Текст книги "Черный вечер (сборник)"

«Черта с два я скучаю по той дыре и жирдяю Симмонсу с его тараканами и алкашами на лестницах! „Провинциальные умы“? Тот журнал лучше было бы назвать „Провинциальные идиоты“! А что касается „престижной литературной премии“, то „Сабвей пресс“ присуждает ее каждую неделю. На чашку кофе вполне хватает!»

– Наверное, приятно быть звездой? – полюбопытствовал Джонни.

– Да, весьма и весьма, – обезоруживающе улыбнулся Эрик.

– Вы теперь богатый человек!

А вот здесь ты не ошибся, парень! Два миллиона за издание в твердой обложке, три – за карманное, два – за авторские права на фильм, плюс доходы от иностранных изданий – в общей сложности пятнадцать миллионов. Десять процентов литературному агенту, пять – пиарщику, потом финансовая инспекция протянула ручонки, но не тут-то было! Своего Эрик просто так не отдаст. Поездки в Европу, новую квартиру, яхту, личный самолет он внес в расходные статьи. Придраться не к чему: нужны же писателю достойные условия для работы... В конце концов от пятнадцати миллионов осталось девять, однако Эрик не роптал.

– Деньги – далеко не главное, Джонни. Естественно, если кто-то захочет со мной поделиться, отказываться не стану! – Эрик засмеялся. Смех у него звонкий, мелодичный, похожий на звон серебряного колокольчика. Зрители одобрительно загудели: все правильно, знаменитый писатель рассуждает, как истинный американец. – Письма благодарных читателей – вот что дороже любых денег, Джонни! У меня столько новых друзей появилось... Воистину, труд писателя – благодарнейшее из занятий!

Эрик перевел дыхание. Шоу идет как по маслу, но в данной ситуации это не совсем то, что нужно. Спор или интрига были бы очень кстати. Подмышки взмокли, жалко, костюм-то совсем новый! Чистить придется... Хотя зачем чистить, можно новый купить!

– Трумэн Капоте назвал «Бухту Флетчера» сценарием слезливого сериала. Что же, к мнению великих стоит прислушаться! Пусть читатели рассудят...

Зрители восторженно зааплодировали.

– Знаешь, Джонни, я вместе со всей читающей Америкой с нетерпением жду нового романа Трумэна. Он уже лет пять его пишет, наверняка шедевр получится!

Зрители захихикали. Эх, жалко в зале нет Капоте, вот взбесился бы!

– Боюсь, Трумэн теряет связь с массовой читательской аудиторией. Я хорошо знаком с творчеством современных писателей, некоторые слишком заумные вещи пишут. Философия – это хорошо, но прежде всего литература должна быть доступной. Нужно писать о том, что волнует средних американцев. Диккенс ведь тоже сочинял о наболевшем, а величайшим классиком считается! Так что да здравствуют триллеры и любовные романы!

Бурные, продолжительные аплодисменты.

– Эрик, вы упомянули Диккенса, – начал Карсон, – а мне на ум приходит другой писатель, Уинстон Дэвис, популярный в пятидесятые. Если бы я не знал, что «Бухту Флетчера» написали вы, то мог бы поклясться, что это новая работа Дэвиса. Только, к сожалению, подобное невозможно: талантливый писатель трагически погиб в автомобильной катастрофе в возрасте сорока пяти дет. Трагедия произошла где-то в районе Лонг-Айленда.

– Очень польщен, что меня сравнили с Дэвисом! – проговорил Эрик. – Кстати, ты не единственный, кто заметил сходство. Уинстон – один из писателей, которыми я искренне восхищаюсь. Он, можно сказать, обессмертил маленькие городки Новой Англии. Буду стараться продолжать его традиции: людям нужны правдивые истории.

На самом деле о творчестве Дэвиса Эрик узнал лишь после того, как почитатели «Бухты Дэвиса» отметили сходство между их книгами. Заинтригованный, он отправился в библиотеку, где, брезгливо морщась, пролистал пять книг, чуть ли не по тысяче страниц каждая. Как у людей хватило терпения читать их до конца? Сентиментальная нудятина, никакой динамики. И все-таки сходство налицо, «Бухта Флетчера» действительно напоминает книги Дэвиса. Из библиотеки Эрик выходил с тяжелым сердцем. Неприятно засосало под ложечкой.

