Текст книги "Сладость обольщения"

Они проехали еще с милю, пока лес не расступился и они не очутились на зеленой поляне. Прямо перед ними стоял дом, чудо архитектуры эпохи Тюдоров44
  Тюдоры – королевская династия в Англии в 1485 – 1603 гг.


[Закрыть], – серые каменные стены, островерхая крыша, высокие трубы.

– Это фантастика! – Челси задохнулась от восторга. Широко раскрытыми глазами она оглядела дом и симметрично расположенные по обеим его сторонам яркие цветники за живыми изгородями. А сквозь широкую каменную арку виднелись, как ей показалось, массивные хозяйственные постройки, гаражи и конюшни. – Я никогда не видела ничего красивее.

– Рад, что вам нравится. Не думаю, чтобы пребывание здесь оказалось для вас неприятным, – заметил Куин, останавливая машину перед лестницей, ведущей к дверям. Он убрал руки с руля и откинулся назад, положив одну на спинку ее сиденья. – И я с удовольствием научу вас, как надо отдыхать. Я хочу заняться этим с тех пор, как увидел вас.

Его глаза насмешливо скользили по ее фигуре, а красиво, очерченные губы сложились в дерзкую улыбку, которая возмутила Челси.

Для поездки она оделась в свободную майку бирюзового цвета и белые, плотно облегающие джинсы, поэтому от его проницательности ничто не укрылось. Челси чувствовала, как горит кожа, едва ее касаются его дерзкие взгляды.

Шелковистая прядь темных волос выбилась из ее строгой прически. Куин медленно убрал руку со спинки сиденья и взял в пальцы ароматный завиток. Атмосфера внутри машины вдруг напряглась от странных, невысказанных желаний. Когда же его пальцы коснулись мочки ее уха, ей показалось, будто ее обожгли, и она тихо вскрикнула, сопротивляясь.

Челси сжала зубы, вся подобралась, но удержалась и не сказала ему, чтобы он прекратил эти вольности и не дотрагивался до нее. И все же она догадалась, что, если начнет возмущаться, он сейчас же поймет, что даже его малейшие и ничего не значащие прикосновения волнуют ее. Лучше притвориться хладнокровной – пусть он думает, что ей это безразлично.

Успокойся, говорила себе Челси, пытаясь совладать с сильным сердцебиением, и вдруг увидела спасение в лице старательно нажимавшей на педали велосипедистки. Дрожащим голосом, похожим на карканье, она произнесла:

– Кто-то едет.

– Уезжает. – Куин убрал руку, и Челси успокоилась.

Он громко просигналил, велосипедистка, жилистая женщина лет тридцати пяти, остановилась, помахала ему, велосипед завихлял, она снова взялась за руль и быстро уехала вниз по дороге между деревьями. Тем временем Челси пришла в себя и, выйдя из машины, стояла на солнцепеке, дожидаясь, когда выйдет Куин.

– Миссис Крэнфорт из деревни, – пояснил Куин, пряча в карман ключи, и, проследив за этим жестом, Челси обратила внимание на обтягивающие его фигуру легкие брюки кремового цвета. Он обошел машину, а когда приблизился к ней, Челси подавила в себе внезапное и неприятное ощущение, будто ее пронзил электрический разряд, и изобразила заинтересованность, когда он продолжил:

– Пока ее дети в школе, она приезжает помогать нам: готовит, убирает с половины десятого до четырех, по субботам ее не бывает, а по воскресеньям она занята до середины дня, после ленча уезжает. – Он обнял Челси за плечи, а она снова вздрогнула от этого прикосновения. – Когда я здесь не бываю, она просто вытирает пыль и без конца заваривает чай для старого Джерри Микса, который следит за садом.

Из сказанного следовало, что его мать любит заниматься хозяйством и готовить, когда остается одна, и это Челси понравилось. Ее мать обходилась консервами.

