать, темно-зеленый цвет вашего наряда прекрасен, однако опасность может появиться с неожиданной стороны.

– Ничего не понимаю.

– Такой зеленый краситель наверняка содержит мышьяк.

Кровь отхлынула от щек королевы Виктории.

– Крысиный яд?

– В текстильной мануфактуре часто используют подобные вещества, чтобы добиться глубокого зеленого цвета ткани. Если ваше величество желает, я покажу. – Эмили достала из сумочки пузырек.

Комиссар Мэйн перехватил руку девушки:

– Ради всего святого, что вы задумали? Скажите мне, что там не мышьяк.

– Нашатырный спирт, – объяснила Эмили. – Ваше величество, если вы позволите капнуть этой жидкостью на рукав вашего платья, мы узнаем, содержит ли ткань мышьяк.

Королева Виктория снова покосилась на юбку девушки.

– Альберт, – позвала она.

Принц взял пузырек из рук Эмили.

– Ваше высочество, выберите, пожалуйста, какое-нибудь неприметное место, – проинструктировала его та. – Просто коснитесь ткани пробкой, смоченной в жидкости.

– Если вы собираетесь убить меня, то здесь много свидетелей, – предупредила королева Виктория.

– Помилуйте, ваше величество, я… – начала оправдываться Эмили.

– Это шутка, – успокоила ее королева.

Принц Альберт отогнул манжет на рукаве платья жены и провел по изнанке пробкой.

Ткань мгновенно посинела.

– Нашатырный спирт вступил в реакцию с мышьяком, ваше величество, – определила Эмили.

– Крысиный яд у меня на одежде?

– Боюсь, что так. Подобным способом я уже спасла от отравления множество детей и женщин. Окажите мне честь и оставьте пузырек себе. Вы тоже сможете предупредить других.

Королева Виктория задержала взгляд на Эмили, а затем улыбнулась:

– Мы с принцем Альбертом устраиваем званый ужин сегодня в восемь часов. Ваше присутствие нас порадует. Разумеется, девушке не следует являться без сопровождения, так что ваш отец тоже приглашен.

У лорда Палмерстона задергалось веко.

– Комиссар Мэйн, увеличьте число патрулей, охраняющих дворец, – распорядилась королева. – Инспектор Райан, я не сомневаюсь, что вы сделаете все возможное для моей безопасности.

– Готов поклясться, ваше величество.

– Лорд Палмерстон, – сухо произнесла королева Виктория.

– Да, ваше величество?

– Мы хотим поговорить с вами приватно, – сказала она таким тоном, словно желала этого меньше всего на свете.

Натянутые отношения лорда Палмерстона с ее величеством имели давнюю историю. В 1839 году, на второй год своего правления, королева пригласила его погостить в Виндзорском замке. Среди приглашенных он встретил и бывшую свою любовницу. Следует признать, что за неуемную тягу к женскому полу лорда Палмерстона газеты еще с юных лет окрестили господином Купидоном. После ужина он отправился искать свою возлюбленную, но заблудился в лабиринте коридоров замка. Найдя, как ему показалось, нужную комнату, лорд Палмерстон тайком пробрался внутрь, но вместо бывшей любовницы очутился наедине с незнакомой замужней женщиной, одной из фрейлин королевы. Дама, чей покой он по ошибке нарушил, оказалась такой привлекательной, что он изменил намерения и начал добиваться ее благосклонности. Когда она позвала на помощь, лорд Палмерстон попытался успокоить ее, но слуги уже стучали в двери. Незадачливому кавалеру пришлось униженно извиняться и объяснять, что он заблудился в поиске своей комнаты.

Возникшая с тех пор неприязнь лишь усилилась, когда лорд Палмерстон занял пост министра иностранных дел. Он ни с кем не согласовывал своих действий, диктовал условия правительствам других стран и даже распоряжался британскими вооруженными силами. Наиболее вопиющий случай произошел, когда он приказал Королевскому флоту блокировать афинский порт и в ультимативной форме потребовал от правительства Греции возместить британским подданным все убытки, причиненные во время греческого восстания против турок. Разгневанная королева неоднократно вызывала его в Букингемский дворец, где вместе с премьер-министром требовала прекратить самоуправство. Лорд Палмерстон каждый раз приносил глубочайшие извинения, обещая выполнить волю королевы, но тут же нарушал слово и продолжал вести себя так, будто именно он и правит Британией.

