Текст книги "Эхо прошлого"

Фергус не заметил его недовольства и снова приник к стеклу.

– Nom d’nom… – тихо чертыхнулся он по-французски. В его голосе прозвучала тревога, и Джейми тут же повернулся к окну.

Бичем ушел довольно далеко, но еще не скрылся из виду. Похоже, его что-то остановило, и теперь казалось, что он отплясывает нелепую джигу. Одно это выглядело довольно странно, но еще большую тревогу вызывал Жермен, сын Фергуса, который прыгал на корточках перед Бичемом, похожий на взволнованного лягушонка.

Непонятная суета продолжалась еще несколько секунд, затем прекратилась. Теперь Бичем стоял на одном месте, но возмущенно размахивал руками, пока Жермен, как казалось, ползал перед ним на коленях. Мальчик встал и засунул что-то под рубашку. После недолгого разговора Бичем рассмеялся и протянул Жермену руку. Они обменялись рукопожатиями, коротко поклонились друг другу и разошлись. Жермен зашагал в сторону таверны «Уинбуш», а Бичем продолжил свой путь.

Жермен вошел в таверну, увидел Джейми и Фергуса и с довольным видом уселся на скамью рядом с отцом.

– Я встретил того человека, – без лишних слов сообщил мальчик. – Того, кто ищет папу.

– Да, мы видели, – кивнул Джейми, подняв брови. – Что, черт возьми, ты там делал?

– Ну, я увидел, что он идет, но понял, что он не станет со мной говорить, если я его просто окликну. Вот я и бросил ему под ноги Саймона и Питера.

– Кто… – начал было Джейми, но Жермен уже полез за пазуху.

Не успел Джейми договорить, как мальчуган извлек двух огромных лягушек, одну зеленую, а другую мерзкого желтоватого оттенка. Испуганно выпучив глаза, они прижались друг к дружке на голых досках столешницы.

Фергус влепил сыну оплеуху.

– Убери этих треклятых тварей со стола, пока нас отсюда не вышвырнули! Неудивительно, что ты весь покрыт бородавками, раз возишься с les grenouilles![49]49
  Лягушками (фр.).


[Закрыть]

– Grandmère мне велела, – возразил Жермен, но тем не менее сгреб своих питомцев и снова сунул за пазуху.

– Бабушка велела?

Джейми уже не удивлялся способам лечения, которые предлагала его жена, но этот казался слишком странным, даже по ее меркам.

– Ну да, она сказала, что с бородавкой у меня на локте уже ничего не сделать, разве что натереть дохлой лягушкой и похоронить ее – я имею в виду лягушку! – на перекрестке в полночь.

– Хм, думаю, она, скорее всего, пошутила. Ладно, а что тебе сказал тот француз?

Жермен поднял голову, посмотрел с любопытством, широко раскрыв глаза.

– Да никакой он не француз, Grandpère.

Джейми удивился.

– Не француз? Ты уверен?

– О да. Когда Саймон шлепнулся ему на туфлю, он сильно ругался, но совсем не так, как папа. – Жермен кротко посмотрел на Фергуса, который, похоже, собирался отвесить сыну еще одну оплеуху, но Джейми его удержал. – Он англичанин, даже не сомневайтесь.

– Он ругался по-английски? – спросил Джейми.

Что верно, то верно: французы, когда сквернословят, частенько обращаются к овощам, зачастую смешивая их с упоминанием религиозных святынь. Англичанин же, ругаясь, не затронет святых, таинства или огурцы, но помянет Бога, шлюх и экскременты.

– Да, но я не могу повторить его слова, иначе папа рассердится. У папы очень деликатные уши, – добавил Жермен, хитро поглядывая на Фергуса.

– Прекрати дразнить отца и скажи, что еще говорил тот человек.

– Хорошо, – с готовностью отозвался Жермен. – Когда он увидел, что это всего лишь пара лягушечек, то рассмеялся и спросил, не несу ли я их домой, чтобы съесть на обед. Я сказал: нет, это мои питомцы, и спросил, не ему ли принадлежит вон тот корабль, потому что все так говорят, и это очень красивое судно. Я прикинулся простаком, понимаешь? – объяснил он на случай, если дед не оценил его уловку.

