Текст книги "Византийский букварь. Введение в историю Византии"

3. Мученичество

Если для иудаизма новая религия казалась отколовшейся сектой, то в глазах языческого мира статус христианства был еще ниже. Как говорилось выше, язычникам была свойственна определенная веротерпимость, основанная на допущении каждому народу иметь своих богов. Боги победившего народа казались более сильными, но не отменяли богов проигравших. По традиции иудеи платили ежегодный налог на Иерусалимский храм в размере одного сикля серебра. Так вот, после разрушения храма римляне повелели евреям платить этот сикль в храм Юпитера Капитолийского. Для монотеистов это было кощунством, а для римлян естественным следствием их победы… Первое время римляне воспринимали христиан как одно из иудейских движений, но достаточно быстро различия стали очевидны, и это не в лучшую сторону сказалось на статусе христиан. Для римлян важное значение имел принцип древности той или иной религии, а также то, что ее исповедовал конкретный народ («язык»). Но древности – antiquitas – у христианства не было. Не было и определенной группы, которая его исповедовала: христиане были рассеяны среди разных народов, социальных групп и языков. Вследствие этого новая религия оказалась в Римской империи запрещенной – religio illicita. Правовое положение церкви изменится только в 313 г. – после издания Миланского эдикта императора Константина.

Именно статус запрещенной религии был поводом гонений на христианство в первые три века его истории. Для римских властей проблема была не в учении христиан, но в принадлежности к «запрещенному сообществу». При этом массовых гонений по всей империи было относительно немного, хотя они были наиболее кровавыми и больше всего запомнились. Большинство случаев – это притеснения со стороны местных чиновников. Основным событием, по ходу которого могла вскрыться принадлежность кого-либо к христианской церкви, были жертвоприношения перед статуей императора, что являлось частью развившегося в эпоху империи культа гения императора. Культ касался не столько императора как отдельного человека, сколько харизмы императорской власти как таковой. Вследствие этого лояльность культу воспринималась как лояльность государству. Свершать жертвоприношение перед статуей императора приходилось в первую очередь при вступлении человека в определенную должность, военную или гражданскую. Это было своеобразной присягой того времени, и для язычников все казалось вполне логичным.

Но для тех, кто верил в одного Бога, совершить почитание других богов считалось изменой, пусть даже это было символическое возжигание светильника перед статуей, ведь еще в древности Господь повелел через Моисея: «Да не будет у тебя иных богов пред лицом Моим» (Быт. 20:3). Что касается иудеев, то они в Римской империи единственные были избавлены от императорского культа, к тому же их религия не была запрещенной. На христиан это не распространялось, и в течение трех веков множество из них предпочли смерть, но не поклонение богам.

Точное число христианских мучеников первых веков неизвестно. Скорее всего, это были тысячи человек. Юридическая причина раннехристианского мученичества заключалась в запрещении Римской империей новой религии и в попытке уничтожить ее. Но по ходу гонений сложилось своеобразное христианское богословие мученичества, сутью которого было осознание того, что мученическая смерть – это следование по пути, проложенному Христом. Как это ни удивительно, но тексты, написанные христианами в ожидании смерти, были исполнены радости, а не отчаяния. Лучше всего это выражено, пожалуй, у одного из епископов II в. – Игнатия Антиохийского. Он ехал из Антиохии в Рим, где должны были привести в исполнение смертный приговор, и по дороге писал различным церквам, через которые проходил его путь. Так, в Послании к римлянам он говорил: «Христианство – не в молчаливом убеждении, но в величии дела, особенно когда ненавидит его мир. Я пишу церквам и всем сказываю, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете мне. Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым. Лучше приласкайте этих зверей, чтобы они сделались гробом моим и ничего не оставили от моего тела, дабы по смерти не быть мне комулибо в тягость. Тогда я буду по истине учеником Христа, когда даже тела моего мир не будет видеть. Молитесь о мне Христу, чтобы я посредством этих орудий сделался жертвою Богу. Не как Петр и Павел заповедую вам. Они апостолы, а я осужденный, они свободные, а я доселе еще раб. Но если пострадаю, то буду отпущенником Иисуса и воскресну в Нем свободным. Теперь же в узах своих я учу не желать ничего мирского или суетного».

