Текст книги "Прицельное мышление. Принятие решений по методикам британских спецслужб"

В предыдущей главе я описал методику вывода Байеса как научный способ корректировки степени нашей веры в гипотезу в свете новых данных. У вас есть доказательства и вы используете их для работы в обратном направлении, чтобы оценить, какова была наиболее вероятная ситуация, приведшая к сегодняшнему положению дел. Позвольте мне привести личный пример, чтобы показать, что вывод Байеса может быть применен к повседневным проблемам.

Помню, как Тони Блэр, будучи премьер-министром, сказал, что он мог бы догадаться, что мое предыдущее место работы было связано с Министерством обороны. Когда я спросил, из чего следует такой вывод, он ответил – потому что ваши ботинки были начищены. Большая часть британского правительства, по его словам, за собой толком не следит, но те, кто привык работать с военными, сохранили привычку регулярно чистить обувь.

Мы можем использовать вывод Байеса, чтобы проверить гипотезу (D) о том, что я пришел в правительство из Министерства обороны. Скажем, 5 % старших гражданских служащих работают в Министерстве обороны, поэтому априорная вероятность того, что D будет истинным p(D) = 1/20 (5 %), что является шансом выбрать старшего гражданского служащего наугад и обнаружить, что он или она пришли из Министерства обороны.

E – это свидетельство того, что мои ботинки начищены. Наблюдения в Министерстве обороны и в кругах правительства могут показать, что семь из десяти высокопоставленных гражданских служащих Министерства обороны носят начищенную обувь, но только четверо из десяти в гражданских департаментах поступают аналогичным образом. Таким образом, общая вероятность найти начищенную обувь – это сумма вероятности найти ее в Министерстве обороны и в гражданских ведомствах.

p(E) = (1/20) × (7/10) + (1 – 1/20) × (4/20) = 83/200.

Апостериорная вероятность того, что я пришел из Министерства обороны, записывается как p(D|E) (где, как вы помните, вертикальная линия должна читаться как «с учетом»). Из теоремы Байеса, как описано в главе 1, следует, что:

p(D|E) = p(D) × [p(E|D)/p(E)] = 1/20 × [7/10 × 200/83] = 7/83 = приблизительно 1/12.

Используя вывод Байеса, можно установить, что вероятность истинности гипотезы премьер-министра почти вдвое выше, чем можно было бы ожидать от случайной догадки.

Байесовский вывод – это мощный способ формирования объяснений, то есть вторая стадия методики ВООВ. Пример может быть представлен в таблице, например, применительно к выборке из 2000 государственных служащих, показывающей классификацию начищенной/нечищеной обуви и из / не из Министерства обороны. Я предоставляю читателю проверить, что апостериорная вероятность P(D/E), найденная выше с помощью теоремы Байеса, может быть прочитана из первого столбца таблицы как 70/830 = приблизительно 1/12. Без вида начищенной обуви априорная вероятность того, что я пришел из Министерства обороны, была бы 100/2000 или 1/20.

Теперь представьте себе реальный случай наличия неопределенно структурированных данных большого объема с массивом из сотен или тысяч измерений, призванных удовлетворить огромное количество различных типов доказательств. В этом случае вывод Байеса все еще остается методикой вычисления апостериорных вероятностей, хотя математические вычисления усложняются. Именно так законно делать выводы из массивов «больших данных». Например, медицина уже получила преимущества такого подхода[29]29
  Например, отчеты исследований британского биобанка охватывает 500 000 человек, каждый из которых предоставляет сотни точек данных об их здоровье, рационе питания и образе жизни в течение многих лет.


[Закрыть]. Доступность персональных данных по использованию интернета также предоставляет множество новых возможностей для получения ценных результатов анализа данных. Компания Cambridge Analytica хвасталась, что она имела по 4000–5000 отдельных единиц информации о каждом избирателе на президентских выборах в США 2016 года, проводя целевую политическую рекламу, – это было настораживающее применение вывода Байеса, к которому мы вернемся в главе 10.

