Текст книги "Эхо прошлого"

Не веря своим ушам, Уильям услышал, как Хейл не только назвал свое имя и сообщил о симпатиях к мятежникам, но и признался, что наблюдает за британской армией, а потом серьезно спросил: может, присутствующие видели поблизости красные мундиры?

Подобное безрассудство так сильно потрясло Уильяма, что он выглянул из-за края оконной рамы и увидел, как Роджерс с нарочитой осторожностью оглядел зал, доверительно наклонился к Хейлу и, взяв того за предплечье, сказал:

– Да, сэр, я видел их, точно вам говорю, видел, но вам не мешало бы быть поосторожнее, когда разговариваете в общественном месте. Мало ли кто вас услышит!

– Ерунда, – рассмеялся Хейл. – Я здесь среди друзей. Разве мы только что не пили за генерала Вашингтона и поражение короля?

Слегка протрезвев, Хейл оттолкнул свою шляпу и махнул хозяину таверны, чтобы тот принес еще пива.

– Давайте, выпейте еще, сэр, и расскажите, что вы видели!

Уильяму вдруг захотелось крикнуть: «Да замолчи ты, дурень!» или бросить что-нибудь в Хейла через окно. К сожалению, даже если бы он решился на это, было уже слишком поздно. Уильям вдруг понял, что все еще держит в руке полуобглоданную куриную ножку, и отшвырнул ее прочь. Желудок крутило, в горле ощущался привкус рвоты, хотя кровь все еще кипела от возбуждения.

Хейл продолжал делать еще более сокрушительные признания под одобрительные возгласы и патриотические выкрики людей Роджерса, которые, нужно признать, превосходно играли свои роли. Уильям задавался вопросом, как долго Роджерс будет ломать комедию. Возьмут ли Хейла прямо здесь, в таверне? Вряд ли – некоторые посетители наверняка сочувствовали бунтовщикам и могли вступиться за Хейла, если Роджерс решится арестовать того при всех.

Роджерс, похоже, не спешил. После получаса скучного обмена шутками он вроде кое в чем признался, на что Хейл ответил куда более серьезными откровениями; его впалые щеки разрумянились от пива и волнения, видимо, он считал, что получил очень важные сведения. Ноги Уильяма, ступни, руки, лицо – все онемело, плечи ныли от напряжения. Неподалеку раздался хруст, который и отвлек Уильяма от наблюдений. Он глянул вниз, почувствовав въедливый запах, который незаметно распространился вокруг.

– Господи Иисусе!

Уильям отпрянул, едва не угодив локтем в окно, и шумно ударился о стену таверны. Скунс, которого потревожили как раз в тот момент, когда он наслаждался выброшенной куриной ножкой, мгновенно поднял хвост; белая полоса позволила разглядеть это движение. Уильям застыл.

– Что это было? – спросил кто-то в таверне, и послышался скрип отодвигаемых скамеек.

Не дыша, Уильям осторожно отвел одну ногу в сторону и снова остановился, заметив слабое постукивание и подрагивающую белую полосу. Проклятье – чертова тварь топала передними лапами. Судя по рассказам, это означало, что зверь вот-вот нападет, и так утверждали люди, чье плачевное состояние не оставляло сомнений в том, что их слова основаны на личном опыте.

К двери приближался звук шагов, кто-то шел посмотреть, что происходит. Господи, если обнаружат, что он подслушивает… Уильям стиснул зубы, готовясь самоотверженно скрыться из виду, как велит долг. Только вот что потом? Он не сможет появиться перед Роджерсом и остальными, провоняв скунсом. Но если…

Дверь таверны открылась, прервав его размышления. Уильям инстинктивно рванул за угол. Скунс тоже повиновался инстинкту, однако в последний миг поменял цель, испугавшись открытой двери. Уильям споткнулся о ветку, растянулся во весь рост на куче мусора и услышал позади себя истошный вопль. Ночь превратилась в кошмар.

Уильям захлебнулся от кашля и попытался задержать дыхание, чтобы убраться подальше, но пришлось вдохнуть, и легкие заполнились некоей субстанцией, настолько далекой от понятия «запах», что требовалось совершенно новое описание ощущений. Уильям давился и отплевывался, в слезящихся глазах жгло. Спотыкаясь, он доковылял в темноте до противоположной стороны дороги и оттуда увидел, как рассерженный скунс удирает восвояси, а его жертва рухнула на порог таверны и страдальчески стонет.