– Последний вопрос, – сказал Карсон. – Ваши поклонники ждут нового романа. Можете сказать, о чем он будет?

– В принципе, мог бы, но я суеверен, Джонни: боюсь рассказывать о неоконченных произведениях... Хотя вам, наверное... – Эрик подозрительно огляделся по сторонам, словно боялся, что в студии затаился шпион, а потом со смехом пожал плечами. – Надеюсь, никто не попытается украсть название, после того как я на всю страну заявляю на него свои права. Итак... Книга будет называться «Приходской лес»! – Публика восхищенно загудела. – Действие происходит в одном из городков Вермонта... Нет, больше ничего не скажу. Вот выйдет книга, и все узнаете!

* * *

– Великолепно! – проговорил агент. Звали его Джеффри Амготт, ему тридцать, а волосы от постоянных переживаний стали совсем седыми, плюс к тому язва и проблемы с давлением. – Замечательно! То, что ты сказал о Капоте, позволит продать несколько тысяч книг.

– Я тоже так думаю, – кивнул Эрик. – Только что-то вид у тебя не очень счастливый...

Шоу Карсона состоялось сразу после обеда, но из-за сильного смога казалось, будто сгустились сумерки.

– У нас проблемы, – нехотя признался Джеффри.

– Разве? Слушай, расслабься, стаканчик пропусти...

– А потом загреметь в больницу с язвой? Спасибо, не хочется... Знаешь, я тут с менеджером говорил...

– Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь! Уверяю, вы волнуетесь понапрасну...

– Ты разбрасываешь деньги направо и налево. Самолет, яхта, ранчо... Не слишком ли?

– У меня ведь девять миллионов!

– Нет, милый, ошибаешься!

– Что? – изумленно переспросил писатель.

– От девяти миллионов не осталось и следа: поездки в Европу, вилла на Малибу, ранчо в Бимини...

– Зато есть инвестиции: нефть и племенные бычки!

– Скважины пересохли, а бычки сдохли от ящура.

– Ты шутишь!

– К сожалению, нет... Хуже всего то, что дом, «Феррари» и самолет куплены в рассрочку. Ты почти банкрот, милый!

– Ага, признаюсь, я был довольно расточителен.

– Расточителен? Да ты с ума сошел!

– Так помоги мне, ты же мой агент! Какой-нибудь договор заключи...

– Уже заключил. У тебя что, память отшибло? На следующей неделе в издательстве ждут новую книгу. За авторские права три миллиона предлагают. От них деньги – от нас роман, именно так и заключаются авторские договоры, не забыл?

– Тогда в чем проблема? Три миллиона баксов спасут ситуацию!

– А где книга, черт побери? Если на следующей неделе не принесешь рукопись, не получишь ни цента!

– Процесс идет.

– Хочешь сказать, ты еще не закончил? – простонал Джеффри. – Я ведь просил тебя, умолял, упрашивал! Ну, пожалуйста, Эрик, хоть ненадолго отвлекись от вечеринок, займись делом! Напишешь книгу – и гуляй, сколько хочешь! Ты же взрослый человек! Неужели от многочисленных любовниц мозги отшибло?

– Через неделю книга будет готова.

– Ах, Эрик, Эрик, мне бы твою уверенность! Думаешь, так просто написать книгу? А если ты заболеешь или, еще хуже, творческий кризис начнется? Разве роман за неделю пишут?

– Я не подведу, обещаю! В крайнем случае, издатель даст небольшую отсрочку, ничего страшного!

– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Время здесь – самое главное. Дата выхода новой книги уже объявлена! Ее еще месяц назад следовало сдать редактору... А что будет с карманным изданием «Бухты Флетчера»? Магазины-то заказывают обе книги сразу! Типографии получили заказ, начата рекламная кампания. Если не сдашь книгу в срок, издатели решат, что ты их провел, а спонсоры тут же найдут кого-нибудь более пунктуального. Новая книга уже в иностранных каталогах заявлена. Неустойка будет такая, что и говорить не хочется. Это серьезный бизнес, милый, изволь играть по правилам.

– Не беспокойся, – ободряюще улыбнулся Эрик. – Все под контролем. Поужинаю с Робертом Эвансом – и сразу за работу!

– Бог тебе в помощь! Давай не ленись!

