Текст книги "Прошедшее повелительное"

«Нет, право?» Прежде чем сам он это осознал, брови Эдварда вызывающе приподнялись. Он не намерен выслушивать такие замечания – что бы там ни говорилось – от шайки бродячих оборванцев. «Не давай им понять, что боишься их…»

Слишком поздно до него дошло, что полученное в Фэллоу воспитание может сыграть с ним плохую шутку. Его одежда не слишком соответствовала роли молодого джентльмена, а его оппоненты были вовсе не непокорными британскими подданными. Да и сам он не губернатор его величества, за которым незримо стоит мощь Британской Империи. Он даже не сын Бваны из Ньягаты. Он именно тот, за кого его принимают эти люди, – нищий. Да, сейчас утонченные манеры закрытой школы могут оказаться совершенно неуместными.

А жаль! Отступить теперь значит только усугубить ситуацию.

Он уверенно встретил взгляд Седобородого: «Ну что ж, давай, действуй!»

Седобородый выкрикнул что-то еще.

«Неужели? Нет, вы что-то сказали?»

На изборожденном морщинами лице седобородого явственно проступило сомнение. Может, он просто никогда еще не видел голубых глаз? Он спросил что-то.

Эдвард молчал. Элиэль тоже. Сомнение сменилось озабоченностью. Седобородый повернулся, быстрыми шагами подошел к костру и вернулся, неся палку с нанизанным на нее куском жареного мяса. Элиэль выхватила палку из его рук и решительным жестом потребовала еще. Другой мужчина принес еще.

Эдвард благодарно кивнул и одарил их своим благословением. Оба мужчины приложили ладони к груди и низко поклонились с видимым облегчением.

Божий человек вернулся на свое бревно, стараясь не хромать в тесных башмаках. Он сел не раньше, чем удостоверился в том, что опасность миновала. Он привлек к себе внимание всех расположившихся здесь на привал. Элиэль подошла и остановилась рядом с ним. Ее лицо было бледнее обычного, но она украдкой хитро подмигнула ему. Он хранил бесстрастное выражение лица, решив, что так будет спокойнее.

Однако сразу же к ним подошел парень помоложе и, преклонив колена, поднес Элиэль миску каши. Другой принес флягу воды. Один за другим мужчины опускались на колени, чтобы получить благословение божьего человека. За ними потянулись люди от других костров. Вскоре у ног почтенного паломника возвышалась груда снеди, достаточная для небольшого пиршества.

Каждый раз, когда Элиэль бросала на него взгляд, ее глаза раскрывались шире и шире. Эдвард хранил полную невозмутимость, словно ничего другого и не ожидал. Наконец он понял, чего от него ждут, и уселся, дав всем понять, что удовлетворен. На этом поток приношений иссяк. Он и так собрал достаточно провизии, чтобы накормить целый монастырь изголодавшихся монахов.

У него давно уже слюнки текли. Эдвард впился зубами в мясо, восхитительно вкусный теплый жир потек по подбородку. Про зубную боль он даже не вспомнил.

Телега Седобородого была доверху загружена чем-то напоминавшим мелкую синюю морковь. Не самый удобный трон. Эдвард кое-как угнездился на нем и, скрестив ноги и нахлобучив на голову шляпу, проделал путь до Филоби с максимально возможным комфортом. Стараясь хранить подобающий святому невозмутимый вид, он вцепился в свой посох и совсем не по-святому истекал потом под полуденным солнцем. Элиэль сидела рядом с возницей и, задравши нос, рассказывала ему что-то. Бог знает, чего она там ему наговорила. Пару раз Эдвард уловил в ее рассказе свое имя. Ее религиозные взгляды начинали казаться ему вполне терпимыми. Элиэль то и дело оборачивалась, чтобы что-то сказать Эдварду, но он редко понимал больше пары слов. «Мигафило» было одним из них.

Вскоре телега подъехала к еще одной речке. Одолев брод и пологий подъем на холм, они оказались в чистенькой деревушке. Тут и там виднелись чистенькие беленькие домики с красными черепичными крышами. Похоже, это и было то самое Филоби или «Мигафило», родина пророчества. Деревня состояла из нескольких узких улиц и полусотни домов. В воздухе стоял запах гари. Несколько домов сгорело – судя по всему, совсем недавно, поскольку восстановительные работы были в самом разгаре. На улицах толпилось больше народа, чем можно было ожидать в это время дня. Они не без интереса пялились на паломника в телеге.

