Текст книги "Меж двух огней"

Глава 4

Легкий крейсер «Натан» вздрогнул, когда был захвачен стыковочным лучом; пилот погасил мощность малых реактивных двигателей, которые он использовал в течение последних восемнадцати минут, и развернул корабль гироскопами. Вскоре молотообразный нос «Натана» плавно вошел в похожий на пещеру стыковочный отсек Космической станции Ее Величества «Вулкан». Капитан «Натана» молча сидел в своем командирском кресле, боясь задеть локтем рулевого, и следил за ходом стыковки с преувеличенным беспокойством. Мало того, что приходилось маневрировать на глазах одного из лучших флотов Галактики, но на борту его корабля находился землевладелец, а этого достаточно, чтобы заставить нервничать любого шкипера.

Хонор понимала чувства коммандера Тинсдейла – и именно поэтому отклонила его почтительное приглашение разделить с ним капитанский мостик для командования сближением и стыковкой (вопреки страстному желанию согласиться). Несмотря на долгую службу в космическом флоте, а может быть, благодаря ей, она чувствовала почти физическое наслаждение, наблюдая любой хорошо выполненный маневр, пусть даже такой обыкновенный. Однако Тинсдейла вряд ли вдохновило бы то, что пассажирка, по совместительству крупный феодал и по чистой случайности адмирал, дышит ему в затылок.

Вот почему она сидела не на капитанском мостике, а в пассажирской каюте перед обзорным экраном и наблюдала, как нос «Натана» плавно и точно заходит на нужную позицию. При всей ее концентрации она не была сосредоточена на действии, как это бывало обычно, а пыталась проанализировать собственные чувства.

Черный мундир КФМ, отделанный золотом, казался чужим после восемнадцати стандартных месяцев в лазурно-голубой форме Грейсона, и Хонор с удивлением обнаружила, что ей не хватает широких золотых нашивок и звезд на воротнике, обозначавших ее грейсонское звание. Это было… странно – снова оказаться в ранге «просто» капитана, она ощущала себя почти раздетой без тяжелой золотой цепи Ключа лена Харрингтон на шее. Она надела кроваво-красную орденскую ленту Звезды Грейсона, а также Золотой Крест Мантикоры, медаль «За отвагу» и полдюжины других медалей и в результате чувствовала себя похожей на выставку драгоценностей, однако сегодня на ней был парадный мундир, и, согласно этикету, она обязана была надеть настоящие ордена и медали (включая иностранные награды), а не просто орденские ленты. Вот только Ключ – не орден. Он обозначает ее статус: землевладелец Харрингтон, член правительства планеты и фактически глава маленького самостоятельного государства, – а устав, диктуя правила ношения формы КФМ, не предусматривает наличие регалий иностранных правителей.

Хонор знала, что могла настоять на своем праве не снимать Ключа, но не захотела, поскольку сама еще колебалась, есть ли на то основания. К ее величайшему смущению, протектор Бенджамин настоял на оглашении вердикта Суда Королевской скамьи, который признал, что капитан Харрингтон и землевладелец леди Харрингтон являются двумя разными людьми, которым приходится уживаться в одном теле. Он не пожелал просто довольствоваться прежним соглашением, согласно которому Хонор имела право постоянно иметь при себе вооруженную охрану, оно же гарантировало телохранителям дипломатическую неприкосновенность. На этот раз Бенджамин настоял (а на самом деле категорически потребовал) на официальном признании юридического разделения личности Хонор. Капитан Харрингтон, конечно, должна подчиняться всем правилам и предписаниям военного устава, но землевладелец Харрингтон является почетным членом Правительства и пользуется, как и ее телохранители, дипломатической неприкосновенностью. Хонор надеялась, что официальный приказ (учитывая все связанные с ним заморочки) со временем потихоньку замотают, но Бенджамин был непреклонен. Он решительно отказался освободить ее от обязанностей владелицы лена, пока приказ не будет признан и распространен по всей территории Альянса – что и было, наконец, сделано.