Джейми подавил улыбку.

– Очень умно, – сухо сказал он. – Что еще?

– Он сказал, что нет, корабль не его, им владеет французский вельможа. Конечно, я спросил: «Какой?» А он ответил, что барон Амандин.

Джейми обменялся взглядом с Фергусом, который лишь удивленно пожал плечом.

– Потом я спросил, долго ли он еще здесь пробудет, потому что я хочу привести братишку посмотреть на корабль. Он сказал, что отплывает завтра, с вечерним отливом, и спросил – думаю, что в шутку, – не хочу ли я присоединиться к ним и стать юнгой. Я отказался, сказал, что у моих лягушек морская болезнь, совсем как у моего деда.

Жермен, ухмыльнувшись, посмотрел на деда, а тот смерил его суровым взглядом.

– Твой отец никогда не говорил тебе: «Ne petez pas plus haute que votre cul’»?[50]50
  Не перди выше задницы (фр.). Здесь в значении: «Не прыгай выше головы».


[Закрыть]

– Мама вымоет тебе рот с мылом, если будешь произносить такие слова, – благовоспитанно сообщил ему Жермен. – Хочешь, я обчищу его карманы? Я видел, как он входил в гостиницу на Черри-стрит. Я бы мог…

– Нет, не мог бы, – поспешно вмешался Фергус. – И никогда не говори ничего подобного там, где тебя могут услышать. Твоя мать убьет нас обоих.

Холодок пробежал по шее и спине Джейми. Он торопливо огляделся, чтобы убедиться: никто ничего не слышал.

– Ты что, учил его, как…

Лицо Фергуса приняло слегка плутоватое выражение.

– Я подумал, что жаль терять такие навыки. Это же, можно сказать, семейное достояние! Конечно, я не позволяю ему красть по-настоящему. Мы все возвращаем.

– Так, мы еще поговорим с глазу на глаз, – сказал Джейми, сурово глядя на обоих.

Господи, да если Жермена поймают за воровством… Уж лучше он сам нагонит на них страху, пока они оба не закончили у позорного столба, а то и в петле.

– А как насчет того человека, которого тебе велели найти? – спросил Фергус сына, уводя разговор в сторону, чтобы предотвратить гнев Джейми.

– Я его нашел, – ответил Жермен, кивая на дверь. – Вот он.

* * *

Дилэнси Холл оказался маленьким опрятным человечком с осторожными повадками церковной мыши, подергивающей носиком. Его наружность никак не вязалась с привычным образом контрабандиста, и Джейми подумал, что это, должно быть, весьма ценное качество для данной профессии.

– Поставщик галантерейных товаров, – так осторожно Холл описал свой род занятий. – Я содействую в поиске кораблей для определенных грузов, что, как вы, наверное, догадываетесь, далеко не легкое дело в наши дни.

– Понимаю. – Джейми улыбнулся человечку. – У меня нет груза для отправки, но я надеюсь, что вы, возможно, знаете, как мне помочь. Мы с женой и племянником ищем корабль до Эдинбурга.

Он сунул руку под стол, в спорран. Джейми заранее расплющил молотком несколько золотых шариков и теперь вытащил три неровных диска. Незаметным движением он положил их на колени контрабандисту.

Ни один мускул не дрогнул на лице Холла, но Джейми почувствовал, как он схватил диски, мгновенно взвесил в руке и спрятал в карман.

– Думаю, это можно устроить, – любезно произнес Холл. – Я знаю капитана, который через пару недель покидает Уилмингтон. Полагаю, его можно убедить взять с собой пассажиров, разумеется, за вознаграждение.

Спустя какое-то время Джейми с Фергусом шли к типографии и говорили о том, сможет ли Холл раздобыть корабль. Жермен мечтательно брел впереди и вилял из стороны в сторону, повинуясь причудам своего необычайно изобретательного мозга.

Мозг Джейми тоже напряженно работал. Барон Амандин. Знакомое имя, но Джейми никак не мог вспомнить лицо, которое бы с ним ассоциировалось, или откуда он его знает. Только то, что имя связано с Парижем. Но когда он его слышал? В университетские годы… или позже, когда они с Клэр… да! Джейми вспомнил, что слышал это имя при дворе, но как ни напрягал мозг, тот больше ничего не выдал.