Но вот глазам путников открылось куда более серьезное разрушение. За деревней высился небольшой конический холм, утыканный почерневшими древесными стволами. Когда телега подъехала ближе, Эдвард ощутил знакомые уже признаки виртуальности. Несмотря на жару, его пробрал озноб. Этот холм был еще одним узлом и священным местом. Должно быть, именно здесь появился на свет «Филобийский Завет», и теперь это место было уничтожено огнем. Среди обугленных стволов священной рощи тут и там виднелись почерневшие развалины зданий. Из рассказов Крейтона выходило, что этот хаос – дело рук Палаты, пытающейся разорвать цепочку. Удар здесь нанесли те же люди, что сеяли смерть в Ньягате. Убийцы его родителей. Враг, добивающийся его смерти.

Здесь их пути с Седобородым разошлись. Святой паломник царственно сошел с морковки. Ощущая себя полнейшим шарлатаном, Эдвард возложил ладонь с растопыренными пальцами на лоб мужчине. Должно быть, это считалось исключительной честью – когда старый грубиян поднялся на ноги, на его покрытых дорожной пылью щеках пролегли глубокие борозды от счастливых слез. Он бормотал слова благодарности, прижимая к груди соломенную шляпу.

Эдвард повернулся и бодро зашагал за своей маленькой провожатой. Он не видел ее лица и не знал, о чем она задумалась. Не похоже на Элиэль так долго хранить молчание.

Они шли по узкой улице, полной людей, и почти все кланялись ему. Несколько женщин упали на колени. Он отвечал ставшим уже привычным благословляющим жестом и видел, как светлеют лица.

Было во всем этом что-то странное! Его бледное лицо не так уж и отличало его от окружающих. Далеко не все встречные имели темные глаза или смуглую кожу. Он видел и каштановые, и рыжеватые волосы. Он видел карие глаза и серые глаза. Возможно, голубые глаза, как у него, – редкость, но не такая, чтобы служить причиной столь уж сверхъестественного почитания. По местным меркам рост его считался высоким, но опять же не каким-то необычайным. И главное, он же так молод. Почему тогда его наряд паломника вызывает у людей такое уважение? Или жители Филоби верой превосходят обитателей Руатвиля?

Нет, перемена произошла, когда он в роще встретился с Седобородым. Это противостояние добавило ему уверенности в себе. Это так. В то же время он понемногу начинал верить в свои самые дикие предположения.

Эдвард не мог обратиться за разъяснениями к Элиэль, ибо крутом были люди, а паломник не должен говорить. Даже за деревней им то и дело встречались группы путешественников – не успевали они разойтись с одной, как появлялась другая. Все направлялись на юг, и он не мог этого понять. Он-то шел не в ту сторону!

Не все встречные были крестьянами. Богато одетые люди разъезжали на быстроногих моа или в колясках, запряженных животными. Эти звери – ростом с пони – напоминали борзых. Многие из паломников носили цветные хламиды и балахоны, и Эдвард решил, что это жрецы и жрицы. Даже они встречали его знаками уважения: сложенными руками, прикосновениями ко лбу или груди. Он отвечал своим пятипалым благословением, и никто не объявил его самозванцем.

Путешественники заметно отличались от местных. Он видел кожу разного цвета, даже светлые волосы и глаза, не уступающие его голубизной. Один или два сошли бы за саксов или скандинавов. Другие скорее напоминали арабов или индусов. Да и одежда отличалась разнообразием: туники и мешковатые штаны вроде турецких шаровар, длинные рубахи, просто набедренные повязки. Мужчины встречались бородатые, чисто выбритые или усатые. Носы могли быть прямыми или крючковатыми, гонкими или мясистыми. Население Соседства представляло собой смешение европейских типов. Но это и понятно. Говорил же Крейтон, что большая часть европейских переходов связана с территорией, которую он назвал Вейлами. Разумеется, расовые черты будут близкими, если люди тысячелетиями перемещались в обе стороны.

Совершенно зачарованный, Эдвард шагал по пыльной дороге. Жара, пот и насекомые были помехами, но терпимыми. Он с любопытством разглядывал возделанные поля, изгороди, стада, дома. Многие деревья стояли на ковре из опавших лепестков – в Англии был август, но в Вейлах еще царила весна.