Такая убежденность первых христиан в «полезности» мученической смерти была, судя по всему, не просто следствием неизменимости обстоятельств, но выводом из самого содержания христианской веры: смерть Иисуса стала условием спасения мира и путем к воскресению. Таким образом и христиане, следующие за Иисусом, могут идти по этому пути. Отсутствие страха смерти становится понятным лишь в контексте учения о воскресении. При этом строго возбранялся добровольный поиск мученичества, когда к нему не принуждали обстоятельства.

Игнатий Антиохийский, иначе называемый Игнатий Богоносец, принадлежал ко второму поколению христиан, то есть к тем людям, которые еще застали апостолов и иногда сами являлись их учениками. Известные люди того поколения получили наименование «мужи апостольские». К их числу принадлежит уже упоминавшийся Игнатий Богоносец, Климент Римский, Поликарп Смирнский и др. На примере этих людей, а все они оставили после себя некоторые тексты, видно постепенное укоренение новой религии на почве греко-римской культуры.

К этому времени относится раннехристианский памятник, называемый «Учение двенадцати апостолов (Дидахэ)», датируемый второй половиной I в. Текст написан неизвестным автором и среди прочего содержит очень интересное описание евхаристии того времени: «Что же касается Евхаристии, совершайте ее так. Сперва о чаше: Благодарим Тебя, Отче наш, за святой виноград Давида, отрока Твоего, который Ты открыл нам через Иисуса, Отрока Твоего. Тебе слава во веки! О хлебе же ломимом: Благодарим Тебя, Отче наш, за жизнь и ведение, которые Ты открыл нам через Иисуса, Отрока Твоего. Тебе слава во веки. Как сей преломляемый хлеб был рассеян по холмам и собранный вместе стал единым, так и Церковь Твоя от концов земли да соберется в царствие Твое, ибо Твоя есть слава и сила через Иисуса Христа во веки. И от Евхаристии вашей никто да не вкушает и не пьет, кроме крещенных во имя Господне… По исполнении же вкушения так благодарите: Благодарим Тебя, Отче Святый, за Имя Твое Святое, которое Ты вселил в сердцах наших, и за ведение, и веру, и бессмертие, которые Ты открыл нам через Иисуса, Отрока Твоего. Тебе слава во веки! Ты, Владыко Вседержитель, сотворил все ради Имени Твоего, пищу же и питие дал людям в наслаждение, чтобы они благодарили Тебя, а нам даровал духовную пищу и питие, и жизнь вечную через Отрока Твоего. Паче всего благодарим Тебя потому, что Ты Всемогущ. Тебе слава во веки! Помяни, Господи, Церковь Твою, да избавишь ее от всякого зла и усовершишь ее в любви Твоей, и от четырех ветров собери ее, освященную в царство Твое, которое Ты уготовал ей, потому что Твоя есть сила и слава во веки. Да приидет благодать и да прейдет мир сей. Осанна Богу Давидову! Если кто свят, да приступает, если кто нет, пусть покается. Маран-афа. Аминь».

У Игнатия Антиохийского описывается церковная структура того времени. В Послании к магнезийцам он пишет: «Посему, как Господь без Отца, по Своему единению с Ним, ничего не делал ни Сам Собою, ни через апостолов, так и вы ничего не делайте без епископа и пресвитеров. Не думайте, чтобы вышло что-либо похвальное у вас, если будете делать это сами по себе; но в общем собрании да будет у вас одна молитва, одно прошение, один ум, одна надежда в любви и в радости непорочной. Един Иисус Христос, и лучше Его нет ничего. Поэтому все вы составляйте из себя как бы один храм Божий, как бы один жертвенник, как бы одного Иисуса Христа, Который изшел от Единого Отца и в Едином пребывает, и к Нему Единому отошел». До сих пор для историков представляется не вполне ясным процесс происхождения так называемого «монархического епископата», характерного для средневековой церкви. Однако очевидно, что уже в послеапостольские времена существовала определенная церковная иерархия, в которую входили епископы, пресвитеры (священники) и дьяконы. Вероятно, они наследовали апостолам или ставились ими в основываемых общинах. Названия степеней этой иерархии в раннехристианских текстах иногда употреблялись взаимозаменимо, однако само по себе ее наличие не вызывает сомнений.