Формально его настойчивость диктовалась грейсонскими законами, гласившими, что любого землевладельца должна постоянно сопровождать вооруженная охрана. Поскольку военный устав запрещал находиться на корабле Ее Величества вооруженным иностранным гражданам, то для соответствия грейсонским законам пришлось внести поправку в мантикорские, чтобы Эндрю Лафолле и его подчиненные свободно носили оружие. Такова была официальная сторона дела, но, честно говоря, упрямая непреклонность Бенджамина объяснялась в основном его решимостью утереть нос всей Палате Лордов, добившись для Хонор уникального статуса. При всей дипломатичности выражений условия, выдвинутые Бенджамином, были сформулированы совершенно четко, и Хонор не сомневалась, что с точки зрения дипломатии это очень жесткий ход. Независимо от того, как к этому относилась аристократия Звездного Королевства, владельцы ленов на Грейсоне обладали абсолютной личной властью; мантикорская знать о таком могла только мечтать. Внутри собственных владений слово Хонор было законом в буквальном смысле – при условии, что ее распоряжения не нарушали всепланетной конституции. Более того, она обладала правом вершить правосудие на всех уровнях, включая Верховный суд, и год назад она и в самом деле воспользовалась этим правом, когда, выступая Защитником Протектора Бенджамина, убила на поединке государственного изменника, землевладельца Бёрдетта.

Ее враги, конечно, про себя списали дуэль (фактически казнь) на варварство отсталой планеты, но упорство Бенджамина не позволило им огласить это мнение публично. Мантикорские пэры сумели изгнать графиню Харрингтон из палаты лордов, но к владелице грейсонского поместья Харрингтон они обязаны были относиться не иначе как с почтением и уважением. И в довершение ко всему статус землевладельца обеспечивал Хонор превосходство практически над всеми аристократами, которые проголосовали за ее изгнание. Из членов палаты лордов только Великий герцог Мантикорский, Великая герцогиня Сфинксианская и Великий герцог Грифонский были выше ее по рангу, но они-то как раз Хонор поддерживали.

Каждый раз, когда она задумывалась о реакции остальной знати, ее бросало в дрожь. Требования Бенджамина своей утонченностью смахивали на пинок в брюхо, однако Хонор оказалась бессильна отговорить его. Бенджамин IX был прекрасно образованным, терпимым и мудрым, но при этом чертовски упрямым человеком, и он по-прежнему испытывал холодную ярость по поводу того, как обошлась с ней оппозиция. А в качестве главного союзника Звездного Королевства он имел возможность влиять на ситуацию.

Однако размышления о смене мундира и возможной реакции оппозиции составляли лишь часть неясных волнений Хонор. Космическая станция Ее Величества «Вулкан» находилась на орбите Сфинкса, четвертой планеты Мантикоры-А, ее родной планетной системы, и она страстно желала снова увидеть родителей и вдохнуть воздух планеты, которая была и всегда будет ее истинным домом. Но рисунок созвездий, на фоне которых плавал в пространстве этот мир, казался каким-то давно забытым – словно из исторических хроник. Слишком много всего произошло с Хонор на Грейсоне, и она сама изменилась. Каким-то странным образом, по непонятным для нее причинам, она стала на родине почти иностранкой; ее жизнь разрывалась между двумя «родными» планетами, и она почувствовала горько-сладостную боль, когда осознала, что так оно и есть.

Хонор глубоко вздохнула и поднялась. Парадный мундир казался ей ужасно вычурным, но даже в этом у нее не было выбора. Она вернулась сюда простым капитаном, которому надлежало вступить в довольно скромную командирскую должность, но, согласно протоколу, до тех пор, пока она не вернется официально на действительную службу в КФМ, адмирал Георгидес, командир «Вулкана», должен принимать ее как землевладельца Харрингтон, что означало официальный прием государственного уровня. Она сделала мысленную заметочку: при следующей встрече намылить шею Бенджамину IX, – а сейчас, покорно вздохнув, повернулась лицом к МакГиннесу.