– Привет вам! – Чистый, как звон колокольчика, голос привлек внимание Челси. На террасе распахнулась дубовая резная дверь, и Челси тут же поняла, что ошиблась в своем предположении насчет матери Куина. Если это маленькое изящное создание с седеющими, зачесанными назад, убранными в гладкую прическу волосами и легким, со вкусом положенным макияжем было матерью Куина, с ней явно не вязались клетчатый фартук на объемистой груди, домашний бифштекс и запеканка с почками. – Куин, дорогой! Я жду вас уже целый час.

Умный взгляд янтарных глаз этой миниатюрной женщины задержался на секунду на руке ее сына, обнимающей Челси за плечо. И Челси покраснела при мысли, что мать Куина прекрасно понимает, какую дрожь вызывает у нее эта мужская рука, и немного жалеет девушку. Матерей не обманешь – миссис Райдер хорошо знала, как ее сын обходится с женщинами: использует их, а затем отбрасывает, когда они ему надоедят.

Сама мысль о том, что ее жалеют, ужаснула Челси, и она вызывающе вздернула подбородок. Она не была его женщиной и никогда не будет.

Куин сказал:

– Мы остановились выпить кофе и задержались. Общество было слишком прекрасным, чтобы торопиться.

Рука переместилась с ее плеча на талию, заставляя Челси сделать шаг вперед. Она едва не ударила Куина. Миссис Райдер ведь знала, что помолвка вымышленная, но из его слов и даже интонации можно было заключить, что они не просто соседи по дому!

Теперь он встал за спиной Челси и положил обе руки ей на плечи, и опять ее словно обожгло. Он вел себя так, словно не давал ей убежать, используя ее в своих целях, казавшихся ей подозрительными. Сладким, как мед, голосом, который привел Челси в еще большее замешательство, он произнес:

– Ма, познакомься – это Челси Вайнер. Я тебе про нее рассказывал и хочу, чтобы вы подружились. Познакомьтесь поближе, а я пока принесу вещи.

На мгновение Челси показалось, что руки Куина, сжимая ее плечи, как бы посылают ей какой-то сигнал, но она прекрасно обошлась бы и без этих прикосновений. Он побежал обратно к машине, а его мать сказала:

– Называйте меня Элейн. Проходите. Думаю, вы захотите выпить что-нибудь прохладительное после волнений последних дней.

Челси, хоть и понимала, что реагирует по-детски, была готова отправиться в ад, лишь бы избавиться от волнующего присутствия Куина. Вслед за холеной, изысканной Элейн она вошла в холл.

До сих пор Челси справлялась с любящими пофлиртовать мужчинами, в том числе и с теми, у кого были далеко идущие намерения. Почему же тогда она дрожит, испытывая власть неотразимого очарования Куина? Он ведь ничем не отличается от остальных мужчин.

И хотя язвительный голос у нее внутри возражал против этого, Челси не стала прислушиваться к нему и занялась изучением дома, который сразу вызвал у нее восхищение, начиная с изумительной прихожей, служившей одновременно гостиной и тянувшейся вдоль всего дома. Резная изящная лестница вела наверх в галерею. Теплое летнее солнце проникало через окна с переплетами, оставляя золотые круги на темном дубовом полу и светлые пятна на стенных панелях.

– Это – совершенство, – искренне восторгалась Челси. Ее ультрамодная дорогая квартира не шла ни в какое сравнение с этим домом.

Элейн мягко заметила:

– Куин влюбился в него с первого взгляда. И в этом весь Куин – он так просто не дарит свою привязанность. Но если уж это происходит, то навсегда.

– Дом красивый, – повторила Челси. Атмосфера этого чудесного старого дома действовала на нее умиротворяюще. Ей стало спокойнее впервые с тех пор, как Майлз Робартес попытался шантажом завлечь ее к себе в постель.

Челси решила быть великодушной.

– Вы – счастливая, у вас такой заботливый сын, нашел для вас превосходное жилище.

– Но я не живу здесь, во всяком случае – постоянно, – Элейн немного удивилась. Она стояла у одного из мягких, обитых ситцем кресел возле камина, который украшала фаянсовая ваза с дельфиниумом. – Садитесь, я принесу что-нибудь выпить. – Она отошла, а Челси, блаженствуя, опустилась в удобное кресло, вытянув ноги на прекрасном старинном ковре, таких ковров в комнате было несколько. – Это дом Куина. После смерти отца, когда Куин занял его место в компании, он жил буквально на чемоданах, переезжая из одного кабинета в другой. Но три года назад он решил наконец обосноваться и нашел этот дом, хотя, должна сказать, искал он его долго.