В II–III вв. появляется новый жанр христианской литературы – апология (в переводе с греческого – защита). Их писали апологеты – представители греко-римской языческой интеллигенции, которые обратились в христианство и принесли на служение новой религии все свое образование и знания. Их главной целью было свидетельство перед римским миром о том, что христиане отнюдь не являются нелояльной государству и опасной частью общества, а их вера не подрывает устои и благоденствие империи. Сами будучи из языческой среди, апологеты могли обращаться к своей аудитории на понятном ей языке. Наиболее известными из них были Иустин Философ (или Мученик), Аристид, Афинагор, Феофил Антиохийский, Минуций Феликс и др. – все обратившиеся язычники. Так, об Афинагоре говорили, что «этот муж проповедовал христианство, сохраняя мантию философа». Можно считать, что именно это поколение людей было первым ощутимым плодом новой религии на европейской (не семитской) почве. Для мироощущения христиан того времени характерно «Послание к Диогнету», написанное на греческом языке неизвестным автором около 200 г. «Ведь христиане, – пишет он, – ни местом жительства, ни языком, ни обычаями не отличаются от прочих людей, поскольку не обитают в отдельных городах, не пользуются никаким отличным от других наречием и не ведут особого образа жизни… Но христиане, населяя города эллинские и варварские, кому как довелось, и следуя обычаям соотечественников в одежде, пище и остальном быту, показывают при этом удивительное и, по общему мнению, необъяснимое устроение своей внутренней жизни: живут на родине, но как иноземцы; участвуют во всем, как граждане, и все терпят, как пришельцы; всякая чужбина им – родина, и всякая родина – чужбина; они женятся, как и все, и детей рожают, но, родив, не бросают… Бранят их, а они благословляют; издеваются над ними, а они почтительны; творят они добро и, как злодеи, казнимы; но радуются они казни, как новой жизни… Короче говоря, что в теле душа, то в мире христиане».

Ко времени легализации новой религии – к началу IV столетия – христианство уже достаточно распространилось во всех слоях общества. Но не стоит все же преувеличивать число его последователей. Судя ко всему, ко времени императора Константина в восточной части империи (будущей Византии) лишь 15 % населения были христианами, а в западной, которая отличалась куда более аграрным характером, и того меньше.

4. Обращение империи

Легализация христианства в Римской империи, а затем и начало превращения его в господствующую религию связано с именем императора Константина. В византийской традиции он будет назван Константином Великим, в первую очередь за два дела: основание Константинополя и легализацию христианства. Однако, прежде чем говорить о Константине, необходимо сказать о его недавнем предшественнике – императоре Диоклетиане, при котором имели место последние к римской истории массовые гонения на христиан.

Император Диоклетиан (284–304) знаменит тем, что ему удалось вывести империю из кризиса, в котором она пребывала фактически весь III в. Значительная часть его деятельности была связана с административным переустройством государства: неэффективность старой системы с одним центром управления гигантским государством уже была очевидна, но при этом разделение страны также не входило в планы императора. В результате Диоклетиан изобрел систему, названную тетрархией («четверовластие»). В каком-то смысле в ней был сокрыт план дальнейшего разделения единой империи на две – Западную и Восточную. Согласно тетрархии было два императора (августа) – главный в Риме и второй – в восточных провинциях (на Балканах). У каждого из них был соправитель (кесарь), который через определенный срок заступал место императора, а тот уходил от дел. Таким образом должно было сохраняться единство государства и правящей элиты, но при этом вводились два (по сути дела, четыре) центра управления и обязательная «ротация кадров». В чистом виде эта система не пережила самого Диоклетиана, однако заложенный в ней принцип разделения страны на Запад и Восток имел большую будущность. Впрочем, Диоклетиан действительно ушел от дел в положенный по его системе срок, а место занял его соправитель – Галерий. Император закончил свою жизнь в поместье в Иллирии (современная Хорватия, близ Дубровника), где последние годы занимался выращиванием капусты.