* * *

Небольшой реактивный самолет взмыл над международным аэропортом Лос-Анджелеса. Эрик завороженно смотрел на огни удаляющегося города. Сейчас они превратятся в точки, а потом совсем исчезнут.

Как ни оттягивай неприятный момент, да только приступать к работе все равно придется.

Прислушиваясь к ровному гулу мотора, молодой писатель достал из несгораемого шкафа печатную машинку. Он повсюду возил ее с собой, боясь оставить без присмотра.

Бережно поставив машинку на стол, Эрик велел пилоту ни под каким предлогом не заходить в салон. Нечего подсматривать! И в самолете, и дома в Нью-Йорке он работал в обстановке жесткой секретности.

Фи, скукота... К концу работы над «Бухтой Флетчера» Эрик даже на клавиатуру не смотрел. Включив телевизор, он слепо барабанил по клавишам. Какая разница, что печатать: странная машинка сочиняла все сама. Фильм кончался, и Эрик читал получившееся, надеясь увидеть долгожданное «Конец».

После успеха «Бухты Флетчера» он снова сел за машинку. Энтузиазма хватило на первые двадцать страниц. Чем дальше, тем меньше ему нравилось быть писателем. Вернее, называться писателем здорово, рассуждать о литературе – тоже, а вот часами сидеть за машинкой – нет.

Наверное, он рожден не писателем, а кем-нибудь другим. Принцем, например.

Садиться за «Приходской лес» не хотелось совершенно. Судя по тому, как легко была написана первая книга, вторую он состряпает максимум за неделю.

Но Джеффри его напугал. А если деньги действительно кончились? Тогда пора вернуться к курочке, которая несет золотые яйца. Как называется человек, который помогает писателю? Секретарь? «Значит, будешь моим секретарем», – шепнул машинке Эрик.

Неужели я правда миллионер, на своем личном самолете лечу в Нью-Йорк, где меня ждут на шоу «С добрым утром, Америка»? Похоже, что да. Чтобы продолжать в таком же духе, придется целую неделю работать как каторжный. Книгу-то нужно заканчивать...

Реактивный самолет рассекал ночную мглу. Заправив в «секретаря» чистый лист, молодой человек пригубил «Дом Периньон» и включил видеомагнитофон. Что же выбрать? Может, «Хэллоуин»? Наблюдая, как сумасшедший подросток с ножом в руках носится за сестрой, писатель слепо стучал по клавишам.

«Глава третья. Рамона изнывала от желания. Ни с мужем, ни с любовником она ничего подобного не испытывала. Молодой голубоглазый молочник будто какую-то тайную пружину нажал...»

Эрик зевнул. Малолетний псих сбежал из дурдома, а ненормальный доктор пытался его отыскать. Истерически визжала сиделка, псих получил как минимум десять ножевых ранений, и хоть бы хны. Прямо сверхчеловек какой-то!

Эрик печатал, ни разу не взглянув на клавиши. Справа росла аккуратная стопка готовых страниц. На пятом бокале «Дом Периньона» «Хэллоуин» кончился, пришлось вставить кассету с «Чужими». Война. Молодая женщина с ребенком в населенном монстрами здании. Где-то над Колорадо Эрик решил прочитать напечатанное и окаменел: на странице какая-то бессмыслица.

Судорожно листая готовые страницы, он понял, что уже примерно полчаса, как тарабарщину печатает.

Эрик мертвенно побледнел, сердце судорожно сжалось.

Боже милостивый, что же такое творится?

«Ищет пастушка овец непослушных», – в отчаянии набрал он.

Эти слова на бумаге и появились.

«Шустрая лиса перескочила...»

Тот же результат.

К моменту прибытия в аэропорт Ла Гуардия накопилось двадцать страниц полной тарабарщины. В довершение всего еще и машинку заклинило. Внутри что-то хрустнуло, и клавиши перестали нажиматься.

«Что же делать, господи, что же делать? Без машинки мне конец!»

Пытаясь разблокировать клавиши, писатель ударил по каретке. Никакого результата, если не считать ушибленных пальцев. Нет, вслепую колотить опасно, неизвестно, какие там внутри детали.

Накрыв машинку пледом, он, словно больного ребенка, понес ее в поджидающий у взлетной полосы лимузин. Пряча покрасневшие глаза от полуденного солнца, Эрик сказал водителю: «На Манхэттен. Нужен ремонт печатных машинок».