– Хочешь, я поговорю с Бичемом? – вдруг спросил Джейми. – Возможно, мне удастся выяснить, что ему от тебя нужно.

Фергус на миг сжал губы, потом покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Я говорил тебе, что, по слухам, он расспрашивал обо мне в Эдентоне?

– Ты уверен, что именно о тебе? Не то чтобы Северная Каролина кишела Клоделями, но все же…

– Думаю, да, – еле слышно произнес Фергус, краем глаза наблюдая за Жерменом: тот принялся тихонько квакать, явно разговаривая с лягушками за пазухой. – Человек, который рассказал мне об этом, сообщил, что француз знает не только имя, у него есть еще кое-какие сведения. Говорит, что того Клоделя Фрэзера увез из Парижа высокий рыжеволосый шотландец по имени Джеймс Фрэзер. В общем, не нужно тебе с ним встречаться, вот что я думаю.

– Согласен, он непременно обратит внимание, – согласился Джейми. – Только… мы ведь не знаем, какую цель он преследует, дело может оказаться для тебя весьма выгодным. Зачем кому-то во Франции тратить уйму сил и денег, посылая типа вроде Бичема, чтобы тебе навредить, когда вполне достаточно того, что ты живешь за тридевять земель, в Америке? – Он замялся. – Может, барон Амандин какой-нибудь твой родственник?

Сама идея казалась романтической выдумкой, более того, чистейшим вздором, но Джейми не мог придумать ни одной более-менее разумной причины, по которой французский дворянин отправился бы через два континента, чтобы отыскать рожденного в борделе бастарда.

Фергус кивнул, но ответил не сразу. Вместо набитой отрубями перчатки, которую носил по торжественным случаям, он сегодня прицепил крюк и сейчас осторожно почесал им кончик носа, прежде чем заговорить.

– Когда я был маленьким, – наконец сказал Фергус, – то представлял себе, что я незаконнорожденный сын какого-нибудь великого человека. Думаю, все сироты так делают, – бесстрастно добавил он. – Легче выжить, когда веришь, что жизнь не всегда будет такой тяжелой и однажды появится человек, который вернет тебя на твое законное место.

Он пожал плечами.

– А потом я подрос и понял, что это все чушь. Никто меня не спасет. Но потом… – Он повернул голову и ласково улыбнулся Джейми. – Потом я повзрослел и обнаружил, что, в конце концов, все оказалось правдой. Я сын великого человека.

Жесткий и ловкий крюк коснулся руки Джейми.

– А большего мне и не нужно.

Глава 19
Прощальный поцелуй[51]51
  «Прощальный поцелуй» – название стихотворения шотландского поэта Роберта Бернса (1759–1796).


[Закрыть]

Уилмингтон, колония Северная Каролина. 18 апреля 1776 г.

Контора «Уилмингтонского вестника» отыскалась без особого труда. Угли уже остыли, но в воздухе все еще стоял сильный запах гари, такой до боли знакомый. Небрежно одетый джентльмен в фетровой шляпе зачем-то ворошил обугленные доски, но остановился, когда Джейми его позвал, и выбрался с пепелища, высоко поднимая ноги и стараясь не запачкаться.

– Вы владелец газеты, сэр? – спросил Джейми, протягивая руку, чтобы помочь ему перешагнуть через кучу обгоревших книг на пороге. – Сочувствую, если так.

– О нет! – ответил незнакомец, стирая сажу с пальцев большим грязным носовым платком, который он потом передал Джейми. – Газетой заправлял Амос Крупп, печатник. Он исчез, когда подожгли контору. А я – Герберт Лонгфилд, хозяин земли и настоящий владелец этой типографии, – добавил он, горестно глядя на руины. – А вы случайно не приобретаете старье и обломки? У меня есть хорошая груда железа, вон там.

Было ясно, что печатный станок Фергуса и Марсали теперь стал единственным работающим печатным прессом между Чарльстоном и Ньюпортом. Станок «Вестника», искореженный и почерневший, стоял среди развалин. Еще узнаваемый, он годился только в утиль.

– Когда это случилось? – поинтересовалась я.