Вот и теперь, провожая лорда Палмерстона в дальний конец огромного зала, королева Виктория и принц Альберт не скрывали своего неприязненного отношения к нему. Взойдя на помост, ее величество села на трон, принц встал слева от нее.

– Когда вы сообщили, что хотите обсудить с нами вопрос безотлагательной важности, мы решили, что речь пойдет об отставке правительства, – сказала королева.

– Нет, ваше величество, я хотел лишь предостеречь вас о возможной опасности.

– Мы благодарны вам за заботу. – Судя по выражению лица королевы, она весьма сомневалась в добрых намерениях лорда Палмерстона. – Поскольку из-за военных неудач лорд Абердин сложил с себя полномочия премьер-министра, мы спрашивали нескольких членов кабинета, способны ли они сформировать новое правительство. Как оказалось, ни один из них не пользуется достаточной популярностью для объединения всех фракций.

Монаршая чета оглядела лорда Палмерстона с еще бóльшим неодобрением.

– Мы надеялись, у вас найдутся предложения по преодолению политического кризиса, – мрачно добавил принц Альберт.

– Сожалею, ваше высочество, но мне нечего предложить. Война ввергла страну в хаос и смятение.

Казалось, королева и принц тоже от всей души сожалеют, что вынуждены продолжить этот разговор.

– А вы сами согласились бы, на определенных условиях, занять пост премьер-министра? – с обреченным видом спросила Виктория.

– Я, ваше величество? – Лорд Палмерстон изо всех сил старался скрыть удивление. Сто лет назад подобная неприязнь королевы, скорее, привела бы его на эшафот. – Пост премьер-министра?

– Мы сказали: на определенных условиях, – подчеркнула королева.

– Будьте любезны изложить их, ваше величество.

– Вы должны поклясться согласовывать все свои действия с кабинетом министров и парламентом, и в особенности – с нами.

– Ваше величество, я всегда стремился верно служить вам. В прежние времена лишь чрезмерное рвение побуждало меня действовать без вашего соизволения. Но с возрастом я сделался мудрее. Я приложу все усилия, чтобы стать образцовым премьер-министром.

Королева и принц глядели на него все с той же холодностью.

К востоку от Букингемского дворца раскинулся Сент-Джеймсский парк. Его со всех сторон окружали правительственные корпуса Уайтхолла и недавно построенное здание парламента. По воскресеньям множество горожан спешили к замерзшему пруду покататься на коньках, которые либо приносили с собой, либо брали напрокат. Это было одно из немногих мест, где одновременно собирались, забыв о социальных барьерах, люди высокого и низкого сословия, богатые и бедные.

В надежде на лишний пенни дворники регулярно расчищали каток от снега. В центре пруда образовался большой сугроб, вокруг которого скользили, выписывали пируэты, спотыкались, а иногда и падали конькобежцы. Некоторые даже ухитрялись катиться спиной вперед, оглядываясь через плечо и напоминая со стороны крабов. Если кому-нибудь требовался отдых, смотритель за два пенса приносил стул и сам помогал заново подвязать коньки. Уличные торговцы ликерными конфетами предлагали всем желающим сласти в форме шарика, где перечной мяты, имбиря или красного перца было куда больше, чем обещанного бренди.

Незамерзший уголок пруда облюбовали гуси, утки и лебеди. Темная рябь подо льдом недвусмысленно указывала, что он может проломиться, если соберется слишком много народу или конькобежцы переусердствуют с прыжками. Вдоль берега стояли таблички с надписью: «Опасно». В большой палатке на берегу хранились спиртные напитки, бутылки с кипятком, теплая одежда и согретые горячими кирпичами одеяла, чтобы привести в чувство тех, кто провалится под лед, вероятность чего возрастала по мере увеличения желающих покататься на коньках.