Она протянула Челси высокий бокал с бесцветным искрящимся напитком, льдом и кружочками лимона, затем села в кресло напротив, скрестив изящные ноги в тонких черных чулках.

– У меня квартира в Париже, но время от времени я приезжаю сюда. Куин думает, я хочу присмотреть за ним, – янтарные глаза сощурились, излучая тепло, и Челси это тронуло, – но на самом деле я начинаю стареть. Когда беспокойная парижская жизнь меня утомляет, я удаляюсь сюда набраться сил и просто отдохнуть. – Она едва пригубила питье. Глаза ее блестели над краем бокала. – Но ему я не говорю правды. Я не должна выходить из образа. Если он решит, что его бедная старая мать никуда не годится, его невозможно будет переубедить. Когда у тебя такой самоуверенный, решительный сын, надо любым способом не сдаваться!

– Представляю! – улыбнулась Челси, потягивая водку с тоником. С таким человеком, как Куин, трудно, если вообще возможно, проявить характер.

– А теперь расскажите, что все-таки толкнуло вас на эту удивительную помолвку, – устраиваясь в кресле, с озорной улыбкой попросила Элейн, и Челси стало ясно, от кого унаследовал Куин свое обезоруживающее обаяние. – Он сказал, что это всего лишь трюк и, как все мужчины, не вдавался в подробности. Поэтому расскажите мне все!

И Челси рассказала, как это началось и что произошло потом, заметив, что Элейн подняла свои красивые брови, когда она упомянула имя Сэнди. Вероятно, Куину удалось сохранить в тайне от умной и умудренной опытом родительницы свои отношения с этой безнадежно влюбленной и прилипчивой особой.

Элейн встала, взяла у Челси бокал, чтобы снова наполнить его, а когда отдавала холодный, как лед, бокал, то небрежно, но весело заметила:

– И Куин решил увезти вас подальше. Он еще не привозил сюда ни одной женщины. Мне он сказал, что это место – священное. Кроме членов семьи, знает о существовании этого дома только первый помощник Куина, и то знает лишь номер телефона, по которому можно позвонить в исключительном случае.

– Чтобы газетчики не пронюхали, – глубокомысленно изрекла Челси – она не привыкла к спиртному до ленча и соображала уже туговато, хотя и казалась себе необыкновенно мудрой, – ему пришлось увезти меня. Возможно, он подумал, что я сдамся и признаюсь, что это был обман. И что тогда он станет делать с бедной Сэнди? – Челси наморщила лоб. Но Куин ведь уже направил репортеров по ложному следу, во всяком случае, это сделал его пресс-секретарь.

Элейн сухо заметила:

– Нечего ее жалеть. А у моего сына, надеюсь, хватает здравого смысла понять, что вы-то уж не проболтаетесь, иначе этот отвратительный гном Робартес вам отомстит. А, вот и ты, дорогой. Выпьешь вместе с нами?

Куин носил чемоданы через холл, но Челси нарочно не обращала на него внимания. Разговаривать с Элейн было легко, она все больше нравилась Челси. Куин уселся на подлокотник материнского кресла и одарил Челси своей обворожительной улыбкой, а Челси поймала себя на том, что непринужденно улыбается в ответ, и встрепенулась, когда он сказал:

– Нет, я не буду, ма. Я провожу Челси в ее комнату. Она наверняка хочет умыться перед ленчем.

Он медленно поднялся и протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила. Не такая она дурочка, чтобы на это клюнуть.

– Значит, скоро увидимся. – Элейн взяла со столика журнал. – Не торопитесь. Ленч без горячего, так что еда не остынет.

Челси оставалось лишь последовать за Куином по великолепной лестнице наверх в галерею, куда выходили двери комнат. Как и холл, галерея была обшита деревянными панелями. Ноги утопали в роскошных пушистых коврах.

