Текст книги "Эхо прошлого"

– Меня, меня, меня! – Орри приплясывал вокруг ног отчима, пухлая попка подпрыгивала среди камышей, словно розовый воздушный шарик.

Бобби рассмеялся, подхватил малыша, который визжал, как недорезанный поросенок, и, подержав высоко над головой, бросил низкой дугой над заводью.

Орри шлепнулся в воду с громким всплеском, Джейми, хохоча, поймал его и вытащил на поверхность. У мальчугана был такой ошарашенный вид, что все остальные заухали, как гиббоны. Эйдан и Ролло с криками и лаем плавали вокруг по-собачьи.

Я посмотрела на другой берег и увидела голого Йена: он пробежал вниз по невысокому склону и рыбкой нырнул в заводь, издав громкий боевой клич, который сделал бы честь любому могавку. Звук оборвался, когда Йен почти без брызг исчез в холодной воде.

Я, как и остальные, ждала, что он вот-вот вынырнет, но он не появлялся. Джейми подозрительно огляделся, остерегаясь внезапной атаки, но через секунду Йен с душераздирающим воплем выскочил на поверхность прямо перед Бобби, схватил того за ногу и стащил в воду.

А дальше наступила полная неразбериха с фонтанами беспорядочных брызг, воплями, уханьем и прыжками с камней. Я смотрела на все это и думала, насколько прекрасны обнаженные мужчины. Конечно, в свое время я повидала их достаточно, но, кроме Фрэнка и Джейми, большинство из них были либо больными, либо ранеными, и потому обстоятельства наших встреч исключали всякую возможность неторопливо любоваться красивыми телами.

Пухленький Орри, Эйдан с тонкими и длинными, как у паучка, конечностями, белыми после зимы, и Бобби, сухощавый, с бледным торсом и маленьким, плоским задом – в общем, все Маккаллумы-Хиггинсы занимали меня в той же мере, как если бы я наблюдала за обезьянками в вольере.

Йен и Джейми от них отличались и выглядели скорее как бабуины или мандрилы. Вообще-то, они мало походили друг на друга, разве только ростом, но все же явно были вылеплены из одного теста. Глядя, как Джейми напряг бедра перед тем, как нырнуть в воду с камня над заводью, я легко могла представить, что он готовится напасть на леопарда. Йен, сверкая мокрым телом, растянулся на берегу, подставив теплому солнышку интимные части, но при этом все время был настороже, на случай если появится кто-то незваный. Им с Джейми еще бы пурпурные задницы, и могли бы смело отправляться в африканские вельды, подумала я.

Каждый из них был по-своему прекрасен, но мой взгляд снова и снова возвращался к Джейми. Он был изрядно потрепан жизнью, с ног до головы покрыт шрамами, поджарый и жилистый, впадинки между мышцами с возрастом стали глубже. По бедру змеился толстый рубец от штыковой раны, широкий и уродливый, а шрам поменьше, тонкая белая полоска от укуса гремучей змеи, почти полностью исчез под густой порослью волос на теле, которые уже начали подсыхать и поднимались над поверхностью кожи красновато-золотистым облачком. Серповидный шрам на ребрах после удара палашом тоже зажил, став тоненькой, словно волос, линией.

Джейми наклонился, чтобы взять с камня кусок мыла, и у меня перехватило дыхание. Конечно, его зад не был пурпурным, но, округлый и мускулистый, с восхитительными впадинками по бокам и словно припорошенный красноватым золотом, он выглядел великолепно. А когда я увидела его яички, действительно пурпурные от холода, мне захотелось подкрасться сзади и обхватить их нагретыми от камня ладонями.

Интересно, если бы я на это решилась, смог бы Джейми от испуга перемахнуть через всю заводь одним прыжком?

На самом деле я уже несколько месяцев не видела его голым, ну, или хотя бы достаточно раздетым.

Но теперь… Я запрокинула голову и закрыла глаза под теплым весенним солнцем. Свежевымытые волосы приятно щекотали между лопаток, и я наслаждалась этим ощущением. Снег сошел, погода стояла хорошая, и сама природа призывно манила, полная потаенных мест, где ничто не помешает уединению, разве что случайно забредший скунс.

