Текст книги "Чужестранка"

Глава 7
Кабинет Дэви Битона

Вернувшись в замок, я с удивлением обнаружила, что у ворот меня ждал один из вооруженных охранников Колума. Он сообщил мне, что Колум будет признателен, если я удостою его визитом.

В кабинете лэрда двойные высокие створки окон были распахнуты, ветер шелестел листвой плененных деревьев, и оттого казалось, что ты на вольном воздухе.

Лэрд сидел за письменным столом и что-то писал, но при моем появлении немедленно встал и поприветствовал меня. Спросил о самочувствии и проводил к клетке с птицами, которые особенно радостно щебетали и перепархивали с ветки на ветку, довольные свежим ветерком из окна.

– Дугал и миссис Фиц твердят в один голос, что вы недурной лекарь, – начал Колум непринужденно, просунув указательный палец в клетку.

Крохотная овсяночка, очевидно, уже знакомая с этим жестом, тотчас вспорхнула и уселась на палец, обхватив его коготками и слегка трепеща крылышками. Он осторожно и нежно погладил птичью головку мозолистым указательным пальцем другой руки. Я удивилась, заметив загрубевшую кожу вокруг ногтя: Колум не напоминал человека, который занимается физическим трудом.

Я пожала плечами в ответ.

– Не надо быть искусным лекарем, чтобы перевязать неглубокую рану.

Он улыбнулся.

– Может, и так, однако необходимо мастерство, чтобы сделать это в кромешной темноте на обочине дороги. Миссис Фиц рассказала мне еще, что вы наложили шину на сломанный палец одному из ее маленьких помощников и что нынче утром перевязали обваренную руку одной из кухарок.

– Тут тоже нет ничего особо трудного, – возразила я, не понимая, к чему он клонит.

Колум махнул рукой одному из слуг, и тот немедленно достал из секретера небольшую чашку с крышкой. Маккензи снял крышку и принялся бросать на пол клетки корм для птиц. Словно крохотные мячики для крикета посыпались с веток на пол клетки – так стремительно пташки слетели вниз, а за ними и овсянка, сидевшая на пальце у хозяина.

– У вас нет родственных связей с кланом Битонов? – спросил Колум. Я вспомнила, что об этом меня уже спрашивала миссис Фиц во время нашей первой встречи.

– Нет. А какое отношение этот клан имеет к медицине?

Колум уставился на меня.

– Как? Вы ничего о них не слышали? В горах Шотландии Битоны известны как лучшие лекари. Многие из них являются странствующими целителями. У нас здесь жил один.

– Жил? А что с ним случилось потом?

– Умер, – спокойно ответил Колум. – Подхватил где-то лихорадку, которая прикончила его за неделю. С тех пор у нас нет лекаря, если не считать миссис Фиц.

– Она лечит умело, – сказала я, тут же вспомнив, как ловко она справилась с травмами Джейми.

Это воспоминание повлекло за собой мысль о том, кто обрек Джейми на наказание, и я ощутила приступ острой неприязни к Колуму. Неприязни – и одновременно потаенного страха. Я напомнила себе, что именно этот человек вершит суд и закон в своем маленьком государстве и выносит приговоры подданным.

Он кивнул, по-прежнему наблюдая за птицами, и вытряхнул остатки зерен, чтобы побаловать прилетевшую позже других серо-голубую птаху.

– О да, – ответил он, – она прекрасная знахарка, но у нее слишком много других дел, ведь на ней все хозяйство замка, она обслуживает всех, в том числе и меня, – заключил он с мягкой улыбкой. – Я подумал вот о чем, – продолжил он, очевидно, воодушевившись моей ответной улыбкой. – Как мне кажется, вам сейчас особенно нечем себя занять, так почему бы вам не взглянуть на то, что осталось после Дэви Битона? Вы могли бы разобраться, насколько полезны его снадобья и прочее.

– Ну… да, я могла бы. Почему бы и нет?

По правде говоря, мне надоело крутиться только между огородом, моей комнатой и кухней. Любопытно взглянуть на то, что покойный мистер Битон считал необходимым для своей профессии.