Со всеми пробками и объездами дорога заняла почти два часа, и наконец лимузин затормозил на Тридцать второй улице. Прижимая к груди драгоценную ношу, Эрик бросился в мастерскую, на витрине которой красовалась чья-то «Оливетти».

– Боюсь, ничем не смогу вам помочь, – развел руками мастер.

– Что? – выдохнул Эрик.

– Видите вот ту скобу внутри? Она треснула. Для таких машин запчасти уже не выпускают. – Парень с благоговейным ужасом смотрел на доисторическое чудище из пластмассы и металла. – Скобу можно заварить, но, послушайте, эта машинка, что старая шуба: не успеете залатать один рукав, как тут же расползется другой. Попытаюсь заварить одну трещину – от тепла появятся другие. Латать придется столько, что в конце концов одни заплаты останутся. Да и модель, мягко говоря, необычная. Лучше отнести ее туда, где покупали, может, у них и запчасти найдутся... Слушайте, мы случайно не знакомы?

– Что, простите?

– По-моему, я видел вас на шоу Карсона!

– Вы ошибаетесь, – сухо произнес писатель и, взглянув на золотой «Ролекс», увидел, что уже почти полдень. Надо же, целое утро потеряно... – Мне пора.

Схватив сломанную машинку, Эрик опрометью бросился к лимузину.

– Гринвич-Виллидж, – приказал он водителю. – И поскорее, пожалуйста.

– При таких-то пробках?

Эрика замутило, по лицу градом катился пот. То и дело поглядывая на часы, он сквозь зубы давал указания водителю. В половине второго в голову пришла страшная мысль: а если этой лавки больше нет? Хозяин мог переехать, обанкротиться, умереть, наконец...

Слава богу, лавка на месте! Молодой писатель на ходу выскочил из лимузина с машинкой в руках. От страха появились недюжинные силы, и через секунду он уже стоял у грязного прилавка.

Хозяин ничуть не изменился: желтые ногти, в руках неизменная сигарета, морщинистое лицо, паутина седых волос.

– Читать умеете? – буркнул старьевщик. – «Товар обмену и возврату не подлежит».

Поставив тяжелую ношу на прилавок, Эрик перевел дыхание.

– Неужели вы меня помните?

– Не вас, а хлам, который вы принесли. Я ведь предупреждал: обратно товар не принимается!

– Да, но я пришел не за этим!

– Тогда зачем? Зачем вы принесли эту рухлядь?

– Она сломалась...

– Я уже понял.

– А чинить негде. В мастерской даже пробовать не хотят: боятся, что совсем развалится.

– Тогда выбросите ее, а лучше в металлолом сдайте. Весит-то машинка будь здоров, долларов пять точно дадут!

– Но она мне нравится...

– У вас плохой вкус.

– В мастерской сказали: у производителя могут найтись запчасти...

– Может быть, все может быть...

– Так скажите, кто вам ее продал!

– А что я за это получу?

– Сотню баксов!

– Чеки не принимаю, – подозрительно прищурившись, заявил старьевщик.

– Заплачу наличными, только, ради бога, скорее!

– Деньги вперед!

Старик прокопался несколько часов, а бедный Эрик обливался потом, вздыхал и мерил шагами лавку. Наконец чуть ли не из подвала был извлечен покрытый каракулями листок.

– Распродавалось имущество с одной виллы... – расшифровывал собственные записи старик. – Откуда-то с Лонг-Айленда. Владелец погиб, утонул, кажется. Звали его Уинстон Дэвис.

Чтобы не упасть, Эрик схватился за грязный прилавок. Горло судорожно сжалось. По спине поползли мурашки.

– Не может быть...

– Вы что, его знали?

Откуда во рту мерзкий привкус паутины?

– Просто слышал. Он был довольно известным писателем.

– Надеюсь, свои творения он не на этом убожестве печатал! Помню, как всеми правдами и неправдами пытался от нее отделаться, да продавцы заартачились: все или ничего.

– Говорите, вилла была на Лонг-Айленде?

– Вот адрес, держите!

Эрик чуть ли не вырвал у старика листочек, схватил машинку и, спотыкаясь, пошел к двери.

– Слушайте, а это не вы вчера участвовали в шоу Карсона?