* * *

Я оставила мокрых мужчин греться на камнях под солнцем и отправилась за своей одеждой, но одеваться не стала. Вместо этого я поспешила к кладовой над ручьем и погрузила корзинку с зеленью в прохладную воду; если бы я отнесла зелень в хижину, Эми тут же схватила бы травы и варила, пока бы они не стали как тряпка. Я свернула платье, корсет и чулки, засунула на полку с сырами и зашагала обратно к ручью.

Плеск и вопли стихли, но с тропы до меня донесся низкий голос, который пел песню. Это Бобби нес Орри, заснувшего после веселого, но утомительного купания. Темноволосый Эйдан, осоловелый от чистоты и тепла, брел рядом с отчимом, качая головой в такт песне.

Бобби пел чудесную гэльскую колыбельную, которой его, должно быть, научила Эми. Интересно, сказала ли она, что означают слова песни?

 
«S’iomadh oidhche fhliuch is thioram
Sìde nan seachd sian
Gheibheadh Griogal dhomhsa creagan
Ris an gabhainn dìon»[25]25
Дождливы ли ночи или ясны,И пусть непогода злится,Грегор отыщет приют средь камней,Чтобы любимой укрыться.

[Закрыть].
 
 
«Òbhan, òbhan òbhan ìri
Òbhan ìri ò!
Òbhan, òbhan òbhan ìri
’S mòr mo mhulad’s mòr»[26]26
Ох, горе мое, горькое горе!Глубокое, словно море!

[Закрыть].
 

Глядя на Бобби с детьми, я улыбнулась, но у меня перехватило горло. Я вспомнила, как прошлым летом Джейми нес Джема домой после купания и как ночью Роджер пел для Мэнди хриплым, надтреснутым голосом, – и все же это была музыка.

Я кивнула Бобби, который улыбнулся и, не прекращая петь, кивнул в ответ. Потом поднял брови и махнул большим пальцем через плечо, видимо, показывая, куда пошел Джейми. Бобби не выказал ни малейшего удивления, увидев меня в одной сорочке и шали; он, несомненно, решил, что я, воодушевившись особенно теплым деньком, тоже направляюсь к ручью помыться.

 
«Eudail mhòir a shluagh an domhain
Dhòirt iad d’ fhuil an dè
’S chuir iad do cheann air stob daraich
Tacan beag bhod chrè»[27]27
Единственный мой, моя любовь,Враги пролили твою кровь,На дубовом колу твоя голова,Рядом тело лежит, остыло едва.

[Закрыть].
 
 
«Òbhan, òbhan òbhan ìri
Òbhan ìri ò!Òbhan, òbhan òbhan ìri
’S mòr mo mhulad’s mòr».
 

Я коротко помахала им рукой и свернула на боковую тропку, которая вела к поляне на горе. Все называли это место «Новым домом», хотя о том, что здесь когда-нибудь поднимется дом, говорил только штабель бревен и множество вбитых в землю колышков с натянутой между ними бечевкой. Они отмечали место и размеры дома, который Джейми собирался построить взамен сгоревшего, – конечно, когда мы вернемся.

Я заметила, что Джейми передвинул колышки. Большая гостиная стала еще просторнее, а рядом с задней комнатой, где я собиралась устроить хирургическую, появилось нечто вроде нароста, скорее всего, отдельная кладовая.

Сам архитектор, совершенно голый, сидел на бревне и обозревал свои владения.

– Меня ждешь? – спросила я, снимая шаль и вешая на ветку неподалеку.

– А то! – Он улыбнулся и почесал грудь. – Я подумал, что тебя наверняка воспламенит вид моей голой задницы. Или это был зад Бобби?

– У Бобби нет задницы. Ты знаешь, что ниже шеи у тебя нет ни одного седого волоска? Интересно, почему?