– Ангус или я можем проводить леди вниз, – почтительно предложил слуга.

– Не беспокойтесь, Джон, – отозвался лэрд, жестом отсылая слугу. – Я сам все покажу миссис Бошан.

Ему было нелегко спускаться по лестнице и, вероятно, больно, однако он явно не желал ничьей помощи, и я ее не предложила.

Кабинет мистера Битона притаился в уединенном уголке замка, спрятанный от посторонних глаз за кухней. За вешней стеной – и довольно близко – находилось только кладбище, где нашел покой бывший хозяин кабинета. Узкая, темная комната могла похвалиться всего лишь одним маленьким окошком под сводчатым потолком; плоский луч солнечного света отделял верхнюю часть комнаты от глубокого сумрака нижней ее части.

Заглянув в мрачную нишу в углу, я увидела высокий шкаф с множеством крошечных ящичков с этикетками, надписанными затейливым почерком. Кувшины, коробочки и бутылочки всех размеров и форм плотно стояли на полках над рабочей поверхностью, на которой покойный Битон, очевидно, имел привычку готовить свои снадобья – судя по пятнам на прилавке и по ступке с остатками какого-то вещества.

Колум вошел в комнату первым. В луче света клубом закружилась поднятая им пыль – словно здесь упал надгробный камень – не меньше. Колум постоял немного, давая глазам привыкнуть к темноте, затем медленно двинулся вперед, глядя по сторонам. Мне подумалось, что он, скорее всего, впервые видит эту комнату.

Глядя, как он хромает, пробираясь по узкому проходу, я сказала:

– Знаете, вам помог бы массаж. Я имею в виду, так можно снять боли.

В его взгляде на мгновение вспыхнул опасный огонек, и я пожалела о своих словах, но он угас столь же быстро, как и возник, и на лице появилось привычное выражение вежливого внимания.

– Делать его надо, прилагая усилие, – отважилась я продолжить, – особенно в области поясницы.

– Знаю, – ответил он, – Ангус Мор делает мне массаж по вечерам. – Он покрутил в руках один из сосудов и сказал: – Значит, у вас есть некоторые представления о знахарстве?

– Немного, – осторожно ответила я, опасаясь, как бы он не вздумал расспрашивать меня, что это за набор лекарств.

На бутылочке, которой он коснулся, было написано: «Purles ovis». Кто знает, что это такое! К счастью, Колум поставил сосуд на место и осторожно провел пальцем по пыльному сундуку у стены.

– Давненько сюда никто не заглядывал, – произнес он. – Я велю миссис Фиц, чтобы она послала девушек прибраться, как думаете? – Я приоткрыла дверцу шкафа и закашлялась от поднявшейся пыли.

– Думаю, это было бы кстати, – согласилась я.

На нижней полочке шкафа лежала толстая книга в голубом кожаном переплете. Приподняв ее, я обнаружила томик поменьше, в черном дешевом переплете с изрядно потрепанными уголками.

Томик оказался медицинским журналом Битона – сюда он заносил имена пациентов, записывал их симптомы, название болезней и назначенное лечение. Ничего не скажешь, человек методичный. Одна из записей гласила: «Второе февраля года 1741-го. Сара Грэхем Маккензи, повреждение большого пальца – был зажат колесиком прялки. Прикладывать заваренные листья болотной мяты, делать припарки из равных частей тысячелистника и мышиного ушка, замешенных на очищенной глине». Мышиное ушко? Какая-нибудь трава из тех, что стоят в баночках на полке?

– Зажил ли палец у Сары Маккензи? – спросила я у Колума, листая книжку.

– Сара? – переспросил он и ответил, подумав: – Нет. Полагаю, что нет.

– В самом деле? Что же произошло? Может быть, мне осмотреть ее снова?

Он покачал головой, и мне показалось, что на губах у него заиграла еле заметная мрачная улыбка, чуть тронувшая полные точеные губы.

– Почему? – спросила я. – Разве она покинула замок?

– Можно и так выразиться, – ответил он. – Она умерла.

