Текст книги "Черный вечер (сборник)"

Ловушка для неосторожных

Дэннис Этчисон не только популярный писатель-фантаст, но и редактор многочисленных антологий. В 1991 году, когда издавался третий том серии «Мастера мрака», он попросил Клайва Баркера, Стивена Кинга, Дина Купца, Джойс Кэрол Оутс и меня выбрать самый любимый из своих рассказов и написать небольшое вступление с объяснением своего выбора. Я послал Этчисону следующее:

"Как же выбрать рассказ, который можно назвать моей «визитной карточкой»? Прежде чем избрать «Всегда я слышу за спиной» (1983), я перечитал несколько и остановился на этом не потому, что он самый страшный («За этот и все мои грехи» гораздо страшнее), не потому, что стиль здесь особенный (как в «Спрятанном смехе»), а потому, что он во всех отношениях самый типичный.

Давайте сначала разберемся со стилистикой. Как и большинству коллег, новые произведения даются мне с огромным трудом. Долгое время, кроме «Первой крови», я вообще ничего не мог писать, а потом мне приснился кошмар, который слово в слово изложен в «Капели». Этот рассказ, тут же приобретенный «Альманахом Эллери Квина», и стал моим первым опубликованным произведением. А буквально через пару дней позвонил агент, сообщив, что «Первой кровью» заинтересовалось крупное издательство. Лишь тот, кто когда-нибудь писал «в стол», поймет, что «Капель» для меня – своего рода талисман.

Ободренный, я взялся за следующую книгу (пресловутый синдром второго романа: «А если не получится?»), но кошмары больше не снились. Второй роман, «Завещание», продолжал буксовать, и я с нетерпением ждал следующего сна, за которым должно последовать вдохновение.

Я в то время был преподавателем литературы в университете Айовы. Готовясь к очередной лекции, случайно открыл «Мою последнюю герцогиню» Роберта Браунинга и почувствовал холодок открытия. Видите ли, в «Капели» повествование ведется от первого лица, чего я всегда опасался, не желая уподобляться Генри Джеймсу[1]1
  Генри Джеймс – автор психологических произведений, в которых используется прием «поток сознания». – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть].

В комментариях к «Повороту винта» Джеймс назвал такой прием «ловушкой для неосторожных», потому что благодаря повествованию от первого лица невозможно понять, что происходит на самом деле, а что обезумевшей рассказчице только кажется. «Пожалейте читателей, зачем им волноваться о вашем душевном здравии?» И как после такого напутствия из уст уважаемого классика писать от первого лица? Неужели даже кошмары не помогут?

«Моя последняя герцогиня» развеяла все сомнения. Поэма написана в созданном самим Браунингом стиле драматического монолога. «Смотрите, на стене портрет», – начинает Браунинг (вернее, рассказчик). К кому он обращается? Как воспринимает такой стиль читатель?

Примерно в то же время я увлекся творчеством Джеймса Кейна. «Где-то в полдень меня выбросили из грузовика с сеном» – так начинается «Почтальон всегда звонит дважды». По-моему, весьма оригинально, и в данном случае Кейн не обращается непосредственно к читателям. Его ожидающий смертной казни герой пишет своего рода исповедь.

Может, притвориться, что никогда не читал Джеймса, и сосредоточиться на Браунинге с Кейном? Решение принято: буду писать от первого лица. Так естественнее, эмоциональнее, ярче. Можно обратиться к читателю напрямую, как к близкому другу, избегая персонажей-посредников. «Всегда я слышу за спиной» с первого слова до последнего написан под влиянием Браунинга. Однако в тот момент, когда главный герой, он же – жертва, объявляет, что его рассказ – послание тем, кто найдет его бездыханное тело, звучит голос Джеймса Кейна, благослови его бог! Браунинг и Кейн, если бы не вы, не выбраться бы мне из творческого кризиса!

Теперь о тематике. По причинам слишком сложным, чтобы объяснять в короткой статье, больше всего меня волнует спокойствие и стабильность членов моей семьи. Потерять одного из них – что может быть ужаснее? Похоже, все человеческие страхи материальны: 27 июня 1987 года от лейкемии умер мой пятнадцатилетний сын Мэтью. Агония несчастного мальчика, которому не суждено было стать мужчиной, описана в книге «Стрекозы». Но «Капель» и другие рассказы, написанные до смерти Мэтью, уже пронизаны безотчетным страхом и отчаянием: я будто заранее знал, что случится непоправимое. Главный герой «Всегда я слышу за спиной», от имени которого ведется повествование, теряет все, что ему дорого, не по собственной вине, а потому что так случилось. Потому что человеку не всегда под силу контролировать ход событий, а жизнь, видит бог, трудна и несправедлива.