Всегда важно быть готовым переосмыслить подход к имеющимся фактам в свете появления новых данных, бросающих вызов предыдущим предположениям. Полезный прагматический тест на принятие допущений состоит в том, чтобы спросить себя на любом этапе размышления: если я делаю это предположение, не лишаю ли я себя шансов на успех? И если такое предположение окажется неразумным, не было бы лучше, если бы я его вовсе не делал? Иными словами, если мое предположение оказалось неверным, то будет ли мне на самом деле сложнее искать ответ на поставленный вопрос или мне просто не повезло?

Например, если у вас есть четырехколесный кодовый велосипедный замок, и вы забыли номер, на который он открывается, вы могли бы начать перебирать комбинации цифр начиная с 0000, 0001, 0002 и так далее вплоть до 9999, зная, что в какой-то момент замок откроется. Но вы можете сделать разумное предположение, что вы не выбрали бы число, начинающееся с ноля, поэтому вы начинаете перебор комбинаций цифр начиная с 1000. Велика вероятность, что это сэкономит вам работу. Но если ваше предположение неверно, все равно хуже не будет.

Как правило, именно объяснительная гипотеза с наименьшей доказательной базой, свидетельствующей против нее, является наиболее подходящей. Логика в том, что один сильный противоположный результат может опровергнуть гипотезу. С другой стороны, очевидно подтверждающие доказательства все еще могут быть согласованы с другими, являющимися истинными, гипотезами. Таким образом, аналитик может избежать ловушки (индуктивного заблуждения)[30]30
  Серьезное исследование проблемы индуктивного рассуждения можно найти в нижеуказанной книге «Структура реальности» (The Fabric of Reality)*.
  * Дойч Д. Структура реальности. – М.: Альпина нон-фикшн, 2015.


[Закрыть] мышления о том, что способность собирать все больше и больше доказательств в пользу предположения неизбежно повышает уровень доверия к нему. Если мы займемся поисками цвета европейских лебедей, то, собирая сколько угодно сообщений, мы, естественно, придем к выводу, что все лебеди – белые. Если же в один прекрасный момент мы ищем доказательства из Австралии, то появляется печально известный черный лебедь, который противоречит нашему обобщению[31]31
  Проблемы черных лебедей заключаются не только в их редкости. См. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости» (The Black Swan)*.
  * Талеб Н. Н. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. – М.: КоЛибри, Человек Мыслящий. Идеи, способные изменить мир, 2020.


[Закрыть]. Когда имеется больше свидетельств в пользу гипотезы A, чем ее антагониста – гипотезы B, не всегда разумно предпочесть A гипотезе B, если мы подозреваем, что количество свидетельств, указывающих на A, а не на B, зависит от того, как мы осуществляли поиск ее доказательств.

Хорошо изученный урок об опасности неправильного толкования сложных ситуаций – это «дилемма безопасности», когда меры по перевооружению, предпринятые одной страной с чисто оборонительными намерениями, вызывают страхи у потенциального противника, заставляя его предпринять собственные оборонительные шаги, которые затем, как представляется, подтверждают первоначальные опасения первого противника. Классический пример – решение страны A о модернизации вооруженных сил путем строительства нового класса линкоров. Это вызывает тревогу в стране B по поводу того, что нарушается паритет сил между странами. И приводит к тому, что страна B также принимает решения о наращивании своего военного потенциала. А это намерение, в свою очередь, воспринимается страной A не только как угрожающее, но и оправдывающее первоначальное решение о создании нового класса линкоров и побуждающее к заказу еще большего количества кораблей. Таким образом, худшие опасения страны B относительно намерений страны A подтвердились, и начинается гонка вооружений. Как отметил ученый из Гарварда Бен Бьюкенен, сегодня в киберпространстве подобные взаимные неверные оценки мотивации встречаются еще чаще, поскольку разница между вторжением с целью шпионажа или вторжением с целью саботажа составляет всего несколько строк кода[32]32
  Показательный пример подобного в киберпространстве можно найти в нижеуказанной книге: Ben Buchanan. The Cybersecurity Dilemma. Oxford, Oxford University Press, 2017, ch. 1.


[Закрыть]. Таким образом, с обеих сторон имеются широкие возможности для интерпретации обнаруженных кибервторжений как потенциально враждебных. Действия, оправдываемые одним правительством как полностью оборонительные, могут быть названы другим правительством наступательными по своей мотивации – и наоборот.