Улыбка проступила более явно. Он повернулся и пошел по пыльному каменному полу к выходу, а я смотрела ему вслед.

– Хочется надеяться, что вы окажетесь целителем лучше покойного Дэви Битона, миссис Бошан.

В дверях он обернулся и посмотрел на меня с саркастической ухмылкой. Солнечный луч высветил его фигуру.

– Соревнование не из тяжелых: хуже быть трудно, – добавил он и исчез в темноте за дверью.

Я бродила по комнате, разглядывая все, что в ней было. Скорее всего, большей частью тут всякая ерунда, но кое-что может оказаться полезным. Открыв один из ящичков в аптечном шкафу, я ощутила запах камфары – уже неплохо. Я задвинула ящичек и вытерла о платье пыльные пальцы. Наверное, стоит подождать, пока девушки – помощницы миссис Фиц – приберутся здесь, и тогда уже продолжать изучение содержимого.

Я выглянула в коридор. Пусто. Но я не столь наивна, чтобы полагать, будто поблизости никого нет. Я знала, что за мной следят, хотя – то ли по приказу, то ли из тактичности – делают это скрытно и осторожно. Если я шла в сад, меня непременно кто-нибудь сопровождал. Когда я поднималась в свою комнату, то замечала, что у основания лестницы кто-то смотрит, в каком направлении я пошла. Когда мы только-только прибыли в замок, я заметила под навесом укрывшихся от непогоды вооруженных стражников. Нет, мне определенно не удастся покинуть замок легко и незаметно.

Я вздохнула. Наконец-то на короткое время я осталась одна. А мне нравилось хотя бы ненадолго оставаться в одиночестве.

Я еще раз попыталась обдумать все, что произошло со мной с той минуты, как я попала в проход между двух каменных столбов. События развивались с такой скоростью, что у меня практически не оставалось времени поразмыслить – разве что во сне. И вот наконец я одна и ничем не занята. Я отодвинула от стены пыльный сундук и уселась на него, прислонившись спиной к каменной кладке. Потянув руки назад, прикоснулась ладонями к камням весьма солидного размера, из которых была сложена стена. Я трогала их и вспоминала малейшие подробности случившегося в каменном круге.

Кричащие камни – вот последняя деталь моего мира, которая отчетливо запечатлелась в мозгу. Но даже тут у меня возникали сомнения. Крик точно был. Но исходил ли он от самих камней… а если нет, то откуда шел? Я вступила в проход. Был ли он какой-то особенной каменной дверью? Куда она открывалась? Нельзя было ответить на эти вопросы. Какой-то разрыв во времени, потому что я раньше была там, а теперь здесь, и камни – единственная связь между тем и этим.

А еще звуки. Они были приглушенными, но казалось, что раздаются неподалеку, вроде бы они походили на звуки сражения. Полевой госпиталь, где я служила, трижды подвергался артиллерийскому обстрелу. Прекрасно зная, что тонкие стены времянок никого не спасут, врачи все же приказывали всем укрываться внутри вместе с ранеными, и мы прятались по первой тревоге, собирались вместе для храбрости. Но храбрость мало помогает, если над головами свистят снаряды, а рядом рвутся бомбы. Нечто подобное ужасному опыту обстрелов я испытала среди камней хенджа.

Я вдруг осознала, что помню кое-что еще о проходе сквозь камни. Очень немногое. Физическое сопротивление, борьба с неким потоком, с сильным течением. Я определенно боролась с этой безымянной силой, чем бы она ни была. И еще я помнила какие-то изображения. Не цельные картины, нет, просто как будто фрагменты мыслей. Некоторые меня пугали, и я от них отворачивалась, пока… пока «шла». Пробивалась ли я к каким-то иным изображениям? Я помню борьбу на пути к некоей поверхности… Может, я сама выбрала именно это время – как гавань, где можно укрыться от страшного водоворота? Я затрясла головой. Думая обо всем этом, я не могла найти ответов. Все оставалось загадкой, ясно было лишь одно: мне необходимо попасть на холм, где стоят камни.

– Мистрес?