* * *

Солнце почти село, когда Эрик добрался до виллы. Всю дорогу до Лонг-Айленда он как тростинка на ветру трепетал. Понятно, почему его постоянно сравнивают с Уинстоном Дэвисом! Дэвис когда-то владел этой машинкой и писал на ней свои романы. Вернее, их создавала сама машинка. Вот в чем причина сходства их произведений – они фактически принадлежат одному автору. Так же, как Эрик, Дэвис не рассказывал про машинку ни друзьям, ни родственникам. Если бы члены семьи знали секрет, ни за что не продали бы такое сокровище старьевщику!

Хотя сейчас это больше не сокровище и не курочка, несущая золотые яйца, а бесполезная рухлядь, пять килограммов гаек и болтов.

– Вот эта вилла, сэр, – объявил сбитый с толку шофер.

Ничего не понимающий Эрик смотрел на гостеприимно открытые ворота, аккуратную лужайку и широкую подъездную аллею, ведущую к дому. Собственно, это не дом, а самый настоящий замок.

– Подъезжайте к крыльцу, – неуверенно сказал он водителю. А что, если там никого нет? Или семья Дэвиса давно здесь не живет?

Ладно, была не была! Оставив машинку в лимузине, молодой писатель подошел к тяжелой дубовой двери и позвонил. Серебристая трель разнеслась по зданию, и примерно через полминуты ему открыли.

Миловидная, со вкусом одетая женщина лет шестидесяти.

Приветливо улыбаясь, она спросила, чем может быть полезна.

Запинаясь, Эрик начал объяснять, но от хозяйки исходило такое удивительное обаяние, что робость тут же прошла. Он поклонник таланта Уинстона Дэвиса, все его книги читал...

– Как мило, что вы его помните...

– Я случайно оказался здесь неподалеку и решил заехать. Надеюсь, вы не возражаете?

– Возражаю? Что вы, да я просто в восторге! С каждым годом в этом доме бывает все меньше и меньше людей... Пожалуйста, входите!

Теперь «замок» казался больше похожим на колумбарий, огромный и холодный.

– Хотите увидеть кабинет мужа? – предложила миссис Дэвис.

Длинный мраморный холл, украшенная затейливой резьбой дверь и вот наконец святая святых.

Прекрасный кабинет, по-другому и не скажешь. Комната просторная, светлая, на стенах гравюры и бесконечные книжные полки. Мягкий ковер и огромное, почти во всю стену окно с видом на океан. Последние лучи догорающего солнца жидкой медью разливаются по густой синеве волн, над бурунами парят белокрылые чайки.

Главная достопримечательность кабинета – большой стол из тикового дерева – стоит посреди комнаты, а на нем пишущая машинка, старенькая «Смит-Корона».

– Здесь родились все романы Уинстона, – с гордостью рассказывала хозяйка. – Он работал каждый день, с восьми до двенадцати, потом обедал, а потом на пляж, загорать и плавать. Зимой мы совершали долгие пешие прогулки... Странно, но больше всего Уинстону нравился именно зимний океан. Он... Простите, заболталась, вам, наверное, это неинтересно.

– Что вы, что вы, напротив! Скажите, он использовал эту «Смит-Корону»?

– Да, ежедневно.

– Я спрашиваю, потому что недавно приобрел старую печатную машинку. Вид у нее необычный, но мне понравилась, а продавец сказал, будто она когда-то принадлежала вашему мужу.

– Ну, это вряд ли...

В груди не осталось воздуха, казалось, вот-вот и сердце перестанет биться.

– Хотя, подождите-ка... Да, была машинка, такая уродливая...

– Вполне подходящее описание!

– Уинстон держал ее в шкафу. Я все просила выбросить это страшилище, а он говорил: друг не простит.

– Друг? – Короткое, всего в четыре буквы, слово рыбьей костью застряло в горле Эрика.

– Да, Стюарт Донован, они вместе ходили под парусом. Однажды вечером Уинстон принес домой странную пишущую машинку, заявив, что это – антиквариат, а самое главное – подарок Стюарта. На мой взгляд, это был не антиквариат, а рухлядь, но спорить я не стала. А когда муж умер... – Миссис Стюарт запнулась, потом заговорила чуть глуше: – Я решила продать ее вместе с лишней мебелью.