И вот замерзшая поверхность пруда задрожала под тяжестью собравшихся конькобежцев. Заслышав треск льда, испуганная толпа рванулась к берегу, порождая еще большие колебания. Сквозь поднявшийся крик донесся оглушительный хруст, и огромная льдина откололась от остальной массы. Беглецы попáдали в темную полынью.

– На помощь!

Спасатели, прихватив веревки, побежали к барахтающимся в ледяной воде несчастным.

– Я не чувствую ног!

С безопасного берега зрители с замиранием сердца наблюдали, как один из конькобежцев пытается вытащить из воды своего друга, но никак не может добраться до него. Мужчина сбросил коньки, распластался на льду и как можно ближе, насколько хватило смелости, подполз к открытой воде, протянув руку с зажатым в ней полозьем в сторону тонущего товарища.

Промокший и замерзший бедолага сумел ухватиться за конек, но тут лед треснул снова, и незадачливый герой вслед за другом тоже очутился в воде.

В брошенную с берега веревку вцепилось столько рук, что спасателей чуть самих не затащили в пруд. Вызволенные жертвы, дрожа и обхватив себя руками, плелись к медицинской палатке. Промокшие дорогие пальто обледенели точно так же, как и старые рваные куртки, да и в самых лучших ботинках вода хлюпала ничуть не меньше, чем в дырявых башмаках.

– На льду кровь!

– Смотрите, кто-то плавает в воде!

Между льдинами лицом вниз покачивалось чье-то тело.

Судя по одежде, это был состоятельный джентльмен. Вода покраснела от крови.

– Не иначе, треснулся башкой об лед. Быстрее, беги за багром!

Полдюжины добросердечных горожан, дружно взявшись за дело, вытащили элегантно одетого мужчину из воды и перевернули лицом вверх.

– Вы меня слышите? – крикнул ему один из спасателей.

Однако было очевидно, что джентльмен умолк навсегда и что он вовсе не ударился об лед. Темно-алая кровь текла не из головы. Она струилась из горла, перерезанного от уха до уха. Один из спасателей, не в силах глядеть на ужасное зрелище, отвернулся к берегу, откуда за ним следили сотни глаз.

– Убийство!

– Что он сказал? Мне послышалось, будто…

– Убийство! Полиция! Позовите полицию!

Кто-то побежал выполнять просьбу. Большинство осталось посмотреть, что будет дальше.

– Э, да мы ж с ним встречались! Это сэр Ричард Хокинс, судья.

– Судья? Ты точно знаешь?

– Еще бы мне не знать! Ведь именно он месяц назад посадил в тюрьму моего брата.

– Провалиться мне на месте, ты только глянь на горло! Рассекли до самого затылка!

Глава 6
Салон траурных принадлежностей

– Что там за шум? – поинтересовался комиссар Мэйн у своих спутников.

Панические вопли заставили их остановиться на выходе из необъятного Букингемского дворца. Шел шестой час вечера, уже стемнело. Из-за снегопада дальше кареты лорда Палмерстона, ждущей под уличным фонарем, ничего было не видно.

Крики доносились из темноты по другую сторону дороги.

– Должно быть, что-то случилось в Сент-Джеймсском парке, – предположил Райан.

Полицейские трещотки, прорвавшись сквозь гомон, усилили их тревогу.

– Сержант Беккер, узнайте, в чем дело, – распорядился комиссар Мэйн.

– Да, сэр. – Беккер мгновенно скрылся в темноте.

– Инспектор, будьте любезны, отведите нас обратно в церковь, – попросил Де Квинси. – Мы с Эмили хотим вам кое-что показать. Но сначала заглянем в салон траурных принадлежностей Джея.

– Салон траурных принадлежностей? – удивился лорд Палмерстон. – А туда-то зачем? Вам едва хватит времени подготовиться к ужину у королевы.

– Что значит подготовиться? – встревоженно спросила Эмили.

– Переодеться в вечерние наряды.

– Но у нас их нет.

– «Блумерсы» не годятся для королевского приема. Рукава на сюртуке вашего отца протерлись. И на пальто не хватает пуговицы.

– У вас не найдется подходящего костюма для него? – спросила Эмили, мысленно сравнивая невысокого и щуплого отца с рослым и широкоплечим лордом Палмерстоном.