Я ведь на самом деле был преподавателем литературы, и одна из студенток действительно обвинила меня в сексуальном домогательстве. Она писала письма, звонила, угрожала не только мне, но и членам моей семьи. Так что «Всегда я слышу за спиной» основан на реальных событиях, за исключением того, что эта девушка жива и где-то до сих пор плетет свои грязные сети.

Рожденный в Канаде, образование я получил в Пенсильвании и университете Айовы, отчего с юношеской поры крепко полюбил бескрайнее небо и невозмутимую красоту моей новой родины. Полюбил настолько, что решил сделать ее местом действия своих рассказов. Леденящий ужас гнездится не только на мрачном побережье Новой Англии или в жутких гетто бездушных мегаполисов, страх махровым цветом расцветает и в тихой провинциальной глуши под ослепительно яркими лучами солнца. На безмятежных просторах Среднего Запада, вдали от суеты, шума и забот разворачивается действие рассказов «Гроза» и «За этот и все мои грехи».

Итак, в качестве визитной карточки выбираю «Всегда я слышу за спиной». Главный герой, он же – рассказчик, он же – мое «альтер эго», жертвует жизнью, сердцем и душой ради семьи. Прекрасно его понимаю. Будь такой шанс у меня, не раздумывая, отдал бы и сердце, и душу, и жизнь, только бы вернуть сына".

Всегда я слышу за спиной

«But at My Back I Always Hear» 1983

Вчера в три часа ночи она опять позвонила. Я до смерти перепуган: куда бежать, где спрятаться? В отеле пришлось зарегистрироваться под выдуманным именем. Вообще-то я из Айова-Сити, но сейчас нахожусь в Джонстауне, штат Пенсильвания. Я преподаю, вернее еще три дня назад преподавал, в университете американскую литературу. Ни за что не вернусь в Айову, хотя прекрасно понимаю: бесконечно прятаться невозможно. С каждой ночью она все ближе.

* * *

Она с самого начала меня пугала.

В университет я всегда приходил пораньше, чтобы спокойно подготовиться к лекциям. Кабинет мой на третьем этаже, отделенный от остальных пожарной лестницей. Коллеги иногда шутили, что меня в глухомань заслали, а я и не думал обижаться. Чем тише и спокойнее, тем лучше думается. Не обращая внимания на шум и шорохи с пожарной лестницы, я представлял, что нахожусь один в университетском здании.

В восемь утра я действительно был один, хотя в тот день все сложилось иначе. С тяжелым портфелем в руках я шел по лестнице, и звук шагов эхом отражался от каменных стен и ступеней из искусственного мрамора. Первый этаж. Второй. Когда до третьего остался один пролет, я увидел ее в кресле у дверей кабинета. Солнечное утро померкло: от девушки будто могильным холодом веяло.

Восемь утра – если разобраться, не так уж и рано. Многие к этому времени успевают встать, позавтракать и собрать детей в школу. Но студенты совсем другое дело, для них в восемь часов еще самый сон. Утренние лекции они ненавидят, однако часто прогуливать опасно, поэтому неумытые, непричесанные и хмурые молодые люди вползают в аудиторию буквально за секунду до звонка.

Вот я и удивился: что заставило девушку прийти за полтора часа до начала занятий? Тусклые каштановые волосы, бесформенный свитер, потертые джинсы – так одеваются многие студентки, зато глаза странные: темные, дикие, безумные.

Я с трудом заставил себя преодолеть последний пролет.

– Вам нужна консультация?

Вместо ответа невыразительный кивок.

– Не устраивает какая-то отметка?

На этот раз девица отрицательно покачала головой.

В смущении я дольше обычного возился с ключами, пока открывал дверь. Кабинет небольшой: стол, два стула и книжная полка у окна. Устроившись за столом, я наблюдал за девушкой: вошла вслед за мной, огляделась по сторонам и плотно притворила дверь.