– Позапрошлой ночью, сразу после полуночи. Все сгорело еще до того, как люди подоспели с ведрами и выстроились в цепочку.

– За печью недосмотрели? – спросил Джейми.

Он наклонился и поднял одну из разбросанных брошюрок. Лонгфилд цинично рассмеялся.

– Да вы, похоже, нездешний! Вы сказали, что ищете Амоса?

Он переводил настороженный взгляд с меня на Джейми и явно не собирался откровенничать с незнакомцами непонятно каких политических взглядов.

– Джеймс Фрэзер, – сказал Джейми и крепко пожал руку Лонгфилду. – Моя жена, Клэр. Так кто это сделал? Сыны Свободы?

Брови Лонгфилда удивленно взлетели.

– Вы точно не местный. – Он невесело улыбнулся. – Амос поддерживал Сыновей. Может, и не был одним из них, но разделял их взгляды. Я просил его соблюдать осторожность и следить за тем, что он пишет или печатает в газете, и в основном он старался. Но сейчас многого не требуется – слушок об измене, и человека изобьют до полусмерти на улице, вываляют в смоле и перьях, сожгут имущество или вообще убьют.

Он в раздумье посмотрел на Джейми.

– Итак, вы незнакомы с Амосом. Могу ли я поинтересоваться, какое у вас к нему дело?

– Я хотел задать вопрос по поводу небольшой заметки, которая была опубликована в «Вестнике». Вы сказали, что Крупп исчез. А вы не знаете, где его найти? Я не причиню ему зла, – добавил Джейми.

Мистер Лонгфилд бросил на меня задумчивый взгляд, судя по всему, прикидывая, может ли человек, склонный к расправам над политическими противниками, привести с собой жену. Я улыбнулась, изо всех сил пытаясь выглядеть мило и респектабельно. Он ответил мне нерешительной улыбкой. Длинная верхняя губа придавала ему сходство с весьма встревоженным верблюдом, а необычное расположение зубов это сходство усиливало.

– Нет, не знаю. – Он повернулся к Джейми с видом человека, который принял решение. – Но у него был деловой партнер, а еще помощник. Может, кто-то из них в курсе того, что вас интересует?

Теперь настала очередь Джейми смерить Лонгфилда оценивающим взглядом. Мгновенно приняв решение, он вручил мне брошюру.

– Вполне возможно. В прошлом году опубликовали маленькую заметку о сгоревшем в горах доме. Я хотел бы знать, кто сообщил о пожаре в газету.

Лонгфилд озадаченно нахмурился и потер длинную верхнюю губу, оставив на ней пятно сажи.

– Сам я этого не помню. Впрочем… Ладно, я скажу вам, сэр. Я собирался встретиться с Джорджем Хамфрисом, партнером Амоса, после того, как посмотрю, что осталось от помещения… – Он оглянулся через плечо, и его лицо скривилось. – Почему бы вам не пойти со мной и не задать свой вопрос?

– Весьма любезно с вашей стороны, сэр.

Джейми поднял бровь, давая мне понять, что мое присутствие для отвода глаз больше не требуется и я могу идти по своим делам. Я пожелала мистеру Лонгфилду доброго дня и отправилась пополнять запасы в местных заведениях.

Дела здесь шли несколько лучше, чем в Нью-Берне. Уилмингтон обладал глубоководной гаванью, и, хотя английская блокада неизбежно влияла на импорт и экспорт, местные суденышки и каботажные пакетботы пока еще заходили в порт. Кроме того, Уилмингтон был гораздо больше и по-прежнему мог похвастаться оживленным рынком на городской площади, где я приятно провела час, приобретая нужные травы и выслушивая местные сплетни. Потом я купила булочку с сыром и спустилась к гавани, чтобы спокойно перекусить.

Я неторопливо прошлась по набережной в надежде увидеть корабль, который отвезет нас в Шотландию, но ни одно из стоявших на якоре суденышек не выглядело достаточно большим и надежным для подобного путешествия. И неудивительно, ведь Дилэнси Холл сказал, что вначале нам придется сесть на небольшое судно, возможно, на его собственный рыболовный кеч, и выйти из гавани, а уже в море встретиться с большим судном.