Мягкий шотландский выговор заставил меня поднять голову. Две девушки лет шестнадцати робко попятились назад в коридор. Они были одеты очень просто и обуты в башмаки на деревянной подошве, волосы повязаны домоткаными шарфами. Одна из них – та, что со мной заговорила, – держала в руках щетку и тряпку, вторая – бадью с горячей водой, от которой шел пар. Это помощницы миссис Фиц пришли убраться в кабинете лекаря.

– Мы вас не побеспокоили? – встревоженно спросила одна.

– Нет-нет, – заверила их я. – Я как раз собиралась уходить.

– В полдень вы не пришли пообедать, – сказала другая девушка, – но миссис Фиц попросила передать, что еда для вас в кухне и вы можете туда прийти, как захотите перекусить.

Я выглянула в окно в конце коридора. Солнце и в самом деле уже перевалило за полдень, и я поняла, что проголодалась. Я улыбнулась девушкам:

– Так я и сделаю. Спасибо вам.

Я снова отнесла еду к загону на лужайке, опасаясь, что в противном случае Джейми не съест ни крошки до самого ужина. Сидя на траве и наблюдая за тем, как он ест, я спросила, почему он жил в таких условиях, угонял скот и совершал набеги на границе. Я уже изучила людей, которые приходили в замок из окрестных деревень, да и к обитателям замка присмотрелась, и мне было ясно, что Джейми, во‐первых, имеет благородное происхождение, а во‐вторых, получил образование. Его дом, кратко описанный им, позволял сделать вывод, что он из зажиточной семьи. Почему же он живет так далеко от дома?

– Так я же вне закона, – ответил он, явно удивившись, что я не в курсе. – Англичане дают десять фунтов стерлингов за мою голову. Не так много, как за какого-нибудь разбойника, – добавил он недовольно, – но все-таки больше, чем за карманника.

– И это за оказание сопротивления? – недоверчиво спросила я.

Десять фунтов по местным меркам – полугодовой доход небольшой фермы; мне трудно было представить, что английское правительство выбрало такое крупное вознаграждение за мелочь вроде этой.

– Нет. За убийство.

Я открыла рот от изумления и поперхнулась. Джейми похлопал меня по спине. Наконец я смогла говорить и спросила, запинаясь:

– К-кого вы у-убили?

Он пожал плечами.

– Ну, тут есть небольшая несостыковка. Я не убивал человека, в убийстве которого меня обвинили и объявили вне закона. Но все справедливо, потому что я отправил на тот свет несколько других красномундирников.

Он помолчал и повел плечами – словно потерся спиной о невидимую стену. Я замечала, что он и прежде делал так – например, в мое первое утро в замке, когда я его перевязывала и заметила рубцы у него на спине.

– Это было в Форт-Уильяме. День или два после второй порции хлыста я почти не мог двигаться, из-за ран меня лихорадило. Когда я встал на ноги, мои… друзья решили похитить меня оттуда, они считали, что так будет лучше для меня. Вышло так, что началась перестрелка, в которой убили англичанина – старшего сержанта, и оказалось, что именно он исполнял наказание в первый раз. Но я его не убивал. У меня не было к нему никаких личных претензий, к тому же я был слишком слаб для таких подвигов, хорошо, что в седле удержался.

Губы его сжались в одну тонкую твердую линию.

– Хотя если бы это оказался капитан Рэндолл, уж я бы собрался с силами.

Он снова повел плечами, так что льняная рубашка плотно обтянула спину.

– Вот и все. Именно по этой причине я не ухожу от замка далеко. Здесь, в горах, почти невозможно наткнуться на английский патруль, хотя границу они переходят часто. Есть еще пограничная стража, но эти к замку не приближаются. Колум не нуждается в их услугах, у него своих людей хватает.

Он улыбнулся и взъерошил волосы, так что они встали дыбом – словно иглы дикобраза.

– Я не такой уж неприметный, как видите. Сомневаюсь, что в замке есть осведомители, но в окрестностях, без сомнения, найдутся люди, которые не прочь заработать копеечку, сообщив англичанам, где я скрываюсь, если узнают, кто я такой. – Он улыбнулся мне. – Вы догадались, что я вовсе не Мактавиш?