Навстречу им проехал верхом на моа отряд из шести вооруженных мужчин. Приблизившись, вожак выхватил меч. На мгновение мышцы Эдварда напряглись, но воин лишь отсалютовал ему клинком и проехал мимо.

Вдруг Элиэль, придержав шляпу, подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо раскраснелось.

– Отдых? – взмолилась она. Девочка задыхалась, ее рубаха была мокрой от пота.

Эдвард был настолько поражен и растерян, что едва не нарушил свой обет молчания. Кивнув, он замедлил шаг, одновременно благословляя двоих встречных монахов. Элиэль доковыляла до ближнего клочка тени и рухнула на траву. Эдвард догнал ее, но уселся с большим достоинством. Он и забыл, что его ноги намного длиннее ее. Он же совершенно загонял бедняжку! Как он мог быть таким невнимательным! И почему она не остановила его раньше? Похоже, прошла не только зубная боль. Физические силы восстановились тоже.

Двое хорошо одетых мужчин остановились рядом с ними и предложили фляги с водой, почтительно осведомившись о здоровье божьего человека. Элиэль отвечала им на том же гортанном диалекте, судя по всему объяснив, что они устали. Те понимающе кивали. В знак благодарности за питье Эдвард отпустил их с благословением.

Какой бы ни была его магия, она действовала и на Элиэль. Девочка смотрела на своего спутника со странной смесью страха, радости и восхищения.

Дождавшись просвета в веренице людей на дороге, он рискнул задать ей вопрос:

– Что много людей ходить?

Она ответила долгим рассуждением о боге Тионе и городе Суссе, но он не понял почти ничего и не имел больше возможности спросить. Похоже, она знала причину этой миграции и считала ее вполне естественной, так что Эдвард мог расстаться с теориями насчет чумы или набега воинственных горцев. Лучше уж подождать и увидеть все своими глазами. Он надеялся, что девочка скоро придет в себя и они продолжат путь.

Еще полчаса ходьбы – и они достигли Ротби, очень похожую на Филоби, только немного больше. Жители деревни выказывали молодому паломнику такое же уважение и так же радовались, получая его благословение. Да, он производил нужное впечатление.

Мост у Ротби поддерживался огромной металлической аркой. Она казалась близнецом той, что в Руатвиле. Вторая арка высилась на противоположном берегу каньона, в нескольких сотнях футов от первой. Позеленевшие от времени цепи поддерживали деревянную проезжую часть, достаточно широкую, чтобы пропустить телегу. По мосту тянулся непрерывный людской поток, но мало кто направлялся на север – черт, хотелось бы все-таки Эдварду понять этот дисбаланс! – так что в очереди к массивным деревянным воротам на мост перед ними почти никого не было. Впрочем, Эдвард успел разглядеть процедуру пропуска на мост. Главную роль в ней играли люди в металлических шлемах и кожаных доспехах, собиравшие плату.

Элиэль взяла его за руку и предостерегающе сжала.

Тьфу! Само собой разумеется, у святого паломника, принявшего обет молчания, не может быть денег.

Впрочем, он мог бы найти какого-нибудь богача, способного оплатить его проход по мосту.

Он успокаивающе положил руку на плечо Элиэль. Они подошли к воротам. Плату принимали два стражника. Один тщательно пересчитывал монеты и кидал их в кожаный мешок, а второй присматривал за первым. Иногда обоим приходилось попробовать монету на зуб, прежде чем принять окончательное решение. Трое других стражников сидели на скамейке в тени, лениво переговариваясь. Все пятеро были вооружены мечами.

Крестьянин с женой отсчитали монеты и прошли на мост. Эдвард с Элиэль были следующими. Стражник протянул заскорузлую руку.

Эдвард смерил его взглядом, обязывающим к уважению.

Солдат в недвусмысленных выражениях потребовал денег. Эдвард молчал.

Солдат нахмурился и, поколебавшись, посмотрел на своего напарника. Тот в свою очередь оглянулся и сказал что-то троим сидящим на скамейке. Солдат, сидевший слева, и тот, что посередине, не сговариваясь посмотрели на сидевшего справа. Военная дисциплина явно не менялась от одного мира к другому.