Уильям надеялся, что это не Хейл. Даже если не принимать во внимание трудности при аресте и перевозке человека, на которого напал скунс, простая человечность наводила на мысль, что повешенье жертвы станет дополнительным оскорблением.

Это оказался не Хейл. Уильям увидел, как льняная шевелюра сияет в свете факелов среди голов, которые с любопытством высовывались наружу только затем, чтобы поспешно убраться назад.

До него долетели голоса, обсуждающие, как лучше поступить. Все согласились, что нужен уксус, причем в большом количестве. Пострадавший уже достаточно оправился, чтобы отползти в заросли бурьяна, и теперь, судя по доносящимся оттуда звукам, отчаянно блевал. Это, да еще висящая в воздухе вонь привели к тому, что у нескольких джентльменов тоже началась рвота. Уильям и сам почувствовал, как тошнота подступает к горлу, но сдержал позыв, больно ущипнув себя за нос.

Он ужасно замерз, хотя, к счастью, слегка проветрился к тому времени, как друзья несчастного увели его прочь, сопровождая по дороге, словно корову, и стараясь к нему не прикасаться. Таверна опустела – в такой обстановке никому уже не хотелось ни есть, ни пить. Уильям услышал, как тихо выругался хозяин, когда снял горящий у вывески факел и с шипением опустил его в бочку с дождевой водой.

Хейл пожелал всем спокойной ночи – его голос образованного человека отчетливо прозвучал в темноте – и зашагал по дороге к Флашингу, где, похоже, собирался заночевать. Роджерс, которого Уильям узнал по меховой жилетке, выделяющейся даже при свете звезд, задержался у дороги и, пока толпа расходилась, молча собрал своих людей. Уильям рискнул к ним присоединиться, только когда все остальные скрылись из виду.

– Ага, – сказал, увидев его, Роджерс, – теперь все в сборе. Идем.

И они пошли: молчаливая стая, направляющаяся вниз по дороге, преследуя по пятам ни о чем не подозревающую жертву.

* * *

Они заметили пожар еще с моря. Город горел; в основном полыхали районы рядом с проливом Ист-Ривер, но поднялся ветер, и огонь стремительно распространялся. Люди Роджерса взволнованно обсуждали: а не сторонники ли мятежников подожгли город?

– Это вполне могли сделать и пьяные солдаты, – мрачно заметил Роджерс бесстрастным голосом.

Уильяма затошнило, когда он увидел в небе красное зарево. Пленник молчал.

В конце концов они нашли генерала Хау в его загородной штаб-квартире в Бикмэн-хаусе. Глаза генерала покраснели от дыма, недосыпа и скрытой ярости, которую он до поры до времени сдерживал. Хау вызвал Роджерса и пленника в библиотеку, которая служила ему кабинетом, бросил короткий удивленный взгляд на одежду Уильяма и отправил его спать.

В мансарде Фортнэм смотрел из окна на горящий город. Уже ничего нельзя было сделать. Уильям подошел и встал рядом. Он чувствовал себя странно опустошенным и как будто ненастоящим. А еще его знобило, хотя пол под босыми ногами был теплым.

То и дело в небо взмывали фонтаны искр, когда пламя охватывало что-нибудь легковоспламеняющееся, но пожар бушевал слишком далеко, и молодые люди видели только кроваво-красные отблески.

– Знаешь, а ведь обвинят нас, – через некоторое время произнес Фортнэм.

* * *

Густой дым по-прежнему висел в воздухе, хотя время перевалило за полдень.

Уильям не мог отвести взгляд от рук Хейла. Они непроизвольно сжались, когда рядовой их связывал, хотя Хейл, не сопротивляясь, сам завел руки за спину. Сейчас его пальцы переплелись так крепко, что костяшки побелели.