Я присела на швартовою тумбу, чтобы поесть, и сразу же собрала маленькую стайку заинтересовавшихся моим завтраком чаек, которые слетались ко мне, как растолстевшие снежинки.

– Подумай еще раз, подруга! – сказала я, предостерегающе направив палец на одну особенно упорную особь, которая подбиралась к моим ногам, не сводя глаз с корзинки. – Это мой завтрак!

Я все еще держала полуобгоревшую брошюру, которую мне дал Джейми. Я свирепо махнула книжицей на чаек, которые закружились с тревожными криками, но снова уселись вокруг меня, правда, на более почтительном расстоянии. Их глаза-бусинки сосредоточенно смотрели на булку в моей руке.

– Ха! – сказала я им, на всякий случай спрятала корзину за ноги и откусила хороший кусок от булки, одним глазом следя за чайками. Другим глазом я обозревала гавань. Чуть в стороне на якоре стоял британский военный корабль, и при виде реющего на его носу флага я испытала смешанное чувство гордости и неловкости.

Гордость была подсознательной. Всю свою жизнь я была англичанкой, служила Великобритании в госпиталях и на полях сражений, честно исполняя свой долг, и видела многих своих соотечественников, которые делали то же самое. Флаг передо мной несколько отличался от того, что существовал в мое время, но, определенно, это был тот самый флаг, и, глядя на него, я испытывала то же воодушевление, что и тогда.

Тем не менее я слишком хорошо понимала, какую угрозу теперь несет этот флаг для меня и моих близких. Верхние орудийные порты корабля были открыты, видимо, на нем проходили учения, потому что я увидела катавшиеся взад-вперед пушки, которые одна за другой то высовывали, то втягивали обратно тупые рыла, похожие на головы воинственных сусликов. Накануне в гавани стояло два военных корабля; один ушел… Куда? Выполнял задание или просто кружил у входа в гавань, готовый захватить, расстрелять или потопить любое судно, которое покажется подозрительным?

И по-моему, не было судна более подозрительного, чем то, что принадлежало занимающемуся контрабандой другу мистера Холла.

Я снова вспомнила о таинственном мистере Бичеме. Франция по-прежнему сохраняла нейтралитет; мы были бы в большей безопасности на корабле под французским флагом. По крайней мере, он уберег бы нас от бесчинств британского военного флота. А что касается мотивов самого мистера Бичема… Я неохотно согласилась с желанием Фергуса не иметь ничего общего с этим человеком, но все-таки почему Бичем так сильно интересовался Фергусом?

Еще мне хотелось узнать, не имеет ли он отношение к моим родственникам Бичемам, что вряд ли было возможно. Я помнила, что дядя Лэмб составил примитивную родословную нашей семьи, главным образом для меня, но тогда я не обратила на нее должного внимания. Интересно, куда она делась? Дядя Лэмб вручил картонную папку с аккуратно напечатанной родословной нам с Фрэнком в день свадьбы.

Возможно, я упомяну мистера Бичема в следующем письме к Брианне. У нее остались все наши старые семейные записи: коробки древних налоговых квитанций, коллекция ее собственных школьных работ и художественных проектов… Я улыбнулась, вспомнив глиняного динозавра, которого она слепила в восемь лет: зубастое чудовище, пьяно перекосившееся на один бок. Из его пасти торчало что-то цилиндрическое.

– Это он поедает млекопитающее, – сообщила Брианна.

– А что случилось с ногами млекопитающего? – поинтересовалась я.

– Отвалились, когда динозавр на них наступил.

Воспоминание отвлекло меня, и тут же наглая чайка спикировала вниз и клюнула меня в руку, выбив оставшийся кусок булки на землю, где его мгновенно подхватили галдящие сородичи птицы.

Я чертыхнулась – клюв чайки оставил кровоточащую царапину на тыльной стороне моей ладони, – схватила брошюру и швырнула ее в самую гущу суетящихся птиц. Книжица попала одной из них в голову, и птица перевернулась в сумасшедшем вихре крыльев и страниц, разогнавшем сборище. Выкрикивая чаячьи ругательства, стая разлетелась, не оставив за собой ни крошки.

– Ха! – повторила я с мрачным удовлетворением.