– А лэрд об этом знает?

– Что я вне закона? Да, Колум знает. Многие люди в горной Шотландии, похоже, знают об этом. Происшествие в Форт-Уильяме вызвало много шума, а новости разносятся быстро. Однако они не знают, что Джейми Мактавиш и есть тот самый человек. Остается надеяться, что на меня не наткнется кто-то из тех людей, которые встречались со мной, когда я жил под своим настоящим именем.

Волосы его все еще торчали в беспорядке. Мне вдруг захотелось пригладить их, но я сдержалась.

– Почему вы так коротко стрижете волосы? – неожиданно для себя спросила я и покраснела. – Простите, это совсем меня не касается, просто я заметила, что другие мужчины здесь носят длинные…

Он провел рукой по голове и ненадолго задумался.

– У меня они тоже были длинные, как положено. Теперь они короткие, потому что монахи выбрили мне затылок и надо подождать несколько месяцев, пока волосы отрастут.

Он наклонил голову на грудь и предложил посмотреть на его затылок:

– Видите?

Раздвинув густые волосы, я увидела слегка выпуклый рубец от недавней раны длиной примерно в шесть дюймов и аккуратно провела по нему пальцем. Рану лечили и при этом накладывали швы; тот, кто этим занимался, знал свое дело, – судя по форме, края свежей раны расходились широко, и кровотечение было обильным.

– У вас бывают головные боли? – спросила я по профессиональной привычке.

Джейми выпрямился, снова поправил растрепавшиеся волосы. Кивнул.

– Иногда, но теперь уже не такие сильные. Месяц или даже больше после того, как это случилось, я не мог видеть, и меня мучили дикие боли. Когда ко мне вернулось зрение, головные боли начали ослабевать.

Он несколько раз моргнул, как бы проверяя, хорошо ли видит.

– В глазах иногда будто туман, – объяснил он, – если сильно устану. Предметы расплываются по периферии.

– Как вы еще живы остались! – сказала я. – У вас, должно быть, очень крепкий череп.

– Что есть, то есть. Широкая кость, как утверждает моя сестра.

Мы оба рассмеялись.

– Как это случилось?

Он нахмурился, и на лице появилось выражение неуверенности.

– Хороший вопрос, – медленно проговорил он. – Я ничего не помню. Мы были вместе с ребятами из Лох-Лаггана у перевала Корриайэрек. Помню, я начал подниматься вверх по холму через чащу, помню, как укололся шипом падуба и подумал, что капли крови напоминают красные ягоды. Следующее мое воспоминание относится уже к монастырю Святой Анны во Франции, где я очнулся. В аббатстве Святой Анны де Бопре голова у меня гудела, словно колокол, и кто-то – видеть я не мог – подал мне холодной воды.

Он потер рукой затылок – как будто рана еще беспокоила его.

– Иногда мне кажется, я помню какие-то мелочи: лампу над головой, она раскачивается… что-то сладкое и масляное на губах… кто-то со мной говорит… Но все это будто не по-настоящему. Я знаю, что монахи давали мне опиум, и я почти все время спал.

Он прижал пальцами опущенные веки.

– Был сон, который все время повторялся. Три корня растут у меня в голове, толстые, корявые, они прорастают сквозь глаза, опускаются в горло, чтобы задушить меня. Сон тянулся бесконечно, корни извивались и становились все длиннее, шире. В конце концов они становились такими большими, что раскалывали мой череп, и я просыпался от звука ломающихся костей. – Он поморщился. – Такой влажный треск – словно выстрелы под водой.

– Ох!

Внезапно на нас упала чья-то тень, и нога в сапоге ткнула Джейми в ребро.

– Ленивый молодой пройдоха, – без всякого раздражения бросил незнакомец, – сидит и лопает тут, а лошади бегают где попало. А что, если молодая кобыла сломает ногу, а?

– А что, если я умираю от голода, Алек? – ответил Джейми. – Ты тоже поешь, тут всем хватит.