Стюард тоже переоделся в форму КФМ и выглядел неприлично довольным. Он бы никогда не позволил себе проговориться, но Хонор знала, что он очень переживал по поводу того, как с ней обошелся Флот, и поэтому, в отличие от своего капитана, он с нетерпением ожидал торжественного приема, знаменующего официальную ее реабилитацию. Она хотела строго выговорить ему, но передумала. МакГиннес по возрасту годился ей в отцы и временами относился к хозяйке нежно-покровительственно, что далеко выходило за рамки устава. То есть он слушал с абсолютным вниманием и уважением все, что она говорила… и потом упорно продолжал делать по-своему.

Она встретила его ласковый взгляд и подняла руки, чтобы он застегнул пряжку на ее портупее. К парадному мундиру требовалось прицепить на пояс старинную железяку, которую она всегда считала скорее курьезом, чем оружием. Впрочем, в данном случае она пришла к абсолютному согласию и с МакГиннесом, и с Протектором. Вместо бесполезной парадной шпаги, которую носило большинство мантикорских офицеров, клинок, который только что прикрепил к ее поясу МакГиннес, был смертоносен. Всего четырнадцать месяцев назад это был меч Бёрдеттов. Теперь же восьмисотлетний клинок стал родовым мечом Харрингтонов, и Хонор, едва МакГиннес отступил назад, привычно поправила оружие.

Она повернулась к зеркалу и аккуратно надела на голову черный берет – новенький белый командирский дожидался ее официального вступления на капитанский мостик нового космического корабля. Потом потрогала четыре золотые звезды на груди слева. Каждая означала командование кораблем Королевского флота – и, вопреки всей неопределенности своего положения, Хонор почувствовала удовлетворение при мысли, что вскоре к ним прибавится пятая.

Она рассматривала себя более тщательно, чем обычно. Женщина в зеркале казалась ей почти знакомой. Строгое треугольное лицо было прежним: плотно сжатые губы, высокие скулы и решительный подбородок, но волосы отросли намного длиннее, чем в последний раз, когда в зеркало смотрелась капитан Харрингтон, а глаза… Огромные миндалевидные глаза тоже изменились. Они стали мрачнее и серьезнее, а за решимостью в них проглядывала печаль.

Справлюсь, решительно подумала Хонор и кивнула МакГиннесу.

– Думаю, что вернусь на борт «Натана» сегодня вечером, Мак. Если что-то изменится, я дам знать.

– Да, мэм.

Хонор обернулась и взглянула на Эндрю Лафолле. Тот, в зеленом мундире гвардии Харрингтон, выглядел безукоризненно.

– Джейми и Эдди готовы? – спросила она.

– Так точно, миледи. Они ждут в шлюпочном отсеке.

– Полагаю, у вас был с ними разговор?

– Так точно, миледи. Обещаю, что мы не будем вам мешать.

Хонор посмотрела на него строго, и он ответил ей спокойным взглядом серых глаз. Ей не нужна была связь с Нимицем, чтобы понять, что Лафолле не обманывает. Он был абсолютно искренен в своем обещании, но она понимала, что хотя ее охрана, как и МакГиннес, обрадована, но явно не расположена терпеть всякие глупости.

Замечательно, – подумала она, криво усмехнувшись, – мои ребятишки готовы начать небольшую личную войну, если кому-то из них хотя бы покажется, что кто-то пытается нанести оскорбление Моему Величеству. Надеюсь, этот парадный прием будет менее запоминающимся, чем может оказаться.