Он глянул вниз, рассматривая себя, но я сказала чистую правду. В его огненно-рыжей шевелюре серебрилось всего несколько прядей, но борода, которую он отрастил зимой, а несколько дней назад тщательно и с великими муками сбрил, сильно поседела и казалась подернутой инеем. Зато волосы на груди по-прежнему были темно-каштановыми, а те, что росли ниже, – пушистой массой ярко-рыжих.

Джейми опустил взгляд еще ниже и задумчиво почесал буйную растительность.

– Думаю, он прячется, – заметил он и, приподняв бровь, посмотрел на меня. – Хочешь подойти и помочь его отыскать?

Я подошла и послушно опустилась на колени. Потерянное сокровище на самом деле отлично просматривалось, хотя, надо признать, после недавнего купания выглядело поникшим и приобрело довольно интересный бледно-голубой оттенок.

– Что ж, – сказала я после секундного осмотра, – большие дубы растут из крошечных желудей. Ну, мне так говорили.

От тепла моего рта по телу Джейми пробежала дрожь, и я невольно обхватила ладонями его яички.

– Пресвятой боже, – выдохнул он, и его руки легко коснулись моей головы, словно благословляя.

– Что ты сказала? – спросил он мгновением позже.

Я оторвалась от своего занятия, чтобы вздохнуть.

– Я говорю, что нахожу «гусиную кожу» весьма эротичной.

– Гораздо эротичнее то, от чего она появляется, – заверил Джейми. – Сними рубашку, саксоночка. Я почти четыре месяца не видел тебя обнаженной.

– Ну… да, не видел, – согласилась я, чуть помешкав. – И я не уверена, что хочу, чтобы ты смотрел.

Джейми поднял бровь.

– Почему это?

– Потому, что я долгие недели не выходила из дома, не видела толком солнца и почти не двигалась. Сейчас я, наверное, выгляжу, как одна из личинок, что живут под камнями, – жирная, бледная и рыхло-влажная.

– Влажная? – переспросил он, расплываясь в улыбке.

– Рыхло-влажная, – с достоинством ответила я, обхватив себя руками.

Джейми сжал губы, медленно выдохнул и, склонив голову набок, принялся меня разглядывать.

– Мне нравится, когда ты пухленькая, но я прекрасно знаю, что это не так, – сказал он. – Каждую ночь с конца января я обнимаю тебя и чувствую твои ребра. Что касается белизны – так ты всегда была белой, сколько я тебя знаю, меня этим не удивишь. А уж если говорить о влажности…

Он протянул руку и, шевельнув пальцами, поманил меня к себе.

– Думаю, мне это понравится.

Я хмыкнула, все еще неуверенно. Джейми вздохнул.

– Саксоночка, я не видел тебя без одежды целых четыре месяца. Значит, если ты сейчас снимешь рубашку, то будешь самым прекрасным зрелищем из всего, что я видел за эти четыре месяца. Не думаю, что в моем возрасте я вспомню, что было раньше.

Рассмеявшись, я без дальнейших возражений встала и потянула за тесемки на горловине сорочки, потом изогнулась, и она соскользнула, упав у моих ног.

Джейми закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова открыл.

– Я ослеплен, – тихо сказал он, протягивая мне руку.

– Ослеплен, как лучами солнца, которые отражаются от снежной равнины? – спросила я с сомнением в голосе. – Или как если бы ты столкнулся лицом к лицу с Горгоной?

– От взгляда на Горгону превращаешься в камень, а не слепнешь, – назидательно сообщил Джейми. – Хотя, если подумать…

Он потыкал себя указательным пальцем.

– Я еще могу превратиться в камень. Да иди же сюда, ради бога!

Я подошла.

* * *

Заснула я в тепле тела Джейми, и через некоторое время проснулась, уютно закутанная его пледом. Я потянулась и потревожила белку, которая которая рискнула спуститься по ветке над моей головой, чтобы лучше меня рассмотреть. Ей явно не понравилось то, что она увидела, и она возмущенно зацокала.

– Ох, тише! – сказала я, зевнув, и села.

Белка сочла это оскорблением и устроила настоящую истерику, но я не обращала на нее внимания. Как ни странно, Джейми ушел.