– Ваша комната – последняя, рядом с моей, – сказал Куин, открывая дверь и пропуская Челси вперед.

Мельком заглянув в полуоткрытую дверь, Челси сразу поняла, что комната великолепна. Но вместо того, чтобы войти, она вскинула голову, недоуменно глядя на него из-под нахмуренных бровей. Глаза ее стали фиолетовыми.

Все случившееся представлялось ей неразрешимой загадкой. Почему он настоял на ее приезде сюда? В конце концов, они едва знакомы. Монкс Нортон, по словам Элейн, – для него священное место, даже его коллеги не знают ничего об этом доме, не говоря уже о женщинах. И он решил проблему с прессой, так что…

Глаза Куина, от которых она не могла оторваться, вдруг загорелись и потемнели. Потом медленно опустились на ее губы. Линия его рта смягчилась, и Челси вдруг поняла, почему она здесь. Хватит себя обманывать – она интересует его как женщина. Она это чувствовала еще до того, как попросила его участвовать в розыгрыше. Чувствовала, но гнала от себя даже мысль об этом, считая, что он флиртует просто по своему обыкновению. Она не обращала внимания на его слова и немые призывы, так как не хотела им верить, а если б поверила, пришлось бы действовать.

Но сейчас от этого некуда было деваться, и Челси по-настоящему испугалась. Ее еле слышный вздох стал словно сигналом к действию – Куин ввел ее в комнату, закрыл дверь, и она очутилась словно в ловушке между ним и дверью. Все произошло так неожиданно и быстро, что она, будто одурманенная, ничего не могла понять. Он касался ее своим телом, прижимаясь к груди и бедрам, и у Челси перехватило дыхание, закружилась голова.

Затем он коснулся губами ее губ, и от этих нежных, осторожных, едва осязаемых прикосновений в ней все перевернулось. Ей казалось, что по ее губам водят легким перышком, а голова была словно в огне, дыхание участилось. Она чувствовала головокружение, внутри же одновременно и пустоту и тяжесть. И как будто по чьему-то приказу, ее губы разомкнулись.

На секунду он застыл, а затем с глухим стоном и с новой силой возобновил натиск, и она оказалась так тесно прижатой к нему, что чувствовала, как в ее груди отдаются мощные удары его сердца. Ее руки сами вдруг обняли его, мозг пронзили огненные вспышки, едва не лишающие ее рассудка. Никогда ничего похожего Челси не испытывала. Даже когда считала себя влюбленной в Роджера. Сейчас же она полностью была во власти этих необыкновенных ощущений и не понимала, что с ней творится. А когда почувствовала медовую сладость его языка, ей уже было все равно.

Куин оторвался от ее рта, и Челси слабо хныкнула в знак протеста, когда он разжал ее руки, обхватившие его шею. Пелена упала у нее с глаз, и она увидела, что он весь светится от удовольствия, а на губах у него играет мягкая улыбка.

– Нам лучше пока остановиться, – хрипло произнес он. – А то мама решит, что мы нашли способ вместо холодного ленча удовлетворить аппетит кое-чем другим. – Он провел пальцем по ее полураскрытым, припухшим губам. – Я жду вас внизу через десять минут.

Челси просто не понимала, что происходит, и поэтому не успела уклониться от его неожиданного и небрежного поцелуя на прощание. Затем он отодвинул ее, оцепеневшую от изумления, вышел и решительно закрыл за собой дверь.

Глава 5

Через десять минут Челси, охваченная тихой яростью, спустилась вниз. Если бы она, кипя от злости, укрылась в комнате и не выходила целый день, он понял бы, какое смятение породил в ее душе. А ей лишь этого не хватало!

Его самолюбие уже и так было польщено – он ведь считает себя подарком для любой женщины и, едва почувствует состояние Челси после поцелуя, тут же сделает следующий шаг. Что касается другой стороны происшедшего, а именно физической, этого ему тоже знать не следует. К счастью, об этом он никак не мог догадаться. Выходит, если она не придаст значения эпизоду в спальне, станет неуязвимой для его дальнейших поползновений.