Ну что ж… Она сделала все, что в ее силах, чтобы предотвратить неприятности. Нимиц вспрыгнул ей на руки и вскарабкался на плечо, тоже излучая удовольствие – предвкушая ее триумф. Хонор в очередной раз вздохнула.

– Хорошо, Эндрю. Тогда в путь.

Пока стюард адмирала Георгидеса в очередной раз наполнял ее бокал, Хонор успела подумать, что до сих пор все складывается намного лучше, чем она ожидала. Дипломатический корпус присутствовал в полном составе, решив продемонстрировать, что он может с легкостью перенести даже такую неестественную ситуацию. Правда, при всей их решимости, дипломаты явно чувствовали себя немного не в своей тарелке. Они походили на танцоров, не очень уверенно разучивших движения. Кажется, мундир, очевидно доказывавший, что Хонор является капитаном Харрингтон, не соответствовал сложившемуся мысленному образу владелицы имения Харрингтон.

Адмирал Георгидес, со своей стороны, казался совершенно спокойным. Хонор никогда не встречалась с ним прежде: когда в прошлый раз она была на борту КСЕВ «Вулкан», ею командовал адмирал Тейер. А Георгидес был ее земляком-сфинксианцем и относился к числу тех редких офицеров, которых, как и Хонор, приручили древесные коты.

Как правило, древесные коты принимали взрослых людей. Выбор ребенка, как в случае с Хонор (и, кстати сказать, с королевой Елизаветой), происходил исключительно редко. Никто в точности не знал почему, но передовые теории утверждали, что древесным котам, для того чтобы установить связь с человеком, нужна необычайно сильная личность с развитой способностью к сопереживанию. Всем котам нравились простые детские эмоции, однако недостаточная сложность личности, находящейся в процессе формирования, казалось, затрудняла им полноценное подключение к переживаниям ребенка. А Хонор могла засвидетельствовать, что гормональные и эмоциональные потрясения, которые испытывает человек во время полового созревания, и подростковые комплексы могут истощить даже ангельское терпение, тогда как у существа, вынужденного постоянно сопереживать связанному с ним человеку, этого самого терпения явно меньше, чем у ангела.

Поскольку Аристофан Георгидес и его спутник Одиссей не были исключением из правил, период учебы в Академии на острове Саганами они провели еще раздельно. Георгидес уже получил чин старшего лейтенанта, когда в его жизни появился Одиссей. Тем не менее это произошло более пятидесяти стандартных лет назад, а сам Одиссей был на несколько сфинксианских лет старше Нимица. Когда Хонор и Георгидес сели вместе во главе стола, она почувствовала, что Одиссей и его человек пребывают в комфорте и излучают комфортность.

– Спасибо, – поблагодарила она стюарда.

Тот коротко поклонился и отошел в сторону, а она сделала первый глоток: дегустация. Грейсонские вина всегда казались ей слишком сладкими, и она с удовольствием покатала на языке объемное и крепкое бургундское с Грифона.

– Вино отличного урожая, сэр, – оценила она. Георгидес обрадовался.

– Мой отец – приверженец старых традиций, миледи, – отозвался он. – Он к тому же романтик и настаивает, что единственный достойный грека напиток – это рецина[8]8
  Столовое вино, производимое по особой технологии, предусматривающей по окончании брожения добавление сосновой смолы.


[Закрыть]. Так вот, я уважаю своего отца. Я восхищаюсь его успехами, и он всегда выглядит вполне разумным человеком, – но я не могу понять, как можно пить рецину добровольно. Я храню у себя в винном погребе несколько бутылок этого вина, но мне хотелось бы верить, что мой собственный вкус с годами стал несколько изысканнее.

– Если это вино из вашего погреба, вы совершенно правы, – с улыбкой сказала Хонор. – Вам следует как-нибудь встретиться с моим отцом. Я сама люблю хорошее вино, но папа в этом отношении – настоящий сноб.

– Пожалуйста, миледи, только не «сноб»! Мы предпочитаем называть себя ценителями.