Поскольку Диоклетиану был свойственен масштабный и системный подход к государственной деятельности, то гонение, разразившееся в последние два года его правления, имело общегосударственный характер. Историки спорят, почему именно в конце своего правления Диоклетиан стал гнать новую религию, тогда как почти двадцать лет он не смущался присутствием христиан, которые существовали почти без всякого страха, так как с начала III столетия столь массовых гонений в Римской империи не происходило. Возможно, сказалось влияние его соправителя Галерия, но вероятно, что это могло быть запланировано заранее как мера по восстановлению законности (христианство – религия запрещенная) и религиозного единства подданных. Акция была начата с разрушения храма в Никомидии – резиденции императора. На следующий день был издан эдикт, подписанный обоими августами и кесарем Галерием, о повсеместном разрушении храмов, изъятии христианских книг и лишении упорствующих в своей вере гражданских прав. Позже был издан указ о заключении в тюрьмы всех членов клира и применении пыток. Еще ни одно римское гонение не отличалось такой последовательностью и жестокостью. «Nomen christianorum deleto – да погибнет имя христиан» – это стало девизом гонений Диоклетиана.

В 305 г. Диоклетиан и второй август Максимиан ушли от дел, однако политика преследований христиан была продолжена до 311 г., и в первую очередь в этом усердствовал Галерий, бывший соправитель Диоклетиана. Удивительно, что с именем этого же человека связан и первый этап легализации христианства. Судя по всему, Галерий не был убежденным язычником, но считал себя прагматиком. В течение многих лет он старался искоренить «имя христиан», но к 311 г. понял, что время единства римской языческой религии прошло. К этому времени Галерий был уже очень болен, и возможно, что он воспринимал свой недуг как месть со стороны «христианского Бога». В 311 г. был издан так называемый эдикт Галерия, который позволял отпавшим во время гонений христианам вновь вернуться к своей религии и исповедовать ее открыто при условии гражданской лояльности. По сути дела, это было придание христианству статуса разрешенной религии. Сам император отнюдь не стал его адептом, но он понял, что времена изменились, а кровавые гонения ни к чему не привели.

Но все же подлинным поворотным моментом стал Миланский эдикт, изданный Константином в 313 г. Поскольку имя Константина стояло и под эдиктом Галерия, то некоторые ученые приписывают именно ему прекращение гонений. В 312 г. Константин боролся за власть с Максенцием. Вопреки всем ожиданиям он смог взять Рим с меньшими силами, нежели те, что были в укрепленном городе у его конкурента. По преданию, Константин перед решающим сражением увидел на небе знак креста с надписью «Сим побеждай». Константин велел войнам начертать его на щитах и одержал победу. Как бы ни относиться к этому рассказу, в войске Константина в самом деле должно было быть много христиан, в отношении которых он проявлял полную веротерпимость. Миланский эдикт 313 г., окончательно позволивший христианам «выйти из подполья», был своего рода благодарностью императора христианам за помощь в одержанной победе. «Итак, мы постановили, руководствуясь здравым и правильным рассуждением, – гласит эдикт 313 г., – принять такое решение, чтобы вообще никого не лишать свободы следовать и держаться соблюдаемой у христиан веры, и чтобы каждому дана была свобода следовать той религии, какую сам считает наилучшею для себя, дабы верховное Божество, почитаемое нами по свободному убеждению, могло проявлять во всем обычную милость и благоволение к нам». При этом христианским общинам возвращалось все имущество, отнятое у них во время недавних гонений. Миланский эдикт во многом действительно повторяет эдикт Галерия, но что в 311 г. милостиво разрешалось, то в 313 г. стало считаться неотъемлемым правом.