Вот это мне совсем не понравилось. Когда студентки делают что-то подобное, все время кажется, что по коридору идет кто-нибудь из коллег. Что он или она подумает, услышав за закрытой дверью девичий голосок? Нужно было попросить ее открыть дверь, но, заглянув в измученные глаза, я решил не настаивать. Может, ей так комфортнее?

– Садитесь, – приветливо предложил я. – Чем могу быть полезен, мисс... Простите, не помню вашего имени.

– Саманта Перри. Но Саманта мне не нравится, – заявила студентка, ерзая на стуле, – и я сократила его...

– Неужели? – некстати перебил я.

– Да, до Сэм. Я хожу на ваши лекции по вторникам и четвергам. Вы... – закусила губу девушка, – говорили со мной.

– Имеете в виду, вас взволновала тема, которую мы обсуждали? – недоуменно нахмурился я.

– Нет, мистер Инграм, вы говорили со мной. Целую лекцию не сводили глаз. Остальные студенты будто бы исчезли, остались только мы вдвоем. Лекция была о Хемингуэе. Рассказывая, как Фредерик Генри желал близости с Кэтрин, вы имели в виду, что хотите меня.

От удивления я не сразу нашелся с ответом. Пришлось закурить, чтобы хоть как-то замаскировать смущение.

– Вы ошибаетесь.

– Я вас слышала! Уверена, остальные студенты тоже почувствовали...

– Я просто читал лекцию. Я вообще часто смотрю в глаза студентам, чтобы удостовериться, что они слушают. Так что вы ошиблись...

– Значит, вы не хотите со мной спать? – с болью в голосе спросила девушка.

– Нет, за секс я оценки не ставлю.

– Да не волнуют меня ваши оценки!

– Я счастливо женат, имею двоих детей. Допустим, я действительно хотел бы вас совратить... Разве не глупо делать это перед всей аудиторией?

– Значит, вы не хотели... – Девушка закусила губу.

– Мне очень жаль...

– Но вы же со мной разговариваете! Я слышу ваш голос и в аудитории, и дома, идаже во сне... Вы говорите, что хотите меня...

По коже побежал мороз.

– Вам просто кажется...

– Нет, ваш голос слышен так отчетливо! Когда я читаю, или учу, или...

– Как же вы можете его слышать, если меня самого нет?

– Вы посылаете мне мысли! Сосредоточиваетесь и вкладываете их в мое сознание.

Горло судорожно сжалось. Нужно срочно найти какой-то аргумент, что-нибудь весомое.

– Знаете, я не верю в телепатию и никогда не пытался посылать вам мысли.

– А неосознанно?

Я покачал головой. Ну как бы ей помягче объяснить, что на всем потоке она самая непривлекательная? В ее группе столько хорошеньких студенток, что даже если бы я не был женат, то ни за что бы не стал строить ей глазки.

– Вы слишком много занимаетесь, – осторожно начал я. – Занимаетесь так усердно, что постоянно думаете обо мне и даже слышите мой голос Я люблю свой предмет и стараюсь делать лекции яркими и незабываемыми – вот студентам и кажется, будто я говорю с каждым из них отдельно.

– Вы не имеете права так учить! – закричала студентка. – Это жестоко! Несправедливо! – По щекам потекли слезы. – Идиоткой меня выставили!

– Простите, не хотел...

– Не хотели, но сделали! Сбили с толку, обманули!

– Нет, вовсе нет, постарайтесь упокоиться.

Девица поднялась так резко, что я вздрогнул: вдруг набросится на меня с кулаками или начнет кричать, что ее изнасиловали? Черт побери, ну почему я не оставил дверь открытой?

Рыдая, Саманта выбежала из кабинета, а я, потрясенный до глубины души, курил сигарету за сигаретой. На лестнице слышались всхлипывания, затем шорох удаляющихся шагов, и, наконец, громко хлопнула входная дверь.

Тишина, целительная тишина...

* * *

Примерно через час я увидел ее на лекции. К счастью, Саманта привела себя в порядок, только припухшие глаза свидетельствовали о неловкой утренней сцене. Не студентка, а пчелка какая-то: ни на секунду не отвлекалась, ловила каждое мое слово.

После звонка я попробовал расспросить молодого аспиранта, который вел в этой группе семинары.

– Сэм? Конечно, я ее знаю. Троечница, серость и посредственность. Представляете, записалась ко мне на консультацию, но вместо творчества Хемингуэя расспрашивала о вас. Можно сказать, инквизиторский допрос учинила. Бедняжка, мне ее жаль...