Ей не следовало соглашаться и приезжать сюда, ругала себя Челси, спустившись вниз и изобразив на лице улыбку при виде Элейн, идущей ей навстречу. Благодарение Богу, что у него такая мать, подумала Челси, изо всех сил стараясь вести себя, как подобает гостье.

– Мы завтракаем в маленькой столовой – там уютнее, чем в большой, и ближе к кухне. – Элейн взяла Челси под руку и провела в конец холла. – Нужно попросить Куина, чтобы он сегодня же показал вам дом, а то вы в нем заблудитесь.

Нет уж, спасибо, пронеслось у Челси в голове, – он поведет меня по спальням. Поэтому она непринужденно, как ей казалось, засмеялась в ответ, но смех прозвучал натянуто:

– Мужчины не умеют этого делать. А вы не сможете показать мне дом, когда у вас будет время?

Ей ответили вопросительным взглядом, но Челси сделала вид, что ничего не заметила, и с подчеркнутым интересом стала рассматривать маленькие акварели на стенах. Об осмотре дома они больше не говорили.

Куин уже был в столовой и открывал бутылку белого вина. Челси покраснела, когда вспомнила, как он поцеловал ее и как она ответила ему поцелуем. Этот кошмар теперь долго будет преследовать ее по ночам. Она отказалась от вина – и так выпитая водка была причиной ее глупой покорности. Другого объяснения случившемуся она не находила.

Челси попыталась хоть что-нибудь съесть, не замечая ни того, где сидит, ни того, что у нее на тарелке. Она чувствовала, что он напротив нее, за столом, лениво наблюдает за ней из-под опущенных век и легкая улыбка таится в уголках его рта. Она ощущала всем своим существом, как он втайне торжествует!

Челси старалась участвовать в общем разговоре, но понимала, что ее замечания в лучшем случае бессмысленны, а возможно, просто глупы. Поэтому она вскочила, как только услышала предложение Элейн:

– Мы выпьем кофе в холле, хорошо? Я сейчас принесу.

– Позвольте мне помочь вам. – Это был крик души – Челси не могла ни секунды провести наедине с Куином.

Элейн с удивлением на нее посмотрела, а Куин сказал:

– Мама сама донесет кофейник. И для большей убедительности взял Челси за запястье, так что ей некуда было деваться. Его пальцы жгли, как клеймо, и, едва Элейн вышла из комнаты, Челси вырвала у него руку, сердито потирая покрасневшую кожу. Она повернулась к нему, и ее раскосые голубые глаза потемнели от гнева.

– Не дотрагивайтесь до меня!

– Вы словно героиня из викторианской мелодрамы.

Его усмешка бесила ее. Ничто не могло ему досадить, вывести из обычного олимпийского спокойствия. Вот только, вспомнила Челси, как она отказалась ехать сюда, а он подумал, что не сможет настоять на своем. Тогда она и увидела другую сторону его сильного характера. Челси не знала, какая из них пугает ее больше, но не собиралась показывать ему свое смущение и боязнь. Поэтому, когда он мягко заметил: «Вы не противились этому час назад», она весьма холодно ответила:

– От неожиданности. – Что было абсолютной правдой. – А не от помрачения ума. – Но это правдой не было.

Затем она гордо удалилась, хотя и была вся напряжена. Нахальный донжуан! Уверен, что может овладеть любой понравившейся ему женщиной. Пусть узнает, что с ней этот номер не пройдет! Ему придется отступить, спрятав свое чрезмерное самолюбие. От этого удара, надеялась Челси, он долго будет приходить в себя и поймет, что спокойная, уравновешенная Челси Вайнер была достойным противником.

И почему-то она не принимала во внимание, что с тех пор, как попросила Куина согласиться на эту помолвку, она не была больше ни спокойной, ни уравновешенной. Она плюхнулась в кресло, схватила журнал и не подняла головы, пока не услышала дребезжания чашек.

– А где Куин? – спросила Элейн у Челси, которая сидела с каменным лицом.