...Эрик вышел из машины. Солнце село, быстро сгущались сумерки. Вдыхая соленый воздух, он смотрел на вывеску над дверью небольшой мастерской: «Печатные машинки Донована, ремонт и продажа». Сначала молодой писатель планировал найти мастерскую, а на следующее утро вернуться и потолковать с Донованом. Сквозь опущенные жалюзи сочился свет, и, несмотря на табличку «Закрыто», было ясно, что в мастерской кто-то есть.

Эрик постучал, жалюзи приподнялись, и в окно выглянул какой-то старик.

– Закрыто! – чуть слышно донеслось через оконное стекло.

– Пожалуйста, это очень важно!

– Закрыто! – повторил старик и опустил жалюзи.

– Уинстон Дэвис...

Удаляющаяся фигура тут же остановилась. Снова подняв жалюзи, старик выглянул в окно.

– Вы сказали «Уинстон Дэвис»?

– Пожалуйста, мне нужно кое-что о нем узнать...

Тихо щелкнул замок, дверь открылась, и старик уставился на Эрика из-под кустистых насупленных бровей.

– Вы Стюарт Донован?

– Да, – кивнул старик, – мы с Уинстоном много лет дружили.

– Именно поэтому я и пришел.

– Заходите, – удивленно сказал Донован. Невысокий, худой, он опирался на деревянную палку. На нем был двубортный костюм с бабочкой из тончайшего шелка. Ворот рубашки слишком широк для тонкой морщинистой шеи. От желтоватой, будто пергаментной кожи пахло мятой.

– Хочу кое-что вам показать, – заявил Эрик и, бросившись к лимузину, принес в мастерскую печатную машинку.

– Ах, вот в чем дело... – Блеклые голубые глаза расширились от удивления.

– Да, ваш подарок Уинстону.

– Откуда вы...

– У старьевщика купил.

Донован застонал, закрыв лицо руками.

– Машинка сломалась, – объявил Эрик. – Сможете починить?

– Значит, вы знаете...

– Ее секрет? Да, конечно! Послушайте, она мне очень нужна. Если не почините...

– Вам конец? Уинстон то же самое говорил, – усмехнулся старик. – Пару раз, когда она ломалась, прибегал ко мне в полной панике: «Договора! Авторские! Если не починишь, я пропал!» Что ж, я всегда был рад помочь старому другу. – В голубых глазах появился блеск.

– А мне поможете? Заплачу, сколько скажете.

– Ну, расценки у меня для всех одинаковые! Я ведь уходить собирался, жена ждет к ужину... Надо же, эта машинка была моей тайной гордостью... Поставьте ее на стол! Я посмотрю, в чем дело. Хотя бы ради памяти Уинстона...

Освободившись от тяжелой ноши, Эрик растирал онемевшие руки.

– Одного не пойму: почему вы одной машинкой ограничились? Это ведь золотое дно!

– Я собрал несколько...

Колени мелко задрожали.

– Человек я довольно обеспеченный, за деньгами не гонюсь. У богатых столько проблем, – вздохнул старик. – Взять, например, Уинстона. Под конец в комок нервов превратился, боялся, что машинка во время ремонта сломается. Эх, не надо было ему ее дарить, но он не жадничал, десять процентов от гонорара мне отдавал.

– Обещаю вам пятнадцать, только, пожалуйста, почините!

Напевая какую-то старую мелодию, Донован аккуратно разобрал корпус и проверил рычаги.

– В принципе, проблема ясна, – заявил он.

– Скоба треснула! – подсказал Эрик.

– Ну, это не главное, скобу можно заменить.

Эрик вздохнул с облегчением.

– Тогда, если не возражаете...

– Клавиши заблокированы, потому что треснула скоба, – продолжал старик, – а до того, как это случилось, эта модель... хм, работала не так, как нужно. Не сочиняла...

Сейчас его вырвет... Эрик кивнул.

– Основная проблема в том, что машинка исписалась. В ней не осталось слов, если так можно сказать.

Молодой писатель зажал рот руками. Не может быть... Не может быть...

– Так добавьте!

– К сожалению, не могу. Словарный запас не восполняется, сам не знаю, почему. Сколько раз пробовал – ничего не выходит. Нужно собрать новую машинку...

– Ну, так соберите! Заплачу, сколько скажете.

– К сожалению, не могу, сноровку потерял. Пять первых моделей получились удачными, шестая и седьмая барахлили, восьмая вообще не удалась, и больше я не пытался.