– Почему?

– Сэм так некрасива, что парни за сто метров ее обходят. Подруг тоже нет. Зато есть какие-то проблемы с отцом. Хотя ничего определенного она не сказала, по-моему, я знаю, в чем дело. У нее три сестры-красавицы, и к ней папочка относится как к гадкому утенку. Бедная дурнушка старается его порадовать, прямо из кожи вон лезет, а папаша внимания не обращает. А вы якобы на него похожи.

– Что? Я похож на отца Сэм?

– Ну, лет на десять помоложе, а так практически одно лицо.

...Дня через два, в восемь утра, поднявшись на третий этаж, я снова наткнулся на Саманту.

Убеждая себя, что все под контролем, я вошел в кабинет. Словно прочитав мысли, девушка оставила дверь открытой. Саманта сидела прямо, как сабля, и буравила меня взглядом.

– Это снова случилось, – объявила она.

– На лекции я на вас даже не смотрел.

– Нет, все началось позже, когда я сидела в библиотеке. А потом, когда я в кафетерий зашла, голос звучал так ясно, будто вы за соседним столиком сидели.

– Сколько было времени?

– Половина шестого.

– В то время я ужинал с деканом. Уверяю, Сэм, никаких мыслей я не посылал, даже не думал о вас.

– Я ничего не сочиняю: вы хотели со мной переспать!

– Я хотел, чтобы декан выделил деньги на нужды факультета! Только и думал, как его убедить. Ничего не вышло, и я направил все свои силы на то, чтобы не напиться.

– Но голос...

– Все ваши фантазии... Если бы я пересылал вам мысли, то разве стал бы отрицать? Зачем, если я хочу затащить вас в постель?

– Мне страшно...

– У вас проблемы с отцом.

– Что?

– Мой помощник рассказал, что я похож на вашего отца.

Саманта побледнела:

– Это должно было остаться тайной!

– Я сам его расспросил.

– Если вы напоминаете мне отца, а я хочу с вами спать, значит, на самом деле я хочу спать...

– Сэм, не надо!

– ...со своим отцом! Вы что, издеваетесь?

– Нет, даже не думал! Вы просто запутались в себе. Может, стоит обратиться к...

Договорить мне Саманта не дала. С красным от стыда и слез лицом она бросилась вон из кабинета.

Больше я ее не видел. Через час началась лекция, но в аудитории ее не было, а через день из деканата пришло заявление, что мисс Перри отказывается от моего курса.

Я с радостью забыл о Саманте.

* * *

Быстро пролетело лето, и пришла осень. В начале ноября мы с женой засиделись глубоко за полночь, ожидая, когда подведут предварительные итоги президентских выборов.

Где-то около трех зазвонил телефон. Раз звонят в такое время, значит... Кто может звонить в такое время?

Я как раз собирался достать пиво из холодильника и от резкой телефонной трели больно ударился головой о полку. Растирая набухающую на лбу шишку, я покосился на Джин: кому брать трубку?

– Наверное, кто-нибудь из друзей. Сейчас все, кому не лень, прогнозы делают.

На самом деле я боялся, что что-то случилось с родителями. Один из них заболел или, не дай бог...

– Алло? – сняла трубку Джин. Судя по выражению лица, звонят явно не друзья. – Это тебя, какая-то девушка.

– Что?

– Голос молодой, мистера Инграма спрашивает.

– Черт, студентка!

– Почему она звонит в такое время?

От волнения я забыл закрыть дверцу холодильника.

В браке я действительно счастлив. Конечно, у нас с Джин были проблемы, но мы смогли найти разумный компромисс. Моей жене тридцать пять, она очень привлекательная, умная и терпеливая. Однако всякому терпению есть предел: кто знает, какие предположения она строит?

– Вот сейчас и выясним. – Я выхватил трубку и, словно стараясь оправдаться в глазах Джин, закричал: – Да! Кто это?

– Я вас слышала, – жалобно проговорил дрожащий женский голос.

– Кто это? – раздраженно переспросил я.

– Я.

В трубке послышался какой-то треск.

– Что за "я", черт возьми?

– Сэм.

Колени задрожали, в немом отчаянии я прислонился к стене.

– В чем дело? – потребовала Джин, ее голубые глаза презрительно сузились.