Челси отрицательно покачала головой, слегка улыбнулась и стала наблюдать, как мама этого чудовища аккуратно расставляет тонкие фарфоровые чашечки и наливает кофе из серебряного с чеканкой кофейника.

– Значит, нас только двое. – Элейн передала Челси кувшинчик со сливками. – Сахар, пожалуйста. – И, склонив голову набок, поинтересовалась:

– Вы ведь не поссорились?

– Конечно, нет! – соврала Челси. Интересно, что сказала бы его матушка, если бы узнала, что сынок попытался соблазнить ее, едва они дошли до спальни. Но тут Челси покраснела – вспомнила, что именно Куин вовремя остановился, а она готова была к продолжению. Едва справившись с замешательством, Челси быстро добавила:

– Мы недостаточно хорошо знаем друг друга, чтобы ссориться.

И это была ложь, так как, начиная с вечернего приема «Райдер-Джем», она только тем и занималась, что воевала с ним.

К счастью, Элейн не стала развивать эту тему и заговорила о саде. Челси была рада, когда та предложила показать окрестности, и с удовольствием последовала за хозяйкой, надеясь, что спокойная, неспешная прогулка поможет забыть постыдный эпизод в спальне.

Но спокойной прогулки не получилось. Как только они миновали мощенный булыжником двор и вышли к задней части старого особняка, у Челси перехватило дыхание, и она не могла произнести ни слова.

– Удивительно, правда? – понимающе улыбнулась Элейн. – Никто не остается равнодушным.

У Челси было ощущение, что они находятся на палубе огромного океанского лайнера. За газоном, покрытым ярко-зеленой травой, начинался крутой обрыв, и дальше, насколько хватал глаз, расстилалась лесистая местность. Верхушки деревьев внизу лениво покачивались от летнего ветерка, словно легкие волны на море, уходящие вдаль к голубой линии горизонта.

– Вниз ведут каменистые дорожки, – сказала Элейн, – там речушки, заводи, в которых можно купаться, попадаются и просеки, хотя, глядя отсюда, этого не скажешь. Но спускаться одному нельзя. – За мягкой интонацией слышалось строгое предупреждение.

Элейн обернулась, и лицо ее озарила улыбка.

– Куин! Куда ты исчез?

О Боже! Сделай милость, чтоб он исчез навсегда! Ведь, пока он неслышно не подошел к ч им, Челси немного успокоилась, а теперь снопа напряглась как струна.

Элейн же продолжала, взяв сына под руку:

– Я рассказывала Челси о прудах в лесу, о просеках, где растут колокольчики, но теперь они, конечно, отцвели. Или еще цветут?

– Я слышал, что ты говорила. – Он пропустил мимо ушей ее вопрос насчет колокольчиков.

Челси затылком чувствовала его насмешливый и ласковый взгляд, словно вдруг стала экстрасенсом, но избегала его, так как прекрасно знала, что сатанинский блеск глаз Куина напомнит ей о происшедшем. Она смотрела на покачивающиеся верхушки деревьев, сожалея, что не может быть внизу, подальше от него, и что вообще приехала сюда.

За спиной раздался голос Куина:

– Если Челси хочет искупаться, ма, – а это неплохая мысль, – ты прекрасно знаешь, что на южном дворе отличный бассейн. Это вполне безопасно. Зачем же предлагать ей спускаться вниз? Или ты хочешь избавиться от нее?

Это было сказано с ласковой насмешкой. Челси поняла, как Куин привязан к матери, и невольно улыбнулась, когда Элейн с негодованием прервала его:

– Что ты такое говоришь? Как ты мог даже подумать об этом! Я просто расхваливала красоты твоих владений.

А Челси подумала: «Значит, ему принадлежат эти просторы? Неудивительно, что он считает себя всемогущим!»

– Почему бы вам с Челси не поплавать, пока я напишу письма, я давно уже собираюсь, – предложила Элейн.

От купанья отвертеться было легко. Челси повернулась и, улыбнувшись одной Элейн, сказала:

– Я не взяла с собой купальник, поэтому придется отказаться.