Мы легко можем представить себе пару с серьезными отношениями – назовем их Элис и Боб – при этом Боб является изрядным ревнивцем. Однажды Элис застает Боба с ее телефоном, читающим текстовые сообщения. Элис чувствует, что это вторжение в ее частную жизнь, и усиливает настройки конфиденциальности на своем телефоне. Боб воспринимает это как доказательство того, что Элис есть что скрывать, и удваивает свои усилия, чтобы прочитать ее текстовые сообщения и сообщения в социальных сетях, что, в свою очередь, заставляет Элис чувствовать себя правой в своем возмущении тем, что ей не доверяют и за ней шпионят. Она предпринимает шаги, чтобы стать еще более скрытной, давая начало очередному циклу недоверия. Вероятно, если этот цикл не прервется, то он серьезно повредит их отношениям.

Объясняйте свои выводы

Маргарет Тэтчер была благодарна за еженедельные сводки новостей, которые она получала от Объединенного разведывательного комитета Великобритании. Она всегда хотела, чтобы ее предупреждали, когда предыдущие оценки текущей обстановки менялись. Но она жаловалась на то, что язык, используемый Объединенным разведывательным комитетом, слишком часто изобиловал нюансами. «Было бы полезно, – объяснила она, – если бы ключевые суждения в оценках можно было выделить, поместив их в привлекающие внимание предложения, сформулированные простым языком»[33]33
  Michael Goodman, Ian Beesley. Margaret Thatcher and the Joint Intelligence Committee. The History of Government Blog, 1 октября 2012 г., доступно по адресу: https://history.blog.gov.uk.


[Закрыть].

В случае Фолклендского конфликта, о котором я упоминал в главе 1, Объединенный разведывательный комитет неверно расставил акценты в оценке обстановки в июле 1981 года. Представители комитета объяснили, что аргентинское правительство предпочтет достичь своей цели (передачи суверенитета островов) мирными средствами. Таким образом, комитет привел потребителей своей информации к выводу, что если Аргентина считает, что Великобритания ведет добросовестные переговоры о будущем островов, то она будет придерживаться мирной политики. Но добавил к этому, что если Аргентина не увидит никакой надежды на мирную передачу суверенитета, то полномасштабное вторжение на Фолкленды исключить нельзя. Те, кто был посвящен в лондонские переговоры по Фолклендским островам, знали, что Великобритания тоже желает мирного решения. Тем не менее с объективной точки зрения текущие дипломатические усилия вряд ли бы привели к взаимоприемлемому решению. Но для комитета это выглядело так, будто он сбивается на политическую критику министерской политики и уходит от обзора оценки разведданных. Таким образом, не было никакого стимула для пересмотра спорных решений по сокращению Королевского флота, объявленных годом ранее, в том числе списания и разделки базирующегося на Фолклендах корабля ледовой разведки «Эндьюранс». Непреднамеренно и не осознавая этого, Великобритания предприняла шаги, которые укрепили в сознании аргентинской хунты мысль о том, что Великобритания не рассматривает острова как жизненно важный стратегический интерес, за который стоит сражаться. Хунта могла с известной долей уверенности сделать вывод, что если Аргентина захватит острова силой, то худшим, с чем она столкнется, будет решительный дипломатический протест.

Объяснение того, что не является самоочевидным, – процесс, который сводит сложную проблему к более простым элементам. Когда аналитики работают над разведывательными оценками, они должны решать, на какие известные их читателям утверждения они могут полагаться, – и потому эти утверждения не нуждаются в объяснении или дополнительном обосновании. То, что «Аль-Каида» под руководством Бен Ладена была ответственна за теракты 11 сентября 2001 года, сейчас является таким железобетонным утверждением. То, что российская служба военной разведки, ГРУ, несет ответственность за покушение на убийство Скрипалей в Солсбери в 2018 году, также является железобетонным утверждением для обсуждения поведения России. Факт того, что Саддам Хусейн в Ираке все еще осуществлял незаконную программу разработки биологического оружия в 2002 году, рассматривался как железобетонное утверждение – но ошибочно, и именно в этом заключается опасность. Это было предположение, которое некогда было истинным фактом, но перестало быть таковым, и такое положение дел не было доведено до аналитиков. Семантические пространства, используемые аналитиками для интерпретации полученных отчетов, устарели и больше не являются адекватным описанием реальности. Как писал философ Ричард Рорти: «У нас нет никакого способа установить истинность убеждения или правильность действия, кроме как ссылок на подтверждения, предлагаемые нами для того, чтобы думать то, что мы думаем, или делать то, что мы делаем»[34]34
  Richard Rorty, Pascal Engel. What's the Use of Truth? New York, Columbia University Press, 2007, p. 44.