Он взял кусок сыра и вложил его в искореженные ревматизмом пальцы мужчины. Пальцы не без усилия сомкнулись на куске, а их обладатель уселся на траву.

С неожиданным изяществом Джейми представил мне Алека Макмахона Маккензи, конюшего замка Леох.

Приземистый, одетый в кожаные штаны и грубую рубаху, конюший выглядел спокойным и уверенным, и мне подумалось, что он в состоянии укротить самого непокорного жеребца. У Алека был только один глаз, второй закрывала черная повязка. Как бы компенсируя этот изъян, его седые, сросшиеся на переносице брови обладали невероятной густотой, их удивительно длинные волоски постоянно угрожающе шевелились, напоминая усики-антенны некоторых насекомых.

Старина Алек (именно так обращался к нему Джейми – должно быть, чтобы не путать их с моим гидом, юным Алеком) небрежно кивнул мне и тотчас забыл о моем существовании, сосредоточив свое внимание в одинаковых долях на еде и наблюдении за тремя молодыми лошадками на лугу, которые яростно отмахивались хвостами от мух. Я быстро потеряла интерес к их долгой дискуссии о родословной нескольких лошадей (не тех, что паслись на лугу), о секретах разведения чистопородных скакунов, накопившихся за последние несколько лет, а также о непостижимых для меня особенностях лошадиной конституции – сухожилиях, холках, крупах и тому подобных анатомических частях. Я различала у лошадей нос, хвост и уши, прочие тонкости были мне недоступны.

Откинувшись назад, я оперлась на локти и грелась на солнышке. Этот день казался здесь, на лугу, на удивление мирным, все шло своим путем, безмятежно, суета и печали человеческой жизни остались где-то за скобками. Быть может, такой вот мир обретаешь на лоне природы, вдали от домов с постоянным снованием и мельтешением. А может, мне так показалось после работы в огороде, где я ощущала тихое чувство радости от работы с растениями, удовлетворение от того, что я помогаю им расти. Вероятно, сыграло свою роль и то, что для меня нашлось дело, что я больше не буду бродить по замку неприкаянной тенью, словно случайная каракуля на пергаменте.

Несмотря на то что я не принимала участия в беседе на лошадиные темы, здесь, на лугу, я не чувствовала себя лишней. Старина Алек воспринимал меня как деталь ландшафта, Джейми, который время от времени бросал в мою сторону взгляд, тоже, в целом, не был озадачен моим присутствием, особенно после того как они перешли на гэльский с его скользящими ритмами, – верный признак того, что шотландец увлекся разговором не на шутку. Я, разумеется, ничего не понимала, но их речи успокаивали меня, как успокаивает жужжание пчел над цветущим вереском. Удивительно умиротворенная и к тому же сонная, я отбросила все мысли о Колуме и его непростой натуре, о моем двусмысленном положении и прочих неприятных вещах. «Довольно для каждого дня своей заботы», – всплыла уже в полусне из каких-то закоулков памяти строка из Евангелия[10]10
  От Матфея, 6:34.


[Закрыть].

Некоторое время спустя я проснулась – то ли потому, что набежали облака и потянуло холодом, то ли оттого, что изменился тон мужчин. Они снова перешли на английский и говорили о чем-то серьезном, совсем не так, как болтали о лошадях.

– До собрания осталась всего неделя, – произнес Алек. – Ты, паренек, уже решил, что будешь делать?

Джейми вздохнул.

– Нет, Алек, не решил. То одно выберу, то передумаю снова. Конечно, мне нравится работать здесь с тобой и с лошадьми. – В голосе у него звучала улыбка, но эта веселость исчезла, когда он продолжил: – К тому же Колум обещал мне… ну, ты знаешь об этом. Но поцеловать железо и принять имя Маккензи и изменить всему, что принадлежит мне по праву рождения? Нет, даже думать не желаю.

– Ты такой же упрямец, как твой отец, – проворчал Алек, но в его голосе прозвучало одобрение. – Во всем на него похож, только ростом выше и волосы светлые – в материнскую родню.

– Ты его знал? – с интересом спросил Джейми.