Сидевший справа был мужчиной бычьего сложения. Взгляд, который он бросил на юного пророка, не оставлял сомнения – ничто на свете не доставит ему большего удовольствия, чем возможность заполучить того под свое командование хотя бы на несколько часов. Эдвард ждал. Долго, нестерпимо долго. Он нутром ощущал вызов и противостояние, как это было в той роще утром.

Потом командир встал – двое солдат за его спиной немедленно вскочили, – спустился на четыре ступеньки, как бы для того, чтобы поближе посмотреть на голубые глаза Эдварда. Он топнул ногой, пролаял какой-то приказ, и весь его отряд вытянулся в струнку. Командир отдал честь. Эдвард благословил его и повел Элиэль через ворота на мост.

«Когда я вырасту, – думал он, – стану папой римским».

Каньон в этом месте заметно сужался. Стены его казались отполированными потоком. Собственно, вода подмывала северный берег, а это означало, что в один прекрасный день мост в Ротби может обрушиться. Глубина каньона превышала его ширину, и сама река терялась в глубокой тени. Ее шум – угрожающий рокот бурного потока – ощущался скорее подошвами ног, чем слухом. Цепи негромко поскрипывали. Многие доски требовали замены, а посередине настила то и дело зияли угрожающие проломы. Эдвард решил, что, оказавшись на том берегу, постарается по возможности на нем и остаться.

Люди уступали ему дорогу и кланялись. Возница на телеге остановил вола – непростая задача, ибо настил в этом месте шел под уклон. Стража у северных ворот отсалютовала проходившему мимо них паломнику.

Справа от дороги стояло несколько домов, слева росла роща – судя по всему, еще одно место для отдыха. Многие уже устраивались на ночлег, растягивая палатки и разводя костры. После полуденного пиршества Эдварду казалось, что он не проголодается еще несколько дней. Да и ноги его, похоже, обрели второе дыхание – он с удовольствием шел бы и дальше, но девочка опять захромала сильнее и была бы рада отдохнуть. Она без возражений свернула за ним к роще.

На этот раз Эдвард не почувствовал признаков виртуальности. Пусть и не узел, но роща все равно манила странников в свою прохладную тень. Меж деревьев росли кусты, усыпанные цветами всех оттенков красного: от оранжевого до почти фиолетового. Собственно, такой куст мог представлять собой один большой цветок величиной с кресло. Рядом с ними паслось с полдюжины моа, и Эдвард решил подойти посмотреть на этих любопытных…

– Элиэль! – крикнул какой-то мужчина и побежал к ним.

Элиэль взвизгнула. Она схватила Эдварда за руку и потащила назад.

– Жнец! – взвизгнула она. – Жнец!

Эдвард не тронулся с места. Он пытался разглядеть так напугавшего ее человека. Увидев испуг девочки, незнакомец остановился. Он стоял футах в двадцати от них. В его внешности не было ничего угрожающего: высокий, выше большинства местных, возраст – около тридцати. И никакого оружия. Наоборот, даже в том, как он стоял, ощущалась некоторая беззащитная неуклюжесть. На нем были желтая накидка и свободные штаны до колен.

– Жнец! – продолжала всхлипывать Элиэль и все тянула его прочь.

А он не видел никакой опасности. На лице этого человека читалось что угодно – боль, страх, но никак не угроза или жажда причинять боль. Незнание языка и роль, которую он продолжал играть, не позволили Эдварду спорить с девочкой, но физически он был гораздо сильнее, чем она. Без особого труда таща ее за собой, он шагнул вперед.

Акт пятый
Ансамбль

52

– Такой у них обычай, у дочерей, – горько сказал Дольм Актер. – Ирепит ведь богиня покаяния.

Они сидели втроем на земле вокруг погасшего очага – круга закопченных камней на земле. Это был уютный уголок рощи, почти полностью отгороженный от остальных цветами. Элиэль держалась поближе к Д’варду – она не очень-то доверяла бывшему Жнецу.

И все же Дольм изменился. Его лицо казалось изможденным. Да и сам он заметно похудел. В волосах появились седые пряди, которых она тоже не помнила. Глаза покраснели, и под ними легли темные круги.

– Я думала, ты умер, – пробормотала она. – Меч двигался сам собой. Я держала его обеими руками, а сестра Ан – одной, и все же он двигался сам собой.

Дольм застонал и закрыл лицо руками:

– Он не коснулся меня.