Она не могла даже представить Куина в одних плавках, ведь только Богу известно, что он себе позволит, если они очутятся в уединенном бассейне. Но облегчение оттого, что она избежала опасности, было недолгим, он тут же вмешался с коварной улыбкой:

– Уверен, что среди вещей Кэсси найдется что-нибудь подходящее. Элейн живо согласилась:

– Как это я не подумала? – И объяснила Челси:

– Куда бы моя младшая дочь ни уезжала, она вечно оставляет половину своего гардероба, а потом жалуется, что ей нечего надеть. Я пороюсь в вещах, которые она оставила в прошлый раз. Если там окажется купальник, я занесу его к вам в комнату.

– Прекрасно. Спасибо, – заставила себя произнести Челси, с беспокойством глядя на уходящую Элейн.

Если бы можно было придумать какую-нибудь подходящую отговорку и побежать следом за ней! Вот уж чего она совсем не хотела, так это оставаться наедине-с Куином. Но ее усталый мозг был не в силах что-нибудь изобрести.

– Я хочу поговорить с вами. Давайте сядем где-нибудь, хорошо? – предложил Куин.

И слегка обнял ее за плечи. Челси даже подпрыгнула, словно ее ужалили: малейшее прикосновение Куина вызывало болезненную дрожь во всем теле. В глазах у него промелькнул гнев, но, усмехнувшись, он поднял руки вверх, словно сдаваясь.

– Обещаю без рук! Я просто хочу поговорить.

О чем? – недоумевала Челси, настороженно следуя за ним. Обо всем, что касалось их так называемой помолвки, они уже достаточно говорили. Если же он хочет опять упрекнуть ее за то, что она впутала его в эту историю, то у нее на это есть ответ: она действительно втянула его в свою игру и готова повиниться, хотя и он бы мог решительно сказать: «нет». Ведь его никто не заставлял соглашаться. И потом, именно из-за него вся эта история приобрела широкую огласку. Наконец, разве не получил он замечательную возможность развязаться с этой Сэнди, сгорающей от любви? Пытаясь догадаться, что у него на уме, она шла вслед за ним по зеленому склону, вниз к тихому, пустынному двору, где за красивым цветущим кустарником увидела зелено-синюю воду бассейна.

Похлопав по траве рядом с собой, Куин лег на спину, заложив за голову руки. Солнечные лучи выхватили несколько седых прядей в его коротко подстриженных густых волосах, подчеркнули энергичную линию скул и рта.

Стараясь не смотреть на него, хотя это давалось ей с трудом, Челси опустилась на траву, на почтительном расстоянии от Куина, и положила голову на согнутые колени.

– Тихо, правда? Я люблю это место. Только здесь я по-настоящему отдыхаю и расслабляюсь, – начал Куин.

– Не дурачьте меня, – Челси не удержалась от вызывающего тона. – Вы всегда производили впечатление совершенно беспечного человека, вполне довольного жизнью.

– Внешность обманчива. – Он повернулся, и его взгляд скользнул по ее согнутой, напряженной фигуре. – Руководить «Райдер-Джем», добиваться от всех полной отдачи, поддерживать стабильность – все это не дается даром и требует огромного напряжения, – сдержанно возразил Куин, – но это не значит, что я должен работать на износ, сжав зубы, чтобы только показать, какой я честолюбец. Однако… – Его глаза улыбнулись, и теплая волна вдруг окатила ее с головы до ног. Он мог обворожить кого угодно, и, к несчастью для окружающих, знал это. В волнении Челси уставилась в даль, а он продолжал:

– Я хочу поговорить не о своей, а о вашей работе.

Это ее удивило. Ей казалось, что он предвзято относится к женщинам и думает о них только как о партнершах в постели, не интересуясь их внутренним миром и ожидая от них только утех и наслаждений.

– Что вы хотите узнать?

С этим-то она справится, так как знает свою работу досконально и гордится ею. Куин перевернулся на бок, положив подбородок на руку, а темная рубашка натянулась на его груди. В золотистых глазах появился живой интерес, когда он сказал:

– Все. Как вы начинали и как стали заниматься телевизионной рекламой в «Три А». Это агентство имеет большой вес, значит, вы кое-что смыслите.