– Знал не очень хорошо, но слышал много. Я ведь здесь, в Леохе, появился как раз перед тем, как твои родители поженились. Послушать разговоры Колума и Дугала о твоем отце, так подумаешь, он сам дьявол. А матушка твоя ни дать ни взять прямо Дева Мария, которую он уволок прямиком в пекло.

Джейми рассмеялся:

– И я похож на него, да?

– Один к одному, парень. Я ведь знаю, что тебе это поперек горла – быть человеком Колума. Но тут есть о чем поразмыслить, согласен? Скажем, дойдет до борьбы за Стюартов, и Дугал все сделает по-своему. Если ты правильно выберешь сторону в этой драке, то получишь назад и землю, и кое-что еще в придачу, что бы там ни делал Колум.

Джейми ответил междометием, которое я про себя успела окрестить «шотландским фырканьем» – некий неопределенный звук, который возникал где-то в гортани и мог означать что угодно. В данном случае он, на мой взгляд, выражал сомнение в вероятности нужного исхода.

– Да, – проговорил он, – а что, если Дугалу не удастся сделать по-своему? Или если удача будет не на стороне Стюартов?

Алек издал то же самое междометие, прежде чем заговорить:

– Тогда останешься здесь, паренек. Станешь конюшим вместо меня. Мне скоро пора на покой, а ты лучше всех, кого я знаю, управляешься с лошадьми.

Джейми польщенно хмыкнул в знак того, что комплимент ценит очень высоко. Алек не обратил внимания на реакцию Джейми и продолжил:

– Маккензи тебе родня, так что кровь свою ты не предашь. К тому же есть и еще кое-что, вернее, кое-кто… – В голосе у Алека появились дразнящие нотки: – Например, мисс Лаогера, а?

В ответ послышалось шотландское междометие, на этот раз выражавшее смущение.

– Ладно тебе, парень, никто не станет принимать побои вместо девушки, к которой он равнодушен. Ты же знаешь, что ее отец не позволит ей выйти замуж за человека из другого клана.

– Она совсем молоденькая, Алек, я ее просто пожалел, – объяснил Джейми. – Только это и ничего больше, уверяю тебя.

Алек насмешливо фыркнул и разразился целой речью:

– Расскажи это лучше амбарной двери, парень, может, у нее хватит мозгов тебе поверить. Ладно, пускай даже не Лаогера – хотя она далеко не худший вариант. Но жену можно найти очень интересную, если бы у тебя водились деньги и было достойное будущее, если бы ты мог со временем занять место Колума. Сможешь выбрать любую, ежели она первая тебя не выберет! – Алек издал короткий и странный смешок, свойственный людям, которые редко смеются. – Будут слетаться как пчелы на мед, парень! Девушки и так вздыхают по тебе, хоть ты без гроша и без имени, уж я-то знаю! Даже англичанка не может от тебя оторваться, хоть и едва овдовела!

Желая остановить поток неприятных личных комментариев, я решила, что мне пора официально проснуться. Я потянулась, зевнула и села, старательно протирая глаза, чтобы не смотреть на своих собеседников.

– Ммм, я, похоже, задремала, – сказала я, сонно моргая.

Джейми, у которого покраснели уши, слишком сосредоточенно принялся собирать остатки еды. Старина Алек уставился на меня с таким выражением, словно впервые заметил.

– А вы интересуетесь лошадками, барышня? – спросил он.

В нынешних обстоятельствах я, разумеется, не могла ответить отрицательно. Согласившись с тем, что лошади очень занимательны, я обрекла себя на подробное описание достоинств молодой кобылки в загоне, которая сейчас безмятежно дремала, изредка взмахивая хвостом, чтобы отогнать случайную муху.

– Приходите, барышня, полюбоваться на них, когда вам вздумается, – заключил свое повествование Алек, – только не подходите слишком близко, чтобы не отвлекать. Они должны работать.

Это был недвусмысленный намек на мое затянувшееся присутствие, но я помнила о главной причине своего прихода.

– В следующий раз буду осторожнее, – пообещала я. – Но до возвращения в замок я должна осмотреть плечо Джейми и снять повязку.