Сначала я подумала, что он отошел в лес по нужде, и быстро огляделась, но Джейми нигде не было. Тогда я завернулась в плед и встала на ноги, однако не обнаружила никаких следов Джейми.

Я ничего не слышала, пока спала; наверняка если бы кто-то пришел, я бы проснулась… или Джейми бы меня разбудил. Я прислушалась, но, поскольку белка ускакала по своим делам, услышала только обычные звуки просыпающегося по весне леса: шепот и порывы ветра в свежей листве деревьев, редкий треск падающей ветки, приглушенный стук отскакивающих от земли прошлогодних сосновых шишек и каштанов, далекий зов сойки, пересвист стайки крохотных поползней, искавших, чем бы поживиться в высокой траве, шуршание голодной полевки среди прелой листвы.

Сойка все кричала, вскоре к ней присоединилась еще одна, вторила пронзительно и тревожно. Может, Джейми ушел в ту сторону?

Размотав плед, я надела сорочку и ботинки. Близился вечер. Мы – ну, по крайней мере я – проспали довольно долго. Солнце еще грело, но в тени под деревьями стало прохладно. Я накинула шаль и сунула под мышку свернутый плед Джейми, наверняка пригодится.

Я пошла на зов соек вверх по холму, прочь от поляны. Пара соек гнездилась у Белого ручья, всего лишь пару дней назад я видела, как они вьют гнездо.

Белый ручей находился совсем рядом от места для нового дома, но почему-то именно у этого источника казалось, что вокруг непроходимая глушь. Он брал начало посреди небольшой рощицы, где росли белый ясень и болиголов, а с восточной стороны его закрывал скалистый выступ, изъеденный лишайником. Любая вода создает вокруг себя ощущение жизни, а горные родники несут с собой особое чувство тихой радости, которая поднимается прямо из сердца земли. Белый ручей, названный так из-за огромного белого валуна, который, как страж, стоял над его заводью, дарил нечто большее: чувство непоколебимого спокойствия.

Чем ближе я подходила, тем крепче становилась уверенность, что именно там я и найду Джейми.

– Здесь есть то, что слушает, – однажды сказал он Брианне, как бы невзначай. – Похожие водоемы встречаются в горах Шотландии, там их называют священными. Поговаривают, что возле этих источников живут святые и слушают людские молитвы.

– И какой же святой живет у Белого ручья? – скептически спросила она. – Святой Киллиан?[28]28
  Святой Киллиан – апостол Франконии, шотландец или ирландец. В VII в. пришел в Баварию и был посвящен папой в епископы.


[Закрыть]

– Почему именно он?

– Святой покровитель больных подагрой и ревматизмом, а также маляров.

Джейми рассмеялся и покачал головой.

– Уж не знаю, что обитает в этих водах, но оно намного старше понятия «святой», – заверил он Брианну. – И оно слушает.

Я мягко ступала, приближаясь к ручью. Сойки затихли.

Джейми был там: в одной рубашке сидел на камне у воды. Стало понятно, почему сойки вновь занялись своими делами, – Джейми сидел неподвижно, как и сам белый валун, закрыв глаза и расслабленно положив руки ладонями вверх на колени, словно ждал, когда на него снизойдет благодать.

Увидев его, я сразу остановилась. Однажды я уже видела, как Джейми здесь молился: просил Дугала Маккензи о помощи в битве. Не знаю, с кем теперь говорил Джейми, но у меня не было ни малейшего желания вмешиваться в этот разговор.

Наверное, мне следовало бы удалиться, но я боялась, что могу побеспокоить его нечаянным шумом, а еще мне просто не хотелось уходить. Почти весь источник закрывала тень, но лучи пробивались сквозь деревья и ласкали Джейми. В воздухе висела пыльца, и солнечный свет, казалось, переполняли крупинки золота. Солнечные блики играли на макушке Джейми, на гладком высоком своде его стопы, на остром как клинок носу, на высоких скулах. Он словно родился и вырос здесь, был частью и земли, и камня, и воды, а может, самим духом этого ручья.