– Так попробуйте еще раз!

– Не могу! Не могу... Не представляете, как это тяжело. Я потом неделями не способен разговаривать, слов нет...

– Боже милостивый, постарайтесь!

– Очень жаль, – покачал головой Донован.

За щуплой спиной старика на низеньком полированном столе молодой человек увидел машинку. То же самое убожество: шишечки, рычажки, кнопочки, завитушки.

– Тогда вон ту за миллион отдайте!

– Исключено, – покачал головой старик. – Это моя собственная, для детей собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки.

– Два миллиона! – настаивал Эрик, думая о доме в Нью-Йорке, вилле на Малибу, ранчо в Бимини, яхте и красном «Феррари». – Черт побери, три!

Шесть дней, осталось всего шесть дней, придется по десять часов в сутки печатать.

– Вы просто обязаны продать мне машинку!

– Простите, но нет! Я старик, зачем мне деньги?

Кровь ударила в голову. Недолго думая, писатель схватил машинку и бросился вон из мастерской. Старик попытался его остановить. Отбиваясь, молодой писатель сбил его с ног.

– Машинка моя! – рыдал старик. – Я для детей ее собирал!

– Четыре миллиона! – орал Эрик.

– Ни за какие деньги в мире!

Донован схватил Эрика за ноги.

– Вот черт! – пробормотал писатель, взял стоявшую у стены трость и ударил Донована по голове. – Вы не представляете, как она мне нужна!

Словно обезумев, он лупил беззащитного старика.

Хрупкое тело содрогнулось, с трости закапала кровь.

Тишина, давящая на виски тишина.

Боже, что он наделал! Пошатнувшись, Эрик выронил трость и в ужасе уставился на бездыханное тело Донована.

Моя, машинка моя! Остальное неважно...

Писатель протер стол, трость и обе печатные машинки, а затем обменял сломанную на рабочую. Кажется, все в порядке. Шофер ни о чем не догадывается. Газет он не читает и никогда не узнает об убийстве старика в коттеджном поселке Лонг-Айленда. Конечно, миссис Дэвис может вспомнить вечернего гостя, но вряд ли свяжет его с убийством. К тому же своего имени Эрик не называл.

Можно ни о чем не беспокоиться...

* * *

На столе стоит новенький персональный компьютер. Только для вида, надо же производить впечатление на гостей! Едва лимузин отъехал от дома, как Эрик включил большой свет и, оттолкнув монитор, поставил на стол свою спасительницу. Еще шесть дней... Да, он успеет! Шампанского достаточно, новых кассет – тоже. Единственный отрицательный момент – от печатанья вслепую немеют пальцы. Ну да ничего, главное – результат.

Эрик щедро плеснул себе шампанского и поставил «Чернокнижника». Теперь сигарету, и можно приступать к работе.

От произошедшего бросает в дрожь, но это неважно. Важна лишь машинка, которая спасет виллу, ранчо, квартиру, яхту и самолет. Можно вздохнуть с облегчением, все будет как раньше: вечеринки, девочки, да еще четыре миллиона удалось сэкономить.

Интересно, что получилось?

Эрик закричал.

На белом листе было совсем не то, на что он рассчитывал. Вместо сентиментальной прозы «Приходского леса» появилось нечто иное: «Бежит Джон. Бежит Мэри. За ними бежит Рекс».

(Я для детей ее собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки).

Молодой писатель колотил по клавишам и кричал. Кричал так громко, что уши закладывало.

«Рекс бежит в лес. Мэри бежит за Рексом. Джон бежит за Мэри».

* * *

Дикие крики разбудили соседей. Насмерть перепугавшись, они решили, что на знаменитого писателя напали, и вызвали «Скорую» вместе с полицией. Полицейские прибыли первыми и увидели истошно орущего Эрика за пишущей машинкой.

Неизвестно, что было ужаснее: бьющийся в истерике писатель или машинка, из которой торчал наполовину исписанный лист.

«Мэри лезет на дерево. Джон лезет на дерево. Рекс лает на Джона». Затем пробел и еще несколько строк: «Эрик убивает мистера Донована. Эрик до смерти забивает старика палкой. Эрик крадет меня. Эрик должен сесть в тюрьму».

Может, дело было в освещении, а может, в необычно расположенных клавишах, но полицейским показалось, что машинка ухмыляется.