Повинуясь смутному предубеждению против мусора на улице, явно вынесенному из двадцатого века – здесь, конечно, ничего подобного не существовало, – я подобрала брошюрку, которая распалась на несколько частей, и сложила листы неаккуратной стопкой.

Книжица называлась «Исследование милосердия», а подзаголовок гласил: «Размышления о природе Божественного сострадания и его проявлениях в человеческой натуре, а также наставление о его приобретении для совершенствования отдельного индивидуума и всего человечества». Я подумала, что подобные названия вряд ли пользуются большим спросом, и запихнула брошюрку на самое дно корзинки.

У меня вдруг возникла другая мысль. Интересно, найдет ли когда-нибудь Роджер эту брошюрку в архивах? Вполне возможно.

Означает ли это, что мы – или я – должны делать нечто особенное, чтобы удостоиться упоминаний, которые попадут в пресловутые архивы? Учитывая, что в любые времена пресса уделяет больше всего внимания войнам, преступлениям, трагедиям и другим бедствиям, я решила, что лучше не нужно. Несколько раз меня задевала скандальная известность, и каждый раз это было довольно неприятно. Меньше всего мне хотелось, чтобы Роджер нашел сообщение о том, что меня повесили за ограбление банка, казнили за колдовство или заклевали до смерти мстительные чайки.

Нет уж, лучше я просто расскажу Бри о мистере Бичеме и нашей семейной родословной, а если Роджер захочет узнать об этом поподробнее, что ж, ему и карты в руки. Конечно, я никогда не узнаю, нашел ли он мистера Персиваля на том листке, но если так, то Джем и Мэнди будут немного больше знать о своем генеалогическом древе.

И все-таки, где же эта папка? В последний раз я видела ее в кабинете Франка, она лежала на его шкафу для хранения документов. Я отчетливо ее помнила, потому что дядя Лэмб нарисовал на ней нечто причудливое, скорее всего, фамильный герб семьи…

– Прошу прощения, мадам, – учтиво произнес глубокий голос позади меня. – Я увидел, что вы…

Внезапно вырванная из своих воспоминаний, я недоуменно оглянулась, смутно узнавая…

– Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнула я, вскакивая на ноги. – Это вы!

Отпрянув назад, я зацепила ногой корзинку и упала бы в гавань, если бы Том Кристи инстинктивно не схватил меня за руку. Он оттащил меня от края пристани, и я упала ему на грудь. Том отшатнулся, словно я была из раскаленного металла, затем схватил меня в объятия, крепко прижал к груди и поцеловал страстно и самозабвенно. Потом отстранился, вглядываясь в мое лицо, и выдохнул:

– Вы же мертвы!

– Как видите, нет, – сказала я, ошарашенно оправдываясь.

– Прошу… Прошу прощения, – выдавил он, отпуская мои руки. – Я… я… я…

Он побелел, словно призрак, и я даже испугалась, что он сейчас свалится в воду. Вряд ли я сама выглядела намного лучше, но, по крайней мере, твердо держалась на ногах.

– Вам лучше присесть, – сказала я.

– Я… Нет, только не здесь, – резко бросил Том.

Что верно, то верно. На набережной толпились люди, и наше небольшое столкновение уже привлекло внимание. Пара зевак уставились в открытую, подталкивая друг друга локтями, а спешащие по своим делам торговцы, моряки и докеры бросали на нас чуть менее откровенные взгляды. Я понемногу пришла в себя и снова смогла соображать.

– У вас есть комната? Ох нет… туда нельзя, да?

Я слишком хорошо представляла, какие истории разнесутся по городу буквально через минуту после того, как мы покинем доки. А уж если мы направимся в комнату к мистеру Кристи… Сейчас я могла думать о нем только как о «мистере Кристи».

– Таверна, – решительно произнесла я. – Идемте.

* * *

Таверна Саймондса находилась в нескольких минутах ходьбы, и мы дошли до нее в полном молчании. Время от времени я украдкой посматривала на Тома, чтобы убедиться, что он не призрак, и чтобы понять, как у него теперь идут дела.

А дела, похоже, шли неплохо. Он был одет в приличный темно-серый костюм и чистую рубашку – может, не слишком модно (я прикусила губу, представив модного Тома Кристи), но, по крайней мере, не в обноски.