Несомненно, плоть протестует, даже если разум смирился, подумал Уильям. Его собственная плоть противилась даже тому, что он находится здесь: кожа подергивалась, как у лошади, которую замучили мухи, кишки то сводило, то отпускало от ужасного сострадания – рассказывали, что кишечник повешенного опорожняется. Произойдет ли такое с Хейлом? От этой мысли кровь прилила к лицу, и Уильям уставился в землю.

Он услышал голоса и поднял голову. Чуть раньше капитан Мур спросил, не желает ли Хейл сделать какие-либо распоряжения. Хейл кивнул, видимо, он был готов к этому.

Уильям почувствовал, что ему самому надо было подготовиться. Последние два часа Хейл провел в палатке капитана Мура – писал письма родным и близким, в то время как люди, которым велели присутствовать при поспешной казни, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Но Уильям не был готов.

Почему он чувствует себя так странно? Он ведь и раньше видел, как умирают люди, порой ужасной смертью. Но эта предваряющая казнь любезность, эта официальность, эта… непристойная цивилизованность – и полная уверенность, что за всем последует неизбежная и позорная смерть. Преднамеренность. Да, жуткая преднамеренность, вот в чем дело.

– Наконец-то! – пробормотал ему в ухо Клэрвелл. – Пора, черт возьми, заканчивать. Я умираю от голода.

Темнокожему парню по имени Билли Ричмонд, рядовому, которого Уильям немного знал, велели подняться на лестницу, чтобы привязать к дереву веревку. Сейчас он спустился и кивнул офицеру.

Теперь по лестнице поднимался Хейл, его поддерживал старшина. На шее у Хейла была петля из толстой веревки, на вид совсем новой. А разве не говорят, что новые веревки растягиваются? Но лестница вроде высокая…

Хотя день был нежарким, Уильям сильно вспотел и стоял мокрый, как мышь. Нельзя закрывать глаза или отворачиваться, подумал он. Только не перед Клэрвеллом.

Уильям напряг мышцы горла и снова сосредоточился на руках Хейла. Лицо его оставалось спокойным, но пальцы беспомощно дергались, оставляя едва заметные влажные следы на одежде.

Надсадное кряхтение, скрежет металла: лестницу выдернули, и Хейл успел лишь издать ошеломленное «вууф», когда падал. Была ли тому виной новая веревка или что-то еще, но его шея сразу не сломалась.

Хейл отказался от капюшона, и зрителям пришлось минут пятнадцать смотреть на его лицо, пока он не умер. Уильям с трудом подавил ужасное желание нервно рассмеяться при виде вылезших из орбит бледно-голубых глаз и вывалившегося языка. Хейл выглядел удивленным. Каким же удивленным он выглядел!

На казни присутствовала лишь небольшая группа людей. Немного поодаль Уильям увидел капитана Ричардсона, который отрешенно наблюдал за происходящим. Будто почувствовав взгляд, Ричардсон пристально посмотрел на Уильяма. Тот отвел глаза.

Лаллиброх, Октябрь, 1980

Брианна встала рано, задолго до того, как проснулись дети, хотя и знала, что это глупо: с какой бы целью Роджер ни уехал в Оксфорд, добираться туда он будет часа четыре или пять и столько же потратит на обратный путь. Даже если Роджер выехал на рассвете – что вряд ли, так он не успеет сделать то, ради чего туда отправился, – то раньше полудня домой не вернется. Но Брианна спала очень беспокойно: ей снился монотонный и безысходно неприятный сон, в котором она видела прилив, слышала его рокот, волна за волной, волна за волной… Бри проснулась с первым лучом солнца, чувствуя, что ее подташнивает и у нее кружится голова.

На какую-то кошмарную долю секунды ей пришло в голову, что, возможно, она забеременела, но стоило сесть в кровати, как все сразу пришло в норму. Ни намека на то ужасное ощущение, которое Бри всегда испытывала на раннем сроке беременности, – словно попадаешь в зазеркалье. Бри осторожно поставила на пол одну ногу, и мир – и желудок тоже! – не дрогнули. Что ж, прекрасно.

Тем не менее чувство смутной тревоги не покидало ее все утро – то ли из-за неприятного сна, то ли из-за того, что Роджер уехал, то ли из-за призрака беременности, – и потому повседневными делами Брианна занималась рассеянно.