Я не чувствовала себя нежданной гостьей. Умиротворенность этого места нежно охватила меня, замедлив сердцебиение.

Может, именно покоя искал здесь Джейми? Впитывал спокойствие горы, чтобы сохранить в памяти и потом обращаться к нему в долгие месяцы (а может, и годы) предстоящего изгнания?

Я бы сохранила.

Свет потускнел, воздух утратил яркость. Джейми наконец пошевелился и приподнял голову.

– Пусть меня будет достаточно, – тихо произнес он.

Я вздрогнула от звука его голоса, но он разговаривал не со мной.

Открыв глаза, он поднялся на ноги – так же бесшумно, как и сидел, – и зашагал вдоль воды, длинные голые ноги легко ступали по ковру из влажных листьев. Выйдя из-за выступа, он увидел меня и, улыбнувшись, потянулся за пледом, который я подала ему без единого слова. Джейми молча сжал мою холодную руку своей большой теплой ладонью, и мы направились к дому, зашагали бок о бок в безмятежном спокойствии окружавших нас гор.

* * *

Через несколько дней Джейми нашел меня, когда я рыскала вдоль берегов ручья в поисках пиявок, которые только-только начали выходить из зимней спячки, голодные и жаждущие крови. Ловить их было легко, я просто залезла в воду и медленно бродила возле берега.

Поначалу мысль о том, чтобы послужить живой приманкой для пиявок, показалась мне отвратительной, но ведь именно так я обычно их и получала: отправляла вброд через ручьи Джейми, Йена, Бобби или кого-нибудь еще из дюжины молодых людей, а потом снимала с них пиявок. А когда привыкнешь к виду этих тварей, постепенно наливающихся кровью, становится уже не так противно.

– Нужно дать им достаточно крови, чтобы подкрепиться, – объяснила я с гримасой отвращения, потому что как раз в эту минуту подсовывала ноготь большого пальца под присоску пиявки, чтобы отсоединить ее. – Но не слишком много, иначе они впадут в сонное состояние и станут совершенно бесполезными.

– Главное – не упустить момент! – согласился Джейми, когда я бросила пиявку в кувшин с водой и ряской. – Как закончишь кормить своих маленьких питомцев, пойдем, я покажу тебе пещеру Испанца.

Идти было далеко – наверное, мили четыре от Риджа, через холодные илистые ручьи, потом вверх по крутым склонам и через расселину в гранитной скале, где у меня возникло чувство, что меня похоронили заживо. Мы вышли из нее и оказались в довольно глухом месте. Там теснились каменные глыбы, которые дикий виноград опутал плотной сетью.

– Мы с Джемом нашли это место, когда охотились, – пояснил Джейми, приподняв полог из листьев и пропуская меня вперед. Виноградные лозы толщиной с мужскую руку, узловатые от старости, змеились по камням, еще не полностью укрыв их ржаво-зелеными листьями. – Это был наш с ним секрет. Мы договорились, что никому не скажем, даже его родителям.

– Даже мне, – сказала я, но не обиделась, услышав, как дрогнул голос Джейми, когда он говорил о внуке.

В пещеру вела расщелина в земле, которую Джейми завалил большим плоским валуном. Напрягшись, Джейми отодвинул камень, и я осторожно заглянула внутрь, чувствуя, как у меня задрожало что-то внутри от тихого свиста воздуха, проходящего через расселину. На поверхности воздух был теплый, и пещера его затягивала, а не выдувала.

Я прекрасно помнила пещеру Абандауи, как она, казалось, дышала вокруг нас, и сейчас мне пришлось собраться с силами, чтобы последовать за Джейми, когда он скрылся под землей. Там обнаружилась грубая деревянная лестница, довольно новая, но я заметила, что она заменяет старую, рассыпавшуюся на части: кое-где полусгнившие деревяшки на ржавых железных штырях по-прежнему торчали из скалы.

До дна было, наверное, не больше десяти или двенадцати футов, но спуск показался бесконечным из-за узкого, похожего на бутылочное горлышко входа в пещеру. Наконец я достигла самого низа и увидела, что здесь пещера расширяется, словно колба.