Он выглядел почти так же, как в нашу последнюю встречу. Хотя нет, подумала я. Сейчас он выглядел гораздо лучше. В последний раз, когда я его видела, он был измучен горем, совершенно разбит после трагической гибели дочери и возникших сложностей. А видела я его почти два года назад, на «Крузере», военном британском корабле, где нашел пристанище губернатор Мартин, изгнанный из колонии.

Тогда мистер Кристи заявил, что, во-первых, собирается признаться в убийстве своей дочери, в котором обвинили меня. Во-вторых, он любит меня и, в-третьих, хочет, чтобы его казнили вместо меня. Все это вместе делало его внезапное воскрешение не только удивительным, но и в значительной мере неловким.

К имеющейся неловкости добавлялся вопрос, что Том знал – если вообще знал! – о судьбе своего сына Алана, который и был виновен в смерти Мальвы Кристи. Сопутствующие обстоятельства были не из тех, что хотел бы услышать отец, и меня охватила паника при мысли, что придется все ему рассказать.

Я снова посмотрела на Тома Кристи. Лицо покрыто морщинами, но не изможденное и не встревоженное. Парика нет, жесткие волосы цвета соли с перцем коротко подстрижены, так же как и аккуратная ухоженная борода. Мое лицо горело, и я едва сдержалась, чтобы не потереть ладонью губы, соскабливая это ощущение. Том явно был в замешательстве (впрочем, как и я), но взял себя в руки и с безупречной вежливостью открыл передо мной дверь в таверну. Его выдавало лишь легкое подергивание мышцы под левым глазом.

Мне казалось, что все мое тело тоже подергивается, но Федра, которая работала в таверне, только взглянула на нас с легким интересом и дружелюбно кивнула. И неудивительно, она никогда не встречала Тома Кристи, и хотя, несомненно, слышала о последовавшем за моим арестом скандале, никак не соотнесла с ним сопровождающего меня джентльмена.

Мы нашли столик у окна в обеденном зале и сели.

– Я думала, вы мертвы, – резко сказала я. – Вы говорите, что считали мертвой меня. С чего вы это взяли?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но ему помешала Федра, которая, приятно улыбаясь, подошла к нам.

– Вам что-нибудь принести, мэм? Хотите перекусить? У нас сегодня превосходная ветчина с жареной картошкой, а к ним – специальный горчично-изюмный соус миссис Саймондс.

– Нет, – ответил мистер Кристи. – Я… просто кружку сидра, пожалуйста.

– Виски, – велела я. – И много.

Судя по виду мистера Кристи, его несколько шокировал мой заказ, но Федра только рассмеялась и упорхнула, изяществом движений вызывая сдержанное восхищение большинства посетителей мужского пола.

– Вы не изменились, – заметил он, жадно разглядывая все детали моей внешности. – Я должен был сразу узнать вас по волосам.

В его голосе звучало неодобрение, смешанное с невольным радостным удивлением. Он всегда громко высказывался по поводу моего отказа носить чепец или как-то по-другому укрощать свои волосы. «Буйные», так он их называл.

– Да, должны были, – согласилась я и пригладила эти самые волосы, которые выглядели хуже, чем во время наших прежних встреч. – Вы ведь не узнали меня, пока я не повернулась, да? А почему вы со мной заговорили?

Он поколебался, затем кивнул на мою корзинку, которую я поставила на пол возле стула.

– Я увидел у вас в руках один из моих памфлетов.

– Что? – не поняла я, но, проследив за его взглядом, увидела обугленную по краям брошюру о Божественном сострадании, которая торчала из-под капусты. Я вытащила книжицу и только теперь заметила имя автора: мистер Т. У. Кристи, магистр гуманитарных наук, Университет Эдинбурга.

– А что означает «У»? – поинтересовалась я, положив буклет на стол.

Том моргнул.

– Уоррен, – угрюмо сказал он. – Откуда, во имя всего святого, вы появились?

– Отец всегда утверждал, что нашел меня в огороде под листом капусты, – легкомысленно ответила я. – Или вы спрашивали про сегодня? Тогда из гостиницы «Королевские руки».