Уже ближе к полудню она разбирала носки, когда вдруг поняла, что стало слишком тихо. Настолько тихо, что на затылке зашевелились волосы.

– Джем! – позвала она. – Мэнди!

Абсолютная тишина. Брианна вышла из прачечной, надеясь услышать наверху привычные вопли, стук и бряцанье, но оттуда не доносилось ни топота маленьких ножек, ни грохота опрокинутых кубиков, ни пронзительных криков – непременного сопровождения братско-сестринских войн.

– Джем! – крикнула Бри. – Ты где?

Молчание в ответ. В последний раз нечто в этом роде случилось пару дней назад, когда она обнаружила на дне ванны свой будильник, аккуратно разобранный на составные части, а оба ребенка с неестественно невинным видом играли в дальнем углу сада.

– Я этого не делал, – благонравно сообщил Джем, когда его приволокли в дом и предъявили улики. – А Мэнди слишком маленькая!

– Исем аинькая, – согласилась Мэнди, так яростно кивая копной черных кудрей, что они закрывали ее мордашку.

– Не думаю, что это сделал папа, – сказала Бри, строго поднимая бровь. – И я уверена, Энни Мак тоже ни при чем. Как видишь, осталось не слишком много подозреваемых.

– Падазиваемых, падазиваемых, – радостно повторила Мэнди, завороженная новым словом.

Джем сокрушенно покачал головой, глядя на рассыпанные шестеренки и отломанные стрелки.

– Наверное, у нас завелись пискис[53]53
  Пискис, пикси (Piskies, Pixies) – небольшие создания из английской мифологии, считаются разновидностью эльфов или фей.


[Закрыть], мама.

– Писькись, писькись, – защебетала Мэнди, задирая юбочку выше головы и стягивая отделанные рюшами трусики. – Надо идти писькись, мама!

В разгар возникших после этого заявления неотложных дел Джем мастерски исчез и не показывался до самого ужина, а к этому времени «дело о будильнике» забылось за обычным бурным течением повседневных событий. О нем вспомнили, только когда уже ложились спать и Роджер обнаружил, что будильника нет.

– Джем обычно никогда не врет, – задумчиво сказал Роджер, глядя на маленькую керамическую чашку, где лежали останки часов.

Брианна, которая расчесывала перед сном волосы, бросила на мужа скептический взгляд.

– Ты тоже считаешь, что у нас завелись пикси?

– Пискис, – рассеянно поправил Роджер, пальцем перемешивая горстку шестеренок в чашке.

– Что? Ты хочешь сказать, что здесь их вправду называют «пискис»? Я думала, Джем просто оговорился.

– Вообще-то, нет: «пискис» – корнуоллское слово; но в западных графствах их называют пикси.

– А как их называют в Шотландии?

– Ну, у нас пискис не водятся. В Шотландии полно своих волшебных народцев, – сказал Роджер, набирая горсть деталей будильника и ссыпая их с мелодичным позвякиванием обратно в чашку. – Но шотландцы склонны к более мрачным проявлениям сверхъестественного: водяные лошади – келпи, банши, Синяя ведьма и Нукелави. Пикси несколько легкомысленны для Шотландии. Впрочем, у нас есть брауни, – добавил Роджер, забирая у Бри щетку для волос. – Только они больше по хозяйству помогают, а не озорничают, как пикси. Ты сможешь заново собрать будильник?

– Конечно… если только пискис не потеряли какие-нибудь детали. А что это за чудо такое, Нукелави?

– Существо с Оркнейских островов. Но, поверь, лучше не слушать о нем на ночь глядя, – уверил он и ласково подул ей в шею, чуть ниже мочки уха.

От воспоминания о том, что произошло дальше, у Брианны приятно заныло внутри, и все подозрения об очередной шалости детей на миг исчезли, но ощущение прошло, сменившись нарастающей тревогой.

Ни Джема, ни Мэнди в доме не было. Энни Макдональд по субботам не приходила, а кухня… На первый взгляд она казалась нетронутой, но Бри хорошо знала, на что способен Джем.