Джейми нагнулся на один бок: я увидела, как он вытаскивает небольшую бутылку, и почувствовала острый запах скипидара. Джейми захватил с собой факел, пучок сосновых веток; их верхушки он заранее обмакнул в деготь и обмотал тряпкой. Полив тряпку скипидаром, он поднес к ней огниво, которое смастерила для него Бри. Сноп искр осветил сосредоточенное и обветренное лицо Джейми. С третьего удара факел загорелся, огонь охватил ткань и перекинулся на деготь.

Джейми поднял факел и жестом показал на пол сзади меня. Я обернулась и чуть не подскочила от испуга.

Испанец сидел, прислонившись к стене и вытянув костлявые ноги. Голову он свесил на грудь, будто дремал. На черепе еще кое-где торчали клочья тусклых рыжеватых волос, но кожи не было совсем. Впрочем, кисти и стопы тоже практически исчезли – мелкие косточки растащили грызуны. Крупные животные до него не добрались, поэтому туловище и длинные кости уцелели, но на них виднелись многочисленные следы зубов. Ребра торчали сквозь ветхую ткань, которая так вылиняла, что определить ее первоначальный цвет было невозможно.

И действительно, это был испанец. Возле него лежал испанский шлем, порыжелый от ржавчины, железный нагрудник и нож.

– Иисус твою Рузвельт Христос! – прошептала я.

Джейми перекрестился и встал на колени рядом со скелетом.

– Я понятия не имею, сколько времени он уже здесь находится, – так же тихо сказал он. – Мы не нашли у него ничего, кроме доспехов и вот этого.

Он показал на гравий рядом с тазовыми костями. Я наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть вещицу – небольшое распятие, возможно, из серебра, но теперь почерневшее. В нескольких дюймах от него лежал маленький треугольный предмет, тоже черный.

– Четки? – спросила я, и Джейми кивнул.

– Полагаю, он носил их на шее. Видимо, они были деревянные, на веревочке, а когда та сгнила, металлическая часть упала. Вот, смотри. – Джейми осторожно коснулся пальцем крошечного треугольника. – На одной стороне здесь написано «Nr. Sra. Ang». Думаю, это означает «Nuestra Señora de los Angeles» – «Богоматерь ангелов». А на обратной стороне изображена Пресвятая Дева.

Я невольно перекрестилась, почтительно помолчала и спросила:

– Джемми испугался?

– Это я испугался, – сухо ответил Джейми. – Когда я спустился, в пещере было темно, и я чуть не наступил на этого парня. Я подумал, что он живой, и у меня чуть сердце не остановилось.

Он рассказал, что тревожно вскрикнул, и Джем, которого Джейми оставил наверху и строго-настрого велел не сходить с места, тут же полез в проход, на полпути сорвался со сломанной лестницы и упал ногами вперед на деда.

– Я услышал возню, глянул вверх, и как раз вовремя – он свалился с неба и ударил меня в грудь что твое пушечное ядро. – Джейми с печальной улыбкой потер левую сторону груди. – Не посмотри я вверх, он сломал бы мне шею, а сам бы никогда отсюда не выбрался.

А мы бы так никогда и не узнали, что с ними случилось. От этой мысли у меня пересохло в горле, и я сглотнула. И все же… Что-нибудь непредвиденное может произойти в любой день. С каждым из нас.

– Просто удивительно, как это вы ничего себе не сломали, – сказала я, а потом кивнула на скелет: – Как ты думаешь, что случилось с этим джентльменом?

Его родственники так и не узнали.

Джейми покачал головой:

– Понятия не имею. Но врагов он точно не ждал, иначе надел бы доспехи.

– Может, он упал и не смог выбраться?

Я присела на корточки возле скелета и тщательно осмотрела левую большую берцовую кость. Она давно высохла, потрескалась, с одного конца кто-то обглодал ее мелкими острыми зубами, но я заметила нечто, похожее на перелом по типу «зеленой ветки», – неполный перелом, когда кость не ломается полностью, а покрывается трещинами. Впрочем, возможно, кость потрескалась от времени.