– Сэм, сейчас три часа ночи. Неужели нельзя подождать до утра?

– Три часа? Нет, только час...

– Нет, три! Слушай, я знаю, сколько времени!

– Пожалуйста, не злитесь. Я слушала радио, диджей объявлял время...

– Где ты сейчас?

– В Беркли.

– В Калифорнии? Сэм, у нас же разные часовые пояса... В Айове уже три...

– Я забыла...

– Что за чушь! Ты пьяна?

– Не совсем...

– Что, черт возьми, это значит?

– Таблетки выпила, целый пузырек, а названия не помню.

– О боже!

– А потом услышала ваш голос...

– Да у тебя галлюцинации!

– Вы меня звали, просили прийти, заняться с вами любовью...

– Прийти в Айову? Бред какой-то! Сэм, не выдумывай! Я ни о чем тебя не просил!

– Вы лжете! Ради бога, скажите, почему вы лжете!

– Я не хочу с тобой спать! Хорошо, что ты в Беркли... Там и оставайся. Лучше врача вызови! Ты что, не понимаешь? Все дело в таблетках. Из-за них у тебя и начались галлюцинации.

– Я...

– Сэм, запомни раз и навсегда: никакие мысли я тебе не посылаю; я даже не знал, что ты в Калифорнии. Боже, Беркли в двух тысячах миль отсюда!

Девушка не ответила. В трубке послышался треск.

– Сэм...

Длинные гудки. Сердце судорожно сжалось, и, тяжело вздохнув, я положил трубку.

– В чем дело? Что это за Сэм, которая звонит в три часа ночи и хочет с тобой переспать? Что ты натворил?

– Ничего. – Я глотнул пива, но в горле было по-прежнему сухо. – Может, присядешь? Я принесу выпить...

Жена надменно скрестила руки на груди.

– Все не так, как ты думаешь! Бог свидетель, я не сплю со студентками! Хотя ситуация непростая... – начал я, передавая Джин пиво. – Прошлой весной в восемь утра я пришел на работу и... Джин слушала, не перебивая, потом спросила, как выглядит Сэм, и немного смягчилась, узнав, что она ей не соперница.

– Это правда? – спросила Джин.

– Клянусь.

– Ты не давал ей никаких надежд?

– Клянусь! Даже имени ее не знал...

– А несознательно?

– Сэм тоже об этом спрашивала, но я просто так лекции читаю. Многим студентам кажется, будто я обращаюсь к каждому из них лично.

Джин буравила меня взглядом, а потом кивнула, задумчиво глядя на банку с пивом.

– Тогда она ненормальная, и ей ничем не поможешь. Хорошо, что она в Беркли... Я бы на твоем месте испугалась...

– Думаешь, я не боюсь?

* * *

В следующую субботу мы с Джин пошли в гости. Диана, жена моего близкого друга, – практикующий психотерапевт, поэтому я и решил рассказать им о том, что меня тревожит.

История не слишком ее заинтересовала, но где-то на середине истории она резко выпрямилась и посмотрела на меня.

– Что такое? – испуганно спросил я.

– Ничего-ничего, говори дальше.

Закончив, я стал ждать Дианиной реакции. Не сказав ни слова, она налила мне еще вина и положила лазанью.

– Что-то не так?

– Пока не знаю, – покачала головой хозяйка, убирая с лица длинную вьющуюся прядь.

– Говори!

Диана мрачно кивнула.

– Ставить диагноз на основе одного твоего рассказа безответственно.

– Чисто теоретически...

– Чисто теоретически... То, что она слышит голоса, является симптомом тяжелого психического заболевания. Паранойи, например, или шизофрении. Парень, который застрелил Джона Леннона, тоже слышал голоса. И Мэнсон[2]2
  Чарльз Мэнсон – убийца известной актрисы Шарон Тейт, жены кинорежиссера Романа Полански, находившейся на девятом месяце беременности.


[Закрыть], Сын Сэма[3]3
  Сын Сэма (настоящее имя – Дэвид Берковиц) – серийный убийца, на протяжении 1977 года державший в страхе Нью-Йорк.


[Закрыть].

– Боже, – побелевшими губами пролепетала Джин. – Эту ненормальную зовут Сэм...

– Мне это тоже пришло в голову, – заявила Диана. – Чак, если она ассоциирует тебя со своим отцом, то может быть опасна для Джин и детей.