Так и есть – из верхнего шкафчика пропали пачка шоколадного печенья и бутылка лимонада, хотя все остальное было в идеальном порядке. Сам же шкафчик висел футах в шести над полом. Похоже, у Джема есть все навыки, чтобы стать вором-домушником, подумала Бри. Ладно, по крайней мере, без занятия он не останется, если в один прекрасный день его выгонят из школы после того, как он расскажет одноклассникам что-нибудь особенно пикантное из случившегося в восемнадцатом веке.

Пропавшая еда немного рассеяла тревогу Бри. Если дети решили устроить пикник, значит, они на улице и, хотя могут быть где угодно в пределах полумили от дома – дальше Мэнди уйти не сможет, – скорее всего, просто сидят неподалеку и едят печенье.

Стоял прекрасный осенний день, и Бри обрадовалась возможности выйти на свежий воздух, навстречу солнцу и ветру, даже несмотря на то, что нужно было отыскать маленьких разбойников. Носки подождут. И перекопка грядок тоже. И разговор с водопроводчиком о водонагревательной колонке в верхней ванной. И…

«Не имеет значения, сколько ты работаешь на ферме. Дел всегда больше, чем ты успеваешь выполнить. Удивляюсь, как еще само место не взвилось над моей головой и не поглотило меня, как кит Иону».

Она словно услышала полный сердитого смирения голос отца, столкнувшегося с очередной неожиданно возникшей работой по хозяйству. Улыбнувшись, Бри повернулась к нему и тут же застыла, осознав, что его здесь нет. Ее захлестнула тоска.

– Ох, па, – тихо сказала Бри и пошла дальше, замедлив шаг.

Она вдруг увидела в большом полуразрушенном доме не тяжкое бремя постоянных хлопот, а живой организм, Лаллиброх, частью которого были и до сих пор оставались те, с кем ее связывали кровные узы.

Фрэзеры и Мюрреи поливали потом, кровью и слезами эту землю и постройки, вплетая в них свои жизни. Дядя Йен, тетя Дженни… целый рой кузенов и кузин, которых она знала так недолго. Йен-младший. Все они давно умерли… Но, как ни странно, не исчезли.

– Нет, не исчезли, – произнесла вслух Бри, и на душе стало легче.

Бри дошла до задней калитки огорода, остановилась и посмотрела на холм, где стояла старинная башня, брох, которая и дала название поместью. На том же склоне расположилось кладбище; большинство надгробий так сильно обветшали, что надписи и даты почти стерлись и их было невозможно прочитать, да и сами камни почти скрылись под ползучим дроком и душистым ракитником. И посреди мазков серого, черно-зеленого и ярко-желтого виднелись два маленьких пятнышка – красное и синее.

Тропинка сильно заросла; плети ежевики цеплялись за джинсы Брианны. Подойдя ближе, она увидела, что дети на четвереньках следуют за цепочкой муравьев, которые, в свою очередь, ползут по дорожке из крошек печенья, выложенных так, чтобы провести муравьев через полосу препятствий из прутиков и камешков.

– Мама, смотри!

Джем едва взглянул на нее, увлеченный зрелищем. Он показал вниз, на вкопанную в грязь старую чайную чашку с водой. В ней барахтался черный комок из муравьев, которые соблазнились крошками.

– Джем! Это жестоко! Нельзя топить муравьев… если только они не в доме, – добавила Брианна, живо вспомнив недавнее нашествие насекомых в кладовке.

– Они не тонут, мам. Смотри… Видишь, что они делают?

Брианна присела рядом, всмотрелась и действительно увидела, что насекомые не тонут. Отдельные, оторвавшиеся от массы муравьи изо всех сил старались подобраться к центру, где множество их собратьев сцепились вместе, образовав шарик, который плыл, почти не тревожа поверхность воды. Муравьи в шаре медленно шевелились, постоянно меняясь местами. Хотя несколько насекомых по краям и не двигались – возможно умерли, – большей части, которую поддерживали тела товарищей, смерть определенно не грозила. А сама масса медленно, но верно приближалась к краю чашки, подталкиваемая движениями составляющих ее муравьев.

– Вот это да! – потрясенно произнесла Брианна и еще некоторое время сидела рядом с сыном, наблюдая за муравьями, после чего велела их помиловать.

Джемми при помощи листочка вытащил из воды муравьиную массу, и, как только они очутились на земле, шар сразу же распался, а насекомые поспешили по своим делам.