– Представьте себе! – Ее темно-голубые глаза смеялись.

И она рассказала ему, как, окончив с отличием школу, поступила на секретарские курсы, потом пошла работать в «Три А» и одновременно посещала вечерний университет, чтобы совершенствовать свои знания, и быстро поднялась по служебной лестнице от секретаря до референта директора телевизионных программ. Как, работая с Майлзом, досконально освоила все тонкости телевизионной коммерческой рекламы, у нее появилась собственная солидная клиентура и как, по сути, стала руководить отделом.

– А остальное вы знаете, – закончила Чел-си, совершенно успокоившись.

Она сидела, по-прежнему поджав под себя ноги, и лениво срывала ромашки.

Куин оперся о локоть и прямо посмотрел на нее.

– Впечатляющий отчет. Я так понимаю, что вы без остатка преданы работе.

Челси слегка кивнула в знак согласия. Карьера – единственное, что она ценит в жизни, и не жалеет об этом. Она сама устроила свою судьбу, а чувства свои спрятала так глубоко, что они как бы перестали существовать. А раз их нет, они не могут причинить ей боль.

Куин задумчиво жевал травинку и, прищурившись, смотрел на Челси.

– Я не понимаю, как вы позволили Робартесу загнать вас в угол. Для женщины у вас вполне трезвый ум. Вы могли бы, минуя Робартеса, обратиться непосредственно к высшему начальству с просьбой о повышении.

«Логично», – с раздражением подумала Челси, ее задело за живое его снисходительное замечание насчет трезвого ума у женщин. Она сдержанно ответила:

– Вы правы. Но вы не знаете главу нашего агентства, иначе вы этого не предложили бы. Он вопросительно поднял свои красиво очерченные брови, и Челси уже более спокойно объяснила:

– Сэр Леонард – типичный женоненавистник. Он считает, что женщины не способны к руководящей работе, тем более – на директорском посту, а ведь я добиваюсь именно директорского поста. И если бы я сама обратилась с просьбой занять место Майлза, он и слушать бы не стал. – Она рассеянно сорвала еще несколько ромашек, добавив их к десятку уже зажатых в ладони. – Но Майлз, как говорят, пользуется доверием сэра Леонарда и знает, что я способна занять его место. Я, естественно, подумала, что его рекомендации плюс мой послужной список окончательно решат дело.

– А он попытался шантажом заставить вас спать с собой. – Куин лежал на спине, закрыв глаза от солнца. – Это еще хуже, чем женоненавистничество.

– Вы же шантажом заставили меня приехать сюда, – напомнила Челси и сорвала еще несколько ромашек. Это как раз тот случай, когда можно сказать: уж кто бы говорил, а ты бы помалкивал. И она не собиралась упускать своего!

– Но я сказал, что вы не пожалеете о проведенном здесь времени, – ответил он, не видя ничего дурного в том, как именно добился своего.

Разумеется, она не будет жалеть, что побывала в этих местах, где покой и вечная красота природы волшебным образом уже подействовали на нее.

Но у Челси появилось нехорошее предчувствие, что привез он ее сюда, чтобы соблазнить, – объяснение, будто надо было удрать от жаждущих сплетен газетчиков, при ближайшем рассмотрении не выдерживало критики, он же сам сбил их со следа сообщением своего пресс-секретаря. И то, что произошло у нее в спальне, когда они на минуту остались наедине, и то, как он смотрел на нее, только усугубляло эти подозрения. Если она позволит обольстить себя, то будет жалеть об этом всю жизнь. Как любовник он, должно быть, неотразим – наверное, многие женщины убедились в этом. Но она не была готова к подобным испытаниям. Челси погрузилась в свои тревожные мысли и не сразу услышала слова Куина. Он сел и, глядя на нее, сказал:

– Но ведь есть другая работа и другие возможности. Вы могли бы сказать Робартесу, что его номер не проходит, и перейти в агентство, где должным образом оценят ваши способности.

Он был серьезен, взгляд его стал вдруг внимательным, и он ждал ее ответа так, словно для него он имел какое-то значение.