[Закрыть].

Здесь, однако, лежит еще один урок в попытке объяснить очень сложные ситуации в понятиях более простых тезисов[35]35
  Профессор сэр Лоуренс Фридман развил идею «стратегических сценариев» для описания эмпирических правил, обычно используемых в качестве условных терминов в политических дебатах, например «сценарий умиротворения» или «вьетнамский сценарий». См. «Стратегия. Война, революция, бизнес» (Strategy. A History)*.
  * Фридман Л. Стратегия. Война, революция, бизнес. – М.: Кучково поле, 2017.


[Закрыть]. Искушение здесь заключается в том, чтобы пробиться сквозь сложные аргументы, представив их в мгновенно узнаваемых терминах, на которые читатель или слушатель откликнется на эмоциональном уровне. Мы делаем это, когда вешаем на коллегу ярлык типа «сложный человек» или «с ним легко работать». Мы все знаем, к каким выводам мы должны прийти, когда политик упоминает в телевизионном интервью или дебатах дух Дюнкерка, умиротворение фашизма в 1930-х годах, Пёрл-Харбор и неспособность предвидеть внезапные нападения; или Суэц и переоценку британской мощи в 1956 году во время оккупации Суэцкого канала. «Вспомните вторжение в Ирак в 2003 году» – это теперь такой же мгновенно узнаваемый мем для мнимой опасности слишком близкого сближения с Соединенными Штатами. Такие грубые повествовательные приемы служат символикой гораздо более сложной реальности. Они склонны скорее вводить в заблуждение, чем просвещать. История не повторяется, даже как трагедия.

Урок всего этого заключается в том, что решающее значение имеет точное объяснение того, что вы видите.

Проверка объяснений и выбор гипотез

Как мы узнаем, в какой момент мы пришли к достаточно убедительному объяснению? Американская и британская системы уголовного правосудия основываются на проверке в суде альтернативных объяснений фактов, представленных в процессе обвинителем и защитником. Для аналитика разведслужбы бессознательным искушением будет слишком усердно пытаться объяснить, как известные доказательства соответствуют их предпочтительному объяснению и почему не должны упоминаться противоположные доказательства.

Там, где есть выбор объяснений, применяйте принцип «бритвы Оккама», названный так в честь францисканского монаха XIV века Вильгельма Оккама, и отдавайте предпочтение объяснению, которое не опирается на сложные, малодостоверные или слишком многочисленные предположения, все из которых должны быть удовлетворены, чтобы гипотеза считалась верной[36]36
  Бритва Оккама – не строгий логический закон, носящий обязательный характер, а эмпирическое вероятностное правило. Из простоты объяснения не следует его истинность, а истинное объяснение может быть весьма сложным.


[Закрыть]. Добавляя все больше невероятных допущений, можно сделать так, чтобы любой набор фактов соответствовал предпочтительной теории. Это территория, где скрываются заговоры. Говоря словами старой врачебной поговорки, когда вы слышите быстрые удары копыт, думайте сначала о скачущих лошадях, а не о зебрах, убегающих из зоопарка[37]37
  Мэри Манджикян провела ряд сравнений между анализом интеллекта и медицинской диагностикой. См.: Mary Manjikian. Positivism, Post-Positivism, and Intelligence Analysis. International Journal of Intelligence and Counter-intelligence, vol. 26, no. 3, 2013, p. 563.


[Закрыть].