– О, да, – ответила Хонор, усмехнувшись, и адмирал засмеялся.

Она обернулась и посмотрела на два очень высоких стула, не предназначенных для людей. Как почетная гостья, она сидела справа от Георгидеса. Нимиц обычно располагался по правую руку от нее. В этот вечер стулья были поставлены так, что оба кота сидели бок о бок, слева от адмирала, и Нимиц оказался по другую сторону стола. И он, и Одиссей демонстрировали безукоризненные манеры на всем протяжении обеда, но сейчас оба удобно откинулись на спинку стула и жевали по веточке сельдерея, а она едва улавливала сложное взаимодействие между ними. И это удивляло ее – потому что оно происходило на таком глубоком уровне, где раньше ей бывать не приходилось.

За прошедшие три с половиной года они с Нимицем не встречались с древесными котами, зато ее собственная способность воспринимать Нимица резко возросла. Она почему-то никогда не говорила об этом вслух, однако подозревала, что МакГиннес, ее мать, Мика Хенке и Эндрю Лафолле по крайней мере догадываются, как обстоят дела. Она могла сформулировать несколько причин, почему она должна скрывать свою необычную способность: ну, хотя бы потому, что посторонние люди будут беспокоиться, что она читает их эмоции. Но все это пришло ей в голову потом. Она никогда не принимала сознательного решения скрывать двустороннюю эмпатическую связь с Нимицем, – но раз уж так получилось, она нашла рациональные оправдания тому, что ей пришлось так поступить.

Однако когда она выяснила, что такой способностью не обладает никто из людей, она вдруг задумалась, не могут ли ее чувства быть подтверждением одной из фантастических теорий о древесных котах. Несмотря на то что их способность сопереживать была принята как данность в течение веков, никто не мог объяснить, как она осуществляется – или как это самое восприятие может служить средством связи с другим котом, а не с человеком. Древесные коты, очевидно, имели намного более сложную связь друг с другом, но традиционная наука утверждала, что это – лишь вариант их связи с людьми. Однако такое заключение всегда казалось Хонор неестественным. Даже сейчас об общественном устройстве племени древесных котов в дикой природе было известно очень немного, и мало кто из не-сфинксианцев понимал, что коты используют людей в качестве своего инструмента.

А Хонор испытала это на себе. Она поняла это еще ребенком, сопровождая Нимица к его родному племени. Об этом не знали даже ее родители – их бы трижды хватил удар, узнай они, что одиннадцатилетняя Хонор забредала в дикие уголки Медных гор в сопровождении одного только древесного кота! – но она всегда с радостью совершала такие путешествия. Они позволили ей глубоко проникнуть в сообщество котов. Она задумалась о том, что теперь, вероятно, она знает о котах больше, чем девяносто девять процентов ее приятелей-сфинксианцев, не говоря уже о жителях других планет, – и она спрашивала себя, как создания с такими ограничениями в разговорном языке умудрились создать то сложное общество, с которым познакомил ее Нимиц.

Разумеется, правильны были самые дикие теории: эти создания попросту не нуждались в разговорном языке, поскольку были телепатами…

Эта мысль волновала ее все долгие годы, проведенные вместе с Нимицем. Вопреки тысячелетним усилиям, никому не удалось достоверно обнаружить телепатию между людьми или даже среди нескольких дюжин иных мыслящих существ, с которыми столкнулось человечество. Сама Хонор всегда считала, что физика не позволяет ничего подобного… но что, если древесные коты, вопреки физике, и впрямь телепаты? Что, если их «способность к сопереживанию» – не более чем эхо, отражение одной маленькой грани внутривидовой способности, сделавшей возможной связь с человечеством?