– Я и не почувствовала, что он коснулся тебя, – призналась Элиэль.

Д’вард внимательно слушал их разговор, но она не знала, много ли он понимает. Они говорили на джоалийском, которому она его учила, и его ярко-голубые глаза перебегали с нее на Дольма и обратно, но многого он еще не понимал, это точно. Он продолжал играть роль паломника, держась спокойно и уверенно. Каждый раз, когда Элиэль смотрела на него, он ободряюще улыбался.

– Разве ты не слышала, что сказала сестра? – спросил Дольм. – Она взяла мой грех на себя, а потом я увидел…

– Что увидел?

– Увидел, во что превратился, чем занимался.

– Так ты правда теперь не Жнец?

Он кивнул, пряча глаза.

Она посмотрела на Д’варда. Тот кивнул в знак того, что понимает.

– Как все прошло на Празднествах? – спросила она.

Дольм выпрямился, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Катастрофа! Нет, Утиам получила розу за свой монолог.

– Хвала Тиону! – Элиэль захлопала в ладоши.

– Но только она. Понимаешь, я опоздал туда. – Дольм сокрушенно покачал головой. – Мне было приказано отправиться в Руатвиль.

– Приказано?

– Приказ Зэца. Когда мы прибыли в Филоби, я ушел из труппы, никому ничего не сказав. Приказы Зэца важнее всего остального. Мне было велено встретиться с еще одним… собратом.

– Тем, кого убил этот Критон?

Он кивнул, уставившись в камни очага.

– Я не знаю, как его звали. Следующей ночью я был в Святилище. Ты сама знаешь.

– Но если ты остался жив… – сказала она, рассуждая вслух, – значит, это ты убрал трупы?

Он снова кивнул.

– Я похоронил монахиню – вырыл могилу ее мечом и голыми руками. Наверное, это все, что я мог для нее сделать. Остальных сбросил с обрыва. Я поискал тебя, не нашел и решил, что ты ушла куда-то с Освободителем. – Он покосился на Д’варда, раздраженно хмурившего брови.

– А что потом? – нетерпеливо спросила Элиэль.

– Я отправился в Сусс, – неохотно сказал Дольм. – И опоздал. Они показывали «Варилианца» – он легче. К’линпор взял мою роль, а Гольфрен – его.

– Ох, нет!

– Ох, да.

Ужас какой! Даже безмозглый як и то сыграл бы лучше Гольфрена, каким бы хорошим музыкантом тот ни был.

– Ну и что они теперь делают?

Дольм подобрал прутик и бесцельно ковырял остывшие угли.

– Голодают.

– Голодают?

– Ну, почти. Жрецы в Нарше забрали все их деньги. Им не хватает даже на то, чтобы уехать из Суссвейла, Элиэль. И это все я виноват!

Безумие какое-то!

– Но ведь ты вернулся. Они могут хотя бы давать представления, верно? Их хорошо знают в Суссе! Наверняка…

– Я не могу больше играть! – выкрикнул Дольм и от отчаяния спрятал лицо в коленях. – Вчера Тронг выгнал меня.

– Не можешь играть?

– Не могу. Это ужасно! Я забываю реплики, у меня ноги заплетаются. Все, все пропало!

Элиэль снова посмотрела на Д’варда. Тот пожал плечами, явно потеряв нить.

– Ну и что они?

– Ищут мне замену, – ответил Дольм, не поднимая головы. – Как только новичок выучит мою роль, они будут давать «Варилианца».

Элиэль вздохнула. Это и правда ужасно.

– А что Ама…

Выражение муки на лице Дольма сказало девочке, какая она безмозглая, бессердечная дура.

– Неужели ты думаешь, что я сказал ей? – горько вздохнул он. – Или кому-нибудь из остальных?

Как странно! Ей было жалко его сейчас. Такого Дольма она еще не знала.

– Что же ты им сказал все-таки?

– Что загулял в кабаке. – Он глухо засмеялся. – Лучше уж пусть меня считают пьяницей, чем убийцей-маньяком.

– Ох… Я не скажу им, Дольм. Я знаю, что сую нос куда не надо, но я могу хранить секреты, если захочу.

– Я знаю, что можешь, Элиэль. Спасибо… Спасибо большое. Теперь уже все равно, они не увидят меня больше, но мне так легче… не знаю, почему.