Джейми взглянул вверх и пожал плечами:

– Вряд ли. Он был гораздо ниже меня, но, думаю, старая лестница уже была здесь, когда он умер. Ведь если бы кто-то соорудил лестницу позже, то наверняка бы не оставил тут внизу этого джентльмена. А взобраться по лестнице он смог бы и со сломанной ногой.

– Хм. Возможно, он умер от лихорадки. Тогда понятно, зачем он снял шлем и нагрудник.

Лично я бы сняла их при первой же возможности: в зависимости от времени года, наполовину облаченный в металл испанец наверняка либо варился заживо, либо страдал от плесени.

Джейми хмыкнул. Он явно был не согласен с выводом, хотя допускал, что в моих рассуждениях есть резон.

– Думаешь, его убили? – спросила я, посмотрев на Джейми.

Он пожал плечами:

– У него есть доспехи, но нет оружия, кроме ножа, да и то совсем маленького. И, обрати внимание, он правша, а нож лежит слева.

Испанец при жизни точно был правшой: кости правой руки выглядели заметно толще, даже в тусклом свете факела. Может, испанец был мечником?

– В Вест-Индии я знавал многих испанских солдат, саксоночка. У них с лихвой хватало и палашей, и копий, и пистолетов. Если бы этот человек умер от лихорадки, его спутники, конечно, могли бы забрать оружие, но тогда взяли бы и доспехи, и нож. Зачем добру пропадать?

– Допустим, но почему тот, кто его убил – если его убили, – оставил доспехи и нож?

– А зачем кому-то его доспехи? Они никому не нужны, разве только солдатам. А вот нож… Нож не взяли потому, что он был воткнут в тело, – предположил Джейми. – Да и нож так себе, плохонький.

– Логично, – согласилась я и снова сглотнула. – Ладно, отвлечемся от его смерти. Для начала, что, ради всего святого, он делал в горах Северной Каролины?

– Лет пятьдесят или шестьдесят назад испанцы посылали своих разведчиков аж до самой Вирджинии, – сообщил Джейми. – Правда, болота их остановили.

– И неудивительно. Но зачем… вот это все?

Я встала и обвела рукой пещеру и лестницу. Джейми не ответил, но взял меня за запястье и, подняв факел повыше, повернул в противоположную от лестницы сторону. Высоко над головой я увидела в скале небольшую расщелину, чернеющую в свете факела и такую узкую, что туда можно было втиснуться лишь с большим трудом.

– Там есть еще одна пещера, поменьше, – сказал Джейми, кивком показывая вверх. – Когда я поднял Джемми посмотреть, он сказал, что там много следов. Квадратные отпечатки на пыли, как будто там стояли тяжелые ящики.

Теперь я поняла, почему Джейми подумал про пещеру Испанца, когда понадобилось спрятать сокровище.

– Мы перенесем сюда оставшееся золото сегодня вечером, – сказал он, – и завалим вход камнями. А потом оставим сеньора в покое.

Пришлось признать, что эта пещера ничем не хуже других мест упокоения. К тому же присутствие испанского солдата, скорее всего, отобьет охоту к дальнейшим исследованиям у любого, кто наткнется на пещеру, будь то индейцы или переселенцы, подумала я. И те и другие явно испытывали отвращение к призракам. По правде говоря, горцы тоже, и я с любопытством повернулась к Джейми.

– Неужели вы с Джемми не испугались, что он будет вам являться?

– Не, мы прочитали молитву за упокой его души, когда я закрыл вход в пещеру и посыпал вокруг солью.

Я не удержалась от улыбки.

– А ты знаешь молитвы на все случаи жизни, да?

Он едва заметно усмехнулся и потер горящим факелом о сырой гравий, чтобы погасить огонь. Слабый луч света освещал макушку Джейми сверху.

– Всегда есть подходящая молитва, a nighean, даже если это всего лишь «A Dhia, cuidich mi».

Господи, помоги мне.