Хонор нахмурилась, водя пальцем вверх и вниз по ножке бокала и раздумывая над этими выводами. Интересно, на каком расстоянии способна работать эта связь? Насколько чувствительны они друг к другу? Насколько глубоки их личности, мысли, взаимосвязь? И если они действительно телепаты, тогда как мог кто-нибудь вроде Нимица прожить столько лет отдельно от других своих сородичей? Она знала, что Нимиц любит ее с горячей преданностью защитника, так же как и она любит его, однако действительно ли возможность оставаться с ней стоила того, чтобы на многие годы лишиться глубокого сложного общения, которое, судя по всему, в данный момент происходило между ним и Одиссеем?

Нимиц поднял голову и встретился с ней взглядом, его зеленые глаза были спокойны. Он смотрел на Хонор – и к ней текли уверенность и любовь, исходящие от него. Наверное, он ощутил ее внезапный испуг, что общение Нимица и Одиссея приведет к утрате чего-то ценного, может быть, даже уникального. Одиссей тоже перестал жевать сельдерей и в течение нескольких секунд с любопытством смотрел на Нимица, затем перевел взгляд на Хонор, и благодаря своей связи с Нимицем она почувствовала некое заинтересованное удивление старого кота. Тот склонил голову набок, пристально разглядывая ее, и еще одна нить сочувствия присоединилась к утешению Нимица. Она «ощущалась» совершенно иначе, с привкусом ироничного удивления и дружеского гостеприимства, и Хонор моргнула, когда поняла, что оба кота сознательно посылают ей информацию. Впервые кто-то, воспользовавшись ее связью с Нимицем, вступал с ней в контакт, и ее это взволновало.

Она не знала точно, как долго это продолжалось (конечно, не более трех-четырех секунд), но вот Нимиц и Одиссей, явно забавляясь, встряхнули ушами и посмотрели друг на друга, как старые друзья, вспоминая им одним известную шутку. Хонор снова моргнула.

– Хотел бы я знать, что все это значит, – пробормотал Георгидес.

Хонор, оглянувшись на адмирала, обнаружила, что он тоже пристально смотрит на котов. Какое-то время он разглядывал их, а потом пожал плечами и улыбнулся своей гостье.

– Всякий раз, когда я думаю, что наконец-то понял, чего мне ждать от этого маленького черта, он делает все, чтобы доказать мою тупость, – заметил он, криво усмехнувшись.

– Я думаю, это их общая черта, – сочувственно согласилась Хонор.

– В самом деле. Скажите, миледи, правда ли, что самым первым живым существом, которое приняли древесные коты, была одна из ваших прабабушек?

– Ну… – Хонор оглянулась вокруг, убеждаясь, что позади ее стула на достаточно близком расстоянии, чтобы расслышать то, чем делятся только с верными друзьями или доверенными лицами, стоит один Лафолле. – Согласно моим семейным преданиям, это правда. Интересная штука! Если им верить, только это и спасло ей жизнь. Можете назвать меня эгоисткой, но я очень рада, что она выжила.

– Я тоже рад за нее, – тихо сказал Георгидес и протянул руку, чтобы ласково погладить Одиссея. Кот подставил спину для ласки, сверкнув зелеными глазами на своего человека, и адмирал улыбнулся. – Я спросил вас, миледи, потому что, если легенда достоверна, я хочу выразить свою благодарность.

– От имени моей семьи – принимаю, – ответила она с улыбкой.

– А пока мы обсуждаем тему человеческой благодарности, – продолжил Георгидес немного более торжественно, – я также хотел бы поблагодарить вас за то, что вы согласились на это назначение. Я знаю, чем вы пожертвовали на Грейсоне, и ваш добровольный отказ от высокого положения только подтверждает все хорошее, что я слышал о вас. – Хонор покраснела, но адмирал тихо продолжил: – Если «Вулкан» может хоть как-то помочь подготовиться к вашей миссии, скажите мне об этом, пожалуйста.

– Благодарю вас, сэр. Непременно, – заверила она его таким же негромким голосом и снова взяла свой бокал.