– Нет, – отрезал тот и не сдержал стона: – Но ведь мне придется отвечать за вас! Если вы испортите королевский ужин, во всем обвинят именно меня.

Беккер мчался сквозь темноту, ориентируясь на громкие крики. Он надел перчатки и натянул кепку по самые уши, но все его усилия, равно как и быстрый бег, не спасали от холода.

Рядом промелькнул чей-то силуэт.

– Что случилось? – попытался остановить прохожего Беккер.

– Поди узнай, кого убьют следующим.

Из темноты выскочила еще одна фигура, едва не сбив сержанта с ног.

– Эй! – окликнул бегущего Беккер, но тот уже скрылся во мраке.

Сержант лишь в последнее мгновение разглядел парковую ограду, но все же успел остановиться. Впереди мелькали тусклые огоньки – полицейские фонари, как предположил Беккер. Он побежал вдоль ограды, пока не отыскал открытые ворота, из которых навстречу ему хлынула толпа. Не обращая внимания на окрики и толчки, сержант прорвался внутрь. Широко шагая по снегу, он приблизился к констеблю, который освещал фонарем бегущих людей.

– Я детектив сержант Беккер. Что здесь произошло?

– Кто-то перерезал горло судье.

– Судье?

– Сэру Ричарду Хокинсу, – уточнил констебль.

– Но я видел его всего неделю назад. Давал показания на слушании.

– Могу вас заверить, больше ему не заседать в суде.

Беккер поспешил туда, где другие патрульные пытались восстановить порядок.

Внезапно он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног: лед шевельнулся, словно живой. Сержант взмахнул руками, стараясь удержать равновесие. Толпа с новой силой заспешила к берегу. Поверхность пруда постепенно пустела. Беккер глубоко вздохнул, чтобы успокоить колотящееся сердце, и осторожно подошел к лежавшему неподалеку телу.

Рядом стоял констебль, освещая фонарем на редкость мощный подбородок – отличительную особенность судьи Хокинса. Глубокую рану на горле уже припорошил снег.

Холодея скорее от тревоги, чем от мороза, Беккер тут же вспомнил совет Райана: «Научитесь переключать внимание, сосредотачиваться на деталях».

– Есть свидетели? – спросил он.

– Сотни, – ответил констебль. – Но сомневаюсь, чтобы хоть кто-нибудь видел, как все произошло. Вероятно, убийца просто сбил судью с ног, когда тот катался на коньках, затем наклонился, перерезал ему горло и ушел незамеченным.

– Катался на коньках?

Констебль опустил фонарь, осветив металлические полозья под дорогой обувью судьи. Почему-то коньки смотрелись еще менее уместно, чем снег на алой от крови ране.

– Кошелек остался при нем, и часы тоже, так что вряд ли его убили с целью ограбления. Вот это торчало у него из-под пальто. – Полицейский протянул Беккеру клеенчатый мешочек.

Холод проник под перчатки сержанта, пока он откалывал намерзший на мешочке лед. Внутри оказался лист бумаги, оставшийся благодаря клеенке совершенно сухим. Текст окаймляла траурная рамка шириной в дюйм, какую сержант уже видел в доме лорда Косгроува.

– Посветите мне, – попросил Беккер.

В луче фонаря он увидел текст, судя по всему написанный той же рукой. В письме было всего два слова.

– «Молодая Англия», – прочитал констебль. – Вы знаете, что это значит?

– Боюсь, что знаю. – Холод все глубже проникал в грудь Беккера. – Вам известно, где жил судья? Мне необходимо немедленно там побывать.

Карета остановилась на респектабельной Риджент-стрит. Де Квинси, Эмили и Райан вышли навстречу снегопаду и остановились перед трехэтажным домом. По черному деревянному карнизу тянулся орнамент, напоминающий по форме слезинки. Казалось, само здание плачет. На всех окнах висели черные портьеры. Прилавки и витрины также были задрапированы черным.