Том понемногу приходил в себя после потрясения, и привычное недовольство тем, что я веду себя не так, как подобает женщине, вернуло на его лицо суровое выражение.

– Прекратите дурачиться. Мне сказали, что вы умерли, – произнес он обвиняющим тоном. – Со всей семьей сгорели при пожаре.

Федра, которая принесла напитки, взглянула на меня, удивленно вскинув брови.

– Она не выглядит так, будто ее поджарили, сэр, прошу прощения за то, что вмешиваюсь.

– Благодарю за ценное наблюдение, – сквозь зубы процедил он.

Мы с Федрой обменялись веселыми взглядами, и она вновь ушла, качая головой.

– Кто вам об этом сказал?

– Человек по имени Маккрири.

Должно быть, у меня был озадаченный вид, потому что Том добавил:

– Он из Браунсвилля. Я встретил его здесь – то есть в Уилмингтоне, – в конце января. Он сказал, что недавно спустился с гор, и сообщил о пожаре. Так был пожар или нет?

– Да, был, – медленно произнесла я, прикидывая, рассказать ли ему о пожаре, и если да, то что именно и в каком объеме. Я решила, что расскажу совсем немного, поскольку место слишком людное. – Может, этот мистер Маккрири и дал объявление о пожаре… Хотя нет, он не мог.

По словам Роджера, объявление появилось в 1776 году, почти за год до самого пожара.

– Это я поместил объявление, – сказал Кристи.

Теперь пришла моя очередь недоуменно моргать.

– Что вы сделали? Когда? – Я сделала большой глоток виски, чувствуя, что нуждаюсь в нем больше, чем когда-либо.

– Как только об этом услышал. Или… нет, позже, – поправился он. – Через несколько дней. Я… очень горевал, когда мне сказали, – опустив глаза, добавил Том и отвел от меня взгляд впервые с той минуты, как мы сели за стол.

– Ну, простите, – сказала я, понизив голос и чувствуя себя виноватой, хотя, собственно, почему я должна извиняться за то, что не сгорела…

Том откашлялся.

– Да, хм. Просто, э-э, мне показалось, что нужно хоть что-то сделать. Нечто вроде официального признания вашего… вашей кончины. – Он поднял на меня взгляд серых глаз. – Я не мог смириться с мыслью, что вы… Все вы, – запоздало добавил он, – просто исчезнете с лица земли, и никто официально не отразит… сам факт.

Том глубоко вздохнул и осторожно отпил сидр.

– Даже если бы устроили настоящие похороны, как полагается, мне не стоило возвращаться во Фрэзер Ридж, в любом случае… В общем, я не мог. Вот и подумал, что надо хотя бы оставить запись об этом трагическом происшествии. В конце концов, – добавил он еще тише и снова отводя взгляд, – я не мог положить цветы на вашу могилу.

Виски немного меня подкрепило, но обожгло горло, и я не могла говорить, хотя меня переполняли эмоции. Я протянула руку и коснулась ладони Тома, затем откашлялась, моментально отыскав нейтральную тему.

– Ваша рука, – произнесла я, – как она?

Он удивленно посмотрел на меня, но суровые черты его лица немного смягчились.

– Очень хорошо, благодарю вас. Видите? – Том повернул правую руку, показывая большой зигзагообразный шрам на ладони, вполне заживший, но еще розовый.

– Дайте-ка посмотрю.

Его рука была холодной. Я, как ни в чем не бывало, взяла его ладонь, повернула, сгибая пальцы, чтобы проверить, как они двигаются. Том не солгал, рука зажила и действовала почти нормально.

– Я… я делал упражнения, которые вы посоветовали, – выпалил он. – Я делаю их каждый день.

Я подняла голову и увидела, что Том разглядывает меня со страдальческой серьезностью; его щеки над бородой пылали. До меня вдруг дошло, что тема не такая уж и нейтральная, как я думала. Прежде чем я успела отпустить его руку, он повернул ее, накрыл ладонью мои пальцы и сжал, не очень сильно, но достаточно, чтобы высвободиться сразу не получилось.

– Ваш муж… – Он замолчал. Похоже, до этой минуты мысль о Джейми не приходила ему в голову. – Он тоже жив?