– Почему?

– Все дело в ревности! Она хочет причинить боль тем, кого отождествляет с матерью и сестрами.

Меня замутило.

– Есть и другой вариант: она может направить свой гнев на тебя. Может даже убить, таким образом изливая обиду на отца...

– Спасибо за хорошие новости, – пробормотал я.

– Пойми, все это лишь предположения. Возможно, она врет и никакие голоса не слышит... Или слышит, но только когда принимает наркотики. Заочно диагноз не поставишь!

– Скажи, что мне делать?

– Ну, во-первых, держись от нее подальше.

– Пытаюсь... Она звонила из Калифорнии и грозилась приехать.

– Постарайся отговорить.

– Как? Я же не врач...

– Посоветуй обратиться к психотерапевту.

– Уже пробовал.

– Значит, еще раз попробуй! Не оставайся с ней наедине. Если придет в кабинет, позови людей, чем больше, тем лучше.

– В восемь утра я один во всем здании...

– Придумай что-нибудь, сам выходи из кабинета... А ты, Джин, ни под каким предлогом не впускай ее в дом.

– Я ведь никогда не видела эту Сэм, – пролепетала побледневшая Джин. – Как я ее узнаю?

– Ну, Чак же ее описал. Не рискуй, ни с кем подозрительным не разговаривай и, главное, присматривай за детьми!

– Как? – бессильно выдохнула Джин. – Ребекке двенадцать, Сью девять. В доме их не закроешь...

Диана молчала, вертя в пальцах хрустальный бокал.

* * *

Следующие несколько недель были похожи на ад. Всякий раз, когда звонил телефон, мы с Джин чуть ли не подпрыгивали. Но это звонили друзья, подруги наших девочек, водопроводчики, страховые агенты, распространители...

Каждый день, поднимаясь в кабинет, я собирал все свое мужество. По счастью, господь, похоже, внял моим молитвам: Сэм не появлялась. Понемногу я пришел в себя: сумасшедшая девица либо успокоилась, либо нашла другую жертву.

...Последним мирным днем стал День благодарения. Мы с девочками сходили в церковь. Родители слишком далеко и в этом году приехать не смогут, зато на ужин придут друзья. Джин приготовила индейку, салаты и тыквенные пирожки. А вот и гости: мой коллега и его жена-психотерапевт. Диана поинтересовалась, как дела у моей студентки, а я усмехнулся и поднял бокал, будто благодаря небеса за помощь.

Мы вместе посмотрели фильм, а когда гости ушли, мы с женой, разомлевшие от сытной еды, перемыли посуду и отправились спать.

* * *

Меня разбудил телефонный звонок. Включив лампу на туалетном столике, я увидел, что от страха глаза Джин стали совсем круглыми. Три часа ночи.

Звон не умолкает.

– Не бери трубку! – шепнула жена.

– А если это не она?

– Ты же знаешь, что она!

– Если не отвечу, Сэм может прийти сюда.

– Ради бога, Чак, останови ее!

Я схватил трубку, но от страха не смог произнести ни слова.

– Я иду к тебе! – объявил плаксивый голос.

– Сэм?

– Я слышала твой голос! На этот раз я не подведу и скоро буду...

– Нет, подожди... Послушай!

– Я слышала твой голос. В нем столько боли! Ты умолял прийти и согреть тебя теплом моего тела.

– Неправда!

– Твоя жена ревнует... Ничего, я смогу ее убедить, что ты будешь счастлив только со мной.

– Сэм, где ты? Все еще в Беркли?

– Да, День благодарения я встретила! Папа не хочет меня видеть...

– Тебе лучше остаться в Калифорнии, Сэм. А еще нужно пойти к врачу. Сделай это ради меня, ладно?

– Уже пыталась... Доктор Кемпбелл меня не понимает. Представить не может, как сильно ты меня любишь!

– Сэм, тебе снова стоит поговорить с доктором! Расскажи о том, что ты собираешься сделать!

– Не хочу заставлять тебя ждать... Совсем скоро мы будем вместе!

В висках бешено стучала кровь. Я вздрогнул – жена вырвала у меня трубку.

– Держись от него подальше, прекрати звонить! Перестань нас терроризировать... – Джин осеклась, а через секунду удивленно на меня посмотрела. – Слушай, тут же длинные гудки!