В 330 г. император Константин положил основание новой столице империи – Новому Риму, Константинополю. Это было началом разделения империи на Восток и Запад, который предполагался еще реформами Диоклетиана. С созданием новой столицы резиденция императора и вообще центр империи переместился на куда менее разрушенный кризисом Восток. Но важно и то, что Новый Рим строился как христианская столица, хотя языческие культы допускались. Константинополь стал знаком христианской Римской империи – будущей Византии. При всем этом до конца жизни Константин оставался язычником и, более того, верховным понтификом, то есть главным жрецом римской религии. Это не помешало ему созвать первый Вселенский собор христианской церкви, на котором впервые были собраны представители всех христианских общин империи. Собор происходил в Никее в 325 г., и на нем был выработан общий символ веры и осуждено арианство. Впрочем, о Вселенских соборах мы будем говорить ниже, так как они все же являются характерной чертой имперского христианства, объединенного в едином государстве. В конце жизни, почти на смертном одре, император Константин принял крещение от одного из епископов. Этот епископ – великий церковный историк Евсевий Кесарийский – придерживался полуарианского исповедания (то есть был, можно сказать, еретиком), однако, несмотря на это, православная церковь причислила Константина к лику святых в чине равноапостольных. Причиной этого была, должно быть, не столько святость его жизни, сколько та услуга, которую он оказал христианской церкви: при императоре Константине Великом церковь перестала быть гонимой, получила легальный статус, да и сама Римская империя оказалась побеждена новой религией – «идоли бо, Спасе наш, не терпяще Твоея крепости, падоша».

Глава четвертая
Византийская империя: великий кризис VII в

Введение

Хотя Византийская империя пережила Римскую на тысячу лет, она постоянно находилась в борьбе за выживание. Не это ли стало залогом такой жизнеспособности византийцев? В их истории почти нет периодов величественного спокойствия. Напротив, происходило постоянное кипение: войны, перевороты, неудачи, успехи, ереси. Не потому ли византийское искусство отличается таким возвышенным спокойствием, а византийский христианский идеал – стремлением к молчанию и пустыне, что этого было слишком мало в земной истории византийцев? Для империи VII в. (это была эпоха императора Ираклия и его преемников, 610–717 гг.) стал одним из таких бурных периодов, в результате которого государство утратило множество своих территорий, однако сохранилось и переродилось внутренне, превратившись из мировой империи, по сути дела, в национальное государство.

1. Персидское завоевание и реконкиста (610–630 гг.)

Сразу после прихода к власти в 610 г. императора Ираклия – сына Карфагенского экзарха Ираклия – начался последний и, быть может, самый устрашающий этап древнего противостояния двух сверхдержав Античного мира – Рима и Парфии, место которых теперь заняли их преемники – Византия и Сасанидская Персия. Как не раз бывало и раньше – одно из государств (в данном случае Персия) попыталось нарушить сложившийся баланс сил, достигло решительного успеха, но затем потерпело сокрушительное поражение. В результате было восстановлено довоенное status quo. Эта история могла бы повториться еще не один раз, если бы обе сверхдержавы заметили невиданную до того опасность: арабский мир, исповедующий новую религию – ислам. Столкновение с этим миром через несколько лет положило конец персидскому государству и стало причиной серьезных изменений в Византийской империи.

Войны Ираклия с Персией нашли отражение в Коране, создававшемся вскоре после этих событий. «Побеждены Румы в ближайшей земле, – читаем мы в XXX суре, – но они после победы над ними победят через несколько лет». Это описание вполне точно отражает реальные события этой последней византийско-персидской войны. В течение веков спорными территориями между двумя сверхдержавами были прибрежные страны Ближнего Востока – Сирия, Палестина, отчасти Египет, а также северные районы Месопотамии и некоторые области Закавказья. Все эти страны не составляли исторического ядра обеих империй, однако при соседстве сверхдержав они не могли рассчитывать на подлинную самостоятельность. Перемещение границы между империями или сферами влияния внутри этих областей и становилось результатом многовековых войн. При этом ни одно из двух великих государств не было в состоянии провести границу раз и навсегда. По крайней мере, до времени Ираклия, когда уже было слишком поздно… Причиной такого паритета было как объективное сходство «мощностей» двух империй, так и переменчивость настроений достаточно пестрого населения «плодородного полумесяца», как страны этого неспокойного региона называли в древности.

В начале правления Ираклия инициатива начала войны была за персидским шахом Хосровом II Парвезом (590– 628). Учитывая настроения в Византийской империи перед восшествием на престол Ираклия, равно как и насильственный характер его воцарения, надежды шаха на легкую победу казались вполне обоснованными. Персия хотела в новой, удобной для себя ситуации исправить тот перевес, который Византия получила в начале правления Хосрова. Тогда император Маврикий поддержал его по ходу внутриперсидской борьбы за власть, но за это Византия по договору 591 г. перестала платить Персии ежегодную дань, и к тому же Персия отказывалась от восточной Месопотамии с городом Дара и от большей части персидской Армении. Но с тех пор ситуация изменилась: Хосров давно уже укрепился на престоле, а в Византии только что завершилось весьма тяжелое правление императора Фоки. Война началась в первый же год правления Ираклия – в 610 г.