– Как ты думаешь, они специально так делают? – спросила она Джема. – Я имею в виду, собираются в комок? Или просто ищут, за что ухватиться?

– Не знаю, – ответил он, пожав плечами. – Посмотрю в своей книжке про муравьев, может, там написано.

Брианна собрала остатки пикника, отложив пару кусочков печенья для муравьев: она считала, что те заслужили угощение. Пока Бри и Джем наблюдали за муравьями в чашке, Мэнди поднялась по склону и теперь сидела на корточках под кустом неподалеку и оживленно разговаривала с невидимым собеседником.

– Мэнди хотела поговорить с дедушкой, – сказал Джем обыденным тоном. – Поэтому-то мы и поднялись сюда.

– О? – медленно произнесла Брианна. – А с чего вы взяли, что это место подходит для разговора с дедом?

Джем удивленно взглянул на выветренные, покосившиеся камни кладбища.

– А он разве не здесь?

Брианна вздрогнула. Это была не просто дрожь, которая порой пробегает по спине, а другое, куда более сильное ощущение. Дыхание перехватило, и не только от будничности тона Джема. А вдруг отец и вправду здесь?

– Я… я не знаю, – сказала она. – Думаю, что вполне возможно.

Брианна старалась не думать о том, что родители давно мертвы, но иногда у нее появлялось смутное ощущение, что они похоронены в Северной Каролине или, если война вынудила их покинуть Ридж, где-нибудь в Колониях.

Внезапно она вспомнила о письмах. Отец писал, что собирается вернуться в Шотландию. Джейми Фрэзер – человек упрямый, вполне возможно, что он так и сделал. Неужели он потом не уехал обратно в Америку? И если нет… Значит, мама тоже здесь?

Почти неосознанно Бри пошла наверх, мимо подножия старой башни, между кладбищенских камней. Однажды она приходила сюда с тетей Дженни. Это было на исходе дня, в траве шептался ветерок, а склон холма дышал покоем. Дженни показала Брианне могилу дедушки и бабушки: Брайан и Эллен покоились вместе под одним надгробием. Брианна и сейчас видела его очертания, хотя камень совсем зарос и покрылся мхом, а имена на нем почти полностью стерлись. Рядом с Эллен лежал ее третий сын, умерший вместе с ней. «Роберт», – сказала тогда Дженни. Он умер при родах, но ее отец, Брайан, настоял, чтобы его окрестили, и маленького мертвого братика назвали Робертом.

Теперь Брианна стояла посреди могильных камней – как же их много! На некоторых, более поздних, еще сохранились надписи. Эти надгробия появились в конце девятнадцатого столетия: большей частью Мюрреи, Маклахлены и Маклины.

Более ранние же были слишком изглоданы ветром, и надписи на них уже не читались: сквозь черные пятна лишайника и мягкий мох проглядывали только призраки букв. Рядом с могилой Эллен было маленькое квадратное надгробие Кейтлин Мейзри Мюррей – шестого ребенка Дженни и Йена, который прожил чуть больше одного дня. Дженни тогда показала Брианне камень, а потом ласково погладила буквы и положила возле них желтую розу, сорванную по пути на кладбище. Когда-то здесь стояла небольшая пирамидка из камешков, оставленных теми, кто приходил сюда. Она давным-давно развалилась, но Бри подобрала камешек и положила рядом с маленьким надгробием.

Сбоку стояло еще одно, тоже крошечное, словно для ребенка. Камень не сильно выветрился, но выглядел таким же старым, как соседние. Бри увидела на нем всего два слова и, закрыв глаза, медленно провела пальцами по буквам, ощущая неглубокие изломанные линии. В первой строчке была «Э». Во второй она нащупала «Й» и, может быть, «К».

Интересно, какая шотландская фамилия начинается с «Й»? Есть, конечно, Маккей, но буква не на том месте…

– Ты… э-э… не знаешь, какая из могил может быть дедушкина? – нерешительно спросила Брианна у Джема, почти боясь услышать ответ.

– Нет.

С удивленным видом Джем бросил взгляд туда, куда смотрела Брианна, – на скопление камней. Очевидно, он никак не связывал их с дедом.