* * *

Стараюсь писать как можно быстрее. До трех утра осталось совсем немного...

Заснуть в ту ночь больше не удалось. Спустившись вниз, мы с Джин пили кофе и пытались найти какой-то выход из тупика, а в восемь утра посадили девочек в машину и поехали в полицию.

Нас выслушали, однако ничем конкретным не помогли. В конце концов, Сэм челюсть мне не сломала и даже угрожать не думала. Раз нет состава преступления, полиция бессильна.

– Защитите нас! – настаивал я.

– Как? – изумился сержант.

– Не знаю, пусть у нас дома кто-нибудь дежурит!

– И сколько это продлится? День, неделю, месяц? А если она больше не станет вас беспокоить? У нас слишком много работы, а людей не хватает. Максимум, что я могу сделать, – время от времени посылать патрульных. Если эта ненормальная появится, позвоните, мы найдем на нее управу.

– А если будет слишком поздно?

* * *

Вернувшись домой, мы объявили дочерям, что в школу они сегодня не пойдут, гулять тоже. Вряд ли Сэм успела прилететь из Калифорнии, но разве можно рисковать? Оружия у меня нет, так что единственный выход – держаться вместе.

Я лег вздремнуть и проснулся в три утра, когда зазвонил телефон.

– Скоро буду...

– Сэм, где ты?

– В Рино.

– Так ты не летишь самолетом?

– Нет, я боюсь летать.

– Слушай, возвращайся в Беркли, поговори с доктором, пожалуйста!

– Совсем скоро мы будем вместе!

– Пожалуйста...

В трубке раздались длинные гудки.

* * *

Утром я первым делом позвонил в справочную Беркли. Сэм говорила о докторе Кемпбелле, но в «Желтых страницах» его номер не значился.

– Попробуйте университет, – посоветовал я, – или студенческий совет.

Интуиция не подвела: доктор Кемпбелл был штатным психотерапевтом местного университета. По субботам он не работал, по домашнему телефону ответила какая-то женщина: мистер Кемпбелл вернется во второй половине дня.

Поговорить с ним я смог лишь в четыре.

– У вас есть пациентка по имени Саманта Перри...

– Да, была до недавнего прошлого.

– Видите ли, Саманта поехала ко мне, в Айову... Я боюсь.

– Думаю, вам не стоит беспокоиться.

– Считаете, она не представляет никакой опасности?

– Ну, чисто теоретически...

– Тогда скажите, как с ней себя вести? Вы же ее лечите, значит, знаете, что следует делать, а что – нет.

– Мистер Инграм, она к вам не приедет. В День благодарения Саманта Перри умерла от передозировки снотворного. Нам известно даже точное время – час ночи.

Перед глазами потемнело. Чтобы не упасть, я схватился за кухонный стол.

– Это невозможно!

– Я сам выезжал на опознание.

– Сэм звонила мне той ночью!

– В котором часу?

– В Айове было три утра.

– Значит, в Калифорнии – час... Получается, лекарство она приняла до или сразу же после того. Никакой записки не оставила.

– Она не рассказывала...

– Не то слово, только о вас и говорила. Мисс Перри была патологически к вам привязана. Бедная девушка вбила себе в голову, что слышит ваш голос.

– Так у нее была паранойя?

– Мистер Инграм, я и так слишком много вам рассказал. Саманта мертва, но врачебную тайну я нарушать не хочу.

– А если она жива?

– Что, простите?

– Если девушка умерла в четверг, то как она могла позвонить мне в пятницу?

Доктор Кемпбелл ответил не сразу:

– Мистер Инграм, вы расстроены и не понимаете, что говорите. Наверное, просто даты путаете...

– Да поймите вы, в пятницу ночью Сэм позвонила снова!

– Послушайте, мисс Перри умерла в четверг. Вас либо разыгрывают, либо...

– Что – либо? – От волнения я чуть не выронил трубку. – Либо у меня галлюцинации?

– Мистер Инграм, вам нужно успокоиться...

Я повесил трубку. Не может быть, я ведь слышал ее голос!

* * *

Ночью кошмар повторился. Сэм позвонила в три часа ночи из Солт-Лейк-Сити. Когда я передал трубку Джин, она услышала только длинные гудки.

– Но ведь чертов телефон звонил! – волновался я.

– Наверное, сбой на станции... Чак, я правда никого не слышала.