Относительная вероятность

При серьезном размышлении над происходящим важно иметь представление об относительной вероятности истинности альтернативных гипотез. Например, мы могли бы сказать после изучения доказательств, что виновником хакерской атаки гораздо более вероятно является преступная группа, а не разведывательное агентство враждебного государства. Вероятность – это язык, на котором выражается правдоподобие происходящего. Предположим, что в азартной игре используется шестигранный кубик. Если у меня есть подозрение, что кость несимметрично загружена, чтобы на ней выпадало больше шестерок, то я могу проверить гипотезу о том, что кость является обыкновенной, бросив ее много раз. Я знаю из первых принципов, что обыкновенный кубик, брошенный правильно, упадет случайным образом на любую из его шести граней с вероятностью 1/6. Результат каждого броска кубика должен давать случайный результат, независимый от предыдущего броска. Таким образом, я должен ожидать некоторое группирование результатов в случайной последовательности – возможно, подряд выпадут три или даже четыре шестерки. Вероятность выпадения четырех шестерок подряд мала, всего 1/6 × 1/6 × 1/6 × 1/6 = 0,0008, менее одного шанса из тысячи – но она не равна нулю. Поэтому я не буду слишком удивлен, обнаружив выпадение шестерок подряд. Однако очевидно, что если я бросаю кубик 100 раз и получаю 50 выпадений шестерок, то разумно сделать вывод, что кубик несимметрично загружен. Чем больше будет совершено бросков данного конкретного кубика, тем более стабильным будет соотношение выпадений шестерок. Бросьте его 1000 раз, 10 000 раз, и, если результат выпадения шестерок будет примерно одинаковым, наше заключение станет более вероятным. Рациональная степень веры в гипотезу того, что кубик несимметрично загружен, следует из анализа данных, где видна разница между результатами, связанными с гипотезой (обыкновенный кубик), и альтернативной гипотезой (кубик, несимметрично загруженный для выпадения шестерок).

Ключевой вопрос, который нужно задать в этом случае: если бы кубик был обыкновенным, насколько велика вероятность того, что в 100 бросках выпало бы 50 шестерок? Именно такой подход к выводу Байеса мы наблюдали ранее в этой главе. Чем выше расхождение, тем более рационально полагать, что доказательства указывают на то, что мы имеем дело с несимметрично загруженным кубиком. Мы провели то, что офицеры разведки называют анализом конкурирующих гипотез – это одна из наиболее важных структурированных аналитических методик, используемых в создании оценок западными разведками, пионером которой стал аналитик ЦРУ Ричардс Дж. Хойер[38]38
  Метод анализа конкурирующих гипотез (Analysis of Competing Hypotheses, ACH) был популяризирован Хойером в его работе для ЦРУ. См.: Richards J. Heuer, Jr. The Psychology of Intelligence Analysis. Washington DC, CIA Center for the Study of Intelligence, 1999, pp. 95–110.


[Закрыть]. Методика состоит в систематическом перечислении всех возможных объяснений (альтернативных гипотез) и проверке каждого доказательства, каждого вывода и каждого допущения, сделанного относительно того, является ли оно существенным при выборе между ними (эта методика известна под дурацким названием «селекция отчета разведслужбы»). Таким образом, мы предпочитаем объяснение с наименьшим числом доказательств, указывающим против самого объяснения.

Увы, в повседневной жизни большинство ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, не могут быть проверены посредством повторных испытаний. Мы также не можем заранее знать или вычислить по первым принципам, какие идеальные результаты можно сравнить с наблюдаемыми нами данными – такими как данные по выпадению цифр на обыкновенном кубике. Мы не можем узнать, что начальник имеет несправедливое предубеждение по отношению к одному из членов своей команды тем же способом, каким мы можем установить, что кубик несимметрично загружен. Но если у нас есть гипотеза о предубеждении, мы можем рационально проверить ее на основании наблюдаемого поведения людей. Мы должны будем применять суждение при оценке мотивов вовлеченных людей и при проверке возможных альтернативных объяснений их поведения вопреки имеющимся доказательствам, отделяя, насколько это возможно, гипотезы друг от друга. Когда мы подобным образом применяем выводы Байеса к повседневным ситуациям, то получаем определенную степень веры в ту гипотезу, которая, по нашему мнению, наилучшим образом объясняет наблюдаемые данные. Этот результат неизбежно субъективен, но является наилучшим из имеющихся доказательств. Конечно, мы всегда должны быть открыты для исправления гипотезы в том случае, если будут получены новые доказательства.