– Он просто говорил, что ему бы хотелось, чтобы его похоронили здесь, и если я приду сюда, то должен оставить для него камень. Я так и сделал.

Джейми произнес слово «камень» с отчетливым шотландским акцентом, и Брианне вновь показалось, что она слышит голос отца. На этот раз она слегка улыбнулась.

– Где?

– Там, наверху. Ты же знаешь, ему нравится быть высоко наверху, откуда все видно, – буднично сказал Джем, показывая на вершину холма.

Там, рядом с тенью от башни, виднелось что-то похожее на прерывистую тропку среди зарослей дрока, вереска и обломков скалы. На гребне холма из густых кустов выглядывал огромный валун, на уступе которого возвышалась едва различимая пирамидка из камешков.

– Ты все их принес сегодня?

– Нет, я кладу по одному камню каждый раз, когда прихожу. Ведь так надо делать, да?

В горле встал ком, но Брианна проглотила его и улыбнулась.

– Да, правильно. Я поднимусь и тоже положу камешек.

Мэнди теперь сидела на поваленном могильном камне, раскладывая листья лопуха, исполняющие роль тарелок, вокруг грязной чашки, которую она вытащила из земли и поставила посредине. Увидев, что дочка вежливо и оживленно болтает с гостями на воображаемом чаепитии, Брианна решила пока ее не беспокоить и пошла за Джемом вверх по каменистой тропке, такой крутой, что последнюю часть пути пришлось преодолевать на четвереньках.

Здесь, почти у самой вершины холма, дул сильный ветер, зато не беспокоила мошкара. Взмокшая от пота Бри церемонно положила камешек на пирамидку и ненадолго присела, чтобы полюбоваться видом. Отсюда хорошо просматривался почти весь Лаллиброх и ведущий к шоссе проселок. Брианна взглянула в ту сторону, но там не было никаких признаков ярко-оранжевого «морриса-мини» Роджера. Она вздохнула и отвернулась.

Наверху было хорошо. Тишина, только дыхание прохладного ветра да жужжание пчел, которые усердно трудились в желтых соцветиях дрока. Неудивительно, что отец любил…

– Джем?

Он удобно прислонился к скале и разглядывал холмы вокруг.

– Да?

Бри помедлила.

– Ты… ты же не видишь дедушку, так?

Он бросил на нее озадаченный взгляд голубых глаз.

– Нет. Он умер.

– О, – произнесла Брианна с облегчением, но чуть разочарованно. – Я знаю… Просто любопытно.

– Думаю, может, Мэнди его видит, – сообщил Джем, глядя на сестру – яркое красное пятнышко на фоне пейзажа внизу. – Точно сказать нельзя, ведь маленькие дети болтают с уймой невидимых людей, – снисходительно добавил он. – Бабушка так говорит.

Брианна не понимала, хочет ли она, чтобы Джем говорил о бабушке с дедушкой в настоящем времени или нет. Это выбивало ее из колеи, но ведь Джем сказал, что не видит Джейми. Она не стала спрашивать, видит ли он Клэр. – Бри полагала, что нет, – но сама ощущала присутствие родителей всякий раз, когда Джем или Мэнди о них упоминали. И, конечно, ей хотелось, чтобы дети тоже чувствовали, что Джейми и Клэр рядом.

Брианна с Роджером постарались все им объяснить, если подобное вообще можно объяснить. И, похоже, ее отец поговорил с Джемом с глазу на глаз. Что ж, хорошо, подумала Брианна. Наверняка смешавшиеся в Джейми истовый католицизм и свойственное шотландским горцам обыденное принятие жизни, смерти и всяких невидимых сущностей куда лучше подходили для того, чтобы растолковать, как по одну сторону камней ты можешь быть мертвым, но…

– Он сказал, что присмотрит за нами. Дедушка, – уточнил Джем и повернулся, чтобы взглянуть на нее.

Брианна прикусила язык. Нет, он не читает ее мысли, твердо сказала она себе. В конце концов, они говорили о Джейми, а Джем выбрал именно это место, чтобы чтить его память. Вполне естественно, что он все еще думает о дедушке.