Вечер будет холодный – она покрылась гусиной кожей.

– А кто выиграл золотую розу?

Он пожал плечами:

– Какой-то смазливый парень.

– Ты не помнишь, как его зовут?

– Нет. Музыкант, кажется… Там была какая-то история – судьи посоветовали ему выбросить лиру в реку и пойти к главному жрецу. У него единственного есть шанс, сказали они. А что?

– Я встречала мальчика по имени Гим.

– Да, кажется, так его зовут. Теперь, когда ты назвала…

– И сколько чудес?

Дольм быстро покосился на ее ногу и тут же отвел взгляд. Потом улыбнулся деланной улыбкой.

– Одно или два – жрецы так и не решили, как считать. Когда пришло время мальчику оглашать имя, он назвал два. Это были сестры, близняшки. Они с детства страдали какой-то жуткой дрянью на коже. Даже с того места, где я стоял, это выглядело ужасно.

– И Тион их исцелил?

– О да! Он возложил руки – то есть руки твоего приятеля – им на головы, и все прошло – как не было.

Вот здорово!

– Они были хорошенькие? Сколько им лет? И как звали?

Дольму, похоже, наскучило рассказывать о Празднествах. Он с озадаченным видом разглядывал Д’варда.

– Почему Освободитель до сих пор здесь, в Суссленде? Он что, не знает, что Зэц послал своих Жнецов искать его? Ему же угрожает страшная опасность!

Она хихикнула:

– Он, похоже, вообще ничего не понимает. Ни языка, ни богов, ничего!

Запавшие глаза Дольма удивленно расширились:

– Но ведь пророчица описала его как ребенка! И почему это он шляется по стране, разодетый, как паломник?

– Это я решила, что так будет безопаснее. И послушай, Дольм, он ведь замечательный актер! Он заставил всех поверить в то, что он на самом деле божий человек!

На изможденном лице актера мелькнула болезненная улыбка:

– Ох, Элиэль, дурочка ты маленькая! Конечно, он может изображать божьего человека! Ты что, не видишь, что ты наделала?

Она немедленно ощетинилась:

– Мне пришлось импровизировать по обстоятельствам! Он был ужасно болен! – Она оглянулась на Д’варда в поисках поддержки, и тот ободряюще улыбнулся ей. Как странно! Если не считать красного шрама на лбу, он выглядел так, словно и не болел вовсе. – Он вообще ничего не знает о мире, но я решила, что ему лучше попасть в Сусс и обратиться к Тиону, и…

– Балда ты маленькая! – сказал Дольм. – Зэц послал боги-знают-сколько Жнецов охотиться за ним, а ты наряжаешь его паломником! Ты не поняла? Он же Освободитель! Еще бы ему не убеждать людей в том, что он святой! Он и есть святой! Ты замаскировала его под того, кто он есть на самом деле, мозги ты куриные!

– Ох!.. – только и сказала Элиэль. – Ох! – Ну да, это вполне могло объяснить те странные вещи, что творились сегодня.

– И я не уверен, что ты удачно придумала насчет Тиона, – продолжал Дольм. – Некоторые моменты «Завета» намекают на то, что Освободитель… Вся Суссия только и говорит о рождении Освободителя. Ладно, не бери в голову. Жаль, что не я придумал всю эту затею с паломником… Ба, вот что я должен сделать! Может, хоть это снимет грех с моей души! – Еще одна болезненная улыбка мелькнула на его лице. – Интересно, сможет ли он…

Он схватил свой мешок и начал развязывать. Элиэль вспомнила, как всего неделю назад сама копалась в этом мешке и нашла там рясу Жнеца.

Дольм достал еще одну накидку, штаны и протянул их Д’варду. Д’вард удивленно поднял брови и вопросительно посмотрел на Элиэль.

– Что ты предлагаешь, Дольм Актер? – спросила она.

– Мы с ним поменяемся. Я вернусь с тобой в Сусс и начну с храма Тиона.

Элиэль вздрогнула. Священное паломничество по пяти великим храмам занимает по меньшей мере год – год нищеты, покаяния и полного молчания.

– Но он ведь правда не может говорить! Что, если кто-нибудь начнет его расспрашивать?

Дольм пожал плечами:

– Ты ведь хотела вернуться в труппу и взять его с собой, верно? Они всего в нескольких часах ходьбы отсюда. Я пойду с вами в город. Он может и мешок мой забрать себе.