Алек кивнул с пониманием, но, к моему удивлению, Джейми отказался от осмотра и направился в загон.

– Это может подождать, барышня, – обернувшись, сказал он. – Сегодня у меня еще много работы. Может, попозже, после ужина?

Мне это показалось тем более странным, что до сих пор он не спешил возвращаться к работе. Но я, конечно же, не могла навязывать ему свою заботу, если он этого не хотел. Я пожала плечами, согласилась встретиться с ним после ужина и пошла по дорожке на холм, к замку.

Я шла и думала о форме шрама на голове у Джейми. То была не прямая линия, которую оставил бы английский плоский меч. Рубец был изогнутый, словно нанесенный кривым оружием. Боевая секира? Но насколько я знала, такие секиры носили только члены шотландских кланов.

Я пошла дальше, но вдруг мне пришла в голову еще одна мысль: для молодого человека в бегах, у которого есть неизвестные враги, Джейми был до странности доверителен с чужим человеком.

Я отнесла корзинку в кухню и вернулась в кабинет покойного Битона, вычищенный до блеска энергичными помощницами миссис Фиц. Бутыльки на полках сияли даже в тусклом свете из окна.

Именно со шкафа и стоило начать инвентаризацию и выяснить, какие медикаменты и травы уже есть под рукой. Накануне вечером я немного полистала прихваченную в кабинете книгу в голубом кожаном переплете. Книга оказалась «Справочником и путеводителем врача» и содержала список рецептов с подробным описанием ингредиентов для лечения разнообразных симптомов и недомоганий. В книге было несколько разделов: «Рвотные средства и лекарственные кашки», «Таблетки и пилюли», «Пластыри и их употребление», «Декокты и настои», а также весьма обширный раздел, несколько зловеще обозначенный одним словом: «Слабительное».

Углубившись в чтение, я поняла главную причину непопулярности Дэви Битона как целителя. «При головной боли, – гласил один рецепт, – возьмите кусочек конского навоза, тщательно высушите его, разотрите в порошок и, размешав с теплым элем, выпейте целиком». Через несколько страниц: «Отвар, приготовленный из корней чистотела, куркумы и сока двух сотен слэтерс (слово поставило меня в тупик!), – лучшее средство от желтухи». Я закрыла книгу, удивляясь тому, что значительное число пациентов покойного доктора не только выжили, употребляя прописанные средства, но даже выздоровели.

На самом видном месте стоял большой кувшин коричневого стекла, содержавший несколько подозрительных шаров. Начитавшись рецептов, я стала размышлять, что бы это могло быть. Повернув кувшин, обнаружила на нем этикетку и с торжеством детектива прочла: «Конский навоз». Полагая, что подобная субстанция с течением времени не начинает лучше пахнуть, осторожно отставила кувшин в сторону, не открывая его.

Последующее расследование показало, что Purles ovis есть не что иное, как латинское обозначение подобной же субстанции, но за авторством овец. «Мышиное ушко» оказалось материей животного происхождения, а не растительного, как я предположила вначале; с некоторым содроганием отодвинула от себя бутылочку, полную высушенных крохотных розовых ушек.

Я продолжала недоумевать по поводу загадочных «слэтерс», это слово встречалось в нескольких вариантах – «слэтерс», «слеттерс» и «слэтирс»; по-видимому, то был важный ингредиент многих снадобий, и я обрадовалась, когда в руки мне попала заткнутая пробкой бутылочка с соответствующей надписью. Она была заполнена до половины чем-то похожим на маленькие серые пилюли. Диаметром они были не более четверти дюйма и такие идеально круглые, что я восхитилась искусством Битона. Я поднесла бутылочку поближе к глазам, подивившись тому, что она очень уж легкая. Тут я разглядела на каждой «пилюле» тоненькие бороздки и микроскопические ножки, сжатые в центре в один пучок. Я поспешно поставила бутылочку на стол, вытерла руки о передник и мысленно внесла в список открытий еще один пункт: написано «слэтерс» – читай «мокрицы».