Уже в 610 г. персы захватили Апамею и Эдессу в византийской Сирии. В следующем 611 г. пала Антиохия – главный город византийского востока. Попытка императорской армии нанести поражение персам у стен завоеванной Антиохии в 613 г. не дала результата. Напротив, после этого уже ничто не могло помешать продвижению персов по Ближнему Востоку. К югу от Антиохии Хосров взял Дамаск, на севере – Тарс в малоазийской области Киликия (родной город апостола Павла) и затем изгнал византийцев из Армении. Однако самым болезненным для византийцев, как и для христианского мира вообще, оказался захват персами Палестины и Иерусалима: после трехнедельной осады Иерусалим пал в 614 г.

После взятия и разрушения римлянами Иерусалима в 70 г. н. э. Святой Город больше не переживал подобных катастроф. Он постепенно отстраивался и заселялся, а со времени легализации христианства при императоре Константине в начале IV в. стал обстраиваться замечательными базиликами и монастырями, превращаясь в центр паломничества всех христиан. Иудейская пустыня (или, как ее иначе называли, пустыня Святого Града) стала одним из главных монашеских центров, и в период с IV по VII в. в ней было около 90 больших монастырей, а число монахов достигало нескольких тысяч. Иерусалим не был важным административным или экономическим центром, однако это компенсировалось религиозным значением города: главной святыней для христианского мира являлся Храм Воскресения (он же Храм Гроба Господня), выстроенный в Иерусалиме императором Константином в IV в., а также хранившийся в нем в то время Крест Господень.

В 614 г. вся христианская Палестина и Иерусалим с его святынями подверглись ужасающему персидскому разгрому. Еще на пути к Иерусалиму персами были разрушены почти все монастыри Иудейской пустыни, а многие монахи стали мучениками. И сегодня почти в каждом монастыре этого региона сохраняются мощи монахов, погибших в 614 г. при персидском нашествии. После этого монашеству Святой Земли уже не суждено было возродиться в прежнем количестве и значении. Помимо монастырей персы разрушали города и ирригационные системы, вырубали деревья, что наносило урон всей системе земледелия и положило начало превращению страны в пустыню после многих веков тщательного возделывания. Вскоре это будет только усилено арабским завоеванием.

Иерусалим также подвергся разгрому. Были разрушены христианские храмы, в том числе и Храм Воскресения. Число жертв достигло нескольких десятков тысяч, и в первую очередь это было именно христианское население города. Крест Господень и множество святынь были увезены персами в их столицу Ктесифон, что должно было подчеркивать победу зороастрийской Персии над христианским миром. Это дает возможность предполагать, что для Хосрова вся эта война имела определенный религиозный смысл, что, в свою очередь, придало религиозную окраску предприятиям Ираклия, которые во многом стали прообразом будущих крестовых походов.

Важным в этой войне было и то, что многие группы населения византийского Ближнего Востока приняли сторону персов. В первую очередь это были монофизиты, испытывавшие серьезные притеснения со времен Юстиниана, и евреи, основной религиозный и культурный центр которых находился в то время не в Палестине или Европе, а в Месопотамии, то есть как раз в пределах Персидской империи.

По словам русского византиниста Н. П. Кондакова, «это было бедствие, неслыханное после взятия Иерусалима при Тите и на этот раз непоправимое: для этого города уже не было потом эры, подобной временам Константина, и великолепные сооружения в его стенах, подобно так называемой Омаровой мечети, уже не составят эпохи в истории; отныне город и его здания приходят в упадок, со ступеньки на ступеньку, и самые крестовые походы, изобилующие всякого рода результатами и, пожалуй, всякой добычей для самой Европы, отзовутся только смутой, путаницей и разложением в жизни самого Иерусалима. Персидское нашествие разом снесло наносную, искусственную грекоримскую культуру Палестины, разорило земледелие, обезлюдило города, уничтожило или на время, или навсегда монастыри и лавры, прекратило торговлю. Этим нашествием освободились от прежних уз и страха грабительские племена арабов, и они приготовились к сплочению в будущем и повсеместному наступлению. Отныне период культурного развития страны кончен»11
  Кондаков Н. П. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904. С. 173–174.