Второй этап ВООВ: объяснение

Таким образом, первый шаг на втором этапе ВООВ состоит в том, чтобы решить, какие возможные объяснения (гипотезы) следует проверить относительно друг друга. Позвольте мне начать с примера из работы разведслужбы. Предположим, что секретная разведслужба обнаруживает, что военное руководство государства A, не обладающего ядерным оружием, тайно стремится импортировать специализированные быстродействующие взрыватели такого рода, которые применяются при создании ядерного оружия, но которые также могут применяться в гражданских исследованиях. Я не могу быть уверен в том, что государство A осуществляет ядерную оружейную программу в нарушение международного Договора о нераспространении ядерного оружия, хотя я мог бы допустить, что оно имеет возможность обогащения урана. Попытки тайных закупок могут быть объяснены предубеждением государства A в том, что открытые попытки приобрести такие взрыватели для использования в гражданской сфере будут неизбежно неправильно поняты. Гражданские научно-исследовательские институты государства A могут использовать военные закупки просто удобства ради, поскольку военный бюджет государства больше, нежели гражданский. Одна из гипотез может быть такова: взрыватели предназначены для запрещенной программы по ядерному оружию. Очевидной альтернативой было бы то, что взрыватели предназначены для обычных гражданских целей. Но можно было проверить и другие гипотезы: возможно, взрыватели предназначались для каких-то иных военных целей. Важно то, что все возможные объяснения должны быть даны в рамках той или иной гипотезы, подлежащей проверке, – на жаргоне это формулируется как «исчерпывание пространства решения». Дальнейшее уточнение могло состоять в том, чтобы разделить первую гипотезу на две: одобренные правительством закупки для ядерной программы и закупки, осуществляемые военными, держащими правительство в неведении.

Таким образом, мы определяемся с взаимоисключающими гипотезами для их проверки. Теперь мы можем обратиться к нашим доказательствам и посмотреть, помогают ли наши доказательства установить различие между гипотезами. Мы начинаем с определения ключевых предположений, которые могут изменить наше мнение, и спрашиваем себя, как может измениться вес доказательств при изменении нами гипотез – например, аналитики могут считать само собой разумеющимся, что любые ядерные исследования будут находиться в руках военных. Мы определяемся со сделанными нами выводами и решаем, являются ли они законными – тот факт, что конечный пользователь не был выявлен в закупочных документах, может означать, что государству A есть что скрывать. Может оказаться и так, что государственные зарубежные закупки осуществляются в этой стране через посредников по импорту-экспорту. Наконец, мы исследуем каждый фрагмент разведывательной информации (конечно, не только материалы секретной разведки – предполагается, что в нашем распоряжении имеются и открытые источники), чтобы увидеть при помощи методики Байеса, будет ли такая информация более достоверна при каждой из рассматриваемых гипотез, и таким образом можем помочь нам различать эти гипотезы. В процессе этого исследования мы одновременно проверяем, насколько велика наша уверенность в достоверности каждого фрагмента информации, как это обсуждалось в предыдущей главе.

Некоторые из разведывательных отчетов могут соответствовать всем нашим гипотезам, и они могут быть отложены в сторону, насколько бы увлекательны они ни были. К сожалению, это может случиться с труднодоступными разведданными, которые, возможно, были добыты с риском для жизни. Таблица (известная в разведке как таблица Хойера и названная в честь первопроходца работы со структурированными аналитическими методами Ричардса Дж. Хойера) может быть составлена с отдельными столбцами для каждой гипотезы и строками для каждого доказательства, согласованность которых с каждой гипотезой может быть затем зафиксирована.