* * *

Воскресенье, три часа ночи. Шайенн, штат Вайоминг. Саманта приближается... Как это возможно, если она мертва?

* * *

Университет выписывает студенческие газеты всех пятидесяти штатов, и в понедельник с утра мы с Джин поехали в библиотеку. К счастью, они уже получили пятничный выпуск газеты из Беркли. Я в отчаянии листал страницы. Вот она, крошечная заметка. «Несчастный случай в женском общежитии. Саманта Перри...» О подробностях тактично умалчивалось.

– Ну, теперь веришь, что она мертва? – спросила жена, когда мы вышли на стоянку.

– Тогда почему я слышу ее голос? Неужели схожу с ума?

– Ты чувствуешь себя виноватым, думаешь, что она умерла из-за тебя. Вот воображение и разыгралось.

– Ты ведь тоже слышала, как звонит телефон!

– Да, правда... И объяснений у меня нет... Если проблема в аппарате, мы его починим и сменим номер.

Мне стало легче. Вернувшись домой, я выпил две рюмки коньяку и смог заснуть.

* * *

Ночью, в три часа, телефон зазвонил снова. Пусть Джин ответит! Длинные гудки... Выхватив трубку, я услышал голос Сэм:

– Я уже близко... В Омахе... Спешу к тебе, любимый...

– Этого номера нет в справочнике!

– Ты сам мне его дал... Твоя жена пытается нас разлучить! Я ей покажу! Дорогой, скоро мы будем вместе...

Я закричал так, что Джин испуганно отшатнулась.

– Сэм, остановись! Я говорил с доктором Кемпбеллом...

– Нет... Он не посмеет нарушить врачебную тайну!

– Он сказал, что ты мертва!

– Я не могла без тебя жить. Скоро мы будем вместе!

От моих криков проснулись девочки. Я начал биться в истерике, и Джин пришлось вызвать «Скорую». Два укола – и я провалился в беспамятство.

* * *

От Омахи до нас примерно день пути. Во вторник Джин навестила меня в больнице.

– Как ты себя чувствуешь? – холодно спросила она, глядя на длинные рукава смирительной рубашки.

– Пообещай мне кое-что, ладно? Считай меня сумасшедшим, только, ради бога, сделай, как я прошу! Возьми девочек и уезжай из города. Сегодня в три часа ночи Саманта придет к нам домой.

В глазах жены светилась жалость.

– Обещай мне!

Джин медленно кивнула.

– Может, в дом Сэм и не сунется, – продолжал я. – Похоже, она в курсе последних событий и даже знает, что я в больнице. А что, если сюда придет? Нужно что-то придумать...

В голубых глазах жены заблестели слезы.

– Чак...

– Обязательно проверю, уехали вы или нет... Пожалуйста, не заставляй меня волноваться еще сильнее!

– Все сделаю так, как ты сказал. Возьму Сьюзен с Ребеккой, и мы где-нибудь спрячемся.

– Я тебя люблю...

Джин зарыдала.

– Как мы потом друг друга отыщем?

– Если выживу, пошлю тебе весточку.

– Как?

– Оставлю записку в деканате у секретаря.

Джин поцеловала меня в щеку, абсолютно уверенная, что я сошел с ума.

* * *

Из больницы я выбрался вскоре после наступления темноты. Джин и девочки уехали. Взяв спортивную машину, я покатил по скоростной магистрали.

* * *

Отель на окраине Чикаго, три утра. Сэм звонила из Айова-Сити. Она опять слышала мой голос. Якобы я сам сказал ей, что уезжаю из города. «Почему ты убегаешь?» – рыдала она.

* * *

Выехав из Чикаго в полночь, я без остановок гнал до самой Пенсильвании и в час ночи зарегистрировался в одном из отелей Джонстауна. Заснуть никак не удавалось, в голову лезли всякие мысли. Прошлой ночью Сэм повторяла: «Скоро мы будем вместе, навсегда!»

На туалетном столике лежит ручка и небольшой блокнот.

Три часа утра! Боже, сделай так, чтобы я дожил до рассвета!

* * *

Четыре утра. Саманта не позвонила. Неужели все в порядке? Не отрываясь, смотрю на телефон. Я ведь на востоке, в Пенсильвании. Другой часовой пояс. С Калифорнией три часа разницы, так что, когда в Айова-Сити три, в Джонстауне уже четыре.