Вывеска сообщала, что это салон траурных принадлежностей Джея, одно из самых процветающих торговых предприятий Лондона. Когда умирал член семьи, всем родственникам следовало облачиться в траурные одежды. Если таковых в гардеробе не оказывалось, слуг или друзей немедленно отправляли к Джею, где имелся богатый выбор соответствующих нарядов. К состоятельным клиентам владелец магазина сам присылал портных в напоминающей катафалк карете, запряженной вороными лошадьми и с возницей в черном, чтобы не дать соседям повода усомниться в глубине и искренности горя родных усопшего.

– Я все еще не понимаю, зачем мы сюда приехали, – сказал Райан.

Вместо ответа, Де Квинси направился к входной двери. Лорд Палмерстон и комиссар Мэйн с ними не поехали, занятые безотлагательными хлопотами по обеспечению безопасности королевы.

– Прошу вас, подождите, – произнес инспектор, когда они очутились под навесом крыльца.

Де Квинси вопросительно посмотрел на него.

– Я должен задать вам один вопрос, который беспокоит меня с тех пор, как мы побывали в доме лорда Косгроува, – признался Райан. – Что вы имели в виду, когда заявили, что сомневаетесь в намерении Эдварда Оксфорда убить королеву?

– Его пистолеты наверняка не были заряжены, – напомнил Де Квинси. – Единственное совершенное им преступление состоит в том, что он напугал королеву. Тем не менее генеральный прокурор добился, чтобы его пожизненно поместили в лечебницу для душевнобольных.

– Вы упомянули измену, – продолжал настаивать Райан. – Прежде, в присутствии лорда Палмерстона и комиссара Мэйна, я не мог просить вас объясниться. Разговор пришлось прервать. Так что же вы собирались мне сказать?

– Сначала мне надо самому убедиться.

Порыв ветра бросил снег в лицо Де Квинси, заставив повернуться к двери.

Смерть приходит без всякого расписания, и траурный салон был открыт днем и ночью. Внутри он производил еще более тягостное и мрачное впечатление, чем снаружи. Пол покрывал плотный черный ковер, заглушающий стук шагов. Призрачного вида манекены были облачены в черные одеяния. На полках лежали покрывала для гробов и темные вуали. На одном из прилавков возвышались стопки черных конвертов и писчей бумаги с траурной каймой – точно такие же листки нашли в церкви и в особняке лорда Косгроува.

Из темноты появился сухощавый скорбный мужчина в черном сюртуке и с траурной повязкой на рукаве.

– Сожалею, что обстоятельства вынудили вас приехать сюда в этот ужасный вечер, – тихим голосом проговорил он и умолк, недоуменно уставившись на юбку Эмили, поношенное пальто Де Квинси и кепку разносчика газет, которую Райан держал в руке, обнажив рыжеволосую голову.

Через минуту приказчик справился с удивлением и продолжил:

– Салон траурных принадлежностей Джея приложит все силы, чтобы помочь вам. Могу я осведомиться, кто из дорогих вашим сердцам людей отошел в мир иной?

– Нам посчастливилось не потерять никого из родных, – ответил Де Квинси, оглянувшись на Эмили.

– Значит, умер кто-то из ваших друзей? – спросил приказчик. – Верный друг – истинное сокровище. Лишиться человека, которому можно доверить…

– Друзей мы тоже не теряли.

– В таком случае я ничего не понимаю.

– Не вы один, – проворчал Райан.

– Возможно, вас покинул дальний родственник или друг близкого вам человека? – предположил приказчик.

– Не то и не другое, – ответил Де Квинси. – У вас найдется подходящий мне по размеру сюртук, который можно надеть на званый ужин?

Приказчик окончательно растерялся.

– У меня есть подростковый сюртук, который вам подойдет, – сообщил он, оценив на глаз малый рост Де Квинси. – Но я прежде не слышал, чтобы траурную одежду надевали на званый ужин.

– Вероятно, вашим клиентам иногда требуется лекарство, чтобы справиться с глубокой скорбью? – произнес писатель вместо ответа.

– Лекарство? – переспросил приказчик.

– Чтобы успокоить нервы.

– Полагаю, он имеет в виду лауданум, – с недовольным видом пояснил Райан.

– Да, разумеется. У нас есть средство, которое вы изволили назвать лекарством, – на тот случай, когда клиент слишком подавлен горем.