Первые несколько строк такой таблицы могут выглядеть следующим образом:

Может стать очевидным, что один конкретный отчет предоставляет доминирующие доказательства, и в этом случае мудрые аналитики пересмотрят источник отчета. Урок, извлеченный из опыта, в том числе включающий оценку запасов химического и биологического оружия в Ираке в 2002 году, состоит в том, что, как только мы выбираем предпочтительное объяснение, мы бессознательно сопротивляемся изменению своего мнения. Вновь поступающая противоречивая информация слишком легко отбрасывается как ненадежная или игнорируется как аномальная. Табличный метод облегчает отслеживание процесса формирования аналитиками своих выводов. Документы такого рода могут оказаться неоценимыми, если более поздние свидетельства поставят под сомнение финальный результат – возможно, даже вызвав подозрения, что некоторые из разведывательных отчетов были намеренно сфабрикованы в целях обмана. В главе 5 мы увидим, как немецкие, американские и британские аналитики были намеренно обмануты сообщением иракского перебежчика о том, что в 2003 году Саддам Хусейн располагал мобильными комплексами по производству бактериологического оружия.

Анализ конкурирующих гипотез с использованием таблиц Хойера является примером одного из структурированных аналитических методов, используемых сегодня разведывательными сообществами США и Великобритании. Этот метод применим к любой проблеме, которая может возникнуть у вас, когда различные объяснения должны быть проверены друг против друга систематическим образом. Сам Хойер цитирует высказывание Бенджамина Франклина в 1772 году, когда он был послом США во Франции и так описывал Джозефу Пристли (первооткрывателю кислорода) свой подход к принятию решения:

Разделите половину листа бумаги линией на две колонки, написав поверх одной «за», а над другой – «против»… Напишите под разными заголовками короткие намеки на разные аргументы за или против этой меры. Когда я собрал аргументы подобным образом в одной таблице, я постарался оценить их относительный вес; и когда я находил два аргумента, по одному с каждой стороны, вес которых мне казался равным, я вычеркивал их. Поступая таким образом, я отыскивал, где находится равновесие… и соответственно приходил к определенному решению.

В любом реальном примере, скорее всего, будут иметься доказательства, работающие на обе гипотезы, поэтому в конце процесса необходимо составить экспертное мнение. Следуя логике научного метода, желательно отдавать предпочтение гипотезе, которая имеет наименьшее количество доказательств «против», а не той, которая имеет наибольшее количество доказательств «за». Это позволяет избежать предвзятости, которая может возникнуть из-за бессознательного выбора собранных доказательств, которые, по всей вероятности, поддержат предпочтительную гипотезу. Я предлагаю вам опробовать эту структурированную технику в тот раз, когда вам предстоит принять сложное решение.

Яркий пример важности фальсификации альтернативных теорий вместо подтверждения наиболее предпочтительных явился с неожиданной стороны – это президентские выборы 2016 года в США. То была предвыборная кампания, изобилующая обвинениями в «фейковых новостях» – включая дезинформацию, созданную и распространяемую российскими разведчиками для дискредитации одного из кандидатов, Хиллари Клинтон. Одна из историй, распространенная в интернете, включала фотографию молодого Дональда Трампа с утверждением, что в интервью журналу People в 1998 году он сказал: «Если бы я должен был баллотироваться, я бы баллотировался как республиканец. Это самая тупая группа избирателей в стране. Они верят всему, что показывают в Fox News. Я мог бы солгать, и они все равно приняли бы это. Держу пари, что число людей, голосующих за меня, будет потрясающим». Подобное звучит совершенно в духе Трампа, но единственный недостаток заключается в том, что он никогда не говорил этого журналу People. Поиск в архивах доказывает – Трамп не давал такого интервью[39]39
  Эта история возникла на странице «Я люблю Хиллари Клинтон» (I love Hillary Clinton) в Facebook в 2005 г. Она был развенчана в материале, доступном по адресу: https://checkyourfact.com/2019/04/26/fact-check-trump-republicans-dumbest-group-voters.


[Закрыть]. Эта история – пример фальсифицированного утверждения. Гипотеза о том, что Трамп действительно так говорил, может быть проверена, и может быть быстро доказано, что она не соответствует действительности. Конечно, подобное могло быть коварным планом ее авторов, чтобы поддержать мнение о том, что и другие истории, направленные против Трампа, были столь же ложными. Большинство утверждений касательно веры и мотиваций не поддаются фальсификации и не могут быть опровергнуты таким очевидным способом. Требуется проницательность, чтобы прийти к заключению, которое включает в себя оценку доказательств «за» и «против», как мы видели при работе с методом Хойера.