[Закрыть].

Из Палестины персидская армия двинулась в Египет. В 619 г. пала Александрия, и весь Египет со своим по преимуществу монофизитским населением оказался в руках персов. Завоевание Египта имело для империи тяжелые экономические последствия, так как эта процветающая провинция в течение многих веков являлась житницей империи, снабжая зерном сам Константинополь. По замечанию Георгия Острогорского: «Можно было подумать, что возрождается древняя империя Ахеменидов, хотя еще совсем недавно казалось, что Юстиниан почти что восстановил древний imperium romanum»22
  Ostrogorsky G. History of the Byzantine State. Oxford, 1980. P. 95.


[Закрыть].

Однако персы не ограничились одним Ближним Востоком. Еще до завоевания Египта, в 615 г., они двинулись в Малую Азию, не встречая серьезного сопротивления еще ранее разгромленной византийской армии. Их войско дошло до самого Босфора и встало около византийской столицы, захватив Халкидон.

Помимо персов, другими серьезными врагами византийцев (а соответственно, союзником персов) были славяне и авары, угрожавшие византийцам с севера. Во главе с аварским ханом они дошли до самого Константинополя, разоряя на своем пути балканские области империи. Во время встречи с ханом в городе Гераклее в июне 617 г. сам император Ираклий чуть не пал жертвой их коварства. Однако от варваров удалось откупиться богатыми дарами, и блокада Константинополя была прорвана с одной из сторон. Оставались персы, но, лишившись союзников в лице аваров и славян, они решили отойти от столицы. Примерно в эти же годы (начало 20-х гг.) на западе вестготы захватили у империи остававшиеся у нее владения в Испании, не сумев добраться лишь до Балеарских островов, на которых под охраной флота сохранилась римская власть.

Оказавшись в столь тяжелой ситуации, Византия в очередной раз смогла выжить и даже вскоре полностью разгромить своего давнего врага – Персидское государство, которое уже было готово праздновать окончательную победу над Новым христианским Римом. Это удалось отчасти из-за разлада между персами и аварами, что помогло спасти столицу, но в первую очередь из-за внутренней перестройки империи, произведенной императором Ираклием на краю гибели государства. А ведь при этом в начале своего нелегкого правления Ираклий всерьез думал о том, чтобы уехать из Константинополя и перенести столицу в родной для него Карфаген, пытаясь превратить северную Африку в основу и центр Римского государства. В то время он удержался от этого благодаря харизматической личности константинопольского патриарха Сергия. История подтвердила правильность этого решения, дав Константинополю и Византийской империи еще восьмивековую историю.

Освобождая Константинополь от осады аваров и славян, с одной стороны, и персов – с другой, византийцы применили свой испытанный способ, у которого и дальше было большое будущее в их истории, – разъединение врагов и подкуп одного из них. На деньги покупались обычно варвары, как произошло в этот раз с аварами. По большому счету это было серьезным успехом византийской дипломатии, столь часто приходившей на помощь византийскому оружию. С персами в данном случае это бы не прошло, особенно учитывая религиозную заинтересованность Хосрова в борьбе с христианской Византией. Но перед тем, как начать «реконкисту» Ближнего Востока, византийцы добились еще одного успеха своей дипломатии и религиозной харизмы: в Константинополе в 619 г. принял крещение болгарский хан Куврат, который позже станет основателем государства Великая Болгария. Болгарские племена, кочевавшие в то время в степях к северу от Черного и Каспийского морей, после дипломатического поражения аваров у стен Константинополя сочли возможным избавиться от зависимости от них. Неудивительно, что в этом они нашли поддержку императора Ираклия. После успешного освобождения от аваров Куврат прибыл во главе болгарского посольства в Константинополь, принял крещение и получил чин патрикия, что вводило его в круг цивилизованных государей, так или иначе находящихся в сфере византийского влияния. Для славянских племен поражение аваров также привело к серьезным последствиям и миграциям, но об этом ниже.