– Будьте любезны, наполните снова вот это. – Де Квинси протянул приказчику пустую бутылочку из-под лауданума.

– Вы пришли сюда, чтобы приобрести сюртук и лауданум? – Голос работника салона звучал уже не столь сочувственно.

– И еще за дамской траурной одеждой.

– Зачем нам дамская траурная одежда? – озадаченно вставил Райан.

– Самого глубокого тона, – продолжил Де Квинси.

– Если позволите, – нерешительно произнес приказчик, – в столь необычных обстоятельствах, учитывая, что никто из вас не потерял близкого человека, или друга, или хотя бы приятеля… – Он тактично умолк.

– Вы хотите узнать, кто оплатит покупку? – догадался инспектор.

– Проще говоря, да.

– Как ни обидно, вынужден сказать: столичная полиция. – Райан предъявил значок.

На мгновение приказчик, видимо, усомнился в подлинности атрибута власти, но затем кивнул:

– Мы всегда пребывали в хороших отношениях с полицией. – Он обернулся к Де Квинси. – Следуйте за мной, сэр.

– Инспектор, прошу вас проявить терпение и подождать, пока мы с Эмили тут разберемся, – сказал Де Квинси. – Будет лучше, если вы пока останетесь в неведении относительно моих планов.

– Как обычно, – вздохнул Райан.

Взметая тучи снега, Беккер бежал в сторону Мейфэра, в полумиле к северу от Сент-Джеймсского парка. Резкие порывы ветра обжигали открытую шею.

Дом, который ему назвали, находился на Керзон-стрит, мимо которой он уже проходил сегодня пятью часами раньше. Сержант завернул за угол и попытался разглядеть узкую улицу.

Как и повсюду в Мейфэре, дома здесь стояли вплотную друг к другу. Все как один четырехэтажные, построенные из белого известняка, с одинаковыми оградами из кованого железа, они почти ничем не отличались друг от друга. Выпавший снег усиливал иллюзию повторения.

Беккеру был нужен дом пятьдесят три.

Сержант рысью бросился вдоль улицы, приглядываясь к освещенным фонарями табличкам с номерами. Однако возле одного из зданий фонарь не горел. Ни единого проблеска света не было и в самом доме с зашторенными окнами. Если кто-то и оставил здесь следы, их давно занесло снегом.

Беккер торопливо поднялся на крыльцо и несколько раз постучал медным молоточком. В ответ донеслось только эхо. Он потянул за ручку двери и ничуть не удивился, когда створка приоткрылась. Не удивился он и тому, что никто не отозвался на его крик в темноту:

– Я детектив сержант Беккер! Кто-нибудь меня слышит? Я вхожу.

Однажды Де Квинси рассказывал сержанту о своих опиумных кошмарах, в которых раз за разом переживал одно и то же невероятное событие, будто угодив в адскую петлю времени. Точно так же чувствовал себя и Беккер, когда дверь уперлась в некую преграду на полу. Сержант нащупал на столике в прихожей коробок спичек, а рядом с ним свечу. Дрожащими руками Беккер зажег ее. На полу лежал слуга с пробитой головой. Кровь свернулась, но еще не успела засохнуть. Это означало, что убийство произошло совсем недавно.

Держа свечу в левой руке, Беккер правой вытащил из-под брючины нож и осторожно зашел в прихожую. В китайских вазах стояли оранжерейные цветы с приторным ароматом. С портрета на стене на сержанта строго взирал мужчина в военном мундире. Когда эхо шагов Беккера затихло, он прислушался, но не уловил ни единого звука, кроме тиканья часов.

Справа и слева от сержанта размещались две закрытые двери. Пламя свечи дрогнуло, когда он открыл правую из них. За ней находилась похожая гостиная, как и в доме лорда Косгроува. Однако в тот раз комната была пуста, а здесь в одном из плюшевых кресел виднелся силуэт человека.

– Я сержант полиции. Вы меня слышите? – спросил Беккер.

Он приблизился и рассмотрел в неровном свете свечи сидевшую перед ним женщину. Она была привязана к креслу, голова запрокинулась назад, а изо рта торчал непонятный предмет.