Допущения и проверка чувствительности гипотез к изменению их параметров

На этой, второй стадии методики ВООВ важно установить, насколько ваше объяснение чувствительно к вашим предположениям и предпосылкам. Что нужно было сделать, чтобы изменить мое мнение? Часто выбор объяснения, считающегося наиболее вероятным, сам по себе зависит от критического предположения, поэтому правильный ход мысли заключается в том, чтобы сделать эту зависимость ясной и выяснить, смогут ли альтернативные предположения изменить полученный вывод. Предположения должны быть сделаны, но обстоятельства могут измениться, и тот вывод, который было бы разумно принять как факт, может со временем исчезнуть.

Структурированные диагностические методы – такие как сравнение альтернативных гипотез – имеют то большое преимущество, что они заставляют группу аналитиков прозрачно аргументировать все доказательства, побуждая, вероятно, к двойной проверке достоверности некоторой части разведывательных данных, на которых, насколько можно судить, основывается выбор гипотезы, или же выявляя лежащее в основе гипотезы предположение, которое может больше не иметь силы или которое вообще было бы неразумно высказывать в контексте исследуемой проблемы.

Как мы увидим в следующей главе, превращение объяснения в прогностическую модель, позволяющую оценить дальнейшее развитие событий, в решающей степени зависит от честности наших представлений о поведении людей. Браки основаны на предположении, что оба партнера будут сохранять верность. Но большинство союзов – это бизнес-план, который потерпел крах, потому что предположения, сделанные о поведении партнера, со временем оказались ошибочными. Политические решения могут так же потерпеть неудачу, когда допущения – о том, что общественность будет считать их справедливыми – оказываются не отражающими действительность. Ярким примером является британский Закон об уголовном правосудии 1991 года, который устанавливал штрафы пропорционально доходу преступника и был отменен после бурного протеста. Причиной стал прецедент, когда два человека, одинаково виновные в драке, были оштрафованы на 640 и 64 фунта стерлингов соответственно, потому что они принадлежали к лицам из групп с разными доходами.

Возвращаясь в Сербию 1995 года, нужно сообщить, что, к нашему удивлению, генерал Младич упростил нашу задачу оценки, когда мы пытались понять и объяснить его мотивы[40]40
  Боснийская война (1991-1995) была не первой и не последней в череде конфликтов после распада Социалистической Федеративной Республики Югославии. Давно тлеющий межрелигиозный конфликт и властные противоречия привели к постепенно нарастающему насилию с обеих сторон. Началась трехлетняя осада Сараева, в котором проживало боснийской большинство, сербскими силами. Конфликт перерос во взаимные этнические чистки и организацию обеими сторонами концлагерей для бывших соседей. В июле 1995 сербские войска захватили Сребреницу, убив около 8000 мусульман. Войска ООН не смогли предотвратить эту акцию. НАТО выдвинула требование об отводе тяжелого вооружения от Сараево. Сербы отказались, и 30 августа началась операция «Обдуманная сила» – бомбардировка сербских позиций. Одобрения Совета безопасности ООН на военные удары НАТО не получила, и, несмотря на то, что операция продвигалась как гуманитарная, ее законность остается под вопросом. «Обдуманная сила» была не последним военным вмешательством НАТО в югославский конфликт. В 1999 году НАТО бомбила Югославию в рамках операции «Союзная сила», тоже без мандата ООН.


[Закрыть].

Вытащив блокнот в коричневой кожаной обложке, исписанный его собственным корявым почерком, Младич читал нам записи из него, более получаса перечисляя злоключения сербского народа, исходившие со стороны хорватов и, как он выразился, «турок». Он развернул перед нами собственную версию истории своего народа, включая сокрушительное поражение, нанесенное сербам Османской империей в 1389 году в битве на Косовом поле. По его мнению, это поражение привело к 500-летнему порабощению сербов. Он пересказал легенду о том, что накануне битвы сербскому военачальнику князю Лазарю явился ангел Илия и сообщил, что победа в битве принесет Лазарю земное царство, а поражение – место сербского народа на небесах. То есть даже поражение оказалось духовным триумфом и оправдывало долгую сербскую миссию по освобождению своей родины от внешних угнетателей.