– Конечно, присмотрит, – подтвердила Бри, положила руку на угловатое плечо сына и большим пальцем помассировала выступающие ключицы. Джем захихикал и, вынырнув из-под ее руки, вдруг рванул вниз по тропе, проехав часть пути на попе, что явно не пошло на пользу его джинсам.

Брианна не сразу пошла за сыном, а немного задержалась, чтобы в последний раз оглядеться вокруг. Примерно в четверти мили от того места, где она стояла, на вершине холма виднелась куча камней. Нечто подобное довольно часто встречается в шотландских горах, но это нагромождение отличалось от других. Брианна прищурилась, прикрыв глаза ладонью. Может, она и ошибалась, но чутье инженера подсказывало, что перед ней дело рук человека.

«Может, какое-нибудь укрепление времен железного века?» – подумала она, заинтригованная. Она могла бы поклясться, что в основании груды камни уложены рядами. Похоже на фундамент. В ближайшие дни надо будет подняться туда, чтобы разглядеть получше. Может, завтра, если Роджер… Брианна снова взглянула на дорогу, которая и на этот раз оказалась пустой.

Мэнди уже наскучило играть в чаепитие, и она была готова идти домой. Сжимая одной рукой ладошку дочери, а другой – чашку, Брианна пошла вниз по холму к большому белокаменному дому, свежевымытые окна которого приветливо блестели.

Интересно, кто их помыл, может, Энни? Надо же, а она, Бри, и не заметила, а ведь чтобы вымыть так много окон, наверняка требуется много времени и хлопот. Хотя она столько думала о новой работе – предвкушала и одновременно побаивалась, – что ей определенно было не до уборки. Сердце Бри слегка екнуло при мысли, что в понедельник она вернет на место еще один кусочек той личности, которой когда-то была. Положит еще один камень в фундамент себя нынешней.

– Может, это сделали пискис, – сказала она вслух и рассмеялась.

– Деали писькис, – радостно подхватила Мэнди.

Джем уже почти спустился вниз и теперь нетерпеливо оглядывался, ожидая их.

– Джем, – сказала Брианна, поравнявшись с ним: ей в голову пришла одна идея. – Ты знаешь, кто такой Нукелави?

Глаза Джема стали огромными, он зажал ладонями уши Мэнди. Брианне показалось, что по ее спине пробежало что-то с сотней крошечных ножек.

– Да, – сдавленно выдавил Джем.

– Кто тебе о нем рассказал? – спросила Бри, стараясь говорить спокойно, а сама подумала, что убьет Энни Макдональд.

– Он рассказал, – прошептал Джем.

– Он? – резко перепросила она и схватила Мэнди за руку, когда девочка высвободилась и сердито набросилась на Джема. – Не пинай брата, Мэнди! Кого ты имеешь в виду, Джемми?

Джем зажал губу нижними зубами.

– Его! – выпалил он. – Нукелави!

* * *

«Дом этой твари был в море, но чудище отваживалось выходить на сушу, чтобы пожирать людей. По земле Нукелави передвигался на коне, и был этот конь порой неотличим от его собственного тела. По размерам голова чудища в десять раз превышала человеческую, а морда выдвигалась вперед, как свиное рыло, и зияла огромной разверстой пастью. Вместо кожи тело твари покрывала красная слизистая пленка, под которой виднелись желтые вены, мышцы и сухожилия. Чудище обладало ядовитым дыханием и великой силой, но имелась у него одна слабость – оно не выносило пресную воду. Коня, на котором ездил Нукелави, описывали как существо с одним красным глазом, ртом размером с пасть кита и наростами вроде плавников на передних ногах».

– Мерзость какая!

Брианна отложила книгу, которую позаимствовала из коллекции Роджера о шотландском фольклоре.

– Ты видел одного из них? Наверху возле башни?

Сын переминался с ноги на ногу.

– Ну, он сказал, что он и есть Нукелави и что, если я не уберусь оттуда, он превратится в самого себя. Я не хотел этого видеть и потому убрался.

– Я бы тоже не захотела.

Сердце Брианны стало биться чуть медленнее. Хорошо. Он повстречал человека, а не чудовище. Не то чтобы она и вправду поверила… но сам факт, что кто-то околачивается возле башни, уже достаточно тревожил.