Элиэль неуверенно кивнула – ей некуда было идти, только в труппу. Д’вард взял одежду и зашел за куст-цветок. Через минуту он появился, смущенно поддерживая штаны. Они с Дольмом были примерно одного роста, да и одежда была довольно свободного покроя – но не настолько же свободного. Если бы он отпустил штаны, они неминуемо упали бы. Ухмыльнувшись, Дольм порылся в мешке и достал веревку.

– Лучше! – сказал Д’вард со смехом. – Женщин пугать нет. Теперь говорить?

– Теперь можешь говорить, – согласилась Элиэль.

Он сел на место и улыбнулся Дольму.

– Д’вард! – Он протянул руку.

– Дольм Актер. – Они обменялись рукопожатием. Дольм запихнул рубаху паломника в свой мешок. – Я пытался убить тебя.

Д’вард кивнул:

– Помню. Видел твой голос под тот ночью.

– Это ты называешь «не умеет говорить»? – удивился Дольм.

– Он очень быстро учится!

– Был Жнец? – спросил Д’вард.

Дольм скорбно кивнул.

– Лучше теперь?

– Лучше.

– Хорошо! – Д’вард снова протянул руку.

Дольм удивился, но руку пожал. Потом пристально посмотрел на Д’варда, словно ища что-то, чего сам не знал.

– Мы не можем остаться здесь на ночь, да? – спросила Элиэль. В роще стало темно. Должно быть, солнце уже спряталось за Суссвейл.

– Еды у меня есть немного, – сказал Дольм. – Но одеяло только одно.

– Нам бы стоило оставить Д’варда божьим человеком. Ему достаточно только посмотреть на людей, и они прямо заваливают его подношениями.

Дольм почесал в затылке.

– Куда ты намерен идти, господин?

Элиэль отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Дольм, поди, даже не заметил, что назвал этого мальчишку «господином».

Д’варду не понадобилось долго искать ответ.

– Олимп.

– Кто это такая?

– Не знаю, – вздохнула Элиэль. – Он все время вспоминал ее в бреду.

– Что город? Что деревня? – не сдавался Д’вард.

– Но это же женское имя! – возмутилась она. – Может, какой-нибудь «Лимпус»?

Д’вард пожал плечами.

– Лимпусвиль? – задумчиво произнес Дольм. – Лимпусби? Ни разу не слышал о таких. Первым делом тебе надо бежать из Суссвейла. Зэц перекрыл все узлы, и все же ты проскользнул. Теперь он стережет все перевалы. Только четыре перевала.

Д’вард нахмурился, и Дольм, нарисовав на земле карту, объяснил все еще раз, медленнее, помогая себе жестами.

– Вот бы нам сейчас снова Т’лина Драконоторговца! – сказала Элиэль и тут же охнула, вспомнив.

Лицо Дольма на мгновение просветлело.

– Он удрал от меня, если тебя это волнует. Судя по скорости, с которой он взгромоздился на дракона, думаю, он уже на другом краю Носокленда. – Он снова посмотрел на Д’варда. – Наверное, ты права. Отвести его к Тиону будет лучше всего, ведь ни у кого из нас нет денег.

– Тион – бог? – спросил Д’вард, нахмурившись. – Нет боги!

Дольм приподнял бровь.

– Что ж: «Боги да бегут от него; склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его». – Он подумал немного. – Возможно, ты вовсе не глупо поступила, Элиэль Певица, – я имею в виду, одев его как божьего человека. Жнецы могут и не искать его в таком обличье. И отвести его в Сусс, минуя храм, тоже неплохо. Где лучше спрятать человека, как не в толпе. Если только они не ищут и тебя, конечно.

– О чем это ты? – спросила Элиэль, ощущая легкий озноб.

– Они знают, что ты вовлечена в это, поэтому могут держать труппу под наблюдением на случай, если ты вернешься. Они и за мной могут охотиться, – горько сказал он. – Не думаю, чтобы бывшие Жнецы жили долго.

Она перешла на суссианское наречие, которого Д’вард не понимал.

– Тион! – решительно заявила она. – Мы должны искать помощи у нашего бога!

– Думаю, ты права, – кивнул Дольм, бросая на Освободителя беспокойный взгляд.